Текст книги "Нежданная любовь"

– И еще сэр Чарльз Лингфилд, – добавил маркиз.

– Лингфилд? – переспросил Фрэдди. – Но ведь он слишком стар!

– Не сказал бы, – невозмутимо ответил маркиз. – По-моему, ему еще и сорока нет.

– Что с того? – стоял на своем Фрэдди. – Все равно он уже не в том возрасте, чтобы перепрыгивать на лошади через твои препятствия! Они и для нас-то высоковаты!

– Мне Лингфилд нравится, – заявил маркиз. – Его дом располагается на моих землях. Я не могу отказать ему теперь, когда он уже согласен состязаться.

– Вероятно, этот тип начал выживать из ума.

– Этот вопрос решен, Фрэдди! Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я встретил Лингфилда словами: «Прости, дорогой мой, но Фрэдди считает тебя чересчур старым для сегодняшних скачек, поэтому ступай домой. Я приглашу тебя в другой раз, когда устрою менее опасные бега»? Так, что ли?

– Ладно, успокойся, – с неохотой ответил Фрэдди, – Вообще-то однажды я видел Лингфилда на охоте. Он весьма неплохой всадник…

– Тогда хватит кудахтать, как курица! – сказал маркиз. – Все не так уж и страшно. Любой из моих гостей может запросто снять повязку с глаза и высвободить руку, если почувствует, что для него эти бега не по силам.

– Надеюсь, что ты прав. – Фрэдди покачал головой. – Но я все равно считаю, что твои соревнования – глупый риск жизнью, только и всего.

– Только и всего?

– Конечно! На мой взгляд, эта затея совершенно бессмысленна.

Маркиз прошел к столику и налил себе еще шампанского.

– Признаюсь тебе честно: больше всего на свете мне хочется получить сейчас вызов из Веллингтона. Надеть на себя форму и вместе с тобой отправиться в расположение. И знать, что мы принесем кому-то пользу и что нам не придется скучать. Ни минуты.

– Я понимаю, о чем ты, – ответил Фрэдди, кивая. – Тем не менее нам обоим необходимо научиться жить в мире, в котором нет войн. Вообще-то я и так ни на что не жалуюсь.

При желании в Лондоне можно найти массу развлечений. С нетерпением жду начала осеннего сезона охоты.

– Чтобы пристрелить в лесу одну тощую лисицу, – съязвил маркиз.

– Неужели тебе нравилось убивать французов?

Наступило непродолжительное молчание. Затем маркиз кашлянул и медленно заговорил:

– Что мне нравилось, так это ощущение постоянной настороженности, бодрости. А о результате своих действий на войне я старался не думать.

– Я тоже, – ответил Фрэдди. – Но порой от навязчивых мыслей было невозможно отделаться. Я размышлял о том, что французы такие же люди, как мы с тобой. Что имеют право жить и хотят жить, и на душе становилось отвратительно. А самыми неприятными были раздумья о том, что дома наших противников ждут матери, жены, дети…

– Ты намекаешь на то, что со мной не все в порядке? – спросил маркиз, глядя на друга исподлобья. – Что страстное желание воевать – это болезнь?

– Нет, – сказал Фрэдди. – Мне кажется, ты не хочешь продолжения войны. Все, в чем ты нуждаешься, – это ощущение опасности и постоянный прилив новых эмоций. А это совсем другое.

Маркиз победно улыбнулся:

– Это именно то, что я предлагаю сегодня своим гостям!

– Черт! – воскликнул Фрэдди. – Тебя никогда не переспоришь! Что ж, ты выиграл! Я тоже буду участником этого безумия! Надеюсь, что завтра тебе не придется плакать у моего гроба.

– Плакать? Можешь представить меня плачущим, Фрэдди? – Маркиз добродушно рассмеялся. – Я очень рад, что сумел уговорить тебя явиться на мое мероприятие. В противном случае ты всю оставшуюся жизнь сожалел бы о том, что отказался.

В тот момент, когда дворецкий взглянул на часы на камине, дверь открылась и в зал для принятия завтрака, слегка пошатываясь, вошел Фрэдди.

Один из лакеев рванул к столу, чтобы выдвинуть для него стул, второй подскочил и постелил ему на колени белоснежную салфетку, потом поспешно подошел к стене и взял с треногого столика серебряную кастрюлю с изображением фамильного герба. Под столиком горели пропитанные маслом фитили – таким образом пища в кастрюлях на нем была постоянно теплой.

Не успели подать Фрэдди первое блюдо, как он крикнул хриплым, неузнаваемым голосом:

– Бренди! Принесите мне бренди! Ничего другого не надо?

– Конечно, сэр!

Дворецкий сделал жест рукой лакею, который шел к Фрэдди с кастрюлей, тот остановился на полпути и вернул ее на треногий столик. Второй слуга уже торопливо направлялся к Фрэдди с графином из граненого стекла.

Когда бокал наполнили, Фрэдди окинул его удовлетворенным взглядом, но не успел сделать и глотка, как в зал вошел маркиз.

– С добрым утром, Фрэдди! – воскликнул он.

Друг ничего ему не ответил.

Пройдя к треногому столику и оглядев содержимое каждой из кастрюль, с которых лакей услужливо снимал крышки, маркиз указал рукой на одну из них.

– Положите мне отбивную из мяса молодого барашка, – велел он, прошел к большому столу и уселся рядом с Фрэдди.

Лицо Фрэдди выглядело неестественно бледным, а взгляд затуманенным.

Маркиз улыбнулся, внимательно рассмотрев его.

Лакей положил отбивную на тарелку хозяина, а дворецкий налил кофе.

– Твоя проблема в том, что ты смешиваешь разные напитки, Фрэдди, – сказал маркиз. – Я заметил вчера, что после шампанского ты принял приличную дозу портвейна. Я же так и продолжал пить шампанское, добавил лишь чуточку бренди.

Пить красные вина после светлых – весьма глупо, если тебе предстоит садиться в седло.

Что бы он там ни пил, по внешнему виду маркиза никто не определил бы, что вчера он полночи куролесил. Шалости и выпивка никак не сказались также и на его самочувствии.

– Дело вовсе не в том, что я смешал шампанское с портвейном, а в том, что у меня все тело гудит, а руку я до сих пор не чувствую – она была пристегнута к телу на протяжении слишком долгого времени.

– Наверное, слуга чересчур сильно затянул ремень, – беспечным голосом предположил маркиз. – Но держался в седле ты очень даже неплохо, несмотря ни на что. Обидно, что Лингфилд опередил тебя. На считанные секунды! Впрочем, сотня гиней – это тоже деньги.

– Я с удовольствием сам заплатил бы тебе две, три сотни, лишь бы не чувствовать себя так паршиво, как сейчас, – проворчал Фрэдди.

Маркиз рассмеялся:

– Тебе скоро станет легче. Вот увидишь. Только советую перекусить. Нет ничего хуже, чем алкоголь на голодный желудок.

– Лучше оставь меня в покое! Вот это мне действительно поможет.

– Хорошо, хорошо, – ответил маркиз. – Больше ни слова о тебе. Но вчерашний вечер удался на славу, согласись! Закуски были отменные.

Фрэдди пробормотал что-то неразборчивое, и маркиз продолжил:

– Надеюсь, ты не будешь отрицать хотя бы то, что скачки прошли на удивление удачно. Всего три игрока не достигли финиша. И вовсе не из-за того, что покалечились, как предрекал ты. У Бингхема захромала лошадь. У Хендерсона, кстати, тоже. А Айронсайд плюхнулся в воду над водным препятствием. Я нисколько этому не удивился – лошади у него всегда ужасные, хотя он хвастается ими при каждом удобном случае.

Фрэдди хлебнул бренди и наконец заговорил:

– У меня такое ощущение, что моя голова сейчас расколется от боли. Наверное, ты прав. Мне не стоило пить вчера бренди. Кларет, что подали после скачек, тоже был лишним, – Век живи, век учись! – Маркиз поднял вверх указательный палец. – Наверное, тебе никогда не приходило это в голову, но причина моих постоянных побед в собственных скачках кроется в том, что перед ними я гораздо более сдержан в употреблении алкоголя, чем остальные участники.

Фрэдди криво улыбнулся;

– Хитрец! Для того-то перед бегами ты и угощаешь своих гостей такими напитками, от которых сложно отказаться, чтобы они напились и не могли конкурировать с тобой!

– Угощение – это первое препятствие в моих скачках, – пояснил маркиз.

Фрэдди расхохотался:

– Серле, ты неисправим! Мне следует обвинить тебя в мошенничестве!

– Это вовсе не мошенничество. Я просто использую глупость других в своих целях. А сам никогда не увлекаюсь спиртным ни перед охотой, ни перед боем, – ответил маркиз.

– Верно, верно. Теперь я припоминаю, – согласился Фрэдди. – Перед скачками ты всегда пьешь крайне мало. Раньше я об этом не задумывался. А остальные заливают в рот эту дрянь – я имею в виду лучшие из твоих вин, – не зная меры.

Так сказать, набираются смелости. Смелости во хмелю.

– Вот именно, – подтвердил маркиз.

Он допил кофе, и дворецкий поспешно подошел к нему и вновь наполнил чашку.

В это самое мгновение дверь растворилась, и на пороге показался еще один мужчина.

– Доброе утро, Чемберлен! – воскликнул маркиз. – Фрэдди, ты, наверное, еще не видел Грэхема Чемберлена с тех пор, как приехал.

– Нет, – ответил Фрэдди. – Как поживаете, Чемберлен?

Приятно видеть вас.

– Я тоже рад нашей встрече, капитан. – Мистер Чемберлен добродушно улыбнулся.

Ему было тридцать семь лет. Он служил в том же полку, что маркиз и Фрэдди.

Когда управляющий отца оставил должность по причине старости, маркиз вспомнил об умном и энергичном офицере, командующем артиллерией.

Лейтенант Грэхем Чемберлен знал, что шансов на продвижение по службе у него практически нет, и когда маркиз предложил ему работу, которая показалась ему весьма увлекательной, он с радостью согласился.

Маркиз всегда гордился своим талантом подбирать подходящих людей на те или иные должности.

Мистер Чемберлен действительно отлично и быстро вжился в свою новую роль – роль управляющего.

Он принялся за работу с большим энтузиазмом. Расчетливый ум, знания и умения, полученные за годы службы в, армии, очень ему пригодились.

За первые шесть месяцев он упразднил множество ненужных элементов в системе управления всеми домами маркиза, укрепил эту систему и с легкостью сумел найти общий язык со всеми, с кем был вынужден сотрудничать.

– Скачки прошли очень успешно, Чемберлен, – сообщил маркиз.

– Я слышал об этом, милорд, – ответил мистер Чемберлен. – К сожалению, я должен вас огорчить. У меня плохие новости.

– Плохие новости? – На лице маркиза отразилось беспокойство.

Чемберлен кивнул:

– Сэр Чарльз Лингфилд мертв.

– Мертв? – вскрикнул маркиз. – Такого не может быть!

Он выиграл вчера второй приз и, когда уходил отсюда, был в прекрасной форме. Я проводил его до парадного входа.

– По пути домой с ним случился сердечный приступ, милорд. Его нашли рано утром в дальнем конце парка. Бедняга не дошел до дома.

– Мне ужасно жаль… – пробормотал маркиз.

– Мне тоже. – Фрэдди покачал головой. – Лингфилд был прекрасным человеком, и, можно предположить, отличным солдатом.

– Уверен, что ты прав, – добавил маркиз. – Будьте добры, Чемберлен, передайте его вдове мои глубочайшие соболезнования.

– Леди Лингфилд скончалась несколько лет назад, милорд, – ответил Чемберлен. – Но у вашего покойного друга осталась дочь. Представляю, как она воспримет событие о смерти отца!

– Тогда передайте мои соболезнования ей, – попросил маркиз. – И конечно, отправьте венок от меня. Где его похоронят? На деревенском кладбище?

– Думаю, да, милорд. У меня есть еще одна новость.

Маркиз резко вскинул голову:

– Надеюсь, вы не собираетесь сообщить мне о еще каком-нибудь несчастном случае?

– Нет. – Чемберлен покачал головой. – Полагаю, вы помните, что вчера велели всем своим гостям написать перед скачками завещания. Наверное, это была шутка.

– Конечно, шутка, – сказал маркиз. – Некоторые из них, которые я прочел, весьма забавны.

Он едва заметно улыбнулся, вспомнив, что один из участников бегов завещал ему свору гончих собак и изъявил такое пожелание: каждый год в день кончины их владельца поить животных бочковым пивом.

– Твои псы пьют пиво, дружище? – поинтересовался маркиз у автора завещания, как только прочел его.

– Не знаю. Сам выяснишь.

Согласно другому завещанию маркизу причиталась коллекция чучел птиц. Автор велел украсить ими самую красивую комнату в Труне.

– Вы хотите сказать, что и Лингфилд написал вчера завещание? – спросил маркиз у Чемберлена.

– Да, милорд. Кроме того, он заверил его подписями свидетелей.

Было в голосе управляющего нечто такое, что заинтриговало маркиза.

– И что же в этом завещании? – спросил он. – Скажите же нам скорее.

– Сэр Чарльз, милорд, назначил вас попечителем своей дочери.

– Попечителем дочери? – переспросил маркиз, глядя на мистера Чемберлена широко раскрытыми глазами.

– Да, ваша светлость. И должен известить вас о том, что документ, о котором идет речь, составлен по всем правилам и имеет полную законную силу.

Глава вторая

Валета вошла в небольшую, но уютную гостиную и беспомощно огляделась по сторонам.

Ей казалось, что со дня смерти матери эта комната почти не изменилась.

Раньше семья проводила в ней очень много времени. Поэтому именно здесь хранилось все самое ценное, самое дорогое и красивое, что только было в доме.

На столиках и полках тут и там стояли не только великолепные фарфоровые вазы, которые мать Валеты привезла из родительского дома, но также и маленькие безделушки. Их Валета либо делала когда-то сама, либо покупала на свои детские сбережения и дарила отцу и матери на дни рождения и Рождество.

На стенах висело несколько великолепных акварельных рисунков – некоторые в рамах, некоторые – без. Талант художника проснулся в Валете еще в детские годы.

Кроме того, в этой комнате хранились книги. Они стояли на полках красивого книжного шкафа, выполненного в стиле чиппендэйл, лежали на некоторых из столов, а также на стульях, которыми редко пользовались.

Валета обвела гостиную печальным взглядом. Мысль о расставании с сотней вещей, таких дорогих ее сердцу, показалась ей невыносимой.

Она обожала читать в гостиной. А еще в кабинете отца.

Книг там тоже было видимо-невидимо. Они лежали повсюду – на полу, на стульях, на столах, и попытки навести в кабинете порядок обычно заканчивались неудачей.

«Разве я смогу уехать из этого места? – спрашивала себя Валета. – И если смогу, то куда поеду?»

Каждая комната в этом доме являлась частью самой Валеты. Но теперь, после смерти отца, она не могла продолжать жить в усадьбе. И не знала, куда ей деваться.

Об этом они уже разговаривали с няней – женщиной, находившейся с ней рядом с самого ее рождения. Та сказала, что слишком стара для переездов.

– Но, няня, мы просто не можем здесь оставаться.

– Почему?

– За этот дом мы должны вносить ежемесячную арендную плату, а без папиной пенсии у нас будет слишком мало денег.

Ты ведь знаешь об этом не хуже, чем я.

Няня вздохнула:

– Если его светлости хватит порядочности, в чем я, конечно, сомневаюсь, то он позволит вам жить в этом доме бесплатно. Ведь если бы не его безумные затеи, то ваш отец не скончался бы в столь молодом возрасте.

Няня говорила об этом так долго и так эмоционально, что Валета не выдержала и вышла из кухни, не желая, чтобы кто бы то ни было видел навернувшиеся ей на глаза слезы.

– О, папочка! – шептала она, закрывшись в кабинете отца. – Что я буду делать без тебя? Теперь мне не с кем смеяться, не с кем разговаривать…

Вспомнив, что отец терпеть не мог женские слезы, она быстро вытерла глаза и щеки, прошла к большому окну и посмотрела сквозь прозрачное стекло в сад.

Он утопал в цветах. И матери, и отцу Валеты доставляло истинное удовольствие работать в саду. А старина Джейк тем временем занимался огородом – выращивал овощи и не тратил времени на «всякую чепуху».

Смерть жены отец перенес очень тяжело. Но он любил свою дочь, а она любила его, и вместе они, пытаясь скрыть друг от друга свои страдания, как-то справлялись с болью утраты.

– Теперь я осталась совсем одна, – прошептала Валета. – И обязана жить дальше. Надо найти в себе силы, надо быть такой же выносливой, как папа.

Отец Валеты отличался невиданной храбростью, когда служил в армии. И в обычной жизни проявлял себя как человек стойкий и мужественный. Превратности судьбы всегда старался встретить с высоко поднятой головой. Неудачам и бедам было не под силу сломить его твердый нрав.

– Папа умер из-за своей смелости, – пробормотала Валета, закусывая от желания не расплакаться нижнюю губу. А в горле стоял огромный ком, и слезы были совсем близко.

Послышался звук открывающейся двери, и на пороге кабинета появилась няня.

– К нам пожаловал маркиз Труна, – сказала она недовольным тоном. – Хочет поговорить с вами.

– Маркиз? – Валета изумленно вскинула брови.

– Вы еще удивляетесь! Ему следовало прийти к вам гораздо раньше, посочувствовать вам, поддержать!

Валета не слушала няню.

Она принялась поправлять платье и приглаживать растрепавшиеся волосы. А через минуту вышла из кабинета и направилась по небольшому коридору в гостиную. Няня проводила ее материнским взглядом.

Приблизившись к двери гостиной, Валета приостановилась, сделала глубокий вдох и выдох, на мгновение зажмурила глаза, окончательно прогоняя слезы, и взялась за дверную ручку.

Маркиз стоял у окна с выступом и так же, как Валета несколько минут назад, смотрел в сад.

Он думал о том, как великолепно играют лучи солнца между клумбами с ярко-красными розами, расположенными по кругу, как цифры на циферблате часов.

У небольшой белой беседки росла жимолость. Все цветы были настолько ухоженными и красивыми и так радовали глаз насыщенными красками, что любой художник, наверное, увидев это чудо, непременно решил бы запечатлеть его в картине.

Услышав, что в комнату кто-то вошел, маркиз повернулся и замер в изумлении: внешность Валеты произвела на него поистине сильное впечатление.

Сэр Чарльз был человеком весьма приятной наружности, поэтому маркиз предполагал, что его дочь симпатична. Но никак не ожидал увидеть перед собой такую красавицу.

Небольшое лицо вошедшей в гостиную девушки по форме напоминало сердце. Самыми примечательными в нем были серые прозрачные глаза, обрамленные густыми темными ресницами.

Ее нежная кожа напоминала фарфор, а в светлые волосы, казалось, были вплетены солнечные лучи.

Маркиз думал, что дочь Лингфилда появится перед ним в траурных одеяниях, но ошибся.

На ней было белое муслиновое платье – из ткани весьма дешевой, но прекрасно облегавшей ее стройную чудесную фигуру, напоминающую фигуры греческих богинь.

Единственным знаком, говорящим о перенесенной этой девушкой тяжелой утрате, являлись две черные ленты, по-видимому, лишь недавно нашитые на платье под грудью.

На протяжении некоторого времени ни маркиз, ни Валета не произносили ни слова. Она заговорила первой – нежным, спокойным голосом:

– Вы желали меня видеть, милорд?

Он кивнул.

Сделав маркизу реверанс. Валета прошла к камину. Гость последовал ее примеру.

Она выжидающе посмотрела ему в глаза, но сесть не предложила. Было что-то странное в выражении ее ангельского лица.

– На прошлой неделе я просил передать вам мои глубочайшие соболезнования, мисс Лингфилд, – сказал маркиз. – И послал вам карточку вместе с венком. Надеюсь, вы прочли ее?

Валета не ответила, лишь едва заметно кивнула.

Последовало напряженное молчание. Маркиз ждал, что собеседница все же что-нибудь скажет, но этого не произошло.

И он вновь заговорил:

– Я не приходил к вам в дом с визитом раньше лишь только потому, что хотел дать вам возможность немного оправиться от потрясения, мисс Лингфилд. Сегодня же решил навестить вас. Нам необходимо обсудить с вами кое-какие вещи.

– Я догадываюсь, о чем речь, милорд. Об арендной плате за этот дом, верно?

Маркиз удивленно повел бровью:

– Признаюсь честно, это мне пока даже в голову не приходило. Во-первых, я хотел поинтересоваться, почему вы вернули пятьсот гиней, которые ваш отец выиграл в скачках с препятствиями.

Наступила очередная тягостная пауза. На этот раз, посчитав, что все время молчать – слишком неучтиво, Валета гордо приподняла подбородок и ответила:

– Вы полагаете, милорд, я должна была принять деньги, из-за которых мой отец лишился жизни?

– Я подозревал, что вы именно так воспринимаете случившееся! – воскликнул маркиз. – Хотя очень надеялся на другое. Поймите, смерть вашего отца не связана напрямую с устроенными мною бегами. Во время соревнований сэр Чарльз был великолепен.

Он немного помолчал.

– Доктор Мурленд сообщил мне лишь недавно, что в последнее время у вашего отца было не все в порядке с сердцем.

– Правильно, милорд, – сказала Валета. – А объяснил ли вам доктор Мурленд, что папе не следовало подвергать сердце чрезмерным нагрузкам?

– Значит, с его стороны было неосмотрительно соглашаться принимать участие в скачках.

– Крайне неосмотрительно, – согласилась Валета.

В ее голосе прозвучали обвинительные, враждебные нотки.

– Скорее всего любовь к физическим тренировкам и стремление проверить свою смелость взяли в вашем отце верх над предосторожностью. И вы не должны считать меня виноватым в случившемся, мисс Лингфилд.

Маркиз посмотрел на нее с укоризной.

– А кого, как не вас, мне считать виноватым в этом? – мужественно выдерживая его взгляд, спросила Валета.

Он хотел что-то ответить, но она не дала ему такой возможности.

– Думаю, вы предвидели, милорд, что некоторые люди, например, мой отец, могут согласиться принимать участие в вашем безумном развлекательном мероприятии лишь по одной причине: из желания выиграть деньги! И, надеюсь, знали, что ваши скачки весьма опасны и что кому-то они могут стоить жизни!

Голос Валеты звучал осуждающе и жестко, глаза выражали злобу и отвращение.

Маркиз не привык, чтобы женщины, особенно молодые и красивые, смотрели на него с неприязнью, и в первый момент почувствовал себя ужасно дискомфортно.

– Мне кажется, ваше обвинение несправедливо.

– Но я говорю правду, милорд, – ответила Валета. – Согласитесь. Мой отец был бы сегодня жив, если бы вы не предложили столь огромную сумму за выигрыш в совершенно нелепом мероприятии. Даже не верится, что эта бредовая затея пришла в голову взрослому человеку!

– Значит, вы считаете, что устраиваемые мной скачки – бредовая затея, – пробормотал маркиз.

– Именно! – с чувством подтвердила его слова Валета. – Вы должны были подумать о людях, которых вовлекли в свою игру! – Она перевела дыхание. – Скажу больше: вы подаете ужасный пример всем тем, кто живет и работает на землях Трута.

Разговор был вполне обычным – никто не повышал тона.

Но так категорично, так горячо и так правдиво с маркизом не беседовала ни одна женщина.

Он чувствовал себя вдвойне неприятно не только потому, что дочь Лингфилда обладала на удивление красивой внешностью, но и потому, что была очень молода. От этого ему с трудом удавалось подбирать нужные слова, оставаться спокойным и соблюдать правила приличия, – Скажу вам прямо, мисс Лингфилд: я не привык оправдываться перед кем бы то ни было. К тому же нам с вами необходимо поговорить совсем о других вещах. Для вас эта беседа крайне важна.

– Не могу себе представить ничего более важного, чем тот факт, что мой отец умер из-за чужой глупости! – отпарировала Валета. – А «кровавые деньги», которые мне принесли, я не приняла бы ни при каких обстоятельствах, даже если бы умирала с голоду! И считаю серьезным оскорблением ваш вопрос о том, почему я отослала их вам!

– Какую чушь вы несете! – ответил маркиз. – Ваш отец добровольно согласился принять участие в моих скачках, пусть даже настоящей причиной тому послужила нужда в деньгах. К тому же он превосходно держался в седле и, я уверен, получил от мероприятия большое удовольствие.

Он окинул гостиную многозначительным взглядом и добавил:

– Для вас пятьсот гиней были бы совсем не лишними. Я считаю ваше нежелание принимать их просто абсурдным.

Хотя… решать вам.

– Мое отношение к этим деньгам останется неизменным, милорд, – твердо сказала Валета. – Единственное, что в настоящий момент для меня действительно важно, так это необходимость вносить арендную плату за этот дом. Мне, конечно, не хотелось бы выезжать из него. А со смертью отца я лишилась его пенсии. Если бы вы снизили сумму оплаты…

– Установлением цен на дома, располагающиеся на наших территориях, занимаюсь не я, мисс Лингфилд, – ответил маркиз.

– Но только вы имеете право влиять на тех, в чьем ведении они находятся. Я убеждена, что для некоторых из фермеров-арендаторов весьма затруднительно платить помногу…

Ее голос резко оборвался.

Маркиз понял, в чем дело: она намеревалась опять перейти на враждебные тона, но передумала.

– Если фермеров не устраивают мои цены, – ответил он подчеркнуто холодным тоном, который на всех его знакомых всегда действовал устрашающе, – то они имеют право побеседовать об этом с моим доверенным.

– Вряд ли ваш доверенный, милорд, осмелится по своему усмотрению распоряжаться деньгами, которые принадлежат вам.

– Мисс Лингфилд, я чувствую, что наш разговор заведет нас в тупик, – с оттенком раздражения в голосе воскликнул маркиз. – И потом, вас не должны волновать суммы, которые мне платят за жилье фермеры!

– Они должны волновать вас, милорд! – Прозрачные глаза Валеты гневно засверкали. – Мы живем вдалеке от Лондона, тем не менее знаем, какие большие деньги вы тратите на организацию там пирушек и развлекательных мероприятий! Догадываемся также, что и на недавние скачки, во время которых взрослые мужчины выступали перед вами в качестве клоунов, были затрачены огромные средства! А о том, что этот год неурожайный и что общине фермеров придется ой как нелегко, вы, наверное, ни минуты не задумались!

Из ее груди вырвался странный звук, похожий на приглушенный стон, но она закончила свою мысль:

– Имеете ли вы, ваша светлость, хоть отдаленное представление о том, как люди, у которых нет ничего, кроме надежды, наблюдают за вашей праздной жизнью и невообразимой расточительностью?

Она говорила агрессивно и злобно, но маркиз – наверное, потому что голос ее был необыкновенно мягким и мелодичным, а губы пухлыми и красивыми, – не пришел в ярость.

Вместо этого он просто опустился в кресло и положил ногу на ногу.

– Я пришел к вам, мисс Лингфилд, с намерением поговорить совсем о другом. О вашей дальнейшей жизни. А мы с вами все дальше и дальше уходим от этой темы.

– Вам нет необходимости беспокоиться обо мне, милорд, – ответила Валета, гордо приподнимая подбородок. – Если только это не касается арендной платы за дом.

– Есть необходимость, – ответил маркиз.

– Если вы считаете, что чем-то мне обязаны из-за того, что случилось с папой, и именно поэтому решили проявить к моей дальнейшей судьбе какой-то интерес, то спешу вас заверить, что не нуждаюсь в вашей помощи.

– А я настаиваю на том, чтобы мы все же побеседовали о вас, – не терпящим возражения тоном заявил маркиз. – Вы слишком молоды. Чем вы планируете заниматься теперь, когда остались без родителей? Есть ли у вас какие-нибудь родственники, к которым вы могли бы переехать?

– Не стоит задумываться обо мне, милорд, – сухо ответила Валета. – Я решу все свои проблемы самостоятельно. В данный момент я мечтаю о единственном – остаться в этом доме.

– Собираетесь жить в нем совсем одна? – Маркиз изумленно уставился на собеседницу.

Она поджала губы, безмолвно давая ему понять, что это его не касается.

Маркиз ждал ответа.

– У меня есть няня, которая воспитывала меня с раннего детства, – нехотя произнесла Валета. – Вместе мы как-нибудь проживем.

– Каким образом? – поинтересовался маркиз.

Валета не желала отвечать на его расспросы, но все же объяснила:

– Будем выращивать овощи, которых на двоих нам вполне хватит. А еще я попытаюсь зарабатывать деньги.

– Как?

Она окинула его возмущенным взглядом и промолчала.

– Я хочу знать, – не унимался маркиз. – И кстати, имею на это полное право.

– Право?

– Да. В этом-то и заключается вторая причина моего к вам сегодняшнего визита, – пояснил маркиз. – Перед скачками ваш отец составил завещание.

– Завещание? – Валета непонимающе моргнула.

По ее виду было понятно, что она совершенно сбита с толку.

– Некоторые из моих гостей написали завещания в шутку, а сэр Чарльз подошел к этому со всей серьезностью. И даже заверил свой документ подписями двух свидетелей – соседей по столу!

Некоторое время Валета о чем-то размышляла, растерянно глядя на маркиза, потом спросила:

– И что же… написано… в этом завещании?

– Ваш отец назначил меня вашим попечителем до тех пор, пока вы не выйдете замуж или не достигнете возраста двадцати пяти лет, – ответил маркиз.

Несмотря на то что маркиз уже сидел в кресле, Валета до настоящего момента продолжала стоять.

Услышав столь невероятную новость, она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, шагнула к стулу, расположенному напротив кресла, и медленно опустилась на него.

Ее глаза, казалось, увеличились вдвое – настолько неожиданным явилось для нее заявление маркиза.

– Вы сказали… что назначены моим попечителем?

– Совершенно верно, – спокойно сказал маркиз. – Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я считаю, что имею право проявлять интерес к вашей судьбе.

– Какая глупость! Разве можно воспринимать все это всерьез! – воскликнула Валета. – Я уверена, что у юриста папы есть другое завещание. В котором написано, что все папино имущество переходит мне.

– Насколько я понимаю, этого имущества не так много, – сухо заметил маркиз.

– Для меня вполне достаточно! – с достоинством провозгласила Валета.

– Если бы этого вам было достаточно, мисс Лингфилд, тогда вы не просили бы меня снизить арендную плату.

– Все, что мне нужно, милорд, так это возможность продолжать жить в нашем доме. А еще чтобы вы оставили меня в покое.

– Скажем прямо, мечты не очень подходящие для молодой женщины. – Маркиз покачал головой.

– Тем не менее ничего другого мне не надо!

Он откинулся на спинку кресла, уселся поудобнее и небрежно заявил:

– Отныне мне решать, что вам надо, что не надо.

Ее глаза вспыхнули.

Маркиз с удовлетворением подумал, что теперь у него есть право пресекать грубости этой красавицы.

Она долго молчала, потом спросила гораздо более спокойным голосом:

– Неужели вы… действительно считаете, что вправе распоряжаться моей жизнью?

– Я на сто процентов уверен, что завещание, оставленное мне вашим отцом, имеет полную законную силу, – неторопливо произнес маркиз. – Можете обратиться в любой суд, и вам объяснят, что я – ваш попечитель. И что вы обязаны мне подчиняться.

На протяжении нескольких минут Валета размышляла о ситуации, в которой оказалась.

– Лучшим вариантом для нас обоих, – сказала она наконец, – будет забыть об этом глупом завещании. Вероятно, папа составил его после того, как «хорошо» поужинал.

Маркиз понял ее намек на то, что покойный сэр Чарльз находился в состоянии алкогольного опьянения, когда составлял завещание, поэтому спросил:

– Ответьте мне на один вопрос: ваш отец увлекался спиртным?

– Нет! Конечно, нет. В этом он всегда себя ограничивал.

– Вот видите! Из этого следует сделать вывод, что составление документа, о котором идет речь, вовсе не случайно. Я сам видел, что сэр Чарльз пил в тот вечер гораздо меньше других гостей, и уверен, что он написал завещание вполне сознательно. Более того, возможно, ваш отец предчувствовал смерть.