Текст книги "Фригидная для оборотня многоженца"

Глава 15

Лифт останавливается. Оборотень не отпускает меня. Несет на руках по пустынному коридору. На просьбы опустить на землю не реагирует. Тут красиво и ни души. И это в разгар рабочего дня. Странно.

Доходит в конец коридора. Смотрю в окно. Мы на последних этажах. Открывается вид на город. Высоко. Красиво. Дух захватывает. Невольно любуюсь отрывшейся картиной. Кажется, парю в облаках и взираю на все с высоты птичьего полета.

Оборотень замирает. Словно чувствует мое состояние. Дает насладиться открывшимся великолепием. Снова появляется ощущение – слова ширма. Все основное действо находится в тени. Некая магия, неуловимая связь тянется между нами, что-то пугающе темное и почему-то ужасно притягательное. Нечто происходит, неподконтрольное, едва уловимое. То, что меняет все, переворачивает жизнь. Странные ощущения. Непонятные. Я прогоняю их. Стараюсь не думать. И в то же время ощущаю некий фатум, рок. Приговор судьбы. Закрываю глаза. Отгоняю морок. Это все его ментальные фокусы. Ничего подобного нет. Есть только дурацкая прихоть оборотня и мое желание обрести свободу.

Он заносит меня в просторное помещение. Вокруг установлены мониторы, разнообразная техника. На ум приходит сравнение – хакерская комната. Подобное видела только в фильмах.

Усаживает меня в удобное мягкое кресло перед огромным монитором.

– Напитки? Кофе, чай? Сок? – сладкий добродушный голос.

– Нет… – бросаю растерянно.

Только сейчас в полной мере осознаю, что мне хотят показать какую-то гадость. Иначе он бы не притащил меня. Становится страшно. Предчувствия, которым я перекрывала кислород, оживают. Как мрачные тени закрывают собой свет. Расчищают дорогу животному страху.

– Все же принесу тебе воды, – его забота пугает еще сильнее.

Не слышу его передвижений за моей спиной. Не оборачиваюсь. Замираю. Хочу убежать. Уйти. Ничего не видеть. Зря согласилась. Уже поднимаюсь. Намереваясь покинуть это место. Его руки опускаются мне на плечи.

– Лучше один раз увидеть, Вивьен, – бархатный шепот над ухом.

Ничего не отвечаю. Нет слов. Заканчивается воздух. Есть только страх. Колючие болезненные предчувствия опутывают тело.

Оборотень отходит. Что-то нажимает. Слышу тихие щелчки. Монитор оживает.

Говорят, перед смертью у человека перед глазами проносятся кадры прошлого. Его жизнь. Вот и я сейчас умираю. Смотрю нарезку видеозаписей своей жизни. Каждый кадр – удар ножом прямо в сердце. Их много и каждый следующий бьет больнее. Острее. Омывает кровью душу. Заставляет задохнуться от боли.

Мое так называемое счастье, в которое я верила безоговорочно, оказывается уродливым чудовищем.

Первый кадр:

«Я захожу на кухню в банке. Начало рабочего дня. Джек стоит в углу с кружкой в руке. Улыбается мне. В помещении еще две сотрудницы. Одна делает кофе. Вторая стоит рядом.

– Милый, я тебе тут салатик взяла. Булочки свежие испекла, – смотрю на своих коллег. – Хотите домашней выпечки?

– Спасибо, не откажусь, – Ларна подходит и берет угощение, – Вкусно! Ты мастерица!

Мы перебрасываемся несколькими фразами. Целую мужа. Поворачиваюсь и выхожу из кухни. Еще не успела переступить порог, как Джек вставляет два пальца в рот характерным жестом. Имитируя рвоту. Девушки беззвучно смеются, глядя мне в спину.

– Ну-ну, Джек, – Ларна, виляя бедрами, подходит к моему мужу, – Она старалась.

– Ага, – кривится, – Херак от боли сводит, а она мне булочки в глотку запихивает. Вместо траха муженек, жри мою стряпню!

– Ой, ой! – смеется, тянет рукой и ширинке, – Где болит? Покажи! Думаю я смогу вылечить недуг.

Джек притягивает ее к себе. Впивается в губы. Пожирает. Страстно. Ненасытно. Даже не обращая внимания, что другая девушка наблюдает за ними».

Второй кадр:

«Ларна и Сара стоят в курилке.

– Так не хочу отчет делать. Дотянула до последнего, а теперь придется весь вечер убить, – Ларна, выдыхает кольцо дыма в потолок.

– Тьфу, нашла проблему, – ухмыляется Сара, – Отдай Вив, а ты, так и быть в благодарность обслужишь ее мужа.

Они заходятся смехом. Едким. Злорадным.

– О-о-о, так за это она мне несколько отчетов должна! Сколько времени ее домашние обязанности выполняю! Мужа ее по полной программе ублажаю!

Их сгибает пополам от токсического веселья».

Третий кадр:

«Разговор на кухне двух наших коллег. Мужчины уплетают мой пирог, принесенный накануне.

– И ниче так, вкусно…

– Пусть забирает свою гребаную стряпню и валит к чертям из конторы, – кривится второй, выкидывая пирог в мусор. – Сука фригидная. Довела мужика, что он бросается на каждую дырку. К какой телочке не подкатишь, так там уже наш Джек отметился.

– Ты прав, братан. Оказывается, фригидность заразная штука. Она ублажить своего мужика не может, а в итоге недотрах у нас.

– И не говори, – сплевывает в раковину. – Одно неполноценное бревно скольким кайф обламывает.

– Когда Джек ее под зад ногой пнет, поистине для всех доброе дело сделает. Нажрусь в гавнину. Прикинь, постная рожа фригидной суки больше не будет каждый день мелькать».

Четвертый кадр:

«Нарезки разговоров работников банка. Их смешки. Подколки за моей спиной. Едкие замечания. Унизительные комментарии. Они удивительно много знают о моей семейной жизни. Обсуждают наши интимные моменты, искаженные до невозможности».

Пятый кадр:

«Еще одни нарезки. На этот раз мой муж собственной персоной. Страстный. Одержимый. Порой нежный. Не со мной. С другими. Их много. Он занимался сексом в туалете, своем кабинете, на лестничной клетке, в подсобных помещениях, в автомобиле. Меняются. Места. Девушки. Я их знаю всех. Мы с ними работали. Шутили. Ходили после работы выпить кофе и съесть десерт. Голый зад Джека мелькает в каждом кадре. Высунутый язык, искривленное до безобразия похотью лицо».

Шестой кадр:

«Джек у себя в кабинете. На столе с раздвинутыми ногами и задранной юбкой развалилась Ларна. Муж ей там вылизывает. Причмокивая. Далее расстегивает брюки и зарывшись носом в пышный бюст девушки, начинает пыхтеть. Рваные толчки. Безумные глаза. Приглушенные стоны.

– Джек, ты такой страстный мужчина, – говорит она, переводя дыхание, когда все закончилось. – Объясни, как ты умудрился взять в жены это жалкое подобие бабы?

– Кисуль, лоханулся по полной, – тяжело вздыхает. – На ней сначала написано не было. Целкой была. Хотел распечатать, сама понимаешь, азарт.

– Во-о-от, – смеясь, щелкает его по носу, – Следующий раз будешь знать, если товар залежался и его до тебя никто не тронул, значит, подвох есть. Гнильца завелась.

– Горький опыт уже научил, – обхватывает ладонью ее грудь. – Какая ты горячая, моя кисуля. Лучшая!

– А то! – подается вперед, подставляя грудь еще больше. – Ну, хорошо, распечатать понятно. А женился-то нафига?

– А тут все одно к одному сложилось. Там должность офигенная маячила в другом банке. Я прошел собеседование, думал, все на мази. Единственное условие, они отдавали предпочтение женатым кандидатам. Типа если жена имеется, то сотрудник серьезнее к работе относится. В общем, их заморочки. А Вив под боком крутилась. Я быстренько все оформил. А потом с должностью пролетел. Женушку новоиспеченную распечатал, а там трупный холод.

– Настрадался, Джекушка, – надувает губки, ахает.

– Так поначалу думал, разогрею. Потом понял – бревно не оживить. И жалко болезную стало. Дома вроде комфортно, жратва всегда есть. Привык, – вздыхает. – Даже не упрекал ее. Требований не выставлял. Решил, лучше лыбу давить, чтоб нытья не слышать. А то слово не так скажешь, в момент истерика. Сразу спрашивает, как вину загладить. С глупыми разговорами пристает.

– Три года терпел, – говорит трагическим голосом.

– Сам знаю, давно фарс этот кончать надо. Только не могу же я без компенсации остаться. Пока прикидываю, как на ее имя кредит побольше взять. Да так оформить, чтоб я не при делах был. Хоть бабок с нее поимею. Пусть расплачивается. Столько лет меня изводила зараза.

– Вот это правильный подход! – берет в руку его член. – А уж как в банке нашем народ обрадуется, когда ущербной не станет.

Дальше снова их секс».

Глава 16

Я не вырвалась из прошлого. Нет. Оно все это время ходило за мной. Я все та же дочь алкоголиков. Предмет насмешек. Школа давно в прошлом, а ничего не изменилось. Пока смотрела, я несколько раз хотела убежать. Разбить монитор. И продолжала жадно с большой долей мазохизма поглощать убийственные кадры.

Моя идеальная жизнь с каждым фрагментом окрашивалась в уродливые оттенки. Правда. Сейчас это слово звучит пугающе. Страшно. Мою жизнь расплющивает локомотив. Безжалостно сминая все, что я любила. Все, чем жила.

Больше нет воспоминаний – это все ложь. Нет жизни. У меня ничего нет. Я никому не нужна. Пустое место. Нет, хуже. Мусор. Предмет презрений и насмешек.

Нет слез. Нет истерики. В голове пустота. Пустыня. Опустошение. Продолжаю смотреть в одну точку. На остановившийся кадр с искаженным лицом существа некогда бывшего моим мужем. Вся моя жизнь уместилась в несколько кадров. Уродливых. Отражающих всю суть моего существования.

– Падшие самки, – раздается голос за спиной.

Я даже забыла, что нахожусь в помещении не одна. Все потеряло смысл. Я больше не ощущаю себя. Не вижу будущего. Кажется, во мне сгорело все. Осталась пустошь. Без чувств. Эмоций. Целей.

– Что? – бросаю глухо. Сдавленно. Способность мыслить, пока не вернулась.

– Бросаются на низшего самца. Расстилаются. А у него ведь огрызок между ног. И тем пользоваться не умеет. Ничтожество, – презрительно фыркает.

– Хочешь им помочь? – горько усмехаюсь. – Вперед. Покажи как надо.

– Нет, – подходит ближе. Ощущаю горячее дыхание на затылке. – Я не распыляюсь на случайные связи. Акт близости – это сплетение энергий, – голос становится тише, – Чувственный диалог тел. Бурлящее желание дарить партнеру наслаждение. Музыка душ, дарованная свыше.

Бархатный голос заставляет вздрогнуть. Осознать, что мне ничего подобного никогда не испытать. Для меня даже эта дорога закрыта. Чувствую себя полным ничтожеством. Презираемая мужем. Коллегами. Выкинутая всеми на обочину жизни. Если меня не станет, никто этого не заметит.

– Без разницы, – шепчу сдавленно.

Как я могла быть настолько слепой? Почему не замечала происходящего? Как столько лет позволяла себе жить во лжи? Не улавливала даже насмешек за спиной? Не понимаю. Не могу найти ответа.

Резко разворачивает меня в кресле. Упирается руками в подлокотники. Наклоняется. Смотрит внимательно.

– На тот момент кокон лжи был твоим спасением, – нежно убирает прядь волос мне за руку. – Отгородил от зла людского. Ты так хотела нормальной жизни, что всеми силами держалась за иллюзии. Подсознательно защитила себя, ослепила, лишь бы не позволить прошлому взять верх, вновь кинуть тебя на дно.

В черном золоте глаз вижу нечто новое. Никогда прежде эти глаза не выглядели настолько человеческими. Ощущаю теплоту иного рода, родную. Снова обман. Иллюзия. Не может в нем быть ничего родного. А где-то в глубине души, что-то тянется к нему. Хочется протянуть руки и почувствовать его защиту. Чтобы укрыл от мира. Унял боль. Знаю, не понимаю, откуда, просто знаю – он способен это сделать. Глаза, невозможные, нереальные, близкие, согревающие. Очередная иллюзия?

Но зачем он успокаивает меня? Где его насмешки? Почему не тычет в лицо правдой? Оборотень может сейчас сказать тысячи обидных фраз. И я не смогу возразить. Может добить. Легко играючи. Но он этого не делает. Почему?

– Я была… как те… самки… также повелась на него… даже больше… вышла замуж… – делаю за него его работу. Говорю правду, убиваю себя ею. Режу. Кромсаю. Хватит самообмана. Пора прозреть. Окончательно. Полностью.

– Нет, – неожиданно вздрагивает. В глазах улавливаю отражение своей боли. Кажется, даже дыхание волка стало хаотичным, прерывистым. – Нет. В них преобладает только примитивная похоть. Желание утолить низменные потребности. Ты же хотела отмыть его. Поднять немного выше. Вытянуть свинью из грязи и очеловечить. Только не учла одного…

– Что? – завороженно смотрю на оборотня. Впитываю каждое слово. Странный момент. Пугающий. Завораживающий. Волшебный.

– Подобное тянется к подобному. Особи, как Джек и те самки, наслаждаются грязью, – наклоняется еще ниже, трется носом о мою щеку. – У них природный инстинкт измазать того, кто чище. Утянуть к себе на дно. Им не удалось тебя замарать. Это породило еще больше злости и зависти.

– Не смеши. Какая еще зависть! Они… они… я была посмешищем… – закусываю губу до крови.

– К тебе не липла грязь. А они подсознательно понимали – их удел – вот такие жалкие самцы. Судьба – ползать в экскрементах. Ведь нормальный самец учует нутром вонь. Не подпустит к себе падшую самку.

Замираю. Забываю, как дышать. Впитываю в себя его слова. Они живые. Исцеляющие.

– Ты была выше их. Поэтому они объединились в стаю, чтобы было легче уничтожить.

Одним едва уловимым движением слизывает выступившую на губе кровь. Закрывает глаза. По лицу оборотня проходит волна блаженства. Четкая. Осязаемая. Искренняя? Натуральная?

Нет. Я снова вижу то, чего нет. Он просто пожалел меня. Видел весь этот стыд. Позор. Я настолько жалкая, что он не может добить. А я не сомневаюсь – собирался.

Он видел не раз эти унизительные кадры. Подозреваю, показал не все. Он знает о моей жизни больше, чем я сама. Как же стыдно. Кровь приливает к щекам. Стыд печет кожу. Оставляет ожоги внутри.

– Стыд лишний… Вивьен, – его ноздри трепещут. Он вбирает мои эмоции, поглощает их. – Ты была правдива в своих проявлениях и намерениях… в той ситуации. Искренности стыдиться не стоит. Она заслуживает восхищения.

Мы замираем. Глаза в глаза. Близко. Нет слов. Никаких движений. Только неведомая сила бушует между нами. Одна на двоих. Единая. Загадочная. Волшебная. Она входит под кожу. Блуждает от меня к нему. Заставляет оторваться от земли. Путешествовать по коридорам черно-золотой вселенной.

Оборотень разрывает контакт. Отходит. Словно тепло забирает. Снова окутывает холод. Возвращается боль.

– Пойдем. Или ты хочешь еще что-то посмотреть? – в глазах вновь пляшут лукавые чертики, на губах хитрая усмешка.

– Думаю, с меня хватит, – поднимаюсь и следую за ним.

Он снова, такой, как всегда. Нито не напоминает о пережитом несколько минут назад единении. А только у меня в душе чувство, что между нами произошло нечто гораздо большее, чем близость. Намного интимней, сокровенней. Склоняюсь к единственно верной мысли – это не что иное, как плод моей фантазии. Иллюзия растревоженной души.

– Возможно, твоя семейная жизнь, была послана тебе, как кара за прошлые грехи, – замечает невозмутимо, пока мы едем в лифте.

– В твоих словах есть зерно истины, – отвечаю глухо. Он попадает в точку. Нет смысла спорить. – Все мы не безгрешны.

Отворачиваюсь. Не хочу продолжать разговор. Не хочу тревожить прошлое. Оно уже похоронено. Ничего не изменить, как бы я ни старалась. И оборотня это никак не касается. Оборотень и так, слишком сильно пролез в душу. Хватит. Давно пора перекрыть ему доступ.

Мы вновь оказываемся в кольце журналистов. Вопросы. Любопытные взгляды. Я не реагирую. Послушно стою рядом с ним. Рэймонд отвечает на вопросы. Благодушный. Слегка надменный. Привычный. Тот человеческий образ исчез. Передо мной снова хищник. И он готовит новую атаку.

Пока стоим в окружении толпы, меня терзают вопросы. Почему он пощадил? Почему не добил, имея идеальную возможность? По какой причине смягчил боль? Мог ведь разломать, разбить в щепки. Ему оставался всего один шаг. Но он его не сделал.

Глава 17

Хочется уединения. Чтобы оставили в покое. Не хочу никого видеть. Побыть одной. Подумать. Прийти в себя. Слишком много потрясений в последнее время. Слишком много новостей. Я ничего не понимаю. Мысли запутываются в клубок, цепляются друг за друга, так что уже не распутать. Блуждаю в тумане собственных мыслей.

Оборотень ведет меня в ресторан. Один из самых дорогих в нашем городе. Тут очень уютно. Красиво. Думаю, еще неделю назад я бы пришла в восторг от подобного заведения. А сейчас… все равно. Люди угнетают.

– Мы можем уйти? – говорю тихо, пока вежливая администратор ведет нас к столику.

– Тебе не нравится? – губы выгибаются в поручную ухмылку.

– Я не голодна. Устала.

– Мы надолго не задержимся, – бросает небрежно.

На нас смотрят абсолютно все, посетители, персонал. Ощущаю на себя липкие взгляды незнакомых людей. Противно. Его тут знают. Замечаю, как присутствующие дамы смотрят на оборотня с каким-то обожанием. Возникает мысль, помани он пальцем, и они с готовностью побегут за ним. Не задумываясь, отдадут свое тело. Даже девушка-администратор старается понравиться. Строит глазки, заигрывает.

Тогда зачем он собирал информацию на меня? Судя по записям, последние полгода точно. Осознание приходит с опозданием. Зверь следил за мной. Выслеживал добычу. Это неслучайные кадры. Я жила под его прицелом. Не подозревала, что моя жизнь превратилась в фильм для него. Интересно, он потешался, глядя на мои унижения? Посмеивался над моей слепотой? Как же мерзко. Отвратительно. Тошнота подкатывает к горлу.

Мы делаем заказ. Указываю на первые попавшиеся блюда. Главное, быстрее закончить этот фарс. Меня сейчас устроит даже моя комната в его логове. Только бы остаться в одиночестве. Привести мысли в порядок. Решить, что делать дальше? Как жить?

– Зачем ты столько времени следил за мной? – сжимаю в руке стакан с водой. Пытаюсь унять дрожь.

Оборотень расслабленно сидит напротив меня.

– Изучал свою будущую жену.

– Какую еще жену?! – злость поднимается к горлу. – Не знаю, как там у тебя в стае. И знать не хочу. Но у нас тут для брака нужно согласие обоих партнеров. Моего согласия ты не получишь.

Бессилие и злоба. Хочется накинуться на него прямо тут. Стереть эту самодовольную улыбочку. А я продолжаю покорно сидеть, помимо воли играть в его спектакле отведенную мне роль.

– Ты тратишь свои силы понапрасну. Вопрос решен.

Его спокойствие еще больше подливает масла в огонь. Как о глухую стену кулаками бью.

Официантка приносит нам блюда. Трется вокруг волка. Еще немного, и пышная грудь ему в тарелку упадет. Отвратительная сцена. Оборотень вежливо ее благодарит. Очаровательно улыбается. Она млеет. Тает.

– Спасибо. Если вы понадобитесь, мы вас позовем, – говорю холодно. Прекращаю отвратительную сцену.

– Ревнуешь? – улыбочка становится еще шире.

– Омерзение не то чувство, которое вызывает ревность, – беру вилку и мысленно представляю, как вонзаю ему в грудь, шею, лицо. Картинка в голове доставляет ядовитое удовлетворение. – А это единственно чувство, что ты от меня получишь.

– Не скромничай, я уже получил незабываемый букет эмоций от тебя, – переходит на интимный шепот, в глазах разливается золотой свет, – То ли еще будет, – проводит кончиком языка по верхней губе.

– Ничего не будет! – повышаю голос. Еле сдерживаюсь.

– Самая опасная ложь – самой себе. Пора избавляться от этой дурной привычки, Вивьен, – подмигивает. – Приятного аппетита.

Начинает уплетать, принесенный официанткой заказ. Идеальные манеры. Ничто не выдает в нем зверя. Только хищник тут, все время рядом. Притаился и ждет своего часа для прыжка.

Мне кусок в горло не лезет. Смотрю по сторонам. Только бы не видеть его. Хочется завыть. Меня загнали в угол, и я не могу найти выхода на волю. Все дороги перекрыты. Но ведь так не бывает. Должен быть выход. Обязан быть!

Больше не разговариваю с оборотнем. Даже не отвечаю на простые вопросы. Игнорирую. Хватит кормить его своими эмоциями. Но, судя по довольному выражению на физиономии, его устраивает и такой расклад.

После ресторана мы наконец-то отправляемся домой. Сразу одергиваю себя. Это не дом. Это место моего заточения. Никогда его логово не назову своим домом. Я там ненадолго.

Но в данный момент я рада даже тому, что, проводив меня до комнаты, оборотень удаляется. Наконец-то остаюсь одна. Можно просто уткнуться лицом в подушку и дать волю слезам. Оплакать свою разрушенную жизнь.

Понимаю, что и без вмешательства волка мой брак был обречен. Там не было ничего настоящего со стороны Джека. И боль все равно пришла бы. Но тогда у меня был шанс начать жизнь с чистого листа. Как я хочу. Хотя если бы муж осуществил задумку, то вероятно, несколько лет мне пришлось бы выплачивать долги. Карабкаться из долговой ямы. Как все паршиво. С какой стороны ни посмотри на мою жизнь – кругом разруха.

Еще и этот оборотень свалился на мою голову. Что он хочет? Чего добивается? Зачем ему я? У меня нет ответов. Как и нет пока способа прекратить этот кошмар.

Наверное, несколько часов кряду я плакала. По большей части из-за прошлого с Джеком. Выплакивала боль. Хоронила семейную жизнь. Я возвеличила, поставила на пьедестал подлого, прогнившего человека. Как можно быть такой слепой? Неужели сердце так хотело любви, что готово было принять вот эту пародию за настоящее чувство? Ведь любовь – это взаимность.

Ничего не было. Только ложь. Самообман. Я не жила. И ничего нет в будущем. Тьма. Безнадежность все сильнее окутывает меня.

На несколько часов я выпала из реальности, погрузившись в свою боль. Посмотрела в окно – ночь. Не помню, чтобы даже Мегги заходила. Но она была, судя по нетронутому подносу с едой на столике. Кокон боли поглотил реальность.

Лицо опухшее. Внутри холод. Мрак. Разъедающее чувство безысходности. Задыхаюсь. Кажется, меня душит невидимая петля. Прошлась взад и вперед по комнате. Лучше не стало.

Захотелось проветриться. Выйти на свежий воздух. Из дома меня, конечно, не выпустят. Даже если и получу разрешение, то непременно охрана будет за мной по пятам идти. И это просить его надо. Снова общаться. Не хочу. Мне сейчас нужно одиночество. Вдали от людей и тем более от оборотней. Но и сидеть в замкнутом пространстве больше не могу.

Выглянула в коридор – тишина. Решила пройтись. Вдруг есть возможность вылезти на крышу. Посмотреть на звездное небо. То, что мне сейчас нужно.

В коридоре полумрак. Приглушенный свет и тишина. Создается впечатление – я одна в доме. Ах, если бы так действительно было. Иду в противоположную сторону от главной лестницы и комнаты оборотня. В конце натыкаюсь на маленькую деревянную лестницу. Поднимаюсь, надеюсь найти выход на крышу. Вдруг, хотя бы в такой мелочи мне повезет?

Лестница выводит к еще одному коридору. Внимание привлекает белоснежная дверь. Она выделяется на общем фоне. Останавливаюсь. Смотрю на нее. Повинуясь непонятному порыву, открываю. Замираю. Пол усыпан лепестками красных роз. Вся комната в букетах. По стенам вьются причудливые растения. Горят свечи. Тысячи свечей. В центре стоит вычурное мраморное возвышение. На нем две фотографии. Чуть поодаль возвышение меньше, там еще три фотографии.

Прохожу вглубь комнаты. Ступаю по лепесткам роз. Невзирая на цветы в комнате пахнет горем. Атмосфера слез и страданий. Откуда у меня эти ощущения. Неведомо. Мне бы убежать прочь. Но почему-то делаю все наоборот. Подхожу к фотографиям. В золотой рамочке женский снимок. Светло-русая девушка улыбается. Она похожа на сказочную фею. Невероятно красивая, невесомая, легкая. Невольно сама растягиваю губы в улыбке. Рядом снимок мальчика. Года четыре или пять. Он тоже светленький. Удивительно похож на фею. Свою маму. Сомнений нет – они семья. Фотографии настолько живые, что хочется рассматривать и рассматривать. Невольно на глаза наворачиваются слезы. Странные и противоречивые ощущения одолевают.

Перевожу взгляд дальше. Три фото мужчин. Один старше. Другие намного моложе. Скорее всего, отец и сыновья.

Дальше не успеваю развить мысли. Все происходит мгновенно. Жуткий рык у меня за спиной.

– Как ты посмела своим присутствием осквернить эту комнату?!

Резкий удар. Я отлетаю к стене. Боли нет. Есть только страх. Смерть пришла по мою душу.

Надо мной нависает ужасное существо. Седые длинные волосы. Худое вытянутое лицо. Кажется, что это просто скелет обтянутый кожей. И ужасающе длинные клыки. Глаза монстра горят красным огнем. От него исходит черная ненависть. Еще немного и он превратит меня в пепел одним своим взглядом.

– П…простите… я не… – вместо слов вырывается хрип. Внутри все леденеет. Животный, панический ужас охватывает, порабощает. Мне бы позвать на помощь. Крикнуть. И нет. Не могу. Смотрю в глаза своей смерти. Исход предрешен. Там нет жалости. Только злоба и лютая ненависть.

Он поднимает меня. Держит за горло, придавив к стене. Задыхаюсь. Рука с длинными черными когтями приближается к лицу. Сейчас будет разрывать меня. Вот и пришел конец моей короткой и пустой жизни.

– Что она тут делает? – раздается женский визг. Такой оглушительный, что, кажется, лопаются барабанные перепонки. В ушах звенит.

Хватка на горле немного ослабевает. Получаю возможность сделать вдох. Седой монстр оглядывается. И я смотрю в направлении двери. Там еще одна смерть. Только в женском обличье.

Черные волосы отливают синим. Женщина высокая и худая. Глаза – тьма. Даже зрачков не видно. Еще и жирно подведены черным. Вижу только эти глаза, и там ненависть адская.

– Я ее тут застал. Пришла глумиться, – хрипит седая смерть.

– Пусть прольется ее кровь. Именно тут. Здесь и сейчас, – кричит черная смерть. – Давно пришло время!

В каждом звуке ощущаю проклятья. Как они впиваются в кожу и подобно червям поражают внутренности. Сжирают меня живьем.

Пощады просить бесполезно. Эту ненависть ничем не побороть. Закрываю глаза. Не могу смотреть. Не хочу видеть собственный конец.

Хватка на горле становится сильнее. Что-то впивается мне в волосы. Тянет. Словно вырвать их вместе с кожей хочет. Кричу. Нет. Издаю жалобные хрипы.

– Вальтер, что ты творишь?! – слышу знакомый голос. Он как луч света прорезает тьму. Сейчас я рада этому бархатному звуку.

Пусть лучше он. Только не два этих чудовища.

Открываю глаза. Рэймонд. На лице тревога. Впервые вижу его таким растерянным, кажется, даже напуганным.

– Все верно, он вершит правосудие! – черная смерть в женском обличье подбегает к оборотню. – Рэй, мы не можем! Это выше наших сил. Все закончится сегодня. Посмотри правде в глаза, ей никогда не искупить деяний. Жизнь – это слишком щедрый подарок для нее. Рождение дитя не смоет кровь с ее рук. Она не должна производить грязного потомства. Ты не будешь марать свое семя. Мы с Вальтером не позволим. Ты должен поддержать нас в единственно правильном решении – окропить зал памяти ее кровью.

– Катарина права, брат, я не приму ее дитя, пусть даже в нем и будет течь твоя кровь, – рычит около моего лица. Глаза еще сильнее полыхают пламенем ненависти. – Я отдал тебе все, что у меня осталось. Свою силу. Стаю. Пришел твой черед принести жертву.

– Да, изначально мы приняли твое решение. Но терпеть ее рядом, в этом доме… Знать, что она продолжает топтать землю – выше наших сил. Мы поможем тебе справиться, пережить полнолуние и без нее, – хватает его руку. Заглядывает в глаза. – Рэй, ей никогда не вымолить прощения. Давай просто закончим это. И пойдем дальше. Нет смысла растягивать агонию. Стая приняла решение. И ты, как альфа, не можешь пойти наперекор желаниям большинства.