Текст книги "Найди свою любовь"

Барбара Виктор
Найди свою любовь

Часть первая

Я просто с ума схожу, когда думаю обо всех, кто пропал без вести…

Изабель Перон, Буэнос-Айрес, Аргентина, 1975 год

Я засыпал, думая о том, как буду стрелять сам, и о том, что меня тоже могут подстрелить, и просыпался с теми же мыслями. Человеку просто необходимо оружие, которое может стрелять очередями, вроде «АК-47» – он умеет делать «тра-та-та-та-та», а не просто «пиф-паф».

Реймонд, 15 лет, пациент отделения травматологии Бруклинской больницы, Бруклин, Нью-Йорк, 1992 год

1

– Люби меня, люби… – Дэнни до бесконечности мог повторять эти слова, и она делала то, о чем он просил, – любила его. Сплетаясь и ощущая внутри себя его плоть, Кори точно грезила наяву. Его дыхание сливалось с ее дыханием, а сердца бились как одно. Одна любовь. Одна жизнь.

– Ты моя, моя навсегда! – звучало в ночи.

Было еще темно. Комнату заполняли звуки с улицы, по потолку скользили лучи света от фар проезжавших под окнами машин. Тогда, в последний раз, Дэнни нежно взял ее за запястья и, легонько потянув, заставил встать на колени. Он отбросил в сторону покрывало, притянул Кори к себе, спрятал лицо в волосы и стал покрывать Кори поцелуями.

– Люби меня вечно, – прошептал он перед тем, как поцеловать ее губы.

– Не уезжай, – прошептала в ответ Кори.

Дэнни снова поцеловал ее. Один раз, потом еще. Он целовал и целовал Кориандр, свою жену, останавливаясь лишь затем, чтобы попытаться посмотреть в ее глаза. Кори, протянув руку, коснулась его тела, и Дэнни едва слышно вздохнул.

– Я с тобой, малышка, я здесь, – нежно произнес он.

Потом Дэнни снова жадно ловил губами ее губы, целовал, прижимался лицом к ложбинке между грудей, ласкал языком соски и крепко-крепко прижимал к себе, как бы стремясь впитать в себя ее возбуждение, сделать его своим. Наконец он оказался сверху, поставил колено между бедер Кори. Тело его было тяжелым, поцелуи становились все более настойчивыми.

Оба вскрикнули, прежде чем потонуть в блаженном забытьи, делавшем бессмысленным само понятие о времени. Дэнни так крепко сжимал Кори в своих объятиях, что она едва могла дышать, – он любил ее так исступленно, что один раз она даже невольно вскрикнула. Но, вырвав у Кори обещание любить его вечно, что бы ни случилось, он внезапно закончил все. Когда же Дэнни снова стал умолять не покидать его, прикосновения его были уже какими-то неуверенными, почти что робкими.

– Вечно, – шептала Кори.

– Навсегда, – повторял Дэнни. – Всегда и еще дольше.

Кори шутя любила повторять Дэнни, что ему достаточно просто посмотреть на нее, просто прикоснуться к ней, чтобы она полностью потеряла представление о здравом смысле. Она, смеясь, говорила, что в больнице надо предложить провести исследование на тему – почему интеллигентные, вполне здравомыслящие женщины буквально теряют рассудок от прикосновений любимого мужчины. Она даже придумала свою теорию: наверное, это сперма, проникая в организм, производит такую трансформацию.

Хотя Кори и шутила, ее начинало беспокоить, что в последнее время она ничего не знает о жизни Дэнни, вернее, о той стороне жизни, которая не имеет отношения к постели.

Она часто узнавала из газет о делах мужа. Она не знала, о чем разговаривать с Дэнни, когда он начинал говорить обиняками, курила и мерила шагами комнату.

Ведь не очень приятно, проснувшись утром, обнаружить, что твой муж незаметно встал и оделся, точно собираясь удрать.

Но в то утро Дэнни, стоящий у окна с сигаретой, показался Кори особенно тревожным. Дэнни был одет во все черное – брюки, водолазка… Дэнни щурился от дыма, тонкой струйкой поднимавшегося от сигареты. Его профиль, освещенный сбоку розовым светом восходящего солнца, казался почти сюрреалистическим. Притворяясь спящей, Кори внимательно разглядывала мужа сквозь прикрытые веки. За последние полгода она научилась тому, что бесполезно заставлять Дэнни отвечать на вопросы, касающиеся его бизнеса. В отличие от ее работы в больнице, на его дело влияют самые, казалось бы, незначительные изменения в разных точках земного шара. На профессиональные качества врача всегда существует гораздо больший «спрос», чем на его работу банкира. Постепенно они пришли к молчаливому соглашению: Кори не утомляет мужа рассказами о больничных делах, а он ее о делах корпорации. Однако именно в то утро это соглашение не сработало.

Кори подождала минуту и решила, что пора. Она сделала вид, что только сейчас проснулась – пошевелилась, удивленно взглянула в окно, затем на часы, стоящие на тумбочке возле кровати, и прошептала:

– Сейчас только шесть часов…

Рука Дэнни, подносившая сигарету ко рту, едва заметно дрогнула.

– Спи, дорогая, – тихо произнес он, но как-то неуверенно.

Кори села, провела рукой по волосам, а затем протянула ее к Дэнни.

– Во сколько вылетает твой самолет? – спросила она.

– Не раньше шести вечера, – ответил Дэнни.

Он был единственным мужчиной, кого она любила, Кори…

– Тогда почему такая спешка?

Только сейчас Кори разглядела, что у Дэнни были красные глаза, а под ними – темные круги, словно он недосыпал несколько месяцев.

Не отвечая на вопрос жены, Дэнни спросил:

– Когда ты должна быть в больнице?

– В двенадцать дня.

И еще он был первым мужчиной в ее жизни, первым ее любовником.

Вдруг Дэнни тихо и очень серьезно спросил:

– Ты никогда не думала, Кори, что совершила ошибку, выйдя за меня замуж?

Дэнни ничего не говорил просто так. За каждой его самой простой репликой угадывался подтекст.

– Почему ты спрашиваешь об этом? – удивилась Кори.

– Ты ведь могла выйти замуж за врача… или за дипломата. – Дэнни шагнул к кровати.

Когда Дэнни говорил что-нибудь, сердце Кори готово было разорваться.

– Судьба, – тихо ответила она. – Так были расположены звезды.

– Звезды, – с иронией повторил Дэнни. – Но ведь не хочешь же ты сказать, что все сидевшие в тюрьме Пуэсто Васко во времена хунты или, скажем, все узники Аушвица родились под одним знаком зодиака?

Кори подвинулась ближе к краю постели. Она старалась не поддаться мрачному настроению Дэнни.

– Ты что же думаешь, – внезапно сказала она, – что после стольких лет, проведенных без тебя, я смогла бы найти в себе силы отказаться выйти за тебя замуж?

Дэнни присел на край кровати. При последних словах Кори его темные глаза возбужденно сверкнули.

– Но тебе ведь совсем ни к чему мои проблемы, дорогая. Для твоего же блага, тебе, возможно, было бы лучше без меня.

Кори внимательно, будто впервые, разглядывала мужа. Сколько седых волос появилось совсем недавно в его густых темных прядях, которые всегда так восхищали Кориандр.

– Если фраза начинается со слов «для твоего же блага», то дальше не жди ничего хорошего. Впрочем, фразы, которые начинают с «да, кстати» ничем не лучше. – Кори улыбнулась. – Тебе никогда это не приходило в голову? Хотя обычно после «да, кстати» сообщают не очень важные новости. Ведь никто же не скажет: «Да, кстати, я бросил жену». Зато очень часто можно услышать: «Да, кстати, мой последний роман уже закончен». – Кори старалась, чтобы болтовня ее звучала весело и беззаботно, хотя ей было очень тяжело. – Все говорят: «Для твоего же блага я уезжаю». И никто: «Для твоего же блага я остаюсь с тобой навсегда».

И, протянув руку, Кори поправила волосы на виске Дэнни. Он по-прежнему был очень серьезен.

– Кори, не надо…

– После того, как ты в последний раз произнес эту фразу – «для моего же блага», ты исчез на десять лет.

– Но ты была так молода, – пробормотал Дэнни, качая головой. – Тебе тогда едва исполнилось двадцать…

– Это было в том ужасном кафе в Кордове, возле университета, – продолжала Кори, не слушая мужа.

Прежде чем снова заговорить, Дэнни глубоко затянулся.

– Что ж, я был не так уж неправ, – сказал он.

– Будет когда-нибудь конец этому бесконечному количеству «не таких плохих» слов?!

Дэнни с нежностью посмотрел на жену.

– Что ж, возможно…

– Ты жалеешь, что я не последовала тогда этому твоему «совету»? – спросила Кори.

– Жалею только потому, что заставил тебя страдать.

– Я люблю тебя, Дэнни, – невесело произнесла Кори.

– Я тоже люблю тебя, – отозвался Дэнни, переходя на свой родной испанский язык.

Но Кори не ободрило его признание. Возможно потому, что его «я люблю тебя» прозвучало с такой интонацией, с которой потом говорят «прощай».

– Мы справимся со всем, – спокойно сказала Кориандр. – Мы пройдем и через это, как прошли через все остальное. – Кори легонько провела пальцем по губам мужа. – Не уезжай на этот уик-энд. Я уговорю кого-нибудь подменить меня в больнице. – Дэнни продолжал молчать, Кори стала настойчивее. – Ну давай же, дорогой! Мы поедем на Кони-Айленд, пообедаем «У Натана»…

– Ты ведь все равно не сможешь договориться о подмене: сегодня праздник, да и до дежурства осталось всего несколько часов. – Протянув руку к пепельнице, Дэнни медленно затушил сигарету. – Кроме того, я обязательно должен встретиться с одним человеком, который поможет мне выпутаться. Хотя, конечно, все зависит от того, с какой стороны рассматривать эту вероятность…

– Что ты имеешь в виду?

– Ты как врач должна понимать, что такое вероятность, – сказал Дэнни. – Слова «вероятность успешного исхода операции – пятьдесят процентов» на самом деле ведь ничего не значат. Если пациент выжил, значит, нам достались все сто процентов удачи, если умер – ни одного.

– И какова же вероятность успешного исхода в твоем деле?

– Кто знает? Я лезу вон из кожи, но как только мне удается убрать со своего пути одно препятствие, тут же возникают два других, еще более серьезных…

– А кто этот человек, который может тебе помочь?

– Если дело выгорит, я все тебе расскажу.

– Скорей всего, если… Если дело выгорит, я прочту обо всем на страничке финансовых новостей в «Таймс».

– На этот раз я сам тебе все расскажу, даже если ничего не получится.

– Ну и когда же? – Кори очень не любила подобные допросы, но сейчас не могла сдержаться.

– Когда вернусь…

– Обещаешь?

– Клянусь!

Кори хотела что-то сказать, но осеклась, увидев, что Дэнни как-то странно, в упор, смотрит на нее.

– Почему ты так на меня смотришь? – с трудом произнесла Кори.

Дэнни наклонился и нежно поцеловал жену.

– Ты сейчас красивее, чем была тогда, когда мы познакомились, – прошептал он.

Кори поморщилась.

– Наверное, бесконечные тревоги делают женщину интересней, – сказала она.

– Люби меня всегда, что бы ни случилось, – снова сказал Дэнни по-испански. Кори на этот раз послышалось в его голосе что-то предостерегающее, почти угроза.

«Люби меня, что бы ни случилось…»

Кори положила свою руку на руку мужа. В глазах ее стояли слезы.

– Конечно, я буду любить тебя всегда, и ничего плохого с нами никогда не случится, – сказала она торжественно, но не удержалась и спросила, как бы стремясь получить некую гарантию: – Ведь с нами действительно ничего не может случиться, правда?

Дэнни удалось уйти от ответа на этот вопрос, не сказав ни «да» ни «нет».

– Человека везде подстерегают опасности, – сказал он.

– Какие, например? – Иногда Кори казалось, что она совсем не знает этого человека, который соблазнил ее, когда ей было двадцать, бросил в двадцать один и женился на ней через десять лет. Сейчас, спустя еще три года, у Кори появилось смутное предчувствие, что Дэнни собирается все повторить.

– Когда вернусь, – устало произнес Дэнни, – я все тебе расскажу.

Сердце Кориандр продолжало тревожно биться.

– Можно последний вопрос? – спросила она.

Дэнни кивнул.

– А что если просто уйти, несмотря на убытки?

– Пострадает очень много людей.

– А разве твой бизнес не застрахован?

– Но это уже второй вопрос. – Кори снова поразило угрюмое выражение лица мужа. – Я несу обязательства и перед людьми, предоставившими мне кредит на приобретение банка, и перед своими вкладчиками…

Кори ценила Дэнни за его порядочность. Наверное, именно за это она и полюбила его.

– Но послушай, дорогой, ведь даже если что-нибудь случится: ведь это только банк, а не вся твоя жизнь.

– Как ты не понимаешь, Кориандр, для меня это одно и то же. Я и есть мой банк – каждый дебет, кредит, убыток, перевод, депозит и все остальное, за что я отвечаю.

– Но ведь это касается только твоего бизнеса, а не самого тебя, – настаивала Кори.

– Пойми, что это не просто бизнес, любимая. Речь идет о человеческих жизнях.

– Речь идет только об их деньгах, а вовсе не о жизнях, – не унималась Кориандр.

– Возможно, я оказался чересчур тщеславным, – сказал Дэнни, обращаясь как бы к самому себе.

– Возможно, нам вообще не следовало приезжать в Нью-Йорк, – тихо произнесла Кори. Она до сих пор почему-то чувствовала себя виноватой, вспоминая те несколько лет беспокойной жизни, которую они провели в Аргентине. – Скорее всего, мне следовало настоять на том, чтобы мы вернулись в Буэнос-Айрес. – В голосе Кори зазвучали жалобные нотки. – С тобой я поехала бы куда угодно.

На красивом лице Дэнни появилась тень самого настоящего, неподдельного горя.

– С Аргентиной было связано слишком много тяжелых воспоминаний, – сказал он. – Кроме того, я надеялся, что для твоей карьеры будет лучше, если мы переберемся в Нью-Йорк. – Глаза Дэнни неожиданно наполнились слезами. – Я во что бы то ни стало хотел сделать тебя счастливой.

Она до сих пор готова была следовать за мужем куда угодно, а он готов был на все, чтобы только сделать ее счастливой, и все же обоих не покидало чувство, что исход их отношений предрешен. Несколько лет назад, в университете Кордовы, когда Дэнни был профессором экономики, а Кори – студенткой, она пыталась уговорить его не оставлять преподавательскую деятельность и не переключаться на бизнес. Дэнни доказывал, что на свете нет никого более достойного жалости, чем бывший подпольщик, и нет ничего более печального, чем идеалисты, которые не могут найти себе достойного применения в жизни. Тот, кто, отрастив бороду и закинув за спину рюкзак, бродит по лесам, а затем участвует в экологических митингах, неизменно оказывается в числе неудачников. Победителем становится тот, кто, распрощавшись с революционной деятельностью, переключился на борьбу за доступ к капиталам в советах директоров крупных фирм и банков.

Но Кори ни на секунду не верила тогда, что Дэнни говорит правду. Она не могла поверить в то, что его действительно так волнуют деньги, точно так же, как не могла представить себе Дэнни потерявшим цель жизни и уж тем более – бродящим с рюкзаком по лесам и болотам. Прикасаясь пальцами к лицу Дэнни, Кори подумала, что эта борода не украсила бы ее мужа. К тому же, если бы Дэнни отрастил бороду, Кори, которую он так любил целовать, пришлось бы ходить с поцарапанным лицом.

Сейчас, глядя на мужа, Кори подумала о том, что уже несколько дней она собирается сказать ему одну вещь… Сейчас она наконец решилась.

– Я беременна, – сказала она просто, без всякого вступления. Сказала и стала ждать.

Сначала на лице Дэнни можно было видеть только выражение глубокого шока, быстро сменившееся выражением отчаяния, и только затем – дикой радости. Он заключил жену в объятия, быстро повторяя: «Господи, спасибо, о Господи, спасибо тебе за это…» В Кори промелькнуло за эти несколько секунд множество разных чувств. Смущение и неуверенность сменились облегчением, но тут же вернулись сомнения. За что именно благодарит Бога ее муж? Просто за ребенка, которого подарил им Всевышний? Или же за то, что будущий ребенок заменит Кори его отца, который снова собирается исчезнуть?

2

Мануэль Рохас видел Иисуса. Это случилось вчера, на пути к международному аэропорту Акапулько. Иисус просто стоял на обочине грязной дороги, рядом с дорожным знаком, сообщавшим, что до Чилпанцинго остается двенадцать миль, а до Акапулько – пятьдесят. Вернее, Иисус не стоял, а как бы парил над дорогой. Именно это сразу бросилось в глаза Мануэлю – то, как ноги Всевышнего в коричневых кожаных сандалиях едва касаются земли. Спаситель протягивал руки ладонями вверх, точно желая благословить все вокруг – пыль, хамелеонов, кактусы, даже телевизионные антенны на маленьких домишках, стоявших вдоль шоссе.

Мануэль свернул к обочине и остановился. Выбравшись из своего грузовика, он стоял и смотрел на Него, Мануэль не приближался, но он был достаточно близко, чтобы разглядеть все до мелочей. Мануэль пожалел, что у него нет фотоаппарата. Иисус по-прежнему стоял возле дорожного знака, и его длинные белые одежды развевал ветер. Правда, Мануэль заметил, что вокруг на самом деле ветра не было. В Церро эль Бурро в июле вообще не бывает ветра – только палящее солнце, изнуряющая жара и пыль.

В тот же вечер, вернувшись из Акапулько, Мануэль отправился прямо в церковь поговорить со своим священником. Отца Рамона, хотя он и старался казаться спокойным, очень взволновал рассказ Мануэля. Отец Рамон долго расспрашивал его, заставлял вновь и вновь рассказывать все с самого начала, чтобы записать все слово в слово на случай, если это понадобится для официального отчета. Не то чтобы отец Рамон не доверял Мануэлю, просто он неоднократно убеждался, что, когда речь заходила о вере, люди становились слишком эмоциональными. Мануэль с удивительной точностью припомнил все детали.

Он ехал тогда в аэропорт Акапулько по объявлению о работе. За последние полгода, которые Мануэль просидел без работы и без денег, ему впервые представилась возможность попытать счастья. Так вот, Мануэль увидел Его как раз в тот самый момент, когда собирался помолиться об удаче своего мероприятия. Правда, Мануэлю было немного неудобно просить Господа о таком пустяковом одолжении, но в наше время так трудно найти работу. Место младшего помощника по обслуживанию автобусов компании «Пеликанос Росас» в терминале Аэромексико, конечно, не могло быть идеалом – ведь каждый день придется преодолевать добрую сотню миль, отделявшую его дом от аэропорта. Однако эта должность гарантировала стабильный доход и возможность зарабатывать сверхурочные по понедельникам, когда прилетают чартерные рейсы.

Мануэль описал отцу Рамону падающие на плечи Всевышнего вьющиеся каштановые волосы. Борода Его была довольно редкой, а глаза – добрыми и всепрощающими. Это были глаза человека, которого предали, которому сделали больно. Отца Рамона заинтересовало, что сделал Мануэль, увидев Бога. Неужели просто стоял как немой? Мануэль рассказал, как он, не выдержав, упал на колени и расплакался, а когда поднял голову – Иисус исчез, буквально растворился в воздухе.

Священник был несколько обескуражен. В самом рассказе о видении не было ничего нового. Он мало отличался от дюжины других историй, рассказанных отцу Рамону людьми, видевшими за последний год Всевышнего. Отца Рамона беспокоила лишь одна мысль – что он может сделать для того, чтобы члены соответствующего комитета в Ватикане объявили Церро эль Бурро святым местом. Возможно, они даже включат городок в маршрут папы Иоанна Павла II, собиравшегося осенью совершить паломничество в Латинскую Америку. Было бы хорошо, если Мануэля посетило еще одно видение. И тогда отец Рамон мог бы послать факс в Рим. Пусть помолится, и, может быть, Бог пошлет ему еще какой-нибудь знак. Что-нибудь такое, что заставило бы ватиканский Комитет по чудесам Господа обратить внимание на приход отца Рамона.

Третьего июля, через два дня после видения, Мануэль Рохас снова ехал по этой же дороге из Церро эль Бурро к международному аэропорту Акапулько. За эти два дня с Мануэлем больше не произошло ничего необычного, ничего такого, о чем стоило бы рассказать отцу Рамону. Не то чтобы в душу Мануэля закрались сомнения в том, что он действительно столкнулся с чудом. Ведь тот день оказался для него весьма удачным – Мануэль получил-таки место помощника по обслуживанию автобусов, на которое претендовали еще шестьдесят четыре кандидата. И неважно, что менеджер нанял его на ночную смену по той же расценке, по которой работали днем. Все это уже не имело значения. Сейчас для Мануэля были важны только две вещи – у него есть работа и он видел Иисуса.

Размышляя о своей работе, Мануэль благополучно миновал опасную дорожную развилку на окраине городка. За ней начиналось двухполосное шоссе, тянувшееся до самого аэропорта.

Когда Мануэль увидел взрыв, на его новых электронных часах с подсветкой было двадцать три пятьдесят семь. За секунду до взрыва Мануэль как раз посмотрел на часы, чтобы проверить, не опаздывает ли.

Грохот был таким оглушительным, а яркая вспышка настолько неожиданной, что Мануэль резко нажал на тормоза. Машина вильнула в сторону, и Мануэль ударился головой о ветровое стекло. Он с трудом выровнял машину и свернул к обочине. Прищурившись, он стал смотреть, как по холму, рядом с Акапулько, катится огромный огненный шар. В ночном воздухе еще грохотали взрывы, но уже не такие оглушительные, а на землю медленно падали обломки. Еще один, последний громоподобный раскат, и вокруг снова стало все спокойно. Теперь небо освещали только редкие звездочки, а о взрыве напоминала лишь струйка серого дыма, поднимавшаяся над дальним холмом.

Мануэль решил, что, вероятнее всего, взорвался самолет, набирающий высоту или идущий на посадку. Развалился в воздухе, точно жестянка, подброшенная в воздух и сбитая метким стрелком.

И тут же Мануэль вспомнил об Иисусе – он был абсолютно уверен, что взрыв не был видением. Мануэль довольно долго сидел в машине у обочины дороги и окончательно пришел к выводу: он только что видел катастрофу, в которой наверняка погибли люди. Буквально за несколько секунд до взрыва Мануэль ясно видел именно в той стороне несколько мерцающих огоньков, снижающихся в сторону аэропорта. Теперь Мануэль думал над тем, что если он не поторопится, то опоздает на работу и, скорее всего, потеряет ее, так и не начав. Но разве может он ехать дальше, не сообщив в полицию о том, что видел? Ближайший полицейский участок находился в десяти милях в сторону от шоссе, в городке под названием Чилпанцинго. В глубине души Мануэль знал, что все это имеет непосредственное отношение к его видению и напрямую связано с Иисусом. В конце концов, если бы Мануэль не увидел Его два дня назад, он не ехал бы сейчас по этой дороге, потому что у него по-прежнему не было бы работы. Однако Мануэль решил пойти на компромисс с собственной совестью. Он пообещал себе, что обязательно сообщит о взрыве полицейским в аэропорту, как только закончится его смена. Вряд ли кто-нибудь мог выжить в этой чудовищной катастрофе, так что несколько часов ничего не решат.

Через пять часов после взрыва, почти в шесть утра, шеф полиции международного аэропорта Акапулько объявил чрезвычайное положение. Был составлен рапорт о том, что самолет, судя по документам, частный «Дассолт-фалькон», вылетел из аэропорта Ла Гардиа в Нью-Йорке, пропал без вести и предположительно считается потерпевшим аварию. Экипаж посланного в разведку самолета «Сессна-185» сообщил, что нечто, напоминающее обломки самолета, обнаружено в горах на высоте примерно семь тысяч футов к юго-западу от Чилпанцинго. Но подобраться к этому скалистому, труднодоступному месту достаточно близко, чтобы оценить картину взрыва и удостовериться в том, что это действительно обломки самолета и никто из экипажа не выжил, мог только полицейский вертолет.

Когда Мануэль Рохас закончил смену, солнце уже взошло и осветило розовым светом высокие белые здания, тянувшиеся вдоль пляжа. Полицейский участок аэропорта находился на первом этаже здания, которое называлось «Кокос кондоминиумз» и находилось на пути к Калета-бич. Мануэль прошел в здание через автоматические двери из тонированного стекла и оказался в огромном, отделанном полированным черным мрамором холле. Тут же висела табличка, сообщавшая, что полицейский участок находится в задней части фойе, за еще одной стеклянной дверью. Пройдя через эту дверь и через проход в кованой металлической решетке, отделявшей участок от внешнего мира, Мануэль подошел к ближайшему письменному столу и рассказал дежурному полицейскому, что он видел ночью. Мануэля проводили по длинному узкому коридору в другую комнату, где он еще раз описал капитану все, что видел. Мануэль очень удивился, заметив, что все, с кем он разговаривает, слушают его со скучающим видом и без особого интереса. Больше того, никто даже не знал о взрыве.

Затем Мануэль оказался в небольшой комнате, где стоял резной письменный стол темного дерева, за которым виднелся коричневый, обитый кожей стул с подлокотниками. Несколько стульев поменьше, также обитых кожей, стояли по другую сторону стола. На стене висели три плаката. Один с видом Панчо-Вилла, другой – с портретом президента Карлоса Салинаса, а на третьем был изображен Иисус Христос. На стуле с подлокотниками сидел капитан, а на одном из стульев – какой-то человек лет сорока в мятом костюме из серого шелка. Вообще-то он казался моложе, если приглядеться повнимательнее к черным волосам, обрамлявшим миловидное, почти ангелоподобное лицо с тонкими, хрупкими чертами. Мужчина же, сидевший на соседнем стуле, был еще моложе: худощавый, высокого роста, с резкими чертами лица. У него были прямые черные волосы, зачесанные назад. Мануэль сделал над собой усилие, чтобы перестать разглядывать этого человека – вместо обеих рук у него были металлические протезы.

– Итак, два дня назад вы видели Иисуса, а сегодня вы видели, как в воздухе взорвался самолет, – начал капитан. Большая часть его лица была скрыта за очками с зеркальными стеклами, за которыми абсолютно не было видно глаз.

Конечно, Мануэлю не следовало упоминать о том, что он видел Иисуса. Он просто хотел, чтобы полицейские поняли, насколько хорошо он знает эту дорогу, как часто по ней ездит. И чтобы они знали, что ему доводилось видеть и кое-что поинтереснее взорвавшегося в воздухе самолета.

– Сегодня ночью – это было совсем другое дело, сеньор капитан, – убежденно произнес Мануэль. – Сегодня я действительно видел взрыв!

– Тогда почему вы ждали всю ночь, прежде чем сообщить нам об этом? – спросил мужчина с ангелоподобным лицом. Он говорил по-испански с акцентом, несколько мягче, чем обычно говорят мексиканцы. Но, несмотря на это, тон его казался высокомерным.

– Я боялся, что опоздаю на работу, если сверну с дороги, сеньор. Сегодня я первый раз вышел на новую работу.

– И вы никому не рассказали об этом на работе? – спросил человек с металлическими крюками вместо рук. Он говорил с точно таким же мягким акцентом, что и его товарищ, но голос его звучал более ласково и ничуть не высокомерно.

– Я боялся, что они решат, будто я все это выдумал.

– А как было на самом деле? – улыбнувшись, спросил капитан. – Может, вы немного перебрали текилы?

Мануэль почувствовал себя оскорбленным.

– Клянусь вам, сеньор капитан, я вообще не пил вчера вечером! Я просто ехал на работу и вдруг увидел, как взорвался самолет. Бах! – Мануэль ударил сжатой в кулак правой рукой по ладони левой. – Я видел это собственными глазами.

Капитан откинулся на спинку стула.

– Сегодня ночью к нам не поступало никаких сообщений о взрывах или других несчастных случаях, – просто сказал он.

В этот момент дверь кабинета открылась, и вошел еще один мужчина – приземистый, коренастый и абсолютно лысый. Он быстро окинул взглядом комнату, подошел к человеку с ангелоподобным лицом, что-то быстро прошептал ему на ухо и сел прямо напротив Мануэля.

– Может, ваше воображение возбудил предстоящий визит папы Иоанна Павла? – спросил этот человек. Все рассмеялись.

– Нет, сеньор, – твердо сказал Мануэль, опустив голову.

Несколько секунд все сидели молча. Капитан, обдумывая ситуацию, поправлял очки и перекладывал с места на место какие-то бумаги, лежащие перед ним на столе. Наконец он едва заметно пожал плечами и поднял голову.

– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли к нам, но боюсь, что мы ничего не можем предпринять по поводу воображаемого взрыва воображаемого самолета. – Капитан встал. – Видения тоже не в нашей компетенции. – Он обошел вокруг стола. – Вы можете идти.

Мануэль медленно встал, с шумом отодвинув стул, на котором сидел.

– А если произошло чудо и кто-то все-таки выжил? – осторожно начал он.

– На свете не бывает чудес, – сказал капитан. – В этом-то все дело. На свете просто-напросто не бывает чудес.

Он поглядел на остальных, сидящих за столом.

– И не было никакой авиакатастрофы, – добавил лысый мужчина.

Мануэлю очень хотелось спросить этих людей, как они могут заявлять об этом с такой уверенностью, если не были там и ничего не видели своими глазами, но он решил, что лучше промолчать.

– То, что вы видели, было скорее всего падающей звездой или отблеском молнии, – с улыбкой предположил человек, похожий на ангела.

Мануэль снова ничего не сказал. Он молча продолжал изучать носки своих ботинок.

– Может, вам просто хотелось произвести впечатление на своего нового босса, чтобы он перевел вас на дневную работу? – сказал лысый, сверкая черными глазами на практически безбровом лице.

Капитан открыл дверь кабинета.

– Если вы поторопитесь, то, возможно, успеете в Церро эль Бурро к утренней мессе.

– Если вы все-таки что-то узнаете… – сказал Мануэль, обернувшись в дверях.

– Если мы что-то узнаем, то обязательно вызовем вас, не беспокойтесь, – заверил его капитан.

Затем все встали, и лысый мужчина вежливо произнес:

– Спасибо, что пришли.

– Будьте осторожны за рулем, – посоветовал кто-то из его товарищей.

– И по-моему, вам стоит на время покончить с видениями, – с улыбкой посоветовал капитан.

Четвертого июля, в семь утра, Джо Пасински, оператор службы слежения за полетами вестчестерского отделения компании «Гвенда», заканчивал ночную смену, когда раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Джо выслушал сообщение службы международного аэропорта Акапулько о том, что самолет компании «Гвенда» потерпел аварию в горах, окружающих город. Предварительное расследование показало, что никто из находившихся на борту самолета не выжил. Пасински тут же перезвонил Фрицу Лакинбиллу, владельцу «Гвенды», который приказал ничего не предпринимать до своего приезда и сказал, что немедленно выезжает. Уже спустя двадцать минут, Фритц Лакинбилл действительно сидел на своем рабочем месте.

Все утро Пасински и Лакинбилл не отходили от телефона и факса. Информация была весьма лаконичной. Вашингтон не мог начать расследование до тех пор, пока не будет получено специального приглашения от правительства Мексики. Наконец, только в одиннадцать утра, почти через двенадцать часов после катастрофы, мексиканцы прислали официальное разрешение осмотреть место происшествия и забрать все, что осталось от самолета, команды и пассажиров. Не успев испытать облегчение от того, что Лакинбилл сможет наконец сам приступить к расследованию, он тут же забеспокоился: удастся ли обнаружить «черный ящик». Ведь только получив содержащуюся в нем информацию, можно будет делать какие-либо выводы о том, как же на самом деле произошла катастрофа. Как известно, в «черном ящике» фиксируются все изменения курса самолета вплоть до момента взрыва, а также все разговоры пилотов с наземными диспетчерскими службами. Лакинбилл был серьезно обеспокоен тем, что мексиканцы ни словом не упомянули о «черном ящике», а когда он спросил об этом сам, объявили, что он до сих пор не обнаружен. В полдень Лакинбилл вылетел в Мехико.