Текст книги "Романс для вора"

Глава 4
КАК СТАТЬ АВТОРИТЕТОМ

Компьютерная фирма «Пиксель» располагалась на углу Литейного проспекта и улицы Некрасова.

Для непосвященного слова «компьютерная фирма» означали организацию, в которой изобретают и производят компьютеры, но любой сведущий человек знал, что все, даже самые авторитетные компьютерные фирмы – всего лишь перекупщики, собирающие из китайского железа российские компьютеры.

Фирма «Пиксель» ничем не отличалась от любой другой, и в торговом зале, располагавшемся на первом этаже, можно было увидеть множество мониторов, на которых лениво плавали одни и те же рыбы, ряды открытых, словно чемодан обворованного командировочного, ноутбуков, а также стеклянные стеллажи, на которых были разложены разнообразные комплектующие детали и лазерные диски с программами, играми и фильмами.

По залу бродили изнывающие от безделья сотрудники, которые бросались к любому случайно зашедшему в магазин человеку с идиотским вопросом:

– Вам чем-нибудь помочь?

Этот вызывающий недоумение и раздражение вопрос появился в лексиконе работников российской сферы обслуживания сравнительно недавно и был лишь одним из многочисленных неологизмов, проникших в русский язык из английского.

А точнее – из американского.

А еще точнее – из американских фильмов.

Много нелепых фраз прижилось в русском языке за последние годы, но одна из них, самая невероятная, так и не нашла себе места. Все-таки когда у человека, упавшего с тридцатого этажа, а по дороге еще и ударившегося несколько раз об архитектурные украшения, спрашивают: «У вас все в порядке?» – это уже слишком.

Войдя в торговый зал «Пикселя», Роман сразу же подвергся нападению нового сотрудника, который еще не знал его.

– Вам чем-нибудь помочь? – с лучезарной улыбкой свидетеля Иеговы поинтересовался молодой человек в черных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами.

– Мне?

Роман смерил рьяного молодого торгаша оценивающим взглядом и, видя, что остальные продавцы, знавшие его, с интересом следят за ситуацией, нахмурился, помял подбородок и ответил:

– Как вам сказать… Там на улице стоит моя машина. Вы не могли бы поменять правое заднее колесо, по-моему, оно слегка спустило. Да, и еще стекла. Протереть стекла. Кстати, у меня дома нужно еще мебель переставить.

Улыбка медленно сползла с лица начинающего бизнесмена, он не нашелся, что ответить, а Роман, подмигнув другим продавцам, добавил:

– И еще почистить ботинки.

Продавец растерянно оглянулся в поисках поддержки, но, увидев довольные улыбающиеся физиономии, понял, что его разыграли.

– Извините, – снова улыбнулся он, – я не знал, что вы постоянный…

– А если бы не постоянный, – ответил Роман, проходя мимо него, как мимо вещи, – то, значит, можно задавать идиотские вопросы?

Подойдя к старшему продавцу, Роман милостиво подал ему руку и сказал:

– Толик, блин! Я сколько раз говорил тебе – береги наш великий и могучий! А ты что?

Толик пожал плечами и ответил:

– А бесполезно. Против течения все равно не попрешь.

– Ага. В канализации тоже течение имеется. И если ты туда попадешь, то, значит, так и будешь плыть, пока тебя не вынесет куда-нибудь в сливную яму?

– Так ведь… Все так разговаривают! – сказал Толик. – И ничего другого вроде уже и не понимают.

– Да уж, – вздохнул Роман, – каких трудов мне стоило отучить тебя говорить: «Что вы хотели»… Вроде отучил, а теперь – «Вам чем-нибудь помочь?»

Роман помолчал и добавил:

– Лингвисты, блин… Ладно. Михаил Александрович у себя?

– Да, – кивнул Толик, – наверху сидит.

Кивнув ему, Роман вошел в дверь с надписью «только для персонала» и стал подниматься по лестнице, ворча под нос:

– Вам чем-нибудь помочь… Уроды! Слышал бы вас Пушкин…

Добравшись до второго этажа, Роман кивнул скучавшему на стуле здоровяку с короткой стрижкой и недобрым лицом, который, узнав его, скупо улыбнулся, и остановился перед белой финской дверью, на которой имелась позолоченная табличка:

«Фирма „Пиксель“. Генеральный директор М. А. Арбузов».

Подмигнув охраннику, а точнее – братку, оберегавшему покой и саму жизнь вора в законе Арбуза, Роман постучал в дверь и прислушался.

– Войдите, – донеслось из кабинета.

Роман толкнул дверь и вошел.

На белом кожаном диване, стоявшем напротив большого телевизора, сидел худощавый мужчина в светлом костюме и черной рубашке. Увидев Романа, он улыбнулся, неторопливо поднялся с дивана и сказал:

– Привет, Ромка!

– Привет, Мишка! – ответил Роман, и они обнялись накрест.

– Присаживайся, – Арбуз гостеприимно повел рукой в сторону дивана. – Чай, кофе, потанцуем?

– Чай, кофе – да, – кивнул Роман, опускаясь на пышные подушки дивана, – а насчет «потанцуем» – нас могут неправильно понять. Особенно твои сотрудники.

– Это точно, – засмеялся Арбуз. – Значит, танцы отменяются.

Он подошел к стеклянному столу, на котором имелись телефоны, компьютер, факс и прочие чудеса оргтехники, и сказал в селектор:

– Танечка, принеси нам чайку и кофейку. И всего другого, что полагается.

– Сию минуту, Михаил Александрович, – нежно пропищал селектор в ответ.

– Ишь ты, – усмехнулся Роман, – «сию минуту»… У Боровика вовсе не так жирно, как у тебя. Он лично, без всяких слуг, достает жалкую бутылку пива из своего ржавого сейфа.

– А вот нечего было в менты идти, – назидательно ответил Арбуз и уселся в просторное министерское кресло с высокой спинкой.

Открыв коробку сигар, он придирчиво выбрал одну из них, обрезал ее гильотинкой в виде зубастой головы вампира и сказал:

– Тебе не предлагаю. Знаю, что ты не любишь сигары.

Затем он прикурил от зажигалки, изображавшей статую Свободы, и, выпустив под стол струю вонючего дыма, спросил:

– Ну и что там у тебя?

– А что у меня? – Роман пожал плечами. – У меня все как обычно. Сам знаешь – артисты, гастроли, поклонницы… Ну, правда, есть еще новости. Буду давать благотворительный концерт в «Крестах».

– Да ну! – Арбуз весело удивился. – Прямо в самих «Крестах», говоришь?

– Ага. Во дворе, под открытым небом.

– Это здорово… – Арбуз прищурился. – Это, знаешь ли, очень даже интересно.

– Ну, в общем, ничего интересного. Я ведь уже выступал несколько раз в колониях.

– Не-е-е, ты не путай. Колонии – это тебе не «Кресты». Колония общего режима – это что-то вроде принудительного пионерлагеря. Ну разве что с вертухаями и прочими радостями. А «Кресты» хоть и считаются изолятором временного содержания – всетаки тюрьма. Настоящая, с мрачными казематами и страшными злодеями, сидящими в камерах.

– Злодеями… – Роман вспомнил разговор с Боровиком. – Что же ты так неласково своих коллег называешь?

– Как хочу, так и называю, – усмехнулся Арбуз. – Так, говоришь, в «Крестах» петь будешь?

– Ну, если ничего не изменится – буду, – кивнул Роман.

– Не изменится, – уверенно сказал Арбуз. – Такие решения не меняются. Ты же понимаешь, что до того, как тебе предложили выступить там, все было обсуждено и одобрено на самых разных уровнях и в самых разных… э-э-э… сообществах.

– Понимаю. О, кстати, чуть не забыл!

Роман полез во внутренний карман просторной холщовой куртки и извлек оттуда запечатанный лазерный диск.

– Я тебе обещал и вот – держу слово. Как это у вас говорится – за базар отвечаю. «Татуированный ангел», мой последний альбом.

– Это здорово! – обрадовался Арбуз. – А я уж думал, ты забыл о своем старом друге. Все девкам раздарил.

– Ну вот еще! – возмутился Роман. – Может быть, я и свинья, но не до такой же степени. Давай ручку, автограф напишу.

– Давай-давай, автограф – это хорошо.

Арбуз нашел на столе ручку и швырнул ее сидевшему на диване Роману.

Тот поймал ручку в воздухе и, распечатав альбом, начал писать на вкладыше автограф.

– Вот черт… – выругался он, – бумага эта лакированная… На ней лучше фломастером писать. Так… И вот так. Держи!

Закрыв коробку, он бросил ее Арбузу.

Поймав ее не менее ловко, чем Роман поймал ручку, Арбуз открыл альбом и стал читать вслух дарственную надпись.

– Так… Дорогому Арбузу от друга детства. На память, – в интонациях Арбуза появилась язвительность, – а также с наилучшими чувствами и пожеланиями. Что за банальщина! Ты бы еще пожелал мне счастья в личной жизни.

– И успехов в труде.

– Вот-вот. Ты же для песен нормальные тексты пишешь, значит, владеешь словом! А тут – такую поденщину написал.

– Ну ладно тебе, – Роман смутился, – банальщина, поденщина… Хочешь, другой подпишу, поооригинальнее?

– Нет уж, дорогой друг детства, пусть это свидетельство позора останется у меня. Я тебя им потом шпынять буду. А ты будешь извиваться, как ужака под вилами.

Арбуз спрятал диск в стеклянный ящик стеклянного стола и сказал:

– Не зря говорят, что музыканты тупые. У них все способности в чувства уходят.

– Сам ты тупой, – фыркнул Роман. – Ты скажи лучше, зачем тебе стеклянный стол?

– О! – Арбуз поднял палец. – Это символ того, что мой компьютерный бизнес совершенно прозрачен. Никакого левака, все документы на виду, в общем – ангел.

– Татуированный, – усмехнулся Роман.

– Точно! Как твой диск – «Татуированный ангел». Видишь, как все совпадает? Линии жизни и слои событий располагаются и складываются не просто так. – Арбуз откинулся на спинку кресла и задумчиво поднял глаза к потолку. – Великий Конфуций говорил…

Бесшумно открылась дверь, и на пороге показалась стройная девушка в короткой юбке, катившая перед собой столик на колесах. На столике стояли чашки, сахарница, электрический чайник, над коротким носиком которого вился пар, а также вазочка с печеньем, банка растворимого кофе и бутылка армянского коньяка. Подкатив столик к дивану, девушка сделала книксен и удалилась, виляя бедрами. Роман посмотрел ей вслед, а потом вопросительно взглянул на Арбуза.

– Нет! – Арбуз решительно замахал пальцем. – Ничего подобного! Никаких таких дел! Сам знаешь: бабы доведут до цугундера. Особенно сотрудницы. Так что – никакого интима. Танечка, конечно, девушка видная и на любого мужчину действует безотказно, гормоны так и прут, но – ни в коем случае.

– Правильно, – согласился с ним Роман. – Если все обстоит именно так, как ты говоришь, то это хорошо. А то, знаешь ли, известные дела – секретаршу на столе… И прочий инвентарь. Ну тогда расскажи, как у тебя дела на фронте организованной преступности.

– Ну, – Арбуз пожал плечами, – преступаем помаленьку. Но ты меня лучше об этом не спрашивай.

Я тебе уже сколько раз говорил, меньше знаешь – дольше живешь. Ты мне лучше расскажи, что там у Боровика. Пиво из ржавого сейфа – это ясно.

– А я, кстати, только что от него, – сказал Роман, зачерпывая из банки растворимый кофе.

– Ну-ну? – Арбуз взял со столика бутылку и начал отвинчивать пробку. – И что у него там?

– А… – Роман поморщился, – страдает наш Боровичок.

– Страдает? – преувеличенно удивился Арбуз. – А с чего ему страдать-то? Жизнь у него праведная, ловит злодеев, излишеств, кроме обычного пива с обычной водкой, не знает…

– Да у него… Короче говоря, на зоне повесился тот самый маньяк, который убил его сестру.

– Подумаешь! – небрежно бросил Арбуз. – Повесился, и слава богу. Радоваться нужно, а он страдает…

– А он, видишь ли, справедливости хочет, как тот Шарапов. Чтобы все по закону и прочее.

Арбуз налил себе коньяку и вопросительно поглядел на Романа.

– Будешь?

– Не, я за рулем.

– Ну и что? – усмехнулся Арбуз. – У тебя что, нет денег, чтобы откупиться от поганого мента? Могу ссудить нищему артисту.

– Сам ты нищий похититель кошельков! – Роман пренебрежительно взглянул на бутылку, которую Арбуз вертел в воздухе.

– Кто – я? – Арбуз обиженно посмотрел на Романа. – За всю жизнь ни одного кошелька. Что я тебе – карманник, что ли?

– То есть – чужого не берем, – язвительно заметил Роман.

– Слушай, моралист, кончай тут антимонии разводить. Будешь пить или нет?

– Буду, – обреченно кивнул Роман, – куда же от тебя денешься…

– Вот так, – Арбуз наполнил вторую рюмку. – Давай тогда за Боровика, чтобы он не очень там грустил на ниве борьбы за всемирную справедливость.

– Давай, – Роман поднял рюмку и посмотрел сквозь нее на свет. – Хороший коньяк… А все-таки вы с Боровиком два идиота. Вот так вот, за пять минут, поломать себе жизнь могут только полные недоумки.

* * *

Двадцать лет назад, после выпускного вечера, трое неразлучных друзей – Саня Боровик, Ромка Меньшиков и Мишка Арбузов – оторвались от шумной толпы бывших одноклассников, вооружились тремя большими бутылками портвейна «Массандра» и отправились на набережную реки Смоленки.

Такое серьезное событие, как окончание школы, по их мнению, следовало отметить вдумчиво и со всем пониманием, что настало время взрослой жизни, а вовсе не так, как все остальные оболтусы. Конечно же, ничего оригинального в их ощущениях и рассуждениях не было, потому что и до них миллионы молодых людей покидали привычные стены школы и были совершенно уверены в собственной неповторимости.

– Ну вот, – сказал Мишка Арбузов, открывая вторую бутылку, – закончилась эра коротких штанишек.

– И начинается светлое время ответственного бритья по утрам и опозданий на службу, – подхватил Ромка Меньшиков, сидя на теплом парапете и болтая ногами над неподвижной Смоленкой.

– А поэтому мы теперь имеем полное взрослое право попадать в вытрезвитель, – резюмировал Саня Боровик.

Отобрав открытую бутылку у Мишки, он встал в позу горниста и сделал несколько крупных глотков.

Было два часа ночи, белая петербургская ночь была прекрасна, и каждого из трех друзей ждали великое будущее, блестящая карьера и невиданное доселе счастье в личной жизни. К четырем часам утра, когда вино закончилось и пришлось посетить ближайшего подпольного торговца спиртным, взгляды на жизнь несколько изменились и в них появилась некая толика скорби, которая обычно умножается пропорционально мудрости.

А в половине шестого Саня Боровик зашвырнул пустую бутылку на середину Смоленки и объявил:

– Лично я решил посвятить свою жизнь борьбе со злом. А поскольку в этой стране для осуществления такого намерения есть только один путь, то завтра же, ну… послезавтра иду подавать заявление в школу милиции.

– Что? – Мишка Арбуз спрыгнул с парапета и покачнулся. – Ты хочешь стать поганым ментом?

– Юноша! – Боровик поднял палец и тоже покачнулся. – Каждый болван знает, что не место красит человека, а человек – место. Похоже, что вам это неизвестно.

– Нам это известно, – ответил Мишка и икнул, – но нам еще известно, что среда формирует личность. И когда ты попадешь к ментам, то со временем станешь таким же подонком, как все они.

– Среда формирует личность… – Ромка широко открыл глаза. – Какие умные слова! Никогда бы не подумал, что это говорят мои друзья, которые обычно не утруждают себя…

Тут его затошнило, и он был вынужден прервать фразу и склониться над черными водами Смоленки.

– Слабак! – Саня презрительно посмотрел на него. – Таких, как ты, ждет карьера приемщика стеклотары.

– Может быть, и ждет, – простонал Ромка и вытер губы, – но тебе не мешало бы знать, что в эту ментовскую школу принимают только после армии.

Мишка, который в это время что-то напряженно обдумывал, решительно шлепнул ладонью по парапету и сказал:

– Значит, ментом хочешь стать. Так?

– Так! – с вызовом ответил Саня. – И не просто хочу, а стану.

– Ладно, – покладисто кивнул Мишка, – а я в таком случае стану вором в законе. Понял?

– Вором в законе? – Ромка повернулся к Мишке. – Тогда не забывай, что тебе предстоит совершить множество мелких и крупных гадостей и мерзостей, прежде чем ты заслужишь ранг вора в законе. Так что ребята – флаг вам в руки! Один – бодрым строевым шагом в армию, а другой – в троллейбус, кошельки воровать. Желаю успеха.

Он еще раз икнул и нагнулся за стоявшей на асфальте бутылкой пива.

В это время Мишка злобно прошипел:

– Мент поганый…

И дал Сане в глаз.

Саня взвыл и бросился на Мишку, выкрикивая:

– Вор! Вор! Кошелек у старушки двинул!

Сцепившись, они повалились на асфальт, и Ромка, глотнув пива, стал комментировать происходящее:

– Борьба с организованной преступностью приобрела неслыханный размах. Удар, еще удар… Похоже, что силы правопорядка терпят поражение. Нет, инициатива снова перешла в руки генерала милиции Александра Боровика…

В это время невдалеке послышался неровный шум мотора, и из-за угла Четвертой линии медленно вывернул милицейский «Уазик».

– Атас! Менты! – воскликнул Ромка, и представители противоборствующих сторон, резво вскочив на ноги, бросились наутек.

Ромка последовал за ними, и на этом выпускной вечер закончился.

Расстались они на углу Седьмой и Малого, никаких прощальных слов при этом сказано не было, и Ромка, вздохнув, побрел домой, на Двадцать вторую линию.

На следующий день, проспавшись после бурно проведенной ночи, он позвонил сначала одному, а потом второму своему приятелю, но их не было дома. Не появились они и на второй день, и лишь на третий, случайно встретив Саню возле метро «Василеостровская», Ромка удивился его короткой стрижке.

– Ты это чего? – спросил он, указывая пальцем на голову Саньки.

– А ничего, – буркнул тот, – в армию иду, вот чего.

– В армию? Ты что, всерьез тогда говорил?

– Конечно, всерьез! – Саня потрогал синяк под глазом. – Причем не просто в армию, а в спецназ. Я ведь айкидо занимаюсь, сам знаешь. Вчера был в военкомате и все такое… Третьего числа уезжаю.

– А как же мы? А Мишка?

– Пошел он, этот Мишка! – Саня снова потрогал синяк. – Вот пусть теперь вором становится. А я его… В общем – пошел он!

– Идиоты… – Ромка потерянно огляделся. – Это вот так вот, просто, спьяну… Может, подумаешь еще?

– Все уже обдумано, – отрезал Саня. – Держи корягу. А мне еще за некоторыми справками надо идти. Спецназ – это тебе не детский сад.

– Идиоты… – Ромка машинально пожал протянутую руку и пошел домой переваривать новости.

А дома его ждал очередной сюрприз.

Войдя в квартиру, он, как всегда, прямиком отправился на кухню.

На кухне перед маленьким черно-белым телевизором сидела бабушка, которая, увидев Ромку, скорбно поджала губы и сказала:

– Допрыгался твой Мишка.

– Что значит – допрыгался? – в груди у Ромки екнуло. – Что с ним такое?

– А то, – бабушка горестно вздохнула, – по тиливизиру показали твоего Мишку. Он с какими-то архаровцами ларек ограбил. А продавец в больницу угодил.

– Не может быть! – Ромка почувствовал слабость в ногах и присел на стул. – Он же не такой…

– А вот оказалось, что такой. – Бабушка разгладила на коленях передник. – Вот так смотришь – вроде приличный мальчик, а он по ночам ларьки грабит. А я еще раньше сердцем чуяла…

– Да ничего ты там не чуяла, – отмахнулся Ромка и бросился к телефону, чтобы срочно позвонить Саньке.

Но, сделав два шага, остановился.

Что толку ему звонить!

Во-первых, его нет дома, а во-вторых…

Во-вторых, Санька наверняка скажет: так ему и надо, вору в законе недоделанному.

Ромка вздохнул и, пройдя в свою комнату, снял с полки том Джека Лондона, в котором у него хранились праведные сбережения. Взяв из них десять рублей, Ромка переоделся и отправился в пивной бар, где, как взрослый уже человек, рассчитывал утопить свои горести и печали, а также почерпнуть малую толику истины.

Если не в вине, так в пиве.

* * *

– Только полные недоумки, – повторил Роман и поднял рюмку. – Значит, за Боровика. – За него, – кивнул Арбуз. Они выпили, и Роман, поморщившись, сказал: – А коньячок-то твой того… – Что – того? – удивился Арбуз. – Клопами воняет.

– Темнота! – рассмеялся Арбуз. – А еще артист. Коньяк – он и должен клопами вонять. Иначе он не коньяк. Причем клопами лесными, плечистыми. Понял?

– Плечистыми… – Роман усмехнулся. – Это у нас Саня плечистый.

– Он-то – да, пожалуй…

Роман закурил и, задумчиво посмотрев на Арбуза, сказал:

– Сказать кому – не поверят. Один из упрямства стал спецом, а другой на спор – вором в законе. Это надо же! Глупый и страшный зигзаг человеческих судеб…

– Ишь ты, как красиво завернул… – вздохнул Арбуз. – А ты об этом песню напиши. Про то, как были двое друзей, и один стал ментом, а другой вором.

– Ага, – подхватил Роман, – а отец вора – прокурор, а мать мента – престарелая проститутка. А потом вор убивает какую-то девку, и она оказывается его внебрачной сестрой. А в конце – все умирают от горя прямо в зале суда. И все зэки, услышав эту песню, будут рыдать и плакать.

– Дурак, – засмеялся Арбуз, – вечно ты все опошлишь!

– Да не дурак я, а просто этих песен с таким сюжетом знаешь сколько есть?

– Знаю, знаю, – кивнул Арбуз.

– Ну вот и хорошо. И вообще, что-то мы все о грустном… А ну, давай еще по рюмахе!

– Вот это я понимаю. Давай.

Арбуз взялся за бутылку, а Роман, следя за его манипуляциями, спросил:

– Ну а как там дочка твоя?

Арбуз вздрогнул и, едва не выронив бутылку, воровато оглянулся на дверь.

– Ты что, вообще охренел? – прошипел он. – Говорить об этом здесь! Откуда я знаю, может быть, здесь стены имеют уши… Идиот! Кретин!

– Да ладно, – Роман растерянно посмотрел на Арбуза, – что я такого особенного сказал?

– Я же тебе, болвану, объяснял, что у вора в законе не должно быть ничего и никого. Ни своего дома, ни богатства, ни жены, ни детей. А он про дочку… Недоумок! Ты ведь песни о нашей жизни пишешь, должен знать, что к чему.

– Ну все, все… Понял я.

– Ни хрена ты не понял, – тихим и злым голосом сказал Арбуз. – Убью дурака, вот тогда поймешь. Я не шучу – в натуре убью. Если из-за твоего длинного языка общество узнает про мою дочь – молись. Век воли не видать.

– Ну ты, блин, даешь! – Роман был ошарашен. – Ты это… не слишком?

– Ничего не слишком, – ответил Арбуз, – я сказал, а ты слышал. И хватит об этом. Давай за Боровика.

Он поднял свою рюмку, а Роман, машинально повторив его жест, вспомнил Алину, гражданскую жену Арбуза.

Десять лет назад, когда Арбуз еще не был вором в законе, но уже имел статус признанного авторитета, он случайно забрел в Мариинский театр на «Аиду» и там опять же случайно встретил молодую красивую женщину, которая покорила его тем, что у нее один глаз был зеленым, а другой – карим.

Потом он неоднократно повторял, что все в тот вечер было вовсе не случайным, а заранее начертанным на скрижалях событий и встреча с Алиной была предопределена звездами, планетами и нитями судьбы.

Они стали встречаться, потом Алина переехала в специально купленную Арбузом квартиру, которую он выдал за свое фамильное гнездо, и началась счастливая семейная жизнь. Арбуз убедил свою избранницу в том, что вступать в законный брак необязательно и даже вредно, потому что казенное вмешательство в личные отношения недопустимо, а любовь и счастье прекрасно чувствуют себя и без фиолетового штампа.

Алина не возражала.

Арбуз сразу предупредил ее, что работает в «ящике», то есть в закрытом секретном институте, и поэтому рассказывать о своей работе не будет. Это тоже вполне устраивало Алину, и об их совместной жизни знали только Роман и Боровик.

Роман – на правах друга семьи, а Боровик – из его рассказов.

Через год Алина забеременела, что привело уголовного авторитета Арбуза в состояние полного восторга, граничившего с радостным помешательством, а еще через девять месяцев родилась девочка, которую назвали Марией.

Арбуз был на седьмом небе, но в своих кругах этого не показывал, и никто не мог бы даже предположить, что безжалостный и страшный криминальный авторитет Арбуз в свободное от основных дел время превращается в нежного мужа и любящего отца.

Так продолжалось около четырех месяцев, и однажды Алина, поехав в гости к своей лучшей подруге, задержалась у нее до темноты. Когда они наконец наговорились на все специальные женские темы и Алина покинула гостеприимный дом подруги, то, чтобы поскорее дойти до остановки, она пошла через пустырь. И там, среди редких кустов и множества ям, в которых сам черт поломал бы свои копыта, неизвестно откуда взявшаяся легковая машина сбила ее и скрылась в темноте.

Сам удар был не очень сильным и не принес ей особого вреда, но, падая, Алина попала головой прямо на обломок бетонной конструкции, которых на любом пустыре найдется великое множество.

Потеряв сознание, Алина через несколько минут все же пришла в себя и, ничего не соображая, побрела в неизвестном направлении. В это время кровь из лопнувшего сосуда заполняла ее череп и сдавливала мозг все сильнее и сильнее. Через десять минут Алина снова потеряла сознание, но на этот раз прийти в себя ей так и не удалось.

Ее труп обнаружили только на третий день, и Арбуз, поседевший и постаревший, похоронил ее на Волковском кладбище, недалеко от могил Майка Науменко и Дюши Романова.

Сказавшись в воровском обществе больным, Арбуз три недели пил горькую, а потом, резко завязав, пришел в норму и вернулся к делам. С тех пор братки старались не попадаться ему на глаза попусту, потому что многие решения его стали неожиданными и неприятными, а двух конкретных пацанов, которые незначительно нарушили воровской закон, Арбуз просто застрелил.

И на лице его при этом было какое-то странное и непонятное выражение, которое вовсе не говорило в пользу того, что за время болезни он стал добрее или гуманнее.

Днем Арбуз вершил воровские дела, а вечером спешил на свою тайную квартиру, где за четырехмесячной Марией следила нанятая за тысячу долларов в месяц няня. За такие деньги она ухаживала за девочкой едва ли не с большим усердием, чем следила бы за своим ребенком, если бы он у нее был.

Няня жила в одной из комнат принадлежавшей Арбузу пятикомнатной квартиры на Зверинской улице. Условия ее службы были просты – находиться при ребенке постоянно, делать все, что должна делать мать, и не помышлять о близости с работодателем.

Теперь девочке было уже восемь, она ходила в частную школу, и сердце Арбуза ревниво вздрагивало при мысли о том, что через каких-то десять лет, если не раньше, Мария начнет обниматься и целоваться с безголовыми и несдержанными юношами, а потом…

Страшно подумать!

Когда Арбуз делился этими соображениями с Романом, тот только смеялся и говорил:

– Ну ты сам вспомни себя и наших девчонок. Все нормально! Все так и должно быть!

– Да я понимаю… – тяжело вздыхал Арбуз, – но как подумаю, что какой-нибудь охломон полезет ей в трусы…

– Обязательно полезет, – кивал Роман, – и правильно сделает. А ей, между прочим, будет от этого только приятно. А то, что будет потом, – так это вообще праздник! Ты вспомни себя в юные годы и еще вспомни, что ничего нет нового под солнцем.

– Под луной, – поправлял его Арбуз.

– Ну, под луной, – соглашался Роман, – а под луной, между прочим, – тем более. Ночь, все такое…

– Ты о чем задумался? – голос Арбуза отвлек Романа от воспоминаний.

– А? – Роман вздрогнул. – Да так… Вспомнил кое-что.

– Ты сюда что – вспоминать пришел?

– Отвяжись, худая жись! – через силу усмехнулся Роман. – И налей коньяка твоего вонючего.

– Вонючего… – поморщился Арбуз. – А раз вонючий, так что ж ты его пьешь?

– Так у тебя же ничего другого нет.

– У меня есть все, – самоуверенно заявил Арбуз, – но я тебе не дам. Пей вонючий в наказание.

Наполнив рюмки, он поставил бутылку на стол и сказал:

– А вот за тебя, артиста, мы сегодня еще не пили. Кстати, когда, ты говоришь, у тебя будет концерт в «Крестах»?