Текст книги "Магия сердца"

Барбара Картленд
Магия сердца

Предисловие автора

Когда я в 1951 году поселилась в Кэмфилд-Плейс, то обнаружила, что в моем саду растет гигантский дуб, который в 1550 году посадила будущая королева Елизавета I, когда ее держали под домашним арестом в Хэтфилд-Хаусе. Видимо, она отправилась охотиться из поместья маркизы Солсбери, граничащего с моим, и застрелила своего первого оленя на том месте, где теперь расположен мой сад. Вероятно, застрелила она его из арбалета и в ознаменование этого события посадила там дуб.

Дуб этот все еще высится там, и я узнала, что по местному поверью он приносит удачу.

Прожив в Кэмфилде некоторое время, я попросила свою приятельницу, делавшую сувениры для старинных родовых имений, вызолотить для меня желуди и молодые листья этого дуба. Все, кому я их дарила, просто ахали, такую они приносили удачу. Не берусь сосчитать, сколько, благодаря мне, появилось на свет детей у супругов, уже отчаявшихся иметь ребенка.

В Шотландии мне рассказали про мужа и жену, которые все пятнадцать лет брака мечтали о ребенке, но тщетно, хотя, по мнению врача, бесплодием они не страдали. Я посоветовала жене, какие надо принимать витамины, и подарила ей листок моего дуба, чтобы она носила его на шее. На прошлое Рождество к великой их радости у них родилась дочка, и теперь она признана Лучшим Младенцем графства.

Я верю в такого рода магию, к тому же моя приятельница, золотящая желуди и листья старого дуба, – Белая Колдунья.

В детстве она жила в Канаде, и умиравшая знахарка, славившаяся своей добротой и помощью, которую оказывала всем и каждому, сказала ей:

– Я передам тебе мою силу.

Моя приятельница, тогда еще совсем маленькая, ответила:

– Мне твоя сила не нужна. Но колдунья возразила:

– Ты не можешь отказаться. Теперь моя приятельница говорит, что, как это ни странно, если она старается сделать что-то для тех, кого любит, происходит чудо и ее желание исполняется.

Я всегда верила словам Гамлета: «И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио».

Когда королева Виктория в 1838 году разрешила публике доступ в парадные апартаменты. Хэмптом-Корта, многие пришли в ужас. Открыть «простонародью» вход во дворец? Но они же его разнесут! И только в 1949 году первый из аристократических дворцов открыл двери посетителям за плату для поправления финансовых дел семьи. Это был «Лонглит», величественный и удивительно красивый дом елизаветинских времен, принадлежавший маркизу Батскому.

Глава первая

1879

– Графиня Седжуик, ваша светлость.

Услышав голос дворецкого, докладывающего о гостье, герцог Долуин, что-то писавший, удивленно поднял глаза.

В дверях появилось ослепительное видение в зеленом туалете. Из-под пышного плюмажа виднелось очаровательное личико с большими темными глазами.

Герцог медленно поднялся.

– Изабель! – воскликнул он.

Дверь за ней затворилась, и он продолжал:

– Зачем вы приехали?

– А как вы считаете? – спросила графиня. – Я здесь для того, чтобы повидать вас, мой милый Криспин.

Герцог вышел из-за стола, но не обратив внимания на протянутую для поцелуя руку, направился к камину.

– Когда мы виделись в последний раз, – немного помолчав, ледяным тоном произнес он, – вы сказали, что ненавидите меня и больше никогда не заговорите со мной.

– Совершенно верно, – согласилась графиня, – но кое-что изменилось, и по тому я здесь.

Она грациозно опустилась на диван, прекрасно сознавая, что падающий из окна свет подчеркивает ее красоту. В Лондоне чуть ли не каждый мужчина восхищался этой красотой, и одно время герцог принадлежал к самым пылким поклонникам графини. И, глядя на него, она подумала, что почти забыла, как он красив. Но в ней все еще живо было воспоминание о бешеной, пылкой страсти, сжигавшей их обоих.

Герцог нахмурился. Он понимал, что привести к нему Изабель Седжуик могли теперь только какие-то своекорыстные соображения. Он считал эпизод в прошлом давно завершенным, и не имел ни малейшей охоты возвращаться к нему.

– Мне надо кое-что сказать вам, Криспин, – продолжала графиня после небольшой паузы. – И полагаю, вы будете от этого в большом выигрыше.

– Не сомневаюсь, что буду в большом проигрыше, если это зависит от вас, Изабель, – ответил герцог. – И у меня нет никакого желания продолжать наш разговор.

– Не будьте глупы, – возразила графиня. – Думаю, вы все еще в долгах, и ваш ветхий загородный дом вот-вот совсем рухнет.

Герцог сделал нетерпеливый жест.

– Если и так, вас, Изабель, это не касается.

– Вот тут вы ошибаетесь! Хотя еще недавно я ни о чем подобном не думала, но в данный момент это касается и меня.

Герцог гневно посмотрел на нее, но, к его недоумению, в ответ она улыбнулась, а потом сказала:

– После всех тех жестоких вещей, которые мы, расставаясь, наговорили друг другу, вы можете мне не поверить, но для вас в моем сердце всегда есть место.

– В вашем сердце?! – воскликнул герцог. – Сомневаюсь, что оно у вас вообще есть. Я, во всяком случае, никаких его признаков не замечал.

– Ах, Криспин, Криспин! Ну, почему вы ведете себя точно капризный мальчишка, хотя вы давно мужчина и притом очень обаятельный.

Герцог раздраженно поморщился.

– Перейдемте к делу. Зачем вы приехали? – резко спросил он.

– У меня есть к вам предложение, – ответила графиня. – И, как я уже сказала, приняв его, вы окажетесь в большом выигрыше.

– Сомневаюсь, но выслушаю вас.

Графиня взмахнула длинными ресницами и кокетливо надула губки, что способно было покорить сердце практически любого мужчины, однако герцог только холодно взглянул на нее, и через мгновение она продолжила:

– Вы, вероятно, помните, что у Альберта есть дочь от первого брака?

– Никогда не слышал, – коротко произнес герцог. – Но в любом случае какое это имеет отношение ко мне?

– Сефайна на днях возвращается в Англию из Флоренции, где она заканчивала образование, когда я вышла за ее отца.

– Не стану говорить то, что и так очевидно, но она поступила благоразумно, оставшись там. – Герцог иронично скривил губы.

– У нее не было выбора, – резко ответила графиня. – Но ей пошел девятнадцатый год, и оставаться там дольше она не может.

Она умолкла, но герцог тоже выжидательно молчал.

– Вы должны понять, Криспин, – продолжала графиня уже другим тоном, – что девица на выданье мне ни к чему! Ведь я немногим старше ее. Мне же нет и тридцати.

Герцог опять промолчал, но по его губам скользнула чуть заметная усмешка.

И он и она прекрасно знали, что ей уже тридцать три.

– Я, естественно, должна буду представить Сефайну ко двору. А Альберт намерен дать в ее честь бал.

– В таком случае, ей можно только позавидовать! – заметил герцог. – Хотя традиционная злая мачеха ее, конечно же, затмит.

– Вы, правда, считаете меня злой? – спросила графиня. – Криспин, вы меня во многом обвиняли, я не забыла, но злой не называли никогда!

– Когда вам надо поставить на своем, вы способны на все, и меня ничто не удивит, – ответил герцог. – Видимо, вы задумали «избавиться» от несчастной девушки. Что вы ей предназначаете? Могилу или монастырь?

– Как вы несправедливы! – с возмущенной гримаской воскликнула графиня. – Нет, я придумала кое-что получше. Почему бы вам, мой дорогой Криспин, не жениться на ней?

Герцог уставился на графиню, словно не веря своим ушам. Потом, после молчания, которое казалось очень долгим, он спросил:

– Вы, разумеется, пошутили?

– Я говорю совершенно серьезно, – ответила графиня.

– В таком случае я, естественно, отвечу «нет», и нам ни к чему продолжать этот разговор, – сказал герцог. – И мне кажется, Изабель, вам лучше уехать, так как мы исчерпали все темы.

Он протянул руку к сонетке, но графиня остановила его:

– Погодите! Я еще не кончила.

– Нам не о чем больше говорить, – повторил герцог. – Не понимаю, как вы могли даже вообразить, что я женюсь на вашей падчерице! – он глубоко вздохнул и добавил: – Будем откровенны: это был лишь предлог, чтобы приехать ко мне и побольнее меня уязвить!

– Вы отреагировали именно так, как я и предполагала, – обезоруживающе ответила графиня. – Но ведь я часто повторяла вам, Криспин, что вы удивительно красивы, когда сердитесь. – И с легким кокетливым смешком она добавила: – Я помню в каком вы были гневе, когда вошли и увидели, что Эдвард меня целует! И как было чудесно, когда я попросила прощения и вы меня простили. Вы не забыли?

Ее слова, казалось, повисли в воздухе. Увидев, что герцог не намерен отвечать, она продолжала:

– Ревнуя, вы становитесь просто свирепым! Но признайтесь, это безумно возбуждало нас обоих!

– Перестаньте! – почти выкрикнул герцог. – К чему вы клоните, Изабель? Для чего ворошить прошлое? Когда мы расстались, я сказал вам, что вы мне отвратительны, что презираю вас за то, как вы обошлись со мной.

– Я был так глуп, – помолчав немного, продолжал он, – что вообразил, будто, изменяя мужу, мне вы будете верны!

Казалось, эти слова вырвались у него против его воли.

– Ради Бога, уйдите, – сказал он. – Один раз вы открыли мне глаза, и я даже думать о вас не хочу!

– Но иногда все-таки думаете, – вкрадчиво произнесла графиня. – И, хотя вы не захотите поверить, так бывает и со мной.

– Только у вас достаточно мужчин, чтобы утешиться, – возразил герцог. – Когда в клубе Уайта разговор заходит о вас, мне чудится, что в комнате нет человека, который не был бы когда-либо вашим любовником.

– Какая восхитительная мысль! Но, увы, она далека от действительности, – заметила графиня. – Именно поэтому, Криспин, вы должны понять, что я не собираюсь проводить время в обществе почтенных матрон. Во всяком случае, в ближайшие десять лет.

– Если вы опять хотите предложить, чтобы я женился на вашей падчерице, то не трудитесь. Прощайте, Изабель. Как я уже говорил, надеюсь, больше я никогда с вами не увижусь, по крайней мере, наедине.

Он вновь протянул руку к сонетке, но графиня воскликнула:

– Погодите! Я еще не назвала две причины, которые убедят вас, что, отказываясь, вы совершаете ошибку.

Герцог опустил руку, но губы его крепко сжались, а на лице появилось выражение мрачного упрямства, что, как было известно всем знавшим его, не предвещало ничего хорошего.

– Ну, – начала графиня, – первая причина, почему вам следует жениться на Сефайне, очень проста. Вступив в брак, она получит долю своего наследства. Примерно тридцать тысяч фунтов. Все остальное состояние ее матери, пока жив Альберт, будет моим и только моим.

– Меня это не интересует, – произнес герцог холодно.

– И напрасно! – заметила графиня. – Тридцать тысяч хватит на уплату большей части ваших долгов, а будущее сулит сказочное богатство!

– Я уже сказал, что это меня не интересует, – повторил герцог. – А что касается смерти Альберта, я убежден, что он будет жить вечно, вы же ведьма!

В его словах явно слышалась горечь, но графиня только засмеялась:

– Ах, так теперь я ведьма! Вы же всегда твердили, что я вас околдовала, но ведь тогда, если память мне не изменяет, я была богиней и вы поклонялись мне.

– Каким я был глупцом! – простонал герцог.

– Очень пылким, настойчивым и властным! – вздохнула графиня.

– На ваше предложение я снова отвечаю: «нет!» – сказал герцог.

– Но вы узнали лишь одну причину, почему вам все же следует принять его, – отпарировала графиня.

– Так в чем же заключается вторая? – нехотя поинтересовался герцог.

– У меня есть два письма, – ответила графиня, – которые я вчера взяла из секретера в будуаре Ивонны де Мозон.

Герцог замер.

– Два письма? – недоверчиво переспросил он.

– Просто очаровательных. И, разумеется, некоторые выражения показались мне знакомыми.

– О чем вы говорите? С какой стати вы взяли эти письма? – гневно воскликнул герцог.

– Я подумала, милый Криспин, что, вам не захочется стать женихом, и оказалось, эти два письма, несомненно, очень заинтересуют посла.

В кабинете наступила такая тишина, что было бы слышно, как пролетела муха.

Герцог словно окаменел, и наблюдая за ним графиня тоже замерла. Молчание первым нарушил герцог.

– Вы не осмелитесь!

– И скажу, не преувеличивая, что не становлюсь ни перед чем. Мне надо избавиться от глупой девчонки Альберта.

Герцог прошелся по комнате и остановился у окна, глядя перед собой невидящими глазами.

Он знал, что Изабель готова добиваться своего любой ценой. И к тому же не прочь отомстить ему за то, что он порвал с ней.

Тогда он обнаружил, что Изабель, пока его не было в Лондоне, спала сразу с двумя его друзьями. А он наивно верил, что она любила его настолько сильно, насколько вообще была способна кого-либо любить.

Его потрясло, что, едва он на несколько дней уехал к заболевшей матери, как она тотчас ему изменила. Произошла бурная ссора. Он ушел, клянясь, что не желает ее больше видеть. Он ненавидел ее за то, что она убила его любовь. Это произошло год назад. Он был прекрасно осведомлен о череде своих преемников, и сам нашел утешение у обворожительной жены французского посла.

Однако француз был совсем не похож на стареющего графа Седжуика, который, если и подозревал о том, что происходит у него за спиной, то не желал ничего об этом знать. К тому же придворная должность, обязанности главы судебной и исполнительной власти графства и управление своими огромными имениями занимали все его время.

Герцог, как и все остальные, знал, что первая графиня Седжуик была очень богата. Кроме того, она унаследовала состояния нескольких скончавшихся родственников. Герцог смутно припомнил, что она обожала своего мужа и завещала ему все, что имела, без всяких условий.

Неудивительно, что Изабель со своим расчетливым умом твердо решила прибрать к рукам как можно больше до того, как овдовеет. И только после кончины графа наследство должно было перейти к его детям от первого и от второго брака.

Однако герцог подозревал, что Изабель опасается потерять красоту и потому не намерена подарить мужу наследника, хотя граф несомненно женился на женщине много моложе себя только в надежде, что она подарит ему сына.

Деньги герцогу были нужны. «Одному Богу известно, как нужны», – подумал он. Однако у него не было ни малейшего желания продать ради них свой титул или жениться на падчерице Изабель, от которой мачеха хотела избавиться.

Но когда Изабель пустила в ход шантаж и пригрозила ему письмами, которые он писал Ивонне де Мозон, ситуация резко изменилась.

В Лондоне все знали, как бешено ревнив французский посол. И понять посла было можно, его жена отличалась необычайной привлекательностью. Ей стоило лишь улыбнуться мужчине, взглянуть на него из-под полуопущенных ресниц, как кровь бросалась тому в голову.

Герцог, на чьем счету было много побед, еще не встречал такой ненасытной в любви и такой соблазнительной женщины.

С той секунды, когда Ивонна де Мозон улыбнулась ему с томным выражением глаз, он был заинтригован, а вскоре и пленен настолько, что не знал покоя, пока не стал ее любовником. Им приходилось принимать всяческие предосторожности, но, к счастью, посол должен был часто уезжать во Францию.

При первом же свидании герцог убедился, что в рассказах о ней ничего не преувеличено. И он нетерпеливо ждал, когда Ивонна известит его, что они снова могут встретиться без опасений.

В сравнении с ней ни одна женщина не казалась интересной и тем более желанной. И вот теперь он пойман в западню!

Изабель захлопнула ее, отрезав все пути к спасению. Хватаясь за соломинку, он отвернулся от окна и сказал:

– Не верю, что Ивонна так глупа, что хранила мои письма, если бы я их ей писал. Вы всегда были лгуньей, Изабель, но если они и правда существуют, как ты утверждаете, я хочу их увидеть.

Графиня рассмеялась.

– Я не сомневалась, что вы попросите об этом, а потому заранее приготовилась рассеять ваши сомнения.

– Они у вас с собой?

У герцога мелькнула мысль вырвать их у нее и сжечь в камине. Превращенные в пепел, они перестанут быть орудием против него. Как бы убедительно Изабель ни утверждала, что видела их пойми глазами, кто ей поверит?

Тем временем она открыла сумочку, такую же зеленую, как ее костюм, и, достав несколько листков, любезно протянула их герцогу.

Он взял их, но тут же воскликнул:

– Это копии!

– Разумеется, милый Криспин! Я не настолько наивна, чтобы вручить вам оригиналы, когда в комнате топится камин, а вы гораздо сильнее меня.

Герцог снова взглянул на листки, которые держал в руке. Потом бросил их и огонь и посмотрел, как они рассыпаются в пепел.

– Если хотите, я сниму для вас еще копии, – предложила Изабель.

Она насмехалась над ним, и ему захотелось ее ударить. Однажды он уже сделал это, когда от ревности потерял над собой контроль. А она наслаждалась этим, как наслаждалась сейчас, терзая его.

Огромным усилием воли он попытался произнести мирным тоном:

– Может быть, обсудим это спокойно?

– Говорить спокойно о том, что мне предстоит вывозить в свет дочь Альберта, я не намерена, – жестко ответила Изабель. – Вы женитесь на ней, Криспин, потому что другого выхода у вас нет.

Герцог готов был взорваться, но не захотел доставить ей такого удовольствия.

– Подсуньте ее кому-нибудь другому, кто нуждается в деньгах больше меня, – предложил он.

– Пожалуйста, – ответила Изабель. – При условии, что это будет герцог.

Герцог начал мысленно подыскивать герцога, столь же стесненного в деньгах, как он сам, но потерпел неудачу. Нортумберленд, Ньюкасл, Роксбург, Садерленд, Норфолк – все они были богаты. У них не было причин продавать свой титул. Герцога одолевало искушение просто послать Изабель к черту.

В свое время, когда Харриет Уилсон пригрозила герцогу Веллингтону, что опубликует свои мемуары с нелестными для него сведениями, сказал же он ей: «Публикуйте и убирайтесь к черту!»

Но за этим последует не только дуэль с французским послом, этим он погубит Ивонну. Истинный джентльмен не мог так поступить с женщиной, которая доверилась ему.

Герцог очень хорошо знал, что Ивонна смертельно боится мужа. Она говорила, что он может убить ее, если только заподозрит в измене. И она не преувеличивала.

Нет, он попал в западню, из которой нет спасения.

Длинные тонкие пальцы Изабель уверенно повернули ключ в замке этой западни.

Голосом, который словно принадлежал не ему, герцог с усилием произнес:

– Чего вы от меня хотите?

– Я не сомневалась, что ваш здравый смысл возьмет верх, – ответила Изабель, – и уже все точно обдумала.

Она поудобнее расположилась на диване. Чувствуя, что холодеет, герцог подошел к камину и встал перед огнем.

– Сефайна должна приехать из Флоренции через три дня, – начала Изабель. – Я встречу ее не в Лондоне, а в Дувре, откуда привезу в Уин, где вы обвенчаетесь в вашей домашней часовне.

Герцог сжал кулаки так, что побелели костяшками пальцев, но промолчал.

– Затем вы проведете медовый месяц в уединении, как и положено молодоженам. И Сефайну никто не увидит. Никто даже знать не будет о ее существовании, – продолжала она, – пока Альберт, оправившись от потрясения, не пошлет извещение о вашем браке в «Газетт».

– Но что он подумает? – спросил герцог.

– Я ему скажу, что вы познакомились с Сефайной во Флоренции и безумно в нее влюбились. И, опасаясь, как бы она в Лондоне не отдала предпочтение кому-нибудь другому, вы уговорили ее выйти за вас немедленно.

– Вы действительно считаете, что ваш муж поверит этому вздору?

– Завтра утром Альберт отправляется в Эдинбург по поручению королевы. И поплывет туда на яхте одного из своих друзей, а потому на три недели будет отрезан от всего мира.

Графиня испустила легкий вздох.

– В какой восторг это привело бы вас, Криспин, в те дни, когда мы значили друг для друга так много!

Не обратив никакого внимания на эти слова, герцог еще раз спросил:

– Вы серьезно полагаете, что ваш муж признает брак, совершенный без его согласия, а потому, насколько я знаю, незаконный?

Изабель улыбнулась:

– Нет, Криспин, такой довод вам не поможет! Какой отец не обрадуется тому, что его дочь стала герцогиней?

– Ну, а если она сама воспротивится, как, разумеется, и случится?

– Сефайну предоставьте мне.

– В таком случае могу сказать только, что мне ее очень жаль!

– Но, милый Криспин, вы же можете утешить ее с вашим неподражаемым искусством!

Наступило молчание.

– Не принуждайте меня, Изабель, – попросил герцог. – Если только вам дорога память о нашем счастье, вы найдете другого. Ведь очень многие будут только рады освободить вас от нее.

Он не сразу заметил, что уже не просит, а умоляет графиню. Но его терзало отчаяние: у него отнимали все – друзей, надежду на счастливый брак. «И самоуважение» – в ярости подумал он.

Взывать к чувствам Изабель было бесполезно, это он знал с самого начала. Ее всегда отличало бездушие.

Нежной и ласковой в постели ее делала редкая чувственность. Во всем остальном она была жестокой, холодной и очень мстительной. Теперь же она засмеялась и ответила:

– О, я все это помню… И еще очень многое. И я помню, как вы осыпали меня нестерпимыми обвинениями, как вы меня бросили! И почти сразу же, если судить по вашим письмам, Ивонна сумела успешно исцелить вас от всех страданий, если вы их испытывали!

Ее тон не оставлял сомнений: больше всего ее уязвило то, что он обрел утешение в объятиях Ивонны. Но и в ней он нашел то же, что в Изабель, – прелестную чувственную женщину.

Она могла зажечь огонь, который пожирал их, пока они предавались своей страсти. С восторгом, с бешеным упоением.

Но, угасая, пламя страсти оставляет только пепел. Изабель знала, что так произошло и с его чувствами к ней. Но она была женщиной ревнивой и завистливой, и хотела отплатить ему, заставить страдать, подчинить его себе. Он понял, что слова бесполезны. И гордость заставила его смириться, не унижаясь больше, с неизбежным.

– Хорошо, Изабель, – сказал он наконец, – я соглашусь на ваши требования. Но при одном условии. Вы отдадите мне письма, которые украли у Ивонны.

После паузы он продолжал:

– Я вам не доверяю, и клянусь, что не надену кольцо на палец вашей падчерицы, пока не получу эти письма назад.

Графиня не сразу нашла выход из этого затруднительного положения, но потом сказала:

– Хорошо, Криспин. Я захвачу их в Уин и отдам вам в часовне после начала брачного обряда.

– Я внимательно изучу их, чтобы убедиться, что это подлинники, – предупредил герцог.

– А если и это будут копии, что тогда?

– Вы увезете девушку с собой.

– Вы получите свои письма, – обещала Изабель.

Она встала, герцог снова хотел позвонить, но она снова ему помешала.

– Мы заключили сделку, – сказала она кокетливо, – и, по-моему, вам следует скрепить ее поцелуем. Ну, просто в память о прошлом.

– Я скорее поцелую адскую змею! – возразил герцог. – Я ненавидел вас, Изабель, за то, как вы поступили со мной, когда я вас любил, а теперь презираю вас не меньше, чем презираю себя за то, что увлекся вами.

Говоря это, он понимал, что она ждет совсем других слов. Он знал, какого высокого мнения она была о своих чарах – и с полным на то основанием. Разве ей не удавалось обвести вокруг пальца любого мужчину и вертеть им так, как ей того захочется?

Он заметил изумление в ее глазах, и у него мелькнула мысль, что за маской искушенной великосветской дамы все еще сохранилось что-то от молоденькой девушки, которая решила завоевать высшее лондонское общество и преуспела в своем намерении.

– Я против воли вынужден сделать то, что нужно вам, – уже более спокойным тоном сказал герцог. – Прошу, удовлетворитесь этим, а меня оставьте в покое.

При этих словах он неторопливо протянул руку и позвонил. Внезапно он остро ощутил аромат ее экзотических духов. Нет, он не забыл этот пряный запах, который еще долго держался на его одежде уже после того, как он уходил от графини.

Открылась дверь, на пороге появился дворецкий.

– Прощайте, графиня, – сказал герцог. – Вы были очень любезны, что навестили меня. Разумеется, я буду ждать дальнейших подробностей, касающихся нашей беседы.

Изабель протянула руку, и он слегка прикоснулся к ней губами. Графиня направилась к двери, где ждал дворецкий, а герцог вновь отошел к окну. У него не было больше сил смотреть на нее.

Он услышал стук затворившейся двери. Больше не нужно было соблюдать внешние приличия.

Герцог разразился чуть слышными проклятиями, желая, чтобы Изабель сама испытала те адские мучения, которым подвергла его. Он же обречен был мучиться до конца своих дней.