Текст книги "Незваный гость"

Глава 13
Чарли

За десять месяцев до

Утро после нашего скандала с Титусом было напряженным и… странным.

Обычно – на самом деле, каждый раз до этого – любой скандал, который случался у нас с ним за эти годы, рассеивался, словно по волшебству, к следующему утру, и мы начинали все по новой. Новый день, новый мир, все хорошо. Этот раз был другим. Обычно в субботу утром Титус спускался в кухню в половине восьмого или в восемь, уже приняв душ и одевшись, и в течение часа занимался учебой. «Как день начнешь, так его и проведешь» – такой девиз привил ему Мэттью. Большую часть нашей семейной жизни я думал, как умно это было – обеспечить, чтобы первым привычным делом Титуса в субботу были самостоятельные занятия внизу, что давало нам возможность поваляться, наслаждаясь отсутствием необходимости вскакивать на работу. Затем, в девять часов, мы спускались вниз, где он уже накрывал завтрак, который приготовил для нас – не как какой-то затюканный ребенок, которого заставляют готовить еду родителям. Нет, ни капли; ему нравилось это делать. Его шоколадно-ореховая коврижка посрамила бы большинство высококлассных пекарен. Потом мы обсуждали планы на выходные, будь то совместный семейный поход куда-нибудь или свои дела у каждого. Мы не занимались диктаторством или муштрой, но этот субботний распорядок был нашей фишкой. Он закладывал фундамент хороших выходных. Задавал хорошее настроение. Делал нас счастливой семьей. Утром после всей суеты из-за попытки ограбления Титуса, за которой последовало откровение о том, что он счастливо спит со старшей школьницей, все это вылетело в трубу.

Когда я проснулся без пятнадцати девять рядом с читающим книгу Мэттью, то не учуял аромата пекущихся маффинов или теплого хлеба. В доме стояла абсолютная тишина.

– Что-то не так, – сразу сказал я, потягиваясь.

– И тебе доброе утро, – ответил Мэттью, закрывая книгу и откладывая ее на прикроватную тумбочку. – Спускаемся завтракать?

– Уже… уже поздно. Я проспал, – я почесал голову. Я чувствовал себя разбитым, как после ночи с друзьями. – Нам надо спускаться и проверить Титуса, – пробормотал я, вставая с кровати и надевая спортивные штаны.

Сначала Мэттью ничего не сказал, только открыл дверь, выглянул и сказал:

– Не думаю, что он встал. Его дверь закрыта.

Это был плохой знак. Обычно это означало тяжелый случай гриппа или что-нибудь аналогично лишающее сил. Мы спустились на первый этаж и осмотрелись. В самом деле, ни Титуса, ни выпечки. Завтрак не накрыт. Наша домработница Джейн по выходным отдыхала, так что вчерашние тарелки, стаканы и коробки от пиццы никуда не делись.

Мэттью подошел к кофе-машине, а я налил себе большой стакан воды.

– Он точно здесь? – спросил я, слегка беспокоясь, что мальчик сбежал, чтобы встретиться со своей незаконной любовницей в глубине Кенсингтон-Гор.

Как по команде, топот по ступенькам возвестил прибытие Титуса. Однако, это не был идеально одетый, улыбающийся, счастливый Титус, к которому мы привыкли по субботним утрам. Он был лишь в белых боксерах «Ральф Лорен», лохматый, а стесанная челюсть придавала ему безбашенный вид. Очевидно, что он только что встал с кровати. Как будто на кухню явился совершенно другой человек.

– О, привет, – ровно произнес он и прошел мимо меня к холодильнику.

Он достал банку «Кока-колы Зеро» – еще одно неожиданное изменение, поскольку обычно по утрам Титус пил только минеральную воду или маленький стакан апельсинового сока – и повернулся уйти.

– Доброе утро, – сказал ему Мэттью, вынудив остановиться. – Было бы хорошо, если бы мы могли поговорить.

Титус развернулся с невозмутимым лицом и небрежно пожал плечами:

– Может, позже. Я еще немного поваляюсь.

После чего повернулся к нам спиной и вышел из кухни. Дальнейший топот по лестнице и хлопок двери намекнули, что именно это он и собирался сделать.

– Какого черта это было? – спросил я, повернувшись к Мэттью.

Мэттью смотрел в пустоту. Он выглядел обеспокоенным и глубоко задумчивым. Я и без него мог ответить на свой вопрос. Титус показывал, что ему насрать на наше привычное субботнее утро счастливой семьи. По крайней мере, сегодня.

– Я думаю, – медленно сказал Мэттью, – сегодня нам лучше оставить его переварить это самому.

Я посмотрел на него. Изрядная смена ролей по сравнению со вчерашним вечером, когда я пытался успокоить его после мыслей о том, что его сына соблазнила хищная старшеклассница. Все еще находясь в глубокой задумчивости, он повернулся к кофе-машине и налил нам обоим по чашке.

– Похоже, завтракаем мы самостоятельно, – сказал он, открывая шкафчики. – Так… мюсли или кукурузные хлопья?

^__________

Днем отношения с Титусом лучше не стали. Более того, они стали хуже, прежде чем стать лучше. Мэттью читал на балконе с цветами, а я изучал в интернете варианты по новой машине, когда меня отвлекли громкие голоса. Я оставил «айпад» на диване и вышел в коридор. Титус спускался по лестнице, Мэттью за ним по пятам, оба в процессе явно напряженного разговора.

– Ты не идешь. Это не обсуждается.

– И что ты сделаешь? – пожал плечами Титус. – Запрешь меня в комнате на весь день?

– Если придется. Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет.

Возле двери Титус наклонился обуться. С собой у него была сумка для ночевки – он брал ее, когда гостил у моих родителей или мы ездили в Шотландию навестить маму Мэттью.

– Что происходит? – спросил я.

– Я поживу у Мелани.

– Нет, – с нажимом сказал Мэттью. – Тебе четырнадцать лет. Ты не готов к… к тому, к чему думаешь.

Титус фыркнул и принялся яростно завязывать шнурки. Я наклонился, чтобы быть на одном уровне с ним, и сказал спокойным голосом:

– Может, пройдем в гостиную? Давай просто сядем и поговорим. После этого, если ты еще захочешь уйти, мы не будем тебя останавливать.

Я услышал, как Мэттью втянул носом воздух, словно говоря: «Это мы еще посмотрим», но не стал перебивать. И, к моему удивлению, Титус посмотрел на меня, и его лицо смягчилось.

– Ладно.

Он первым прошел в гостиную и плюхнулся на один из диванов. Мы с Мэттью сели на двухместный диван напротив, и я заговорил, прежде чем спор возобновился.

– Титус, у нас, как, я уверен, ты понимаешь, имеются определенные… ну, опасения. Опасения насчет разницы в возрасте между тобой и…

– Мелани.

– Да, Мелани. То, что тебе четырнадцать лет, остается фактом, и, хотя ты считаешь, что знаешь все об… интимных вещах, отношениях, любви и тому подобном, правда в том, что ты еще очень юн. А когда ты юн, легко ошибиться или запутаться.

Он уставился на меня, его взгляд вновь стал непреклонным и холодным.

– Думаю, что все это можно отнести и ко взрослым. Думаю, взрослые могут ошибаться. Делать глупости. Не думаю, что это связано с возрастом.

Я кивнул:

– Да, конечно. Но ты можешь по крайней мере понять наши причины? Даже если мы думали, что ты достаточно большой, чтобы знать, чего хочешь в… делах подобного рода…

– Знаешь, ты можешь говорить «секс». Я не ребенок.

– Ну, в этом-то и дело. Ты ребенок. И, как я говорил, даже если ты чувствуешь себя готовым…

– Трахаться.

Мэттью резко втянул воздух и хрустнул пальцами – он так делал, когда испытывал стресс. Я положил ладонь на его колено, молчаливо прося не возмущаться.

– …Иметь близость с кем-то, – твердо сказал я, меня все еще сильно выбивали из колеи его грубые словечки. – Закон не согласен. Ты знаешь, что возраст согласия – шестнадцать лет.

– Между нами всего три с половиной года.

Я покачал головой:

– Это не имеет значения. Она совершеннолетняя. Ты нет. То, что вы делаете, все равно незаконно.

Он издал еще один недоверчивый звук.

– Не думаю, что любой судья или присяжные бросят меня в тюрьму за минет после школы.

Мэттью снова хрустнул суставами.

– Да, я уверен, что тебя не накажут. Но ее могут. В глазах закона она занимается сексом с ребенком.

– Ой, да ладно. Есть же «законы Ромео и Джульетты», верно? Я точно уверен, что читал про них.

Я поморщился. Это был один из редких случаев, когда Титус плохо подготовился. Обычно он стремится верно оценить факты. Это и делает его хорошим учеником. Но здесь он ошибся.

– На самом деле, я почитал об этом утром, – ответил я, стараясь сохранить спокойный, размеренный тон. – Законы, на которые ты ссылаешься, это противоречивые законы в Соединенных Штатах, иногда известные как «исключение для небольшой разницы в возрасте». И если двух несовершеннолетних шестнадцатилеток не будут спешить привлекать к уголовной ответственности, закон не отметается для людей старше шестнадцати, которые имеют сексуальные отношения с кем-то младше возраста согласия. Даже если партер всего на пару лет старше.

Хотя я был практически уверен, что это правда, я не выяснил, насколько часты подобные дела – и случались ли они вообще. Все это было незнакомой территорией для нас с Мэттью. Я знал, что в свое время нам придется столкнуться с подростковыми влюбленностями и разбитым сердцем и обсудить с нашим мальчиком секс и отношения, но я даже не представлял, что тема проявится в такой щекотливой и сложной форме.

– Титус, мы просто хотим, чтобы ты был в безопасности, – сказал я менее твердо, раскрыв ладони перед собой. – Мы хотим, чтобы ты был счастлив, и, конечно, мы знаем. что ты будешь… ну, экспериментировать и пробовать подобное в подростковом возрасте. Но правда, мы с твоим папой хотим сказать, что не надо торопиться. Ты еще так юн. Так что, может, ты просто подумаешь об этом? И если эта Мелани не продумала сложную ситуацию, в которую поставила вас обоих, то, возможно, она не та девочка, что тебе нужна? По крайней мере, в данный момент времени.

Я смотрел, как он обдумывает сказанное. Меня беспокоило, что критика Мелани, хоть я и старался говорить как можно более доброжелательно и дипломатично, окажется плохим ходом. Но, к моему удивлению, Титус опустил взгляд на руки, стиснутые в кулаки на коленях, еще несколько секунд размышлял и наконец коротко кивнул:

– Да. Ты прав. Простите.

Я почувствовал, как напряжение отпустило Мэттью, услышал его выдох, как будто он не дышал с тех пор, как мы сели. Мы добились прогресса, и неожиданно воздух вокруг стал менее густым, меньше предвещающим бурю.

– Все нормально. Ты не обязан просить прощения, – сказал Мэттью, пересел к Титусу и обнял его одной рукой за плечи. – Извини, что слегка психанул. Это все слегка внове для нас. Я просто не хочу подвести тебя. И… и не хочу подвести твою маму.

Это редкое упоминание о сестре Мэттью заставило меня встрепенуться. Я выискивал на лице Мэттью тревожные признаки. Он был склонен к слезам в случаях, когда говорил про Колетт. Он слегка прикусывал губу, но, похоже, держал себя в руках. Титус же еще раз коротко кивнул и позволил обнять себя.

– Простите, – повторил он и почесал порез на подбородке, вокруг которого наливался синяк.

Наверное, его до сих пор потряхивало от переживаний, и отчасти его взрыв утром был обусловлен именно этим.

– Мы думали пригласить Рейчел на ужин, – сказал Мэттью. – Может, в следующие выходные. Просто чтобы поблагодарить за помощь вчера.

Титус улыбнулся:

– Да. Она мне очень нравится. Она была… ну, она была великолепна.

Я почувствовал укол раздражения, услышав, как Рейчел описывают как «великолепную», и устыдился, что ни я, ни Мэттью не были первыми на месте после нападения на Титуса. Но я ничего не сказал. Она и правда была невероятна.

Оглядываясь назад, я понимаю, что это происшествие с Титусом должно было стать предупреждением. Я не заметил подсказок, не принял во внимание некоторые вещи, которые теперь, задним числом, кажутся очевидными. О Мэттью. О Титусе. И о том, как Рейчел сумела проникнуть в наши жизни.

Глава 14
Чарли

За десять месяцев до

Визит Рейчел назначили на следующие выходные. Мэттью с Титусом собирались готовить, а я… в первой половине дня я планировал поиграть в теннис со своим другом Арчи. Когда Мэттью сказал, что пойдет в магазин за продуктами (на мой взгляд, без необходимости – кладовая и холодильник были заполнены под завязку, но, очевидно, существовал «определенный вид пасты», который, по их с Титусом мнению, сочетался с соусом, который они готовили), я несколько раз неискренне спросил, не стоит ли мне отменить теннис и помочь. Но, похоже, Мэттью считал, что будет лучше, если я не стану путаться у них под ногами. И кроме того, я думал, что им с Титусом полезно провести некоторое время вдвоем. Может, они смогут поговорить о состоянии незаконной интимной жизни Титуса, в которой, насколько мы поняли, наступило временное затишье.

В раздевалке теннисного корта Арчи так долго показывал мне фотографии своих двух новых машин, что меня подмывало предложить вовсе отменить игру и просто пойти пообедать.

– Едет как чертова мечта, приятель, – сказал мне Арчи, пролистывая фото, на которых выставочно-полированные кадры ярко-зеленой «Ламборгини Хуракан Эво Спайдер» сменялись интерьерами, напоминающими «Звездный путь».

Я проходил через фазу таких машин в двадцать лет, но десятилетие спустя не мог удержаться от мыслей, что они выглядят немного по-детски. Непрактичные для забитых улиц центрального Лондона и обладающие выпендрежной стоимостью, которая уменьшается тем больше, чем большему количеству людей их показываешь. «Тем не менее, – думал я, кивая и стараясь выглядеть заинтересованным. – Если припаркованный перед домом футуристичный кусок металла делает его счастливым, то кто я такой, чтобы спорить?»

После тенниса, сев за столик в «Розберри» в Найтсбридже, мы начали болтать о том, как идут дела на работе, дома и прочем. Арчи пожаловался на одного своего друга, Доминика, с которым я был знаком весьма отдаленно и который, оказывается, изменял своей жене с двумя мамочками из школы, в которой учились его дети.

– Он становится немного мерзавцем, если честно, – сказал Арчи. – Кроме того, когда мы на днях решили по-быстрому сыграть в теннис, он пытался убедить меня, что мяч был в зоне, а он явно не был. Должен сказать, ты играешь гораздо лучше него. Надо было поступить с ним по твоей старой тактике и после игры выбить ему зубы об стену душевой.

Я закатил глаза, пытаясь не воспринимать его слова серьезно. Он говорил про случай, когда мне было пятнадцать лет и я разозлился на другого мальчика в школе, Джаспера Кинга, во время игры в крикет. Он сошел с места, помешал мне играть, а потом врал всем, убеждая, что виноват был я. Честно сказать, мне было довольно обидно, поскольку я всегда считал его другом. Однако последующая потасовка в раздевалке положила конец этой дружбе, в результате чего он заработал разбитую в кровь губу, а я строгий выговор и звонок родителям, в котором использовались фразы «политика нулевой терпимости» и «никогда больше».

Оставив мои прошлые проступки, Арчи изо всех сил убеждал меня составить ему компанию вечером на презентации какой-то отвратительной художественной выставки. Я сделал глоток своего смузи из зелени и покачал головой:

– Извини, не могу. К нам придет подруга.

Арчи закатил глаза:

– О, это одно из мероприятий книжного клуба, куда Мэттью наконец затащил тебя?

Я делано засмеялся:

– Нет-нет. Ну, вообще-то, типа того. Это та Рейчел, к которой Мэттью весьма проникся. Я, наверное, несправедлив, поскольку она действительно пришла Титусу на помощь, когда его пытались ограбить.

Арчи распахнул глаза:

– Пытались ограбить? Что она сделала, избила их?

– Ну, что-то вроде того. Велела отвалить и оставить мальчика в покое. И, если верить Титусу, это сработало. Они отстали. Так что, полагаю, мы должны ей как минимум ужин. Мэттью с Титусом сейчас дома готовят его.

Арчи снова закатил глаза:

– Еще только двенадцать. Наверняка им не нужно, сколько, семь часов?

Я молчал, вытаскивая застрявший в зубах кусочек льняного семени, и только потом продолжил:

– Мэттью, кажется, немного… не знаю, увлекся ею.

Арчи заметил паузу и то, как мой голос стал немного тише и серьезнее.

– Ты же не думаешь…

Я отмахнулся о его незаконченного вопроса:

– Нет-нет. Я знаю, что он никогда не стал бы. Меня беспокоит она. Думаю, он всегда супер-дружелюбный и стремится заводить друзей, а она пользуется этим. Я просто не в восторге от идеи устраивать в ее честь банкет… ужин… без разницы.

На это я получил еще один странный взгляд от Арчи.

– Мэттью не любит слово «банкет», – объяснил я. – Считает его слишком аристократичным.

Арчи понимающе кивнул:

– Делия терпеть не может то, что она называет «понтами». Ты знал, что она отчасти выросла в муниципальном районе в Рейнхеме? Ее отец был из, как она говорит, «традиционной рабочей семьи в восточном Лондоне». Это ее мама сделала ее одной из нас. Она была из другого круга. Вероятно, поэтому в итоге развелась с отцом Делии, отсюда и квартира в Рейнхеме. Когда Делия жила у него, это была какая-то жуткая многоэтажка в микрорайоне, построенном в шестидесятых для рабочих завода «Форд Дагенхем», Мардайк или как-то так.

Что-то в словах Арчи напомнило мне о нашей предстоящей гостье.

– Рейчел живет в Черчилль-Гарденс.

– Это Вестминстер, верно? Кажется, я слышал, что они выиграли какой-то грант или что-то похожее.

– Да, это в Пимлико, – сказал я. – Я вырос поблизости; это практически возле Сент-Джордж-сквер. Смею сказать, проблем там хватает, но у меня никогда не было претензий, хотя маме не нравилось, когда я ходил там. Рейчел только переехала. Думаю, поэтому Мэттью захотел взять ее под крылышко.

Арчи поднял бровь, затем сделал глоток своего напитка.

– Что? – спросил я.

– Ничего, – сказал он, слегка покраснев. – Извини, я не хотел ничего сказать…

Я наклонился вперед:

– Да ладно, я видел это загадочное выражение. О чем ты подумал?

Арчи вдруг как-то огорчился, и меня поразило, как он постарел – как мы оба постарели. Нам всего по тридцать шесть, но мы уже далеко не те шестнадцатилетние мальчишки, которые счастливо играли в регби и жаловались на учебу.

– Ну, – медленно начал он. – Я… я никогда не знал, говорить ли об этом… я, наверное, говорю не к месту…

– Теперь мне страшно, – сказал я. – Пожалуйста, выкладывай.

Он тяжело вздохнул:

– Это не мое дело, но ты знаешь, что Джереми учился в Сент-Эндрюсе в одно время с Мэттью?

Я смутно помнил, что Мэттью был знаком с братом Арчи, Джереми, в университете, но они не были друзьями, так что это редко приходилось к слову.

– Так вот, Мэттью… эм, по словам Джереми, в последний год обучения на магистра занимался сексом.

Я пожал плечами:

– Ну и что?

– С соседкой по квартире. Ее звали Меган.

Внутри меня начало распускаться дурное предчувствие. В университете Мэттью спал с женщиной. Сам по себе этот факт не должен был меня беспокоить. Конечно, для геев нормально в прошлом иметь отношения с противоположным полом, равным образом не редкость для гетеросексуальных парней экспериментировать с другими. Я бы ни капли не возражал, если бы знал об этом раньше. Но это из разряда тех вещей, о которых обычно Мэттью мне рассказывал. Мы болтали про прошлые отношения, прошлые неудачные свидания, прошлые провалы и успехи. Он ни разу не упоминал, что спал с девушкой, когда учился в Сент-Эндрюсе. Когда ему было двадцать два. Довольно взрослый – не экспериментальная интрижка подростка. Он был мужчиной. Взрослым. И узнать это сейчас от Арчи, а не от самого Мэттью было – тут нет других слов – больно. Скрытность, граничащая с ложью умолчанием… ранила меня.

– Я знал, мне не следовало ничего говорить, – сказал Арчи со страдальческим выражением лица, затем откинулся назад, чтобы официант подал наш заказ.

Я больше не был голодным. Я просто хотел уйти.

– Все… все хорошо, – сказал я, пытаясь притвориться, что не слышу, как сердце грохочет в ушах. – Я… ну, полагаю, каждый из нас в прошлом творил дичь.

Он засмеялся и кивнул:

– И не говори. Но честно, приятель, я не подразумевал, что Мэттью, не знаю, имеет связь с этой вашей женщиной из книжного клуба, только потому, что спал с девушкой больше десяти лет назад. Как я сказал, глупо было касаться этой темы.

В оставшееся время Арчи делал все возможное, чтобы сменить тему, рассказывал мне, что они с Делией планируют провести рождественские праздники на Аляске, но это не исправило моего настроения. Ничего не помогало. Я постоянно думал о муже.

^__________

Вернувшись домой, я пытался изобразить восторги по поводу блюд, которые готовили Мэттью с Титусом. Вид пекущего кекс Титуса – одно из частых его занятий в выходные – обрадовал меня. По крайней мере он больше не был в ворчливом монотонном образе сердитого подростка. Мэттью тоже был в своей стихии, переключаясь с разбора овощей на наведение порядка в столовой (бессмысленное занятие – благодаря Джейн, она всегда была безукоризненной).

Я создавал видимость бурной деятельности, сложив их бумажные пакеты в переработку и потратив непропорционально много времени на выбор музыки для фона. Я подсознательно выбрал на «Спотифай» Макса Рихтера, но Мэттью громко возразил с кухни («К концу первой перемены нам всем потребуются антидепрессанты!»). В итоге я остановился на лучших произведениях Лан Лана; некоторые треки были не намного веселее, но по крайней мере различались тональностью.

Рейчел прибыла вовремя, ровно в семь. Я сидел в гостиной, листая наши планы в «Скай», фантазируя обо всем, что мы могли бы смотреть вместо этого странного маленького ужина, но скрепя сердце выключил телевизор и вышел поприветствовать ее.

– Добрый вечер, Рейчел, – сказал я. – Надеюсь, у тебя все хорошо.

Я увидел, как у Мэттью дернулся глаз, наверное, из-за моей неуклюжей, слишком формальной вежливости – в противоположность обычной непринужденной, «король светской болтовни» атмосферы, которую я любил создавать.

– Проходи в гостиную, – сказал Мэттью. – Титус переодевается, он скоро спустится.

– Ой, он же не наряжается для ужина, да? – спросила Рейчел, бросая смущенный взгляд на свое идеально прелестное светло-голубое повседневное платье.

В глубине души я счел забавным, что она допускала возможность, будто мы по вечерам надеваем смокинги, как персонажи «Аббатства Даунтон».

Мэттью быстро успокоил ее:

– Нет-нет, мы пекли кекс, и он испачкал джинсы в муке. Пройдем в гостиную? Я налью тебе что-нибудь.

Вечер продолжался на удивление гладко, и скоро я расслабился в ее присутствии. Я даже начал получать удовольствие и, вопреки своим первоначальным опасениям, понимать, почему она нравилась Мэттью и Титусу. Рейчел словно обладала силой, внутренним стержнем, который помогал ей сохранять достоинство при общении с другими людьми. Я видел это на встрече книжного клуба, но не смог сформулировать для себя. Это не были бестактность или дерзость, совсем наоборот. Проще говоря, уверенность в том, что она делает, которая позволяла не поддаваться влиянию людей, обстановки и, будем честны, непривычной для нее социальной группы. Только мы собрались садиться за стол в столовой, как раздался звонок в дверь, за которым последовал лязг ключа в замке. Это мог быть только один человек: моя мама, которая всегда звонила, прежде чем войти. Она объясняла это «вежливостью, когда входишь к кому-то домой».

– Это я, – услышал я ее крик из коридора и встал, чтобы встретить ее.

– Мама, извини, мы договаривались?..

– Нет-нет, – сказала она, ставя сумочку на столик. – Я просто забежала на минутку отдать Титусу книги про Анну Болейн, которые пылились у меня на полках.

Мысль о хотя бы одной пылинке на идеальных книжных полках моей мамы была настолько невероятной, что даже смешно. Я забрал у нее книги и посмотрел на унылые обложки.

– Обе больше не издаются, – продолжала она. – А он говорил, что они пригодятся для его курсовой.

Я кивнул, затем поднял голову и сказал:

– У нас гостья.

– Гостья? – удивилась она. – В воскресенье? Это связано с книжным клубом Мэттью?

Рядом внезапно возник Мэттью, словно призванный звуком своего имени.

– Вроде того, – сказал он, тепло улыбаясь. – Рейчел состоит в нашем клубе. Это она помогла Титусу. Кассандра, проходите и познакомьтесь с ней.

Мама всегда была немного любопытной, однако возразила на такое предложение.

– Ох, если я не помешаю, – сказала она, позволив Мэттью забрать ее пальто.

Мы прошли в столовую, где Рейчел разговаривала с Титусом. Мама тепло ее поприветствовала, сказав, какое сильное впечатление на нее произвело то, что она пришла на помощь Титусу на прошлой неделе.

– О, честно, это пустяки. Я просто сделала то, что сделал бы любой, – сказала Рейчел, застеснявшись похвал.

– Не думаю, – сказала мама, пока Мэттью расставлял блюда – определенно, он наготовил столько, что хватило и на дополнительного гостя. – Недавно я стояла на кассе в «Уэйтроузе» рядом с домом, и вещи из моей сумочки рассыпались по полу, так ни один человек в очереди не помог мне их собрать. Все уткнулись в свои телефоны, наверняка листая «Инстаграм», не замечая ничего вокруг.

Она слегка подчеркнула слово «Инстаграм», подкалывая меня за мою активность в соцсетях.

– Я думаю, люди избегают вмешиваться в насильственное столкновение из-за страха, а не из-за того, что сидят в телефонах, – сказал я.

Мама слегка склонила голову:

– Ну, я не уверена. Сейчас люди не так наблюдательны, как раньше.

– Полностью согласна, – кивнула Рейчел. – На днях молодой парень буквально врезался в меня в моем районе. Он раскачивался под музыку в своих наушниках, почти закрыв глаза. Похоже, вообще не беспокоясь об окружающих.

Мама охотно закивала:

– Да, именно, я…

И замолчала. Мы все повернулись к ней, задаваясь вопросом, почему она задержала вилку в воздухе, чуть склонив голову набок и не сводя глаз с Рейчел.

– Э… мам? – сказал я одновременно немного смущенно и обеспокоенно. Это признак приступа эпилепсии или инсульта? Или начало Альцгеймера?

Ее лицо немного расслабилось.

– Извините, – сказала она, коротко взглянув на меня, а затем повернулась обратно к Рейчел. – Я просто… знаете, дорогая, это так странно, но мне кажется, что мы встречались раньше.

Что-то промелькнуло на лице Рейчел. Потом она улыбнулась и коротко засмеялась.

– О, не думаю. Наверное, у меня просто такое лицо. Из тех, что похожи на другие. Иногда люди в магазинах путают меня. Принимают за чью-то сестру или кузину и все такое.

Она подцепила на вилку еще пасту и начала есть.

Мама продолжала смотреть на нее.

– Да… да, что же. Должно быть, так.

Мы с Мэттью переглянулись через стол, и я пожал плечами, словно говоря: «Не понимаю, в чем дело». Он быстро сменил тему, сказав Титусу, что бабушка занесла ему биографии Анны Болейн, которые он просил. После чего обсуждение перешло на изучение истории и курсовые работы, и Рейчел сказала, что никогда не была их любительницей, когда училась в школе, и обстановка немного разрядилась.

Но я не мог не заметить, что все оставшееся время мамин взгляд то и дело обращался к Рейчел и задерживался на ее лице. Как будто она анализировала необычную картину в галерее и никак не могла уловить ее смысл. И весь вечер ее слова продолжали звучать у меня в голове. «Это так странно, но мне кажется, что мы встречались раньше».