Текст книги "Ледяная дева"

– Мадам княгиня в театре, месье.

Герцог кивнул в знак того, что понял слова лакея, и они продолжили свой путь через анфиладу великолепно украшенных комнат. В центре одной из комнат находилась лестница из драгоценного малахита, ведущая на верхний этаж.

В Англии герцог слышал о том, что частный театр князя необыкновенно красив, но зрелище, представшее его взору, когда лакей открыл инкрустированную золотом дверь и ввел его, по всей видимости, в императорскую ложу, поразило его.

Очень маленький, всего на сто человек, театр напоминал кукольный домик в королевском дворце, но обладал всем очарованием и красотой настоящего императорского театра.

В партере стояли белые с золотом кресла, на ярусах – мягкие стулья, обитые малиновым бархатом. Таким же бархатом была отделана и ложа, куда его ввел лакей.

Лакей не сообщил о его приходе, и герцог остановился в дверях. Княгиня, сидевшая в ложе, не слышала, как он вошел. Она внимательно следила за тем, что происходило на сцене.

На сцене под музыку, исполняемую маленьким оркестром, сидевшим в оркестровой яме, танцевала девушка.

Герцог едва взглянул на исполнительницу. Зная об увлечении князя театром, он решил, что танцует кто-нибудь из собственной балетной труппы князя или членов его семьи.

Он смутно помнил, что кто-то рассказывал ему, будто князь и сам с удовольствием участвует в спектаклях, да и своих домочадцев заставляет играть в театре. Герцог терпеть не мог любительского исполнения, поэтому надеялся, что выступление скоро закончится и он сможет поговорить с княгиней.

Девушка закончила свой танец и склонилась в низком поклоне.

«Ну, слава богу», – подумал герцог.

Только он решил подойти к княгине и представиться, как девушка – герцог успел заметить, что она очень хорошенькая, – убежала со сцены, оркестр заиграл другую мелодию, и на сцене появилась новая исполнительница.

Она двигалась на пуантах и была одета в балетную пачку, какие обычно носили балерины, танцевавшие в балете «Сильфида». Пачка доходила до колен, низко вырезанный корсаж позволял видеть ее длинную лебединую шею и обнаженные руки.

Герцог с раздражением вспомнил, что музыка к новому балету, который он накануне видел в театре Екатерины Великой в Зимнем дворце, была очень скучной.

Но эта музыка поразила его. Такой прекрасной мелодии он раньше не слышал. Движения танцовщицы были очень грациозны. Несмотря на свое раздражение, он с интересом наблюдал за танцем. У него было такое ощущение, что это не обычный танец, во всяком случае, ничего похожего он никогда не видел.

Герцог почувствовал, что незнакомая музыка очень мелодична, и красота ее захватила его. Герцог, как и принц-регент, очень любил музыку. Во всем, что ему нравилось, он разбирался очень хорошо. Он понимал, что слышит прекрасное произведение, нисколько не похожее на русскую музыку.

Наблюдая за девушкой на сцене, танцевавшей с такой непринужденностью и наслаждением, каких он никогда прежде не видел, герцог вдруг, безо всякой на то причины, подумал, что это необыкновенная девушка. Он не смог бы объяснить, почему она привлекла его внимание. Ее грациозные движения поразили его.

«Россия полна сюрпризов!»– подумал он. Музыка балета пробудила в нем чувства, каких он давно не испытывал.

В юности его глубоко трогала не только музыка, но и поэзия, но потом, как и все остальное в его жизни, они стали слишком привычными. Он обнаружил, что отдает дань изысканности этих вещей, но они уже не возбуждают его так, как раньше.

Сейчас же, что было странно и необъяснимо, он почувствовал, как его душа воспарила вместе с музыкой, словно обрела крылья, а глаза неотрывно следили за грациозными, исполненными радости жизни движениями балерины.

Герцогу показалось, что девушка танцует в весеннем саду среди распускающейся листвы. Она была такой юной и одухотворенной, что ему виделись бабочки, порхающие вокруг нее, и птицы, парящие в небе.

Когда представление подошло к концу, балерина сделала традиционный низкий поклон. Музыка прекратилась, и он испытал чувство потери.

Красный бархатный занавес опустился, затем снова поднялся, и обе девушки, рука об руку, вышли на сцену.

Княгиня была единственным зрителем, но она восторженно аплодировала исполнительницам.

– Прекрасно! – воскликнула она. – Вы обе танцевали превосходно! Идите переоденьтесь и приходите в Белый салон.

Девушки удалились со сцены, и тут княгиня заметила герцога. Она радостно вскрикнула и, встав с кресла, протянула герцогу руки.

– Блейк! Вы приехали! Как я рада вас видеть!

– Я тоже очень рад видеть вас, Софья! – ответил герцог. – Кто эти очаровательные создания? Я просто лишился дара речи.

– Первая – Таня, моя малышка Таня. Я очень хочу, чтобы вы с ней познакомились. Уверена, вы убедитесь сами, что все мои рассказы о ней правда, и даже более того.

Княгиня взяла герцога под руку и повела его к выходу из ложи. Поднимаясь вместе с княгиней по малахитовой лестнице, герцог спросил:

– А кто была другая танцовщица? Последовала довольно длинная пауза, а потом княгиня сказала:

– А, это была Зоя!

Глава 2

Герцог хотел расспросить княгиню о Зое, но та продолжала:

– Вы, наверное, как и все мы, находите, что в Санкт-Петербурге сейчас ужасно жарко. Обычно в это время года мы уезжаем из города, но сейчас царь живет в Зимнем дворце, и мы не можем уехать в деревню и оставить его в одиночестве.

Они прошли через прекрасные апартаменты, которые герцог уже видел по дороге в театр. Когда лакеи открыли двухстворчатую дверь в огромную приемную, герцог понял, что эту комнату не зря называют Белым салоном, потому что все в ней было белого цвета.

Резная каминная полка являлась настоящим произведением искусства, из-под великолепного золотого ламбрекена спускались занавеси из тяжелого белоснежного китайского шелка.

Возле софы на низком столике герцог, к своему удивлению, увидел блестящий серебряный чайник на серебряном подносе. Заметив выражение его лица, княгиня засмеялась.

– Английский чай подают в пять часов, – сказала она. – Я привыкла к этому в Англии. Теперь многие в Санкт-Петербурге следуют моему примеру. Не могу предложить вам традиционные английские пышки, но думаю, русские блинчики придутся вам по вкусу.

Герцог уже знал, что блинчики – это маленькие блины с икрой или сметаной, поэтому совершенно искренне ответил, что они, разумеется, придутся ему по вкусу.

Он сел в удобное кресло, ожидая, пока княгиня нальет ему чай. Она разливала чай точно так же, как делала это в Англии его мать.

– Как долго вы пробудете в Санкт-Петербурге? – спросила княгиня. – Или вы еще не решили?

– Думаю, все будет зависеть от вестей с фронта, – ответил герцог.

Княгиня пожала плечами.

– Теперь, когда у нас есть Кутузов, все будет в порядке и наша армия победит.

Герцог подумал про себя, что княгиня слишком оптимистична, но, поскольку ее настроение отличалось от того уныния, которое царило в Зимнем дворце, он сказал:

– Надеюсь, вы окажетесь правы. Вам бы надо поговорить с царем.

– Это не поможет, – возразила княгиня. – Вы, Блейк, как и я, знаете, что русские в периоды кризиса испытывают удовольствие от собственных страданий. В этом смысле мой муж типичный русский, но, надеюсь, его настроение скоро изменится, и жду, когда снова засияет солнце.

Герцог засмеялся.

– Милая философия, – заметил он, – и очень милый философ.

Делая комплимент княгине, герцог был совершенно искренен.

Когда князь женился на ней, она была первой красавицей венского двора. Время не только не разрушило ее красоту, но даже придало ей еще большее очарование.

В ней чувствовалась какая-то сила. Герцог подозревал, что княгиня руководит своим мужем и управляет домом в совершенно нетипичной для русских манере.

Большинство русских предпочитают, чтобы их женщины были мягкими, женственными, незаметными. Однако императрицы Елизавета и Екатерина ввели новые правила, которым последовали многие русские женщины, превратившись в диктаторов.

Княгиня Всевольская не была русской, и герцог знал, что ей доставляет удовольствие критиковать нацию, к которой принадлежит ее муж, приуменьшая тем самым его значимость в доме.

Князь был добродушным простым человеком. Он хотел, чтобы и в его доме, и в стране царил мир. То, что он сейчас уехал на войну, по мнению герцога, было вызвано исключительно его патриотизмом.

Княгиня говорила о Лондоне, задавала вопросы об их общих знакомых. Вдруг дверь салона открылась и появились девушки, которых герцог видел на сцене.

Таня вошла в комнату первой. Она действительно была так хороша, как и описывала ее мать: темноволосая, белокожая, с большими широко расставленными глазами и полным улыбающимся ртом.

Девушка сделала реверанс. Герцог подумал, что в светском обществе Лондона она, несомненно, имела бы большой успех.

Затем он услышал, как княгиня сказала:

– А это – Зоя. Она приехала с нами из Москвы. Французский – ее родной язык, и я надеюсь, что Таня будет говорить с ней по-французски.

Герцог внимательно посмотрел на девушку, чье выступление на сцене произвело на него сильное впечатление и напомнило ему то, что он хотел бы забыть Он был уверен, что это всего лишь иллюзия, вызванная жарой или вином, которое он пил за завтраком.

Каковы бы ни были причины, он не хотел пробуждать прошлое. Герцог надеялся, что, встретившись с Зоей лицом к лицу, он поймет, что это были всего лишь фантазии, не имеющие ничего общего с его прошлым.

Девушка грациозно склонилась в реверансе. Затем она выпрямилась и подняла лицо. Герцог посмотрел в глубину ее фиолетовых глаз и подумал, что она не похожа ни на одну из женщин, которых он видел в своей жизни. Не потому, что она была красива – многие женщины красивы. Ее красота не бросалась в глаза. Действительно, ее очарование было не так очевидно, как очарование Тани.

Но было что-то необыкновенное в ее почти классических чертах лица – прямом носике, прекрасно очерченных губах, изящном овале лица, – напомнившее герцогу великолепные статуи, которыми он восхищался в Греции.

Глядя на нее, он также подумал, что хоть она и создана из плоти и крови, но обладает чистотой и божественной красотой, словно святая дева.

«Вот, – с изумлением сказал он себе, – подходящие слова, чтобы описать Зою».

В ней было что-то святое, на какое-то мгновение, когда она стояла лицом к герцогу, ему показалось, что от нее исходит сияние.

Вдруг он понял, что они смотрят друг на друга, глаза Зои погружены в его глаза и они оба молчат.

Откуда-то издалека раздался голос княгини:

– Садитесь, девочки. Пейге поскорее свой чай. Я хочу поговорить с его светлостью. Герцог мой старый друг, и мы хотели бы побеседовать наедине.

Говоря это, она продолжала разливать чай. Потом княгиня подняла глаза и увидела, что герцог и Зоя не двинулись с места.

В голосе ее послышались жесткие нотки, она добавила:

– Уверена, тебе пора заняться музыкой, Зоя. Иди в музыкальный салон и скажи слугам, чтобы чай тебе подали туда.

Зоя вздрогнула, как будто ее вернули на землю. Она поклонилась княгине и молча покинула салон.

Когда дверь за ней закрылась, герцогу захотелось вернуть девушку. Зоя ушла, а у него осталось ощущение потери.

– Идите сюда, Блейк, садитесь, – предложила княгиня. – Расскажите моей маленькой Тане о Лондоне. Она была там последний раз в десять лет. Но у нее сохранились самые приятные впечатления от ваших парков и смешных узеньких улиц.

Герцог понимал, что после Санкт-Петербурга с его широкими и довольно пустынными улицами Лондон мог произвести на княгиню именно такое впечатление.

Таня смотрела на него, явно ожидая ответа, и он искренне сказал:

– Вы действительно собираетесь в Лондон? Уверяю вас, он совсем не так велик, как Санкт-Петербург, и не производит столь сильного впечатления.

– Мама говорит, что в Лондоне меня ждут балы гораздо веселее, чем балы в Санкт-Петербурге.

– В это трудно поверить, – заметил герцог. – Здесь так много красивых и блестящих молодых офицеров, которые могут быть вашими кавалерами.

– Но не сейчас, – ответила Таня. – Сейчас они все сражаются с французами и на балах женщин гораздо больше, чем мужчин.

Говоря это, она скорчила недовольную гримаску. Герцог засмеялся.

– Будем надеяться, что война скоро закончится и у вас опять будет много кавалеров.

– Война! Опять эта война! – с тяжелым вздохом произнесла княгиня. – Все разговоры только о войне! Я задумала для Тани такие прекрасные приемы в летней резиденции царя, а вместо этого мы вынуждены в такую жару оставаться в городе.

– Я могу вам только посочувствовать, – с едва уловимой иронией в голосе ответил герцог, подумав, что княгиня, как всегда, не думает о чужих бедах, об огромном количестве павших в битве под Смоленском.

– Давайте поговорим о более интересных вещах, – уже другим тоном сказала княгиня, прежде чем герцог успел что-либо добавить. – Вы здесь, в России, и я должна дать прием в вашу честь. Это будет обед. Потом мы будем танцевать под цыганский оркестр. Этих цыган я открыла совсем недавно. Они просто необыкновенно хороши.

Она улыбнулась и добавила.

– Я держу их в секрете, не хочу, чтобы они выступили на чьем-нибудь приеме раньше, чем у меня. Но теперь у меня есть повод – вы, и я удивлю ими весь Санкт-Петербург.

– А царь будет на этом приеме? – спросил герцог. – Он ведь так расстроен и озабочен ходом войны.

– Мы не будем его приглашать, – сказала княгиня. – Объявим, что это всего лишь скромный обед в вашу честь, будут только близкие друзья. А мы с Таней будем развлекать вас. Правда, дорогая?

С этими словами она обратилась к дочери, и глаза Тани радостно заблестели.

– Прием с танцами! Мама, это будет чудесно Только сегодня я сказала Зое, что очень скучно жить, когда впереди нет ничего интересного!

– Но у вас есть балет, – напомнил ей герцог. Таня пожала плечами.

– Я много лет брала уроки танца, чтобы доставить удовольствие отцу. Но Зоя танцует гораздо лучше меня.

– Зоя – это совсем другое дело, – холодно возразила княгиня. – А сейчас, дорогая, оставь нас. Я велю позвать тебя попрощаться с герцогом перед его уходом.

– Я обязательно хочу попрощаться с ним, – ответила Таня, бросив кокетливый взгляд на герцога.

Она поклонилась и выбежала из комнаты. Княгиня посмотрела ей вслед. Потом она сказала.

– Как вы ее находите, Блейк?

– Думаю, она очень хороша, так же как и ее мать, – ответил герцог. – Она будет иметь потрясающий успех при дворе в Сент-Джеймсе .

– Но я хотела, чтобы она имела успех у вас, – мягко сказала княгиня.

– У меня? – переспросил герцог, и по тону его голоса можно было понять, что замечание княгини оказалось для него полной неожиданностью. – Вы же знаете, я убежденный холостяк! А кроме того, я слишком стар для такой юной и очаровательной девушки!

– Думаю, Таня будет счастлива с мужчиной старше ее, – серьезно ответила княгиня. – Нужно, чтобы ею руководили. Временами ей требуется твердая рука.

– А вы когда-нибудь думали о том, что у меня может быть общего с ребенком, едва покинувшим школьную скамью? Нет, дорогая Софья, меня интересуют более зрелые женщины.

Он намеренно произнес эти слова таким тоном, что их можно было принять за комплимент. И, как он и ожидал, княгиня внезапно оживилась и протянула ему унизанные кольцами руки, – Вы же знаете, Блейк, – заметила она, – вы для меня олицетворение красивого, галантного и обаятельного английского джентльмена.

Герцог поцеловал ее пальцы, как от него и ожидалось, и сказал:

– Обещаю представить Тане всех подходящих женихов, когда она приедет в Лондон. Вообще, я думаю, один из моих младших братьев мог бы быть хорошей партией для нее.

Он заметил, что при этих словах княгиня задумалась. Она понимала, что, если герцог никогда не женится, – а он, по его словам, не собирался этого делать, – со временем герцогом Уэлминстером станет его младший брат, и Таня сможет занять то положение в обществе, которое княгиня желала для своей дочери.

Вслух же она произнесла:

– Я всегда знала, что могу полагаться на ваше доброе отношение к нам…

– Расскажите мне, пожалуйста, о Таниной подруге, – попросил герцог. – Она тоже довольно хорошенькая. Вы возьмете ее с собой в Лондон?

Он намеренно произнес эти слова как можно равнодушнее.

– Бедная Зоя! – ответила княгиня. – Мне ее очень жаль! Не ее вина, что все сложилось именно так.

– Что вы имеете в виду? – Герцог надеялся, что княгиня не заметит, насколько живо интересует его история Зои.

– Ах, я совсем забыла сказать вам, кто такая Зоя, – заметила княгиня.

– И кто же она?

– Дочь Пьера Баллона.

Герцог не сразу вспомнил, где он слышал это имя.

Потом он воскликнул:

– Вы имеете в виду знаменитого дирижера?

– Именно, – подтвердила княгиня. – В музыкальном мире существует только один Баллон. Сейчас он занимает исключительное положение.

– Я был в прошлом году на концерте в Лондоне, где он дирижировал, – сказал герцог. – И еще очень давно, будучи мальчиком, я слышал его в Париже. Полагаю, на сегодняшний день он величайший дирижер в мире. Кроме того, я считаю, что он пишет превосходную музыку.

Теперь герцог понял, почему его так захватила музыка, под которую танцевала Зоя. Эта музыка вызвала у него такие необычные чувства!

– Не знал, что у Баллона есть семья, – добавил он.

– Вам, разумеется, известна его история, – предположила княгиня.

– На самом деле я ничего о нем не знаю, – возразил герцог. – Я просто восхищался его искусством, но никогда не думал о нем как о человеке.

– Ну тогда я расскажу вам о нем.

Герцог подумал, что княгиня, будучи заядлой сплетницей, с удовольствием расскажет ему о том, о чем он до сих пор не знал.

– Женой Пьера Баллона была Наталья Стровольекая, – начала свой рассказ княгиня.

Как она и ожидала, герцог был удивлен ее сообщением.

– Стровольская! – воскликнул он.

Герцог знал, что семейство Стровольских, одно из самых именитых в России, очень гордится своими связями с царским родом.

Куда бы ни отправился царь, его всегда сопровождал кто-нибудь из семьи Стровольских, и не только по долгу службы при дворе, но и по праву рождения, потому что в их жилах текла царская кровь.

Стровольские были настолько горды, настолько царственны, что иногда в шутку говорили, будто в один прекрасный день царь проснется, а на его троне уже сидит кто-нибудь из Стровольских.

И без объяснений княгини герцогу было ясно, что Стровольские даже мысли не допускали о браке дочери с каким-то французским дирижером, пусть и очень знаменитым.

– Как же это могло случиться? – спросил он.

Герцог понимал, что княгиня только и ждет этого вопроса, чтобы начать свой рассказ.

– Вы, конечно, помните, что Екатерину II посадил на российский трон Григорий Орлов.

– Да, конечно, – подтвердил герцог.

Князь Орлов, как он знал, являлся частью русской истории.

Он был очень хорош собой и чрезвычайно честолюбив. В 1762 году вся Европа с удивлением узнала, что в результате его интриг немецкая принцесса из маленького княжества отобрала российскую корону у своего мужа – царя Петра III. Герцог слышал, что ее называли «не только убийцей, но и узурпатором, не только узурпатором, но и развратной девкой».

Отец герцога, который бывал в то время в России, часто рассказывал сыну, что гордая императрица полностью подчиняется своему любовнику Орлову.

– Думаю, парень ее поколачивает, – говорил старый герцог. – Но она его страстно любит. Никогда не доводилось мне видеть таких подарков, какими она осыпает своего любовника.

Теперь герцог вспомнил, как отец описывал костюм графа Орлова, украшенный бриллиантами на миллион фунтов стерлингов. Отец рассказывал и о приеме, на котором на десерт подали драгоценности на два миллиона фунтов стерлингов.

– Через десять лет после коронации, – снова заговорила княгиня, – императрица решила избавиться от своего любовника.

Герцог улыбнулся.

– Потому что он вступил в связь с княгиней Голицыной?

– Совершенно верно! – подтвердила княгиня. – Но ни императрица, ни кто-либо другой не знали, что короткое время он был страстно влюблен в юную княжну Полину Стровольскую!

– Не может быть! – воскликнул герцог.

– Как бы там ни было, вы можете себе представить ужас родителей, когда они узнали, что их самая красивая и обожаемая дочь ждет ребенка! – Княгиня сделала весьма красноречивый жест и продолжала:

– Князь был хитрым и, разумеется, очень могущественным человеком. Лишь очень немногие самые близкие люди знали об этой неприятной и, с их точки зрения, ужасной ситуации. Это было не только унизительно для них, но и опасно. Можете представить себе, что бы произошло, узнай императрица об этом скандальном происшествии.

– И как же они поступили? – спросил герцог.

– Полину отправили в Австрию к друзьям семьи Стровольских. Вы ведь знаете, что у меня там тоже есть родственники. Вот откуда мне известна эта печальная история, – ответила княгиня. – Ребенок родился в Австрии. Девочку назвали Наташей.

Герцог с большим вниманием слушал рассказ княгини.

– Через год Полина с ребенком вернулась в Россию. Стровольские признали ребенка и рассказывали всем, что Полина была замужем за своим дальним родственником, который умер в Вене.

– И им поверили? – удивился герцог.

– Конечно! – подтвердила княгиня. – Никто не посмел бы возразить князю Стровольскому.

– Что же случилось потом?

– Наташа воспитывалась в семье Стровольских. Полина вышла замуж за одного из кузенов моего мужа и умерла при родах. Граф Орлов так и остался ее единственной любовью. Кроме него, она никого не любила по-настоящему.

– По-моему, императрица потом снова приблизила к себе Орлова. Разве не так? – спросил герцог.

– Она всегда говорила: «Я ни дня не могу прожить без любви». Екатерине всегда недоставало Орлова как любовника. Когда он вернулся к императрице, она осыпала его подарками, подарила ему шесть тысяч крепостных, положила жалованье в сто пятьдесят тысяч рублей, и бог его знает, что еще.

– Если не ошибаюсь, он тоже сделал ей необыкновенный подарок?

– Необыкновенно редкий бриллиант, – ответила княгиня. – Он обошелся ему в четыреста шестьдесят тысяч рублей. Это самый красивый драгоценный камень в мире!

Герцог быстро подсчитал в уме, что во времена правления Екатерины пять рублей равнялись одному английскому фунту, и, значит, прощение обошлось Орлову достаточно дорого.

– Рассказывайте, пожалуйста, дальше, – попросил он княгиню.

– И вообразите себе ужас, охвативший семейство Стровольских, когда они, сделав все возможное, чтобы забыть неприятности, унижение и позор, которые причинила семье Полина, вдруг узнали, что дочь Полины, Наташа, сбежала с домашним учителем.

– Это и был Пьер Валлон?!

– Он, как и многие французы, приехал в Россию обучать детей из аристократических семей французскому, танцам и музыке. Вы видели его и потому поймете, что Стровольские очень рисковали, нанимая такого красивого молодого человека в качестве учителя в дом, где полно молодых девушек.

Герцог согласился с княгиней.

Он подумал, что дирижер Пьер Валлон, которого он видел на большом приеме у принца Уэльского в Карлтон-хаузе, не только чрезвычайно хорош собой, но и обладает неотразимым обаянием. Все женщины, присутствовавшие на приеме, так старались привлечь его внимание, что это вызвало сильную ревность хозяина дома.

– А как выглядела княжна Наташа? – спросил герцог.

– Она была настоящей красавицей.

– Была? – переспросил герцог.

– Она умерла год назад. Вот почему мне так жаль Зою. Я привезла ее из Москвы, где ее отец сейчас дирижирует в Большом театре. Хочу дать ей возможность забыть то, что для нее гораздо более трагично, нежели для любой другой девушки в ее положении.

– Почему вы так говорите?

Княгиня посмотрела на него так, словно сожалела о его несообразительности.

– Когда княжна была жива, – пояснила она, – у девочки была возможность встретить приличного человека, для которого не имело бы значения ее социальное положение, но теперь…

Княгиня выразительно развела руками.

– Теперь Зоя просто дочь французского дирижера.

– Но этот дирижер очень знаменит, – заметил герцог. – И кроме того, его музыкальные сочинения смело можно поставить в один ряд с произведениями великих композиторов.

– Каким бы талантливым и приятным в общении он ни был, – холодно ответила княгиня, – вы, мой дорогой Блейк, как и я, прекрасно понимаете, что, хоть Валлон и стал знаменитым композитором и дирижером, для общества он навсегда останется всего лишь французским гувернером.

Она вздохнула и добавила:

– Мне очень жаль Зою. Уверена, после смерти Наташи Стровольские и слышать о ней не захотят. Собственно говоря, они мне это уже сказали. Не думаю также, что Зое сейчас было бы очень весело в Париже, ведь этот Бонапарт забирает в свою ужасную армию всех мужчин старше пятнадцати.

– Ситуация мне ясна, – заметил герцог.

– Теперь вы видите, как великодушно я поступила, позволив девушке жить у нас, – сказала княгиня. – Таня очень к ней привязана. И потом, им вместе веселее в эти тяжелые времена, когда развлечений так мало.

Княгине уже надоело говорить о Зое, и она переменила тему:

– А теперь давайте обсудим наш план, Блейк. Когда вы сможете ускользнуть из Зимнего дворца? Только дайте мне немного времени на подготовку. Я хочу, чтобы праздник удался.

– Боюсь, царь занесет нас в «черные списки»!

– В таком случае попросите кого-нибудь дать царю еще одну Библию, пусть он ее читает! – возразила княгиня. – Всему Санкт-Петербургу известно, что князь Голицын заставил царя углубиться в Священное писание. Лично я стану по-настоящему религиозной только тогда, когда мне будет пора в могилу.

Прежде чем герцог успел ответить, в комнату вошел слуга и что-то прошептал княгине на ухо.

– Ах, какая тоска! – воскликнула княгиня. – Прибыл курьер от моего мужа. Он привез новости с фронта и должен взять бумаги, которые могу найти только я.

Герцог встал.

– В таком случае мне придется покинуть вас, – сказал он. – Будете писать князю, передайте ему, пожалуйста, как я был огорчен, что нам не довелось встретиться.

– Он тоже будет огорчен, – ответила княгиня. – Вы же знаете, он очень расположен к вам.

Взмахом руки княгиня отослала слугу и тихо сказала герцогу:

– Приходите завтра, и мы обсудим наш план. Кроме того, мне нужно многое рассказать вам, а сейчас на это уже нет времени.

Княгиня произнесла это таким тоном, что герцог вопросительно посмотрел на нее.

Убедившись, что слуга вышел из комнаты, княгиня продолжила:

– Остерегайтесь Екатерины Багратион.

– Остерегаться ее? Почему?

– Она в очень близких отношениях с царем. Также известно, что она помогает в сборе информации министерству иностранных дел.

Из вежливости герцог не стал говорить, что ему это уже давно известно.

– Спасибо, дорогая Софья, – поблагодарил он княгиню. – Вы всегда были мне добрым и великодушным другом, и я это очень ценю.

Он поднес руку княгини к губам, поцеловал ее и вышел из комнаты. За дверью он увидел курьера в грязном, мятом мундире. Было видно, что он проскакал верхом огромное расстояние и давно не спал.

Слуга пригласил курьера в Белый салон, а герцог направился по коридору к выходу.

Он был уже возле лестницы и собирался спускаться, когда услышал звуки музыки, раздававшиеся из комнаты, находящейся по другую сторону лестничной площадки.

Немного поколебавшись, герцог подошел к двери и открыл ее.

Он увидел комнату, такую же красивую, как и все комнаты во дворце Всевольских. Прекрасно расписанный овальный потолок поддерживали высокие мраморные колонны, стены украшали фрески с изображенными на них богинями и купидонами. На небольшом возвышении стояло фортепиано, за которым сидела Зоя и играла мелодию, показавшуюся герцогу знакомой.

Он вошел в комнату, закрыл за собой дверь и медленно подошел к Зое. И опять ему показалось, что она окружена светом.

Девушка была полностью погружена в музыку, и только когда герцог совсем к ней приблизился, подняла глаза от фортепиано и увидела его.

Она перестала играть, но не поднялась с места. Их взгляды встретились, и они долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

Наконец, казалось, после бесконечного молчания, герцог вновь обрел голос:

– Это произведение вашего отца?

– Да.

Голос у нее был очень нежный, именно такой, как и ожидал герцог.

– Я встречался с вашим отцом.

Глаза ее засияли как солнце.

Странно, подумал герцог, что у нее светлые волосы.

Потом он вспомнил, что Пьер Валлон, в отличие от большинства французов, не был темноволосым. Герцог предположил, хотя и не был полностью в этом уверен, что скорее всего Баллон выходец из Нормандии, где светлые волосы и голубые глаза такое же обычное явление, как и в Англии.

Не было сомнения, что свои удивительные глаза Зоя унаследовала от матери, но в них не было той тайны, которая, по мнению герцога, отличала глаза русских женщин.

Напротив, ее глаза, как и лицо, были исполнены такой одухотворенности, которой невозможно было противостоять.

Он поднялся на небольшой помост и облокотился о фортепиано.

– Расскажите мне о себе, – попросил он Зою.

Девушка улыбнулась.

– Что вы хотите узнать?

– Где вы научились так хорошо танцевать? Я видел вас на сцене.

Зою не удивили его слова, и герцог подумал, что она видела его в ложе, когда она и Таня выходили на поклон. – Когда я была маленькой, – начала Зоя, – мы с мамой всегда смотрели, как папа играет для балетной труппы.

– Вы ходили в театр?

– Да, в Париже и всюду, где он выступал, – ответила Зоя. – Мама хотела быть всегда рядом с ним – папе это нравилось.

Зое больше не понадобилось ничего добавлять, герцог и так понял, что ее отец и мать были страстно влюблены друг в друга.

Он понимал, что княжна многим пожертвовала ради этой любви, но для нее близость любимого человека была важнее всего в жизни, важнее той роскоши и положения, которые она имела в России.

– Я хотела танцевать, – рассказывала Зоя, – и мама попросила одну очень известную балерину, которая в то время уже ушла на пенсию, давать мне уроки танца.

– Вы великолепно танцуете.

– Хотелось бы верить, что это так, – возразила Зоя. – Музыка, которую папа написал специально для меня, такая необыкновенная! Когда я слышу ее, мне кажется, я уношусь в другой мир – в мир, где есть только музыка и солнечный свет.

Именно это она и выражала в своем танце, подумал герцог. Он вспомнил, что при виде Зои, танцующей на сцене, ему пригрезились порхающие в весеннем саду ба бочки и птицы.

Теперь, вспоминая свои впечатления от ее танца, он был поражен тем, что его впечатления совпали с мыслями балерины.

И чтобы удостовериться в правильности своих предположений, герцог попросил Зою:

– Опишите мне, пожалуйста, только по возможности поточнее, о чем вы думали во время того танца, который я видел сегодня.

Казалось, девушку не удивил его вопрос. Она отвела от него взгляд, и герцог подумал, что она не только пытается сосредоточиться и вспомнить свои мысли, но и старается заглянуть глубоко в свою душу.