Текст книги "Последняя иллюзия"

Глава 7

… У Рафика был приказ взять высоту Х любой ценой. За ней находился населённый пункт стратегического назначения, к которому можно было подобраться только по единственной дороге, обороняемой укрепившимися на этой высоте армянами. Путь хорошо просматривался и днём и ночью, и взять его штурмом не представлялось возможным даже посредством помощи крупных военных сил. От Рафика требовалось разбить опорный пункт врага, чтобы основные военные подразделения смогли пройти к важному объекту и захватить его.

Взять цель в открытом бою было нельзя, Рафик прекрасно понимал это. Решительные действия чреваты людскими жертвами и потерей единиц боевой техники. Поэтому он решился обойти пост и ударить по нему с тыла, рассчитывая на внезапность нападения. Данный манёвр требовал преодоления большого расстояния.

Южный склон высоты, откуда очень хорошо просматривалась дорога, был оголён и покат, тогда как северная его часть оставалась относительно крутой и покрытой труднопроходимым лесом. Ближе к вершине растительность сменялась густым травяным покровом, который в свою очередь на самом пике переходил в оголённые скалы, где и располагался армянский пост, контролирующий подходы.

План Рафика состоял в следующем: под покровом ночи группа захвата должна была просочиться в лес, пройти его и напасть на блокпост с тыла. По предварительным подсчётам это могло занять около десяти часов быстрого шага.

В пять часов утра мобильный отряд в составе двенадцати человек двинулся по намеченному маршруту. Три часа они обходили высоту и затем, резко повернув на юг, начали восхождение по крутому северному склону, всё дальше внедряясь в лесную чащу. Идти становилось труднее.

Лейтенант Рафик Аскеров был человеком смелым и зарекомендовал себя умным и находчивым командиром, которому можно было доверить сложные операции. Он всегда пытался уберечь своих людей от бессмысленной гибели, для чего действовал не очертя голову, а рассудительно и расчётливо. Разумеется, если это входило в его компетенцию. Приказы вышестоящего начальства, какими бы они ни были, следовало выполнять без обсуждений.

На этот раз при захвате высоты детали операции предстояло додумывать Рафику. Разработанный им план минимально подвергал риску личный состав подразделения и казался наиболее реалистичным.

На середине пути командир решил сделать привал, чтобы дать бойцам передохнуть минут десять – пятнадцать. Рафик лёг на землю, закрыл глаза и расслабился. Мысли тотчас унесли его далеко, в Баку… Он вспомнил, как они с Арменом провожали Володю в Ростов-на-Дону. Когда разошлись все гости, ребята остались в комнате втроём. Обнявшись, они поклялись никогда не забывать друг друга и сделать всё возможное, чтобы помочь товарищу, если кто-то из них попадёт в беду. Вслед за Володей уехал Армен… Потом началась Карабахская война, и Рафик ушёл добровольцем на фронт…

Неожиданно лесная музыка прервалась автоматной очередью, и один из бойцов отряда вскрикнул от боли. Он опрокинулся на землю и скатился до ближайшего дерева, зацепившись за него и застыв в неподвижности. Рафик скомандовал прижаться к земле и приготовиться к бою. В отряд стреляли из трёх точек. Рафик видел, как его бойцы вскидывали руки, роняя оружие.

Получилось так, что группа Рафика случайно натолкнулась на армянское подразделение, которое шло к блокпосту с целью укрепить его людьми. Армяне заметили врагов первыми. Завязался ожесточённый бой. Единственным укрытием могли служить только деревья. Преимущество армян было в том, что они находились наверху, а Рафик со своими бойцами внизу. Склон был крутым, отстреливаться и отходить одновременно оказалось сложным занятием.

Начавшись внезапно, сражение так же неожиданно закончилось. Лес погрузился в тишину, и Рафик впервые смог оглянуться. Вокруг него лежали трупы убитых с обеих сторон бойцов. Через несколько минут он осторожно высунулся из-за дерева и мгновенно перебежал за другое. Однако ничего не произошло. Было тихо и спокойно, лишь вовсю щебетали птички. Это был обычный шум леса, к которому быстро привыкаешь и воспринимаешь его как ничего не значащий фон.

Неожиданный хруст сухой ветки заставил Рафика напрячься и пустить в сторону, откуда донёсся звук, автоматную очередь. Через минуту воцарилась былая тишина, и Рафик понял, что у того, кто прятался за деревьями на расстоянии двадцати метров, закончились патроны. Из-за ствола показалась белая тряпка. Похоже, противник решил сдаться, и вслед за белой майкой, которая использовалась для сигнала о капитуляции, показался сам человек.

Держа наготове автомат, Рафик осторожно выглянул из-за ствола и увидел, что перед ним с поднятыми руками стоит… Армен.

– Ты… Рафик? – прошептал тот, и у него подкосились ноги.

Рафик стоял молча, всё ещё направив раскалённый ствол на Армена, и тоже не мог издать ни единого звука. Словно окаменев, они смотрели друг на друга и не знали, что сказать.

Одиночный выстрел разорвал лесную тишину. Пуля попала Рафику в затылок, и он, не произнеся ни слова, пошатнувшись, рухнул вниз. Оказалось, что солдат, лежавший недалеко от того места, где стоял командир, очнувшись от беспамятства, выстрелил по противнику. Армену показалось, что он закричал, но из горла доносился только лёгкий хрип. В два прыжка он очутился рядом со стрелявшим, выбил из его рук пистолет и разрядил всю обойму в убийцу друга.

Выбросив оружие, Армен подбежал к другу, склонился над ним и осторожно приподнял его голову. Рафик уже не дышал. На его искажённом от боли лице навечно застыли растерянность и изумление. Обняв безжизненное тело друга, Армен горько зарыдал.

Когда схлынула первая волна горя и к Армену вернулась способность думать, он понял, что не знает, как поступить. Но он не мог оставить тело Рафика лежать на земле. Оглядевшись, парень увидел, что ночь полностью окутала лес. Вдали виднелись горные кряжи, а вокруг стояла устрашающая ночная мгла. Внезапно перед глазами Армена возник образ тёти Марьям, мамы Рафика. Она смотрела на него с такой надеждой, с такой мольбой в глазах… Парень зажмурился и тряхнул головой, стараясь избавиться от жгущего сердце видения.

«Что делать?» – лихорадочно соображал он.

Наконец решение было принято. Взвалив тело на плечи, Армен стал осторожно спускаться вниз по склону. Он решил идти в сторону расположения передовых частей азербайджанской армии. По крайней мере, он думал, что они там находятся.

Армен шёл уже около трёх часов. Он очень устал и, обессилев, едва волочил ноги. Наконец было решено отдохнуть. Осторожно положив тело Рафика на траву, парень присел рядом, обхватив голову руками. Мысли вихрем закружились в голове…

Неужели смерть Рафика была необходима для того, чтобы понять, какой ужас творят люди друг с другом?… Почему так сложно бывает разобраться, для чего мы живём? Пять минут назад он мог строчить из автомата по ненавистным азербайджанцам, а сейчас сидит и плачет над телом их соплеменника. Человек – чудовищный ангел и жестокий мученик в одном лице, и после произошедшего он уже не будет в состоянии взять в руки оружие. Люди то плачут, жалеют и любят, то убивают и ненавидят. Как совместить личные устремления и чувство патриотизма, любви к Родине, национальную принадлежность, наконец? Сколько же общественных установок довлеет над бедным человеческим сознанием, сколь суровы испытания, которые должно выдержать его одинокое «я»! Чтобы противостоять влиянию извне, нужно иметь внутренний стержень, характер, достоинство, принципы; в противном случае всё то, что сейчас совершал Армен, не имело никакого объяснения и смысла. Честно говоря, в ту секунду он даже не задумывался о мотивах своего поступка; чувства, которые он питал к Рафику, сами подсказывали ему, как себя вести. Именно эта жизненная правда способна переплавляться в человеческий опыт и мораль, которые не могут навязать ни одно правительство, власть, идеология или чиновники. Общее самосознание, принадлежность к одному племени и прошлому объединяют людей в единый этнос, образуя понятие «народ». Человек гордится своей причастностью именно к этой общности, он воспитывается в осознании, что быть чьим-то соплеменником налагает на него огромную ответственность. Такие народы обладают высоким уровнем национального достоинства; другие, напротив, слабы духом и беспринципны. Все мы разные, и всё слишком запуталось в этом безумном мире… Но всегда, даже в самой суровой жизненной смуте, нужно помнить, что личные ощущения важнее общественных установок, тем более тех, которые разделяют людей по национальному признаку. Это и называется любовью к ближнему. Но не к какому-то абстрактному человеку, на чём безуспешно в течение двух тысяч лет настаивали Христос и его последователи, а к конкретному ближнему – из плоти и крови, находящемуся рядом. Вот что действительно будет понятно каждой живой душе.

Ведомый именно таким личным чувством, Армен шёл навстречу неизвестности и опасности, которые подстерегали его на каждом шагу.

Наконец впереди забрезжили слабые огоньки. Это была передовая линия, блокпосты азербайджанской армии. Через час ходьбы Армен остановился: идти дальше было не просто опасно, а безрассудно.

Усадив тело Рафика на открытом возвышении, он развёл внизу небольшой костёр. Ветерок дул с горы вниз, в сторону долины, унося дым в направлении дислокации частей противника. Дав короткую очередь в звёздное небо, Армен нарушил ночную тишину гор. Это был прощальный салют в честь старого друга. Выстрел должны были услышать с обеих сторон.

Свесив на плечо автомат, парень быстро пошёл вверх и вскоре исчез в темноте.

Поднятый по сигналу тревоги постовой отряд азербайджанцев стал прочёсывать местность и очень скоро обнаружил труп командира у костра. Со стороны могло показаться, что Рафик просто спит, прислонившись к дереву, у уютно потрескивающего огня, разбрасывающего в стороны весёлые летучие искры. Документы лежали в его форменном кармане.

Тело переправили в селение N, откуда в цинковом гробу военный вертолёт доставил его в Баку.

… Каждый день в столицу Азербайджана прибывал «груз 200». По телевизору и в газетах ежедневно мелькали фронтовые сводки. Шла война, проливалась кровь, гибли солдаты – мужья, сыновья, братья. И в очередную бакинскую семью приходила ненавистная смерть.

Город тем временем жил своей обычной жизнью: радовался, веселился, грустил и плакал, совсем как раньше. И только встречая очередную партию погибших, он, как красна девица, виновато опускал голову и желал поскорее пережить эти неприятные, но неизбежные минуты, чтобы снова вернуться к своим повседневным заботам.

Эта половинчатая атмосфера, когда не было ни ощущения войны, ни убеждённости в мире, и чувство неопределённости вызывали злость у некоторых бакинцев. Словно народу не хватало мужества и гражданского достоинства, чтобы всей массой сопереживать воюющим – и либо победить, либо умереть.

Возможно, это лишь громкие слова и при попытке претворить их в жизнь всё представляется в ином свете, но небольшое количество героев-добровольцев, таких как Рафик, ни на минуту не сомневались в том, что нужно защищать свою Родину. В то же время их родители могли рассуждать противоположным образом: почему должны гибнуть наши дети, если отпрыски высокопоставленных чиновников и богачей освобождены от этой тяжёлой повинности?

Трудно осуждать этих людей… Но такое отношение к своему Отечеству не делает чести ни простому народу, ни тем более привилегированным классам. Однако с этим мало что можно поделать. Честь и гражданское достоинство либо есть, либо нет. Возможно, такие вещи воспитуемы, но в то время, да и сейчас, они в катастрофическом дефиците…

… Отец Армена служил в военной прокуратуре Армении. Сам Армен работал в министерстве строительства. Патриотический дух этого молодого человека был настолько велик, что он рвался на войну добровольцем. Вопреки мнению отца, поступил на службу в чине старшего лейтенанта, командовал разведывательным взводом. За шесть месяцев парень повидал все ужасы войны: кровь, муки, трупы стариков, женщин и детей. Армен чувствовал, что в нём что-то изменилось, надорвалось в душе… Но не мог объяснить словами. Знал лишь, что теперь спокойно сможет глядеть в глаза смерти.

Однако сейчас его трясло. Он никак не мог успокоиться. Всю ночь он шёл, погружённый в горькие мысли. Яркие звёзды, рассыпанные по небосводу, освещали ему путь. Когда начало светать, Армен, вконец измождённый, упал в высокую дурманящую траву и забылся тревожным сном.

Когда он очнулся, солнце уже высоко стояло в небе. Тёплые лучи приятно ласкали лицо, пытаясь разбудить. Было около двенадцати дня, вокруг стояло удивительное безмолвие. Пение птиц, шум ветра, дикая красота Нагорного Карабаха – всё это вводило в заблуждение, словно рядом и не было смерти. Мир казался прекрасным и спокойным. С трудом верилось, что здесь проливается кровь.

Карабахские горы

Решение пришло неожиданно. Внимательно осмотревшись, Армен зашагал по тропе, ведущей в долину, на дне которой змейкой извивался ручей. Ему ясно представилась вся нелепость этой бесконечной бойни. Армянин Х убивает азербайджанца Y (либо наоборот) из-за территории N, и это кажется естественным ему самому и всему человечеству. Но стоит конкретному Армену столкнуться на поле сражения с конкретным Рафиком, как это превращается в непостижимость, самый чудовищный кошмар. Такое положение абсурдно и не может оправдать существующую реальность! Взаимоистребляющие друг друга армянин Х и азербайджанец Y потенциально могут стать друзьями в недалёком будущем. По факту же получается, что будущие друзья и даже родственники калечат и уничтожают друг друга во имя присвоения клочка земли, на котором они и так живут рядом. Непостижимо!

«Нет, – упрямо твердил себе Армен, – то, что мы творим, это безумие! Нас проклянут, всех проклянут, и не будет счастья на этой земле ни для кого!»

Спустившись к реке, он пошёл вдоль берега вверх по течению, но его остановил грозный окрик, прозвучавший откуда-то сверху:

– Стоять!..

Повернувшись, Армен увидел нацеленное на него дуло автомата. Чтобы разрядить обстановку, парень по-армянски поздоровался. В ответ ему приказали бросить оружие на землю, поднять руки и отойти на десять шагов назад. Армен подчинился, но не удержался от вопроса:

– Что, своих уже не признаёте?

– Сейчас разберёмся, кто свой, а кто не свой, – угрюмо произнёс второй голос, и ещё один автомат уставился в его сторону.

Подойдя к задержанному, первый боец обыскал его и, не найдя ничего подозрительного, конвоировал в близлежащую деревню. Там располагался передовой пост армян. Армен рассказал, как его отряд попал под обстрел и что он, единственный выживший, скрылся в лесу. На вопрос, каким образом оказался в здешних краях, Армен не смог дать вразумительного ответа. После допроса его отвели в карцер, представлявший собой деревянную комнату с железной дверью и решёткой на окне. От прохудившегося пола шёл запах гнили.

В целях конспирации отряд Армена был обмундирован в одежду защитного цвета, без отличительных воинских знаков и документов. Они знали только пароль, который был их ключом ко всем блокпостам.

Через несколько часов командир подразделения, связавшись со штабом, получил подтверждение о существовании командира отряда Армена Джангирова. Для выяснения деталей было решено отправить задержанного в районный центр, где находился штаб дивизии.

Армена с двумя конвоирами посадили в кузов старого грузовика. Ехать предстояло часа три.

Машина тяжело поднималась в гору по дорожному серпантину. Вдруг мотор закряхтел и заглох.

– Что случилось? – крикнул конвоир.

– Да вот, задымилась старушка! Нужна вода в радиатор.

Водитель ловко подхватил ведро и углубился в лес в поисках ручейка.

Армен и его охранники спрыгнули на землю, чтобы размять затёкшие от долгого и неподвижного сидения ноги. Старший конвоир, открыв дверцу кабины, закурил и громко спросил Армена, откуда он родом. Услышав, что тот из Баку, он многозначительно переглянулся со своим товарищем, ведь было известно, что почти все бакинские беженцы– армяне уехали в Россию или другие страны. Армен пояснил, что он не беженец и уехал из города до начала печальных событий.

– Скажи честно, почему ты оказался совершенно в другой стороне от своего воинского подразделения?

– После боя был контужен, а придя в себя, временно потерял ориентир и шёл наугад.

Конвоир посмотрел на него с сомнением.

– Никуда не денешься, всё равно из тебя выжмут правду!

Армен равнодушно передёрнул плечами и отвернулся.

В это время разведывательная группа азербайджанцев обнаружила человека, бредущего с ведром воды. Проследив за ним, они увидели, как он не торопясь подошёл к машине, открыл капот и начал заливать радиатор водой.

Раздалась автоматная очередь. Стоявший неподалёку от Армена конвоир рухнул на землю, сражённый пулями. Второй с обезумевшими глазами открыл беспорядочную пальбу в сторону леса. Ответная автоматная очередь сбила его с ног, и он упал лицом вниз.

Хлопнула дверца грузовика. Это водитель пытался завести машину.

Армен рефлекторно повернулся к кузову и протянул руку, стараясь дотянуться до борта, но тут же почувствовал обжигающую боль в спине и области сердца. Он пошатнулся, потом сделал пару шагов вперёд, непроизвольно вскинул руки назад и, хватаясь ими за воздух, рухнул на спину.

Грузовик расстреляли, и он, загоревшись, взорвался вместе с водителем…

Тело Армена так и не нашли. Он считался без вести пропавшим. Его родители не теряли надежды на возвращение сына. Они верили, что Армен в один прекрасный день появится на пороге их дома, тихонько откроет дверь, подойдёт к поседевшей матери, обнимет и поцелует её в морщинистый лоб. А мама в ответ прижмётся к нему с облегчённым сердцем, и глаза её наполнятся слезами счастья, которые непроизвольно покатятся по впалым щекам. Так они просидят долго-долго… А потом раздастся голос отца:

– Мать, разреши и мне обнять нашего сына!

И они крепко, по-мужски обнимутся.

Война… Это время, когда родители переживают своих детей. Да будет проклято оно!..

Глава 8

Покинув мать Рафика, потрясённый всем услышанным Иосиф целый час бесцельно бродил по улицам. Затем, опомнившись, остановил машину и поехал к себе в гостиницу. Ему никак не верилось, что двух его друзей уже нет в живых.

«Как это возможно?… Почему так случилось?…» – беспрестанно терзал он себя вопросами.

После духоты, шума, сутолоки и пыли городских улиц в номере ему показалось необычайно прохладно и тихо. Где-то играла приятная лёгкая музыка.

Иосиф принял душ. Аппетита не было. Он налил себе виски, тяжело свалился в мягкое кресло и уставился в одну точку. В таком анабиозе он пробыл довольно долго, пока телефонный звонок не вернул его к реальности. Гостя приглашали на бизнес-ужин, от которого он любезно отказался.

На часах было девять вечера, и Иосиф почувствовал, что больше не может оставаться в комнате. Решив пройтись по ночному бульвару, молодой человек вышел на улицу и медленно побрёл вдоль набережной.

Увидев вывеску ночного бара, ярким неоновым свечением зазывавшую поздних посетителей, он решил войти. По ту сторону двери оказался едва освещённый большой зал. Откуда-то с потолка тихо журчал джаз. За барной стойкой сидело несколько человек, а по периметру расположились отдельные кабинки с мягкой мебелью. Публика выглядела весьма респектабельно, всюду слышалась английская речь.

Иосиф заказал себе виски с содовой. Он был не особенно охоч до спиртного, поэтому уже после третьей рюмки почувствовал дурноту. Собираясь уйти, он заметил подошедших к бару мужчин, заказавших себе коньяк и водку. Иосиф обратил внимание на того, кто сидел к нему ближе.

«Такое знакомое лицо…» – подумал он.

Прошло столько лет, некоторые прежде знакомые черты потускнели в памяти…

«Неужели это Азад?…» – вдруг осенило его.

Мужчина за стойкой очень походил на парня, который когда-то жил в соседнем доме и иногда приходил поиграть в их двор. Задержав на нём взгляд, Иосиф смутился: сосед заметил его пристальное внимание и повернул голову. Их глаза встретились.

– Я прошу прощения, но вы мне кое-кого напомнили… – произнёс Иосиф.

– Знаете, и мне ваше лицо показалось знакомым. Но я затрудняюсь сказать, где видел вас прежде, – ответил человек.

– Вы похожи на моего старого приятеля по имени Азад, – открылся Иосиф.

– Совершенно верно, я Азад, – всё ещё пытаясь догадаться, с кем он разговаривает, произнёс мужчина.

– Азад! Да я же Иосиф из соседнего дома!

– Тот самый Иосиф, который когда-то уехал в Израиль?! – воскликнул он.

– Ну да, тот самый. Только я живу в Соединённых Штатах.

– О, рад тебя видеть! – Азад поднялся со стула и подошёл к давнему знакомому. Они тепло обнялись.

– Иосиф, можно на «ты»?

Мужчина кивнул головой.

– Слушай, я бы тебя даже не узнал! Ты очень изменился и выглядишь респектабельно. Стопроцентный американец!

– Ну что ты! Я всё тот же Йося. А как твои дела?

– У меня… О, прошу прощения… Познакомься, это мой друг Октай.

– Очень приятно, – Иосиф пожал Октаю руку.

– Что до меня, то я профессор, преподаю в университете историю и политологию, – рассказал Азад. – Иосиф, извини, но я вижу, тебе не по себе… Что-то случилось?

– Два дня назад я приехал сюда в командировку по делам компании, в которой работаю. А сегодня побывал в гостях у тёти Марьям. Помнишь маму Рафика?

– Да, конечно. Значит, ты уже в курсе? – изменившись в лице, спросил тот.

– Это ужасно! Я до сих пор не могу поверить, что ребят нет в живых.

– Я был на похоронах Рафика. Знаешь что… Давай закажем выпить! Сядем в кабинке, там нам не будут мешать, и поговорим.

Устроившись в удобных креслах, они вспоминали своё детство, однако Иосиф никак не мог сосредоточиться. В голове постоянно вертелись мысли о погибших друзьях.

– Послушай, Азад, я уехал отсюда подростком. Американские газеты в то время писали о карабахском конфликте, но всегда освещали эту тему с точки зрения армян. Сейчас я понимаю, что мне совершенно незнакомо мнение азербайджанской стороны.

– Иосиф, когда мы говорим о национальных конфликтах, к которым можно причислить и карабахский, то прежде всего должны иметь в виду, что у этих распрей существует ряд объективных причин. Можно сказать, что тогда всё сошлось в одной точке.

Как известно, миром управляет власть, то есть сила. Её бывает либо много, либо мало, но она есть всегда. В конце восьмидесятых годов власть в Советском Союзе ослабла. А тоталитарное государство может жить только по принципу сообщающихся сосудов: если в центре сила ослабевает, то она перетекает на периферию. Почувствовав послабление, националисты подняли головы – в данном случае это выражалось в сепаратизме – и смогли заразить своих соплеменников обострённым чувством псевдонационализма этакого болезненно-подросткового толка. Центр старался контролировать подобные вспышки, использовать их в своих интересах и писать политические сценарии. Но в то время возникла борьба за власть в самом центре. И процессы на местах начали углубляться и принимать автономный характер, хотя и протекали в рамках тех схем, которые были установлены сверху. Это во-первых. А во-вторых, в результате всего этого в реальной жизни – а не на схемах и планах – пролилась кровь, люди страдали от потери собственной земли и родного крова, смерти близких, обиды и ненависти. Ещё раз повторюсь, всё это было следствием реализации хитрых политических схем, теорий, оторванных от реальности. Самое ужасное здесь – людское горе, а выяснением обстоятельств и причин пусть занимаются историки и политологи. Суждения обывателей хорошо отражает ставшая расхожей фраза: «Во всём виноват Горбачёв! Он развалил такую страну!» А какую «такую» – никто не объясняет. Мол, и так известно.

– Почему же азербайджанцы молчали? Почему, как армяне, не отстаивали свою правду, не трубили на весь мир собственную версию событий? – резонно заметил Иосиф.

– Смотришь в самый корень! Азербайджанцам всегда не хватало талантливых представителей, которые могли бы донести их правду до Запада. Мне кажется – возможно, я и ошибаюсь, конечно, – проблемы информационной разобщённости кроются ещё и в том, что азербайджанцы воспринимаются как часть исламского мира. По сути, так оно и есть. Но в 1988 году даже само население Азербайджана так не считало.

– Я хорошо помню нашу атеистическую жизнь, – задумчиво произнёс Иосиф.

– Так вот, сам Азербайджан и информация, идущая из республики, воспринимались Западом сквозь призму стереотипов об исламском мире. Следовательно, западная общественность априори получала искажённый образ нашего государства. Я уже не упоминаю о том, что любой голос, даже детский лепет, раздававшийся в защиту азербайджанцев, власти республики старались заглушить или переиначить так, чтобы это понравилось Москве.

В свою очередь армяне, как представители христианского мира, имели очень мощных проводников, весомые голоса которых с пониманием воспринимались на Западе. И это без учёта того, насколько армянские националисты и сепаратисты были тщательно и широкомасштабно подготовлены к этому конфликту с помощью мирового армянского сообщества. С нашей стороны бестолковость, корысть и страх азербайджанских властей, неумение управлять своим народом и слабость духа большинства населения привели к тому состоянию, в котором мы находимся сейчас. Понимаешь, по чести и достоинству азербайджанцев был нанесён ощутимый удар. И от него мы не можем оправиться до сих пор. Вот что надо уяснить и запомнить, прежде чем разбирать произошедший конфликт в деталях, – заключил свой длинный монолог Азад.

Затем, чуть задумавшись, поднял бокал:

– Давайте ещё раз помянем Рафика и Армена, чтобы их души встретились в ином мире и продолжили свою дружбу, прерванную человеческим безумием! Истинно говорил Христос, люди не ведают, что творят.

– Азад, русскоязычные газеты в Америке в публикациях, посвящённых карабахскому конфликту, всегда упоминали бакинские и сумгаитские погромы армян как жестокие и бесчеловечные. Неужели нельзя было обойтись без столь крайних мер? Даже не верится, что азербайджанцы способны на то, о чём сообщалось.

– Когда противостояние между Азербайджаном и Арменией перешло в горячую фазу, армяне в Азербайджане и азербайджанцы в Армении превратились в заложников. Вообрази, тела погибших солдат прибывают в Баку и Ереван. Что должны были чувствовать родные этих несчастных, как должны были сдерживать себя от соблазна отомстить за них? И месть эта тяжёлым бременем легла на плечи ближайших соседей.

С азербайджанцами поступили очень сурово. В январе 1989 года более 230 000 этих людей были изгнаны из своих домов в Армении. В отличие от своих армянских собратьев по несчастью азербайджанские беженцы были вынуждены оставить абсолютно всё – дома, имущество, скот, и добираться пешком до границ страны. Поскольку их изгнание носило не стихийный, а организованный характер, осуществлено оно было в течение двух недель. Дети, женщины, старики шли пешком через заснеженные горные перевалы. Никто не вёл счёт тем, кто замёрз в дороге. Тогдашний первый секретарь Центрального комитета Азербайджана Везиров не разрешил азербайджанским беженцам из Армении остаться в Нагорно-Карабахской автономной области, население которой в то время составляло 180 000 человек: 140 000 армян и 40 000 азербайджанцев. Если бы там осели ещё 230 000 азербайджанцев, думаю, всё могло бы пойти по другому сценарию. Именно поэтому всех беженцев – а их число составляло всё сельское население Армении – переправили в Баку и Сумгаит. Представляешь, людей, изгнанных из Армении, пустили в города, где проживали сотни тысяч армян! Властям оставалось только бросить горящую спичку в этот бак с бензином, что они и не преминули сделать. Кстати, главарём бандитов, орудовавших в Сумгаите, был трижды судимый местный армянин. Вот так.

– А где же были милиция, армия, наконец? – прервал его Иосиф.

– Армия? Хороший вопрос. Смотри, погромы в Баку продолжались с 13 по 19 января 1990 года. Армян спасали от бандитов простые граждане-азербайджанцы, соседи и знакомые. А власти просто организовали эвакуацию беженцев – паромом, курсировавшим между Баку и Красноводском. Ни один солдат Советской Армии не вышел из своих казарм, расположенных непосредственно в городе, чтобы установить порядок. Просто не было приказа.

– Азад, я только сейчас понял, что даже не спросил у Марьям-ханум, где похоронили Рафика…

– А помнишь парк имени Кирова?

– Ну конечно.

– Так вот, верхнюю часть этого Нагорного парка, как его сейчас называют, превратили в Аллею почётного захоронения. Там и лежат наши солдаты, погибшие в Карабахе. Там же покоятся останки Рафика. Если у тебя найдётся время, позвони мне завтра по этому номеру. – Азад протянул свою визитку. – Мы поедем и навестим его могилу.

Давно Иосиф не пил и не курил в таких количествах. До постели он добрался только к трём часам ночи и, едва коснувшись подушки, уснул.

Телефон надрывался, когда мужчина с трудом разлепил глаза и посмотрел на часы. Стрелки показывали десять утра. В офисе нужно было быть к девяти.

Иосиф с трудом встал, но сильная головная боль вернула его в постель. Схватившись за голову, он тихо застонал, вспоминая вчерашний вечер.

Телефон продолжал трезвонить, и ему не оставалось ничего иного, как принять вызов. Звонили, конечно же, из офиса. Голос был полон недовольства. Иосиф извинился и пообещал быть через полчаса. Холодный душ и горячий крепкий кофе быстро привели его в чувство. Если не брать в расчёт тёмные круги под глазами и назойливый шум в голове, он был почти в норме.

Около четырёх часов дня, освободившись от дел, Иосиф позвонил Азаду. Они договорились встретиться перед центральным входом Нагорного парка.

Здесь была установлена высокая каменная стела, у подножия которой горел вечный огонь. Слева от входа был воздвигнут минарет в турецком стиле. Изначально парк носил имя соратника Иосифа Сталина и первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии Сергея Мироновича Кирова. Его застрелили при невыясненных обстоятельствах перед выборами на пост Генерального секретаря ЦК КПСС, где он готовился составить конкуренцию самому Сталину.

В советскую эпоху это место было одним из самых популярных для отдыха, здесь любили отдыхать бакинцы всех наций и возрастов. Детей и подростков привлекали многочисленные аттракционы; влюблённые парочки ютились на уютных скамеечках, установленных в весьма укромных от посторонних взглядов местах; пожилые люди приходили пообщаться и подышать свежим воздухом. Парк буквально утопал в зелени. Благодаря массивным высоким деревьям, экзотическим растениям и разнообразным цветам воздух источал пьянящий аромат.