Текст книги "Республика Анампоху. Байки-Бабайки об Афгане"

Республика Анампо
Байки об Афгане
Бакшиш Кабулов

© Бакшиш Кабулов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Вместо пролога

«Вот козлы», – подумал я, потому что произнести вслух эту фразу я смог бы с большим трудом. Во рту, как говорится, «кот нагадил», голова – чугун, а также все остальные симптомы так хорошо известного не только россиянам состояния. На экране телевизора полным ходом шла бомбежка Кабула. «Козлы» – это американские летчики, которые стирали с лица земли один из любимейших мною городов, с которым у меня связаны незабываемые приключения.

Кабул – великий и многострадальный город – ты помнишь величайшего из полководцев Александра Македонского, тебя хотели поставить на колени английские колонизаторы, тебя рвали на части интриги Дауда и Амина. На твоем теле до сих пор видны шрамы, оставшиеся от советских войск, на тебя пытались напялить свою черную чадру талибы, но я знаю: ты все равно выстоишь и поднимешься из руин, потому что ты велик. Велик своей историей, своим народом.

Глядя в календарь, я понял, что сегодня пошел уже третий день, как я начал справлять свой день рождения. Первые два я помню почти хорошо. Затем, отправив жену с детьми к теще в соседний городок, я с корешами оторвался на полную катушку.

Совершенно верно заметил мой любимый бард Владимир Семенович Высоцкий «А, где был я вчера не найду, хоть убей, только помню, что стены с обоями…» Сказать честно, никаких стен с обоями я не помню, но с удовлетворением отметил, что проснулся в своей постели, а не в каком-нибудь вытрезвителе, или районном «обезьяннике», а это значит – жизнь продолжается.

Зная, что организм отвергнет все мои дальнейшие посягательства на него, а обмануть его просто необходимо, я, кое-как натянув спортивные штаны, с трудом спустился в магазин, где и приобрел все необходимые мне ингредиенты. А именно: десять яиц, баночку томатной пасты, майонез, пять бутылок пива и бутылку водки. Вернувшись домой, разбил в пивную кружку два яйца, положил туда же две столовые ложки томатной пасты, одну столовую ложку майонеза, вылил полбутылки пива и, добавив сто граммов водки, все это размешал и стал морально готовиться к экзекуции.

Гадость страшнейшая, однако, этим рецептом от похмелья, которому меня научил в Афгане мой кореш – прапорщик Лейкин – я пользуюсь уже много лет, и он, как не странно, помогает. В общем, еще раз взболтав весь этот эликсир, я закрыл глаза, зажал пальцами левой руки нос и несколькими большими глотками вылил это все в себя.

Главное в этой экзекуции, чтобы все это месиво не вылилось назад впервые тридцать-сорок секунд, а минут через пять – десять в вашем желудке происходит необратимый процесс, и вся гадость, накопленная за время пьянки, просится в унитаз. Кстати, процесс у всех разный, то есть все это может выйти из вас, как сверху, так и снизу. В общем, проделав все эти манипуляции, я рухнул обратно в постель, чтобы забыться на несколько часов.

Заснуть я не мог, лежал в какой – то полудреме, и мой воспаленный алкоголем мозг начали заполнять картинки прошлого, сюжеты моих афганских приключений. Расслабившись, я полностью растворился в воспоминаниях.

Глава 1

Гена, Вика и другие, видения, решено – еду.

Все началось с того, что я познакомился с Серегой, а точнее, с капитаном Советской армии Сергеем Плаховым. В то время я работал на ТЭЦ, и учился заочно в техническом институте в столице соседней северокавказской республики. Уезжая туда на сессию, получил наказ от жены – обязательно зайти в гости к ее троюродной сестре, которая жила в том же городке.

В один из свободных от учебы вечеров, взяв бутылочку хорошего коньяка, я отправился по данному мне адресу. Подходя к двери, я услышал звуки музыки и хор нестройных голосов, пытавшихся подпевать известной певице. На мой звонок дверь открыла очень эффектная дама, лет тридцати, одетая в джинсы и джинсовую рубашку.

За ее спиной стоял высокий мужчина, с аккуратно подстриженными усиками, одетый в спортивный финский костюм. Это были троюродная сестра моей жены Вера и ее муж Сергей.

После необходимых разъяснений, касающихся моего прибытия, меня просто затащили в комнату, где я и был представлен всем присутствующим.

За столом сидели десять-двенадцать человек мужчин и женщин. Часть мужчин была в военной форме. Из дальнейших разговоров я узнал, что празднуется приезд Сергея в отпуск со службы в Афганистане, где он служил в качестве зампотеха автомобильной роты.

Мое появление было встречено, по русскому обычаю, «штрафным» стаканом водки. И уже через час мне казалось, что я всю жизнь знал этих милых людей. Надеюсь, объяснять вам уважаемый читатель, что такое русское застолье не надо: песни пляски, ну а потом все утонуло в каком-то тумане.

Утром, приоткрыв глаза, я с трудом начал вспоминать подробности вчерашнего вечера. Что-то меня смущало, и наконец, оглядев комнату, понял, что я не у себя в студенческой общаге и, судя по примятой рядом подушке и второму одеялу, ночь провел не один. Натянув штаны и кое – как пригладив волосы, я отправился на раздававшийся из соседней комнаты стук пишущей машинки.

В небольшой комнатке за столом сидела миловидная брюнетка лет тридцати и что-то увлеченно печатала на печатной машинке. Прежде, чем она меня заметила, мне пришлось минуты две стоять, переминаясь с ноги на ногу, что дало в полной мере оценить все ее женские прелести. Наконец, я догадался негромко кашлянуть. Она повернула ко мне голову, и я увидел ее насмешливые серые глаза.

– Ну, что, герой, проснулся? Беги в душ, а я пока кофе сделаю.

Стоя под струями теплого душа, я пытался вспомнить вчерашний вечер, но единственное, что я помнил из вчерашнего, было то, что я несколько раз танцевал с этой дамой и даже пробовал разобраться по пьяне с каким-то мужиком, который тоже хотел пригласить ее на танец, все остальное расплывалось в тумане. Как ее зовут и как здесь оказался, этого я вспомнить так и не смог.

Уже сидя за столом на кухне и попивая кофе, я лихорадочно соображал, а было ли что-то вчера ночью между нами. Пытаясь наводящими вопросами выяснить это, я поддерживал ничего не значащий разговор, старательно называя ее на «Вы». Она, словно прочитав мои мысли, улыбнулась и сказала:

– Ладно, не мучайся. Меня зову Алина, и между нами ничего не было. А привезла я тебя к себе по просьбе Веры, так как ты вчера был в таком состоянии, что не только не помнил свой адрес, но и защищая мою честь, пытался устроить побоище с мужиками – после этих слов она звонко расхохоталась

Затем она вкратце рассказала о моих вчерашних приключениях, – мне стало стыдно.

Через несколько минут раздался звонок телефона. Это звонила Вера.

– Приветик, Вера! Да, встал, кофе пьем. Как выглядит? Как Чапай. Почему, как Чапай? А у него только усы торчком торчат, в отличие от всего остального. – При этом Алина мне подмигнула.

– Да успокойся, не трогала я твоего родственника. Сейчас привезу. Собирайся, герой, – это уже мне.

Поймав такси, минут через десять мы уже были у Веры и Сергея. Алина вскоре ушла, оставив номер своего домашнего телефона. Я пытался извиниться за вчерашнее, на что Серега, хлопнув меня по плечу, сказал:

– Да ладно, мы тоже не святые. Пойдем-ка лучше за стол.

Из дальнейшего разговора с Верой я узнал, что ее подруга Алина работает корреспондентом в одной из местных газет, разведена, воспитывает дочь десяти лет, которая сейчас находится в пионерском лагере. Вскоре у нас с Алиной завязались самые тесные отношения, но это уже другая история.

После вопросов о здоровье родственников, сопровождавшихся взаимными тостами, разговор плавно перешел на Афган. Что мы тогда знали об Афганистане? В небольших статьях центральных газет писалось только про то, как советские воины помогают простому афганскому народу строить развитой социализм. Обычно статьи сопровождались фотографиями солдат, сажавших вместе с афганскими пионерами деревья, или репортажами о лидере афганского народа Бабраке Кармале, который при помощи советских братьев пытался построить социализм в Афганистане. От рассказов же Сергея у меня началось легкое головокружение. Демонстрируя привезенные из Афгана заграничные шмотки и внешторговские чеки, он рассказывал самые невероятные истории из своей афганской службы. Уже после первой бутылки водки в моей голове прочно засели такие понятия, как «дукан», «бакшиш», «духи», «бача», «чеки», «сдавать». Расспросив Серегу о его зарплате в Афгане, я охренел, за год он заработал на автомобиль «ВАЗ» шестой модели, одел в импортные шмотки всю семью и у него осталась еще куча денег. После этого разговора я был готов уже завтра ломануться в Афган за всем этим богатством.

Ночью после бурного секса с Алиной, к которой все-таки вечером напросился, чтобы реабилитироваться, как мужчина, я не мог уснуть. В мечтах передо мной проплывали караваны верблюдов, груженные колониальными товарами, бородатые дуканщики в чалмах, тугие пачки внешторговских чеков, и я сам, герой, вооруженный до зубов с двумя рядами правительственных наград на кителе.

До самого утра я так и не смог заснуть. В общем – «дурак, думками богат». А так как по натуре я авантюрист, фаталист, пофигист, мое ближайшее будущее было решено.

По прибытии в свой родной городок я отправился в районный военкомат, чтобы узнать условия контракта в Афганистан. Свою срочную службу я отслужил шесть лет назад в качестве старшины роты связи под Винницей. Принявший меня в военкомате майор, к которому я пришел, конечно, не с пустыми руками, предложил заполнить мне «объективку», а также подсказал, какие характеристики нужно собрать.

Мои земляки – жители одной из северокавказских республик на берегу Каспийского моря – предпочитали уезжать по контракту с военкоматом в страны, так называемого «Содружества» – Германию, Венгрию, Чехословакию, Польшу или, на худой конец, в Монголию. В общем, туда, где можно заработать деньги, не подвергая свою жизнь опасности, хотя попадались и такие же, как я, которым было пофигу куда ехать лишь бы заработать бабки.

Собрав все необходимые документы, я сдал это все в военкомат, и спустя несколько месяцев, получил повестку из военкомата. Придя туда, я подписал все документы, и получив на руки бумаги стал готовится к командировке в Афганистан.

В то время я работал на одном предприятии инженером-электриком, вернее, числился им, потому что основной моей работой была работа в партийной организации в качестве секретаря парткома. Работа была «не бей лежачего»: главное было собрать партвзносы с коммунистов и отчитаться о проведенном партсобрании, в райкоме. Как то меня попытался склонить к основной моей работе, вновь назначенный начальник цеха, в котором я числился, но, получив строгий выговор по партийной части отстал, от меня навсегда.

За то время, пока оформлялись мои документы, я переговорил со многими людьми, которые служили в Афгане. Так что ехал я туда со знанием дела.

Чемодан, который я взял напрокат у тещи, просто ломился от, как мне сказали знающие люди, нужных в Афгане товаров – три керогаза «Шмель», двадцать кипятильников, упаковка градусников, пять фенов отечественного производства, двое часов «Полет», три бутылки водки, пять блоков сигарет «ВТ» и пять бутылок крепленого вина. Все перечисленное выше должно было, согласно рассказам бывших «афганцев», помочь мне в первоначальном накоплении капитала, для развития бизнеса. Возможно, что эту книгу читает человек родившийся уже не в СССР и он подумает кому понадобится все это дерьмо перечисленное выше? Однако не торопись мой молодой читатель, ты вскоре все поймешь.

Вот, позади слезы родственников, пожелания друзей, и я поднимаюсь по трапу самолета, летящего в Ташкент. Впереди – сладкий миг неизвестности.

Глава 2

Ташкент, пересылка, путанки, таможня, Афган, Новый год.

Ташкент встретил меня хорошей солнечной погодой. Несмотря на то, что был конец декабря, температура воздуха была «плюс десять». Оставив чемодан в камере хранения и поймав такси, я отправился в Штаб округа, откуда меня отфутболили на ташкентскую пересылку. Так называлось место, где размещались перед отправкой в Афган офицеры, прапорщики, и контрактники. Приехав в часть, я прямиком отправился к коменданту. Посмотрев мои документы тот поставил на них штамп «Вылет разрешен» и сказал, что завтра в пять часов утра с пересылки отъезжают автобусы на военный аэропорт «Тузель», с которого самолет полетит на Кабул. Подъем для всех в четыре часа утра. Затем он направил меня в санчасть, где мне в задницу вкатили два болючих укола, которые по идее должны были уберечь меня на первое время, от различных инфекционных заболеваний. Узнав у фельдшера, где находится казарма, я прямиком отправился туда. На вопрос дневальному:

– Где расселяться?

Он махнул рукой:

– Занимай любую свободную кровать.

В комнате, которую я выбрал для ночевки, было пять кроватей. За столом сидели три пьяных прапора и играли в карты на спички, при этом шумно матерясь. У окна на кровати лежал парень лет двадцати пяти и тупо глазел в потолок. При моем появлении прапора на секунду оторвались от игры, окинули меня своими мутными глазами и продолжили игру.

– Здорово мужики! – поздоровался я со всеми.

Прапора не удосужили меня даже взглядом, лишь один пробурчал себе под нос «Здоровее видали!»

Парень, лежавший на кровати, кивнул на стоявшую рядом:

– Занимай, свободною. Закурить есть? Ну, тогда пойдем, покурим.

Присев в курилке, мы закурили, и он, поведал мне, что так – же, как и я, летит в Афган, по контракту. Но вчерашний вылет он просрал, и теперь у него в проездных документах стоит штамп «Уклонение от полетов». Его звали Олег, он был родом из Ейска.

– Слушай, Ленчик, что нам тут сидеть. Ты раньше был в Ташкенте? Нет? Так поехали, я тебе покажу.

Мы прошли через КПП и сели в такси, которые дежурили возле части, зная, что клиенты у них обязательно будут.

– Ну что, шеф, давай, прокати нас по городу, а потом на Алайский рынок.

Стоял конец декабря, и по городу носились в предпраздничной суете жители этого хлебосольного города. А то, что Ташкент хлебосольный, сомнений не было. На каждом углу стояли киоски, в которых торговали всевозможными пирожками и сладостями, горячими лепешками. Ноздри щекотал запах жарящихся на мангалах шашлыков из баранины и кур. Всевозможные кафешки и чайханы манили своими ценами. Например, тарелка лагмана стоила 20—25 копеек, порция мантов – 40—50 копеек, а если удавалось съесть это все вместе, места в желудке, как раз, оставалось для пиалки зеленого чая. В общем на рубль можно было наесться вдоволь и еще выпить стаканчик вина.

На первом месте везде стоял культ рубля. Уже в то время – время дефицита – имея деньги, ты мог заполучить в Ташкенте, что хочешь, будь то лучший номер в гостинице, без очереди билет на самолет, или лично для тебя могли организовать индивидуальный обед где-нибудь в тенистом саду на берегу реки. В отличии от многих советских городов в Ташкенте это было все намного проще, как бы само собой разумеющимся.

Наконец, накатавшись по городу, мы сошли у ворот Алайского рынка. Я сам родился и вырос на Кавказе, но обилие овощей и фруктов в это время года меня просто поразило, а ведь это был декабрь. Огромные дыни, арбузы, горы сушеного инжира, изюма, мушмулы, вязанки винограда, и среди этого изобилия – томящиеся на огне огромные казаны с янтарным от бараньего жира пловом. Мы приземлились в одной чайхане на рынке, где Олежка уже на правах аборигена, заказал плов, салат из свежих огурцов и помидоров, бутылку минералки и чайник водки. Да, именно чайник, потому что спиртное в чайханах открыто продавать было запрещено, и его подавали в чайниках.

– Ну, давай, братан, за встречу!

И мы с ним выпили по первой пиале.

– У нас, на Кубани, жить тоже не хило, но тут благодать божья, – сказал Олежка, похрустывая свежим огурчиком.

Пообедав в чайхане и еще немного поболтавшись по городу, поехали на пересылку.

В казарме дым стоял коромыслом, гремели стаканы, звучали афганские истории, песни под гитару, мат. В общем, все это можно было назвать одним словом – мужской бардак. В нашей комнате на кровати валялся в зюзю пьяный прапорюга, который сам уже подняться не мог, и не открывая глаз, периодически орал: «Стоять, суки, бакшиш давай!» Другие двое прапоров куда-то подевались.

Выпив еще граммов по сто, нас, впрочем, как всех нормальных мужиков, оказавшихся вне дома, потянуло на приключения.

– Может, прошвырнемся куда-нибудь где веселее? – предложил я Олежке.

– У тебя бабки остались? – в свою очередь спросил он.

– Есть. Около двухсот рублей.

– Тогда слушай. Тебе они в Афгане на хрен не нужны, там все равно советские бабки не котируются. А мы им и здесь найдем применение. Ты думаешь, почему я вчера свой рейс пропустил? Ну, ладно, как ты насчет того, чтобы вдуть кому-нибудь? Нормально? Тогда пойдем.

Мы вышли из КПП, было уже часов десять вечера, но пять-шесть частных такси все равно дежурили у ворот. Олежка подошел к одному таксисту и стал о чем-то с ним говорить. Потом помахал мне рукой:

– Садись, поехали!

– Куда? – спросил я.

– Узнаешь. Да не ссы ты, все будет нормально.

По дороге мы остановились у одного частного дома.

Таксист спросил:

– Водку и закусь брать будете? Тогда давайте двадцать рублей.

Через несколько минут он вернулся с пакетом, в котором было что-то завернуто. Для тех, кто не помнит, напоминаю, что бутылка водки в середине 80-х годов стоила 3руб.62 коп – «Московская» и 4руб.12коп. – «Столичная», так – же 4руб. 60 коп. «Пшеничная» и очень редко «Посольская», попадалась иногда в простонародье называемая водка «Андроповская», вот и весь выбор эпохи развитого социализма. Конечно, выпускались и другие виды водок, но простым работягам, они были недоступны.

Подъехав к панельной «хрущевке» таксист вместе с нами поднялся на второй этаж, открыл дверь, зажег в прихожей свет и сказал:

– Располагайтесь, ужинайте. Я буду минут через двадцать, бабки сразу. За все – 120 рублей.

– Доставай, бабки – сказал Олежка.

Пока мы ехали, я все пытался расспросить Олега, куда и зачем мы едем, на что он только многозначительно мне подмигивал: «сюрприз», скоро узнаешь. Квартира, в которую мы приехали, была обычная однокомнатная «хрущевка» с небольшой кухонькой. Мы расположились на кухне за небольшим столиком и развернули пакет таксиста. В нем оказались бутылка водки, вареная курица, соленый сыр, несколько свежих огурцов, помидоров, бутылка минеральной воды и две домашние лепешки.

Достав из ящика стола две рюмки, мы выпили по первой.

– Ну, ладно, колись, что это за «хижина дяди Тома»? – спросил я Олежку.

И он мне рассказал, что почти у каждого таксиста есть две-три проститутки, которые отстегивают ему долю. Квартиру он снимает сам. За ночь с клиента, а это в основном контингент «ташкентской пересылки», проститутки обычно берут пятьдесят-шестьдесят рублей, таксист имеет свою долю. Утром, в полчетвертого, он заезжает, забирает клиентов и отвозит их назад в часть, чтобы те успели к самолету.

Олежка вчера был здесь с одной телкой, но так нажрался, что ни таксист, ни телка не смогли его поднять, и он проспал до восьми часов утра, пока его, наконец, не смог разбудить подъехавший вновь таксист. Рейс в Афган он пропустил, за что и получил у коменданта в проездных документах штамп «Уклонение от полетов».

Народ на пересылке был на треть точно такой же как и мы с Олежкой, так что работы ташкентским путанкам хватало.

Не успели мы выпить по второй, как дверь приоткрылась, и вошел наш таксист, с двумя девушками.

– Ладно, отдыхайте, – сказал он. – Я заеду в полчетвертого, только не набухайся опять, – это он уже Олегу.

– Милости прошу к нашему шалашу, – игриво начал Олежка. Вот и опять свиделись, Любочка. Познакомь нас со своей подружкой.

На вид обеим девушкам было лет по двадцать. Первая, Люба, – вчерашняя спутница Олега – была небольшого роста, крепко сбитая с зелеными глазами и короткой стрижкой. В отличие от Любы вторая девушка, которую звали Анжела, была высокого роста с прелестной фигуркой и большими чуть раскосыми глазами. В ней явно угадывалась гремучая смесь народов Востока.

– Ну что, по маленькой и в люлю? А, девчонки?

Девочки пить отказались и после душа пошли в комнату.

– Мы сейчас, девчонки.

У Ленчика глаза горели как у мартовского кота в предвкушении соития.

– Слушай, Ленчик, я беру Анжелу, потому что вчера с Любочкой был, а потом поменяемся.

– Да мне все равно, а что в одной комнате трахаться будем?

– Ты че, девственник что ли? Пойдем будет весело, мы еще групповушку сообразим. «Как увижу Маринку сердце бьется об ширинку», все, больше сил нет ждать, я побежал.

– Ладно, ты Олежка иди, а я пока – в душ.

Через некоторое время я вышел из душа и зашел в комнату, не зная с чего начать. При свете фонаря, проникавшего в комнату из-за занавесей, я увидел стоявшие в разных углах полутороспальные кровати. На одной из них уже ползал по Анжеле Олежка, а на другой лежала накрытая одеялом Люба.

– Иди сюда, не бойся, – тихо сказала она.

Я подошел к ней и, быстро раздевшись, нырнул под одеяло. Любочка тут же прижалась ко мне, ее уверенные руки начали гладить мой уже и без того напряженный член. Покрывая нежными поцелуями мое тело, она спускалась все ниже и ниже. Внезапно она встала на колени, повернувшись ко мне лицом, села на меня и с искусством заправской всадницы стала скакать на мне, тихо постанывая. Я повернул голову и увидел силуэт Олега, который, урчал от удовольствия и, хлопая Анжеллу по попке в такт своим телодвижениям, все глубже вонзал в нее свой стержень.

После первого подхода, мы пошли с Олежкой на кухню покурить, а девчонки пошли в душ.

– Ну что, меняемся или еще по палочке? – предложил Олег.

– Меняемся.

Покурив, мы вошли в комнату, где уже лежали девчонки, и я направился к кровати Анжелы. Утолив первую страсть с Любочкой, я уже не спешил. Поэтому взяв в рот ее сосок, стал медленно его облизывать нежно покусывая, затем наступила очередь второго соска. Мой язык опускался все ниже и ниже по ее телу.

Тяжелое прерывистое дыхание Анжелы перешло в стоны, тело ее выгибалось от наслаждения. Я развернул ее и резко вошел в нее на всю глубину. Стоны Анжелы стали заметно громче. В унисон ей на соседней кровати стонала Любочка, которую со всей пролетарской ненавистью драл Олежка.

После второго перекура оставалось еще минут сорок до приезда таксиста, и мы решили устроить групповушку. Этими подробностями я вас загружать не буду, скажу только, что все было замечательно.

В полчетвертого за нами прибыл таксист. Поцеловав нас в щечку и пожелав вернуться живыми, девчонки пошли отсыпаться, а мы, добив бутылку водяры и, наскоро закусив, поехали на пересылку.

Уже через год в Афгане я случайно узнал, что судьбы обеих девчонок закончились трагически. Той же зимой Любочка угорела вместе с каким-то мужиком в гараже, в машине, а Анжелу через полгода зарезал, обкурившись опия какой-то афганский наркоша. Но, несмотря на эти проблемы, сотни ташкентских девчонок обслуживали пересылку все девять лет, пока наши войска стояли в Афганистане.

Итак, прибыв на пересылку, мы взяли свои чемоданы, сели в автобусы, пришедшие за нами, которые и доставили нас на военный аэродром «Тузель». Пока мы заполняли декларации, скорешевались еще с двумя такими же, как и мы, разгильдяями. Ну, на старых дрожжах нас и понесло. Когда мы подходили к таможне, а мы подходили почти последние, Олежка был, уже, как говорят в народе «в гавно» и еле ворочал языком. На вопрос таможенника:

– Везете ли вы валюту, оружие, наркотики?

Олег, подняв на него пьянющие глаза, изрек:

– Да бля, везу атомную бомбу, кину с мамолета и мандец Афгану.

Таможенник был калач тертый, тем более, что он свой план по шмону на сегодня выполнил, мы были последними, а базарить с нами было бесполезно, он вздохнул, глядя на наши пьяные рожи и, поставив печати, сказал:

– Ладно, идите, уж, защитнички хреновы.

Паспортный контроль мы тоже миновали быстро. Это только возвращаясь назад, ты для таможенников и пограничников «враг народа», а когда едешь в Афган, ты для них, как, впрочем, и для своей страны ты пушечное мясо. В общем, таможня и погранцы работали по системе ниппель «туда дуй, а оттуда х..!»

В накопителе аэродрома, пока мы ждали самолет, я достал из чемодана бутылку водки, и мы отхлебнули по пару глотков. Короче, в самолет, мы уже шли на автопилоте, держась друг за друга.

Самолет, который должен был доставить нас в Афган, был грузовой «АН-24». Наконец, он оторвался от земли и поднялся в воздух. Грузовой отсек самолета был полон, сидели, кто, где попало. Мы с Олежкой привалились друг к другу спинами и закимарили.

Примерно через час я проснулся от холода. Самолет был разгерметезирован, стоял жуткий холод, и остро чувствовалась нехватка кислорода. Многие дышали по очереди прикладывая к лицу кислородные маски, только компания вертолетчиков, расположившихся недалеко от нас, несмотря ни на что, продолжала бухать и вспоминать свои афганские вылеты.

За стеклом иллюминатора величаво возвышались вершины Гиндукуша. Иногда сквозь разрывы облаков на земле виднелись какие-то строения и неровные квадраты полей.

Наконец, примерно через полтора часа самолет, почти падая, пошел на посадку. Внизу раскинулся в обрамлении гор желто – оранжевый город, – город, в котором мне предстояло провести два незабываемых веселых и бесшабашных года моей жизни.

Внезапно самолет затрясло, он резко пошел вниз и раздались какие-то хлопки. Я глянул в иллюминатор и обомлел – в воздухе летали какие-то огненные шары. Олежка бледный, как мел, глядя на меня, сказал:

– Киздец котенку, больше срать не будет! Вот и долетались мы с тобой Ленчик, хорошо хоть перед смертью с телками трахнуться успели.

В такой же панике оказались все летевшие в Афган в первый раз. Сидевшие рядом вертолетчики продолжали бухать, несмотря ни на что, и откровенно ржали над нами.

Оказалось, что наш самолет просто отстреливал при посадке термитные шашки, которые отвлекают на себя возможно пущенные с земли ракеты.

Как известно, мастерство советских пилотов не пропьешь, и команда нашего самолета ювелирно посадила его на Кабульский аэродром. Вокруг кабульского аэродрома были горы и была опасность того, что самолет могли сбить ракетой. Поэтому посадка на аэродром была почти вертикальной, ощущения непередаваемые.

Пройдя регистрацию в комендатуре и сдав документы, мы поселились в казарме кабульской пересылки находящийся возле аэродрома. В Кабуле, в отличие от ташкентской пересылки, выход из нее был строго запрещен. До Нового года оставалось всего два дня, и я надеялся, что встречу его в своей части. Однако, кроме офицеров и прапорщиков, летевших с нами конкретно на замену в свои части, никто из нас, контрактников, не знал, куда он попадет и где будет служить. В конце дня нам объявили, что до третьего января включительно Кабул будет закрыт и все вновь прибывшие проведут эти дни на пересылке.

На следующее утро в Кабуле выпал снег, и температура упала до десяти градусов мороза. Такого холода здесь не было давно. За два дня мы выпили все, что у нас осталось. В казарме не топили, и, чтобы хоть как-то нас согреть, нам выдали дополнительные одеяла и по две солдатских шинели. Целыми днями мы бухали самогон выменянный у местных прапоров на сигареты привезенные с Союза, и валялись на кроватях под шинелями. Конденсат от пара из наших ртов скапливался на потолке и капельками падал вниз. Настроение было подавленным. В общем, вечер 31-го декабря мы встречали с сильного будуна, продрогшими и злыми.

Мы с Олежкой поменяли последний блок сигарет «БТ» на бутылку самогона у какого-то местного прапора и приготовились встречать Новый год.

Примерно за час до Нового года у меня кончились спички, и я залез в свой чемодан, где лежало несколько коробок. Тут мое внимание привлек прямоугольный пакет, завернутый в плотную бумагу. Чемодан я паковал сам и помню, что такого предмета у меня вроде бы не было. Развернув его, я чуть не подпрыгнул от радости. Вспомнил! Когда я паковал чемодан, мой отец передал мне этот пакет и сказал: «Откроешь на Новый год». Это был коньяк в плотной картонной упаковке, «Нарын – Кала» – фирменный коньяк нашей республики. Он назван так по имени древней крепости – Дербент. Папа, ты даже не представляешь, какой это был для меня подарок на Новый год.

Ровно в двенадцать часов небо над Кабулом озарилось салютом. Тысячи сигнальных ракет взлетели в воздух, выстрелы из всех видов оружия слились в один. Ночное небо насквозь пронизали огненные трассеры, это было обалденное зрелище. Мы с Олежкой, упакованные сверху несколькими шинелями, сидели на улице и маленькими глоточками отхлебывали по очереди коньяк прямо из горлышка. Несмотря на мороз, нам не было холодно, нас согревал этот божественный напиток, вобравший в себя все солнце моей «Малой Родины». Так прошла встреча моего первого Нового года в Афгане.

Наконец, утром третьего января нас собрали и выдали предписание в части. Олежка попал в Кандагар, а меня направили в кабульскую КЭЧ (квартирно-эксплуатационную часть). Я-то раскатал губу, думал, буду работать где-нибудь в политотделе как бывший партработник. Однако, здесь всем было на это насрать, и я был направлен в КЭЧ (квартирно-эксплутационную часть).

Проводив Олежку на аэродром, откуда он улетал в Кандагар, я пошел искать попутку, чтобы добраться до штаба армии, где и находилась КЭЧ. Эх, друг Олежка, не знаю, как сложилась твоя судьба дальше, но я благодарен тебе за те проведенные вместе дни и за наши совместные приключения.