Текст книги "Смех, свет и леди"

Но почему бы и нет? Действительно почему?

Уж наверное, лучше принимать на работу вежливых и благовоспитанных леди, чем обычных нахальных и не слишком симпатичных девиц.

Она пошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя, и вспомнила, какая Конни была хорошенькая, когда приезжала к ним около года назад.

– Розовая, белая и золотая! – так Минелла охарактеризовала ее для себя.

Потом она критически оглядела собственное отражение в зеркале. Лицо ее представляло собой совершенный по форме овал; такое же было и у матери Минеллы. Глаза у нее были очень большие, и оттого что она была стройна, они, казалось, занимали собой все лицо, и трудно было в них не смотреть.

Изучая свое отражение так тщательно, словно рассматривала незнакомку, Минелла подумала, что глаза у нее необычные, можно даже сказать, странные.

Они были серого цвета, но только при определенном освещении, а вообще то и дело принимали разные оттенки в зависимости от того, что ее окружало. Когда светило солнце, в них вспыхивали золотые искорки.

В пасмурный день они были серые, как дождевые облака, а если зрачки сильно расширялись, казались темными, почти фиолетовыми.

«Жалко, что у меня не голубые глаза, как у Конни», – подумала Минелла.

Потом она вгляделась в свой маленький прямой нос, изгиб губ, и решила, что выглядит очень, очень юной.

«Похоже, ответственной должности мне никто не доверит», – вздохнула она и задумалась, есть ли способ придать себе более взрослый вид.

Прическа у нее была самая простая.

Тогда в моде были длинные пышные локоны, и девушки гордились, если им удавалось создать на голове живописное сочетание волн и завитков, Минелла знала, что они немилосердно жгут волосы горячими щипцами для завивки или спят в папильотках.

Однако ей совершенно не нужно было прибегать к подобным ухищрениям, потому что ее длинные, до талии, волосы вились от природы.

Поскольку ей было слишком хлопотно изобретать прически, когда она была занята хозяйством, тем более что жили они вдвоем с отцом, Минелла просто расчесывала волосы, как ее учила мать, сто раз проводя по ним щеткой.

После этого она закручивала их в узел на затылке, закапывала шпильками и до конца дня больше о них не вспоминала.

Отец Минеллы обращал особое внимание на прическу дочери, когда они вместе отправлялись на верховую прогулку.

– Терпеть не могу нерях на лошади, – неоднократно повторял лорд Хейвуд.

Чтобы уж наверняка не давать ему повода для недовольства, Минелла не только использовала множество шпилек, но еще и надевала сеточку для волос.

Ее волосы были не такие яркие, как у Конни, чтобы сразу же бросаться в глаза, но оттенка более нежного, как у первых рассветных лучей.

Иногда они отливали серебром, словно их коснулся лунный свет, а на солнце вспыхивали мягким золотом спелых колосьев или первоцветов, по весне выглядывающих из-под листьев живых изгородей.

– Может, я и похожа на леди, – сказала Минелла своему отражению в зеркале, – но только на очень скучную, и я сомневаюсь, что в Лондоне кто-нибудь посмотрит дважды на маленькую «деревенскую мышку».

Потом, словно даже этот суровый приговор самой себе не в силах был ее опечалить, она рассмеялась.

Едва ее смех прозвучал в пустой комнате, все лицо Минеллы преобразилось.

Ее глаза засияли, и она сразу же стала, хотя и не отдавала себе в этом отчета, очень соблазнительной. В ней было то же несомненное, хотя и трудно поддающееся описанию обаяние, каким обладал ее отец.

Только у него это было обаяние Пана, а у Минеллы – обаяние феи, которая, как думала в детстве Минелла, живет в саду среди цветов.

Это было обаяние столь же простое, как у деревьев в лесу, как у туманов над ручьем, как у звезд, которые мерцали по ночам в ее окне.

Звезды всегда манили ее, потому что мать Минеллы однажды рассказала ей, что родила ее в полночь в канун Нового года.

Почти сразу после того, как она появилась на свет, отец открыл окно и, взяв новорожденную дочь на руки, долго слушал колокольный звон, медленно плывущий в ночной звездной тиши.

– Я помню, – вспоминала мать Минеллы, – что глядя на тебя и твоего отца, моя душенька, в свете звезд, рассыпанных по всему небу, я думала, как мне повезло, что два самых чудесных существа на земле принадлежат мне!

– Я хочу потрогать звезду и взять ее в руки, – однажды сказала Минелла, когда была совсем маленькой девочкой.

– Нам всем этого хочется, – с улыбкой ответила ее мать. – И, может быть, дорогая, когда-нибудь тебе это удастся.

«Я должна верить, – сказала себе Минелла, – что я рождена под счастливой звездой, а то, во что человек верит, непременно сбудется».

Именно в этот миг она приняла решение.

Это была дерзость, и никогда прежде ничего подобного ей в голову не приходило.

Но ей показалось, что она слышит голос отца:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского!

– Я поеду в Лондон, – решила она. – Я встречусь с Конни и попрошу, чтобы она помогла мне ради папеньки.

Когда Минелла вслух, хотя и для самой себя, произнесла эти слова, она осознала, что это решение очень важное, и к тому же довольно пугающее.

И все-таки рискнуть стоило, тем более что какова была альтернатива?

Только покорно ехать в невыразимо скучный Бат к тете Эстер.

Глава 2

Минелла приехала в Лондон, и хотя поездка была утомительно долгой, ей все же удалось в пути немного вздремнуть.

Минелле надо было разобрать вещи, принадлежавшие ей самой, ее матери и отцу. Она трудилась до изнеможения, и накануне отъезда у нее не было сил даже горевать. Она повалилась в кровать и уснула как убитая.

Минелла устроила в саду костер из всего, что подлежало уничтожению, а остальное упаковала в старые дорожные сундуки, которые нашла на чердаке.

Фермер, живущий по соседству, всегда хорошо относился к ее отцу и любезно согласился взять на хранение те вещи, которые Минелла не собиралась брать с собой.

– Они будут спокойно лежать под крышей сарая, – сказал он, – в целости и сохранности.

– Жаль только, что я не могу сохранить усадьбу, – вырвалось у Минеллы.

– Да, деревня будет уже не та без его милости. Как он скакал тут галопом с таким видом, словно весь мир у него в кармане!

Минелла невольно рассмеялась.

Это описание как нельзя лучше подходило ее отцу, и как бы они ни были бедны и как бы много счетов ни осталось неоплаченными, ее отец всегда не только производил впечатление богатого человека, но и всем своим видом подчеркивал, что жизнь – на редкость забавная шутка.

Таким отношением к жизни он умел заразить других, и Минелла не удивлялась тому, что Конни называла его «лорд Света и Смеха».

Несколько странно было только то, что она обращалась к нему так, словно была с ним знакома довольно близко, но Минелла знала, что Конни всегда была склонна «к излиянию чувств».

Мать Минеллы считала, что леди не должны себе такого позволять, и часто учила дочь, что нужно быть сдержанной.

– Лучше, душенька, – мягко говорила она, – не выплескивать все свои чувства, но при этом быть способной на сочувствие, теплоту и, конечно же, понимание.

– Это так трудно, маменька.

– Отнюдь, – отвечала ее мать. – Мне бы хотелось, чтобы твои манеры соответствовали твоей внешности.

Минеллу тогда удивили эти слова. Она не совсем понимала, что мама имеет в виду.

Теперь, вспоминая об этом, она думала, что мама, как и лорд Хейвуд, считала, что Минелла выглядит как истинная леди и должна вести себя соответственно.

Минелла знала, что ее мать родом из очень почтенного ирландского семейства, которое, хоть и не отличалось богатством, вело свое происхождение от ирландских королей.

– Жалко, что вы сейчас не королева, маменька! – сказала однажды Минелла, когда была еще маленькой.

Мать засмеялась, а отец, который слышал эти слова, сказал:

– Она королева! Королева моего сердца, а это гораздо более высокий титул, чем у самой королевы Виктории на английском троне!

Минелла придумывала всякие истории, в которых представляла мать королевой, а себя – принцессой.

Она надеялась, что когда-нибудь встретит принца, похожего на отца, они поженятся и станут жить счастливо до конца своих дней.

Но живя в поместье, Минелла совсем не видела молодых людей, и то немногое, что она о них знала, она почерпнула из рассказов отца о семейных вечерах, на которые его приглашали после смерти леди Хейвуд.

Он описывал своих друзей, которых встречал на скачках, где неизменно проигрывал деньги, и на приемах, которые посещал в Лондоне и о которых по некоторым причинам говорил на удивление сдержанно.

«Наверное, мне не суждено выйти замуж», – с грустью думала Минелла.

Она знала, что ее мать рассчитывала выдать ее замуж лет в восемнадцать. Будь она жива, Минелла ездила бы на балы и была бы представлена в «гостиной»в Букингемском дворце.

– Теперь я должна сама зарабатывать на жизнь и забыть обо всем остальном, – твердо сказала себе Минелла, запихивая в сундук платья матери.

Внезапно она остановилась.

Гардероб ее матери был гораздо роскошнее, чем ее, хотя эти вещи уже начали выходить из моды.

Минелла решительно вынула несколько платьев из огромного потертого сундука и положила их в небольшой чемодан, который хотела взять с собой в Лондон.

Среди них были два очень красивых бальных платья. Их ее мать в последний раз надевала, когда отец Минеллы возил жену в Лондон развлечься, сказав, что больше не в силах терпеть деревенскую скуку.

Леди Хейвуд вернулась из этой поездки радостной, отдохнувшей и даже, казалось, помолодевшей.

– Это было прекрасно, душенька! – сказала она Минелле. – Боюсь, мы вели себя довольно экстравагантно, и твой папенька даже приводил меня в клуб и познакомил со своими друзьями. Мы побывали в разных театрах и даже в том самом скандальном мюзик-холле!

Но Минелле все это мало о чем говорило, потому что она ни разу не бывала в театре, только однажды видела пантомиму, которую давали на Святки в ближайшем городке.

Однако она с интересом выслушала все, что рассказывала ей мать, и засыпала ее вопросами.

– Вы были в Веселом театре, маменька? – спросила Минелла, потому что слышала как отец упоминал это название.

– Да, мы ходили туда, – ответила леди Хейвуд, – и «веселые девочки» прекрасны, словно богини, и то, что о них говорят, вовсе не преувеличение.

– Расскажите мне о них, пожалуйста, расскажите! – попросила Минелла.

Ее мать рассказала, как они ехали в театр в двухколесном экипаже.

– Это куда интереснее, чем ехать в карете, – сказала она. – И ложа у нас тоже была довольно экстравагантная. Невозможно описать, как очарователен этот театр, какие там красивые декорации и какая чудесная музыка. С тех пор я все время ее напеваю!

– А вам тоже понравилось, папенька?

– Не то слово, – ответил отец Минеллы. – Но должен сказать, что на сцене не было никого, кто мог бы сравниться красотой с твоей матерью, хотя эти девицы выглядели так, словно спустились с Олимпа.

Этот разговор запал в душу Минелле, и однажды, когда они с отцом катались верхом, она спросила его:

– Почему «веселые девочки» привлекательнее, чем актрисы других театров?

Ее отец на мгновение задумался. Потом он сказал:

– Я думаю, это потому, что они обладают грацией, красотой и их окружает атмосфера женственности, которая притягивает любого мужчину. Видя их на сцене, он чувствует себя мужчиной. И все это известно, моя дорогая, еще со времен прародительницы Евы.

Это было мало понятно Минелле, но она знала, что ее отец больше всего ценит в женщинах именно женственность.

Он никогда не упускал случая исправлять ее манеры, когда ему казалось, что она ведет себя неподобающе.

– Не кричи так! – строго сказал он однажды, когда на дорогу перед ее лошадью выскочил мальчик, и Минелла крикнула ему, чтобы он был осторожнее.

– Я боялась, что он попадет под копыта, – оправдывалась Минелла.

– Ты могла сказать то же самое и менее резко.

Минелла посмотрела на отца с удивлением, и он добавил:

– Я хочу, чтобы ты была безупречна, моя дорогая, так же, как твоя мать, чтобы в один прекрасный день какой-нибудь счастливец поблагодарил меня за все труды, которые я вкладываю в твое воспитание.

– Вы подразумеваете человека, за которого я выйду замуж?

– Разумеется, – ответил лорд Хейвуд. – Кого же еще? И не сомневаюсь, что кто бы ни стал твоим мужем, он получит сказочную награду!

– А если тот, кого я полюблю, меня не полюбит?

– Я думаю, что это маловероятно. Но если я увижу, что какой-то юный невежа пренебрегает твоими чувствами, клянусь, я оторву ему голову!

Минелла подумала, что замечательно, когда у тебя есть отец, который заботится о тебе и готов, как рыцарь, броситься на твою защиту.

Теперь она думала о том, что отца больше нет, и ей придется самой себя защищать.

Чем ближе поезд подходил к Лондону, тем сильнее Минелле казалось, что она сделала ошибку.

Лондон был такой большой и страшный. Из окна поезда она видела многочисленные ряды зданий, тянущиеся до самого горизонта.

«Надо было мне поехать к тете Эстер», – сказала себе Минелла.

Потом она здраво рассудила, что если в Лондоне у нее ничего не получится, тетя Эстер всегда ее ждет.

Она написала леди Бантон очень учтивое письмо, в котором благодарила ее за любезное приглашение, и говорила, что пока еще не решила, что будет делать, но собирается какое-то время погостить у подруги.

Минелла знала, что тетя Эстер будет сгорать от любопытства, но поскольку адрес ей неизвестен, она ничего не сможет поделать.

«Если Конни мне не поможет, – решила Минелла, – я на первое время поселюсь в каких-нибудь дешевых, но приличных меблированных комнатах».

Она была уверена, что Конни сможет ей порекомендовать такое жилье, а если бы ее уверенность не оправдалась, разумнее всего было пойти к ближайшему приходскому священнику и попросить о помощи его.

В деревне так все обычно и делали. Минелла понимала, конечно, что Лондон – это большой город, но думала, что раз там есть церкви, значит, есть и дома, где живут священники – а кто еще, если не они, должен помогать людям, попавшим в беду?

«Все будет хорошо», – уговаривала себя Минелла.

И все же сердце у нее билось учащенно, и она сама понимала, что очень волнуется.

Шум и суета на вокзале привели ее в смятение, но пожилой носильщик сжалился над нею и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

– У меня в вагоне два сундука, – сказала Минелла. – Моя фамилия Клинтон-Вуд.

– Я их получу, мисс, – пообещал носильщик. – А вы пока встаньте в сторонке, только так, чтобы я вас нашел, и если с вами кто-нибудь заговорит, не отвечайте.

Не дожидаясь ответа, он покатил свою тележку к вагону, а Минелла подумала, что это довольно странный совет.

Она не могла взять в толк, кому может понадобиться с ней заговаривать.

Потом она подумала, что, возможно, он имел в виду карманных воришек, про которых она столько читала в газетах, и покрепче прижала к себе сумочку, которая в свое время тоже принадлежала ее матери.

Денег в сумочке было немного. Минелла была достаточно рассудительна, чтобы не носить все деньги при себе, и большую часть от сотни фунтов, которые мистер Мерсер дал ей, положила в банк.

Однако Минелла знала, что текущие расходы неизбежны и понимала, что сейчас для нее важен каждый пенс.

Вернулся носильщик с ее дорожными сундуками на тележке.

– Вот и я, мисс, – сказал он. – Что вы теперь хотите делать?

Минелла достала из сумочки листочек бумаги, на котором был записан адрес Конни.

– Мне нужно добраться туда, – сказала она. – Это далеко?

Носильщик внимательно изучил адрес.

– Это будет стоить вам шиллинг, – ответил он. – И еще два пенса надо будет дать извозчику на чай.

– Спасибо, что предупредили, – сказала Минелла. – Я боюсь наделать ошибок, ведь я еще никогда не бывала в Лондоне.

– Я так и подумал, – кивнул носильщик. – Вид у вас слегка испуганный. А почему вы не остались в деревне? Там вам было бы лучше.

– Мне нужно найти работу. Носильщик помолчал, занятый прокладыванием себе дороги через толпу, а потом сказал:

– А у вас есть здесь кто-нибудь, кто вам поможет?

– Да. Я надеюсь, что есть.

– Во всяком случае, будьте осторожны, – посоветовал он. – У меня дочь ваша ровесница, я вечно за нее беспокоюсь. Лондон не подходящее место для юной красивой девушки, это святая правда!

– Но человек не может жить без еды! – вздохнула Минелла. – Ив моем случае это означает, что я должна подыскать себе работу.

– Хорошо, только будьте осторожны, – повторил носильщик. – И не принимайте решений, которые ваш отец не одобрил бы.

– Конечно, не буду, – согласилась Минелла. Он нашел ей кэб, на вид очень старый, с лошадью, которая казалась слишком усталой, чтобы сдвинуть его с места.

– Это будет дешевле, чем какой-нибудь шикарный экипаж, – пояснил носильщик, укладывая ее сундуки на козлы рядом с кучером.

Потом он учтиво открыл Минелле дверцу, и девушка спросила:

– Пожалуйста, скажите, сколько я вам должна? Я не хотела бы вас обидеть.

– Ничего страшного, – ответил носильщик. – Если бы вы не спросили меня, я ждал бы за услугу старый добрый пенс, но раз уж вы спрашиваете, то лучше оставьте его себе. Вам он и самой пригодится. Здесь деньги уходят быстро!

– Вы очень любезны, – сказала Минелла. – Большое спасибо за все, что вы сделали для меня. Она протянула ему руку, и носильщик пожал ее. На прощание он сказал:

– Помните, что я говорил, и будьте хорошей девочкой!

– Да, конечно, – кивнула Минелла. Она Помахала ему из кэба, а потом задумалась о том, как выглядит в глазах посторонних.

Вероятно, решила она, вид у нее чересчур юный и деревенский, раз носильщик так за нее беспокоился.

– Надеюсь только, что Конни не будет за меня стыдно, – пробормотала себе под нос Минелла.

Она вспомнила, как шикарно Конни выглядела в свой последний приезд домой, и подумала, как это странно, что отец не сказал ей, что виделся с ней, когда был в Лондоне.

«Такая скрытность не была свойственна папеньке», – сказала она себе и задумалась, не существовало ли каких-нибудь особых причин умолчать об этом.

Кэб медленно пробирался по переполненным улицам.

Выглянув из окна, Минелла была очарована обилием разнообразных экипажей, которые она видела всюду.

Больше всего ее поразили шикарные кареты, запряженные двумя лошадьми.

Ими правили по два кучера в цилиндрах и ливреях, украшенных гербами.

Она увидела и те двухколесные экипажи, о которых так часто рассказывал ей отец.

Ее позабавили их наклонные передки, кучер, сидящий высоко на крыше, огромные колеса и скорость, с которой они двигались.

Глядя на эти чудесные модные экипажи, Минелла подумала, что Лондон и впрямь такое интересное и необычное место, каким он всегда представлялся ей по рассказам отца.

Ей хотелось прокатиться в таком экипаже, но она была уверена, что настоящей леди не подобает делать это в одиночестве, а надо, чтобы ее сопровождал элегантный кавалер в светлом цилиндре, чуть сдвинутом набок.

Проделав долгий путь по запруженным людьми улицам, кэб наконец въехал в более тихую часть города и остановился перед высоким и довольно уродливым зданием. К парадному входу вело широкое крыльцо с железными перилами.

Кэбмен спустился с козел и открыл дверцу.

– Занести ваши сундуки внутрь, мисс? – спросил он.

– Вы не будете так добры подождать немного? – спросила Минелла. – Может случиться так, что я не смогу здесь остаться.

– Ладно, – ответил кэбмен. – Только вы поскорее. Я хочу домой.

– Я не задержу вас надолго, – пообещала Минелла.

Она взбежала на крыльцо и позвонила, думая при этом, что Конни живет в очень большом доме.

Минуты через две дверь ей открыла довольно неряшливая девица в грязном переднике и чепце, косо сидящем на засаленных волосах.

– Да? – осведомилась она непреклонным голосом.

– Здесь живет мисс Конни Пэнгфорд? – спросила Минелла.

Девица ткнула большим пальцем вверх.

– Третий этаж, – бросила она и, не сказав больше ни слова, поспешила обратно по узкой лестнице, которая, очевидно, вела в подвал.

Слегка удивленная таким нелюбезным приемом, Минелла поднялась по лестнице и на втором этаже увидела две двери. На каждой была прикреплена табличка с именем жильца.

Теперь она поняла, что это, вероятно, доходный дом, и именно за квартиру в нем Конни благодарила ее отца.

На третьем этаже тоже было две двери. На одной Минелла увидела табличку с мужским именем, а на другой прочла: +++

Мисс Копни Лэнгфорд. +++

На мгновение ей стало страшно, но, вспомнив, что кэбмен ее ждет, она взялась за маленький медный дверной молоточек, который висел над табличкой.

Она постучала, но никто не откликнулся, и Минелла, испугавшись, что Конни нет дома, постучала снова, на сей раз сильнее.

За дверью послышались шаги и через мгновение Минелла, к своему великому облегчению, увидела на пороге Конни.

– Что вам угодно? – спросила Конни. Минелла уставилась на нее, на мгновение потеряв дар речи, и Конни воскликнула:

– Минелла! Не может быть! Как ты здесь очутилась?

– Я приехала попросить тебя о помощи, Конни.

– О помощи? Что случилось? А твой отец с тобой?

– Папенька умер. А ты разве не знаешь? Мгновение Конни смотрела на нее, как будто не могла поверить тому, что услышала. Потом она вскричала:

– Умер? Я в это не верю!

– Он умер несколько недель назад от заражения крови.

– Но он же совсем недавно был в Лондоне, и я не знала, что он так… так… Конни умолкла на полуслове.

– Здесь не стоит об этом говорить, – сказала она. – Входи.

– Я приехала в Лондон, потому что вынуждена искать работу, – сказала Минелла. – Мои вещи внизу.

Мгновение Конни молчала. Потом сказала:

– Ты лучше скажи кэбмену, чтобы он занес их в переднюю.

– Да, конечно.

Не дожидаясь дальнейших слов Конни, Минелла заторопилась вниз, чувствуя, что кэбмен уже, наверное, начинает терять терпение.

Однако он снял ее сундуки с кэба, занес их в вестибюль и поставил на пол, покрытый линолеумом, который явно нуждался в чистке.

Минелла достала из кошелька шиллинг и четыре пенса, подумав, что должна дать ему дополнительный пенни, за то, что он так долго ее ждал.

Кэбмен подозрительно посмотрел на монеты и недоверчиво спросил:

– Это все мне?

– Да, конечно, – сказана Минелла. – Вы были очень любезны.

Он взял у нее деньги и, окинув лестницу несколько презрительным взглядом, произнес:

– Мой вам совет, хоть вы и не послушаете, подыщите-ка вы себе другое место, не оставайтесь здесь!

Минелла посмотрела на него с удивлением.

– А что здесь не так?

Ей показалось, что он хотел что-то сказать, но потом передумал и вместо этого произнес:

– Вы еще слишком молодая для таких вещей. Возвращайтесь-ка к матушке, там вам самое место, и забудьте про Лондон. Этот город не для таких, как вы!

Не дожидаясь ответа, он спустился по ступенькам, взобрался на козлы и уехал, даже не оглянувшись на Минеллу.

Глядя ему вслед, Минелла вздохнула.

Ей было странно, что каждый в Лондоне, казалось, считает ее слишком молодой и глупенькой.

«Это, должно быть, из-за платья», – сказала она себе. Впрочем, она понимала, что все равно не может позволить себе купить другое.

Она решила, что после смерти отца должна носить траур, но, кроме единственного черного платья, которое принадлежало ее матери и было слишком причудливого фасона, чтобы ходить в нем в деревне, у нее не было темной одежды.

Узнав от мистера Мерсера о своем финансовом положении, она рассудила, что глупо тратить драгоценные деньги на платье.

Минелла прекрасно понимала, что может столкнуться с еще какими-нибудь неоплаченными долгами отца и чувствовала, что покупать что-то, без чего можно пока обойтись, отчасти сродни обману.

Возвращаясь на третий этаж, где у открытой двери ее ждала Конни, Минелла еще раз напомнила себе, что в крайнем случае она всегда может поехать к тетушке Эстер!

Глупо расстраиваться из-за слов какого-то кэбмена.

– Входи, – сказала ей Конни, – и расскажи мне все с самого начала. Вот уж никак не ожидала увидеть тебя здесь! И трудно поверить, что твоего отца больше нет!

От Минеллы не укрылась особая интонация, с которой Конни произнесла эти слова, и она сказала:

– Я знаю, как ты любила его, Конни, когда была еще девочкой, и, наверное, мне нужно было написать тебе прежде, чем приезжать сюда.

Конни ничего не ответила, а просто молча прошла в маленькую, но весьма необычно обставленную гостиную.

Она была такой вычурной и так пестро украшена, что казалась игрушечной.

У одной стены стоял диванчик, заваленный подушками всевозможных форм и размеров. Почти все они были обшиты кружевами или украшены бисером.

В комнате были два кресла, тоже накрытые подушками, и шторы сочного розового цвета, перехваченные по обеим сторонам от окна огромными розовыми бантами.

Ковер был весь заткан розами на бледно-голубом фоне, а на стенах вместо картин висели театральные афиши.

Впрочем, Минелла успела только мельком все это рассмотреть, потому что Конни усадила ее в кресло и сказала очень серьезным тоном:

– Ты действительно приехала в Лондон искать работу?

– Мне нужно каким-то образом зарабатывать на жизнь, – прямо ответила Минелла. – Иначе мне придется поехать в Бат к тетушке Эстер.

– Для тебя это было бы лучше всего.

– О нет, Конни! Ты же знаешь тетушку Эстер! Ты ее видела, когда мы были детьми, и я помню, как ты называла ее просто ужасной, потому что она сказала, что у тебя волосы похожи на крашеные.

Конни засмеялась.

– Да, я ее помню. Похоже, эти ее слова оказались пророческими. Но, в конце концов, она же твоя тетушка.

– Я знаю, – сказала Минелла. – Но от этого она не становится лучше. Конни улыбнулась.

– Я тебя понимаю. Но расскажи, что случилось с твоим отцом.

Не глядя на Конни, так ей было больно говорить об этом, Минелла рассказала, как отец, возвращаясь из Лондона, поранил руку, ему становилось все хуже и хуже, и в конце концов он умер, потому что инфекция распространилась по всему телу.

Закончив говорить, она посмотрена на Конни и увидела в ее глазах слезы.

– Как же так? – прошептана Конни. – Он всегда был такой веселый, всегда смеялся сам и смешил всех вокруг…

– Я знаю, – сказала Минелла. – И теперь во всем мире у меня не осталось ничего и никого, кроме тетушки Эстер.

Конни поднялась и встала у окна, повернувшись к Минелле спиной.

– Что же ты теперь думаешь делать? – спросила она.

Минелла беспомощно всплеснула руками.

– Просто не знаю. Правда, я надеялась, что смогу устроиться в Лондоне, например, гувернанткой…

Конни молчала, и после паузы Минелла с легкой тревогой в голосе добавила:

– Должна же быть хоть какая-то работа для таких, как я! В конце концов, Конни, твой отец хорошо учил меня, и я достаточно образованна, – Ты слишком молода и слишком красива.

– Для чего?

– Для Лондона прежде всего! – ответила Конни. – В одиночку ты рискуешь нажить себе неприятности. О тебе всегда кто-нибудь заботился.

– Мне многое приходилось делать самой, с тех пор как умерла маменька, – сказала Минелла. – Папенька все время пропадал в Лондоне, потому что без нее ему было одиноко.

Мгновение Конни молчала. Потом она произнесла:

– Твоему отцу не понравилось бы, что ты сюда приехала.

– Почему? – спросила Минелла. – Если бы он знал, что я с тобой, Конни, или что я хотя бы могу обратиться к тебе в трудную минуту, он был бы рад, я просто в этом уверена!

Снова повисла пауза. Конни по-прежнему стояла к ней спиной, и Минелла не могла угадать, о чем она думает, Потом, испытывая некоторую неловкость, Минелла сказала:

– Послушай, Конни, я не хочу быть для тебя обузой. Если бы ты просто посоветовала мне, где найти приличную и, разумеется, очень дешевую квартиру, я бы сумела сама о себе позаботиться.

Конни наконец повернулась к ней.

– Неужели ты действительно думаешь, что я брошу тебя на произвол судьбы? – спросила она. – Разумеется, я о тебе позабочусь, только вся сложность в том, как это сделать.

– Я не хочу причинять тебе лишние хлопоты, – робко сказала Минелла. – Если бы ты только помогла мне встать на ноги. Должно же быть для меня какое-то место.

– По мне, так их слишком много! – сухо заметила Конни. – Сними-ка шляпку!

Минелле показалось странной эта просьба, но она послушно сняла свою старомодную, но удобную для поездок шляпку.

На Минелле было красивое платье, которое когда-то принадлежало ее матери, а поверх него – плащ.

Она торопливо расстегнула его и, сняв, вместе со шляпкой положила на кресло, стоящее у самой двери.

Потом она повернулась и, поправив свои пышные волосы, вопросительно посмотрела на Конни.

– Ты слишком красива – нет, прекрасна! – сказала Конни. – Слишком большая ответственность.

– О, Конни, пожалуйста, помоги мне! – взмолилась Минелла. – Я не доставлю тебе хлопот, обещаю.

– Ты просто не понимаешь, – ответила Конни. – Что ты знаешь о Лондоне? Ты о себе можешь позаботиться не больше, чем цыпленок, который только что вылупился из яйца!

В ее голосе прозвучало явное раздражение, и Минелла внезапно почувствовала, что приехала сюда напрасно и все это безнадежно. Глаза ее наполнились слезами.

– Прости. Прости меня, Конни.

Конни подбежала к ней и порывисто обняла.

– О нет! – воскликнула она. – Бедная маленькая Минелла! Не обвиняй меня в черствости, я хочу тебе помочь. Но это будет очень, очень нелегко, и я не знаю, как к этому отнесся бы твой отец, если бы узнал.

Минелла уткнулась лицом Конни в плечо, и в объятиях подруги сразу успокоилась.

Потом она сказала:

– Я приехала из-за того, что ты писала папеньке.

Минелла почувствовала, как Конни мгновенно напряглась.

А что я писала твоему отцу? – спросила она.

– Я нашла твое письмо у него в столе, когда разбирала вещи, и в этом письме ты благодарила его за помощь и писала: «Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить» Вам тем же…«– Минелла помолчала и добавила:

– Я думала, что раз уж тебе ничего не удалось сделать для папеньки, может быть, ты согласишься помочь его дочери.

– Я помогу тебе, клянусь, я тебе помогу! – горячо воскликнула Конни. – Но это будет очень сложно, Минелла.

Минелла подумала, что она имеет в виду деньги, и сказала:

– Тебе не придется на меня тратиться, Конни. Мистер Мерсер, который, как ты, наверное, помнишь, был поверенным папеньки, отложил для меня сто фунтов. Если я буду экономить и начну зарабатывать сама, я уверена, что мне их надолго хватит.

Конни издала короткий звук, который был чем-то средним между смехом и всхлипом, а потом поцеловала Минеллу и сказала:

– У меня есть одна мысль, но если она окажется неудачной, я по крайней мере буду утешаться тем, что старалась.

– Ты мне поможешь?

– Помогу, – сказала Конни. – Мо одному Богу известно, правильно ли я поступаю!

Минелла обняла ее и поцеловала в щеку.

– Спасибо, Конни, спасибо! Я знала, что могу на тебя положиться. Я согласна на любую работу, даже мыть полы, лишь бы не ехать к тетушке Эстер.

Конни рассмеялась.

– О таком я и не думала!

Потом, уже более практическим тоном, как будто спохватившись, что она недостаточно гостеприимна, Конни сказала: