Текст книги "Орден Скорпионов"

От этого заявления я впадаю в ступор и пораженно смотрю на мастера Чена. Он что, действительно только что сказал собранию лучших наемных убийц, что я буду идеальной приманкой? Чтобы меня ловили и пытали снова и снова, просто потому, что мое тело способно будет исцелиться после этого?

Я в упор смотрю на ублюдка, и он тут же хватается за рукоятку кнута, обмотанного на талии. Впервые я задумываюсь – а не был ли приказ Тиллео об убийстве скорее милосердием ко мне, чем наказанием? Если мне суждено бесконечно играть роль приманки, то смерть, несомненно, благо для меня.

Я смотрю на учителя: подозреваю, он ждет не дождется, когда ему выпадет шанс поквитаться со мной за мою непокорность, что я демонстрировала все эти годы. То, что меня освободили от уроков соблазнения, учителя никогда не забудут – и плевать, что это был приказ Тиллео. И до сих пор я не догадывалась, что задумали учителя – до этой секунды. Они подняли мою цену, описали способности так, словно я – идеальный раб клинка. А потом всего лишь несколькими сказанными в нужный момент словами подписали мне приговор – остаток жизни я буду выть от боли.

Ублюдки.

– Двигаемся дальше, – объявляет мастер Чен так, будто моя судьба решена.

Я смотрю на Тиллео, но он уже идет прочь от меня к следующему столбу.

Я начинаю терять равновесие, и мне требуется собрать все силы, чтобы сдержать гнев и изумление. Я должна была догадаться, но не догадалась. Учителя изменили свое мнение обо мне в тот день, когда Тиллео отказался выгнать меня из Приюта. Я знала, что последнее слово за ним, что он защитит меня – в некотором роде. Но теперь я поняла, как ошибалась, и мне хотелось заорать от осознания собственной глупости. Однако благодаря тому же Тиллео, я уже смирилась с тем, что моя жизнь закончится еще до завершения Торгов.

Они не могут причинить мне боль. Больше нет. Так я себя уговариваю, пока пытаюсь вновь забыться, а мое тело, сжигаемое палящим солнцем, пытается удержаться на верхушке узкого столба. И во мне нет ничего, кроме жажды мести, что течет по моим венам.

12

Тревога охватывает меня целиком, я шагаю назад и прячусь в тень настолько глубоко, насколько позволяет стена у меня за спиной.

Шаги, из-за которых я и запаниковала, стихают вдали, но облегчения это не приносит, и я не смею вздохнуть. Я проникла в алхимическую комнату и теперь оглядываю полки и копаюсь на той, что уставлена баночками с целебными настойками и травами.

Наконец, я нахожу яды, которыми лекари пичкают рабов клинка. Нам говорили, что это нужно, чтобы мы стали устойчивы к распространенным среди наемных убийц ядам, и однажды это может спасти нам жизнь. Однако слишком многие лекари и охранники наслаждаются страданиями, которые причиняет содержимое этих невинных на вид склянок. И тогда вся их доброта тут же испаряется, как утренний туман.

Все флаконы и мешочки аккуратно подписаны и разложены по порядку. Предполагается, что я не смогу ничего прочесть; аккуратный список с названиями ядов не должен представлять угрозу для лекарей и охранников, которые держат нас в ежовых рукавицах.

Но сегодня все изменится. Я придвигаюсь ближе к полке, отбрасывая этикетку за этикеткой, пока не нахожу то, что мне нужно.

Лекари называют его покойн. Я не знаю, как они его готовят или где собирают, зато я знаю, что, если принять его слишком много за раз, он вызовет ужасное истощение. Яд проникает в ткани медленно, разъедая фейри изнутри, и убивает чаще, чем спасает. На второй год пребывания в Приюте наша группа получила этот самый покойн, и он убил больше половины из нас. Думаю, самое время охранникам и лекарям испытать его действие на себе.

Я засовываю светло-желтый пузырек за пояс штанов и осторожно возвращаюсь в тень. Пузырек в относительной безопасности – главное, чтобы он не разбился, когда я шагну в тень, что впустила меня сюда, а затем выйду в темный коридор с другой стороны.

Напустив на себя беззаботный вид, я выхожу из крыла лекарей, что занимает целую сторону первого этажа Приюта, и направляюсь к столовой.

Наконец я останавливаюсь и с бесстрастным лицом прислоняюсь к темной стене – как будто просто наслаждаюсь утром. Однако сердце колотится в груди как сумасшедшее.

Мимо проходят другие рабы клинка, но никто даже не смотрит в мою сторону. Еще рано, и основная часть рабов все еще лежит в комнатах, пытаясь урвать еще несколько секунд сна перед началом сегодняшних испытаний.

Я жду, пока коридор опустеет, а затем прохожу через стену и попадаю в кладовую в задней части кухни.

В помещении, кроме меня и мешков с зерном, никого нет, я гулко выдыхаю, и на меня накатывает облегчение. Если бы я не знала, как эта сука ненавидит меня, я бы сказала, что удача сегодня на моей стороне – но лучше ей не доверять. Эту комнату я нашла случайно, когда бродила голодная по коридорам и провалилась сквозь стену. В ту же ночь я поняла, что лекарям и охранникам не приходится есть прогорклую кашу, как рабам клинка.

Я подкрадываюсь к холодильнику и открываю дверь. Как и всегда, там стоят бутылки с чем-то похожим на молоко. Я хватаю одну бутыль, быстро откупориваю ее и вливаю половину склянки покойна. Затем засовываю пробку обратно, взбалтываю и вновь ставлю бутыль на полку холодильника. Оставшуюся часть яда я выливаю в другую бутылку и тоже возвращаю ее на место.

В кладовую я наведываюсь лишь время от времени, когда уверена, что мне это сойдет с рук – и я всегда тщательно выбираю, что взять. Повара внимательно следят за всем, что тут лежит, но обычное беспокойство, которое всегда сопровождает меня в подобных вылазках, сегодня притупляется тем фактом, что в этот раз я ничего не краду. Я выберусь отсюда незамеченной, и никто ничего не заподозрит, пока все кругом не заболеют – но будет уже слишком поздно. Так что я осторожно закрываю дверцу холодильника и возвращаюсь к темной стене.

Я делаю глубокий вдох и готовлюсь ступить в тень – из нее я выйду в коридор на центральном этаже, и если меня кто-то увидит, мне конец. Но я же все равно умру, просто так я встречусь со смертью чуть раньше.

И тут меня осеняет: я же должна где-то спрятать пустой пузырек! Я собиралась вернуть его в алхимическую комнату на случай, если лекари заметили пропажу, но, вероятно, было бы разумнее не попадаться им сейчас на глаза – вдруг меня сейчас кто-то заметит?

Я бросаюсь в сторону и прячу склянку в темном углу за большим мешком на нижней полке. Он пыльный, и я надеюсь, это пользуются им нечасто, так что какое-то время пузырек из-под яда не найдут.

Не успев опомниться, я шагаю сквозь стену и высовываюсь наружу, чтобы убедиться, что песчаные ямы и коридор пусты. Я никого не вижу, но все равно задерживаю дыхание, выходя в затемненный коридор.

Поспешно, но так, чтобы не вызвать подозрений, я иду к столовой. На мгновение я решаю вернуться в спальню, но утром я уже была у Фигг и Вилик, так что идти мне туда незачем. Так что я решаю, что разумнее отправиться на завтрак. Мой желудок согласно урчит, и мне бы хотелось, чтобы в столовой меня ждало что-то, кроме каши. Однако мысль о том, что сейчас лекари и охрана как раз начинают свою утреннюю трапезу, доставляет мне куда больше удовлетворения, чем еда.

Они годами наслаждались нашими криками, и я не могу дождаться, когда смогу пуститься в пляс уже под их вопли.

Стоя в очереди за утренней порцией гадости, я ухмыляюсь и, чтобы успокоиться, обдумываю сегодняшнее испытание. Если я выйду в яму слишком взбудораженной тем, что только что сделала, это вызовет любопытство – и кто-то задумается, что же происходит в моей голове, а я этого не хочу.

К счастью, сегодняшнее испытание для меня не секрет. Фигг выдала мне кожаные доспехи, а Вилик заплела боевые косы. Видимо, сегодня мы продемонстрируем Орденам, на что способны: мы будем биться друг с другом. Рабов клинка в столовой собралось гораздо больше, чем я ожидала. В комнате царит напряжение, на всех – одинаковые боевые доспехи.

Я беру миску с кашей и сажусь на место, которое занимаю с момента моего появления здесь. Тария сидит слева – она уже наполовину покончила со своей безвкусной жижей. Я же зачерпываю только первую ложку и наблюдаю, как медленно заполняются другие столы вокруг. Справа от меня усаживается Лето и шумно вздыхает. Я не знала, что все это время он был так близко ко мне.

С минуту я изучаю его лицо – будто надеюсь, что оно выдаст его, если он видел, как я вышла из теней на стене. Но он выглядит совершенно обычно. Харш устраивается напротив Лето, а Йотта опускается на край скамьи с моей стороны.

Все напряжены, все чего-то ожидают, но никто не выглядит так, будто увидел что-то необычное. Я приказываю своему сердцу успокоиться и не искать больше никаких признаков того, что меня заметили. Это не так – просто все знают, что от следующего испытания зависит очень многое. И только я знаю: что бы я сегодня ни показала в яме, это никак не повлияет на мою приближающуюся смерть.

– Ты сегодня ужасно веселая, – замечает Лето, игриво толкает меня в плечо и набивает рот кашей.

– Не то чтобы веселая – скорее, смирившаяся, – возражаю я, и Харш ворчит в ответ.

Я не знаю, что означает его ворчание, но мне все равно, что думает Харш о чем бы то ни было, так что я не пытаюсь ничего выяснять.

– Ты ведь с Орденом Скорпионов, верно? – спрашивает Тария, и я киваю. – Какие они? – В ее голосе нетерпение, и я вспоминаю, что еще до того, как Торги начались, она упоминала, как жаждет привлечь их внимание.

– Да, Осет, какие они? – поддакивает Харш – он явно считает, что мне есть что сказать по этому вопросу.

Я бросаю на него свирепый взгляд, и это, кажется, напоминает ему о моем обещании – о том, которое я намерена выполнить, если он не заткнется. Он опускает глаза в миску с кашей и больше старается взгляда от нее не отрывать.

Лето бросает на меня любопытный взгляд, но я игнорирую вопрос, написанный у него на лице, и оглядываюсь по сторонам. Сегодня на кухне Сораг, и обычно его не волнует, что мы переговариваемся за столом.

Я смотрю на Тарию – она взволнованно уставилась на меня. Я стараюсь не поежиться от нетерпения, блестящего в ее ясных карих глазах.

Я хочу сказать ей, что «скорпионы» такие же, как и другие хозяева здесь, они властны и жестоки, но я не хочу убивать в ней надежду. В этом ужасном месте достаточно вещей, которые отлично справляются с этим – и я не хочу им в этом помогать. Мнение о том, что приятное волнение – не то чувство, что стоит позволять себе испытывать в месте, вроде Приюта, я тоже постаралась проглотить.

Вместо этого пожимаю плечами. Я не совсем уверена, что вообще можно сказать о трех «скелетах», которые, кажется, теперь следуют за мной повсюду.

– Я не так много общалась с ними, – начинаю я, давая понять, что я не эксперт по части Ордена Скорпионов, хотя Тария явно надеется, что это не так. – У них множество талантов, – звучит довольно туманно, но что сказать о хождении по теням и ловле кинжалов на лету в подвале. – Когда учителя сказали нам, что они лучшие, они не ошиблись. Да, «скорпионы» выглядят такими же изнеженными, высокомерными засранцами, как и члены других Орденов. Но они более независимы и умны, чем я думала. – Я вспомнила первую ночь в их шатре: они сами сняли доспехи и сами же оделись перед вечеринкой Тиллео. – Вот и все, что я о них узнала.

Я решаю умолчать о вуайеризме, которым увлекается по крайней мере один из «скорпионов», а еще скрываю интимные подробности, которые я знаю о члене Скорпиуса. Полагаю, Тарию не интересует дикая сторона притягательности Ордена Скорпионов, поэтому я держусь профессионально и не упоминаю о перечне соблазнительных достоинств, скрытых под их чарами, который я составляю.

– Как думаешь, они ищут кого-то в Орден в этом году? – спрашивает она: скрыть свою горячность у нее не выходит.

Я запихиваю в рот ложку каши, чтобы не пришлось отвечать сразу. Я жую и с непринужденным видом наблюдаю за ней, пока она терпеливо ждет ответа.

Она выглядит такой юной, такой маленькой. Она – самая миниатюрная из рабынь клинка, но не менее искусна и неумолима. Ее кожа цвета эбенового дерева безупречна, а ее яркие карие глаза большие и красивые. Она из тех красавиц, которых так и тянет защитить, довериться им, что делает ей подобных еще опаснее и смертоноснее. Если бы члены Ордена Скорпионов наконец перестали страдать херней, Тария могла бы стать отличным вариантом для них. Но я подозреваю, что Тария сработается с Орденом Лисиц – хотя сейчас ей явно не хочется слышать об этом.

– Я замолвлю за тебя словечко, – предлагаю я ей – будто мое слово что-то значит для членов лучшего из Орденов. Тария должна это понимать, но ее улыбка вспыхивает еще ярче, и она застенчиво склоняет голову в знак благодарности.

– Спасибо, Осет. Я очень ценю это, – говорит она, и я игриво подталкиваю ее плечом, прямо как Лето.

Не знаю, что ей говорит мое касание. Я вообще чувствую себя неловко, когда внезапно прикасаюсь к кому-то, хотя обычно этого не делаю…

Да и к черту! Я умру не сегодня – завтра. И даже если мой жест показался ей странным, я никогда об этом не узнаю. Я не сомневаюсь, что этот год будет таким же, как и все предыдущие, – Орден Скорпионов не делает ставки на рабов клинка. Но я все равно расскажу им о Тарии. Уверена, это будет хорошим поводом, чтобы сменить тему, когда кто-нибудь из них прикажет мне снова вымыть его член.

За столом становится тихо, остальные едят и, кажется, обдумывают свои шансы на этих Торгах. У меня же шансов нет, и внезапно тишина начинает меня нервировать.

– А как насчет Ордена Змей? Вы же с Хариком должны прислуживать им? – спросила я и повернулась к Лето.

Это на меня не похоже: на мгновение он выглядит озадаченным вопросом. Или, может быть, дело в том, что я спрашиваю его о чем-то, кроме того, не хочет ли он встретиться вечером.

– Какие они? – подталкиваю я его к рассуждению, и весь стол затихает, поворачиваясь к нему. Все ждут любой информации, которая поможет лучше разбираться во всех этих хитросплетениях Орденов.

– Они очень тихие, тише, чем я думал. Они почти не разговаривают друг с другом, не говоря уже о других орденах, – делится он, и тут же кто-то говорит об Ордене Волков и их склонности метить свою территорию.

– То есть их волчьи штучки – это не просто чары? – смеясь, спрашивает Парин и изображает отвращение.

Я думаю о людях-волках, которые не приучены к горшку, и улыбаюсь. Но при звуке тяжелых шагов, раздающихся из коридора, улыбка с моего лица тут же пропадает, в столовой мгновенно воцаряется молчание.

В комнату входит мастер Вильде, и мы тут же вскакиваем на ноги. Скрип ножек скамей о камень пронзает воздух. Все молчат, но я практически слышу, как, завидев жестокого учителя, каждый раб клинка надрывно стонет про себя. Вильде есть в моем списке тех, кого я хочу убить, – он идет сразу после Тиллео.

– Сегодня вы будете сражаться в яме до тех пор, пока на ногах не останется лишь один из вас, – рычит он, его серые, будто подернутые плесенью, глаза жаждут боли и крови, что сегодня окрасит песок ямы. – Вам будет назначен противник, но как только он будет повержен, вы можете атаковать любого. Вам разрешается пользоваться только назначенным вам оружием. Вам все ясно?

– Я – твой клинок, так повелевай мной!

Мы мгновенно отвечаем в унисон, демонстрируя наше полное подчинение, и по лицу Вильде расползается безжалостная улыбка. Я вижу, как вздымается его грудь, а глаза темнеют – это власть бьет ему в голову, и я уже знаю, что сегодняшний день будет очень неудачным для слишком многих из нас. Он начинает называть пары и назначать оружие.

Я напоминаю себе, что для меня все это не имеет значения. Моя судьба уже решена. Но в желудке все равно оседает тяжелый камень – составляется все больше и больше пар, и я понимаю, кто достанется мне, еще до того, как мастер Вильде назовет его имя.

Таур. Я могу разглядеть этот коварный ход учителей с расстояния в несколько километров. Таур огромный – он самый большой в нашей партии рабов. Он быстрее, чем можно подумать, учитывая его габариты, и его можно победить, если только я смогу оставаться вне его досягаемости, измотать его.

– Таур, тебе назначен хаудеген[4]4
  Хаудеген – (англ. Mortuary sword, нем. Haudegen) – тяжелый кавалерийский меч, «покойницкий», применявшийся с 1620-х годов кавалерией по всей Европе, особенно в Англии.


[Закрыть]. Осет, а тебя просили показать, как ты умеешь обращаться с луком.

Лицо мастера Вильде расплывается в злобной усмешке, и мне требуется пара секунд, чтобы понять, почему он усмехается. Он сказал «лук», а не «лук и стрелы». Они хотят, чтобы я одолела этого огромного зверя бесполезным луком и ничем больше.

Отлично. Просто, на хрен, замечательно.

– Ах да. Тиллео разрешил убить двоих в этом испытании. Ничто так не возбуждает Ордена, как запахи крови и смерти, витающие в воздухе.

Гнилой серый взгляд Вильде устремлен на меня, и посыл его мне совершенно ясен. Два фейри умрут сегодня, и не нужно быть тактическим гением, чтобы догадаться, кого кровожадный учитель хочет видеть в их числе.

Чем дальше, тем лучше.

Часть меня хочет крикнуть Вильде, что у Тиллео большие планы на меня, так что убить меня сегодня – не самая лучшая идея. Но никто не знает об этом, кроме меня и него… и, возможно, Ордена Скорпионов. Да и это зависит от того, к какому выводу они пришли после моего загадочного заявления в ту первую ночь в их шатре. И я вспоминаю, что отныне я могу больше не сдерживаться.

Конечно, мне не стоит рисковать и раскрывать все свои секреты, но я точно могу дать волю своей жажде крови, как я всегда и мечтала.

Медленно ужас, охвативший меня, вытесняет предвкушение, и я принимаюсь изучать Таура, оценивать его. Мне не нужно усмирять свои инстинкты в этом бою.

По моему лицу скользит улыбка. Мастер Вильде замечает, что я улыбаюсь, и блеск в его глазах тускнеет от сомнений.

Моя улыбка становится еще шире. Два тела будут лежать на песке, а я должна остаться в живых. Я могу это сделать. К черту Вильде и всех остальных, кто думает иначе. Скоро они будут блевать и обсирать все вокруг, и я не могу дождаться, чтобы посмотреть, как они будут медленно и очень мучительно умирать.

* * *

Тяжело дыша, я ускользаю от очередного жестокого удара смертоносного длинного меча Таура. Горячий песок оседает на моих ступнях при каждом тяжелом шаге, но я игнорирую жгучую боль и концентрируюсь на ублюдке передо мной.

Тауру в два раза проще дотянуться до соперника, чем мне – с его-то ростом, но учителя пошли еще дальше и вручили ему самое длинное оружие, с которым мы тренируемся. Длиннее только копье. Ох, я бы сейчас все отдала за копье. Колокол звенел несколько часов назад – значит, двое уже погибли, и нам разрешено только калечить, но не убивать. Но Таур, похоже, этого не понял.

Он вновь замахивается, и я отпрыгиваю в сторону – в этот раз меч едва меня не задел. Я вижу, что этот бегемот устал, но я не могу не признать – план вымотать его занял гораздо больше времени, чем я думала. Мои мышцы вопят от боли, требуя передышки, но Таур продолжает наступать. Я изучаю его лицо, пытаясь понять, каким будет его следующий шаг, когда мы снова начнем кружить вокруг. Мой взгляд мечется между яйцеподобными шишками, которые растут теперь у него на голове, словно рога. Я очень надеялась, что один из моих ударов луком по его черепушке вырубит его, но он оказался живучим сукиным сыном. Похоже, не я одна сдерживалась на тренировках.

– Можешь бегать от меня сколько угодно, я все равно разрежу тебя пополам, – рычит Таур, но оба не спешим, пытаясь анализировать и решить, как лучше действовать дальше.

– Победители не говорят о том, как они собираются тебя убить, Таур. Они просто убивают. Угрозы – для слабаков, – отвечаю я.

Челюсти Таура раздраженно сжимаются, и в груди теплеет от удовлетворения.

Не знаю, что я такого сделала этому здоровяку, чтобы заслужить его неустанные попытки отделить мою голову от остальной части меня, но с этим пора кончать. Здесь жарко, как в жерле вулкана, и этот изнуряющий жар истощает мои силы. Пылающий песок работает рука об руку с солнцем и гребаными учителями, желая поставить меня на колени. Упрямство и воля – вот единственное, благодаря чему я еще держусь, но этого более чем достаточно. И Приют в этом скоро убедится.

Таур бросается на меня, словно бык, я бью луком по его левому бедру, уворачиваюсь от удара и мгновенно ухожу с траектории крученого замаха, который, как я чувствую, Таур задумал. Я работаю над бедром Таура уже сорок минут и знаю, что мне осталась всего пара ударов, чтобы превратить его ногу в бесполезный придаток, слишком разбитый, чтобы выдержать его вес. Больше всего я беспокоюсь, что один из ударов сломает древко моего чертова лука, и тогда мне нечем будет защищаться. И тогда останется использовать лишь смекалку и кулаки.

Таур пытается зацепить меня, спотыкается и открывается, и я этим пользуюсь: бью по руке, держащей меч. Я не ожидаю многого от своей атаки, поэтому, когда меч внезапно вылетает из его ладони, я потрясена. Мне требуется время, чтобы осознать, что только что произошло, но я скольжу по песку и хватаю оружие еще до того, как оно успевает упасть на землю.

Я обхватываю ладонью рукоятку длинного клинка, и меня охватывает восторг. Он тяжелый, но мое тело точно знает, что делать. Мышечная память срабатывает и помогает мне перенаправить клинок. Я делаю плавный замах и устремляюсь к Тауру. Я двигаюсь быстро – гораздо быстрее с этим тяжелым мечом, чем думал Таур. В его глазах шок и страх, лезвие клинка скользит, желая вонзиться в его руку.

Я знаю, что если я убью его, учителя не дадут мне уйти – и плевать, что мою смерть они бы приветствовали, будь клинок в руках Таура, так что мне все равно. Я просто собираюсь причинить этому уроду боль за то, что он пытался выслужиться перед учителями и убить меня. Посмотрим, как ему понравится переживать исцеление почти отрубленной конечности.

Из ниоткуда возникает кнут и бьет меня по руке. Его плетеный кончик с такой силой впивается в мое запястье, что пальцы тут же немеют, а меч вылетает из ладони. Лезвие, вращаясь, пролетает мимо Таура, с громким лязгом бьется о стену и падает на землю.

Мы с Тауром оба вскидываем головы и смотрим на ухмыляющихся учителей. Мастер Вильде крутит кнут в руках и презрительно смотрит на меня.

– Прикасаться к оружию, которое не было вам назначено, запрещено, – усмехается он, и как бы мне ни хотелось зарычать от досады, я знаю, что это ничего не даст. Я должна победить этих ублюдков в их же игре.

Я игнорирую насмешки учителей и вместо этого бросаюсь на Таура – он все еще глядит на них так, будто они подскажут ему, что делать дальше. От удара кнута мой лук ломается пополам, но меня это не останавливает: я сжимаю оставшийся у меня кусок и бью Таура в висок изо всех сил.

Удар был такой сильный, что кожа Таура треснула, из раны брызнула кровь. Он вскрикивает и поднимает руки, чтобы защитить лицо, а я бросаю теперь уже бесполезный кусок дерева и начинаю молотить его кулаками. Учителя выкрикивают команды, чтобы помочь огромному, окровавленному рабу клинка отразить мою атаку, и во мне закипает ярость.

Гребаные трусы.

Глаза застилает красным, я наношу удар за ударом по ребрам Таура. Шум вокруг меня стихает, и я отчетливо слышу восхитительный треск костей, за которым следует скулеж боли моего противника. Это подстегивает меня, и я тянусь к руке, которой Таур пытается защититься, прокручиваю ее так, чтобы сломать или вообще выдернуть сустав из гнезда.

Таур вопит, а я краем глаза вижу, как мастер Лайра протягивает мастеру Вильде свернутую веревку. И я сразу понимаю, что они попытаются сделать – так что я быстро ищу на огромном теле Таура еще что-то, что успею сломать прежде, чем они обвяжут меня веревкой, чтобы мне было еще труднее победить в этом поединке.

Это все, что я могу сделать. Я хочу развернуться и броситься на подлых учителей за то, что они пытаются сделать, но я заглушаю это жгучее желание. Скоро они за все заплатят – в этом я уверена.