Текст книги "Дуэль с судьбой"

Барбара Картленд
Дуэль с судьбой

© 1977 by Barbara Cartland

© Фишгойт Е., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2013

Издательство Иностранка^®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава первая
^1815 год

Услышав стук в дверь, Ровена отложила носок, который старательно штопала.

Старенькая миссис Хансон гремит на кухне посудой и наверняка ничего не слышит. С каждым годом слух у старушки становился все хуже, и это служило ей прекрасным предлогом, чтобы не идти открывать дверь и не выполнять указания, которые ей были не по душе.

Наверное, стучал один из пациентов отца, причем, судя по настойчивости, у него, скорее всего, было что-то срочное. Может быть, доктора пришли позвать к роженице или к пострадавшему при несчастном случае рабочему с какой-нибудь окрестной фермы.

Пройдя через маленькую прихожую, Ровена открыла дверь и изумленно застыла, увидев перед собой четырех человек, державших створку от ворот, которую где-то сняли с петель, чтобы использовать в качестве носилок.

– Что случилось? – спросила Ровена, увидев на носилках неподвижно лежащего мужчину.

– Доктор велел доставить этого джентльмена сюда, – пояснил один из мужчин.

– Вы не сможете пронести носилки в дверь, – сказала она. – И уж тем более подняться с ними по лестнице. Вам придется нести его на руках.

– Я же тебе говорил, – сказал один из мужчин, обращаясь к своему товарищу.

Все четверо были из соседней деревни, и Ровена знала каждого по имени.

– Что случилось, Эйб? – спросила она старшего по возрасту.

– Столкновение на перекрестке, мисс Ровена, жуткое столкновение.

Створку ворот опустили на землю, и, снова взглянув на неподвижно лежащего мужчину, Ровена действительно увидела перед собой джентльмена, к тому же великолепно одетого.

Девушка обратила внимание на завязанный причудливым узлом белый галстук и сапоги из тонкой кожи, отметив про себя, как хорошо сидит одежда на его крупном и сильном теле.

– Говорю же, что кучер дорожного дилижанса снова был пьян, – сказал один из пришедших.

– От этих кучеров все беды, – проворчал другой.

– Сколько человек пострадало? – спросила Ровена.

– Только этот джентльмен, – ответил Эйб. – Пассажиров дилижанса сильно встряхнуло, они все визжали от испуга. Доктор сейчас занимается ими.

Ровена подумала о том, как повезло пассажирам, что на месте столкновения оказался ее отец. Она вспомнила, что он направлялся по вызову в деревню, а после собирался зайти на одну из соседних ферм.

Значит, отец оказался у перекрестка дорог как раз в тот момент, когда там случилось несчастье.

Между тем мужчины подняли раненого с импровизированных носилок. Судя по тому, как напряглись при этом их мускулы, пострадавший джентльмен оказался тяжелым. Его медленно внесли в дом и стали осторожно поднимать по узкой лестнице.

В доме имелась только одна свободная комната, куда можно было поместить пациента.

Комната эта с красивым окном-фонарем, выходящим в садик позади дома, принадлежала когда-то матери Ровены.

Девушка поспешила вперед, чтобы открыть ставни и приготовить постель. Комната всегда была наготове, поскольку доктор не впервые помещал в нее своих пациентов.

Последний раз здесь лежала женщина, которая остановилась перекусить в придорожном трактире, но, проезжая через их деревню, поскользнулась на обледеневшей дорожке и сломала себе ногу.

Эта дама провела в их доме около трех недель и доставила всем его обитателям немало хлопот.

А потом она уехала, так и не заплатив доктору за услуги!

«По крайней мере, этот джентльмен, судя по всему, богат», – подумала Ровена.

Девушка знала, что, если они захотят что-то получить от этого пациента, денежными делами придется заняться ей. Отцу Ровены никогда не приходило в голову потребовать платы за свои услуги.

Джентльмена внесли в комнату и аккуратно опустили на кровать.

Когда раненый был устроен со всем возможным комфортом, Ровена пригляделась к нему и отметила, что молодой человек очень хорош собой, несмотря на то, что он очень бледен и его высокий лоб пересекает кровоточащая ссадина.

Джентльмен лежал неподвижно, глаза его были закрыты, он хрипло, с трудом дышал. Из чего Ровена, научившаяся разбираться в состоянии отцовских пациентов, сделала вывод, что полученные им травмы не ограничиваются ссадиной, от которой он вряд ли потерял бы сознание.

– Мы можем помочь чем-то еще, мисс Ровена? – спросил Эйб.

– Да, пожалуйста, Эйб, – кивнула девушка. – Вам придется раздеть джентльмена и уложить его под одеяло. Боюсь, что мы с миссис Хансон не справимся с этим, а доктору будет некогда возиться с одеждой, когда он вернется.

Мужчины смотрели на лежащего без сознания богача с некоторой опаской, словно боялись, что он очнется и отчитает их за допущенную фамильярность.

– Раздевайте его осторожнее, – сказала Ровена. – Я сейчас принесу одну из ночных рубашек отца.

Сделав нужные распоряжения, она вышла из комнаты, довольная, что отцу не придется тратить свое драгоценное время, раздевая пациента.

Ровена знала по собственному опыту, как непросто раздеть крупного мужчину, особенно когда он лежит без сознания. К тому же элегантная одежда джентльмена сидела на нем как влитая, и ее нелегко будет снять.

Зайдя в спальню отца, Ровена открыла ящик комода, где лежали аккуратно сложенные ночные рубашки.

Рука ее потянулась, чтобы взять верхнюю рубашку, но потом девушка передумала и, порывшись в стопке, достала ту, которая казалась ей самой лучшей. Рубашка была из шелка, несколько лет назад ее сшила в подарок мужу мать Ровены.

– Я всегда мечтала, чтобы твой отец мог позволить себе носить шелковые рубашки, – с улыбкой сказала она Ровене, обметывая швы.

– А я думала, что для тебя самой гораздо важнее иметь красивую одежду, мама, – удивилась Ровена.

Миссис Уинсфорд снова улыбнулась:

– Не думаю, чтобы твой отец замечал, во что я одета – в шелка или в мешковину. Он любит меня такой, какая я есть. Но я всегда хотела для него всего самого лучшего.

Ровена знала, что это правда. Но, имея четырех детей, ни доктор, ни его жена не могли позволить себе самого лучшего. Вместо шелковых рубашек для отца всегда покупали сапоги для Марка, чулочки для Гермионы или платьица для Лотти.

Сколько помнила себя Ровена, семье доктора всегда приходилось считать каждый пенс, чтобы обеспечить себя одеждой и питанием.

Иногда Ровену возмущал тот факт, что ее отец, слишком преданный своей профессии, был счастлив, что имеет возможность помогать людям, и даже не задумывался над тем, сколько лишений приходится терпеть его семье.

– Ты помнишь, – спросила Ровена отца примерно неделю назад, – что фермер Босток еще не уплатил тебе за операцию на руке, которую ты сделал ему год назад?

– Бостоки переживают тяжелые времена, – ответил отец. – Они расплатятся, когда смогут.

– А на что будем жить мы, если никто не будет платить тебе долги? – сердито поинтересовалась Ровена.

Но отец словно не слышал ее упреков, к тому же Ровена знала, что, если даже фермер Босток или кто-нибудь еще из пациентов доктора наконец расплатится с ним, деньги эти наверняка пойдут на молоко для какого-нибудь больного ребенка или на лекарство для инвалида, который не может позволить себе купить его сам.

«Я добьюсь, чтобы этот пациент нам заплатил, добьюсь во что бы то ни стало», – пообещала себе Ровена, подходя с рубашкой к двери комнаты, куда поместили незнакомца. Девушка постучала и осталась ждать.

Она вовсе не была стеснительной или слабонервной, вовсе не боялась увидеть, как раздевают мужчину. Ровена часто помогала отцу в подобных случаях, когда никто больше не мог этим заняться.

Но она знала, что Эйб и другие местные арендаторы придут в ужас при одной мысли о том, что девушка может увидеть обнаженного джентльмена до того, как его накроют одеялом.

Поэтому Ровена просто передала через дверь ночную рубашку и отправилась вниз, чтобы приготовить теплую воду, полотенца и бинты.

– У нас наверху джентльмен, который пострадал при столкновении экипажей, – сообщила она миссис Хансон, колдовавшей в кухне над видавшей виды плитой.

– Что вы сказали, мисс Ровена? – переспросила пожилая кухарка.

Последнее время ей все приходилось повторять дважды – миссис Хансон даже не считала нужным прислушиваться, зная свой недостаток.

– Пациент, да? – уточнила миссис Хансон, когда Ровена снова повторила фразу.

Кухарка была явно недовольна – появление пациента в доме означало, что у нее прибавится работы, и Ровена постаралась ее успокоить:

– Он, похоже, богат, так что вряд ли останется здесь надолго. Когда папа окажет несчастному первую помощь, за ним наверняка пришлют экипаж, так что не стоит беспокоиться.

– Как будто в этом доме без него недостаточно работы! – проворчала миссис Хансон.

– Не думаю, что нашему пациенту скоро захочется есть, – сказала Ровена. – Так что готовить на лишнюю персону пока не надо.

Достав из буфета фарфоровую миску, она взяла с плиты чайник и наполнила водой кувшин. Выйдя со всем этим из кухни, Ровена направилась к шкафчику, где держали бинты, которые так часто требовались ее отцу, и взяла стопку чистых льняных полотенец.

Она как раз собиралась подняться по лестнице, когда увидела спускающихся вниз мужчин.

– Мы раздели джентльмена и уложили, мисс Ровена, – сказал Эйб. – Он так и не приходил в себя. Когда доктор доберется до дома – найдет его полумертвым.

Эйб сообщал эту новость почти с восторгом. Ровена уже успела убедиться: ничто так не возбуждает интерес местных жителей, как какое-нибудь несчастье или чья-нибудь трагическая смерть.

– Большое спасибо всем вам, – поблагодарила она. – Но я уверена, что наш новый пациент выживет, особенно в руках такого специалиста, как мой отец.

– Это точно, мисс Ровена, – согласно закивал Эйб. – Доктор и вправду настоящий волшебник. Так сказала моя жена, когда он вернул ее прямо с того света.

– Многие считают так же, – улыбнулась Ровена.

Эйб открыл входную дверь.

– Если вам понадобится что-нибудь, мисс Ровена, – только попросите. А сейчас нам пора идти разбирать завал на перекрестке. Надеюсь, с остальными все в порядке и нам не придется тащить сюда кого-нибудь еще.

– Тут больше ни для кого нет места, – отрезала Ровена. – И доведите это до сведения моего отца, когда увидите его. Пусть возвращается как можно скорее.

– Мы все передадим доктору, мисс.

Все четверо уважительно приподняли шляпы, и, как только за ними закрылась дверь, Ровена стала подниматься по лестнице.

Войдя в комнату, она увидела, что джентльмен все так же неподвижно лежит с закрытыми глазами, а одежда его аккуратно сложена на стуле у камина.

Поставив миску у кровати, Ровена налила туда немного воды из кувшина и наклонилась, чтобы получше разглядеть рану на лбу пациента.

Смыв теплой водой запекшуюся кровь, она увидела, что рана, хотя и выглядела ужасно, была не слишком глубокой.

«Наверное, у него какие-то внутренние повреждения», – подумала Ровена, продолжая обтирать лицо пострадавшего смоченным водой льняным полотенцем.

Теперь, когда она смыла грязь и кровь, он показался ей еще красивее.

У незнакомца были правильные аристократические черты лица и волевой рот с крепко сжатыми губами. Это сразу навело Ровену на мысль о том, что с таким человеком, должно быть, трудно спорить.

Судя по всему, мужчине было чуть больше тридцати, его черные волосы были подстрижены по последней моде, которую ввел недавно принц-регент.

«Он наверняка важная особа», – сказала себе Ровена, глядя на длинные тонкие пальцы молодого человека, на одном из которых красовался перстень-печатка с причудливой монограммой.

Ровена знала, что ничего больше не может сделать для потерпевшего, – оставалось только ждать отца. Действуя механически, она подняла со стула одежду, чтобы аккуратно развесить ее.

Отметив про себя превосходную ткань дорожного сюртука, она вдруг нащупала что-то в нагрудном кармане и вытащила бумажник.

Ровена положила его на туалетный столик, борясь с искушением открыть и исследовать содержимое. Судя по весу, он был полон банкнот.

Взяв в руки светлые панталоны, девушка услышала звон монет в кошельке, который она тут же вынула и положила рядом с бумажником.

«По крайней мере, у него действительно есть деньги, – удовлетворенно подумала Ровена. – И я не допущу, чтобы он уехал, не заплатив папе».

Блестящие сапоги незнакомца сильно запачкались, – очевидно, он вывалился из экипажа на дорогу.

Интересно, что случилось с лошадьми. При мысли о том, что бедные животные могли пострадать в дорожном происшествии, сердце Ровены болезненно сжалось.

Она вспомнила, как однажды видела катастрофу, когда две несущиеся во весь опор лошади, управляемые нетвердой рукой хозяина, сломали себе шеи и их пришлось добить, чтобы избавить от мучений.

Интересно, этот молодой человек тоже сам виноват в столкновении?

Но Ровена была почему-то уверена, что раненый джентльмен умело обращался с вожжами и авария произошла только из-за кучера дорожного дилижанса.

«Разве Эйб не сказал, что кучер был пьян?»

К сожалению, слишком многими экипажами на дорогах управляли нетрезвые, неумелые возницы, многим из которых вообще не следовало бы доверять лошадей.

В то же самое время у Ровены возникло непонятно откуда подозрение, что молодой человек гнал очень быстро.

Он не походил на человека, который стал бы медлить на дороге и осторожничать. Ей почему-то казалось, что этот человек обладает энергичным характером и пылким темпераментом и сдержанность не входит в число его достоинств.

Ровена оглядела комнату, размышляя, что еще она может сделать, но в этот момент услышала, как открылась входная дверь, и, выбежав на лестницу, увидела в прихожей отца.

– Папа! – воскликнула девушка. – Как хорошо, что ты пришел!

– А, Ровена! Эйб сказал мне, что пациента уложили в постель.

– Он не приходил в сознание, папа. Это было очень страшное столкновение?

– Скорее неприятное, – сказал доктор Уинсфорд, поднимаясь по лестнице.

– Что же там случилось? – Ровене хотелось как можно полнее удовлетворить свое любопытство.

– Кучер наемного экипажа выскочил прямо на середину перекрестка. Это была целиком и полностью его вина, и только благодаря искусному обращению с лошадьми мужчине, управлявшему фаэтоном, удалось уклониться от лобового столкновения.

– Я так и знала, что это вина кучера, – воскликнула Ровена.

– Бог любит пьяниц и дураков, поэтому на негодяе не осталось ни единой царапины. Зато фаэтон этого бедняги перевернулся и, кажется, по нему проехало колесо.

– Он очень плох, папа?

– Не могу сказать точно, пока не осмотрю его, – ответил доктор. – Ты принесешь мне горячей воды?

– Она уже в спальне, – сказала Ровена. – И я отерла кровь с его лица. Рана на лбу выглядит не так уж ужасно.

– Меня беспокоят внутренние повреждения, – покачал головой ее отец. – У нас остались бинты?

– Да, папа, и они тоже уже там.

Доктор Уинсфорд зашел в спальню и сказал, бросив взгляд на кровать:

– Ты уже позаботилась о том, чтобы его раздели, – хорошая девочка. Это сэкономит время, а мне еще предстоит обработать около дюжины царапин, синяков и разбитых носов.

Говоря все это, отец Ровены прошел через комнату и тщательно вымыл руки под умывальником.

– Тебе нужно что-нибудь еще, папа? – спросила Ровена.

– Нет, думаю, все необходимое под рукой, – немного рассеянно ответил доктор.

Вытирая руки, он сосредоточенно смотрел на лежащего перед ним раненого, и Ровена знала, что сейчас отец концентрирует внимание на его состоянии, а значит, не способен думать ни о чем другом.

– Пойду приготовлю тебе чашку чая, папа, – сказала девушка. – Позови меня, если понадобится что-нибудь.

Она сбежала по лестнице, радуясь тому, что может хоть чем-то помочь своему сердобольному отцу.

Ровена слишком хорошо знала, как расстраивают его происшествия вроде сегодняшнего: местные жители так любили доктора еще и потому, что он был очень чувствительным человеком и сильно переживал, видя, как люди страдают от боли.

Ровена ясно представила себе картину разыгравшейся трагедии – визжащих женщин и детей из перевернувшегося экипажа, ржание лошадей, бьющихся от страха, крики, стоны и упавшие тела вперемешку с багажом, клетки с курами и почти наверняка – мешок с козой или овцой.

Как и сама Ровена, отец ее наверняка испытывал жалость не только к пострадавшим людям, но и к животным.

Девушка была уверена, что раненый джентльмен наверняка ехал на превосходных лошадях, и теперь оставалось только надеяться, что их не повредило сломанной осью, как коня, пострадавшего недавно при столкновении в соседней деревне.

– Доктор уже дома? – спросила миссис Хансон, когда Ровена зашла в кухню.

– Да, – ответила девушка, – он наверху, с пациентом.

– Я должна передать ему, мисс Ровена, что миссис Карстейз будет очень благодарна, если доктор зайдет к ней сегодня вечером.

– У него не будет на это времени, – твердо сказала Ровена. – Вы знаете так же хорошо, как я, миссис Хансон, что миссис Карстейз просто требуется, чтобы кто-то выслушал ее жалобы по поводу непутевого сына. С ее здоровьем все в порядке, и она просто зря отнимает время у моего отца, а он слишком добр, чтобы прямо сказать об этом.

– Я только передаю то, что меня просили, – ответила миссис Хансон.

– Да, я знаю. Но, думаю, мы вполне могли забыть о ее просьбе, взволнованные дорожным происшествием.

Ровена подумала о том, что миссис Карстейз – лишь одна из немногих, кто злоупотребляет добросердечием ее отца.

Мистер Уинсфорд был для жителей деревни не только врачом, но и своего рода исповедником, а иногда Ровена поддразнивала его, говоря, что он почти что успел стать и предсказателем судеб.

– Они слишком многого хотят, – возмущалась девушка. – Пора уже нашему ленивому викарию освободить тебя хотя бы от выслушивания всех наболевших вопросов.

– Люди доверяют мне, – робко защищался доктор Уинсфорд. – Я не должен обманывать их ожиданий, Ровена.

Поднимаясь с подносом наверх, Ровена думала о том, что теперь, когда умерла ее мать, отец еще глубже погрузился в работу, отдавая ей все свои силы и время.

Девушка была уверена, что отец делает это еще и потому, что, занимаясь любимым делом, он отвлекается от мыслей о покинувшей его навсегда любимой жене. Смерть ее оставила в душе его саднящую пустоту, которую не могли заполнить даже дети.

Ровена знала, что отец любил ее, полагался на нее, но никогда, как бы ей этого ни хотелось, она не сможет заменить умершую мать. Когда умерла миссис Уинсфорд, для доктора словно погас светоч, освещавший его жизненный путь.

Смерть миссис Уинсфорд была неожиданной и, как часто думала Ровена, совершенно нелепой.

Казалось, холодной промозглой зиме не будет конца, у матери начался кашель, который все усиливался, несмотря на то что для лечения использовали различные домашние средства.

В доме было холодно, потому что они не могли позволить себе лишний фунт угля, денег не всегда хватало даже на еду.

Оглядываясь теперь назад, когда уже ничего нельзя было изменить, Ровена понимала, что мать отказывала себе во многом ради того, чтобы мужу и детям доставалась львиная доля их скудных трапез.

Кашель становился все сильнее, и вскоре выяснилось, что у миссис Уинсфорд развилась тяжелая пневмония. Не имея сил, чтобы противостоять болезни, несчастная женщина на глазах угасала и тихо скончалась, оставив семью, потрясенную внезапным горем.

– Если бы все заплатили тебе то, что должны, папа, – с горечью сказала Ровена после похорон, – я уверена, что мама была бы жива.

Отец ничего не ответил, и она не стала больше поднимать в их разговорах эту тему.

Но Ровена твердо решила, что никогда больше не позволит пациентам, которые не стеснены в средствах, улизнуть, не уплатив по счетам.

Местные состоятельные жители, а их было не так уж много, были обескуражены, получив написанные аккуратным почерком Ровены письма, где перечислялось, сколько визитов нанес им доктор, с просьбой оплатить его услуги как можно скорее.

Когда это не подействовало, Ровена не постеснялась наведаться к неплательщикам лично.

– Должна сказать вам, мисс Уинсфорд, – не без ехидства заметила жена мясника, – что ваш отец никогда в прошлом не доставлял нам такого беспокойства.

– И в результате, миссис Питт, мы часто ходим голодными, – парировала Ровена, решительно вскинув подбородок.

Жена мясника застыла в изумлении:

– Неужели это действительно так, мисс Уинсфорд?

– Уверена, что ваш муж подтвердит вам, миссис Питт, что за последнюю неделю мы ни разу не заказывали мяса. И это лишь потому, что у нас нет денег, чтобы за него заплатить.

Жена мясника тут же расплатилась, так же поступили и еще несколько преуспевающих обитателей Литл-Поувик, но у большинства пациентов ее отца просто-напросто не было ни пенни.

Хотя доктор Уинсфорд тратил на бедняков куда больше времени, чем на богачей, это была чистой воды благотворительность.

Иногда, однако, девушка не могла удержаться от мысли, что благотворительность должна начинаться в собственном доме, особенно когда она перебирала свой скудный гардероб и вспоминала, что вынуждена тратить каждую секунду свободного времени на то, чтобы шить или чинить одежду для брата и сестер.

Войдя в спальню, Ровена поставила на маленький столик у окна поднос с чаем.

Доктор, с закатанными до локтей рукавами, как раз накрывал пациента одеялом.

– Я принесла тебе чаю, папа.

– Спасибо, – рассеянно ответил доктор.

– С ним что-то серьезное? – спросила Ровена.

– Мне нужно время, чтобы выяснить это, – ответил доктор. – Кажется, сломаны два или три ребра, ушиблен живот. Трудно сказать, что еще повреждено внутри.

– Ты имеешь хоть какое-то представление о том, кто это может быть?

– Да. Его конюший сказал мне. Это маркиз Свейн.

– Маркиз Свейн? – Глаза Ровены широко раскрылись от удивления. – Тогда он наверняка живет в Свейнлинг-парке, в огромном особняке близ Хэтфилда?

– Да, именно там, – подтвердил доктор.

– Что ты собираешься делать с ним? – поинтересовалась Ровена.

– Его конюший, который не пострадал в дорожном происшествии, поехал домой сообщить, что случилось с его хозяином. Думаю, в скором времени секретарь маркиза или кто-нибудь другой свяжется с нами, хотя я уверен, что больного не стоит трогать с места до осмотра специалиста.

– Специалиста? – Ровена не могла скрыть своего удивления. – Но где же мы найдем тут специалиста?

– Несомненно, за ним пошлют в Лондон, – ответил доктор Уинсфорд. – Думаю, что их не остановят никакие расходы – ведь речь идет о маркизе.

Говоря все это, доктор улыбался дочери, и улыбка эта словно бы освещала изнутри его усталое, изможденное лицо.

Нелегко было разглядеть в осунувшемся, постаревшем докторе прежнего симпатичного молодого человека, но тех, кто знал его в прежние годы, нисколько не удивляло, что все дети Уинсфордов так хороши собой.

– Не надо так беспокоиться, дорогая, – продолжал доктор. – Я уверен, что благородный маркиз пробудет у нас недолго, и, честно говоря, чем скорее он окажется в руках опытного специалиста, тем лучше.

– Сомневаюсь, что это будет для него лучше, папа, – возразила Ровена. – Ты знаешь не хуже меня, что обладаешь «волшебными руками» – так называют это твое качество люди. Сомневаюсь, что какой-то там специалист из столицы сможет сделать для маркиза больше, чем ты.

– Хотелось бы мне, чтобы ты была права, – ответил доктор. – Но я прекрасно знаю предел своим возможностям.

Маркиз лежал с закрытыми глазами и пытался сообразить, где находится.

Он чувствовал себя невероятно слабым и усталым, но туман, который, казалось, наполнял голову и мешал ему сосредоточиться, уже немного рассеялся, и маркиз начал улавливать звуки, а потом догадался, что в комнате кто-то есть.

Он не в состоянии был открыть глаза, но каким-то шестым чувством маркиз знал, что это была женщина, которая почти неслышно двигалась по комнате. Даже когда она не поправляла ему постель или не прикасалась теплыми и нежными руками, он ощущал рядом ее присутствие.

Маркиз почувствовал, как ему просунули под затылок руку и осторожно приподняли голову с подушки. Затем губ его коснулся краешек чашки.

– Постарайтесь попить немного, – мягко произнес женский голос.

Маркиз беспрекословно повиновался, сознавая, что он уже не в первый раз подчиняется этому голосу.

Проглоченная им жидкость была сладкой и вкусной. Маркиз понял вдруг, что очень хочет пить и у него саднит горло. Он отхлебнул еще немного и с усилием проглотил.

– Очень хорошо, – похвалил тот же голос. – Теперь постарайтесь уснуть, а чуть позже я принесу вам бульона.

– А почему мне нельзя немного бульона? – спросил чей-то писклявый голосок.

Маркиз догадался, что в комнате присутствует ребенок.

– Лотти, сколько раз я говорила тебе, что нельзя входить в эту комнату, – побранила девочку обладательница тихого голоса.

– Но мне нравится смотреть на него, – дерзко ответила Лотти. – Гермиона говорит, что он выглядит как поверженный гладиатор. Мне кажется, она влюбилась в него.

– Ты не должна говорить такой ерунды! Сейчас же иди вниз, иначе ни ты, ни Гермиона никогда больше сюда не войдете. Это понятно?

– Я думаю, что ты просто эгоистка, Ровена. Хочешь оставить его для себя, – заявила Лотти. – Нам тоже нравится на него смотреть.

– Сейчас же ступай вниз! – приказала Ровена, по-прежнему не повышая голоса.

Очевидно, Ровена обладала непоколебимым авторитетом, потому что через секунду маркиз услышал шаги спускающейся по лестнице Лотти. Ровена, удалив девочку из комнаты больного, закрыла за ней дверь.

Очень медленно, опасаясь, что само усилие, которое требуется, чтобы поднять веки, снова вызовет невыносимую боль, которую он так хорошо запомнил, маркиз открыл глаза.

И увидел, как, впрочем, и ожидал, что находится в незнакомой комнате.

Возле умывальника виднелась стройная фигура девушки, моющей чашку, из которой он только что пил.

Она стояла спиной к кровати, и, вспомнив, как мягко звучал ее голос, как нежно она приподняла его голову, давая питье, маркиз вдруг поймал себя на том, что с нетерпением ожидает, когда девушка обернется, чтобы увидеть ее лицо.

Ровена вытерла чашку и бесшумно поставила ее на блюдце, потом повесила на крючок полотенце и повернулась к маркизу.

Он ожидал, что внешность девушки будет соответствовать ее голосу, но все же оказался не готов к тому, что предстало его взору, и на секунду успел даже подумать, что стоящая перед ним красавица – галлюцинация, вызванная сотрясением мозга.

Маркиз видел перед собой юную девушку, прекраснее которой ему давно не доводилось встречать.

Погруженная в свои мысли девушка, чьи огромные глаза удивительного голубого цвета, казалось, занимали половину ее лица, не смотрела на маркиза, пока не подошла к кровати.

Затем, когда руки ее коснулись простыни, сбившейся, пока он пил, девушка заметила, что маркиз смотрит на нее, и застыла на месте.

– Вы очнулись? – спросила она, а затем, не дожидаясь ответа, быстро произнесла: – Не пытайтесь говорить. Вы долгое время были без сознания, но теперь, я вижу, пришли в себя. У вас нет причин для беспокойства – вы в хороших руках.

Несмотря на просьбу девушки, маркиз попытался произнести несколько слов, хотя собственный голос показался ему слабым и каким-то чужим:

– Где… я?

– В Литл-Поувике. Вы попали в дорожное происшествие на перекрестке. – Ровена сделала паузу, давая маркизу возможность усвоить услышанное. – Никто, кроме вас, не пострадал. Уверена: вам приятно будет услышать, что ваши кони, хотя и сильно напуганы, не получили никаких повреждений.

– Я… рад слышать это, но… кто… вы?

– Я – дочь местного доктора, Ровена Уинсфорд.

– Доктор… Уинсфорд? – повторил маркиз, словно пытаясь припомнить это имя.

От него не укрылась улыбка, осветившая лицо Ровены.

– Вы вряд ли слышали о нас, – сказала она. – Но ваш врач, сэр Джордж Сеймур, приезжал из Лондона, чтобы осмотреть вас. Он сказал, что у вас нет никаких серьезных внутренних повреждений, которые не зажили бы сами, но решительно запретил трогать вас с места, объяснив, что вам требуется полный покой.

Говоря все это, Ровена увидела, как глаза маркиза медленно закрываются, словно он тщетно борется с нахлынувшей на него сонливостью.

– Спите, – тихо произнесла она. – Вас ничто не должно беспокоить. Через несколько дней поправитесь и вернетесь домой.

С трудом усевшись, опираясь спиной о подушки, маркиз стал внимательно изучать поставленный перед ним поднос с едой.

– Я не люблю голубей, – заявил он.

– Боюсь, что ничего другого не могу предложить вам, милорд, – ответила Ровена. – Цыплята слишком дороги, а говядину вы ели вчера.

– Если он не любит голубей, – раздался от двери тоненький детский голосок, – пусть съест мой пастуший пирог. Я обожаю голубей – и Гермиона тоже.

Повернув голову, маркиз увидел Лотти, которую хорошо узнал за последние дни. Девочка умоляюще смотрела на него.

С огромными глазами и светлыми волосами, она была уменьшенной копией старшей сестры. Но если лицо Ровены было тонким, под стать ее стройному телу, личико Лотти было круглым и пухлым, словно у одного из ангелочков, украшающих церкви в Баварии.

Однако маркиз отличался обстоятельностью характера и любил все выяснять до конца.

– Почему цыплята слишком дороги? – спросил он.

– Потому что у нас нет денег, чтобы купить их, милорд, – ответила Ровена.

– Вы хотите сказать, что я не плачу за свое содержание, мисс Ровена? – недоуменно уставился на нее маркиз.

– До сих пор вы были в таком состоянии, что я не могла выяснить с вами денежный вопрос.

– Тогда почему вы не обратились с этим к моему секретарю? – удивился маркиз. – Он бывает здесь достаточно часто.

– Мне это просто не пришло в голову, – честно призналась Ровена.

– Но почему, черт возьми, он сам не предложил вам деньги? – раздраженно спросил маркиз.

– Он принес вам кое-какие фрукты, которые мы не можем позволить себе купить, и вино, – терпеливо пояснила Ровена. – Только папа не хочет, чтобы вы его пили, пока не окрепнете немного.

– Наверное, моему секретарю просто не пришло в голову, что у вас может не быть денег на приобретение необходимых продуктов, – произнес маркиз, словно разговаривая с самим собой. – Однако при мне должны быть деньги.

– Ваш бумажник здесь, милорд, в ящике письменного стола, – кивнула Ровена.

– Тогда принесите его мне.

– Ваша еда остывает, – сказала девушка. – Лучше покушайте сначала.

Маркиз поглядел на Лотти:

– Думаю, я бы предпочел съесть пастуший пирог.