Текст книги "Тайная жена Казановы"

Глава 16

Наш домик располагался у кромки воды. Я слышала об этих маленьких домиках удовольствий, раскиданных по всей Венеции, – но, разумеется, сама раньше здесь не бывала. Этот домик был возведен в романском стиле, с глубоким крыльцом и четырьмя узкими мраморными колоннами, обрамляющими вход. Нас приветствовала пожилая служанка, которая велела нам позвать ее, когда мы захотим поужинать. Но сейчас меньше всего мы думали о еде! Джакомо потянул меня вверх по истертым каменным ступеням. Вокруг нас эхом разносился мой радостный смех.

Мы вошли в уютную комнату, где стояли грубо отесанный стол и два стула. А кровать была застелена чистыми льняными простынями. Джакомо продолжил с того места, где мы остановились в саду: подтолкнул меня к кровати, осыпая жадными поцелуями.

Все происходило так быстро! Внезапно я ощутила себя голубкой в когтях ястреба.

– Я прошу вас! – воскликнула я, отстраняясь от возлюбленного. – Вы целуете меня так, будто хотите причинить боль!

– Простите меня! – Он упал на колени, лицо его исказила мука. – Вы такая юная… понимаю… я немного забылся…

Я его пожалела и робко протянула руку. Он сжал мою ладонь в своей руке. Наши пальцы переплелись.

Второй рукой украдкой он полез мне под юбку и стал возиться с шелковыми подвязками. Он прижался ко мне всем телом и зашептал:

– Пожалуйста. – Бог мой, я боялась потерять голову! И тем не менее где-то в глубине души я слышала предупреждение Джульетты. «Тебя так легко соблазнить?»

Я убрала его руку.

– Любимый мой, – нежно поддразнила я его, – вы же знаете, что мое сокровище только для моего супруга.

– Коим я однажды обязательно стану! – пообещал он, вновь задирая мои юбки и целуя то самое сокровище, обладать которым, по моим собственным словам, он не мог.

– Нет же… – Я отступила назад и села на кровать. И совершенно неожиданно из тех глубин души, о которых я и понятия не имела, я расплакалась.

– Ангел мой! – Он опустился передо мной на колени, вновь взял меня за руки, пытаясь сгладить свой первоначальный натиск. – Я презираю себя за то, что довел вас до слез.

– Нет-нет! – возразила я, обхватывая руками любимое лицо. – Здесь нет вашей вины. Это… все дело в моем отце. Он собирается выдать меня замуж за купца – а я хочу, чтобы моим мужем были только вы.

Вот! Я это сказала. Правда выплеснулась наружу. Я даже сама ее не осознавала, пока не произнесла вслух эти слова.

В комнате повисло молчание, Джакомо замер. Наконец он заговорил.

– Я давно знал о планах вашего отца. – Он глубоко вздохнул. – Мне сказал Пьетрантонио, вскоре после нашей с вами встречи. Я знал, что должен держаться от вас подальше – поскольку здесь мне ничего не светит. Признаться вам, что люблю вас, – и ваш отец вышвырнет меня из дому. Пытаться украсть вашу любовь – и погубить вас. Вы мудро поступили, что остановили нас.

Он встал и стал разглаживать помятую сорочку. Верхние пуговицы его бриджей оказались расстегнуты. Неужели это я расстегнула?

– Джакомо – нет! – взмолилась я. Зачем нам соблюдать эти глупые правила, когда они делают меня несчастной? – Мы должны… должны подарить себе счастье. Должен быть способ. Что нас останавливает? – «Страх!» – кричал разум, сердце неистово колотилось.

Он подошел к кровати и сел рядом со мной. Я повернулась к нему лицом, ища его взгляд. Джакомо смотрел в мои глаза, как будто он не мог на меня насмотреться.

– Ангел мой! – воскликнул он, взял меня за руку и стал покрывать ее поцелуями. – Вы уверены в моей любви? Верите, что я вас не предам?

– Я в этом уверена. – Я отмахнулась от воспоминаний о том уколе ревности, который ощутила, когда у ворот сада его обхаживали мать с дочерью. – Вы мое единственное истинное счастье.

– Тогда давайте поженимся этим же вечером, – заявил он. – И не нужно нам ни документов, ни свидетелей, кроме Господа, чтобы поклясться в верности и соединить наши судьбы. Позже мы можем соблюсти все формальности церковной церемонии – но прямо здесь и сейчас мы можем сделать друг друга счастливыми.

У меня внутри все перевернулось. Я едва могла дышать. Только этих слов я втайне и ждала. Только одно беспокоило меня. Пока тревожило.

– Иногда я задаюсь вопросом, – решилась спросить я, – являетесь ли вы… учитывая ваши высказывания о религии… вы атеист? А сейчас вы говорите, что единственным свидетелем наших свадебных клятв будет Господь. Могу ли я вам верить?

Он кивнул и громко засмеялся, словно обрадовавшись тому, что оказался загнанным в угол.

– Катерина, вы очень умны – никто этого не отрицает. Меня частенько обвиняли в том, что я атеист, но на самом деле я от этого далек. Просто я вольнодумец. Я не верю в церковь, но в самого Бога верую. – Голос его струился, будто вода по камням, и он не отводил от меня своих сияющих глаз. – Ангел мой, я верю в то, что более достойного свидетеля нашего брака, чем наш Создатель, который знает, что наши намерения чисты, и быть не может.

Я заставила себя отвести взгляд и подумать над его словами. Все, что он сказал, имело для меня значение. Я никогда не рассматривала Бога отдельно от церкви. Но теперь я огляделась вокруг, и комната, в которой мы находились, показалась мне храмом. Ранние сумерки, когда еще не зажгли свечи. Мягкие тени, падающие на все вокруг, включая и нас самих. И в этот момент я поняла, что мы вместе под защитой Божьей любви.

Я повернулась и прижала ладонь к ладони Джакомо, давая знать, что я готова. А потом я заговорила негромким голосом, который с каждым словом набирал силу:

– Джакомо Казанова… я обещаю Господу и вам… с этой самой минуты и до самой смерти быть вам верной женой, и я повторю то же самое своему… своему отцу, священнику, который благословит нас в церкви, и всему миру.

Он улыбнулся, густо покраснел. Меня осенило: еще никогда я не видела его таким счастливым. И он повторил ту же самую клятву мне:

– Катерина Капретте, я обещаю Господу и вам с этой самой минуты и до самой смерти быть вам верным мужем, и я повторю то же самое вашему отцу, священнику, который благословит нас в церкви, и всему миру.

Мы смотрели друг на друга… как долго? Достаточно долго, чтобы я никогда не забыла этого чувства. Чувства, когда ты настолько желанна и сама испытываешь к нему безумное влечение. А потом мы обнялись – такие счастливые и смеющиеся, в экстазе от своего поступка.

Неужели в это мгновение я и стала ему женой? В душе – да, все произошло именно тогда.

– А теперь, чтобы завершить нашу свадебную церемонию… – сказал Джакомо, толкая меня на кровать и энергично развязывая шелковые ленты на моем корсете. Он развязал мою сорочку и стал покрывать мою обнаженную грудь поцелуями.

– А разве сам супруг не должен раздеться? – поинтересовалась я и, повинуясь собственным инстинктам, начала расстегивать пуговицы на его бриджах. Он помог мне себя раздеть меньше чем за минуту.

– Моя птичка, эти вздохи для вас. – Он взял мою руку, чтобы показать мне место, где он ищет милосердия, и пальцами стал гладить меня между ног. Я уступила той высшей степени удовольствия, которое когда-либо испытывала.

– Это правда, что теперь вы принадлежите мне? – воскликнула я, прижимая его к себе, впервые в жизни испытывая такое счастье.

– Да, мой небесный ангел, – заверил он меня, – и то, чем мы собираемся заняться, сделает нашу любовь бессмертной.

Он потянулся за чем-то, что лежало в ящичке ночного столика. Трясущейся рукой он достал похожий на ножны чехольчик из тончайшей кожи. Раньше я никогда таких не видела.

– Что это? – удивилась я, обеспокоенно пытаясь встать.

– Чтобы защитить вас, мой ангел. – Я понятия не имела, что он имел в виду, но всецело доверилась ему.

Наши тела слились воедино. Я неожиданно ощутила ноющую боль. На глаза навернулись слезы.

– Больно только в первый раз, – успокоил он меня. И стал покрывать мое лицо поцелуями. Теперь уже более нежными, менее требовательными. В ту ночь я поняла, что языком можно не только произносить речи!

Мы несколько часов занимались любовью. Когда забрезжил рассвет, я покинула его, и, стоя в розово-сером свете первых лучей солнца у своего дома в Венеции, я поняла, что стала другим человеком.

Глава 17

– Ты злишься на меня? – на следующий день спросила я у Джульетты.

Я все ей рассказала, последнюю часть нашептав на ушко. Щеки при этом у меня были пунцовыми. Я старалась сохранять серьезное лицо, но почему-то постоянно улыбалась.

– Нет, я на тебя не злюсь. – Но при этом она поджала губы, когда складывала в стопку платья.

Мы сидели у нее в спальне, собирали ее дорожный сундук. Ее семья на лето арендовала виллу в Асоло. Я так с головой окунулась в свои дела, что едва не забыла дату ее отъезда. Но я не стала признаваться в этом никому.

– Честно говоря, – с натянутой улыбкой продолжала Джульетта, – я рада за тебя.

– Ты серьезно?

– Серьезно, – кивнула она, как будто все еще продолжала сама себя в этом убеждать. – Ты и синьор Казанова…

– Джакомо, – еще шире улыбнулась я.

– Да – Джакомо. Вы с Джакомо поклялись перед Богом быть мужем и женой. Вы… быть мужем и женой.

– Ты уже это говорила.

– Ох! – Она стояла совершенно неподвижно, подыскивая слова. Она села на кровать. Я почувствовала, что приближается гроза.

– Катерина… – взорвалась она. – Как я могу оставить тебя в объятиях этого человека? Что ты еще выкинешь, пока меня не будет? – Джульетта расплакалась. – Это я позволила всему случиться… во всем тебе потакала…

– Нет! – Я порывисто обняла сестру. – Я так счастлива, Джульетта. Пожалуйста, порадуйся за меня. Я знаю, что делаю.

– Ой, Катерина! – покачала она головой. – Если бы только это было правдой. Пообещай мне, что однажды вы действительно предстанете перед священником… и твоим отцом.

– Конечно. И очень скоро.

– И пообещай мне, – продолжала она, запинаясь, – что до тех пор Джакомо будет надевать… свои «ножны». Ты слишком юна, чтобы случайно забеременеть.

– Обещаю. – И говорила я искренне. Я хотела стать женой, но не матерью.

Она кивнула и встала, одернула юбки.

– Уверена, что он тебя любит, – негромко произнесла она. Джульетта нежно улыбнулась мне, но на ее лице был написан страх.

Я сомневалась, верит ли она собственным словам. Но я точно знала, что она очень хотела, чтобы в них верила я. Верила в то, что я любима.

Какое же облегчение, что я обо всем рассказала Джульетте. Все в моей жизни кажется истинным и настоящим, когда я поделюсь этим с кузиной. Она – мой якорь. Теперь, когда она уезжает… честно признаться, я уже не так уверена в том, куда меня заведет судьба.

Глава 18

Венеция, 1774 год

– Bene, Катерина, – прошептала Леда за обеденным столом, за которым они целую ночь провели разговаривая, – вы стали женой.

Катерина заметила, что девушка впервые назвала ее по имени. Подобная фамильярность заставила ее задуматься о том, что, вероятно, она наговорила много лишнего. Катерина зажгла свечу, чтобы разрушить чары прошлого.

– Ты же знаешь, что я – жена, – ответила она, намеренно делая вид, что не поняла, о чем говорила Леда.

– Нет, истинной женой, – настаивала Леда. – Как говорил ваш Джакомо. Без церкви, заключения договоров и присутствия родных. Только ваш возлюбленный, который любит вас.

Катерина заметила, что девушка говорит так, словно любовь – это что-то трепетное и одушевленное. Наверное, для Леды так оно и было.

– Давай вернемся к твоей истории, – сказала Катерина, желая сменить тему. Она доверила девушке свои тайны, и, по совести, Леда должна поступить так же. – Ты была на вечеринке, которую устроил твой отец, и Филиппо играл на клавесине. Он был один. И сердце твое полетело к нему…

– Да… – счастливо протянула Леда. – Мы с Филиппо заговорили. И без умолку говорили на вечеринке. И все это время он раздевал меня взглядом. Я чувствовала, чего он хочет. Он ласкал меня взглядом, как кошка языком ласкает своих котят, когда вылизывает их. – Она озорно улыбнулась Катерине. – Мы сбежали тайком, пока никто не видел. По крайней мере я не знаю, видели нас или нет. Кто знает? Мне было наплевать, точно так же, как вам в театральной ложе. Стояла зима, но было тепло. Мы упали прямо на землю в саду. Я сразу же отдалась ему – прямо в кустах, при свете фонарей. Когда мы вернулись на вечеринку, я все еще продолжала ощущать на себе жар его тела, ноги мои подкашивались.

Катерина была немного шокирована подобным поведением. Леда была такой импульсивной и безрассудной. Но кто она такая, чтобы судить?

– После этого нам удалось еще несколько раз встретиться у него дома, – продолжала щебетать Леда. – Я сказала отцу, что хожу брать уроки музыки. Отчасти это было правдой, потому что Филиппо всегда играл мне на клавесине и пел:

 
Венеры факел юноши коснулся,
Костер любви в груди его взметнулся,
И розу он к устам прижал, пылая,
На исцеленье тщетно уповая.
 

В памяти Катерины звучала ее собственная песня. У нее было такое чувство, будто теперь она будет звучать у нее в голове всю ночь.

– Через месяц я забеременела, – произнесла Леда, вернув Катерину к реальности. – Я-то думала, на это уйдет больше времени!

– Нет, – негромко ответила Катерина, задувая свечу и давая понять, что пора ложиться спать. – Это может случиться… очень быстро.

Глава 19

23 апреля. Катерина ждала этот день. Она отправилась в спальню Леды будить девушку, потому что можно было опоздать. Из открытых окон она слышала крики проходящих мимо женщин: «Ciao bella!»[21]21
  Прощай, красавица! (итал.)


[Закрыть], крики продавцов газет: «Gazzetta Veneta! Osservatore![22]22
  Газета «Венеция», «Обозреватель» (итал.).


[Закрыть]» и восклицания: «Oe! Gondola!»[23]23
  Эй! Гондола! (итал.)


[Закрыть] – гондольеры лавировали по загруженным каналам. Вся Венеция оживала, и она не хотела этого пропустить.

– Ты еще спишь? – удивилась Катерина, не скрывая разочарования.

Леда проснулась, но продолжала лежать, кутаясь в простыни и одеяла. Катерина распахнула ставни, и комната наполнилась ярким солнечным светом.

– Мне кажется… сегодня я пропущу церковь, – ответила Леда, отворачиваясь и обнимая подушку. Они практически каждое утро ходили к заутрене в церковь Сан Грегорио. Катерине стало нравиться такое неспешное течение жизни. Сидеть на твердой скамье рядом с новой приятельницей.

– Вставай! – поторопила она. – Я подготовила небольшой сюрприз.

– У меня и правда нет настроения. Простите.

– Я понимаю, что нет настроения. – Удивленная Леда взглянула на хозяйку. – Просто вставай, – вновь поторопила Катерина, подходя к комоду. Она взяла золотой кулон на бархатной ленте. Катерина понесла кулон к кровати – тот свободно свешивался у нее с пальцев. Леда села, Катерина застегнула кулон на шее девушки.

Пораженная ее решимостью, Леда встала.

Они добрались до храма Сан Грегорио, когда прихожане уже собрались на службу. Леда все еще продолжала большей частью хранить молчание, обхватив себя руками. Она отрешенно подошла к черным деревянным дверям церкви. И только оглянувшись и увидев, что Катерина не идет за ней, она остановилась.

– Сегодня мы внутрь не пойдем, – крикнула ей Катерина от фонтана, который находился в центре площади. – Следуй за мной.

Теперь уже Леде стало по-настоящему интересно.

– И куда же мы направляемся? – поинтересовалась она, возвращаясь к спутнице.

Катерина загадочно улыбнулась и повела ее по узкой улочке. И с каждым шагом казалось, что дома все теснее и теснее жмутся друг к другу. Наконец они вышли на Кампо-делла-Салюте, на край острова.

– Сюда? – еще больше удивилась Леда.

– Еще одна остановка, – ответила Катерина, поднимая руку и подзывая гондольера.

Последний помог обеим женщинам сесть в лодку. Через пару минут они прибыли на место.

– Зачем мы сегодня скачем из одной церкви в другую? – поинтересовалась Леда, разглядывая отделанный белым мрамором фасад второй церкви, где они оказались менее чем через десять минут. – Мы прячемся от кого-то? От Бога? – поддразнила она, впервые за все утро улыбаясь.

Катерина взяла ее за руку и повела по ступеням. Эта церковь была возведена в романском стиле, с четырьмя массивными колоннами и не одним, а целыми двумя накладными фронтонами. Она сильно отличалась от большинства церквей в Венеции, особенно от любимой церкви Катерины – Сан Грегорио, строения из теплого кирпича и бело-розового мрамора. Эта церковь была строгой архитектуры, без излишеств.

Бронзовые двери были заперты, и Катерина позвонила. Леда взглянула на нее, нахмурила брови и сделала вид, что собирается сбежать по ступеням назад.

Дверь открыл монах в черных с капюшоном одеждах. Он был худощав, лет пятидесяти, с крючковатым носом и пронзительными глазами.

– Синьора Марсиджли, – приветствовал он Катерину, слегка кланяясь. – Вот и синьорина, – произнес он, поворачиваясь к Леде. Та удивилась тому, что он знал, кто она. Монах жестом пригласил их войти.

Катерина опять с благоговением смотрела на внутреннее убранство церкви, яркий свет струился из двух рядов полукруглых окон. Вверх вздымались массивные серые каменные столбы, обрамляя ничем не загроможденные белые стены. Она была уверена, что это место исполнено истинным величием Господа, как и любое другое место на земле.

– Леда… – Катерина обернулась к девушке, чтобы объяснить, – как тебе известно, сегодня День святого Георгия – день святого-покровителя твоей матери. – Леда кивнула, сжала пальцами свой кулон. – Я попросила доброго брата об одолжении – разрешении привести тебя в это особое место, посвященное ее святому. Я знаю, как сильно тебе не хватает матери. Возможно, ты хотела бы здесь помолиться за нее.

Леда грустно, но благодарно улыбнулась Катерине. Она вытерла навернувшиеся слезы.

– Grazie[24]24
  Спасибо (итал.).


[Закрыть], – выдавила она благодарность.

Монах молча провел их по темной витой лестнице.

– Ecco[25]25
  Вот сюда (итал.).


[Закрыть], – пригласил он, отпирая дверь в огромную комнату наверху. Она была ярко освещена, как и вся располагающаяся внизу церковь. Вдоль трех стен находились резные хоры темного дерева – капелла, а возможно, и совещательная комната. Над алтарем в центре комнаты, освещенная парой свечей, висела картина, изображающая рыцаря, который атаковал крылатого дракона. Облаченный в сияющие доспехи, верхом на летящем галопом коне, рыцарь длинным копьем пронзал дракона прямо в шею. Из пасти чудовища лилась кровь и стекала вниз. Леда негромко ахнула, тут же узнав святого Георгия Победоносца, и подошла к картине поближе.

– Bene, – монах кивнул и закрыл за собой дверь.

Леда опустилась на колени на мраморное возвышение перед алтарем, перекрестилась, обхватила голову руками. Катерина несколько минут наблюдала за ней, увидела, как едва заметно подрагивают плечи. Но ближе подходить не стала. Это был день Леды – ее возможность побыть со своей матерью, Джорджианой.

– Катерина, – Леда наконец-то подняла голову, лицо было мокрым от слез.

– Да, милая, – откликнулась Катерина, не зная, откуда взялась эта нежность. Просто слетело с губ.

– Вы поставите свечу?

– Разумеется. – Катерина подошла ближе. Вместе, стоя на коленях, они, держась за основание золотистой свечи, зажгли ее фитилек.

– Coraggio[26]26
  Мужество (итал.).


[Закрыть], – произнесла Леда, устанавливая свечу в подсвечник.

Катерина сейчас заметила, как в разгорающемся пламени свечи картина приобрела зловещий отблеск. Она смогла разглядеть отдельные части тел жертв дракона на переднем плане картины, где был изображен пустынный пейзаж.

– Вернемся назад в Сан Грегорио? – спросила она, помогая Леде встать, пока девушка не стала разглядывать жуткое полотно. – Возможно, мы еще успеем на службу.

– Нет, – ответила Леда, как ни странно, повеселевшим голосом. Она взяла Катерину под руку, когда они выходили из тайной комнаты. Вниз по крутой лестнице – Mille grazie![27]27
  Большое спасибо (итал.).


[Закрыть] – к стоящему у дверей монаху и дальше на улицу на блестящие мраморные ступени. Отражающееся в воде солнце тепло приветствовало их. – Какой прекрасный день! – воскликнула Леда.

– Тогда, может быть, прогуляемся? – предложила Катерина.

– Прогуляемся… и поговорим, – ответила Леда, искоса глядя на нее. – Я хочу знать… почему вы синьора Марсиджли, а не синьора Казанова?

– Ох! – вздохнула удивленная Катерина. Она одновременно удивилась и обрадовалась. Синьора Казанова. Как она и мечтала. Как они и пытались.

Глава 20

Венеция, 1753 год

Странное чувство охватывает тебя, когда человек, которого ты должен любить по долгу крови, но на самом деле не любишь, вдруг покидает тебя. Тебе как-то остро начинает его не хватать. Так случилось и с моим братом. Однажды утром его арестовали, вскоре после того как я дала тайный супружеский обет.

Не успел забрезжить рассвет, как в нашу дверь со стороны канала постучали. Первой к двери спустилась матушка. Следом за ней вышла я, оставшись стоять на верхней ступеньке лестницы в ночной сорочке. Когда она открыла дверь, прихожую наводнили полицейские. Их было человек пятнадцать. В Венеции всем хорошо известно, что для любого ареста появляется толпа полицейских – что на самом деле удивительно, поскольку большинство жителей Венеции – трусы. И мой братец не исключение. Он оставил матушку разбираться с ними, а сам продолжал прятаться в комнате наверху. Я слышала, как на весь дом неистово лаял Амор.

– Buon giorno. Signora Capreta?[28]28
  Добрый день. Синьора Капретте? (итал.)


[Закрыть] – обратился старший по званию.

– Sì[29]29
  Да (итал.).


[Закрыть], – ответила мама. Она побелела, как стена.

– Ваш сын – Пьетрантонио Капретте? Он живет здесь с вами?

– То да, то нет. Иногда. Он… я не знаю, дома ли он. – Она испуганно взглянула на меня.

– Синьора Капретте, мы пришли арестовать вашего сына за неуплату долгов. – Офицер потряс в воздухе пачкой долговых обязательств.

– Ох… не может быть! – не верила матушка. – Только на прошлой неделе я давала ему денег, чтобы он расплатился с долгами. Его счета оплачены. – Боже мой, она готова отдать ему последнюю рубашку, если он попросит. – Уверена, что Пьетрантонио сможет вам все объяснить.

– Отлично. Следовательно, он дома. – Полицейский довольно быстро смог перехитрить нашу мать. Он жестом велел нескольким подчиненным перекрыть задние двери – чтобы предотвратить побег. Остальные протиснулись мимо меня на главный этаж дома. Двери хлопали до тех пор, пока брата не обнаружили в моей спальне. Тут выяснилось, что он забрал у меня все деньги, которые я получила, продав веер.

Брата сопроводили вниз, он все еще был в халате. Мать, увидев его, заплакала. Я отвернулась.

– Синьора, он будет в Новой тюрьме, – заверил ее тот же офицер.

Мама вздохнула с облегчением. По крайней мере он не окажется в колодце Дворца дожей, где, как всем известно, заключенные пребывают по колено в воде. Или в той, что под свинцовой крышей, где нечем дышать. Новую тюрьму устроили в другом здании, куда можно было попасть по высокому каменному мосту. Все камеры выходили во внутренний двор, где есть свет и свежий воздух.

– Сегодня, чуть позже, можете принести ему мебель и необходимые вещи, – добавил офицер, продолжая ее успокаивать. Но ее рыдания свидетельствовали о том, что она ничего не воспринимает.

– Катерина! – услышала я крик брата. – Пришлите мне кровать, рубашки, чулки, туфли, бритву…

– Никаких бритв! Запрещено! – Полицейские стали выталкивать его в открытые двери к каналу.

– …носовые платки, расчески, зеркало…

Перечень всего необходимого продолжал эхом доноситься до меня, когда гондола увозила его прочь.