Текст книги "Сказка о поросёнке Робинсоне"

Беатрис Поттер
Сказка о поросёнке Робинсоне

Глава первая

Когда я была ребенком, на каникулы меня отправляли на побережье. Мы останавливались в маленьком городке с гаванью, где стояли лодки. Рыбаки часто выходили на них в море, чтобы ловить сетями сельдь. Когда рыбаки возвращались, у одних было всего несколько селедок, а у других столько, что их даже не могли выгрузить на причал. Тогда при отливе навстречу таким лодкам выводили запряженные лошадьми телеги. На них и сбрасывали рыбу прямиком с лодок, а потом увозили на железнодорожную станцию, где ждал особый поезд с грузовыми вагонами.

Когда лодки прибывали с богатым уловом, город ликовал. И половина жителей, включая кошек, сбегалась к причалу.

Белая кошечка по имени Сьюзен никогда не упускала случая встретить лодки. Кошечка принадлежала жене старого рыбака, которого звали Сэм. Жену старого рыбака звали Бетси. Она страдала ревматизмом; детей у нее не было, разве что Сьюзен и пять курочек.

Бетси сидела у очага, и у нее так болела спина, что всякий раз, как ей приходилось подбросить угля или помешать в котелке, она стонала: «Ой-ей-ей!». Сьюзен сидела напротив Бетси и очень ей сочувствовала. Ох, если бы только Сьюзен умела подбрасывать уголь и мешать в котелке! Так они и сидели целый день у огня, пока Сэм ловил рыбу. Бетси пила чай, а Сьюзен – молочко.

– Сьюзен, – обратилась к ней Бетси. – Я едва могу встать. Сходи-ка ты к воротам и глянь, нет ли лодки хозяина.

Сьюзен вышла из дома и снова вернулась. Так она выходила в сад три или четыре раза. И, наконец, к вечеру увидела паруса рыбацких лодок.

– Сходи в гавань, Сьюзен, попроси у хозяина шесть селедок. Я приготовлю их на ужин. Возьми мою корзинку.

Сьюзен взяла корзинку, надела чепец Бетти и ее маленькую клетчатую шаль. Я своими глазами видела, как Сьюзен в этом наряде спешила вниз по улочке к гавани.

Другие кошки тоже выбегали из домов и неслись по крутым улочкам к набережной. А еще туда направлялись утки! Я помню, что они были весьма необычными – как будто в шотландских беретах с помпоном. Всем не терпелось встретить лодки. Ну, почти. В противоположную сторону бежал лишь пес Стампи. В зубах он нес бумажный пакет.

Некоторые собаки не очень-то жалуют рыбу. Стампи сходил к мяснику и купил баранины для себя, Боба, Перси и мисс Роуз. Стампи был большим короткохвостым псом каштанового окраса, серьезным и воспитанным. Он жил с ретривером Бобом, котом Перси и мисс Роуз, которая следила за домом. Хозяином Стампи был очень богатый старый джентльмен. А когда этот старый джентльмен умер, он оставил наследство – по десять шиллингов в неделю до конца жизни Стампи. Вот почему Стампи, Боб и кот Перси жили в прелестном маленьком домике.

Сьюзен встретила Стампи на углу Брод-стрит и присела в реверансе. В другой раз она задержалась бы, чтобы расспросить о здоровье Перси, вот только сейчас слишком спешила к лодке. Перси повредил лапку, когда попал под колеса телеги молочника, и хромал.

Стампи заметил Сьюзен краем глаза и завилял хвостом, однако тоже не остановился. Поклониться или сказать «Добрый день!» он не мог – боялся уронить сверток с бараниной. С Брод-стрит Стампи свернул на Вудбайн-лейн и, распахнув парадную дверь, скрылся в своем домике. Вскоре оттуда донесся аромат жареного мяса – не сомневаюсь, что Стампи, Боб и мисс Роуз сполна насладились бараниной.

Перси на обед не явился. Он выскользнул в окно и, как прочие кошачьи обитатели этого городка, убежал встречать рыбацкие лодки.

Сьюзен быстро прошла по Брод-стрит и направилась к гавани короткой дорогой, вниз по крутой лестнице. Утки же предусмотрительно двинулись в обход, вдоль набережной. Ступеньки были слишком высокими и скользкими для любого, кто не обладал кошачьей ловкостью. Сьюзен спустилась по ним легко и быстро. Всего было сорок три ступеньки, темных и склизких, проходящих за домами.

Внизу пахло канатами и смолой, а еще было очень шумно. Там располагался причал внутренней акватории. Во время отлива, как сейчас, воды почти не было, и суда увязали в мутной грязи. Некоторые пришвартовались у причала, другие стояли на якоре у волнореза.

Около ступенек разгружали два перепачканных сажей углевоза – «Марджери Доу» из Сандерленда и «Дженни Джоунз» из Кардиффа. По деревянному причалу туда-сюда носились мужчины с полными тачками угля. Другие орудовали подъемными кранами с ковшами и с грохотом эти тачки наполняли.

Чуть дальше стоял еще один корабль, который назывался «Фунт Свечей». На его борт поднимали самый разномастный груз. Тюки, бочки, ящики – все они отправлялись в трюм. Орали моряки и портовые грузчики; гремели и звенели цепи. А Сьюзен ждала удобного случая, чтобы прошмыгнуть по причалу. Она следила, как покачивалась в воздухе бочка сидра. Наблюдал за бочкой и сидящий на снастях рыжий кот. Веревка сбежала по шкиву, и бочка, еще раз качнувшись, приземлилась на палубу, где уже поджидал моряк.

– Берегись! – крикнул снизу другой. – Не стой на пути!

– Уи-уи-уи! – захрюкал маленький поросенок, носившийся по палубе «Фунта Свечей».

Рыжий кот проследил за поросенком взглядом. Потом посмотрел на Сьюзен. И подмигнул.

Сьюзен очень удивилась, завидев на борту свинью, но слишком спешила, поэтому побежала по причалу, огибая горы угля, подъемные краны, людей с нагруженными тачками, среди самых разнообразных запахов и звуков. Сьюзен прошла мимо рыбного рынка, рыбных ящиков и рыбных сортировщиков, а еще мимо бочек, которые женщины заполняли сельдью и солью.

Над рыбой, норовя ее ухватить, носились орущие чайки. На борт маленького парохода грузили сотни ящиков с тоннами свежей рыбы. Сьюзен обрадовалась, что толпа осталась позади, и сбежала по небольшой лестнице к нужному ей причалу. Следом прибыли и утки, переваливаясь с боку на бок и крякая. Наконец показалась и «Бетси Тимминс», принадлежащая старому Сэму – последняя в веренице рыбацких лодок и тяжело нагруженная. Она обогнула волнорез и ткнулась тупым носом в гальку.

Сэм был в прекрасном настроении – улов его был очень большим. Они вместе с напарником и еще двумя парнями принялись грузить рыбу на телеги – во время отлива лодка не могла подойти к причалу. Она была полна сельди.

Но, неважно, каким был улов – богатым или совсем наоборот, Сэм неизменно бросал несколько рыбешек Сьюзен.

– Для моих двух старушек на горячий ужин! Лови-лови, Сьюзен! Вот эта, немного помятая, для тебя! А остальные отнеси-ка Бетси.

Утки барахтались на мелководье и жадно ловили падающую рыбу; чайки сновали над ними и вопили. Сьюзен с полной корзинкой поднялась по ступенькам и отправилась домой.

Старушка Бетси приготовила две сельди себе и Сьюзен. И еще две – Сэму, который пришел позже. Потом Бетси легла спать с бутылкой горячей воды, завернутой во фланелевую юбку, чтобы согреть больные суставы и облегчить боль.

Сэм поужинал и покурил трубочку, сидя у камина, а потом тоже лег в постель. А вот Сьюзен еще долго лежала у огня и размышляла. Много о чем – о рыбе, утках, Перси и его хромой лапке, о собаках, которые едят баранину на косточках, о рыжем коте на корабле и о поросенке. Сьюзен думала, что это довольно странно – видеть на борту корабля под названием «Фунт Свечей» свинью. Из-под двери буфета выглянули мыши. Уголь в очаге превращался в золу. Сьюзен тихонько замурчала – ей снились рыбины и поросята. Она совсем не понимала, почему тот поросенок был на борту. Но я знаю о нем все!

Глава вторая

Помните песенку про Сову, Кота и их прекрасную зеленую лодку? Как они взяли медок и денек отнюдь не чуток – «банкноту в пять фунтов, дружок»?

 
И уплыли они к самому краю земли,
Где высоко растет дерево Бонг.
А под ним, в том лесу
Проводил Свин свой досуг,
Красуясь колечком в носу.
 

А сейчас я расскажу вам историю этого Свина и почему он стал жить на краю земли.

Будучи еще поросенком, он жил в Девоншире со своими тетушками, мисс Доркас и мисс Поркас, на ферме под названием Пиггери Поркум. Их уютный, крытый тростником домик стоял в саду на вершине крутого холма.

Почва там была красной, а трава – зеленой. А где-то внизу, вдали, виднелись утесы и клочок ярко-синего моря. По нему ходили суда с белыми парусами и вставали на якорь в порту Стаймута.

Я часто замечала, что у девонширских ферм очень странные названия. И, если бы вам довелось заглянуть на ферму Пиггери Порум, вы решили бы, что и обитатели ее тоже довольно странные! Тетушка Доркас была тучной рябой свиньей и держала кур. А тетушка Поркас была крупной и улыбчивой свиньей черного цвета и брала на дом стирку. Однако в этой истории мы уделим им совсем немного внимания. Обе тетушки прожили свою жизнь в достатке и спокойствии, а в конце стали беконом. А вот их племянник Робинсон ввязался в такие приключения, какие никогда еще не случались ни с одной свиньей!

Поросенок Робинсон был очаровательным малым; бело-розовым, с маленькими голубыми глазками, толстенькими щечками, двойным подбородочком и вздернутым пятачком, в который было продето самое настоящее серебряное колечко. Робинсон мог его увидеть, если закрывал один глаз, а вторым косил.

Робинсон всегда был доволен и счастлив. Он целыми днями носился по ферме, пел сам себе песенки и хрюкал: «Уи-уи-уи!». Тетушки страшно скучали по его песенкам, когда он покинул ферму.

– Уи, уи, уи? – отзывался Робинсон, стоило кому-то с ним заговорить.

– Уи, уи, уи? – прислушивался он, склонив голову набок и скосив один глаз.

Старые тетушки Робинсона кормили его и баловали, но не давали ему покоя.

– Робинсон! Робинсон! – звала тетушка Доркас. – Скорей сюда! Курица закудахтала. Принеси мне яйцо, и не разбей его по пути!

– Уи, уи, уи! – отвечал Робинсон, как маленький француз.

– Робинсон! Робинсон! Я уронила прищепку, подними ее! – звала тетушка Поркас, которая была слишком толстая, чтобы наклоняться самой.

– Уи-уи, – уи! – отзывался Робинсон.

Обе тетушки были очень, очень тучными. А калитки в Стаймуте очень узкие. Тропинка от фермы Пиггери Поркум – вытоптанная красная дорожка среди зеленой травы и маргариток – пересекает множество полей. А везде, где одно поле переходит в другое, есть ограда с калиткой.

– Это не я слишком толстая, это калитки слишком узкие, – говорила тетушка Доркас тетушке Поркас. – Вот скажи, если бы я осталась дома, ты через них протиснулась бы?

– Нет. Уже два года как нет, – отвечала тетушка Поркас.

– Ужасно, просто ужасно, что посыльный разломал свою телегу как раз накануне рыночного дня! А яйца нынче по два шиллинга и два пенни за дюжину! Как думаешь, далеко придется идти, если не напрямик через поля, а по дороге?

– Четыре мили, и это только одну сторону, – вздохнула тетушка Поркас. – А у меня уже кончается последний кусочек мыла. Как же нам быть? Ослик говорит, что на починку телеги уйдет целая неделя.

– А не сможешь ли ты протиснуться в калитки, если отправишься до обеда?

– Нет, не смогу. Я тут же застряну. Как и ты.

– А не сможем ли мы рискнуть… – начала тетушка Доркас.

– И отправить тропинкой Робинсона? – закончила тетушка Поркас.

– Уи, уи, уи! – отозвался Робинсон.

– Мне вовсе не хочется посылать его одного, пусть он и очень смышленый для своего возраста.

– Уи, уи, уи! – согласился Робинсон.

– Но делать больше нечего, – сказала тетушка Доркас.

Робинсона усадили в корыто и вымыли последним кусочком мыла, а потом высушили и навели лоск – да так, что он засиял, как новенькая булавочка. Затем на него надели синюю хлопковую рубашку и штанишки, наказали отправиться в Стаймут за покупками и вручили большую корзину.

В корзине лежали две дюжины яиц, букет нарциссов, два кочана цветной капусты и обед для Робинсона – бутерброды с джемом. Яйца, цветы и овощи он должен был продать на рынке, а потом сложить в корзинку покупки.

– Будь осторожен в Стаймуте, племянник Робинсон. Остерегайся пороха, корабельных коков, фургонов, сосисок, ботинок, кораблей и сургуча. И помни, тебе нужны крахмал, мыло, шерстяные нитки для штопки… и что там еще? – сказала тетушка Доркас.

– Шерстяные нитки для штопки, мыло, крахмал, дрожжи… и что там еще? – произнесла тетушка Поркас.

– Уи, уи, уи, – отозвался Робинсон.

– Крахмал, мыло, дрожжи, шерстяные нитки для штопки, семена капусты… пять, а должно быть шесть. Я хотела завязать узелки на уголках его носового платочка, но их всего четыре, на два меньше. Шесть покупок, а значит…

– Вспомнила! – воскликнула тетушка Поркас. – Нам нужен чай! Чай, крахмал, мыло, шерстяные нитки для штопки, дрожжи, семена капусты. Большую часть можно купить в лавке мистера Мамби. Объясни ему, что стряслось с посыльным, Робинсон, и скажи, что мы отправим ему чистую стирку и еще овощей на следующей неделе.

– Уи, уи, уи, – согласился Робинсон и отправился в пусть с большой корзиной.

Тетушка Доркас и тетушка Поркас остались стоять на крыльце. Они проследили, как он миновал первую калитку и скрылся из виду, а потом вернулись к домашним хлопотам. При этом тетушки все время друг на друга ворчали – слишком уж беспокоились о Робинсоне.

– Зря мы его отпустили. Это все ты и твой дурацкий крахмал! – восклицала тетушка Доркас.

– Как же, как же! Это все твои нитки и яйца! – ворчала тетушка Поркас. – И этот глупый посыльный с его тележкой. И надо же ему было угодить в канаву прямо перед рыночным днем!

Глава третья

Дорога в Стаймут была долгой, пусть Робинсон и отправился напрямик, через поля. Однако тропинка бежал вниз по холму, и Робинсон радовался прекрасному утру, пел свою песенку и похрюкивал: «Уи-уи-уи!». Высоко в небе пели и жаворонки.

А еще выше, на голубом небосклоне носились большие белые чайки. До земли долетали их хриплые крики. По полям, между маргаритками и лютиками важно расхаживали грачи и сновали галки. По травке прыгали блеющие ягнята. Они оборачивались, когда Робинсон проходил мимо.

– Будь осторожен в Стаймуте, поросенок, – окликнула его заботливая овца.

Робинсон бежал вприпрыжку, пока не запыхался. Вдобавок ему стало очень-очень жарко. Он пересек пять больших полей и столько же калиток – с порожками, ступеньками, деревянными лесенками… пробираться через некоторые с тяжелой корзиной было очень уж неудобно. Когда поросенок оглянулся, его фермы, Пиггери Поркум, уже не было видно. А впереди, за угодьями и утесами вздымалось, словно стена, темно-синее море.

Робинсон присел отдохнуть у ограды. Над его головой цвели желтые ивовые середки; на берегу реки росли сотни первоцветов, и кругом пахло мхом, травой и нагревшимся на солнце красноземом.

– Если я съем свой обед сейчас, то мне не придется его нести, – рассудил Робинсон. – Уи-уи-уи!

За время пути он так проголодался, что кроме бутербродов с джемом с удовольствием съел бы и яйцо, но был слишком хорошо воспитан и не стал так поступать.

– Их тогда уже не будет ровно две дюжины, – сказал Робинсон сам себе.

Он нарвал букет первоцветом и связал их шерстяной ниткой, которую дала ему для примера тетушка Доркас.

– Продам их на рынке, и куплю конфет. Сколько денежек у меня уже есть? – Робинсон порылся в кармане. – Один пенни от тетушки Доркас, второй от тетушки Поркас, а третий я сам получу за первоцветы… о, уи-уи-уи! Кто-то мчит по дороге! Ох, я опоздаю!

Робинсон подпрыгнул и поскорее пропихнул свою корзину через ну очень уж узенькую калитку, за которой тропинка пересекала большую дорогу. Поросенок увидел человека – это был старый мистер Пепперил, – скачущего на гнедой лошади с белыми ногами. Перед ним бежали две борзых и следили за тем, что творилось на полях, сквозь прутья оград. Завидев Робинсона, они тут же подбежали, такие большие и дружелюбные. Они его облизали и поинтересовались, что же у него в корзинке, но мистер Пепперил позвал их обратно:

– Ко мне, Пират! Ко мне, Почтарь! Бегом!

Мистеру Пепперилу вовсе не хотелось платить за яйца, которые его собаки могли слопать.

Дорогу недавно засыпали острой щебенкой, поэтому он повел свою лошадь по траве и на ходу беседовал с Робинсоном. Мистер Пепперил был приветливым пожилым джентльменом с красным лицом и белыми усами. Ему принадлежали все зеленые поля и красноземные пашни между Стаймутом и фермой Пиггери Поркум.

– Привет, привет! А куда это ты держишь путь, поросенок Робинсон?

– Здравствуйте, сэр! Я иду на рынок. Уи-уи-уи! – ответил тот.

– Что, один-одинешенек? А где же мисс Доркас и мисс Поркас? Надеюсь, они в добром здравии?

Робинсон рассказал мистеру Пепперилу о слишком узких калитках.

– Боже-боже… слишком полные? Потому тебя отправили совсем одного? Почему бы твоим тетушкам не завести для таких поручений собаку?

Робинсон отвечал на все вопросы мистера Пепперила очень толково и вежливо. Несмотря на юный возраст, он продемонстрировал изрядный ум и неплохие знания об овощах. Он трусил почти у самых ног лошади, глядя вверх на ее блестящую гнедую шкуру, широкую белую подпругу, а еще на краги и коричневые кожаные ботинки мистера Пепперила. Мистер Пепперил остался очень доволен беседой с Робинсоном и дал ему еще один пенни. А когда щебень кончился, мистер Пепперил подобрал поводья и коснулся боков лошади пятками.

– Что ж, доброго тебя дня, поросенок. Передавай наилучшие пожелания тетушкам. Будь осторожен в Стаймуте.

И, свистнув собакам, он ускакал прочь.

Ну, а Робинсон продолжил идти вдоль дороги. Он миновал сад, где копались сем тощих и грязных свиней. Пересек стайфордский мост и даже не остановился у парапета, чтобы полюбоваться на маленьких рыбок, плывущих против течения, или белых уток, что плескались среди водных лютиков. По поручению тетушек он заглянул на мельницу и передал мельнику послание насчет муки. Жена мельника угостила Робинсона яблочком.

Живущий в доме за мельницей пес по имени Цыган, который на всех лает, увидел Робинсона и радостно завилял хвостом. Мимо промчались несколько телег и двуколок. В первой двуколке сидели два старика-фермера. Они чуть не свернули шеи, уставившись на Робинсона. Они везли двух гусей, мешок картошки и горку капустных кочанов. Затем проехала старушка на запряженной осликом телеге. Она везла семь куриц и связки длинного розового ревеня, который рос под слоем соломы. Потом под грохот телеги и звон банок мимо на дороге появился кузен Робинсона, малыш Том Пигг.

Он был бы и рад подвезти Робинсона, вот только ехал в совсем другую сторону. Его чалый пони тянул тележку домой.

– Маленький свин на рынок ушел! – весело прокричал малыш Том Пигг и скрылся в облаке пыли, оставив Робинсона на дороге одного.

Робинсон побрел дальше, и вскоре ему встретилась очередная калитка, за которой тропинка вновь уходила через поля. Робинсон протиснул свою больную корзину в калитку и впервые ощутил тревогу: на поле стояли коровы. Большие, девонской мясной породы, красно-бурые, как их родная земля. Главной в стаде была злая старая корова с большими рогами, на кончики которых насадили медные шарики. Она хмуро уставилась на Робинсона, и он украдкой пробежал мимо и сразу же шмыгнул в следующую калитку. За ней утоптанная тропинка шла по краю поля, засаженного молодой, еще зеленой пшеницей. Вдруг где-то раздался выстрел. Робинсон подпрыгнул от громкого звука и разбил одной из яиц в корзинке.

Из пшеницы, каркая и ругаясь, взвилась туча грачей и галок. С их криками смешались и другие звуки – за деревьями на границе поля уже виднелся Стаймут. С далекой железнодорожной станции доносился свист паровоза и стук вагонов. Слышался шум мастерских и городской гул; гудок входящего в гавань парохода. Высоко в небе хрипло вопили чайки; на ветвях вязов каркали грачи, старые и юные.

Робинсон пересек последнее поле и шагнул в поток деревенских жителей, которые и пешком, и на телегах направлялись на рыночную площадь Стаймута.

Глава четвертая

Стаймут – прелестный городок, расположенный в устье реки Пигсти, чьи ленивые воды плавно текут в залив, обрамленный высокими скалистыми берегами. Сам городок как будто сползает с холмов к морю, к гавани с причалами и волнорезом.

Окраины городка чистотой не отличаются, как часто бывает в морских портах. В западной части пригорода обитают, в основном, козы и люди, которые собирают ржавые железяки, тряпки и сети. На покачивающихся веревках сушится белье – над галькой, усыпанной водорослями, ракушками и мертвыми крабами, а вовсе не над чистенькой зеленой травкой, как у тетушки Поркас.

Есть там и морские лавки, где продают подзорные трубы, шляпы-зюйдвестки и лук. Там витают сильные запахи и стоят странные высокие хижины, похожие на будки, на которых развешивают для просушки рыболовные сети, а из грязных домишек доносятся громкие голоса. В таком месте наверняка можно встретить фургон, о котором предупреждали тетушки. Робинсон держался в середине дороги. Вдруг кто-то крикнул ему из распахнутого окна трактира:

– Эй, жирный свин, заходит!

Робинсон пустился наутек.

Сам по себе Стаймут – чистенький и живописный городок, где все ведут себя прилично (за исключением, конечно же, гавани), но с очень уж крутым спуском. Если бы Робинсон достал из корзинки яйцо и положил на землю в начале Хай-стрит, оно докатилось бы до самого низа. Правда, наверняка бы разбилось или о какой-нибудь порожек, или о чью-то ногу. На улицах было полно народу, что неудивительно – ведь день-то был рыночный.

Людей и в самом деле собралось столько, что на тротуаре было не протолкнуться; каждая старушка несла корзину размером, казалось, с две корзины Робинсона! По дороге катились тачки с рыбой, яблоками, с глиняной посудой и скобяными товарами; ехали запряженные пони маленькие тележки с петухами и курицами; шли навьюченные ослы; ехали и большие телеги, нагруженные сеном. А еще от доков бесконечной вереницей шли телеги с углем. И, разумеется, стоял шум и гам – очень страшный для выросшего в деревне поросенка.

Робинсон, к чего чести, не терял спокойствия. Правда, ровно до того момента, как свернул на Фор-стрит, пес погонщика вместе со Стампи и доброй половиной собак города пытались вернуть трех бычков в загон. Робинсон и два других поросенка с корзинками спаржи бросились бежать вниз по переулку, юркнули в дверной проем и прятались там, пока мычание бычков и лай собак не стихли.

Когда Робинсон набрался смелости вернуться на Фор-стрит, он решил держаться поближе к ослику, нагруженному вьюками с брокколи. Догадаться, какая дорога вела к рынку, было нетрудно. Правда, часы на башне пробили уже целых одиннадцать – впрочем, после всех задержек, это было неудивительно.

Хотя рынок открывался с десяти, покупателей было еще очень много. Рынок был крытым, и сквозь его стеклянную крышу проникал яркий солнечный свет. Люди толпились, но по сравнению с толчеей и шумом на мощеных улицах, здесь было куда спокойнее и безопаснее. По крайней мере, можно было не бояться попасть под колеса телеги. Стоял мерный гул голосов, торговцы громко зазывали покупателей, а те пихали друг друга локтями, стремясь подобраться поближе к прилавку. А на деревянных прилавках чего только не было – молочные продукты, овощи, рыба, моллюски.

Робинсон нашел свободное местечко на краю одного из прилавков, рядом с козой Ненни Неттигоут, которая продавала барвинки.

– Барвинок, барвинок! Винок-винок-винок! Ме-е, ме-е, – блеяла Ненни.

Других товаров у нее не было, поэтому она отнеслась вполне мирно отнеслась к соседству с Робинсоном, который выложил на прилавок две дюжины яиц, первоцветы и нарциссы. О цветной капусте Ненни ничего не знала – Робинсон предусмотрительно оставил кочаны в корзине. Он гордо встал на пустой ящик позади прилавка и тоже принялся зазывать покупателей:

– Яйца, только что снесенные! Свежие яйца! Кому яиц и нарциссов?

– Мне, – произнес большой каштановый пес с коротким хвостом. – Куплю дюжину. Мисс Роуз отправила меня на рынок за яйцами и маслом.

– Прошу прощения, мистер Стампи, но масла у меня нет. Зато есть прекрасная цветная капуста, – сказал Робинсон и, осторожно поглядывая на Ненни Неттигоут, достал из-под прилавка корзину. Ненни не обратила на это внимания, слишком уж была занята – взвешивала барвинки в оловянной кружке для утки в шотландском берете.

– Вот дюжина отличных яиц с темной скорлупой. Правда, одно немного треснуло. А масло, кажется, продает белая кошечка за прилавком напротив… может, все же посмотрите на капусту?

– Я куплю кочан капусточки, милый, благослови бог твой пятачок. Неужто сам вырастил? – засуетилась старая Бетси. Ревматизм мучил ее уже не так сильно, и она оставила на хозяйстве кошку Сьюзен. – Нет, милый, яйца мне не нужны, я тоже держу кур. Кочан цветной капусты и букет нарциссов, будь так добр.

– Уи, уи, уи! – отозвался Робинсон.

– Ой, миссис Перкинс, идите сюда, сюда! Смотрите, тут поросеночек за прилавком совсем один!

– Ну, не знаю! – воскликнула миссис Перкинс и протиснулась через толпу. За ней показались две девочки. – Не знаю, не знаю! И в самом деле только что снесенные, сынок? Не лопнут ли они и не испортят ли они мне воскресное платье, как яйца, за которые миссис Виандот получила первый приз на пяти цветочных выставках, а на шестой они лопнули и испортили шелковое черное платье судьи? Не утиные, подкрашенные кофе? К таким уловкам прибегают на выставках, да-да! Только что снесенные, точно? Но, говоришь, одно треснуло? Вот такую честность я одобряю! А для жарки и треснутое сгодится. Дюжину яиц и кочан цветной капусты, пожалуйста. Смотри, Сара-Полли! Смотри, у него серебряное колечко в пятачке!

Сара-Полли и ее подружка захихикали да так, что бедный Робинсон покраснел. Он так смутился, что заметил даму, которая хотела купить последний кочан капусты, лишь когда та его тронула. И на прилавке остался лишь букет первоцветов. Похихикав и пошептавшись, девочки вернулись и купили его за один пенни. А еще они угостили Робинсона мятным леденцом, который поросенок принял, но неохотно, пребывая в некоторой задумчивости.

Беда заключалась в том, что как только он отдал букет первоцветов, его осенило, что тот был связан шерстяной ниткой, которую для примера дала ему тетушка Поркас. Робинсон гадал, можно ли попросить нитку обратно, однако миссис Перскин, Сара-Полли и ее подружка уже все равно скрылись из виду.

Робинсон, продав все и сунув в рот леденец, вышел с рынка. Люди все продолжали и продолжали прибывать. Когда Робинсон стал спускаться по ступенькам, его корзина зацепилась за шаль пожилой овцы, которая шла вверх. Пока Робинсон выпутывался, к ступенькам вышел и Стампи с полной и тяжелой корзиной покупок. Стампи был ответственным, надежным и учтивым псом, который всегда был рад помочь другому.

Когда Робинсон спросил его, как пройти в лавку мистера Мамби, Стампи ответил:

– Я как раз возвращаюсь домой по Брод-стрит. Пойдем со мной, я тебе покажу.

– Уи-уи-уи! – обрадовался Робинсон. – Большое спасибо, Стампи!