Текст книги "Бескорыстная любовь"

Глава II

Возвратившись к себе домой на Беркли-сквер, маркиз принялся обдумывать план всей операции, понимая, что Чарльз был прав, когда настаивал, чтобы он покинул Лондон. Встреча с Флер была роковой ошибкой, но в то же время, несмотря на всю ненависть, какая-то часть его существа, по-видимому сердце, по-прежнему тянулась к ней. Она была так прекрасна, так нежна, так податливо-покорна.

Он с трудом верил, что за этим прекрасным фасадом скрывается ловкая интриганка, карабкающаяся вверх по ступенькам социальной лестницы. Эти мысли не давали ему покоя. Он встал и начал ходить по кабинету, стены которого были заставлены книгами. К удивлению многих, маркиз был заядлым книгочеем. Внезапно у него появилось желание бросить все и уехать куда-нибудь на край света, где он никогда не был. Потом, решив не уступать Чарльзу Темпеста без борьбы, он подумал: «Вначале я выиграю пари и Сильвию в придачу, а затем отправлюсь путешествовать – побываю в тех местах, о которых только читал».

Он сел за стол и позвонил. Вошел лакей.

– Я хочу видеть Вальтера. Пришли его ко мне.

– Хорошо, милорд.

Лакей отправился на поиски Вальтера, который служил кучером у маркиза в Лондоне. Это был еще довольно молодой человек, особенно если сравнивать его со старшим кучером, проработавшим в имении уже более тридцати лет.

В ожидании Вальтера маркиз нервно барабанил пальцами по крышке стола. Мозг его работал лихорадочно, но четко, словно он продумывал план наступательной операции против превосходящих сил Наполеона.

Маркизу везло на войне – удача сопутствовала ему во всех сражениях, на удивление не только самому себе, но и командирам. Но там, на поле сражения, командуя своими солдатами, он хорошо знал, кто его враг. Неприятель не прятался под личиной хорошенькой девушки с невинными глазами и лживым языком.

Через некоторое время открылась дверь, и лакей доложил:

– Вальтер здесь, милорд.

Кучер вошел в комнату, и маркиз оглядел его с непривычным ранее любопытством. Вальтер был высокий парень, почти одного роста с маркизом. Черты лица несколько грубоваты, но все же наружность у него была, несомненно, приятная. Темные волосы, гладко зачесанные вверх, открывали квадратный лоб. Он почтительно приблизился к маркизу.

– Я хотел тебя видеть, Вальтер, – сказал маркиз.

– Да, милорд?

– Подойди ближе, я хочу тебе кое-что сказать по секрету. Вальтер вплотную приблизился к столу, за которым сидел маркиз.

– Один мой друг, – начал маркиз неторопливо, – заключил пари на большую сумму. Ему нужна твоя помощь.

Вальтер посмотрел на маркиза озадаченно, но ничего не сказал, и маркиз продолжал:

– Он поспорил с другим моим приятелем, что сможет управлять четверкой лошадей, как обычный кучер, и проработает в течение двух недель так, что никто не заподозрит, что он на самом деле дворянин.

Вальтер был весь внимание, и маркиз наконец-то уловил в его глазах отблеск понимания.

– Итак, я хочу, чтобы ты помог моему другу и нашел ему место кучера.

– Но как это сделать, милорд?

– Думаю, это будет не трудно. Ты ведь знаешь, где находится бюро по найму слуг?

– Да, милорд! Это контора Ханта на Маунт-стрит. Именно там наш секретарь нанимал кучера, когда Билли сбила лошадь.

– Да, я помню этот случай! Хотя и не задумывался тогда, откуда взялся новый кучер.

– И неплохой, кстати говоря, – заметил Вальтер. – Наверное, мистер Баррет дал ему недурственную рекомендацию, когда он от нас уходил.

Баррет служил у маркиза секретарем, и маркиз вовсе не горел желанием, чтобы у того закралось хотя бы малейшее подозрение о заключенном пари.

Секретарь был очень неглуп и мог легко догадаться, что в этом деле каким-то образом замешан и сам маркиз.

– То, что я скажу сейчас тебе, должно остаться строго между нами! Никто, никто, повторяю, не должен ничего знать и ни о чем подозревать. Речь идет о чести моего друга.

– Я понял, милорд! Буду нем как могила! Но, ваше сиятельство, я не вполне понимаю, что должен делать я?

Маркиз повторил свое задание еще раз. Он говорил медленно, буквально разжевывая каждое слово: Вальтеру нужно сходить в контору Ханта и попросить для себя работу.

– Ты объяснишь, что работаешь у меня только вторым кучером, а старший кучер еще полон сил и намерен долго служить у меня. Скажешь, что у тебя достаточно энергии и опыта, чтобы работать самостоятельно, и потому ты хочешь найти место первого кучера. Понятно?

– Да, милорд, но, – сказал Вальтер, запинаясь, – но, если я начну искать работу и об этом станет известно, люди подумают, что вы меня увольняете.

– Никто ничего не подумает, потому что ты назовешься не своим именем.

– Не своим именем? – переспросил удивленный слуга.

– Ну конечно! – резко оборвал его маркиз. – Ведь ты никогда не был в бюро до этого. Насколько я помню, ты еще подростком служил у меня, потом стал грумом и наконец вторым кучером. Поэтому в бюро тебя никто не знает, и, следовательно, никто ни о чем не догадается.

– Да, милорд! – Вальтер явно повеселел после столь убедительного ответа.

Затем он задал вопрос, которого маркиз не ждал:

– А как мне назваться, милорд?

– Мы подумаем, – ответил маркиз. – Имя должно быть простым, например Джон Лайон?

– Звучит хорошо, – улыбнулся Вальтер.

Маркиз специально назвал свое имя, ведь в этом случае ему не придется привыкать к чужому. А то ведь может случиться, что его окликнут, а он забудет отозваться на чужое имя. Что касается фамилии, то он надеялся к тому времени, как начнет работать кучером, к ней привыкнуть и помнить, что работает под чужим именем. Маркиз старался продумать все, чтобы избежать возможной западни. Он заметил, что Вальтер соображает туго, и поэтому старался тщательно подбирать слова, разговаривая с ним.

«Надо через это пройти», – сказал он себе,

– Ты уверен, Вальтер, что сможешь выполнить мое поручение сегодня к вечеру и при этом сделать так, чтобы никто в доме или на конюшне не догадался, куда ты ходил?

– Я иногда хожу по своим делам, если у вашего сиятельства нет для меня никаких поручений, – ответил Вальтер.

Маркиз подумал, что он, наверное, в свободное время посещает какой-нибудь публичный дом в Шеперд Мьюз или ходит в одну из таверн на Хетфорд-стрит, куда обычно любят заглядывать извозчики и кучера, затем вслух произнес;

– Ты свободен до вечера, поэтому отправляйся немедленно и постарайся что-нибудь для меня подыскать.

У него мелькнула мысль: а что делать, если свободных мест не окажется, но он тут же прогнал ее. Он достал из кожаной папки на столе чистый лист бумаги со своим гербом и положил его перед собой. Затем взял свежее, остро заточенное гусиное перо и начал быстро писать блестящую рекомендацию на Джона Лайона. Этот человек, писал он, находится у него в услужении уже больше двух лет, и далее:

«Это честный, порядочный и исполнительный работник, которого я безо всяких колебаний рекомендую на более высокую должность, чем та, которую он сейчас занимает».

Он поставил свою подпись, посыпал лист песком и протянул его Вальтеру. По тому, как Вальтер посмотрел на бумагу, маркиз понял, что тот не умеет читать. Он забрал рекомендацию и сказал:

– Сейчас я прочитаю тебе написанное, Вальтер. И хочу сказать, что, если ты когда-нибудь надумаешь уйти от меня, я дам тебе прекрасную рекомендацию.

– Что вы, милорд! – осклабился слуга. – Я никогда этого не сделаю. От добра добра не ищут! Только если стану стариком и не смогу справляться с лошадьми или перестану видеть дорогу перед собой.

– Ну, к тому времени и я буду слишком стар, чтобы писать тебе рекомендации, – улыбнулся маркиз. – Кстати, сколько тебе лет?

– Тридцать пять, милорд.

Маркиз был на три года моложе; он подумал, что сделал правильный выбор, посылая Вальтера вместо себя.

Он отпустил кучера, дав ему на прощание инструкции, как вести себя по возвращении. Вальтер должен будет спросить хозяина под тем предлогом, что ему нужно сообщить что-то важное о лошадях. В противном случае дворецкий сочтет его появление в доме по меньшей мере странным.

– Я все запомнил, милорд, – сказал Вальтер, покидая кабинет.

Он закрыл за собой дверь, и в этот момент маркиз подумал, что, возможно, кто-нибудь из лакеев подслушивал их под дверью. Раньше такие мысли никогда не приходили ему в голову, и он разозлился на себя за подозрительность.

– Нет, все! Хватит! – сказал себе маркиз сердито.

Он всегда очень гордился своими слугами, их высоким профессионализмом, личной преданностью. Во всех его многочисленных имениях и усадьбах был исключительный порядок. Конечно, немалая заслуга в этом принадлежит его секретарю Баррету. Но Чарльз абсолютно прав: большинство его слуг из семей, которые поколениями работали на маркизов Маунтигл. Получить место мальчика на кухне считалось невероятной честью для подростков из близлежащих сел. Едва достигнув двенадцати лет, мальчишки стремились попасть на службу в дом. А девочки мечтали о работе горничных и камеристок. И проливалось море слез, если в имении не оказывалось для них работы. Ведь это значило, что надо уезжать из родного дома и искать себе работу где-то на стороне – в соседнем городке или, что еще хуже, в Лондоне.

И все же маркиз не выдержал. Как только за Вальтером захлопнулась дверь, он снова широко распахнул ее и с подозрением посмотрел на лакеев, стоявших у дверей. Он подумал, что если застанет их шепчущимися, значит, они обсуждают то, что только что подслушали, и, следовательно, его секрет раскрыт. Но, к его величайшему облегчению, слуги стояли молча на своих местах – по обе стороны двери. Они не только не говорили друг с другом, но и казались утомленными от этого однообразного стояния. Маркиз снова закрыл дверь. В душе его все кипело от ярости – откуда эта подозрительность, эти сомнения? Плавное течение его жизни было бесповоротно нарушено. Нет, никогда он не сможет обрести прежнее спокойствие и ощущение полной безопасности. Теперь ему придется все время быть начеку, и во время любовного свидания с хорошенькой женщиной, и за обсуждением секретной информации с каким-нибудь политиком, что он довольно часто делал.

«Нет, это какая-то нелепость!» – подумал про себя маркиз. Его трезвый ум пытался найти выход из сложившегося положения. Ведь обходиться без слуг тоже было немыслимо. Двумя часами позже он решил, что Вальтер все завалил. Но через некоторое время дверь открылась, и Хэнсон, дворецкий, произнес:

– Не знаю, милорд, удобно ли это, но Вальтер хочет поговорить с вашим сиятельством о Ред Стар.

– Ред Стар? – воскликнул маркиз с хорошо наигранным удивлением. – Надеюсь, с ней не произошло ничего страшного.

– Что-то случилось, милорд!

– Тогда быстрее позови Вальтера, – приказал маркиз.

Через минуту в кабинет вошел Вальтер, раскрасневшийся, но явно довольный собой. Прежде чем он начал говорить, маркиз приложил палец к губам. Он пересек комнату и стал у самого дальнего от двери окна, затем поманил к себе Вальтера. Когда тот подошел ближе, маркиз сказал:

– Говори тише. Я не хочу, чтобы нас услышали.

– Да, милорд!

– Все хорошо?

– Да, милорд! Я думаю, что нашел прекрасную работу для джентльмена.

– Что за место?

Вальтер покопался в кармане и наконец извлек оттуда изрядно помятую бумажку, на которой было написано:

«Леди Хорнклиф, Айслингтон Хаус, Айслингтон-сквер».

Маркиз перебрал в памяти имена всех знакомых и с облегчением подумал, что он никогда не слышал имени леди Хорнклиф.

– Итак, ты согласился на это место? – спросил маркиз.

– Да, милорд! Они приняли меня сразу же, так как кучер ее сиятельства сломал ногу.

Маркиз кивнул в знак того, что он внимательно слушает, и Вальтер продолжил:

– Секретарь леди Хорнклиф сказал, что ее сиятельство завтра утром отправляется в Херфордшир и я должен быть у нее ровно в восемь часов.

Маркиз издал возглас удивления, но при этом был крайне доволен. Все произошло намного быстрее, чем он ожидал. Он уедет из Лондона раньше, чем кто-либо обнаружит это. Пусть Чарльз сам придумывает объяснения его отсутствию. Он был уверен, что его исчезновение озадачит Флер, и надеялся, что это заставит ее хоть немного поволноваться. Затем маркиз снова сосредоточился на рассказе Вальтера.

– Поскольку путь предстоит долгий, милорд, ее сиятельство поедет в закрытой карете четверкой. Багаж отправят раньше на специальной повозке, запряженной шестерней. – Вальтер перевел дух, а затем добавил: – Сопровождать будут двое верховых, милорд.

– Ее сиятельство привыкла путешествовать с помпой! – иронично заметил маркиз.

Он все пытался вспомнить это имя. Леди Хорнклиф. Нет, он никого не знал в Айслингтоне. Этот район Лондона лишь сравнительно недавно стал фешенебельным.

– Пока ты был там, Вальтер, тебе ничего не удалось выяснить о ее сиятельстве? – спросил маркиз.

– Только то, что она очень богата, милорд, и при этом не сильно щедра.

Маркиз улыбнулся. Именно это он и хотел узнать.

– Что-нибудь еще?

– Секретарь был не очень разговорчив, а грумы сказали, что они не горят желанием отправляться в это путешествие, особенно с ее сиятельством.

Маркиз рассмеялся:

– Думаю, мой друг будет тебе благодарен за сведения. Это облегчит ему вхождение в роль кучера.

– Я посмотрел также лошадей, милорд, – добавил Вальтер. – С ними все в порядке.

Маркиз подумал, что хоть здесь, слава Богу, нет причин для волнений, но ничего не сказал.

– Во всем, что касается лошадей, я доверяю тебе полностью. От твоего зоркого глаза ничто не ускользнет! – произнес он вслух.

– Надеюсь, да, милорд. Думаю, что этому джентльмену будет легко с ними работать, если только они так же хороши в езде, каковы на вид.

Маркиз принял к сведению эту информацию, а затем поблагодарил Вальтера за помощь.

– Мой друг очень благодарен тебе за содействие, – сказал он. – И просил передать тебе вот это.

С этими словами он протянул ему три гинеи и увидел, как загорелись глаза Вальтера, когда он взял их.

– Ваш друг щедр, так щедр, милорд! Я благодарю этого джентльмена и желаю ему счастья и удачи!

– Я думаю, ему это необходимо, – заметил маркиз. – Но помни! Если ты скажешь кому-нибудь хоть слово и тайна моего друга будет раскрыта, то он проиграет пари.

– Я буду молчать, милорд! Обещаю вам!

Маркиз встал, давая понять, что разговор окончен. Неожиданно Вальтер спросил:

– Милорд скажет мне, если его друг выиграет пари?

– Обязательно. Но это будет известно не ранее чем через две недели.

– Понимаю, милорд. До свидания.

Вальтер почтительно взял под козырек и направился к выходу.

Маркиз, оставшись один, еще пару раз внимательно изучил клочок бумаги с адресом леди Хорнклиф.

– Завтра в восемь утра! – проговорил он про себя и положил записку в карман. Затем отправил посыльного к Чарльзу с приглашением на ужин. Маркиз не мог знать точно, когда вернется Вальтер, поэтому не строил никаких планов на вечер. Если бы в бюро не нашлось работы, пришлось бы посылать Вальтера в другие места. Маркизу снова захотелось увидеть Чарльза, поговорить с ним. Было невыносимо сидеть одному дома наедине со своими невеселыми мыслями.

Он взглянул на часы. На свидание с Флер он уже опоздал на полчаса. Она, наверное, ждет его, волнуется, поскольку он не сообщил ей, что задерживается. Обычно в таких случаях он посылал Флер записку на имя ее служанки. По заверениям Флер, Джоана – так звали служанку – была единственным человеком, посвященным в их отношения. И теперь маркизу было невыносимо думать, что Джоана делилась любовными похождениями своей хозяйки с камердинером Пэрсвила и они вдвоем злословили на их счет. Без сомнения, она была такой же лживой и лицемерной, как и ее госпожа.

– Будь они прокляты! – невольно выругался маркиз. «Интересно, что с герцогом? Жив ли он? И сообщит ли ему Флер, в случае смерти герцога Дорсетского, о разрыве помолвки?»

У него опять заныло сердце. Услужливое воображение рисовало картины ее страстных свиданий с Сэттингтоном. Неужели и с ним она целовалась с тем же самозабвением, шептала те же нежные слова любви, которые не раз говорила маркизу? И так же трепетала и замирала в его объятиях?

«Будь она проклята! Неужели мысли о ней и ее вероломстве будут преследовать меня до конца жизни? Нет, решительно, теперь я не поверю ни одной женщине! Никогда и ни за что!»

Какой же он глупец! Как он мог забыть о своем положении в обществе! Ведь мечтой многих женщин было стать маркизой Маунтигл. Украсить свою голову фамильной диадемой этого старинного и почтенного рода, блистать на официальных приемах, на открытии парламентских сессий в королевском дворце. В свое время он представлял себе, как его жена будет украшать вечера и балы, как когда-то его мать. Во время балов он всегда, будучи ребенком, любовался ею с хоров. В бриллиантовой диадеме и колье, она казалась прекрасной, как фея из сказки. Мальчик взирал на нее с восхищением и восторгом. Перед сном она заходила в детскую поцеловать сына.

– Мамочка, у нас сегодня очень-очень большой бал? – спросил он как-то раз.

– Да, милый, – ответила мать, нежно целуя его, – среди приглашенных гостей иностранные король и королева и премьер-министр Великобритании.

– Мне хотелось бы сидеть с тобой за одним столом, – сказал мальчик.

Мать нежно обняла его:

– Настанет день, мой дорогой, и ты будешь сидеть на папином месте, а на моем – твоя жена. Я надеюсь, она будет красивой и будет очень любить тебя!

– Она никогда не будет такой красивой, как ты, мамочка! – преданно произнес ребенок.

Мать весело рассмеялась:

– Надеюсь, она будет гораздо красивее меня и будет любить тебя так же сильно и нежно, как я!

Она поцеловала его и ушла, а он долго лежал без сна.

«Нет, – подумал он теперь, – маминым надеждам не суждено оправдаться». Женщины хотят выйти за него замуж только потому, что он сидит на месте отца. А они хотят занять место матери, мечтают, чтобы их голову украшала ее диадема.

– Нет, я никогда не женюсь! – поклялся он себе. Маркиз произнес последние слова вслух, словно бросая вызов не только Флер, но и всем остальным женщинам. При этом он прекрасно понимал, что рано или поздно придется жениться. Ведь ему нужен наследник, который станет следующим маркизом и продолжит семейные традиции. Он унаследует все его почетные обязанности и титулы. Когда теперешний вице-король Оксфорда отойдет от дел, он займет его место. Он уже сейчас камергер и личный адъютант принца-регента. Каждая маркиза Маунтигл становилась фрейлиной ее величества. Существовало еще с десяток различных должностей, которые автоматически переходили к нему, потому что он унаследовал титул отца. И конечно же, он тоже хотел, чтобы у него был сын. Но теперь сама мысль о женитьбе заставляла его содрогаться. При взгляде на любую женщину он будет вспоминать, как пыталась одурачить его Флер! И как она все время лгала, лгала, лгала ему!

Лакей, вернувшись с запиской от Чарльза, застал маркиза, шагающего взад-вперед по кабинету.

Чарльз писал, что приедет к нему около восьми вечера, поднялся наверх переодеться, где его ждал камердинер. Это опять же был потомственный слуга, который стал камердинером, как только маркиз закончил Итон. Вначале у него была мысль сделать камердинером денщика, который был вместе с ним в Португалии и во Франции. Но маркиз понял, что это вызовет огромное неудовольствие среди остальных слуг. Как можно чужака назначать на один из самых ответственных постов в доме? Поэтому маркиз вынужден был распрощаться со своим ординарцем и в знак благодарности определил ему пожизненную пенсию. Он также нашел ему место у одного из своих друзей, не обремененного таким огромным количеством слуг.

Теперешний камердинер Стортон отлично справлялся со своей работой, и маркиз всегда считал его преданным слугой. И вот теперь он спрашивал себя, а можно ли доверять Стортону? Возможно, он амурничает с камеристкой какой-нибудь великосветской дамы и судачит с ней о своем хозяине. Одна мысль об этом привела его в такое бешенство, что он разделся и принял ванну в ледяном молчании. Стортон смотрел на маркиза с недоумением. Он никак не мог понять, что так взволновало хозяина. Неожиданно маркизу пришла мысль, что, наверное, Стортон знал о Флер! И потому если он будет пребывать в дурном расположении духа, то скорее всего вызовет подозрение.

«О Боже мой! – сказал он себе. – Когда наступит конец моим мучениям? Смогу ли я когда-нибудь снова стать самим собой?»

Вспомнив, что Стортон еще ничего не знает о его предстоящем отъезде, он сказал, стараясь придать своему голосу как можно более безразличия:

– Ах да! Я забыл тебе сказать, Стортон. Я собираюсь на пару дней в деревню с лордом Чарльзом. Он собирается показать мне лошадей, которых намерен приобрести, но при этом нам бы хотелось сохранить инкогнито.

Стортон взглянул на него удивленно:

– Но почему, милорд?

– Лошадей продает какой-то простой человек, низкого происхождения, но достаточно сообразительный, когда речь заходит о деньгах и о том, чтобы повыгоднее продать. Стортон ухмыльнулся:

– Да, они все такие, милорд!

– Знаю, – согласился маркиз, – поэтому подбери мне что-нибудь из одежды, но ничего слишком заметного, ты понял?

– Да, милорд. И когда ваша светлость уезжает?

– Около семи утра завтра. Зайди ко мне часом раньше. Лорд Чарльз заедет за мной, и, разумеется, ты со мной не поедешь.

– Очень жаль, милорд.

– Думаю, у тебя есть чем заняться в мое отсутствие, – заметил маркиз.

По самодовольной улыбке Стортона он понял, что у камердинера наверняка есть какая-нибудь подружка. Ему хотелось спросить, не камеристка ли она и у кого служит, но потом он передумал, справедливо решив, что такие вопросы вызовут излишние подозрения.

– Сложи вещи сегодня вечером, – сказал он, кончая одеваться, – но, конечно, не в мой кожаный чемодан. Я не возьму ничего из вещей со своим гербом.

– Я прослежу за этим, милорд. Вам, наверное, понадобятся вещи для верховой езды?

– Да, конечно! И поскольку, я думаю, нам придется ездить в любую погоду, то положи мой дорожный плащ, тот, который похуже.

– Я уже говорил вашей светлости, что плащ изрядно пообтрепался, – сказал Стортон.

– Что ж, тем лучше для дороги, да не забудь мне напомнить, чтобы я заказал себе новый, когда вернусь.

– Обязательно, милорд.

Маркиз спустился вниз. Чарльз должен ждать его, но он Уже решил, что поговорить придется в другом месте. Ведь слуги могут подслушать весь разговор, стоя за закрытой Дверью кабинета.

«Я чувствую себя словно на вражеской земле, – подумал он. – Никогда раньше я не подозревал никого вокруг себя, не видел в каждой женщине обманщицу, а в каждом мужчине с более знатным титулом – своего личного врага».

Войдя в кабинет, он застал там Чарльза. А тот, глядя на входящего маркиза, впервые увидел на лице друга циничную усмешку.

На следующее утро, ровно в семь, маркиз прибыл в конюшню дома Хорнклиф. Как они и условились, Чарльз доставил его туда в наемном экипаже. Маркизу показалось, после его резвых скакунов, что эти лошади едва тащились.

– Есть какие-нибудь новости? – спросил он друга, когда тот заехал за ним на Беркли-сквер.

Лорд Чарльз не стал притворяться, что не понял, о чем идет речь.

– После твоего ухода в клуб заехал Сэттингтон, – сказал он. – И я слышал, как кто-то спросил его о состоянии отца.

– И что он ответил?

– «Никаких улучшений, но мы все надеемся на лучшее». Маркиз не без злорадства подумал, как, должно быть, мучается теперь Флер, стараясь понять, что произошло. Она, конечно же, захочет связаться с ним и узнать, что случилось.

– А что ты скажешь Флер? Нашим общим знакомым, если они начнут интересоваться, где я?

– Еще не решил, – ответил Чарльз, – скажу, что тебя срочно вызвали в одно из твоих поместий. Там произошла кража.

– А что украли?

– О, это несущественно! Люди сегодня так напуганы перспективой быть обворованными, что не успею я раскрыть рот о твоих неприятностях, как они начнут рассказывать о своих и о том, какие меры предосторожности они принимают, чтобы защитить себя от возможных грабежей.

«Маркиз через силу выдавил из себя улыбку: – Иными словами, ты хочешь сказать, что мое отсутствие в Лондоне останется почти незамеченным и здесь некому грустить и волноваться обо мне.

– Разве что Флер! А уж если герцог поправится, то она постарается не упустить тебя.

– Тогда держи ее в неведении до самого моего возвращения.

– А что ты собираешься делать потом?

– Я еще не решил, – ответил маркиз. – Вероятно, поеду за границу.

– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– Конечно! Я думаю, мы бы с тобой обследовали те части света, где еще не были.

– О, я всегда мечтал об этом! – сказал Чарльз. – Но мне никогда не удавалось оторвать тебя от привычного сердцу Иглза и от твоих лошадей. Мне не раз приходило в голову, что они для тебя важнее любой женщины.

– Так я и думал, пока не встретил Флер.

– Ты должен забыть ее, – сказал Чарльз мягко. – Я сам прошел через подобное испытание и могу заверить, что время лечит.

– Наверное, ты прав, но пока рана не затянется, она болит.

– Верно, – ответил Чарльз. – Но подумай, насколько было бы больнее, узнай ты всю эту ложь после свадьбы!

Маркиз понимал – Чарльз имел в виду, что скорее всего после свадьбы Флер была бы ему неверна и он ничего не смог бы сделать из опасения вызвать скандал.

– Ты прав, – сказал маркиз, помолчав, – и я хорошо понимаю, почему ты отсылаешь меня отсюда. Не надо дразнить гусей! – Он опять помолчал, а затем продолжил: – Но если ты спросишь меня, я отвечу – и тело и душа мои болят и страдают от нанесенного удара.

– Выше голову, старина! – поддержал друга Чарльз. – Возможно, все это окажется лишь забавным эпизодом, ведь ты из тех, кто выходит с честью из любых испытаний. Ты всегда преодолевал препятствия.

– Хорошо, Чарльз! Твоя взяла! Я знаю, ты стараешься вытащить меня из этой трясины, но, по правде говоря, я чувствую себя так, словно весь облит грязью.

– Да, история неприятная, – согласился Чарльз. – Но не преувеличивай. И слова Богу, что мне удалось спасти тебя.

– Ты хороший и верный друг. Когда-нибудь, наверное, я скажу тебе спасибо за это пари. Но сегодня оно мне кажется глупой и безрассудной затеей.

Экипаж подъехал к конюшне. Чарльз открыл дверцу:

– Удачи тебе, Джонни! Береги себя и помни, если тебе все это надоест, ты всегда можешь выйти из игры.

– Что? И отдать тебе Темпеста? Нет уж, дудки! Не рассчитывай!

Чарльз рассмеялся. Сопровождаемый этим веселым смехом, маркиз со своим багажом направился к конюшне. На нем был костюм для верховой езды и старый дорожный плащ. И хотя, как заметил Стортон, плащ уже поистрепался, однако было видно, что шил его превосходный портной. И на самом деле, маркиз был очень недурен в этом своем наряде, в начищенных ботинках и в шляпе котелком, которую он надел чуть-чуть набок.

Такие шляпы еще только входили в моду в Лондоне. Но его слуга и кучер уже носили котелки, хотя люди постарше и, разумеется, их слуги, например у Дауджеров, продолжали носить шляпы в форме треуголки, наподобие той, в которой рисовали Наполеона Бонапарта на всех карикатурах. Маркиз, возвратившись с войны, сразу же поменял свой наряд и головной убор. Единственное различие между его шляпой и шляпой Вальтера заключалось в том, что Вальтер спереди носил кокарду. Кокарду разрешалось носить только тем слугам, чей хозяин имел титул. А так как маркиз не имел представления, есть ли у леди Хорнклиф титул, то решил обойтись без кокарды. Ведь поскольку его последним хозяином предположительно был маркиз Маунтигл, то, уходя от него, он обязан был вернуть все вещи с его гербом – лакеи должны были при увольнении возвращать ливреи и камзолы, на пуговицах которых стоял герб маркиза.

Вальтер обрисовал ему дорогу до конюшни леди Хорнклиф:

– Там забор покрашен зеленой краской, милорд, и стоит с дюжину лошадей.

По этому описанию маркиз без труда отыскал нужное место. Он толкнул дверь и увидел четверых конюхов, вопросительно уставившихся на него.

– Доброе утро! – сказал он, стараясь говорить как простолюдин. – Меня зовут Джон. Не меня ли вы ждете?

– Рад видеть тебя! – сказал один из конюхов, самый старший по виду, протягивая ему руку. – Ты пришел как раз вовремя. Хозяйка хочет выехать пораньше, и мы боялись, что придется ехать без тебя!

Он рассмеялся собственной шутке, и маркиз присоединился к нему.

– Я опоздал? – спросил маркиз.

– Нет. С ней всегда так. Вечером говорит одно, а утром совсем другое, сам черт не разберется в ее приказах. Да ты все скоро увидишь.

– Да, невесело, – ответил маркиз. – Но, я думаю, со старухами всегда так.

Конюх посмотрел на него удивленно. Затем другой конюх спросил:

– С чего ты взял, что она старуха?

– Я так решил по твоим словам. Все рассмеялись.

– Ну, тогда для тебя сюрприз, – сказал старший конюх. – Ей не больше двадцати пяти! Красивая как картинка. Есть еще вопросы?

Маркиз улыбнулся:

– Ну, ты удивил меня! Вот так сюрприз!