Текст книги "Возрождение времени"

Разрыв патрона в стволе и впрямь был случайностью, которая как нельзя кстати замаскировала вмешательство софона. Но на самом деле, если бы Уэйду и удалось выстрелить в третий раз, пуля просвистела бы мимо уха Чэн Синь, ибо к этому моменту софону удалось создать в его глазах идеальную иллюзию.

В провале Уэйда присутствовала некая совершенная симметрия. Это он был ответствен за отправку мозга Тяньмина в космическую бездну, и вот теперь этот самый мозг, прошедший сквозь непредсказуемые водовороты истории, разрушил его планы и поставил род людской на грань небытия.

– Вот так я спас Чэн Синь, но уничтожил последнюю надежду человечества. Все, что случилось после… ну, это тебе известно.

Тяньмин спрятал лицо в ладонях и разрыдался.

– Ох, мне так тебя жаль, мой милый… В этом нет твоей вины. Ты сделал все, что мог, – слова утешения шли из глубины сердца АА. Выслушав невероятную историю Тяньмина, она и в самом деле ни в чем его не винила, а наоборот, полюбила еще крепче.

«Когда же мне стал дорог этот человек – сильный и одновременно такой ранимый?»

艾 АА не знала ответа на собственный вопрос, знала лишь, что судьба, с которой она так долго боролась, наконец настигла ее. Она отбросит сомнения и будет любить Тяньмина всем сердцем. Ей предстоит разбудить его любовь своей любовью, подкрепить его силу своей силой.

«Может быть, поверить ему мою тайну?» АА начала было говорить, остановилась, начала опять. За долгие годы она переменила столько любовников, что потеряла им счет, а сейчас вот нервничала как никогда. Она знала: разоблачение ее невероятной тайны изменит взгляды Тяньмина как на сложную историю перепутанных отношений между ними тремя, так и на переломную точку в судьбе человечества. АА было необходимо, чтобы Тяньмин понял и простил ее, иначе им никогда не стать близкими по-настоящему, как бы долго они ни прожили бок о бок.

АА вспомнила, как сама сказала Чэн Синь еще в начале их дружбы в Эру Устрашения: «Все еще думаешь о нем, да? Сейчас новая эпоха, новая жизнь. Забудь о прошлом!»

АА была не права, ужасно не права. Судьба любит играть в игры, и прошлое, как сказал Фолкнер, никогда не умирает. Оно даже и не прошлое. Оно всегда возвращается и вновь бросает тебе вызов. Это верно по отношению к Чэн Синь, к Юнь Тяньмину, и это верно и по отношению к АА.

Но, может быть, еще не время?..

* * *

Тяньмин все еще переживал боль прошлого.

Он рассказал АА о десяти судьбоносных минутах, последовавших за церемонией передачи Меча, – минутах, когда «капли» атаковали Землю. Хотя судьба человеческой цивилизации была предрешена, он продолжал надеяться, что Чэн Синь нажмет кнопку, и трисолярианские клопы, увидев бесполезность своих усилий, испытают такое же отчаяние, в какое впали земляне. По крайней мере он, Тяньмин, насладится тогда местью за все, что пережил за последние десятилетия. Он мечтал стать свидетелем страданий и раскаяния захватчиков, осознавших неизбежность своего конца.

Он наблюдал за Чэн Синь, зная, что то же самое делают сейчас все трисоляриане – и на планете, и во флоте. Прошла минута. Другая. Чэн Синь, держащую палец на кнопке, била дрожь. Вместе с ней трепетали и сердце Тяньмина, и весь Трисолярис, но надеялись они на диаметрально противоположные исходы.

«Нажимай! Проклятье! Почему ты не нажимаешь? Нажми на кнопку, и пусть справедливость восторжествует! Нажми на кнопку и накажи злодеев! Пусть они сдохнут вместе с нами!» Безмолвный крик Тяньмина эхом отдавался в его сознании.

Но Чэн Синь так и не нажала на кнопку. Вместо этого она отбросила пульт прочь. Перестала дрожать. На нее снизошло противоестественное спокойствие. Она приняла решение.

Вокруг Тяньмина замелькали в воздухе текстовые сообщения от его трисолярианских коллег. «Ты видел? Тяньмин, мы выиграли! Она не смогла! Земля теперь наша!»

Такое ликование для существ, избегавших всяческих эмоций, было явлением беспрецедентным.

Впервые в жизни Тяньмин испытал ненависть к Чэн Синь. «Почему ты так слаба? Почему не доставила нам хотя бы удовольствия уничтожить врага вместе с собой? Почему защищаешь этих вероломных клопов? Отправь их в могилу вместе с нами! Да ты кто вообще – человек или инопланетянка?!»

Отчего-то он снова вспомнил ту вылазку на природу к Миюньскому водохранилищу. Чэн Синь тогда подобрала гусеницу, ползущую по тропинке, и бережно опустила в траву, чтобы никто на нее не наступил. Другие девушки из группы взвизгнули от отвращения, но Тяньмина этот поступок глубоко тронул. Он запомнил, как выглядела гусеница, и позже посмотрел в толстом справочнике в библиотеке. Гусеница была личинкой обыкновенного серого мотылька, не обладающего красочными крыльями бабочек.

Мотылек принадлежал к древнему роду отряда чешуекрылых, чья родословная начиналась в юрском периоде или даже еще раньше. Когда первые предки гусеницы, которую спасла Чэн Синь, ползали по земле Пангеи и расправляли новенькие крылья в джунглях, населенных динозаврами, на Трисолярисе еще не существовало цивилизации, а до прихода людей оставались многие миллионы лет. Этот мотылек, без сомнения, имел более древние права на жизнь. Но в течение последних десятилетий Общей Эры человеческая деятельность разрушила среду его обитания, и вид оказался на грани исчезновения. До этого студенческого пикника никто не встречал ни одного представителя этого вида в течение многих лет.

Чэн Синь спасла драгоценную жизнь.

Позже, стоило только Тяньмину вспомнить, что Чэн Синь, возможно, спасла целый вид живых существ, его сердце наполнялось умилением, словно он был к этому причастен. Он представлял себе, как гусеница превращается в мотылька, находит пару где-то в горах около Пекина, множится в поколениях, и так продолжается древний род… а Чэн Синь – их покровительница, их богиня.

Кто бы мог подумать, что это малозначительное событие станет провозвестником судьбы двух миров?

Сколько бы Тяньмин ни размышлял о Чэн Синь, он так и не мог понять ее до конца. Единственное, что он осознавал, – это что женщина, которую он любил, за двести лет не изменилась. Она не была виновата; те, кто сделал ее Держателем Меча, включая и самого Тяньмина, – вот кто был виноват. И в один миг его ненависть к ней превратилась в отвращение к себе самому.

А в воздухе вокруг Тяньмина продолжали роиться сообщения от трисоляриан. Эти существа, столь неэмоциональные, теперь считали Тяньмина своим, без утайки делились с ним радостью и насмехались над Чэн Синь.

– Сказать начистоту, – откровенничали они, – когда правитель выдвинул этот план, мы в него не поверили. Ло Цзи был нашим кошмаром в течение десятилетий. Мы не знали, как с ним справиться. Но его преемница! Какая слабая! Какая неумная! Благодарим тебя, Тяньмин! Благодарим! Ты помог нам обхитрить людей. Удовольствие, которое мы испытали при виде того, как эта глупая самка отбросила Меч, было больше, чем то, что получаешь при спаривании! Но о чем она думала, эта блоха? Ты когда-то тоже был земным клопом, так, может, объяснишь, как она относится к нам?

Его ответа ждал весь Трисолярис.

Тяньмин подавил сумятицу в душе и просто ответил:

– Она любит вас.

– Любит? – озадаченно переспросили трисоляриане. – Ты говоришь о… о той эмоции, что поощряет альтруистическое поведение с целью улучшить репродуктивную способность вида? У нас тоже есть такая эмоция. Но разве ее можно испытывать по отношению к другим, инопланетным существам? Ведь такое поведение не способствует размножению собственного вида!

– Один человек как-то сказал: «Любите врагов своих, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».

– Что… что это за чушь? Это же парадокс!

– Нет, это урок, который преподнес нам один из величайших учителей человечества. Многие до сих пор верят, что это самая великая правда во Вселенной, гораздо более важная, чем выживание.

Трисоляриане одно время молчали, словно проникаясь духовной силой этих слов. А потом сказали:

– Если бы все разумные существа во всем мироздании верили в это, возможно, не было бы никакого темного леса.

– Возможно, – ответил Тяньмин. Он вгляделся в космический мрак по ту сторону иллюминатора, и тут ему пришло в голову: а не существует ли темный лес только в этой части Вселенной? Только в этой галактике или, может, всего лишь в этом конце спирального рукава? А во всей остальной великой Вселенной уже давно свет любви озаряет каждый листик на дереве, каждую травинку, каждую тропинку в лесу? И как мог бы выглядеть такой пронизанный солнечным светом лес?

Он криво усмехнулся. Пусть кто-то другой ломает голову над этой загадкой. Его судьба – сопровождать трисолярианский флот обратно в Солнечную систему, к Земле, где он проживет остаток своей жизни самым страшным предателем человечества. До конца дней ему придется терпеть ненависть и презрение – при условии, конечно, что разъяренная толпа не прикончит его сразу же. Он никогда не увидит космоса за пределами региона, где бушует война между Землей и Трисолярисом. Ну и какой тогда смысл задумываться о чем-то большем?

И в этот момент, совершенно неподготовленный, он вступил в светлый лес. А все остальное – Земля, трисоляриане, вся Вселенная – изменилось.

– Что значит «светлый лес»? – поинтересовалась АА. – Это что-то, имеющее отношение к мини-вселенной?

– Я… я не знаю. – Тяньмин покачал головой.

Он и правда не знал. Но в это мгновение все окружающее засветилось, будто озаренное внезапным лучом солнца, – нет, тысячи солнц. Он сам и корабль, на котором он находился, перенеслись из бездны глубокого космоса в какое-то непостижимое «где-то». Бесконечное пространство, вернее, бесконечные миры раскрылись перед ним. Если бы кто-то заставил его описать увиденное словами, он сказал бы, что нечто подобное, наверно, видит муравей, выползший из темного туннеля в ярко освещенный сад. Каждый лепесток, каждая травинка, каждая лужица были для Тяньмина как огромный мир, и в этот момент он увидел… всё.

– Ты попал в четырехмерное пространство?! – Рассказ Тяньмина напомнил АА о приключениях «Синего космоса».

– Нет. Я по-прежнему находился в трехмерном мире, я никогда не бывал в четырехмерном пространстве. Но я ощущал присутствие такого непостижимого величия, какого, наверно, нет и в четвертом измерении. Это… это как сказал Платон. Вынырнув из темной пещеры, я увидел реальность; я увидел сам бесконечно прекрасный океан…

АА никогда не читала Платона, но быстренько нашла подходящее сравнение:

– Это как когда ты первый раз увидел меня?

Тяньмин засмеялся и поцеловал ее.

Как только его глаза привыкли к свету, первой конкретной вещью, которую он увидел, была некая плотная форма – она висела перед его глазами и испускала серебристое свечение. На первый взгляд форма выглядела почти идеально гладким кольцом, заключавшим в себе бесконечное множество других колец самых разных размеров. Но при внимательном рассмотрении оказывалось, что кольца не идеальны, – каждое из них в свою очередь состояло из сотен тысяч колец потоньше, соединенных между собой хитроумными изящными конструкциями. Кольца, похоже, были образованы полупрозрачными, мягко светящимися линиями, но опять же, присмотревшись, Тяньмин различил, что каждая изогнутая линия представляла собой плотное тело с исключительно сложным, утонченным внутренним строением. У Тяньмина создалось впечатление, будто каждая часть формы представляла собой законченное целое, и как бы он ни вглядывался, обнаруживал еще более мелкие структуры; степень детализации превосходила возможности его зрения.

– Ты имеешь в виду, это был фрактал? – АА напряженно пыталась сопоставить описание Тяньмина с собственным научным багажом.

– Нет, не фрактал. Какую бы аналогию тебе подобрать… Представь себе цветущую розу, и эта роза сама является частью лепестка другой розы, побольше, а эта роза в свою очередь – часть лепестка третьей розы, которая еще больше. Продолжи этот процесс в бесконечность. А потом, присмотревшись к первоначальной розе, ты увидишь, что она тоже состоит из роз поменьше, каждая из которых состоит из еще более мелких роз, и так опять до бесконечности. Но что удивительно, каждая роза отличается от прочих формой, размером, видом, как будто все они принадлежат миллиарду миллиардов разных сортов… Лучше я объяснить не могу.

АА в замешательстве покачала головой, не в силах представить себе это невероятное зрелище.

Тяньмину стало невмоготу смотреть на возникшую перед ним форму. Ее выворачивающая душу красота угрожала подавить его самосознание. Он перевел взгляд и обнаружил, что кольцеобразная фигура сама является частью гораздо более грандиозной круглой структуры, заполняющей все внутреннее пространство корабля и продолжающейся за его бортами. Как в аналогии с розой, фигуры на каждом следующем уровне были подобны фигурам на предыдущем и одновременно полностью отличались от них.

Оглянувшись, Тяньмин заметил, что изумительная округлая структура преобразила весь трисолярианский корабль, который казался теперь прозрачным, но таковым не был: борта и переборки были по-прежнему сплошными, Тяньмин ясно видел их и одновременно так же ясно различал то, что лежало за ними, словно образы, схваченные разными глазами, наложились один на другой. Да и глаз было не два, а гораздо больше! Тяньмин смотрел как бы сквозь переборки и прочие барьеры, а заодно обозревал и все самые потаенные уголки корабля, даже те, о существовании которых не имел понятия, однако в то же время видел и сами переборки.

Позже, когда Тяньмин больше узнал о пространстве высоких измерений, он раздумывал, а не побывал ли в тот момент в таком пространстве. Но в конечном итоге пришел к выводу, что нет. Невероятная структура, которую он наблюдал, была отчетливо трехмерной, хотя полного обзора ему ничто не загораживало.

Бесконечно богатая и сложная сияющая форма простиралась во все стороны за пределы трисолярианского корабля, однако не слишком далеко. Всего в нескольких метрах за бортом – сквозь который Тяньмин мог теперь видеть – светящиеся дуги тускнели и исчезали на фоне звезд. Форма, представшая перед его глазами, являлась, без сомнения, не отдельным изолированным элементом, а частью еще более величественного целого. Казалось, корабль каким-то образом разрядил на себя энергию, накопившуюся в этой загадочной структуре, отчего и засветилась примыкающая к нему часть.

Позже Тяньмин узнал, что в тот момент, когда Чэн Синь отбросила пульт, гравитационно-волновые сенсоры флота различили вдали, в нескольких миллионах километров по курсу, некий едва заметный объект. Он двигался по какой-то запутанной траектории, хаотичной, как броуновское движение. Это странное перемещение заставляло предположить, что объект не был природным феноменом. Командование флота, никогда не терявшее бдительность, включило общую тревогу. Однако рядовые члены команды были слишком увлечены празднованием, так что, прежде чем были предприняты какие-либо меры защиты, загадочный объект изменил свой курс и понесся навстречу флоту почти со скоростью света. Через мгновение он уже поглотил весь флот, состоявший из нескольких сотен кораблей.

Каждый корабль теперь окружала жутковато светящаяся структура. В момент перехвата объект скорректировал свой курс и скорость так, чтобы они соответствовали курсу и скорости флота. Теперь флот и объект находились в покое относительно друг друга.

Однако структура проникла внутрь только одного корабля – того, на котором был Тяньмин.

Если быть более точным, объект воздействовал только на Тяньмина.

Поначалу Тяньмин решил, что это очередной сон-галлюцинация, наведенная его хозяевами, но вскоре сообразил, что трисоляриане при их когнитивных особенностях не способны создать такой образ. Инопланетянам не хватало художественных способностей и фантазии; изобретая кошмары, чтобы мучить или изучать Тяньмина, они руководствовались элементами, извлеченными из его памяти и подсознания, и лишь изредка вводили в сны что-то, не имеющее отношения к его собственному опыту. Эта грандиозная, прекрасная трехмерная фигура не вмещалась в их представления об эстетике и выходила далеко за пределы человеческого воображения. Нет, это был не сон.

А если это не сон, то как мог Тяньмин видеть все тайные закоулки корабля? Каким образом свет, заблокированный непрозрачными переборками, мог проникнуть в его глаза? Это было просто несовместимо с законами физики. Разум Тяньмина, пытавшегося найти ответ, хаотически бурлил.

– Потому что природа света безгранична, – прозвучал голос в его мозгу.

Нет, не голос – это была мысль. Тяньмин знал, что мысль принадлежала не ему и не трисолярианам. Пришельцы часто общались с ним, посылая электрические сигналы напрямую в его мозг, так что ощущение было ему знакомо. Эта мысль была иной. Она явилась не снаружи, она возникла в глубине его собственного разума.

В то же мгновение Тяньмин почувствовал взрыв дотоле еще не испытанной им боли – у него даже дыхание зашлось. Это была не физическая, а скорее духовная травма. Казалось, будто в его подсознание ворвался поток иных мыслей и чувств, грозя взорвать разум и затопить то, что осталось от рассудка: рождение Вселенной, небесный свет, безграничность космоса, глубина пространства… неизведанность, потаенность, страх, скорбь, радость…

Тяньмина охватил ужас сродни тому, какой почувствовал Зевс, когда Афина рождалась из его черепа. Тяньмин взвыл и схватился за раскалывающуюся от боли голову. Однако тут же принудил себя сосредоточиться и прибегнуть к приемам медитации, подобной чань-буддистской, – он выработал их в течение долгих лет, когда сопротивлялся умственным пыткам трисоляриан. Поток бурных, хаотичных мыслей застыл ледяной глыбой, а затем растекся в широкий спокойный океан.

– Кто ты? – спросил Тяньмин, когда немного пришел в себя.

I’m the Spirit.

– Я Дух.

Летнее дерево, тени в лунном свете, отражение в воде, собственный образ в зеркале…

Тяньмин почувствовал еще один массированный удар по сознанию. Разум его балансировал на краю бездны. Он переборол себя и спросил:

– Дух? Что за дух?

– Дух света.

Свет и тень, сияние и мрак, призывный зов рога и вечная тишина, морские глубины и небесный свод…

И Дух Божий носился над водами…

И сказал Бог: Да будет свет. И стал свет…

И свет пронзил тьму, но тьма не ведала света…

Еще один поток мыслей обрушился на сознание Тяньмина – он едва справился с ним страшным усилием воли. У него было чувство, будто голова вот-вот разломится пополам. Наконец он, кажется, нашел источник мучений. Голос не разговаривал с ним в обычном смысле этого слова; вместо этого он компоновал его знания и воспоминания так, чтобы выразить неизвестные Тяньмину понятия. С каждым мгновением Тяньмин получал почти безграничное количество информации. Это походило на ту бесконечно сложную светящуюся структуру: большое понятие содержало в себе значения поменьше, а каждый из них складывался из еще более мелких смыслов. Различные концептуальные уровни связывались между собой сетью прочных логических нитей, и ни одна подробность не была лишней. Однако биологический когнитивный механизм Юнь Тяньмина был настолько ограничен, что смог охватить лишь самый верхний слой и превратить его в понятные человеку лингвистические символы. Остальная семантическая структура затопила его разум, в котором память и воображение всколыхнули тайфун эмоций и идей.

Человеческий мозг не предназначен для подобных переживаний. Если бы Тяньмин, борясь с трисолярианами, не развил в себе сверхчеловеческий самоконтроль и психологическую прочность, он бы уже давно рухнул в бездну безумия.

– Вы посланец Бога? – тяжело дыша, спросил Тяньмин голосом, исполненным священного трепета. Хотя он и не был христианином, он все же несколько раз побывал в церкви с матерью, когда был ребенком. Он вспомнил, как священник сказал ему: «Если будешь молиться, Господь услышит тебя. Он пошлет ангела, чтобы тот наполнил твое сердце. «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них…»[9]9
  «Деяния святых апостолов», гл. 2, ст. 3.


[Закрыть].

Мне отмщение, я воздам, говорит Господь.

И сейчас, когда трисоляриане воспользовались любовью и добротой людей, чтобы вторгнуться в их дом, стереть их с лица Земли, настала пора Господу явить свою справедливость. Клопы должны получить по заслугам.

Следующая мысль почти что привела его в экстаз:

– Да, с твоей точки зрения, я Дух Хозяина.

А в следующее мгновение мечта Тяньмина разлетелась вдребезги:

– Хозяин мертв; я лишь мертвый Дух.

Тяньмин начал постепенно привыкать к этому способу ведения разговора, требующему значительного напряжения. Он осторожно спросил:

– Вы инопланетянин?

Собеседник терпеливо поправил:

– Нет, я Дух.

– Что вы имеете в виду – «Дух»?

Ответом на этот раз было не поддающееся разумению понятие, которое нельзя было перевести в языковые символы. И снова на мозг Тяньмина обрушилось цунами граничащих с парадоксом идей: сухой океан, край Земли, война драконов с гигантами, сокровище богов, песня, спрятанная в камне…

Он вскрикнул и повалился на пол.

– Прекратите! Не надо! Это невыносимо!

Тяньмин не знал, сказал он это или только подумал.

– Только так мы и сможем общаться. В нашей вселенной это самый простой и наиболее эффективный метод обмена информацией. Но разум в этой вселенной упростился слишком быстро, и вам воспринимать идеабстракции крайне сложно.

Тяньмин не знал, что такое «идеабстракции», но не осмелился спросить. Ухватившись за фразу «наша вселенная», он поинтересовался:

– Значит, вы не из этой Вселенной?

И снова непостижимая идеабстракция ударила в него. Голова Тяньмина едва не взорвалась. Хватая ртом воздух, он отер пот со лба и в отчаянии проговорил:

– Идеабстракции не для меня. Почему бы вам не поговорить с ними?

Под «ними» он, конечно, подразумевал трисоляриан. С него хватит! Он думал, что может вытерпеть любую умственную или физическую пытку, но против идеабстракций чувствовал себя слабее младенца. «Забудь. Земля обречена. Мне нет дела до вселенных и каких-то хозяев, да и до всего остального тоже. Пусть мерзкие трисоляриане извлекают смысл из этих чертовых идеабстракций».

– Из моей попытки ничего не получилось. Они намного слабее тебя умственно и не могут постигнуть ни единой идеабстракции.

– Почему?

– Они клопы.

«Клопы» – так презрительно называл Тяньмин трисоляриан. Дух заимствовал этот термин и теперь сопроводил его очень странной идеабстракцией. Изумленный, Тяньмин вдруг кое-что осознал. Он оглянулся вокруг.

Благодаря странно светящейся структуре он мог теперь заглянуть в каждый уголок корабля… и все же кое-чего он не видел.

Он не видел трисоляриан.

Никого, кто хотя бы отдаленно мог напоминать инопланетное разумное существо: ни маленьких зеленых человечков, ни рептилоидов, ни когтистых осьмируков. Ничего.

Корабль без трисоляриан? Но как это возможно?!

И тут он заметил в конструкции корабля нечто, на что раньше не обращал внимания. Не считая просторного отсека, в котором жил Тяньмин, здесь не было других кают или открытых пространств, не было коридоров и проходов, как на кораблях землян. По большей части корабль состоял из узких трубочек и маленьких каморок – некоторые из них были размером со спичечный коробок, другие с ящик комода. В каждой каморке находилось множество крошечных то ли роботов, то ли еще каких-то устройств, испускающих жутковатое свечение. Устройства были размером с рисовое зернышко. Некоторые «зернышки» ползали, извиваясь, по полу…

«Они клопы».

Тяньмин ахнул. Наконец-то все встало на свои места.

Эти серебристые «устройства» и были трисоляриане – каждый размером не больше муравья.

На протяжении многих столетий лучшие умы человечества посвящали себя изучению трисоляриан, и самое пристальное внимание уделялось их физиологии. Хотя ученые на Земле не имели доступа к представителям вида, они сформулировали несколько небезосновательных догадок на базе известной им информации о Трисолярисе – мире, намного более суровом, чем Земля. Его обитатели были способны к быстрому избавлению от влаги и такому же быстрому ее восполнению (так называемые «дегидрация» и «регидрация»), их можно было выстроить в живой компьютер и т. п. Земные ученые пришли к единодушному выводу: с высокой степенью вероятности допустимо предположить, что трисоляриане отличаются небольшими размерами – возможно, не больше пятидесяти сантиметров в высоту. (Некоторые исследователи зашли даже так далеко, что утверждали, будто пришельцы примерно размером с крысу.) В некоторых научно-популярных фильмах трисоляриан изображали в виде огромных богомолов с острыми жвалами и когтями.

Но никому никогда и в голову не приходило, что инопланетяне всего несколько миллиметров в длину. Считалось очевидным, что существо размером с муравья не в состоянии обзавестись сложным мозгом или построить развитую цивилизацию. Однако в данном случае земные ученые глубоко ошибались. Мыслительный процесс трисоляриан коренным образом отличался от основанного на индивидуальном восприятии мыслительного процесса людей. Поскольку у пришельцев мысль и ее выражение были связаны напрямую, их общение отличалось высокой эффективностью. Эта особенность позволила им развить коллективный разум и послужила основой для построения живого компьютера. Хотя каждый индивидуальный трисолярианин мог до некоторой степени мыслить независимо, они прежде всего полагались на взаимный обмен информацией, что дало им возможность создать обширный коллективный банк данных – основной источник различных сведений. Кроме того, после спаривания родители распадались на несколько личинок, каждая из которых наследовала некоторую часть родительской памяти. Это природное приспособление позволяло юным трисолярианам овладевать базовыми жизненными навыками в весьма короткие сроки, поскольку их относительно простой мозг эффективно работал с модульной памятью.

Но земные ученые не слишком ошиблись в своих умозаключениях. Те же механизмы приспособления, благодаря которым трисоляриане выживали в экстремальных условиях своей планеты и выстраивали долговечную цивилизацию, также сдерживали рост и развитие индивидуального мозга. Результатом стали недостаток воображения и ограниченная способность к творчеству. Трисоляриане в основном полагались на уже испытанные приемы и коллективную мудрость прошлого. У них редко происходили технологические прорывы, столь обычные в человеческой истории. Даже если бы они покинули свой опасный мир и нашли более гостеприимный дом, то все равно остались бы лишь социальными насекомыми, хоть и с цивилизацией и технологиями.

Вот почему трисоляриане намеревались извести человеческий род, несмотря на риск запустить всеобщую космическую передачу. Они прекрасно понимали, что даже если обе расы вырвутся из состояния темного леса и смогут мирно сосуществовать, люди быстро нагонят пришельцев, а потом и превзойдут их технологически. Вдобавок инопланетяне испытывали атавистический страх перед гигантами-людьми, ведь любой человек одним шлепком мог прибить несколько сотен трисоляриан.

Земляне не смогли обнаружить тот факт, что каждый отдельный трисолярианин обладает относительно низким уровнем интеллекта, потому что люди очень мало знали об устройстве инопланетного общества. Они просто не могли себе представить, чтобы цивилизация, намного более развитая, чем земная, была построена индивидами, куда более «глупыми», чем они сами. По этой причине трисоляриане скрывали от людей то, что считали своей слабостью, – свой внешний вид.

Но теперь Дух пролил свой мистический свет на эту тайну. Разум отдельного трисолярианина был слишком хилым, чтобы вынести мощь идеабстракций, а кучка трисоляриан, объятых паникой, не могла вступить в широкомасштабное групповое общение, чтобы образовать коллективный разум.

По сути, в этих обстоятельствах Тяньмин был единственным живым существом, способным вести беседу с Духом.

– Что это за… волокна? – Тяньмин указал на замысловатую светящуюся сеть, окружавшую его со всех сторон. Его палец нечаянно задел одну из нитей – та отозвалась многоцветной вспышкой. Опешив, Тяньмин внимательно осмотрел палец – тот был цел и невредим. Сияющая нить прошла сквозь плоть, как будто была нематериальной.

– Это моя проекция в данную вселенную.

Тяньмин силился постигнуть смысл сказанного.

– Вы хотите сказать, что ваше тело находится не в этой Вселенной? Вы из другой?

– Я из Эдема. То, что ты видишь, – это проекция Эдема.

– Эдем? Как в Библии? Это что – метафора?

– Я из Эдема этой вселенной – совершенного изначального мира.

Понятие «совершенный мир» сопровождалось лавиной образов: ослепительно сияющие галактики; безмятежное озеро; классический сад с его идеальной симметрией; Венера Милосская; улыбка Моны Лизы; «Источник» Энгра… Затем возникли сцены из снов Тяньмина: Царство Небесное на лепестке цветка; величественный дворец на радуге… Картины громоздились одна на другую, но в каждой был лишь намек на совершенство. Наконец Дух оставил попытки передать смысл «совершенного мира» и представил уму Тяньмина только одну простую геометрическую фигуру: идеально круглую прозрачную сферу на темном фоне.

– Где он, этот мир? – спросил Тяньмин. Даже несмотря на свое несовершенное зрение, он уже ощутил неописуемую красоту и изящество показанного ему мира.

– Разрушен.

Образы, которые он видел раньше, вернулись, но в измененном виде: звезды, затянутые темными тучами; шторм на озере; отломанные руки Венеры; плачущая Мона Лиза… Всюду кровь и пламя; демоны ада рыщут по Царству Небесному; мрак с двух сторон поедает идеальную серебристую сферу, пока от нее не остается лишь тоненький круг, затем линия, а затем крохотная светящаяся точка.

И тут точка быстро разбухла и заполнила все сознание Тяньмина, прежде чем раствориться во тьме. Но в этой новой ночи засияли миллионы новых галактик, загорелся Млечный Путь, появились Солнце, Луна, Земля… Тяньмин понял, что стал свидетелем рождения своего родного мира.

Он был слишком потрясен, чтобы говорить. Вселенная, которую он знал, была всего лишь незначительным фрагментом совершенного мира, останками после бессчетных циклов разрушения.

Перед Тяньмином, так же как значительно позже перед Гуань Ифанем и Чэн Синь, открылись глубочайшие тайны Вселенной.

– Кто уничтожил этот совершенный мир? – спросил он.

– Скрывень.

– Скрывень? – Голову Тяньмина снова сжало в тисках боли. Он подходил к пределу понимания, но сдаваться не собирался. – То есть тот, кто скрывается и скрывает? Почему он разрушил Эдем?

– Не знаю. Это знает только сам Скрывень.

– Почему его так называют? Это индивид или цивилизация? Или что-то еще? Ведь в темном лесу все скрываются, разве не так?