Текст книги "Найди свою любовь"

4

После нескольких спокойных часов снова началась суматоха. Между двумя часами ночи и девятью часами утра в травматологии обычно наступало короткое затишье. К двум часам первую порцию пострадавших от неумеренного потребления спиртного и наркотиков успевали принять, осмотреть и отправить на операционный стол, в морг или же просто обработать раны и отпустить. Зато к девяти утра в отделении снова становилось людно. Видимо, как раз к этому времени концентрация возбуждающих веществ в крови алкоголиков и наркоманов достигала уровня, при котором обычно совершают противоправные поступки.

Полицейский нерешительно отделился от группы толпившихся у дверей товарищей, пришедших вместе с ним. Всякий раз, когда Кори видела большое количество людей в синей полицейской форме, у нее создавалось такое впечатление, словно она случайно забрела в самую гущу спортивной команды, готовящейся к игре в боулинг.

Кори осмотрела руки полицейского – они плохо сжимались в кулаки после того, как ему «пришлось подраться». Кори с сомнением отнеслась к словам полицейского, что его руки действительно пострадали во время защиты, а не нападения.

– Так при каких же обстоятельствах вы повредили руки? – спросила Кори у полицейского, но ее прервала медсестра.

Она протянула Кори медицинскую карточку и сказала:

– Койка номер три. Там лежит заключенный, пристегнутый к кровати наручниками. Его надо срочно осмотреть.

Кори пробежала глазами карточку и снова повернулась к полицейскому.

– Это что, и есть один из ваших «драчунов»? – спросила она.

– Сопротивление при аресте, док…

Кори прочла карточку повнимательнее и удивленно подняла глаза:

– Судя по тому, что здесь написано, этот человек едва жив.

– Этот парень не человек, док. Он – настоящее животное. На наших глазах он бросил свою подружку в лестничный пролет только для того, чтобы получить возможность удрать через окно с грузом наркотиков.

О Боже! Сколько раз приходилось ей выслушивать от полицейских подобные истории. Она готова была порой возненавидеть этих людей, выбравших эту ужасную профессию.

– А где девушка? – спросила она.

– Не волнуйтесь за нее, док, – ответил полицейский. – Таким, как она, ничего не делается. Они падают как кошки, на них даже не остается синяков.

– Чего нельзя сказать об этом парне с третьей койки, – возразила Кори.

Полицейский следовал за ней по пятам.

– А как же мои руки, док?

– Попросите кого-нибудь из санитаров проводить вас на рентген, – сказала Кори.

– А больничный? – настаивал полицейский.

Кори оглянулась только у кровати с раненым, которого отделяла от них тонкая занавеска.

– Сначала – результаты снимков, – отрезала она.

– А как насчет моего арестованного? – Полицейский показал пальцем в сторону занавески. – Когда я смогу его забрать?

– Если бы это хоть как-то зависело от меня, вы бы не получили его никогда, – ледяным тоном ответила Кори, скрываясь за белой занавеской.

Видимо, перед ней лежал один из тех, кто падает как кошка, обходясь при этом даже без синяков: у него были разорваны печень и селезенка, рассечена губа, а глаза закрывала гематома настолько, что всю левую сторону его лица не было видно. Кори как можно осторожнее сняла с него покрывало и начала тщательно обследовать, пытаясь обнаружить скрытые переломы и внутренние повреждения. Неожиданно занавески раздвинулись. Подняв глаза, Кори увидела Лотти, свою лучшую подругу по больнице. С нею она познакомилась восемь лет назад, когда только начинала здесь работать.

– Опять потасовка? – поинтересовалась Лотти.

Кори снова занялась пациентом.

– Сопротивление при аресте, – угрюмо ответила она.

Краем глаза Кори заметила, как недоверие на лице Лотти сменилось ужасом.

– Пожалуй, разница невелика, – тихонько пробормотала она.

– Меня так и подмывает сесть и написать об этом куда следует, – покачивая головой, произнесла Кори.

– Меня больше смущает совсем другое – боюсь, это никак не повлияет на наш бесконечный «роман» с полицией.

– Не думаю, что стоит ввязываться, – усомнилась Лотти.

К койке номер три подошли одна за другой несколько медсестер. Все с одинаковым ужасом смотрели на пациента.

– Что вы думаете по этому поводу, доктор Виатт? – спросила одна из них.

А что могла она думать? Что в законах этой страны имеется множество больших и маленьких трещин? Что часто преступники становятся жертвами, а жертвы, в свою очередь, становятся всего-навсего объектом статистики? О том, что подобные законы сами толкают людей на преступления?

– Думаю, что у него перелом левого бедра, – устало произнесла Кори. – Сделайте снимок и поднимайте наверх.

Кори повернулась к Лотти.

– Черт возьми, после стольких лет работы пора бы вообще перестать замечать такие вещи, но у меня что-то не получается.

– Если действительно не получается, наверное, лучше поменять специальность. Например, стать дерматологом и попробовать научиться не слишком страдать при виде больного псориазом.

– Сегодня ты уже второй человек, который предложил мне переквалифицироваться в дерматологи.

– Чего я действительно не понимаю, – продолжала Лотти, – так это того, как может человек заставить себя нацепить револьвер тридцать восьмого калибра и патрулировать улицы Нью-Йорка. И все это ради того, чтобы через много лет получить от города мизерную пенсию.

Кори благодарно улыбнулась. Она была рада, что Лотти попыталась разрядить атмосферу. Милая толстушка Лотти, вечно сидящая на диете! Что касается всего этого бреда про дерматологию, то сама Лотти поступила в свое время совсем наоборот: она перешла в травматологию из ортопедического отделения. И то только после того, как распался ее брак. Лотти надеялась, что после многих часов изнурительной работы у нее просто не будет сил замечать, что осталась одна.

– Послушай, Кори, – продолжала Лотти. – Парень все-таки жив. Настоящее чудо! Ведь все эти жуткие раны запросто могли привести его прямо в морг.

– Знаешь что, Лотти, – ответила Кори. – Допустим, я готова смолчать по поводу именно этой жертвы, но ведь таких «чудес» приходится осматривать десятки и сотни.

– Кори, Кори, – покачала головой подруга. – Все равно тебе надо сделать над собой усилие и перестать принимать так близко к сердцу страдания всех своих пациентов.

Кори запротестовала.

– Я так переживаю только из-за тех, кому не светит ничего хорошего в будущем. Что же делать, ведь таких – восемьдесят пять процентов, если не больше.

– И ты убиваешься по поводу каждого из них, тратишь на это свои нервы? А что же остается для тебя самой?

– Лучше не спрашивай.

– Вернее, что остается для Дэнни? – поправилась Лотти.

В глазах Кори тенью промелькнула боль.

– Похоже, Дэнни остается гораздо больше, чем требуется ему в последнее время, – пожаловалась она.

– Он опять уехал на уик-энд? – полюбопытствовала Лотти.

– Дела… – стараясь сдержать свои чувства, ответила Кори.

– А когда ты собираешься сказать ему, что беременна?

– Я рассказала ему перед его отъездом.

Лотти, прищурившись, внимательно посмотрела на подругу.

– Ну и как? Он был в шоке?

Разговаривая, подруги отошли от койки номер три и остановились посреди коридора, отделявшего помещение смотровой от палат, где долечивались пациенты травматологии.

– В шоке была я после того, как выдавила из себя эту новость, – ответила Кори. – А Дэнни… у меня было такое чувство… Ну, будто он вздохнул с облегчением. Мне показалось, что он обрадовался за меня. Ведь теперь мне будет о ком заботиться, кроме него.

– Когда ты собираешься брать декретный отпуск? – поинтересовалась Лотти.

– Вот когда живот вырастет настолько, что я не смогу подойти к операционному столу, тогда просто придется ненадолго прервать работу.

Лотти хотела сказать что-то еще, но в этот момент санитары вкатили через раздвижные двери каталку с очередным пациентом.

– Огнестрельное ранение, – констатировала Лотти.

– Как это оригинально! – мрачно пошутила Кориандр.

Один из врачей, идущих за каталкой, попытался заглушить шум голосов в коридоре:

– Две пули в животе! Помогите остановить кровотечение!

Кори и Лотти подбежали к каталке. Кори быстро зажала рукой входное отверстие одной из пуль, чтобы остановить хлещущую оттуда кровь, а Лотти забросала вопросами врача. Каталку уже успели ввезти в смотровую, и теперь десять, а может, и двадцать человек суетились вокруг.

– Какого калибра пуля? – допрашивала тем временем Лотти.

– Не знаю, – растерянно ответил врач.

– Когда это произошло?

– Минут двадцать назад.

Кругом было так шумно, что приходилось чуть ли не выкрикивать и вопросы, и ответы.

– Принесите сюда вентилятор, – распорядилась Кори, заметив краем глаза, что к ней пробирается полицейский.

– Заварушка в ресторане. Тридцать жертв, и никто ничего не знает, – кратко разъяснил он ситуацию, прежде чем задать Кори обычный в таких случаях вопрос.

– Этот парень – кандидат в покойники, док?

Боже, как надоел ей этот вопрос!

– Пока ничего не могу вам сказать, – ответила Кори, беря из рук ассистента зажим. – Впрочем, подождите пока с регистрацией убийства, – добавила Кори, измеряя пульс и давление пациента. – Состояние стабилизируется, – крикнула она, обращаясь к своим коллегам.

Полицейским вечно требовалось, чтобы, даже не осмотрев пациента и не начав с ним работать, врач немедленно сказал, чем кончится дело. Наконец удалось остановить кровотечение, и больного подключили к респиратору.

– Собираетесь оперировать, док? – спросил полицейский.

– Оперировать буду не я, а дежурная бригада, там, на втором этаже. – Кори перевела дыхание. – Теперь, пожалуй, я могу сообщить, что этот пострадавший уже не кажется мне кандидатом в покойники.

Полицейский пожал плечами.

– Я все-таки поболтаюсь здесь поблизости, – сказал он. – В таких делах все может измениться за одну секунду.

Полицейский с его страстным желанием дождаться смерти пострадавшего напомнил Кори стервятника. Убедившись, что состояние пациента достаточно стабильно, Кори оставила его на попечение бригады травматологов: они и должны были подготовить несчастного к операции. Отсюда, из смотровой, хорошо были видны несколько процедурных. В одной из них Кори заметила сидящую на столе девицу с голубыми «перьями» и размазанной по лицу косметикой – ту самую, у которой она пыталась вчера вечером отобрать сигарету. Видимо, кто-то все-таки разрешил ей покурить, потому что как раз в этот момент девица стряхивала пепел в маленькую жестяную пепельницу, стоящую у нее на колене.

– Эй, док, – махнула рукой девица. – Тут где-то, похоже, угробили кучу народа, а?

Ничего не ответив, Кори повернулась к смотровой. Как раз в этот момент в комнату быстро вошли Стэн и двое его ассистентов. Поток воздуха надул их белые халаты. Эти трое двигались плечом к плечу, не обращая внимания на окружающих. У них был вид людей, только что переживших неприятности и готовых поделиться ими с кем-нибудь еще. Кори сразу поняла, что эти трое явились сюда, чтобы обсудить с ней смерть пациента с перфорированной почкой, который все-таки умер вчера вечером на хирургическом столе. Кори вспомнила предупреждение Стэна: если пациент умрет не в травматологии, а в хирургии, то им не удастся отделаться простым отчетом перед комиссией по смертельным исходам – против них наверняка будет возбужден иск. Стараясь не обращать на вошедших никакого внимания, Кори вернулась к раненому, которого должны были вот-вот перевезти в операционную, и стала проверять интенсивность подачи лекарств, вводимых через капельницу.

– Почему бы вам не попросить доктора Брюнер закончить с этим больным? – на удивление мягким и спокойным тоном предложил Стэн.

Кори растерянно взглянула на Лотти и пожала плечами.

– Пойдемте туда, – предложил Стэн, указывая в сторону небольшой загородки в углу смотровой.

Кори покорно последовала за врачом. Ассистенты Стэна, следующие за ними чуть позади, старались не встречаться с ней взглядом. Все четверо молча направились в дальний конец смотровой. Однако за загородку зашли только Кори и Стэн.

– Кори, дорогая, – начал Стэн непривычно вкрадчивым голосом, но тут же осекся и замолчал. Ему явно нелегко было произнести то, что он собирался сказать.

– Я помогу тебе, Стэн, – спокойно прервала Кори. – Я продолжаю нести ответственность за того пациента независимо от того, что произошло наверху, в операционной. Более того, если тебе будет от этого легче, то еще до того, как я узнаю, что же там все-таки случилось, я дам расписку: окажись я опять в подобных обстоятельствах, я снова сделаю то же самое.

– Я сейчас не об этом, – в свою очередь, прервал ее Стэн. – Произошел несчастный случай.

Кори едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– Ну конечно, чем же еще можно удивить врача, работающего в этих стенах?!

Однако она тут же осеклась, взглянув в лицо своего коллеги, выражавшее неподдельное горе. Кори осторожно спросила:

– Так что же это за несчастный случай?

– Нам позвонили из Акапулько…

В одно мгновение Кори почувствовала себя пациентом, у которого разрезали грудь, чтобы сделать операцию на сердце, а потом забыли зашить разрез. Она слышала слова Стэна, но не понимала их смысла.

– Ваш муж, доктор Виатт, стал жертвой авиакатастрофы, – тихо произнес Стэн.

«Нет!» Сначала это слово зазвучало в мозгу Кориандр, затем она тихонько прошептала его, потом, встряхнув головой, произнесла громче:

– Нет!

Волосы Кори хлестали ее по щекам, шее, подбородку.

Нет. Глядя на Стэна огромными испуганными глазами, полными слез, Кори все-таки выдавила из себя всего один вопрос:

– Он жив?

Доктор глубоко вздохнул и наклонился в ее сторону.

– Человек, звонивший из Акапулько, назвался Жоржем Видалом и сказал, что он – ваш деверь…

Но это был не ответ.

– Он жив? – снова прошептала Кориандр.

– Он мертв, Кори. Увы, ваш муж мертв…

Наверное, это закричал кто-то другой. Этот душераздирающий вопль просто не мог вырваться из ее груди. Она ведь сталкивалась с насильственной смертью каждый день. Разве это значит, что сама она и ее близкие должны быть застрахованы от подобных вещей? Господи, разве Стэн забыл, что Кори – одна из тех, кто помогает ликвидировать последствия катастроф, а вовсе не из тех, кто принимает в них непосредственное участие? Дотронувшись до руки Стэна, Кори начала спокойно и рассудительно объяснять ему, почему ничего подобного не может быть. Издали этот разговор выглядел вполне нормальным, если только не вслушиваться в то, что говорила Кори.

– Как вы не понимаете, ведь мой муж полетел в Акапулько, чтобы встретиться с одним человеком. А тот должен был помочь ему выпутаться…

Кори казалось, что, если она сумеет спокойно и рассудительно все объяснить, Стэн поймет, что произошла ужасная, чудовищная ошибка. Если она будет держать себя в руках, то сумеет убедить его начать все сначала и перейти к обсуждению смерти вчерашнего пациента. Ведь Стэн пришел сюда именно за этим.

– Разве вы не понимаете? – умоляюще повторяла Кори. – Ведь если бы что-нибудь случилось, кто-то позвонил бы…

– Я и пытаюсь объяснить вам, Кори, что нам позвонили. Позвонил ваш деверь, Жорж Видал.

– Ну, пожалуйста, Стэн. – Теперь Кори душили слезы. – Пожалуйста, не говорите так, возьмите свои слова обратно!

Но как, как могла она объяснить, что все это было ошибкой? Для этого надо было рассказать им, каким живым был Дэнни, когда держал ее утром в своих объятиях. Когда это было? Вчера? Или позавчера? С тех пор, как она отправилась на дежурство, а Дэнни улетел в Акапулько, прошло сорок три часа. К сожалению, она не могла рассказать Стэну, как они всю ночь напролет занимались любовью, как Дэнни засыпал в ее объятиях, а потом просыпался, и все начиналось сначала. Кори не могла рассказать и того, как шевелились губы ее мужа, повторявшего во сне, как сильно он ее любит. Дэнни твердил ей слова любви до тех пор, пока она не отправилась в больницу. Он говорил еще, что Кори дала ему жизнь, что благодаря ей его существование приобрело смысл. А Кори отвечала, что это он подарил ей мужество, наполнил ее жизнь радостью, и что это он стал ее наваждением, в то время как для него она была всего лишь его слабостью.

– Мне очень жаль, Кори. О Господи, мне действительно очень жаль. – В голосе Стэна звучали слезы.

Это действительно был конец. Только сейчас до Кори стало наконец доходить, что ей нечего больше сказать; что остается только повторять про себя бесконечное количество раз: «Он мертв, Дэнни мертв, мой муж мертв», – чтобы понять смысл произошедшего. И все. Очень просто. Вот только она никак не может понять, как это Дэнни вдруг перестал быть красивым, здоровым мужчиной и превратился в эти самые слова: «Он мертв, твой муж мертв…» И никаких, никаких врачебных заключений, никто не подошел к каталке и не спросил: «Этот парень – кандидат в покойники, док?» Просто мертв – и все. Кори никак не могла понять, как могло это случиться именно с Дэнни, с Дэнни, на долю которого выпали такие страшные жизненные испытания и который, преодолев их, сумел начать все сначала.

Видимо, ассистенты Стэна тоже прошли за загородку, потому что теперь один из них щупал ее пульс, а другой как раз говорил Стэну о том, что нельзя позволять Кори садиться сегодня за руль – кто-то должен отвезти ее домой. И плачущая Лотти тоже была здесь. Как странно, думала Кори, такие вещи обычно происходят не здесь, а в приемном покое, и не с ней, а с другими людьми, с родственниками пострадавших, и пострадавшими всегда были чужие мужья, а не ее Дэнни.

Решено было, что Лотти отвезет подругу домой, побудет с ней столько, сколько понадобится, и поможет все организовать. Конечно, Кори прекрасно знала, что надлежит делать и как себя вести в подобных обстоятельствах – после того, как внезапно (или даже не так уж внезапно) уходит из жизни человек. Придется заказывать билеты на самолет, паковать чемоданы. Надо позвонить в Акапулько Жоржу, в Буэнос-Айрес отцу. Странно, но все люди, в которых так нуждалась сейчас Кори, были за пределами страны, а Дэнни, она никак не могла в это поверить, Дэнни не было в живых.

Когда Кори вышла в коридор, рядом с Лотти стоял какой-то незнакомый мужчина. Глаза Кори снова наполнились слезами, которые медленно покатились по ее щекам. Кори невольно прикрыла руками живот, словно защищая от всего происходящего своего будущего ребенка. Лотти представила незнакомого мужчину:

– Кори, это – Адам Сингер из окружной прокуратуры.

Кори мельком взглянула на мужчину лет сорока. Она успела отметить, что у мистера Сингера были добрые глаза. Лотти вопросительно смотрела на Сингера, ожидая, что он объяснит цель своего визита, о которой она, точно так же, как Кори, не имела ни малейшего представления.

– Миссис Видал, – начал Сингер. – Я прошу извинить меня за то, что не созвонился с вами заранее. Но дело в том, что мне необходимо срочно связаться с вашим мужем. Все, что я смог выяснить, это то, что сейчас он в Мексике. Надеюсь, что вы не откажетесь дать мне номер его телефона.

Кори увидела обескураженное выражение лица подруги.

– Так вы ничего не знаете? – спросила Лотти.

Но Кори было просто необходимо произнести это самой, она должна была пройти через это испытание.

– Мой муж мертв, – громко сказала она.

Мистер Сингер побледнел.

– Что-о?

Лотти обняла подругу.

– А в чем, собственно, дело? – спросила она у Сингера.

Адам Сингер лишь смущенно покачал головой.

– Даже не знаю, как теперь сказать об этом. Я должен был вручить ему повестку для явки в суд в качестве свидетеля. В этом деле тридцать четыре случая подделки банковских счетов и множество других обвинений. Речь идет об исчезновении пятидесяти с лишним миллионов долларов из банка «Интер федерейтед».

5

Отец держал Кори за руку. Они стояли посреди пыльного дворика рядом с моргом «Санчез» в городке Чилпанцинго, Мексика. Палмер Виатт щурился от яркого солнечного света, заливавшего дворик.

– Кори, я прошу тебя, не входи туда, девочка моя, тебе не надо смотреть на весь этот ужас, – убеждал дочь мистер Виатт.

Кори медленно повернула голову. Лицо ее было абсолютно безжизненным, и только в глазах застыло странное выражение: они, казалось, говорили: «Спокойно, Кори, все эти люди просто не знают, о чем говорят. Дэнни Видал никогда просто не мог позволить себе покинуть этот мир, превратившись в кровавое месиво».

– Я должна опознать Дэнни сама, – твердо сказала Кори. – Если я не сделаю этого, то никогда не смогу поверить в его смерть.

– Но я настаиваю: не надо так истязать себя, – умолял мистер Виатт. – Твой деверь сам обо всем позаботится. Ведь все равно ты ничего уже не сможешь сделать для Дэнни – все кончено.

Палмер Виатт был по-прежнему красив и элегантен, хотя темные волосы его начали седеть, в его глазах была одна боль, которую он испытывал, видя страдания своей единственной дочери.

– Не все, – прошептала Кори.

«Просто Дэнни нет сейчас рядом», – мысленно добавила она.

– Я не могу этого позволить, – стоял на своем Палмер, стирая кончиком пальца крупную прозрачную слезу со щеки дочери. Кори внимательно взглянула на отца. Несмотря на свою ненависть к Дэнни, Палмер пришел в трудную минуту.

– Я люблю тебя, Кори. Все эти три года я думал о тебе каждый день и все время волновался, в порядке ли ты.

– Я была не просто в порядке, отец, я была счастлива. Я любила Дэнни. Я и сейчас люблю его.

Мистер Виатт выглядел по-настоящему несчастным.

– Я все отдал бы только за то, чтобы не видеть твоих страданий, – сказал он. – Чтобы все это никогда не случилось.

– Как я не хотела, чтобы он уезжал на этот уик-энд! – В голосе Кори дрожали слезы. – Я даже сказала, что не пойду на дежурство, если он останется. Но Дэнни сказал, что все равно меня некому будет подменить в больнице.

Палмер нежно прижал дочь к себе.

– Кори, ты не должна обвинять себя в том, что случилось. У меня просто сердце разрывается оттого, что все это выпало на твою долю.

Он погладил Кори по волосам.

– Это выпало не на мою долю, отец, это выпало на долю Дэнни. Представь только, что пришлось пережить ему. – Кори душили слезы.

Палмер нежно гладил рыдающую у него на плече дочь.

– Пройдет время, малышка, и ты справишься с этим, переживешь это, я обещаю тебе…

Кори не могла поверить отцу. Ведь ей никогда так и не удалось забыть ничего из того, что было связано с Дэнни Видалом. Кори помнила до мельчайших подробностей и то, как они в первый раз занимались любовью. Помнила все как вчера. Это было в номере элегантного, хотя и немного выцветшего от времени отеля «Тропезон». Кори до сих пор ощущала запах одеколона Дэнни, видела, как он выходит из ванной, завернувшись в полотенце, подходит к ней и обнимает ее. В ушах все еще звучали слова, которые сказал ей Дэнни, прежде чем они легли тогда в постель: «Я никогда не отпущу тебя, Кори. Ты моя навсегда».

Голос отца вернул Кори к реальности.

– Твой муж был своего рода фаталистом, Кори. Это было ясно уже тогда, давно, в Буэнос-Айресе, когда он, участвуя в борьбе против хунты, был абсолютно уверен, что с ним ничего не может случиться.

Кори высвободилась из объятий отца.

– А ведь он тогда оказался абсолютно прав. Дэнни в то время действительно вышел невредимым из всех испытаний, и все это только ради того, чтобы так нелепо погибнуть в этой катастрофе.

Кори снова начали душить слезы.

– Я все время благодарю Бога за то, что тебя не было в этом проклятом самолете.

– Это судьба.

Теперь Кори вспомнился разговор с Дэнни в тот последний день.

Он весьма скептически тогда отнесся к ее словам о том, что судьбы людей начертаны на звездах. Ведь в этом случае все узники Аушвица и Пуэсто Васко должны были родиться под одним знаком зодиака. «И все пассажиры разбившегося самолета», – подумала теперь Кори.

– Я все время задаю себе один и тот же вопрос, – продолжал Палмер. – Не было ли у Дэнни врагов, способных все это подстроить?

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – тихо сказала Кориандр. – Как ужасно думать об этом…

– Сейчас трудно что-нибудь предполагать, – продолжал Палмер. – Ведь Дэнни видел демонов везде и всюду, всю жизнь упрямо считая, что, если человек не готов рисковать жизнью ради дела, которому Дэнни посвятил жизнь, этот человек – враг.

Кори медленно повернулась к отцу.

– Так, значит, тогда, в Буэнос-Айресе, ты тоже был одним из таких «врагов»?

Кори тогда даже не приходило в голову задуматься о таких вещах.

– Я был в совершенно невозможной ситуации… – пробормотал Палмер Виатт.

Кори закусила губу, попыталась сдержать новый поток слез.

– Что ж, возможно, если бы ты защитил его тогда, все было бы по-другому, – сказала она.

– Тогда ты бы осталась со мной? – спросил Палмер.

– Как же я могла остаться с тобой, если Дэнни уже уехал?

– Я часто обвиняю себя…

– Сейчас уже поздно это делать.

– Что ты имеешь в виду?

– Я жду ребенка, – безо всякой связи с темой разговора вдруг сказала Кори.

Палмер отреагировал на эту новость именно так, как и предполагала Кори – словно речь шла о еще одной смерти, а не о зародившейся внутри нее жизни.

– И что ты собираешься делать? – в ужасе прошептал он.

– Любить своего ребенка, – просто ответила Кори.

– Бедная, бедная моя Кори, сколько тебе придется перенести, совсем одной.

– Не совсем одной, – поправила она отца.

– Мне не надо было посылать тебя в Кордову, – грустно сказал он.

– Это – лучшее, что ты сделал для меня в этой жизни, папа, – тихо произнесла Кори. – Ведь там я встретила Дэнни.

На огромном поле недалеко от университета Буэнос-Айреса была проведена карательная акция – расстреляны сотни людей. Правительство генерала Виделы утверждало, что эти люди были мятежниками, которые содержались в тюрьме Вилла Девото и учинили там беспорядки. В результате погибло множество солдат и мирных граждан. Однако представители левых сил утверждали, что на этом поле были расстреляны desaparecidos – люди, считавшиеся пропавшими без вести, в то время как на самом деле их нелегально содержали в Вилла Девото. Реакция Вашингтона на эти события была несколько неожиданной. Тогда, видимо, не решились дразнить хунту из-за неблагополучного положения в других регионах земного шара. Именно в это время исламские фундаменталисты угрожали свергнуть проамериканское правительство шаха Ирана, и казалось нецелесообразным создавать еще один очаг антиамериканских настроений, которые, впрочем, и без того усилились в Аргентине. В той обстановке посол США Палмер Виатт и решил забрать свою дочь из университета Буэнос-Айреса и перевести ее в университет Кордовы, где, как ему казалось, было гораздо спокойнее.

В Кордове, одном из старейших городов Аргентины, было множество церквей, часовенок и обителей, основанных еще иезуитами, францисканцами и кармелитами.

Самому университету покровительствовали иезуиты. В районе преобладало сельское хозяйство. Что же касается топографии – кругом простирались пампасы и невысокие скалистые горы с редкими островками зеленых равнин. К сожалению, Палмер Виатт не знал, что университет Кордовы является центром антиправительственного движения и штабом партизанских групп левого толка, называвших себя «монтонерос». Однако со стороны Кордова казалась тихой заводью по сравнению с повседневными ужасами Буэнос-Айреса. В течение месяца после расстрела узников Вилла Девото жизнь Кориандр в Кордове действительно была абсолютно спокойной, лишенной каких-либо событий.

Кориандр сидела в небольшом кафе (boliche) около университета и слушала, как ее знакомый Эрнандо играет на bandoneon. Остальные студенты под его аккомпанемент танцевали танго. Неожиданно Эрнандо перестал играть, и в тот же момент Кори заметила, что к ее столику подходит один из студентов. Она не сразу поняла в чем дело. Подойдя к Кори, юноша плюнул ей в лицо.

– Фашистка, gringa, – крикнул он.

К парню присоединились еще несколько студентов. Следуя библейскому завету, а скорее просто не понимая, что происходит, Кори подставила обидчикам другую щеку, но и в нее тут же плюнули. Буквально за несколько секунд кафе превратилось в самый настоящий бедлам – все повскакивали на стулья, выкрикивая самые разнообразные политические лозунги, орали, толкались. Эрнандо соскочил со сцены и попытался пробраться к Кориандр. В этот момент в кафе вошел один из университетских профессоров в сопровождении двух иезуитов. Оценив обстановку, они не стали даром терять времени. Один из монахов пустился усмирять бушующую толпу, скручивая одних и призывая к мирному диалогу других, его товарищ, взобравшись на стол, пронзительно свистел в два пальца. Профессор же быстро пробрался к зажатой в дальнем углу Кориандр.

– Пойдемте со мной, – произнес он по-английски с мягким аргентинским акцентом.

Кориандр сразу же узнала профессора экономики. Не дожидаясь ответа, профессор схватил Кориандр за руку и потащил к выходу. Вскоре они оказались на небольшой, мощенной камнем площади перед кафе.

– Вы вся дрожите, – сказал профессор.

Каким-то непостижимым образом именно эта фраза положила начало их отношениям.

Стянув с себя свитер, профессор накинул его на плечи Кориандр.

– Почему вы всегда так далеко сидите на моих лекциях? – спросил он.

– Наверное, потому, что боюсь, что другим не будет за мной видно, – пошутила она, удивленная тем, что профессор вообще ее помнит. И затем добавила, как будто это и так не было видно: – Я ведь высокая.

Профессор улыбнулся.

– Скажите, не будет ли это поводом для международного конфликта, если я приглашу вас в свой кабинет выпить немного мате?

Кориандр удивилась еще больше – оказывается, он знает и это.

– Откуда вы знаете, кто я? – спросила она.

– Все знают, кто вы, – улыбнувшись, ответил профессор. – Такие новости распространяются здесь очень быстро.

Он взглянул прямо в глаза Кориандр.

Неожиданно девушку осенило.

– Значит, они напали на меня из-за отца? – спросила она.

Взяв Кориандр за руку, профессор повел ее в свой кабинет, находившийся в здании факультета общественных дисциплин.

– Просто мы все здесь очень остро реагируем на несправедливость, – сказал он.

Кориандр резко остановилась и взглянула на профессора.

– Но при чем тут я?

– Вы ведь – дочь своего отца.

– А в чем они обвиняют моего отца?

– В попустительстве несправедливости. – Взгляд темных глаз этого человека буквально жег Кориандр. – А вы разве никогда не были фанатично преданны какой-нибудь идее?

Кориандр почувствовала, что краснеет.

– Не уверена, что мои понятия о преданности идее допускают жестокость и насилие, – сказала она.

Шагающий рядом профессор внимательно изучал ее.

– А знаете ли, пожалуй, вас нельзя назвать красивой в обычном смысле этого слова, – вдруг произнес он.

Удивление боролось в Кори с раздражением.

– А какое это имеет отношение ко всему остальному? – недоуменно спросила она.

Ответ профессора Видала и на этот вопрос не грешил избытком логики и здравого смысла.