Текст книги "Мой возлюбленный негодяй"

Айрис ДЖОАНСЕН
МОЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ НЕГОДЯЙ

1.

16 февраля 1809 года

Таленка, Монтавия, Балканы

Она опоздала!

Только лунный свет и холодный ветер струились сквозь огромное круглое отверстие под потолком храма. Радужное сияющее великолепие погасло, превратившись в мертвую груду осколков, усеявших пол.

Окно в Поднебесье разбито!

Марианна бессильно прислонилась к стене, в ужасе взирая на картину разорения. В этот момент она забыла о том, что привело ее сюда, забыла о Джедаларе и об обещании, данном матери. Чувство горечи и гнева переполняло ее сердце. Зачем эта бессмысленная жестокость? Кому понадобилось уничтожать такую красоту? Они отняли у нее все самое дорогое. Окно в Поднебесье было последним напоминанием о прежней счастливой жизни. Теперь погибло и оно.

– Марианна! – Голос брата вырвал ее из оцепенения. – Кажется, я их слышу! – Алекс в страхе вцепился в ее руку.

Она застыла, прислушиваясь, тревожно ловя посторонние звуки. Но ничего не было слышно: только ветер свистел в опустевших зданиях города. Марианна напряженно вглядывалась в темноту, туда, где когда-то был город Таленка. Она по-прежнему ничего не слышала, но у Алекса слух лучше, чем у нее.

– Ты уверен?

– Нет, но мне кажется. – Он склонил голову набок. – Да!

Им не следовало сюда возвращаться, в смятении подумала Марианна. Мама не знала, насколько это опасно. В городе в любую минуту могут появиться солдаты герцога, их схватят, и тогда… Она не имеет права рисковать жизнью Алекса. Господь свидетель, уж его-то она им не отдаст!

Она захлопнула тяжелую дверь с бронзовыми гвоздями и поспешно потащила Алекса по проходу между скамьями – к алтарю. По дороге она несколько раз споткнулась о сломанные железные подсвечники и толстые белые свечи, рассыпавшиеся по мраморному полу. Солдаты, отступая, уничтожали все, что попадалось им на пути. И здесь, в церкви, все мало-мальски ценное было или украдено, или разрушено. Золотое распятие, которое когда-то украшало стену под Окном в Поднебесье, исчезло. Статуя, изображавшая Марию с младенцем, слева от алтаря, была сброшена с пьедестала.

– Лошади, – прошептал Алекс. Теперь она тоже их слышала. В ночной тишине звонко разносился стук подков по булыжнику.

– Они нас не найдут. – Марианна пыталась успокоить брата, но голос ее чуть заметно дрожал. – Никто не видел, как мы вошли сюда.

Затащив Алекса за колонну у алтаря, она присела на корточки рядом с ним и съежилась, стараясь казаться как можно незаметней.

– Но на всякий случай притаимся здесь и подождем, пока они уйдут.

Алекс вздрогнул и придвинулся к ней.

– А если они все-таки сюда войдут?

– Не войдут. – Она обхватила его за плечи. Как он похудел за последнюю неделю, – встревожено подумала она, – и кашляет целыми днями». Жалких кусочков, которые ей удавалось находить в заброшенных сельских домах, едва хватало на то, чтобы не умереть с голода.

– А если все-таки они войдут? – снова настойчиво повторил Алекс.

Боже, до чего он упорный!

– Успокойся! Я же сказала, что они не… Марианна замолчала. Кто может знать, что придет на ум солдатам герцога? Трудно предположить, что у них возникнет желание помолиться, но они могут снова вернуться сюда, чтобы грабить и жечь.

– Если они войдут, мы спрячемся тут в темноте и будем сидеть тихо-тихо, так что они нас не заметят. Ты сможешь сидеть тихо?

Он кивнул, покрепче прижавшись к ней.

– Мне холодно, Марианна.

– Знаю. Как только мы услышим, что они уезжают, мы поищем убежище для ночлега.

– А огонь мы разведем? Она покачала головой.

– Ты же знаешь, что это опасно. Но, может быть, мы сумеем найти тебе одеяло.

– И для тебя тоже.

Он улыбнулся ей. Улыбка получилась не очень уверенная, но на мгновение она озарила его лицо тем ангельским светом, который маме так хорошо удалось передать в ее последней работе. Эта была его первая улыбка с той ночи, когда…

Воспоминание обожгло ее. Но Марианна лишь крепче прижала к себе худенькое тело Алекса, стараясь отогнать страшные мысли. Она не должна вспоминать о той ночи и обо всем, что случилось потом. Это отнимает у нее силы, а она обязана оставаться сильной – ради Алекса.

– И для меня одеяло. – Ей хотелось бы наклониться к нему и поцеловать, но в свои четыре года Алекс считал себя уже достаточно взрослым и не терпел подобных проявлений нежности. – Как только они уедут отсюда.

Но они не уезжали. Они приближались. Она услышала стук копыт у самой церкви. И голоса мужчин: они переговаривались и смеялись.

С отчаянно бьющимся сердцем она замерла, сжимая в объятиях Алекса.

Только бы они ушли, отчаянно молилась она. Святая Дева, сделай так, чтобы они ушли отсюда!

На каменных ступеньках раздались тяжелые шаги.

У нее больно сжалось сердце.

– Марианна?

– Ш-ш! – Она зажала Алексу рот.

Заскрипела отворяющаяся дверь. Вот вам и польза молитвы! Теперь она должна поступать так, как учила мама, и полагаться только на себя.

Мама.

Боль сжала ее сердце. К глазам подступили слезы, так что она едва могла рассмотреть мужчину, остановившегося в дверях.

«Не смей плакать!» – яростно приказала она себе. Слезы – это для слабых. А ей надо быть сильной.

Мужчина быстро шел по проходу между церковных скамей. Он был высокий, очень высокий и шагал размашисто и решительно. Черный плащ развевался у него за спиной, словно крылья огромного коршуна. Одет он был не так, как одевались люди герцога, но это еще не значило, что он ей не враг. Марианна с облегчением заметила, что в церковь он вошел один, оставив своих спутников на улице. У нее больше шансов справиться с одним человеком.

Он споткнулся в темноте и чертыхнулся. Марианна почувствовала, как судорожно вздрогнули плечи Алекса под ее ладонью, В ту ночь он слышал много проклятий, смеха и криков. Она заслоняла его собой, чтобы он ничего не увидел, но не в ее силах было помешать ему слышать. Вот и сейчас она только Крепче сжала худенькую руку брата, безмолвно стараясь успокоить его.

Мужчина снова споткнулся, а потом остановился, нагнулся и поднял что-то с пола. Через несколько минут загорелось крошечное пламя: он зажег свечу, которую нашел на полу.

Марианна бесшумно отступила подальше в тень, вглядываясь во врага, стараясь угадать его слабое место.

Темные волосы, схваченные позади лентой, узкое лицо, блеск зеленых глаз.

Незнакомец осветил пространство над алтарем и увидел зияющее отверстие, которое когда-то было Окном в Поднебесье. Рука его с силой сжала свечу, лицо исказилось страшной яростью.

– Черт подери! – Нога в сапоге отбросила рассыпавшиеся по полу осколки разноцветного стекла. – К черту в преисподнюю!

Он чертыхался по-английски! Наверное, он англичанин, как ее папа, – но Марианна никогда не видела отца в такой ярости.

Алекс всхлипнул.

Мужчина напряженно замер:

– Кто здесь?

Он смотрит в их сторону! Марианна пыталась быстро сообразить, что делать, справиться с тошнотворным страхом, поднимающимся в груди. Если он их увидит, они превратятся в беспомощную добычу. Их единственное оружие – неожиданность.

– Оставайся здесь! – шепнула она. – Жди! Толкнув Алекса подальше в тень, она бросилась вперед, прямо на незнакомца.

– Какого дья… Ох!

Она стукнула его головой в грудь, и у него перехватило дыхание. Пользуясь его замешательством, Марианна схватила с пола железный канделябр и резко ударила его между ног. Охнув, он сложился пополам от боли.

– Алекс! Сюда! – позвала она.

Алекс моментально оказался рядом. Она схватила его за руку и побежала по проходу. Но не успели они добраться до двери, как, споткнувшись обо что-то, она тяжело рухнула на пол. Незнакомец, сбивший ее с ног, навалился сверху, крепко прижимая ее спиной к каменным плитам. Бесполезно. Она так же беспомощна, как мама.

– Нет!

Марианна отчаянно вырывалась.

– Лежи тихо, будь ты проклята! Алекс бросился на мужчину сзади, обхватив ручонками его шею.

– Беги, Алекс! – крикнула Марианна. – Беги! Она почувствовала, как нависший над ней мужчина замер.

– Бог мой! – пробормотал он и с отвращением добавил: – Дети!

Вскочив на ноги, он отшвырнул от себя Алекса. Марианна поспешно встала на колени, стараясь дотянуться до канделябра, который выпал у нее из рук при падении.

– Марианна!

Подняв глаза, она увидела, что незнакомец держит в руках вырывающегося Алекса. Она бросилась на него, размахивая канделябром, но он моментально поднял малыша, заслонившись им как щитом.

– Ну нет, больше этот номер не пройдет, – мрачно сказал он, на этот раз по-монтавски. – Я не позволю еще раз меня ударить. Мне эта часть тела еще пригодится: евнухом стать не собираюсь.

Как и все мужчины. Как жаль, что у нее нет сабли, – она все-таки сделала бы его евнухом.

– Отпустите ребенка! – яростно потребовала она.

– Всему свое время. – Наверное, он очень силен, он держит Алекса легко, как пушинку. – Сначала ты дашь слово больше не нападать на меня.

– Отпустите его!

– Или?

– Или я придумаю, как снова сделать вам больно.

– Ах, еще угроза. Для такой юной девушки ты слишком самоуверенна.

Она сделала шаг вперед.

Он напрягся, подозрительно наблюдая за железным оружием в ее руках.

– Не подходи. – Когда она остановилась, он немного расслабился. – Или ты не знаешь, что условия всегда диктует сильнейший? Похоже, я захватил предмет, который ты высоко ценишь. – Он попятился на несколько шагов. – Он очень маленький, правда? Маленькие дети обычно боятся боли.

Ужас сковал все ее существо.

– Я убью вас, если вы…

– Я не собираюсь причинять ему вреда, – прервал он ее. – Если только ты сама меня к этому не вынудишь.

Она внимательно посмотрела на незнакомца. Его густые темные волосы теперь выбились из-под ленты и обрамляли узкое лицо, состоявшее, казалось, только из острых линий и впадин. Прямые черные брови поднимались над удивительными зелеными глазами, нос напоминал орлиный клюв. Это было суровое лицо. твердое, как гранит, – лицо человека, который умеет быть жестоким.

– Ответь на мои вопросы, и я отпущу этого молодого человека, – сказал он. – Могу успокоить тебя: я обычно не воюю с детьми.

Она ему не доверяла, но что она могла поделать?

– Что вы хотите знать?

– Почему вы оказались здесь? Она лихорадочно подыскивала слова, стараясь. чтобы ее ответ выглядел правдоподобно.

– Холодно, нам нужно было где-нибудь укрыться на ночь.

– Здесь не слишком хорошее укрытие – окно разбито. – Этот странный человек не спускал с нее глаз, стараясь прочесть выражение ее лица. Он не поверил, с отчаянием поняла Марианна. Она никогда не умела убедительно лгать. Пристально глядя на нее, он продолжал допрос: – Может быть, ты воровка? Может быть, ты пришла посмотреть, что тут можно украсть?

– Марианна не воровка! – воинственно сказал Алекс. – Она только хотела посмотреть на Окно, но его разбили. Она никогда бы…

– Молчи, Алекс, – резко прервала она мальчика. Конечно, Алекс не виноват: он просто защищал ее, не понимая, как опасно любое упоминание о Джедаларе.

– Окно? – Он оглянулся через плечо. – Да, черт возьми, оно разбито. – Страшный гнев снова исказил его лицо. – Ублюдки! Мне нужно было это Окно!

Ему нужно Окно в Поднебесье. Значит, он – один из них.

– Кто… кто вы такой?

Прищурившись, он посмотрел ей в лицо:

– Не Мефистофель, как ты, кажется, решила. А кто я такой, по-твоему?

Она облизала внезапно пересохшие губы:

– По-моему, вы из людей герцога Неброва.

– Я не из чьих людей. – Он сжал губы. – И уж конечно, не из людей этого подонка. Я не… Ох!

Алекс впился зубами в его руку.

Марианна напряглась, готовая броситься на незнакомца, если он посмеет ударить ребенка.

Но, к ее удивлению, мужчина спокойно высвободил руку и насмешливо произнес:

– Похоже, щенок тоже отчаянный.

– Он боится. Отпустите его.

– Я готов пойти на сделку. Я поставлю его на землю, если ты пообещаешь не убегать.

Кажется, он действительно не любит герцога, но это еще не значит, что он не враг. Ему нужно было Окно.

– Отпустите его и позвольте мальчику уйти, а я даю слово, что не убегу.

– Но тогда у меня не будет щита. Она презрительно пожала плечами:

– Если вы так боитесь меня… Губы его чуть заметно дрогнули, но он спокойно сказал:

– Идет. Думаю, я смогу защититься от одной маленькой девчушки. Брось свое оружие.

Поколебавшись, она выпустила из рук канделябр, и он со звоном упал на каменные плиты.

– Хорошо. Твое обещание? Она предпочла бы обойтись без всяких обещаний, но если он так настаивает…

– Я сдержу свое слово, – неохотно сказала она и быстро добавила: – Если не увижу, что Алексу грозит опасность.

Незнакомец поставил мальчика на пол.

– Ребенку ничего не грозит.

Если бы это было так! Здесь повсюду опасности, и она должна быть готова их встретить. Марианна повернулась к брату:

– Выходи в сад и дожидайся меня там. Алекс настороженно смотрел на незнакомца:

– Я не хочу идти без тебя.

Марианне тоже не хотелось, чтобы Алекс уходил. Ночь выдалась холодная, а он и без того продрог и кашляет. И к тому же неизвестно, сколько этот англичанин ее здесь продержит. Но у нее не было выбора. Алекса надо отослать подальше. Она сняла с себя шерстяную шаль и закутала мальчика.

– Не беспокойся, все будет хорошо. – Она легонько подтолкнула его. – Я скоро к тебе приду.

Алекс хотел еще что-то возразить, но, встретив строгий взгляд Марианны, повернулся и побежал к небольшой двери слева от алтаря.

Она осталась наедине с незнакомцем.

Мама…

Что, если он сделает с ней то же, что те сделали с ее матерью? Ледяная рука сжала ее сердце. С расширившимися от ужаса глазами она медленно повернулась лицом к мужчине.

– Ты отпустила моего заложника! – насмешливо проговорил незнакомец. Подняв один из канделябров, он нашел свечу, выпавшую у него из рук, когда Марианна на него налетела, и снова зажег огонь. – Без него я чувствую себя не так уверенно. Надеюсь, ты не вздумаешь снова… Какого дьявола ты так трясешься?

– Я не трясусь. – Ее глаза вызывающе сверкнули. – Я вовсе не боюсь вас.

Она не просто боится, понял он, глядя в побледневшее лицо девушки, она в ужасе. Что ж, тем легче будет заставить ее говорить – страх развяжет ей язык. И в то же время он почувствовал что-то вроде невольного уважения – такая юная и хрупкая и так отчаянно пытается скрыть свою слабость. Ему вдруг захотелось пощадить ее гордость.

– А я и не говорю, что боишься. Ты, наверное, замерзла. Ты ведь отдала мальчику свою шаль. – Он снял с себя плащ. – Подойди, я тебя закутаю.

Она посмотрела на плащ, словно это наставленное на нее острие шпаги.

– Я не буду сопротивляться, но вы должны дать мне слово, что после не убьете меня. Я нужна Алексу.

– После чего? – В его голосе слышалось недоумение. Прищурившись, он всмотрелся в ее лицо – и вдруг понял. – Ты думаешь, что я собираюсь тебя изнасиловать?

– Все мужчины так поступают с женщинами.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцатый.

– Ты выглядишь моложе.

В свободной оборванной блузке и юбке ее тело казалось таким хрупким, лишенным женственных округлостей. как тело ребенка. Она была тонкокостная, изящная, почти болезненно худенькая. Светлые волосы, заплетенные в длинную косу, еще больше усиливали ее сходство с маленькой девочкой. Одна щека была чем-то вымазана.

Марианна бросила на него презрительный взгляд:

– Какая разница, сколько мне лет? Я женщина, а мужчин интересует только это. На все остальное им наплевать.

В ее голосе слышалась умудренность взрослого, много пережившего человека, и его вдруг кольнула острая жалость.

– С тобой это уже случалось?

– Со мной – нет.

В глазах девушки мелькнула боль, и он понял, что нечаянно коснулся незажившей раны.

– И сейчас не случится, – сурово проговорил он. – Я не чуждаюсь разврата, но детей не насилую.

Но она уже не ребенок. Яркие голубые глаза смотрели на него не по-детски серьезно, губы были плотно сжаты, на лице застыло страдание. Он подумал, каким прекрасным могло бы стать это нежное лицо, осветись оно радостной улыбкой, как широко распахнулись бы сияющие глаза… Но увы! В объятой войной стране дети взрослеют быстро. Он видел такие же лица у детей в городках и деревнях на границе с Кассаном.

– Где твои родители?

Она ответила не сразу. Ответ ее прозвучал так тихо, что он еле его расслышал.

– Умерли.

– Когда?

– Папа умер два года назад.

– А твоя мать? Она покачала головой:

– Я… не хочу рассказывать.

– Как умерла твоя мать? – повторил он.

– Герцог.

Вот откуда эта рана в ее душе. Вот почему в каждом мужчине она видит врага.

– Герцог Небров?

Она кивнула.

Это его не удивило. Больше года тому назад обладавший огромной властью герцог Небров поднял восстание против своего брата, короля Иозефа. Силы сражающихся были примерно равны, но наконец после долгой и яростной борьбы герцог вынужден был признать свое поражение и отступил. Ослабленные и измученные королевские войска не могли преследовать Неброва на его собственных землях, где он теперь зализывал раны – и наверняка собирал новую армию. Отступая, герцог уничтожал все на своем пути, разрешая своим людям грабить и насиловать сколько их душе угодно. Вся Монтавия лежала в руинах: города и деревушки были выжжены и опустошены, их жители убиты или замучены.

– Твою мать убил один из людей герцога? Она покачала головой.

– Герцог, – прошептала она, глядя прямо перед собой, словно эта сцена и сейчас была перед нею. – Это сделал он сам.

– Сам герцог? Ты уверена?

А вот это уже необычно. Зарек Небров – жестокий убийца, но его ярость обычно бывает холодной и управляемой. Он редко позволяет себе удовольствие проливать кровь без особой на то причины.

– Он пришел к нам домой, и он… Я уверена. – Она содрогнулась. – Мама успела сказать мне, кто это был… Она видела его раньше. Он… надругался над ней… а потом убил.

– Почему? Она не ответила.

– Почему? – повторил он настойчиво.

– Я сказала вам все, что знаю, – неуверенно проговорила она и робко добавила: – Может быть, вы позволите мне теперь уйти?

Господи, он чувствует себя таким же безжалостным негодяем, как Небров. Зачем он мучает девочку? Ему следовало бы сейчас позвать Грегора и приказать, чтобы кто-нибудь из их людей отыскал ее ближайших родственников и отвел туда этих детей. Но он понимал, что должен выяснить еще кое-что. Мальчишка проговорился, что они пришли сюда посмотреть на Окно. И хотя она упорно не говорит ему всей правды, из ее сбивчивого рассказа ясно, что ее мать пытали, прежде чем убить. А Небров никогда не делает ничего без причины.

– Нет, тебе нельзя уйти. – Он снова протянул ей свой плащ. – Надень это, и ты сразу согреешься. – Тон его оставался по-прежнему жестким, но, чтобы не пугать ее еще больше, он отошел на несколько шагов и уселся на скамью поодаль. Стоя он чувствовал себя великаном рядом с ее тоненькой хрупкой фигуркой. – Ты сказала мне не все.

– Я больше не буду об этом говорить, – дрожащим голосом произнесла она. – Что бы вы со мной ни делали.

Это мучительное воспоминание, наверное, ее самое слабое место, и если умело использовать его… Но он никогда не был способен ударить беззащитного.

– Останься, – устало отозвался он. – Я обещаю, что больше не буду заводить разговор на эту тему.

Она колебалась, вглядываясь в его лицо. Потом нерешительно взяла у него плащ и накинула себе на плечи, но садиться не стала.

– Почему вы хотите, чтобы я осталась?

– Сам не понимаю. – Наверное, он просто теряет здесь время. Теперь, когда он знает, что Окно разбито, ему остается только встретиться с Янусом, чтобы он передал эту весть в Кассан. А потом можно попытаться отыскать в Самде кого-нибудь из Погини. Даже если эта сиротка что-то и скрывает от него, то ведь Окно-то, черт подери, разбито! Но неотвязная мысль не давала ему покоя: что, если Неброву удалось узнать что-то, чего не знает он сам. Его взгляд снова вернулся к зияющему отверстию, окруженному неровными осколками стекла. – А странно, что мы оба попали в это место одновременно. Ты веришь в Судьбу?

– Нет.

– А я верю. Предки моей матери были родом с Востока, – наверно, вера в рок передалась мне с материнским молоком. – Он не отводил взгляда от пустой глазницы Окна. – Город разграблен и пуст, сюда в любой момент могут вернуться люди герцога, вы с братом оборванны и голодны, и все же ты выбрала именно этот момент, чтобы прийти посмотреть на Окно? Почему?

– А вы почему сюда пришли? – парировала она.

– Я хотел его приобрести. Я слышал, что оно великолепно, и решил увезти его к себе домой. – Вы хотели украсть его.

Он нетерпеливо пожал плечами:

– Какая разница!

– Вы хотели украсть его, – непримиримо повторила она.

– Ну хорошо, пусть будет по-твоему, я хотел украсть его. – Он встретился с ней взглядом. – Ну а теперь – почему ты пришла сюда?

Она отвела глаза. Господи, ну почему она не умеет лгать!

– Мне надо было увидеть, по-прежнему ли оно здесь.

– Зачем?

Она не ответила.

– Тебе разумнее было бы мне ответить. Она вызывающе взглянула на него и презрительным тоном повторила его собственные слова:

– О, я слышала, что оно великолепно, и решила увезти его к себе домой.

Храбрая девчушка. Испугана – и все же не сдается. В душе он восхищался ее отвагой, но, стараясь не показать этого, проговорил как можно равнодушнее:

– Может, мне выйти в сад и привести твоего брата? Я уверен, что он скажет мне, почему вы оказались здесь.

– Оставьте его в покое!

– Тогда скажи мне правду. Она выпалила:

– Потому что это Окно – мое!

Господи! Он попытался скрыть охватившее его возбуждение.

– Папа римский с тобой не согласился бы. Все, что находится в его церквах, принадлежит Богу – и, следовательно, ему.

– Оно мое! – яростно повторила она. – Моя бабушка подарила мне его перед смертью.

Неужели он близок к разгадке? Усилием воли он взял себя в руки, и, глядя на его спокойное, бесстрастное лицо, никто бы не догадался, какая буря бушует в груди этого человека. Голос его звучал ровно, даже насмешливо:

– Как мило с ее стороны. Что, в вашей семье принято дарить друг другу церковное имущество?

– Она сделала его своими руками, – просто сказала девушка. – Церковь не оплатила ей эту работу, так что Окно по-прежнему оставалось нашим.

– Боюсь, что она солгала тебе. Окно создал гениальный мастер Антон Погини. Она покачала головой.

– Антон Погини – мой дед, но на самом деле мастером был не он, а моя бабушка. Он изумленно поднял брови:

– Женщина?

Не может быть, чтобы гениальный витраж, живописующий восхождение человека от земного существования к Раю, был создан рукой женщины.

– Вот видите! Вы тоже не верите. Поэтому деду и пришлось выдать эту работу за свою, иначе церковь не приняла бы ее. У нас всегда работают женщины.

– Всегда? Она кивнула:

– Больше пятисот лет в нашей семье существует эта традиция. Девочек с колыбели начинают обучать работать со стеклом. Моя мать говорила, что у меня особый дар и что, когда я вырасту, я буду таким же великим мастером, как моя бабушка.

В нем вспыхнула надежда.

– И насколько хорошо ты знакома с Окном в Поднебесье?

Он говорил нарочито равнодушно, но, взглянув в ее разом окаменевшее лицо, понял, что небрежность его тона не обманула ее. Она снова замкнулась и ушла в себя.

Он быстро переменил тему:

– А чем занимаются мужчины в вашей семье, пока вы создаете свои шедевры? Она чуть-чуть расслабилась:

– Чем угодно. О них хорошо заботятся.

– Значит, женщины и зарабатывают на жизнь, и заботятся о мужчинах вашей семьи?

Нахмурившись, она посмотрела на него:

– Конечно, это наш долг. Мы всегда… Почему вы на меня так смотрите?

– Прости, но эта ситуация представляется мне несколько необычной.

Она тревожно шевельнулась.

– Мне надо идти. Алекс ждет.

– И куда вы направитесь? Полагаю, ваш дом разрушен, как и все дома Таленки.

– Мы живем не здесь. У нас дом на самой окраине Самды.

– Самда? Но от нее до Таленки почти семьдесят миль. Как же вы добрались сюда?

– Пришли пешком.

Путешествие из Самды по истерзанной войной земле было бы нелегким и опасным предприятием даже для едущего верхом мужчины. Как же она сумела преодолеть это расстояние, да еще с маленьким ребенком? И вновь он поразился мужеству и решительности девушки.

– У вас есть родня в Самде?

– У нас никого нигде нет, – просто ответила она, но за этими словами таилось горькое одиночество.

Решение пришло внезапно. Сама судьба посылает ему эту девочку. Он готов поклясться, что ей известна тайна Джедалара. Так неужели он не сумеет узнать у нее все, что его интересует? Стоит только проявить немного терпения и заботы…

– Я возьму вас с собой.

Она ошеломленно уставилась на него.

– Вы поедете со мной, – повторил он в лихорадочном возбуждении. – Ты явно послана мне свыше, а я никогда не отказываюсь от подарков богов.

Она попятилась, глядя на него как на умалишенного. Ну что же, он и сам ощущает себя немного безумным. Отчаяние и ярость сменились надеждой – а это пьянящий напиток.

– Как ты сможешь заботиться о своем Алексе без всякой помощи? Ему нужна еда и теплая одежда. Я могу их тебе дать.

Она колебалась:

– Почему вы вдруг решили это сделать?

– Может, я, как добрый христианин, хочу помочь двум сиротам насмешливо спросил он.

Ее ясные голубые глаза пристально всмотрелись в его лицо:

– Мне кажется, у вас на уме что-то другое. По-моему, вы недобрый человек.

– Ты весьма проницательна. Я бываю добрым далеко не всегда – только когда это удобно. Сейчас как раз такой случай. Считай, что вам с братом очень повезло.

Она недоверчиво покачала головой, не сводя с него глаз.

Как ему убедить эту упрямую девчонку, что он не желает ей зла? В глубине души она уже готова поверить ему и ждет лишь слов, которые рассеяли бы ее сомнения. Прежде ему никогда не составляло труда уговорить женщину поступить так, как ему хочется. Он с младенческих лет научился очаровывать и покорять. И все же ему почему-то ужасно не хотелось лгать этой большеглазой сиротке.

– Ты права, – неожиданно для самого себя сказал он. – Я никогда не следовал по пути, который диктуется долгом. Это всегда представлялось мне безумно скучным. – И резко добавил: – У меня есть причины оказать тебе помощь, но сейчас я не имею намерения их открывать. Если ты решишь ехать со мной, это будет сделано на моих условиях. Ты согласишься беспрекословно повиноваться мне, а я, в свою очередь, пообещаю, что вы оба будете иметь приют и пищу, пока останетесь под моим покровительством. Если ты откажешься ехать, тогда можешь оставаться в этих развалинах, где твой брат умрет с голоду.

Повернувшись, он пошел по проходу. Конечно, он не собирается оставлять ее здесь – пусть даже для этого ему придется увезти ее силой. Но все будет проще, если она сама примет решение ехать.

– Подождите.

Он замедлил шаг, но не обернулся.

– Ты идешь со мной?

– Да. – Она догнала его и пошла рядом. – Я пойду с вами сейчас, чтобы взять еду и одеяла для Алекса. А он пока подождет меня в саду. Я хочу убедиться, что ему не грозит опасность. А потом… посмотрим.

– Как хочешь. Но решай быстрее. Я намерен на рассвете уехать из города.

– Так быстро. – Она в смятении посмотрела на него.

– На рассвете, – повторил он. – Как мальчик тебя называл? Марианна?

– Марианна Сэндерс.

– Сэндерс. – Он распахнул перед ней тяжелую дверь. – Это не монтавская фамилия.

– Мой отец был англичанин. – Она искоса посмотрела на него. – Как вы.

Он вспомнил свои проклятия при виде разбитого Окна.

– А твоя мать?

– Она была из Монтавии. – Отвернувшись, она быстро спросила: – Что привело англичанина в нашу страну?

– Захотелось приехать, – насмешливо ответил он. – Ты не спросила, как меня зовут. Мне обидно, что я тебе так неинтересен, – ведь мы будем постоянными спутниками.

– Ну и как вас зовут? – нетерпеливо спросила она.

Он поклонился:

– Джордан Дрейкен, к вашим услугам.

Когда они вышли на ступеньки, на них налетел порыв ледяного пронизывающего ветра, и Марианна нахмурилась:

– Погода портится. Может пойти снег. Мне нужно побыстрее раздобыть одеяло для Алекса. Я не могу оставить его там без…

– А, Джордан! Наконец-то! Ты так долго пробыл в церкви, что я испугался: не принял ли ты святые обеты! – прогудел низкий голос совсем рядом.

* * *

Марианна резко остановилась на ступеньках, увидев приближающегося к ним великана. Даже рядом с высоким Джорданом Дрейкеном он казался гигантом – настоящий медведь, ростом выше двух метров. Великан откинул назад голову и гулко расхохотался:

– Зная тебя, я мог бы не сомневаться – ты сумеешь отыскать себе женщину даже в такой заброшенной дыре.

Он подошел ближе, и в лунном свете стало видно лицо – не менее пугающее, чем его громадная фигура. Ему, должно быть, было около сорока, и грубое резкое лицо его носило следы бурно прожитой жизни: нос был перебит, от левого глаза к углу рта спускался неровный белый шрам. Буйная шапка черных с проседью волос довершала его сходство с огромным косматым зверем. поднявшимся на дыбы.

– Спокойно, – тихо проговорил Дрейкен, – это всего лишь Грегор. Он тебя не обидит.

Откуда ей это знать, в страхе подумала Марианна. За спиной великана она увидела группу мужчин верхом на лошадях. Их было не меньше пятнадцати. Некоторые из них держали в руках пылающие факелы, и вид у них был почти такой же дикий, как у этого Грегора. На них были черные меховые шапки и странные стеганые куртки: большие, отороченные лисьим мехом и овчиной. Широкие штаны, заправленные в кожаные сапоги, доходили им до колен, к седлам были приторочены ружья, а на бедре у каждого висела сабля. Господи, да это настоящие разбойники! Почему она так опрометчиво согласилась идти с Дрейкеном? Но Марианна знала ответ на этот вопрос: Алекс болен. Ему нужны тепло, укрытие, горячая пища. Ради этого она готова была рискнуть всем.

– Стой на месте, Грегор. – Дрейкен повелительно взмахнул рукой, и великан застыл на последней ступеньке. – Девочка боится тебя. – И, обернувшись к ней, добавил: – Будь спокойна, мои люди не причинят тебе зла. Я обещал тебе это, а я умею держать слово!

Что ж, ее выбор сделан, сказала себе Марианна, и никто не должен видеть, как ей страшно. Гордо расправив плечи, она обратилась к Дрейкену:

– Скажите ему, чтобы он дал одеяло для Алекса. В его глазах мелькнуло какое-то странное выражение – не то восхищения, не то насмешки.

– Хорошо. – Он обернулся к Грегору: – Пойди принеси для дамы одеяло.

Великан кивнул косматой головой и огромными шагами спустился по ступенькам обратно к своей гигантской лошади. Из вьюка, притороченного к седлу, он достал одеяло из овечьей шкуры, потом взбежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, и остановился перед Марианной.

– Вот. – Он протянул ей одеяло, и неожиданно ласковая улыбка осветила его резкие черты. – Я – Грегор Дамек, и я знаю, что кажусь свирепым чудовищем, но детей я не ем. Даю тебе слово.

Глаза на этом страшном лице оказались мягкими, коричневато-серыми. Принимая от него одеяло, она почувствовала крохотную искорку тепла.