Текст книги "Туркестан в имперской политике России: Монография в документах"

Утверждая, что Политическое Агентство плохо осведомлено, Генерал Самсонов чрезвычайно склонен придавать слишком большую веру сведениям, привозимым из Бухары случайно командируемыми туда лицами и разными тайными агентами. В своей записке, представленной в Особое Совещание Министерство уже высказало свое мнение о подобных источниках информации и может лишь повторить, что к таковым следует относиться с большой осторожностью. Нельзя не отметить и того, что до сего времени всегда на деле оказывались правильными сведения Политического Агентства, а не тревожные данные, получавшиеся из указанных источников в Ташкенте. Для примера можно привести тут же ташкентское сведение об Астанакул-бек-бии Кушбеги: последний до сих пор находится в опале и совершенно не соприкасается с Эмиром. Кстати, надо сказать, что влияние этого сановника, отличающегося редкою для бухарца честностью и порядочностью, никогда не было вредным, но, к сожалению, вследствие независимого характера Эмира оно никогда не могло быть достаточно сильным. Вина Астанакула в январских событиях заключается лишь в том, что он не решился принять энергичные меры к восстановлению порядка, не получив предварительно указаний от Эмира, который находился в то время в Кермине.

Непонятным представляется суждение Генерал-Губернатора о мусульманских законах. Последние основаны, как известно, на Коране и потому незыблемы, и если есть возможность вывести из них, что то или другое, в том числе и конституция, не противоречит шариату, то это совсем иное, чем отмена твердо установленных этими законами порядков поземельного обложения. Ссылка Генерала Самсонова на Туркестан и Хиву не может быть признана убедительною, ибо в Туркестане действуют наши законы, а в Хиве только еще вводится потанапное обложение, и результаты этой меры еще не выяснились. Самым трудным пунктом в вопросе об изменении принципа взимания поземельного налога в Бухаре является, несомненно, составление необходимого для сего кадастра, на что потребуется очень много времени, и причем придется столкнуться с целым рядом весьма сложных вопросов и положений.

В вопросе о бухарских войсках Генерал-Губернатор в числе доказательств непригодности таковых, приводит между прочим случай, когда Эмир просил возложить поимку разбойников на наших казаков, вместо того чтобы послать на это дело свои войска. Такой случай действительно имел место, но надо пояснить, что разбойники, о которых шла речь, были русские подданные, которые при преследовании их скрывались в русские пределы, куда бухарцы за ними следовать не могли. Кроме того, Эмир, очевидно, опасался, что случайное убийство при преследовании русско-подданного, хотя бы и обличенного в разбое, могло бы при внеземельности русских породить осложнения. В деле же январских беспорядков в Бухаре армия Эмира не могла доказать своей несостоятельности; так как она в действительности не была использована растерявшейся[94]94
  В документе ошибочно «расширявшейся».


[Закрыть] Администрацией. Затем Генерал Самсонов говорит о новом элементе, о котором раньше не было речи, а именно о милиции. Министерству однако не известно, чтобы существовала в ханстве правильно организованная и достаточно сильная милиция. При каждом беке (губернаторе) есть слуги, так называемые джигиты, которых он рассылает по делам и на которых возлагает при надобности полицейские обязанности; но их очень небольшое количество, и потому при каких-либо массовых движениях или беспорядках они оказать действительную помощь не могут. Поэтому Министерство остается при том мнении, что некоторая регулярная вооруженная сила Бухарскому Правительству необходима, не предрешая, однако, самой численности этой силы. Утверждение, что все войска Эмира сосредоточены около столицы, не совсем правильно, так как регулярные части имеются и в разных бекствах, в том числе – и в отдаленном Дарвазе.

Вопрос о взаимных отношениях между Генерал-Губернатором и Политическим Агентством на практике разрешает ее очень близко к тому, на что указывает Генерал Самсонов. Министерство Иностранных Дел не может, однако, согласиться с полным изъятием из его непосредственного ведения подчиненного ему органа, коим он обязан руководить и деятельность которого должна быть строго согласована с видами и указаниями Министерства.

Что касается необходимости реформ в ханстве, то Министерство Иностранных Дел таковой отнюдь не отрицало и ждет лишь от Генерал-Губернатора подробно разработанных, по соглашению с Политическим Агентством, соображений на этот счет.

ЦГА РУз. Ф. И-2. Оп. 2. Д. 369. Л. 28-32 об. Копия. Машинопись.

Особое мнение

[Генерал-Лейтенанта Самсонова]

Записка Министерства Иностранных Дел являлась для особого совещания по бухарским делам 28 Января 1910 года основным документом, на основании которого представителями этого министерства, присутствовавшими на совещании, освещались возбужденные мною вопросы о реформах в отношениях наших к Бухарскому и Хивинскому ханствам, поэтому на этом документе я и остановлюсь. Но прежде чем обратиться к оценке правильности соображений, приводимых в этой записке, я считаю необходимым выяснить то недоразумение, в которое, по-видимому, впали члены совещания, приписав мне мнение о немедленном присоединении Бухары в качестве нераздельной территории к Российской империи. Я вовсе не имел в виду фактического немедленного присоединения Бухары к России и не связывал этого события со смертью настоящего правителя ее Эмира Сеид-Абдул-Ахада. Я лишь указывал, что при решении вопроса, какие именно реформы нужны Бухаре, необходимо предварительно вырешить принципиально, «будет ли Бухара присоединена к России вообще», так как только при твердо и ясно поставленном решении этого вопроса можно сказать – какие именно реформы нужно проводить в ханстве и на каких необходимо особенно резко настаивать. Если по политическим или иным соображениям представляется желательным и в будущем продолжать самостоятельное существование Бухары, то в основу проводимых реформ нужно положить иные принципы, чем при решении противоположном, так как если мы решим, что Бухара должна быть присоединена к России и это лишь вопрос времени, обусловленный данным политическим моментом, то в основание реформ должна быть положена эта идея, и все они должны служить для подготовки возможного бескровного, без всяких потрясений, слияния территории Ханства с соседними областями Туркестанского Генерал-Губернаторства. Этот вопрос, по моему мнению, и мог быть решен лишь Его Императорским Величеством по докладу высшего административного учреждения Империи – Совета Министров, и, по моему мнению, Совещание этот вопрос совершенно обошло. Отсюда ясно, что я не заслужил полученных мною упреков в том, что «форсирую события и хочу пользоваться таким поводом, как перемена управителей в Хиве и Бухаре, в особенности в настоящее тяжелое время, когда все силы Империи должны быть сосредоточены на деле внутреннего усовершенствования». Только принципиальным отрицательным или положительным решением вопроса можно определить и дальнейшее наше отношение к обоим ханствам.

Ошибочно, по моему мнению, при решении этого основного принципиального вопроса исходить, как это делается в записке Министерства Иностранных Дел, из юридических оснований: думаю, что в основу должны быть приняты вовсе не правовые соображения и нормы, а соображения государственного интереса и государственной необходимости, Ведь само Министерство сознает, что в двух юридических актах, определяющих взаимное отношение России и Бухары, нет и намека на какие-либо особые полномочия Русского Правительства, которые давали бы повод считать Бухарское ханство вассальным, нет в них даже ни малейшего указания на то, что Эмир обязуется не сноситься с иностранными правительствами помимо России. Таким образом, говорится далее в записке, с формальной точки зрения Бухаре предоставлены во всех отношениях совершенная свобода и автономия. Но ведь фактически этого нет, и Правительство наше в интересах государственной необходимости должно было лишить Эмира тех прав, которыми он «юридически» пользовался, превратить его из самостоятельного Государя в правителя Бухары, а не владетельную особу, включив его ханство в нашу государственную границу и этим предуказать как бы тот взгляд, который высказывал и я, а именно что Бухара должна быть присоединена к России и по своему географическому положению, и по тесной экономической связи с нами и т.д. Но я нахожу лишь, что этот взгляд должен был получить Высочайшую санкцию и лечь в основу всех наших отношений к Бухаре и всех тех реформ, которые проектируются и будут проектированы для этого ханства. Далее Министерская записка обращается к нравственной точке зрения и задает вопрос: насколько присоединение ханства к Империи оправдывалось бы с нравственной точки зрения. Давая отрицательный на это ответ, в силу того, что не только ныне здравствующий Эмир, но и его отец, без всякого с нашей стороны давления, усердно и добровольно содействуя нам, осуществили ряд мероприятий, окончательно упрочивших наше политическое и экономическое положение, Министерская записка указывает на проведение железной дороги, расположение наших гарнизонов в Бухаре, основание русских поселений, включение ханства в таможенную черту, введение юрисдикции над бухарцами в смешанных делах, фиксирование бухарской теньги. Не скажу, чтобы удачно были приведены примеры «усердного» содействия и особых оказанных Эмирами услуг к закреплению нашего политического и экономического положения: не надо забывать о том, что все, здесь описанное, доставалось нам с известными усилиями и, кроме того, давало Эмиру лично и отчасти его народу громадные экономические выгоды, гораздо более тех, которые извлекались из всего этого нами. Наконец, в том случае, когда бухарское правительство видело возможность, в силу каких-либо случайных обстоятельств, вернуть что-либо из утраченных прав и данных нам обязательств, оно это непременно делало; так, в вопросе о теньге в последний свой приезд в Петербург Эмир добивался отмены обязательства чеканить теньгу на нашем монетном дворе и фиксирования ее курса. Что правитель Бухары старался выказать свою беззаветную преданность Государю Императору и России крупными пожертвованиями в минувшую Японскую войну на раненых и флот – бесспорно, но столь же крупные или не менее крупные пожертвования он делает и на Геджасскую дорогу, и на мечеть в Петербурге. Упоминаю об этом только для того, чтобы не преувеличивать значения жертв, которые бухарское правительство делает, подчеркивая свою лояльность и преданность. Ввиду изложенного, я полагаю, нельзя отрицать за нами и нравственного права в стремлении присоединить Бухарское ханство к Империи, если только в вопросах внешней политики вообще можно исходить из побуждений нравственного порядка, прислушиваться к голосу сердца. Если мы до сих пор, как сообщается в записке Министерства, руководящим принципом нашим по отношению к Бухаре признавали возможно меньшее вмешательство во внутренние дела ханства то едва ли Министерство не убедилось в несостоятельности этого принципа и в тех печальных результатах к которым это повело: этот принцип совершенно усыпил Политическое Агентство наше, порвал всякую живую связь со страною, в которой оно находится, и сделал Политического Агента скорее всего Министром двора Эмира Бухарского, а не представителем и защитником наших государственных интересов. Агентство оказалось совершенно не осведомлено в том, что совершается в ханстве и проглядело такое народное движение, как вражда шиитов и суннитов, закончившаяся резнею на улицах Старой Бухары в январе текущего года. Этот принцип невмешательства привел страну в положение, близкое к полному экономическому краху, и те сведения, которые поступают ко мне из ряда источников, говорят, что народное движение в стране не подавлено, а лишь ждет более благоприятного случая, чтобы проявиться в более интенсивных формах. Если в приведенном упомянутом принципе невмешательства нами руководило только желание «явить доказательство правителю Афганистана и индийским владетельным князьям, что Россия совершенно не стремится к расширению своих владений, а мирно уживается бок обок со своими мелкими соседями», то, во-1-х, эти владетельные особы едва ли не усматривали в такой политике нашу слабость, во-2-х, этим мы не делали себе популярности среди населения Афганистана и указанных индийских княжеств, которое видело наше равнодушное попустительство к грубому, жестокому экономическому гнету бухарским правительством сельского и городского населения Бухары, и, в-3-х, наконец, столь серьезный принцип, который руководил нами в отношениях к Бухарскому правительству, едва ли мог вызываться столь незначительною целью, как желание заслужить ни к чему нам не нужное одобрение Афганского Эмира и мелких индийских князей. Между тем, как признает и Министерство Иностранных Дел в своей записке, при нашем попустительстве в Бухарском ханстве народ изнывает от поборов, административных неурядиц, злоупотреблений, и правительство наше, оказывая покровительство Эмиру и ограждая его от какого-либо открытого проявления недовольства со стороны его подданных, несет вместе с тем известную ответственность перед последним за его участь, оно также заинтересовано, чтобы материальное положение населения ханства было в достаточной степени обозначено. Ввиду этого Министерство признает, что принятие нами соответствующих мер для улучшения положения дел в ханстве представляется несомненно необходимым

Намеченная цель может быть достигнута, по мнению автора записки Министерства Иностранных Дел, тремя способами: 1) введением в Бухаре нашей Администрации, 2) преподанием Эмиру определенной инструкции по коренным реформам финансов и административного строя, которые он проводит от нашего имени и под нашим наблюдением и 3) давлением на Эмира в видах побуждения его к осуществлению от своего имени необходимых реформ согласно нашим дружественным советам. Полагаю, что действительное улучшение положения дел, как в Хиве, так и в Бухаре, может быть достигнуто только присоединением ханств к России, а все остальное является лишь паллиативами, которые не создадут прочного порядка, а потому не прекратят вполне недовольства населения и едва ли смягчат резкое его проявление. Если нельзя теперь присоединить Бухару, то, конечно, нельзя проводить какие-либо реформы через нашу Администрацию, но оба последних способа представляются мне совершенно по существу однородными и лишь искусственно разделенными из желания от кого-то скрыть, что инициатива реформ исходит от нас. Прежде всего, оба способа обречены на неудачу, ибо в действительности проводить реформы придется через ту же туземную администрацию, недобросовестную и недоброжелательную к нам и, как я сказал выше, только одно окончательное присоединение территории Бухарского ханства к Империи решит вполне правильно наболевший и назревший вопрос – улучшить тяжелое экономическое положение народа – и даст нам возможность использовать полностью все те выгоды, которые мы должны были бы извлекать, производя огромные затраты как на проведение в пределах ханства железной дороги, так и на пароходство, почту, телеграф и т.п. Никого из бухарцев нельзя обмануть, если в ханстве будут проводиться реформы, что инициатором их является гуманный Белый Царь, который соседним единоплеменникам и единоверцам их дал возможность среди мира и покоя создать такое материальное благосостояние, о котором бухарскому народу и не грезится. Благие начинания, проводимые Эмиром от нашего имени, не могут уронить авторитет и престиж Эмира, так упавший за последние годы, по всем сведениям, получаемым мною из страны, но, наоборот, могут вернуть Эмиру утраченное теперь расположение народа; наши начинания только предотвратят ту катастрофу, которая, по-видимому, грозит разразиться теперь, вызванная крайним недовольством существующим режимом, полною непопулярностью Эмира. Страна находится теперь в самом тревожном состоянии; собирается и скупается всюду оружие, народ упражняется в стрельбе, образовалось несколько партий, из них создались и такие, которые стоят за национальное самоопределение, самостоятельное государство с новой династией и новым главою ханства или с подчинением соседнему Афганистану. Совершенно неосновательна боязнь, высказываемая политическим агентством, что проникнутое духом шариата население ханства всегда будет становиться на защиту своих коренных установлений и порядков, хотя бы и разорительных для него, и восставать против даже самых полезных новшеств, вводимых по настоянию «неверных». Позволяю себе удостоверить, что благодаря ценным сведениям, полученным мною из разных источников, освещающим настоящее положение дела в ханстве и делающим меня более осведомленным, чем Политический Агент, в действительном настроении бухарского народа – такое опасение совершенно неосновательно, масса народная именно ожидает с упованием «новшеств» от Великого Белого Падишаха, который сжалится над истомившимся в ужасном экономическом рабстве и совершенно бесправным народом и даст ему те права, которые даровал своим подданным сартам и киргизам. Не могу согласиться также с рассуждениями Министерской записки о способе проведения реформ в Бухаре путем нравственного воздействия на Эмира. Не могу также назвать удачным результат дружеских сепаратных бесед с Эмиром Директора Департамента Министерства Иностранных Дел Действительного Статского Советника Клемма и Политического Агента Лютша осенью 1909 года в Ялте, так как хотя этим лицам в окончательном итоге разговоров с Эмиром и удалось уговорить Эмира сложить с жителей Старой Бухары повинность по очистке снега и расходы, с этим сопряженные, а также принять на себя затраты по пропуску вод Зеравшана, всего в сумме 32 тысяч, но вскоре после этого Эмир увеличил базарный сбор на 52 500 рублей, почему уменьшение податного бремени не только оказалось фиктивным, но даже наоборот, тягость обложения увеличилась. В управлении же страною никакого изменения не последовало; удалив по настоянию народа бывшего Кушбеги Астанакула, Эмир вновь приблизил его к себе, хотя и не дал ему прежнего назначения, но влияние его столь велико, что Эмир, послушав его совета, сместил с должности пользовавшегося всеобщим уважением в Бухаре влиятельного главу суннитского духовенства, раиса Старой Бухары. Наконец, для рекомендуемого Министерством нравственного давления надо, чтобы оно проводилось неуклонно и людьми достаточно талантливыми, всякая «осечка» в подобном давлении уменьшает авторитет и Политического Агента, и Генерал-Губернатора: рассчитывать же, чтобы Эмир сам действительно захотел и мог бы ввести реформы, клонящиеся к поднятию благосостояния народа, совершенно невозможно.

Не могу согласиться с мнением автора записки еще и о том, что в Бухаре действуют какие-то мусульманские законы, удовлетворяющие бытовым особенностям и патриархальному складу жизни туземного населения, и что прикасаться к известному строю, существующему уже около 12 веков, можно с большой осторожностью. Утверждать, что данный строй существует 12 веков ошибочно; смена династий, изменение этнографического состава населения приливом завоевателей и, наконец, самый крупный факт конца XIX века – появление русских – совершенно меняли этот строй, и под определение шариата услужливыми муллами подводилось новое содержание, как его толкование (риваят), мало того, надо именно признать что порядок управления, существующий в ханстве, отвечал, быть может, именно уже отошедшему в область истории такому патриархальному строю, о котором говорится в записке, однако совершенно не соответствует той ступени развития, на которой находится бухарский народ после ряда существенных изменений в жизни народной, вызванных такими крупными экономическими факторами, как железная дорога, телеграф, банковый кредит, крупная торговля каракулем, шелком ит.п., заставившими население перейти от натурального строя хозяйства к денежному; не надо забывать недавних примеров крушения старого политического строя в соседней Персии и особенно в единоверной для наших среднеазиатских мусульман Турции, когда во главе движения стала наиболее косная фанатичная часть населения – духовенство, разъяснившее текстами Корана, что конституция вполне отвечает учению Пророка, что идея ответственности министров покоится на текстах Божественного писания.

Если причина неудовлетворительного управления ханством коренится не столько в действующем законе, как говорится в записке, а лишь в применении его, то все хаотическое положение в ханстве может быть исправлено, если мы поможем Эмиру установить более действительный контроль над администрацией, предложив ему самому изыскать для этого способы. Но записка не говорит, откуда же Эмир возьмет лучших представителей администрации, когда вся она воспитана на системе взяточничества, не прошла никаких школ, кроме тех же отживших свой век затхлых мактабов и Мадраса; какой же контроль и через кого Эмир учредит над этой администрацией, когда ближайшие и доверенные сановники нагло обманывают его (недавно, например, Кушбеги позволил себе утаить из почтово-телеграфного сбора, присланного Политическим Агентством и о сумме которого Эмир мог быть хорошо осведомлен от того же Агентства, половину).

Странно ожидать успеха какого-либо от контроля Эмира над чиновничеством, если состав и система содержания этого чиновничества и самый способ управления народа останутся те же и если народ будет, как и ныне, совершенно лишен возможности непосредственно до Эмира доводить свои жалобы.

Едва ли, конечно, какую-нибудь помощь принесет Эмиру в деле улучшения управления страною наше Политическое Агентство, если его состав, как рекомендует записка, увеличить не только одним чиновником, периодически разъезжающим по Бухаре, а даже несколькими, так как осведомленность Политического Агентства от этого хотя и увеличится, но не в такой степени, чтобы оно стало вполне ознакомлено с действительным положением дел, злоупотреблениями администрации и положением народа, его нуждами и пожеланиями, так как вокруг каждого из наших чиновников создастся плотная стена бухарских чиновников-шпионов, совершенно устраняющая возможность непосредственного общения с народом, что мы наблюдаем и ныне.

Не знаю, кого разумеет автор записки, упоминая, что Эмиру «вменяют в вину», что он из семи миллионов доходов ханства тратит на нужды последнего лишь три миллиона, а остальные обращает в свою пользу. В действительности цифра валового дохода Эмира несколько преуменьшена, сумма же расходов близка к действительности, но речь в моем докладе и представлениях моих предместников шла вовсе не о «виновности Эмира», а о том, что вся система государственного хозяйства в Бухаре совершенно нетерпима, что нет разделения личной кассы Эмира от государственной и государственное хозяйство носит характер частного помещичьего, и притом далеко не благоустроенного хозяйства, со всеми присущими ему недостатками. Признав необходимость ввести какие-либо реформы в строе управления Бухарой, надо прежде всего изыскать для этого источник расхода, выделить из общей суммы доходов, получаемых Эмиром со страны, то, что должно составить государственную казну, а что личный доход его, – отсюда необходимость «бюджета». Ради этой важнейшей задачи надо примириться со «щекотливостью» вопроса и определенно поставить наше требование. Мне представляется, что

Эмир только выиграет от фиксирования его доходов путем установления бюджета и правильного ведения отчетности в его государственных доходах и расходах, устраняющих произвол и злоупотребление его чиновников. Установив бюджет, можно перейти будет и к замене системы кормления администрации определением штатного содержания; подобная мера, если и может вызвать неудовольствие чиновничества, зато, несомненно, с горячей благодарностью встречена будет всем населением. Еще с большей благодарностью встретил бы народ переход от хераджной системы подати (подоходный налог) к по-танапному обложению. Никаких способов избежать злоупотреблений при действии хераджной подати при настоящем составе Бухарской администрации нет, так как сама система, по своему существу, дает широчайший простор сборщикам к произволу и злоупотреблениям. В соседней Хиве и у нас в Туркестане издавна проведена танапная система обложения, которая является наиболее целесообразным видом налога, оберегающим население от произвола, от деморализованного взяточничеством и безответственностью чиновничества.

Переходя к затронутому в записке вопросу о сохранении бухарской армии, должен сказать, что непонятной представляется защита Министерством Иностранных Дел бухарской армии как одного из главных признаков внутренней самостоятельности Эмира; если Министерство Иностранных Дел признает желательным сохранить эту игрушечную армию только в интересах охраны престижа Эмира, то казалось бы достаточным оставить ему его гвардейский батальон, две казачьи сотни (конвой), упразднив остальные батальоны, которым Эмир не находит возможным ни дать лучшего вооружения, ни снабжать их даже патронами. Что эта армия совершенно бесполезна, и если играла какую то роль в прошлом, на что ссылается Министерская записка, то в настоящее время армия до того деморализована, что Эмир не решается пускать ее даже против разбойников и для борьбы с последними и поимки их просит о присылке казаков или наших охотничьих команд. Того значения, которое приписывается в записке армии, внутри страны она не имеет, ибо почти вся (кроме одного батальона) сосредоточена в окрестностях Кермине и Старой Бухары, а по бекствам распределены лишь посты милиции, несущие полицейские обязанности; об упразднении этой последней никогда я не возбуждал вопроса. Те части армии (отдельные роты), которые сосредоточены в местах жительства беков, едва ли принесут пользу, если придется принять участие в подавлении беспорядков народных, так как армия бухарская доказала совершенную свою несостоятельность во время январских беспорядков в Старой Бухаре; да это и понятно: ее система комплектования – из худших элементов народа, насильственная служба в рядах, – все это указывает на необходимость ее полной реформы, или упразднения как бесполезной статьи расхода. В записке говорилось, что нельзя ставить в укор армии ее бездеятельность во время беспорядков в Старой Бухаре, так как надо было поступиться своими религиозными убеждениями, но ведь в таком положении армии придется быть очень часто, так как вопрос о вражде шиитов, составляющих заметную часть населения, с суннитами не улажен, и едва ли можно ждать его скорого разрешения, так как вражда эта коренится в разнице религиозного учения; мало того, бухарская армия является детищем народа (притом попорченным), а потому отражает в себе все элементы недовольства этого народа против существующей системы управления. Какую же помощь она окажет Эмиру?

Говоря об усилении взамен упразднённой бухарской армии наших гарнизонов, я имел в виду, что усилены будут существующие уже гарнизоны наших поселений, связанных телеграфом не только с местом жительства Политического Агента, но и с Ташкентом, – поэтому никаких неудобств, о которых говорится в записке, от подобного усиления не предвидится, так как при условии оставления милиции, с одной стороны, и при наладившихся с местными беками отношениях с начальниками гарнизонов наших поселений – с другой, едва ли вызовет затруднения в решении вопроса о содействии бекам в подавлении народных волнений; во-1-х, случаи подобных обращений могут быть при существовании в руках беков тех милиционеров – редки, а, во-2-х, инструкция начальникам гарнизонов, как реагировать на просьбу о помощи, ведь будет дана из Ташкента и, наконец, в-3-х, во главе гарнизонов стоят столь авторитетные по своему служебному положению воинские начальники, что они сами, в случае перерыва сообщения с Ташкентом и Новой Бухарой – по своей служебной опытности, сумеют разобраться в обстановке и безошибочно решить, как им поступить.

В заключение записки автор останавливается на вопросе о подчинении Политического Агента Генерал-Губернатору, как ходатайствовал я и мои предместники, и старается объяснить это желание как стремление к узурпации прав Министерства Иностранных Дел в деле руководства политикой нашей в Средней Азии. На самом деле вопрос о подчинении Политического Агентства возбужден не ради такой неосуществимой цели, а имелось в виду, применяясь к особому положению Туркестанского Генерал-Губернатора, устранить ту двойственность, которая существовала в отношении к Эмиру и вызывала со стороны последнего стремление обходить или Политическое Агентство, как представителя Министерства Иностранных Дел, или Генерал-Губернатора, что представлялось Эмиру выгоднее в данную минуту и по данному вопросу. Поэтому, во имя авторитета высшей в крае власти и в интересах лучшего осуществления предначертаний Министерства Иностранных Дел, как органа, которому Высочайше вверено руководство нашими внешними сношениями, Генерал-Губернаторы настаивали, во-1-х, на том, чтобы Политический Агент избирался Министром Иностранных Дел по соглашению с Генерал-Губернатором, во-2-х, чтобы Политический Агент получал инструкции и указания Министерства не непосредственно, а через Генерал-Губернатора, в-3-х, чтобы все свои подлинные донесения представлял Генерал-Губернатору, а копии сообщал в Министерство.

Резюмируя все изложенное, я полагаю, что, во-1-х, Совещание по бухарским делам должно было выяснить вопрос принципиальный – признается ли желательным присоединение Бухары и Хивы к Российской Империи, ибо только твердое, ясное решение этого вопроса укажет Генерал-Губернатору то руководящее основание, которого он должен придерживаться, проектируя те или иные реформы для упорядочения положения дел в обоих Ханствах; во-2-х, в зависимости от решения этого принципиального вопроса наметить и ряд существенно необходимых реформ, которые при положительном решении вопроса о желательности присоединения ханств должны были бы иметь задачей постепенное и осторожное подготовление населения и Администрации к такому акту, и в частности, реформы: а) установление бюджета, учреждение должности финансового Советника, который вместе с Политическим Агентом, его помощником, Кушбегием и другими Бухарскими Сановниками по избранию Эмира составляли бы особый Совет, ведающий бухарскою государственною казною и решающий все вопросы бывшего управления Ханством, проектирующий реформы государственного хозяйства в ханстве; б) усиление состава Политического Агентства и подчинение его в инструкционном порядке Генерал-Губернатору; в) упорядочение податной системы; г) сокращение состава бухарской армии.