Текст книги "Ложь во спасение любви"

Кармела разволновалась.

Она уже больше года знала о любви Фелисити и лорда Солвика, их ближайшего соседа.

Этот симпатичный и очень обаятельный молодой человек стал владельцем огромного, но очень старого родового дома и обедневшего имения, и, как это часто бывает, не имел денег на содержание всего этого.

Фелисити всегда знала, что сама она кое-что унаследует, поэтому молодые люди тщательно скрывали свои чувства. К тому же, узнай старая графиня о выборе Фелисити, она непременно бы воспротивилась этим отношениям. Ибо, даже если бы Джеймс Солвик был свободен, она никогда не сочла бы этого, пусть и весьма приятного молодого человека, достойной партией для своей внучки.

Графиня всегда вращалась в самых высоких кругах общества, а в ранней молодости даже служила фрейлиной при королеве.

Поэтому она готовила Фелисити в жены какому-нибудь именитому дворянину, состоявшему на службе при дворе и входившему в список наиболее влиятельных и состоятельных герцогов или маркизов.

– Бесполезно спорить с бабушкой, – снова и снова Фелисити возвращалась к этой теме в разговорах с Кармелой. – Ты же знаешь, как она отстаивает свое мнение, ее совершенно невозможно переубедить. А если я буду упорствовать и говорить, что не пойду замуж ни за кого другого, она только изо всех сил начнет препятствовать нашим встречам.

– Признаюсь, я тебя понимаю, – соглашалась Кармела, – но как быть, если она все-таки найдет того, кто, по ее мнению, станет для тебя идеальной парой?

Впрочем, ничего подобного не случилось, так как графиня тяжело заболела, а Фелисити отослали к родственникам во Францию, которых было несметное количество, ибо в жилах графини текла преимущественно французская кровь.

Как только война закончилась, и жизнь во Франции потихоньку наладилась, Фелисити отправили погостить в огромном замке на берегу реки Луары в общество аристократов, которые чудесным образом пережили не только революцию, но и все социальные реформы, проводимые Наполеоном Бонапартом. Правда, связи графини простирались далеко за пределы Франции. Фелисити совершила путешествие в Нортумберланд, где навестила герцога, в Корнуолле она останавливалась в некоторых семьях старинного знатного рода, гордившихся своими корнями и достойными потомками, и даже забралась далеко на север и побывала в Эдинбурге.

Она всегда возвращалась домой с рассказами о многочисленных поклонниках, не сумевших устоять перед ее чарами. Но, оставаясь наедине с Кармелой, Фелисити признавалась: единственным любимым человеком для нее всегда будет Джимми Солвик.

Родители Джимми устроили его брак, когда он был еще совсем молод. Его жена оказалась психически больной, и с годами ее состояние лишь ухудшалось. В конце концов ее поместили в частный приют для душевнобольных.

Жестокая судьба для молодого человека. Он оказался навеки связан с женщиной, с которой никогда даже не общался, и избавление могла принести лишь ее смерть.

Поэтому он не мог не отдать свое сердце той, которая оказывалась в трудную минуту рядом, пусть даже соседке, знакомой с детства.

Неудивительно, что он полюбил Фелисити. Кармела не раз замечала, как при встрече с Джимми ее подруга вся преображалась, вся начинала сиять от переполняющих ее чувств.

Мимо такого сияния прошел бы только слепой, коим лорд Солвик, конечно же, не был.

Но Кармела и подумать не могла о бегстве Фелисити.

Это было непостижимо.

– Но объясни мне, милая, почему вы не можете подождать еще. Вы ведь столько ждали, и, если сейчас жена Джимми при смерти, то вам осталось всего лишь несколько месяцев, ну, возможно, год. Неужели это имеет значение?

» Тем более, – подумала Кармела, – нет больше бабушки Фелисити, которая могла бы противиться выбору внучки «.

– Да, ты права, но все обернулось гораздо сложнее.

– Почему?

– Видишь ли, вернувшись в Лондон из Франции, я узнала, что бабушка мне оставила огромное наследство.

– Огромное наследство? – машинально переспросила Кармела.

– Не просто огромное – колоссальное, действительно колоссальное! – подтвердила Фелисити. – Я никогда не имела ни малейшего понятия, насколько богата была моя бабушка.

Кармела не произнесла ни слова, и, сделав паузу, Фелисити стала объяснять дальше:

– Как ты знаешь, она рассорилась с моим отцом и другими родственниками. Она постоянно твердила, что они предпочитали жить в роскоши и безделье, причем за ее счет. Вечно ждали, когда она оплатит их счета, и это ее, естественно, раздражало.

– Я никогда не сомневалась в ее богатстве, ведь она жила здесь, в этом замке, – задумчиво рассуждала Кармела.

– Да, безусловно, богатой она и была, но я никогда не задумывалась, насколько, – продолжала Фелисити, – бабушка же обладала состоянием, в гигантские размеры которого я сама с трудом могу поверить! Она хранила это в тайне.

– Видимо, она не желала, чтобы твой отец узнал о деньгах.

– Теперь я ее понимаю, – согласилась Фелисити, – ведь все это намного усложнило мне жизнь.

– Но как?

– Сразу после разговора со своим поверенным, а он с нетерпением ожидал моего возвращения из Франции, я немедленно покинула Лондон и без промедления выехала сюда.

Кармела не скрывала своего недоумения, а Фелисити про» должала:

– Я твердо решила, что мне необходимо срочно уехать с Джимми, пока он не узнал о моем наследстве и пока Гэйлы не попытались прибрать к рукам бабушкино богатство.

Кармела еще больше изумилась:

– Ничего… не понимаю.

– Ну, пойми же, все очень просто, – растолковывала Фелисити. – Во-первых, стоит только Джимми прослышать о моем состоянии, он тут же оставит меня.

– – Почему ты так решила? – недоумевала Кармела.

– Он слишком горд, и он не допустит того, чтобы всякий мог назвать его охотником за приданым. В конце концов он откажется от меня и разобьет мое сердце!

Фелисити излагала свои доводы слишком убедительно, и Кармела не могла не признать ее правоту.

Джеймс Солвик был гордым человеком. Его мучили отсутствие средств, неспособность восстановить дом и невозможность из-за этого управлять имением, как полагается.

К тому же, очень много для него значило здоровье его жены, он глубоко переживал ее трагедию и стал излишне щепетилен в отношении людских пересудов. Кармела помнила, как долго он скрывал свои чувства к Фелисити, не в силах предложить ей ничего определенного.

Фелисити влюбилась в него сразу же, как только увидела впервые на охоте.

Каких только поводов ни находила Фелисити, дабы повидать возлюбленного, хотя он еще ни о чем не подозревал.

Она отправляла к нему посыльных и заманивала его в замок под различными предлогами.

Когда наконец, не в силах больше утаивать чувств, он признался ей в любви, Фелисити стало страшно потерять его.

– Он любит меня, он любит меня! Но говорит, что не встанет у меня на пути, если я захочу выйти замуж за другого, просто исчезнет, и я никогда не увижу его снова!

При этих словах Фелисити даже вскрикнула от ужаса и добавила:

– Как я могу потерять его? О, Кармела, я не могу потерять его!

Теперь Кармела вспомнила рассказы подруги и задумалась. Действительно, если Джеймс Солвик узнает об огромном богатстве любимой, он уйдет навсегда.

Вслух она спросила:

– А он поедет с тобой?

– Он уедет, когда услышит о том, что должно случиться.

– Ты мне еще чего-то не рассказала?

– Когда я возвратилась сюда из Лондона, как ты думаешь, что я нашла здесь?

– Что же?

– Письмо от кузена Селвина, нового графа Гэйлстона.

– С чего бы это он написал тебе?

Кармела знала, что брат Фелисити, гордость и радость ее отца, погиб незадолго до битвы при Ватерлоо. Граф год назад умер от разрыва сердца, не оставив прямого наследника, к которому мог бы перейти его титул.

Так титул достался сыну его брата.

Таким образом, нынешним графом Гэйлстон стал двоюродный брат Фелисити по отцу, сравнительно молодой человек, служивший в армии и никогда раньше не мечтавший о графском титуле.

Кармела помнила, что всегда рассеянно и без особенного внимания слушала рассказы Фелисити о Гэйлах, ведь та сама мало интересовалась родственниками, с которыми за всю свою жизнь ни разу не встречалась.

Даже о смерти отца она узнала лишь из газетных сообщений.

– Разве это имеет какое-нибудь отношение ко мне? – недоуменно спросила она, когда Кармела указала ей на некролог. – Бабушка терпеть его не могла, и мне было достаточно ее рассказов. Отец невзлюбил меня за то, что я стала причиной смерти матери при родах.

– Как-то не совсем хорошо ненавидеть свою родню, – задумчиво произнесла Кармела.

– Нянюшка всегда учила меня больше думать о друзьях, ведь родственники никуда не денутся, – парировала Фелисити.

Кармела решила, что, очевидно, нет ничего странного в интересе, проявленном настоящим графом, теперь, когда Фелисити осталась совсем одна. Хотя не поздновато ли?! Ведь с тех пор как Фелисити исполнилось пять лет, они не пытались даже повидать ее.

– И что же вынудило нового графа написать тебе? – поинтересовалась она.

Выражение лица Фелисити стало жестким, и она сердито сказала:

– Он проинформировал меня, что после смерти бабушки становится моим опекуном, и мне следует (приказывает, будто я один из его солдат), прибыть в Гэйлстон немедленно, поскольку у него есть планы относительно моего будущего.

У Кармелы перехватило дыхание:

– Неужели он так и написал!

– Именно так! Ты должна увидеть письмо. Но если он Думает, что я собираюсь повиноваться, он сильно ошибается.

– Но… а если он и правда твой опекун?

– Сейчас он отстаивает свои права на опеку, так как прослышал про деньги, которые оставила мне бабушка, – прервала ее Фелисити. – Но я вовсе не такая глупышка.

Если бы я унаследовала небольшую сумму, на которую можно прожить без лишнего шума, кузен Селвин и не побеспокоился бы обо мне, разве только поинтересовался, жива ли я еще. Но теперь я – богатая наследница, и это меняет дело!

– Но откуда ты знаешь, будто он именно такой? – уточнила Кармела. Она никак не могла смириться с сердитым тоном подруги и ее ожесточенным взглядом.

Все это, так или иначе, не нравилось Кармеле, она любила Фелисити слишком сильно и не ожидала увидеть ее когда-нибудь столь циничной.

– Бабушка утверждала, будто все они «грабители с большой дороги», – и она не ошибалась! – заявила Фелисити, – Я совершенно уверена, он услышал о моих миллионах. Кузен Селвин хочет погреть свои грязные руки на этом!

– О, Фелисити, ты заходишь слишком далеко! – восклицала Кармела.

– Но почему ты-то его защищаешь? – насторожилась Фелисити. – Папа умер год назад, но только теперь, после смерти бабушки, объявился новый граф, приказывающий мне, – только подумайте! – прибыть в Гэйлстон. Да я лучше умру!

– Нет, нет, только не это!

Фелисити внезапно рассмеялась.

– Ну, естественно, я и не думаю об этом. Я собираюсь жить и поскорее выйти замуж за Джимми, пока он не узнал, насколько я богата. Как только мы поженимся, и ему, и графу придется со всем этим смириться!

– В твоем решении, конечно, есть смысл, – согласилась Кармела. – Но вы с Джимми не можете пожениться… ведь его жена… жива.

– Она умирает! Я уже сказала тебе об этом! Джимми получил письмо от врача, который заботится о ней, и там сказано, что у нее опухоль мозга. Я спрашивала у многих, и все утверждают: человек с такой опухолью долго не живет.

– Я не могу притворяться, что мне жаль, – заметила Кармела, – но, тем не менее, прошу тебя, пожалуйста, подожди, Фелисити. Пожалуйста, рассуди все здраво, прежде чем ты сделаешь что-нибудь… необдуманное.

– Я ничем не рискую!

– Но представь, граф находит вас там, где вы скрываетесь, и возвращает тебя?

– Именно возможность подобной опасности я и собираюсь использовать, дабы заставить Джимми увезти меня, – призналась Фелисити. – Я покажу ему письмо кузена Селвина, он обо всем узнает и на все согласятся.

Она замолчала, потом продолжила:

– Джимми безусловно заподозрит тайный подвох, с чего вдруг кузен так интересуется мной, но я не дам ему догадаться о деньгах. Я принадлежу к роду Гэйлов и именно поэтому попадаю под опеку, а там уж граф сумеет воспользоваться моей молодостью и, несомненно, красотой!

– Ты думаешь, Джимми тебе поверит?

– Он поверит в это, если захочет поверить, и ты знаешь, так же как и я, Кармела, что он действительно любит меня.

Голос Фелисити смягчился, и Кармела заторопилась сказать ей:

– Да, дорогая, я знаю, он любит тебя, а ты любишь его.

Однако это… все же… вам… нехорошо, ., не правильно быть… вместе, пока вы не… муж и жена.

Кармела не сомневалась в своей правоте, все задуманное Фелисити сильно смущало ее, но не хотелось обижать подругу своими словами.

Однако Фелисити взглянула на обескураженное выражение лица Кармелы и хмыкнула:

– Понимаю, Кармела. Но не думаю, что тебе стоит так волноваться за меня. Джимми – лучшая мне защита и порука. Я совершенно уверена, он не станет делать ничего, по твоему мнению, предосудительного, пока мы по-настоящему не поженимся. – Тут ее подбородок задрожал от злости, и она продолжала:

– Но если кузен Селвин только попытается аннулировать брак, так как я еще не достигла совершеннолетия, я сделаю все, чтобы забеременеть!

Кармела запротестовала, Фелисити обхватила ее руки.

– Пожалуйста, дорогая моя, поверь, я знаю, что делаю.

В этой жизни у меня есть только Джимми, и мое счастье зависит от того, будем ли мы вместе. Именно поэтому ты должна мне помочь.

– Но… каким образом, как я могу помочь? – удивилась Кармела.

– Все просто, – ответила Фелисити. – Ты отправишься в Гэйлстон вместо меня и останешься там, пока я не выйду замуж за Джимми!

Глава 2

– Я не могу этого сделать… Это невозможно! – в который раз попыталась протестовать Кармела.

Но она чувствовала – ее голос звучит все менее убедительно, и ей все сложнее противостоять подруге.

Так случалось всегда, с тех самых пор, когда они были еще совсем крохами.

Если Фелисити что-нибудь замышляла, она так настойчиво и упорно доказывала это, что ей просто невозможно было отказать.

– Но почему же? Ни один из моих родственников не видел меня с пяти лет, и до сих пор, как ты прекрасно знаешь, никто из них не проявлял никакого интереса к моей особе.

Она перевела дыхание и, помолчав, с горечью заметила:

– Я не получила от них ни единой весточки. После смерти бабушки никто из моих кузин, кузенов, тетей или дядей не позвал меня пожить с ними. И вот теперь пришло это письмо от Селвина! Но его-то уж явно интересует мое наследство.

– И как это твоей бабушке удалось сохранить от всех такую важную тайну? – спросила Кармела.

– Скорее всего, большая часть ее денег была вложена в дело на Ямайке, и ее капитал чрезвычайно возрос из-за спроса на сахар за эти несколько лет. Поверенный объяснил мне, что и здесь, в Англии, ее вложения оказались весьма прибыльными. По-видимому, так оно и есть, судя по сумме, которую она оставила мне, Кармела молчала. Фелисити вздохнула.

– Право же, эти деньги для меня лишь большая ответственность, а вовсе не божья милость. Ведь, полагаю, Джимми будет отнюдь не в восторге от моего нового положения. А самой мне придется научиться разбираться в людях, ведь кому-то нужна буду именно я, а кому-то – мое состояние.

– Но тебя всегда будут любить. Ведь ты – это ты, – подбадривала Кармела, и Фелисити улыбнулась подруге.

– Как бы мне хотелось этому верить, – призналась она, – и я вовсе не желаю становиться похожей на бабушку. Она искренне ненавидела всех этих Гэйлов, которые, как ей всегда казалось, просто охотились за ее деньгами.

– Пожалуйста, не позволяй деньгам испортить себя, – от всей души взмолилась Кармела. – Я понимаю, как тяжело тебе вынужденно скрывать все от Джимми.

– Ну, раз ты все понимаешь, ты обязательно поможешь мне, – быстро сориентировалась Фелисити.

– Но никто не поверит, будто я – это ты, – снова попыталась возразить Кармела.

– Почему же нет? – удивлялась Фелисити. – Ты ничуть не хуже меня, такая же хорошенькая. А если ты наденешь мое платье, мы и вовсе станем похожи. Честно говоря, нас вообще легко принять за сестер.

В ее словах имелась некоторая доля правды, обе девушки были светловолосы, голубоглазы, с чуть бледноватым оттенком лица и неизменным, будто застенчивым, легким румянцем на щеках, вызывающим восхищение у мужчин и зависть у женщин.

Но если Фелисити отличалась утонченностью манер, изящностью и элегантностью, Кармела больше напоминала простушку, сельскую девушку, которой явно недоставало лоска. Правда, лоск можно было придать, заменив ее наряды и научив уверенно держаться и подавать себя в обществе.

Критически осмотрев подругу, Фелисити встала и взяла ее за руку.

– Пошли наверх, – сказала она.

– Зачем? – поинтересовалась Кармела.

– Надо, чтобы ты как можно больше походила на меня, – Объяснила Фелисити. – Начнем с прически. Тебя надо по-модному причесать, и я уже решила дать тебе с собой все те платья, которые я носила после смерти бабушки.

Кармела подумала, что это было бы весьма кстати. Насколько она поняла, Фелисити еще не сняла траур, и лиловый цвет преобладал в ее нарядах.

Сама она после смерти отца не сумела ни приобрести, ни сшить ничего нового. Единственное, что она могла себе позволить, это поменять ленты на шляпке и надеть черный пояс.

Только сейчас, рядом с Фелисити, она увидела, настолько потрепанным и жалким выглядел ее наряд по сравнению с платьем подруги.

К тому же ей не удалось переодеться, покидая дом пастора, и неудивительно, что на ее юбке виднелись не только старые разводы, но и красовались свежие пятна от яйца, разбитого Люси.

Они поднялись по широкой лестнице в очаровательную спальню, принадлежавшую Фелисити.

Горничной в комнате не оказалось. Несколько дорожных сундуков так и стояли нераспакованными.

– Я велела не трогать вещи, поскольку завтра же уезжаю, – объяснила Фелисити Кармеле, не дожидаясь вопросов с ее стороны. – Но сундуки мне не пригодятся, ты возьмешь их с собой. Там все мои платья, сшитые за последнее время – черные либо лиловые.

– А что же будешь носить ты сама? – едва улыбнувшись, поинтересовалась Кармела.

– Я думаю заставить Джимми отвезти меня в Париж.

Ну, а уж там я позабочусь о своих нарядах.

– Париж? Разве это разумно, отправляться сейчас в Париж?

– Видишь ли, все французские знакомые живут в других частях Франции, вряд ли я встречу кого-нибудь из них. Если же и встречу, всего лишь представлю Джимми своим мужем.

Не вижу никаких причин, почему бы им не поверить мне.

– Похоже, у тебя нет и тени сомнения, что Джимми согласится на столь рискованный план.

При этих словах Кармела заметила беспокойство в глазах Фелисити, но та твердо заявила:

– Если Джимми любит меня, а я уверена в его любви, он не захочет, чтобы я отправилась в Гэйлстон, где меня заставят вступить в брак с избранником моего кузена Селвина.

Кармела не стала спорить, не находя аргументов против слов подруги:

Но ей все же не хотелось верить, будто все Гэйлы так отвратительны, какими они казались Фелисити.

Однако она прекрасно знала, что любой опекун обладал неограниченной властью над молоденькой девушкой, пока той не исполнится двадцать один год. Власть эта ничем не отличалась от дарованной богом родительской.

И если граф действительно задумал выдать свою подопечную замуж, Фелисити никак не сможет помешать его планам, и ей придется предстать перед алтарем и поклясться в верности нелюбимому человеку.

Родители Кармелы были для дочери образцом, счастья и любви. Ей всегда представлялось, как и они с Фелисити однажды найдут свое счастье. Теперь она надеялась, что Джимми окажется для ее подруги тем единственным любимым, о котором она грезила.

– Но мне по-прежнему кажется… тебе не следует так поступать… Это не правильно.

Фелисити даже не слушала ее, отбрасывая крышку дорожного сундука, с которого сняли перевязь, и открывая следующие замки.

– Мне кажется, я заметила в Лондоне, как горничные, укладывая сундук, положили тот наряд на самый верх, – бормотала она, – я еще тогда подумала, что он отлично подойдет тебе для путешествия.

– Вижу, тебе и в голову не приходило, будто я могу отказаться, – заметила Кармела.

– Неужели ты смогла бы отказать мне, когда это так много для меня значит? – удивилась Фелисити. – Ты ведь знаешь, если бы существовало другое решение проблемы, я бы избавила тебя от всего этого.

– Ты принесла мне избавление от этих ужасных детей, – улыбнулась Кармела.

– И каким бы свирепым ни оказался кузен Селвин, он не может быть хуже Тимоти Купера! – проговорила она уже со смехом, но тут же серьезно сказала:

– Мне становится страшно при одной мысли о… поездке в Гэйлстон…

Я каждую минуту буду с ужасом ожидать разоблачения и позора…

– Это не должно продлиться слишком долго, – успокаивающе заверила Фелисити. – Как только я выйду замуж за Джимми, ты уедешь оттуда.

– А как мне поступить потом?

– Отправишься сюда и в доме Джимми будешь ждать, пока мы не вернемся из-за границы. Тогда мы обсудим твое будущее, и я обещаю, дорогая моя подруга, мы все устроим.

Так, чтобы тебе жилось спокойно и счастливо.

– Ты же знаешь, я не смогу принять денег… – неловко запротестовала Кармела.

– Если ты начнешь подобные разговоры, я тебя побью! – заявила Фелисити. – Ты думаешь, будто я собираюсь выслушивать все эти недовольства по поводу моего капитала от тебя или от Джимми, словно это какие-то грязные деньги?

Вы дождетесь, что все, чем я обладаю, я засуну в мешок и выброшу в море!

Ее яростный выпад заставил Кармелу засмеяться, тем не менее, она настаивала:

– Я обязательно найду, чем заниматься, и стану сама зарабатывать себе на жизнь.

– Тебе просто придется выйти замуж, – возразила Фелисити. – Мы отыщем тебе очаровательного мужа, почти такого же хорошего, как Джимми, и вы счастливо проживете всю оставшуюся жизнь вместе.

– Вряд ли… – начала было Кармела, но Фелисити уже вытаскивала платья из дорожного сундука, и слова замерли на губах девушки.

Она и представить себе не могла, насколько прекрасны эти наряды, сшитые по случаю траура из разных тканей лилового, фиолетового и сиреневого оттенков.

В сундуке лежало и белое платье, расшитое фиалками, с лиловыми лентами в цвет вышивки, а также вечернее платье, все сверкавшее стразами, напоминавшими блеск аметистов и бриллиантов.

– Ты и правда… собиралась надевать все эти наряды?.. – спросила Кармела.

– Конечно! – ответила Фелисити. – Но, по правде сказать, дорогая, мне они смертельно надоели! Я тоскую без бабушки, тоскую без нее безмерно. Но ты же знаешь, она всегда говорила, люди, слишком долго оплакивающие умершего, невыносимы. Христиане должны верить в вечную жизнь своих близких там, на небесах.

– И моя мама тоже так считала, – согласилась Кармела, – хотя, что говорить, я никак не могла себе позволить приобрести специальное платье в знак траура по отцу.

– Ну, значит, ты сможешь надевать эти еще месяца два, и если жена Джимми не умрет к тому времени, я пришлю тебе что-нибудь более яркое из Парижа.

– Не покажется ли это странным окружающим? – спросила Кармела.

– С деньгами, которыми, как предполагается, владеешь ты, можно с головы до ног облачаться в золото и бриллианты!

– Я и в этих нарядах буду ощущать себя так, словно на мне надеты все сокровища мира, – заметила Кармела.

– Тогда давай скорее примерь что-нибудь, – заторопила ее Фелисити. – И нам следует как-нибудь уложить твои волосы.

Спустя час Кармела смущенно разглядывала себя в зеркале.

На ней было платье цвета пармских фиалок с большим букетом этих фиалок на талии.

Марта, горничная Фелисити, слегка припудрила небольшой прямой нос девушки, чуть тронула бальзамом ее губы, и подруги стали похожи так, что вполне могли сойти за сестер-двойняшек.

Марта, многие годы служившая Фелисити и хорошо знавшая с детства Кармелу, была единственным человеком, посвященным в, тайный план девушек.

– Я не одобряю ее милость, – призналась Марта Кармеле, – но бесполезно спорить с барышней, раз она так задумала.

– Это правда, – согласилась Кармела, – но неужели и ты, Марта, думаешь, будто кто-нибудь, хоть на секунду, сможет принять меня за Фелисити?

– Подождите-ка, мисс, пока я закончу с волосами, – ответила Марта.

С новой прической Кармела вынуждена была признать, что совсем не похожа на себя.

– Будь очень осторожна, Марта, и не проговорись никому внизу, – предупредила горничную Фелисити, – говори только о нашем завтрашнем отъезде.

– Они уже знают о вашем отъезде, – сказала Марта, – но меня ни о чем не расспрашивали.

– Слава богу!

Марта вышла из комнаты, и Кармела обратилась к подруге с вопросом:

– Почему ты во всем так уверена? Ведь Джимми еще не согласился на твой план?

– Он согласится, – уверила подругу Фелисити, – и он скоро должен приехать.

– Ты хотела бы остаться с ним наедине? – спросила Кармела.

– Да, непременно. Я покажу ему письмо кузена Селвина. И я знаю, когда он прочтет письмо, он согласится на мой план.

Кармела минуту колебалась, потом все же решила высказаться:

– Не думаешь ли ты, дорогая Фелисити, что честнее было бы сказать ему всю правду? Когда после вашего бракосочетания, он все же узнает о том, что ты скрыла от него свое богатство, разве он не разгневается и не перестанет доверять тебе в будущем?

Глядя на плотно сжатые губы своей подруги, Кармела поняла, что та не раз уже думала и теперь твердо знала ответ.

– Мне придется рискнуть, – призналась она, – но я не могу избавиться от чувства, что, когда мы с Джимми поженимся и сможем наконец быть вместе, все остальное не будет иметь уже никакого значения для нас обоих.

Позже, размышляя над этими словами, Кармела поверила Фелисити, достаточно было взглянуть на лорда Солвика, когда он смотрел на Фелисити. Без сомнения, он сильно любил ее, любил всем сердцем. Для него идеальное счастье было связано только с этой девушкой, которой предстояло когда-нибудь стать его женой.

Джимми Солвик прибыл как раз перед ланчем, и Фелисити не успела сообщить ему о случившемся. Ей пришлось дождаться, пока они не закончат небольшой, но восхитительный ланч, приготовленный поваром, служившим старой графине на протяжении десяти лет.

Солвик, вероятно, мечтал увидеть Фелисити, и теперь он не мог отвести от нее глаз. Влюбленные старались спокойно рассказывать о днях, проведенных в разлуке, но порой в разговоре возникали паузы. Прерываясь на полуслове, они лишь молча обожающе взирали друг на друга.

Когда Кармела перед ланчем спустилась вниз в гостиную, лорд Солвик сначала даже не узнал ее.

Потом он воскликнул:

– Как вы изменились, Кармела! Я было думал, что вы одна из знатных приятельниц Фелисити, приехавших с ней из Лондона.

– Нет, это всего лишь я, – рассмеялась Кармела, – но яркие перья даже курицу могут превратить в павлина!

– О, вы и одеты иначе, – растерянно произнес лорд Солвик, – и волосы уложены как-то совсем по-другому.

– Совсем как у меня, – заметила Фелисити. – Дорогой, я обо всем расскажу тебе после ланча.

Стоило только Фелисити заговорить с Джимми, он тут же забыл обо всем на свете, его внимание переключилось на возлюбленную, заполнившую своим присутствием для него весь мир вокруг. Как только они закончили трапезу, Кармела поспешила подняться наверх.

– Я пошлю за тобой, когда смогу убедить Джимми последовать моему плану, – предупредила подругу Фелисити перед приездом лорда Солвика.

– Будь осторожна и не запутайся в собственной лжи!

– Конечно, я постараюсь, – согласилась девушка.

Когда Кармела оказалась одна в спальне Фелисити, ее одолели тяжелые мысли. Глядя на сундук, в котором помещалось столько нарядов, сколько она не успела бы сносить за всю свою жизнь, она не могла отделаться от гнетущих сомнений: правильно ли они поступают, или их план – полнейшее безумие.

Она повторяла, что главное сейчас – помочь Фелисити, которую очень любит. Ей не следует думать о себе.

Но вот так вдруг отправиться в незнакомый дом. И жить там среди чужих людей! Особенно таких, как Гэйлы, одно упоминание о которых внушало ей ужас. Это было сродни возвращению в дом пастора, где снова предстояло бы столкнуться с неугомонными чадами.

– Я должна набраться смелости и почувствовать вкус к приключениям, – внушала себе Кармела.

Но она, однако, не ощущала ни особой храбрости, ни тяги к необычайным поворотам судьбы. Ее охватило лишь непреодолимое чувство беспомощности, совсем как тогда, после смерти отца.

А если она подведет Фелисити? Предположим, сразу же по ее приезде кто-то из родственников, о существовании которого Фелисити и не вспоминала, объявит ее самозванкой?

Множество опасностей подстерегало Кармелу, ведь, прожив тихо и неприметно все эти годы, она вряд ли сумеет изображать из себя светскую даму, привыкшую к званым вечерам, торжественным обедам, балам и приемам, много путешествовавшую за границей.

– Возможно, Гэйлы и не знают об этом, – успокаивала себя Кармела, но, как известно, в мире всегда находятся любопытные глаза и язвительные язычки!

Всегда найдутся «доброжелатели», только и ожидающие возможности посудачить о старой графине, так решительно порвавшей со своим семейством и самостоятельно, без их помощи воспитывавшей свою красавицу-внучку.

Окончательно раздосадованная и обеспокоенная, Кармела направилась к окну. Случайно, мельком она увидела себя в высоком зеркале.

Мгновение девушка едва могла поверить, что перед ней собственное отражение. Потом признала, что какие бы внутренние опасения ни мучили ее, внешне она и впрямь соответствовала той, которую ей предстояло сыграть.

Она не была бы обычной девушкой, если бы не пришла в восторг от своего наряда. Никогда раньше ей не доводилось носить столь прекрасных платьев.

– Папе захотелось бы нарисовать мой портрет, если бы он увидел меня такой, – подумала Кармела, но решила, что отец наверняка предпочел бы писать ее в образе нимфы, в прозрачном одеянии, словно укутанную туманом над водой.

А если бы он рисовал ее ночью, наряд сливался бы на картине с небесным сводом, усыпанным звездами.

– Сейчас я, по крайней мере, довольна, – улыбнулась «

Кармела. Она посмотрела на те платья, которые Фелисити набросала на кровать. Ей никогда и не мечталось, что она сможет надеть нечто подобное.

В дверь спальни неожиданно постучали, и этот стук вернул девушку к действительности. Кто-то из слуг попросил ее спуститься вниз.

Входя в гостиную, где ждали лорд Солвик и Фелисити, она глубоко вздохнула.

Влюбленные казались счастливыми. Фелисити держала руку лорда Солвика и не выпустила даже тогда, когда он встал при появлении Кармелы.

– Присоединяйся к нам, дорогая Кармела. Я рассказала Джимми про твою доброту, про то, как ты собираешься нам помочь, и он очень благодарен тебе.

– Я и правда переполнен благодарностью, Кармела! – воскликнул лорд Солвик. – Но, похоже, мы слишком обременим вас своей просьбой.

– Я… мне хотелось бы помочь вам… – нерешительно произнесла девушка.