Текст книги "Побег"

7

Мне надо бежать, но я должна выждать подходящий момент – а до тех пор не могу вызывать лишних подозрений. Проще всего продолжать готовиться к Посвящению, которое отец, полагаю, собирается устроить раньше, чем выдаст меня замуж. Насколько мне известно, день свадьбы еще не определен, хотя едва ли кто уведомил бы меня в противном случае. Перевод всей моей Анергии в долгие часы тренировок дает мне цель, а разум укрепляется вместе с телом. Все приемы, которыми я овладеваю, окажутся жизненно необходимыми для выживания, когда я окажусь вдали от «Девы», и понимание этого подталкивает меня.

Хотя мне больше всего хотелось бы заниматься исключительно рукопашкой, это означало бы проводить много времени с Грейс, а после ее возвращения с Шестого острова я стараюсь всячески ее избегать. К счастью, Посвящение требует овладения и другими навыками, так что после одной особенно изнурительной тренировки, полазив вверх и вниз по такелажу в постоянно цепляющемся за все платье и с прилипающими к лицу волосами, я направляюсь в трюм в поисках нашего бондаря. Он мастер по ремонту основных деревянных бочек, в которых содержится все – от еды и воды до сокровищ, и мне нужно овладеть этим ремеслом. Мы зовем его Бондарь хотя, по правде говоря, не знаю, это его настоящее имя, или просто прозвище, которое он заслужил своим талантом. В любом случае у него золотые руки, как в труде, так и в убийствах.

В трюме мрачно, мои глаза не сразу привыкают к сумраку, но скоро становится очевидно, что Бондаря тут нет. Я собираюсь уйти, когда какой-то шум останавливает меня. Будто собака скулит, но на борту их нет. Что-то не так, и я торопливо пробегаю взглядом по инструментам Бондаря, ищу плотницкий топор и достаю его из недр бочки. Ощущая в руке приятную тяжесть, направляюсь на звук.

Тоби лежит на полу. Он избит, правый глаз распух, из носа течет кровь. Над ним с поднятой рукой склонился Клив, намереваясь нанести очередной удар.

Топор вылетает из моей руки раньше, чем я успеваю подумать о последствиях, пригвождая руку Клива к стене за рукав. Он таращится на лезвие, опасно близкое к плоти, выдергивает топор и поворачивается ко мне лицом. Выражение на нем откровенно кровожадное.

– Оставь его в покое, или я заставлю тебя об этом пожалеть.

И хотя едва ли я смогу осуществить свою угрозу, я искренне в нее верю.

– Ах ты, сучка, – отвечает он рыком. – Как ты смеешь вмешиваться в мои дела?

– Все, что связано с кораблем, мое дело. Однажды он будет моим.

Глупость, конечно, раз уж я решила сбежать, но слова вырываются прежде, чем я успеваю прикусить язык. Рука Клива зависает в воздухе, и я понимаю, что он подумывает, не швырнуть ли топор обратно. Я только и могу, что стоять на своем. В итоге он разражается смехом, который при теперешних обстоятельствах звучит вполне зловеще.

– Правда? – говорит он с нескрываемым отвращением. – Один удачный бросок не сделает тебя достойным капитаном нашей команды.

Я нисколько не уязвлена. Хорошо, что Клив считает мои навыки случайной удачей. Мне меньше всего хочется, чтобы отец узнал о скрываемых мною талантах и использовал их в своих гнусных целях.

– Могу попробовать еще, если тебе так понравилось.

На какое-то мгновение мне кажется, что я зашла слишком далеко и Клив засадит топором мне в грудь, однако он отказывается от своего намерения и опускает руку. Напускает на себя вид полного безразличия по отношению к нам обоим, но, проходя мимо, пронзает меня взглядом. Вот и попробуй не привлекать к себе внимание.

Когда он уходит, я падаю на колени возле Тоби и юбкой стираю кровь с его лица.

– Ты в порядке?

Он кивает, и я осторожно беру его за подбородок и осматриваю глаз.

– Пошли смажем его.

Однако он мотает головой, моментально вскакивает на ноги и устремляется к лестнице. Его скорость убеждает меня в том, что никаких серьезных повреждений у него нет, и я считаю более разумным последовать за ним наверх. Не хочу, чтобы меня застукал Клив, если вернется ради мести. Потому что, я уверена, он этого не забудет.

Не знаю, чего я ждала на свой день рождения, но точно не побудки в исполнении Грейс, которая врывается в распахнутую дверь еще до восхода солнца.

– Вставай, – говорит она, сдергивая с меня одеяло. – Встречаемся на палубе. Прихвати плащ.

Моргая и не успев проснуться, я вижу, как она выбегает из каюты. После побоища на Скалистом острове мы почти не разговаривали, и я теряюсь в догадках, с чего это ей понадобилось меня разыскивать.

Когда я появляюсь на палубе, Грейс ждет на носу и, очевидно, слышит мое приближение, потому что, едва я подхожу, указывает на горизонт и говорит:

– Смотри.

Я щурюсь и различаю вдали четкие очертания суши, тень на фоне восходящего солнца, отчего мои руки покрываются гусиной кожей.

– Это Третий остров.

Из всех Восточных островов именно этот я особенно хочу исследовать, о чем Грейс знает. Не могу даже надеяться на то, что нынче же сумею на него сойти.

– Мы высаживаемся, – поясняет Грейс.

– Мы?

– Ты и я, – говорит она. – Сегодня ты моя.

Сердце вибрирует от притока адреналина. Вот оно! Мой шанс сбежать. Мне хватит одного мгновения в одиночестве. Одного мгновения, и я свободна.

– Не перевозбуждайся. Мы будем тренироваться. Воспользуемся этой возможностью и постреляем по целям.

Она имеет в виду пистолеты. На борту стрелять непросто, слишком велика вероятность катастрофы. Однако она неверно истолковывает огонь в моих глаза.

– Мне нужно кое-что собрать, а ты побудь здесь. Вернусь через минуту.

Я стою лицом к ветру, вдыхая соленый воздух, а остров все приближается и вот-вот предоставит мне возможность разглядеть береговую линию. Как и все прочие острова, Третий часто фигурирует под другим названием, отражающим его уникальность, и, должна признать, что оно-то как раз всегда интриговало меня больше всего. Черный остров. Я слышала рассказы о его лесах, где растут тонкие и высокие сердценочи, чьи стволы сверкают так, будто обмазаны смолой, а листва – все равно что древесный уголь, превращающийся от прикосновения в пыль. Почва в лесу, говорят, покрыта пеплом, а если где-то и есть жизнь, то она скрывается под темной маскировкой. Сегодня я наконец-то выясню это сама. Лучшей возможности сбежать мне уже не представится. Пытаюсь вообразить, что предстоит сделать. Каким-то образом я должна отстать от Грейс, а это будет непросто. Я вспоминаю, что в руке у меня будет пистолет, но одна только мысль о том, чтобы охотиться на Грейс, слишком ужасна, поэтому я решаю действовать по обстоятельствам. Если мне удастся каким-то образом от нее ускользнуть, я должна буду спрятаться. Но это остров, и они будут знать, что я где-то там, не говоря уж об определенной форе в их пользу, поскольку я никогда на нем раньше не была. В конце концов, они меня отыщут, и что тогда?

Правда тянет меня на дно, как якорь.

Этот корабль – тюрьма. Я пленница своего отца. Он сделает из меня убийцу или сам убьет. И я всегда это знала.

Суровая реальность огорошивает меня, как никогда раньше.

Ощутив движение воздуха, я думаю, что вернулась Грейс, но это Бронн, который подходит и встает рядом. Он последний, кого я сейчас хочу видеть, последний, кого я хочу взять в свидетели моих слез, застилающих взгляд.

Мне хочется вопить и бушевать, излить на него все мои страдания, но, пока я готовлюсь к внутреннему взрыву, взгляд мой падает на его запястье. Из-под кожаного браслета украдкой выглядывает обрывок веревки с несколькими узелками, и хотя он грязный и потрепанный, я узнаю то, что сама сделала много лет назад. Поверить не могу, что Бронн все еще его хранит, не говоря уж о том, что носит. Мой гнев затухает. Ведь я так устала постоянно на него злиться.

Он как будто не замечает моей внутренней борьбы. Вместо этого передает мне нечто, завернутое в тряпицу.

– Это тебе.

– С какой стати? – Трудно сохранять твердость голоса.

– Ну не могла же ты подумать, будто я забуду, какой сегодня день?

Когда я наконец поднимаю на него взгляд, то вижу отражение своей собственной усталости. Наша взаимная война не прошла бесследно. Я переключаю внимание на подарок. Он тяжелый, и, развернув складки тряпки, я обнаруживаю кинжал, рукоятка которого украшена черными изумрудами. Изящнейшая работа.

– С… спасибо, – заикаюсь я, не находя слов. – Это…

– Это пустяки, – говорит он. – Но однажды, знаешь ли, он может тебе пригодиться.

Пожав плечами, он равнодушно удаляется, как будто подарил мне не более чем старый трофей. Если задуматься, такой кинжал, возможно, им является. Меня буквально подмывает швырнуть подарок в море. Вместо этого я засовываю его за пояс. Впервые Бронн оказывается прав. Никогда не знаешь, в какой момент он может пригодиться.

К тому моменту, когда якорь падает и экипаж спускает на воду утлую шлюпку, Грейс уже вернулась с мешком оружия и провианта. Она перебрасывает через борт корабля штормтрап и делает мне знак.

– После вас.

Не дожидаясь повторного приглашения, я спускаюсь по веревочным ступеням, стараясь не наступить на подол.

Грейс садится на весла и изящными гребками направляет нас к берегу. По мере того как «Дева» уменьшается, а суша нарастает, я начинаю дышать спокойнее.

Не в настроении разговаривать, я молчу, пока мы скользим по воде. Ощущение крушения надежд, которое я сейчас испытываю, грозит захлестнуть меня, а перспектива побега растворяется, как сон, когда тебя будят. Я слишком отвлечена, чтобы сразу заметить, что мы больше не плывем по прямой. Вместо этого Грейс огибает остров, направляясь к скрытой до сих пор бухте. Я вопросительно поднимаю бровь.

– Осторожность не помешает, – только и говорит она.

Я склоняюсь над бортом шлюпки и касаюсь кончиками пальцев прозрачной воды. Сколько я ни вглядываюсь, под нами нет ни следа жизни – ни рыб, ни водорослей. Меня это озадачивает. А вода все густеет, дно темнеет, и у меня возникает такое чувство, будто моя рука трогает нефть. Поднимая глаза, я вижу, что берег так же черен, как и тамошний лес. Грейс улыбается:

– Красотища, скажи ж?

Она выпрыгивает из лодки – вода ей по пояс – и вытаскивает нас на отмель. Я зачарованно выбираюсь наружу и становлюсь на колени, чтобы рассмотреть песок, который похож на толченый уголь, потом растираю его между пальцами, наблюдая, как он пачкается. Поворачиваясь к Грейс, чтобы показать это, я вижу, что она затаскивает шлюпку на дюны.

– Что ты делаешь?

Она пожимает плечами:

– Не хочу, чтобы о нашем присутствии кто-нибудь узнал.

И заметает следы, закидывая пропаханную килем линию песком.

Я хмурюсь, внезапно понимая, что Грейс тоже ведет себя непривычно тихо даже для нее. Нервишки пошаливают.

– Кто-нибудь конкретный?

– Нет. – Однако ее улыбка слишком уж радостная. – Просто старая привычка, больше ничего.

Я готова проявить настойчивость, но тут она вручает мне коробочку.

– Вот, не будем тянуть с твоим подарком.

Стараясь скрыть удивление от того, что она вообще мне что-то дарит, я беру коробочку, открываю ее и обнаруживаю компас. Инкрустированный золотом циферблат компаса обрамлен по кругу изящными ракушками каури и крохотными розовыми гребешками, одновременно очень хрупкими и красивыми. С внутренней стороны крышки – утонченный рисунок, повторяющий ракушки, но только с гребешком покрупнее в середине и вензелем «Г», означающим Гадюку. Ничего подобного я раньше не видела, и слезы катятся у меня из глаз.

– Грейс, спасибо. Это само совершенство.

– Я давно берегла эту штуковину, ожидая подходящего момента, чтобы подарить ее тебе.

В ее улыбке сквозит неожиданная грусть.

– Прелесть!

На короткое мгновение я вижу перед собой подругу, а не убийцу, каковой она является, и понимаю, насколько по ней соскучилась.

– Хорошо. Ладно, пошли. Думаю, тебе не терпится увидеть лес.

Нам не приходится идти далеко, мой взгляд упирается в густую чащу, зловеще нависающую над нами стеной мрака. Когда мы достигаем опушки, мне становится страшно оттого, что я там буду как слепая, однако Грейс уходит за деревья с такой уверенностью, что я охотно следую за ней.

Через несколько минут мои глаза привыкают к полутьме. Все истории оказываются правдой. Стволы настолько узкие, что их можно ошибочно посчитать хрупкими, и влажно сверкают, но, когда я трогаю их пальцами, они на поверку прочные и сухие. На нижних ветвях листья попадаются редко, тогда как листва наверху своей густотой, как черной тучей, мешает пробиваться свету. Земля, покрытая порошком из золы, предлагает опавшим листьям и сучкам мягкое ложе, а разбросанные повсюду крохотные черные цветочки создают подобие мягкого цветочного ковра. Таких я еще никогда не видела. Миллиган не пользуется ими вовсе. Жаль, что я не знаю, как они называются и какими лечебными свойствами обладают.

Все точно так, как я себе и представляла, но только почему-то еще красивее. И тише. Настолько, что каждый шаг подобен эху тысячи крохотных взрывов под ногами. Неестественным кажется отсутствие птичьего пения, а если какие-то звери все-таки называют это место домом, их не видно и не слышно.

Однако покой этот не рождает во мне страха, и, несмотря на напряжение, мне легче дышится, и голова яснее думает.

После получасовой прогулки Грейс останавливается и стряхивает с плеч мешок.

– Пожалуй, достаточно. Готова поспарринговать?

– Если ты готова проиграть.

Она улыбается.

– Вижу, что готова. Только для начала попробуй меня найти.

Она отходит в сторону и исчезает за деревьями. Ее черный камуфляж Змеи идеально сливается с окружающей обстановкой. У меня поднимается адреналин – прекрасное равновесие между страхом и лихим возбуждением, – и я осторожно направляюсь следом за ней. Я ступаю легко, стараясь не спугнуть Грейс своим присутствием, однако через мгновение ее рука вылетает из-за дерева и бьет меня точно в живот. Оказавшись вдруг без воздуха, я подаюсь назад, но все же успеваю увернуться от следующей атаки. Она предпринимает новую попытку, бьет ногой высоко, но на сей раз я этого ждала, перехватываю ступню и отталкиваю. Теперь равновесие теряет Грейс, и я пользуюсь ее секундной слабостью: обрушиваю на нее град ударов руками, который она с трудом отражает.

О подобном размене я могу только мечтать. Мы обе рады оказаться на открытом воздухе, размяться, освежить головы, с готовностью принять вызов и остаться голодными до победы. Скоро у меня по спине уже течет пот, а я все никак не подберу ключик к защите Грей.

– Давай же! – подбадривает она меня. – С годами ты потеряла прыть.

– Просто не хочу тебя обидеть.

– Да уж как-нибудь переживу.

– Сама напросилась.

Подпрыгнув, я хватаюсь за ветку и делаю мах в ее сторону, так что она успевает лишь нагнуться. Я приземляюсь у нее за спиной и жду, пока она встанет. Она атакует первой, и мне приходится отражать бесконечный поток ударов. Наши руки двигаются все быстрее, пока я не делаю то единственное, что способно положить этому конец: обхватываю ее корпус ногами, а мое платье завязывает нас узлом. В итоге мы обе летим на землю, где переглядываемся и разражаемся хохотом.

– Неплохо, – говорит Грейс, поднимаясь. – Совсем неплохо.

– Благодарю. Дальше что?

Она протягивает мне пистолет.

– Видишь вон то дерево? – Она указывает на слегка искривленный ствол с выступающими наростами. – Попади в него.

– С удовольствием.

Я давно не стреляла, но целиться умею, и скоро воздух наполняется пороховой гарью.

Когда мой указательный палец начинает болеть от надавливания на спусковой крючок, я делаю паузу.

– Хорошо, – говорит Грейс. – Меня впечатлило.

В ее голосе слышится облегчение.

– Что стряслось?

– Ничего. – Она потирает шею. – Просто я рада видеть, что ты в порядке. – Я встречаюсь с ней взглядом и понимаю, что она не до конца откровенна. – Однако всегда есть место для совершенствования. Продолжай.

Мы тренируемся допоздна, солнце уже клонится к западу, сумерки сгущаются. Когда мы уже почти ничего не различаем, Грейс говорит:

– Ладно, пора идти.

Однако я замечаю, что она направляется вовсе не туда, откуда мы пришли.

Предполагая, что у нее на то есть свои причины, и радуясь возможности оттянуть возвращение на «Деву», я следую за ней. Мое платье все усыпано порохом, и от меня разит битвой. Когда мы выходим из леса, от света у меня начинают болеть глаза. Мы рядом с морем, но не у той бухты, где оставили в ожидании нашу шлюпку. Огромные глыбы черных камней смешиваются с водорослями, усыпанными угольным песком, и, переступая через них, я представляю себе, какие у меня грязные ноги. Впереди вижу полуразвалившийся домик, и Грейс, похоже, ведет меня именно к нему. Она уже слишком долго молчит, так что, когда мы приближаемся в постройке, у меня начинает сводить живот. Остановившись перед дверью, она поворачивается ко мне:

– Что бы ни произошло, я с тобой.

И, не дожидаясь ответа, заходит внутрь.

Когда я переступаю порог, атмосфера заметно меняется. Дом пуст и заброшен, похоже, мы первые, кто за много лет оказался в его четырех стенах… если не считать тех, кто нас уже ждет. Вся основная команда «Девы» в сборе и стоит полукругом. Они смотрят на меня – даже Бронн, играющий желваками. Отец ждет в центре комнаты. Кто-то стоит перед ним на коленях, со связанными за спиной руками и мешком на голове. Я моментально улавливаю запах страха. Рядом с собой чувствую каждую мышцу напряженного тела Грейс и понимаю, что должно произойти нечто ужасное.

– Дитя мое, – начинает отец, и меня охватывает озноб предчувствия. – Сегодня важный день. Он знаменателен для нас не только твоим рождением, но еще и тем, что для тебя наступило время Посвящения.

Моего Посвящения! Я и предположить не могла, что оно случится сегодня. По правде говоря, я вообще сомневалась в том, что оно когда-нибудь состоится. Я давно боялась этой минуты, но теперь не остается ничего, кроме как взглянуть страху в глаза.

– Что я должна делать?

Я пытаюсь говорить пафосным тоном, соответствующим случаю, но если честно, то это попытка сказать хоть что-то. Отец подходит ко мне, берет за руку, мгновение держит и вкладывает мне в ладонь пистолет, свой пистолет. Потом отступает на шаг, пока я пытаюсь не задохнуться.

– Убить его.

Он указывает на стоящего на коленях пленника.

Желчь подкатывает к горлу.

– В чем его преступление?

Отец пожимает плечами:

– Ни в чем.

О нет, ну пожалуйста! Не может ведь мое Посвящение заключаться в хладнокровном убийстве? Должно же быть что-то еще.

Я смотрю на отца, который отвечает мне тем же. Паника растет, я бросаю взгляд на Грейс, чье лицо окаменело, хотя глаза выдают сомнение. Напряжение в комнате можно пощупать, и я сомневаюсь, дышит ли тут вообще кто-нибудь, кроме отца.

– Хочешь, чтобы я убила его? Безоружного? Невиновного?

Впервые мой голос обнаруживает отвращение к отцовским приказам, и на его лице моментально вспыхивает недовольство.

– Да.

Комната начинает кружиться, и я закрываю глаза, пытаясь не упасть. Вот оно, то мгновение, к которому меня вели всю мою жизнь. Настало время сдать отцовский экзамен и занять место рядом с ним – выхода нет, выбора тоже. Либо это, либо смерть.

И я с полной ясностью осознаю, что не смогу этого сделать, не стану. Моя рука опущена, пистолет смотрит в пол. Я отказываюсь стать отцовским чудовищем.

Когда наши взгляды встречаются, его изумление очевидно.

– Убей!

Я мотаю головой, и хотя понимаю, что мой мятеж означает, это противостояние в итоге кажется облегчением.

– Нет.

Отец делает шаг, оказывается прямо передо мной и одним ударом кулака отбрасывает меня назад с такой быстротой, что я валюсь на пол, а пистолет выпадает из руки. Возвышаясь надо мной, он снова орет, приказывая стать палачом, угрожая мучениями, пока я не подчинюсь, и осыпает градом ударов. Зная, что так и будет, я все равно только сжимаюсь, а боль не становится менее реальной. Я только и могу, что сносить побои, прикрывая из последних сил лицо руками, не зная, сколько это будет продолжаться, и подозревая, что всегда.

Воздух раскалывает выстрел. Отец замирает, а все присутствующие следят, как тело пленника заваливается на пол, а Бронн стоит над ним со все еще дымящимся пистолетом. Комната застыла в шоке, Бронн встречает мой потрясенный взгляд. Видя в его глазах предупреждение, я делаю то, что должна была сделать давным-давно. Бегу.

8

Я бросаюсь обратно к лесу. Несмотря на побои, мозг работает на удивление четко, сознавая, что от него сейчас зависит мое спасение. Хотя ночь накатывает быстрой волной, я ныряю за деревья и ищу дорогу, которой мы шли с Грейс. Ветки тянутся ко мне, норовя хлестнуть по лицу, однако я не обращаю на них внимания. Настоящая опасность – там, позади.

Когда стволы начинают редеть, я слышу успокаивающий плеск прибоя. Земля освещена только звездами. Из дикой путаницы моих волос торчат прутья и листья, а лицо основательно поцарапано.

Не обращая внимания на хриплое дыхание и не покидающую меня панику, я мчусь туда, где Грейс спрятала шлюпку, торопливо тащу ее по берегу и сталкиваю в воду. Забираюсь внутрь, пытаюсь побороть дрожь в ногах и начинаю грести.

Меня всю трясет, понятия не имею, от холода или страха. Вероятно, и от того и от другого. Потому что теперь путь назад отрезан.

Я бросила вызов отцу. Перед всеми его людьми. На своем Посвящении.

Он этого не забудет, не простит. А Бронн? О чем он думал, когда стрелял в пленника? Отец ему припомнит. Что он сделает? Как заставит Бронна страдать? Зачем, после всего, что было, Бронн вздумал пойти ва-банк и помочь мне? Или так было заранее задумано: если я не справлюсь, Бронн довершит начатое, чтобы показать мою слабость? Неужели Бронн был частью заговора?

Каждую секунду пульсация в скуле напоминает мне об отцовских кулаках, глаз уже заплыл, и я жалею, что не прихватила с собой второго бальзама. Вместо этого я одна, при мне два кинжала и компас Грейс, качаюсь на пугающих меня океанских волнах и теряюсь в догадках по поводу того, достаточно ли у меня форы. Если Грейс расскажет им, где мы с ней высадились на сушу, они могут выбежать на берег и засечь меня в любую минуту. Но даже если она смолчит, «Дева» очень скоро меня нагонит, если только раньше я не найду подходящее укрытие.

Налегаю на весла. Каждый взмах отдается приступом боли, однако времени на страдания нет. Мой единственный шанс – оплыть остров, оставив стоящую на якоре «Деву» как можно дальше. Я могу оставаться в опасной близости от берега, и, если луна не выйдет из-за туч, мне удастся ускользнуть незамеченной. Переживу ночь, а тогда и побеспокоюсь о завтрашнем дне. И хотя все мои мысли должно занимать выживание, я не могу отделаться от размышлений насчет Посвящения. Его простота сбивает меня с толку. Оно должно было стать чередой испытаний. Я потратила годы на подготовку, чтобы показать свое мастерство в бою, знание истории и прочих наук, доказать, что могу быть полезным членом команды. Если же отец просто хотел, чтобы я совершила хладнокровное убийство, к чему все эти приготовления?

О! В том-то все и дело!

Все Посвящения индивидуальны, а убийство – это как раз то, от чего я постоянно отлынивала, то единственное, способность к чему я должна была доказать. Когда речь заходила о лишении жизни, у меня обнаруживалось отсутствие опыта. Нет, скажу больше. Обнаруживалось мое нежелание. А быть убийцей, не убивая, нельзя.

Отныне это не имеет значения.

Я гляжу в небо. Звезд на нем такая же уйма, как веснушек на моем лице, и я вспоминаю рассказы Бронна о том, что, если я заблужусь, они приведут меня домой. Но они молчат. У меня нет дома – похоже, такова цена свободы, – только утлая шлюпка, которая медленно уносит меня от единственной жизни, которую я знаю.

Ночь длинна, и даже дуновение ветра не хочет составить мне компанию. Безмятежность нарушает лишь производимая лодкой рябь. К рассвету я достигаю противоположной оконечности острова. По-прежнему ничто не выдает погони. Возможно, никто так за мной и не отправился. Возможно, у отца есть более неотложные дела, нежели беготня за своим непослушным ребенком. Означает ли провал Посвящения, что я больше не считаюсь настолько ценным имуществом, чтобы меня искать?

Я не могу прятаться в бухтах Третьего острова вечно, и отсутствие преследователей придает мне смелости выйти на открытую воду – опасная, но необходимая часть плана, который я составила за ночь.

Я не сомкнула глаз, а нехватка еды и воды приводит к нежелательному головокружению. Не успело солнце взойти, как начинается невыносимая жара. Капли пота скатываются по лбу и повисают бриллиантами на ресницах. Мне зверски хочется пить, настолько, что я готова наглотаться морской воды, хотя знаю, что потом будет очень хреново. На обеих ладонях вздулись волдыри, с каждым гребком дерево стирает кожу слой за слоем, губам не лучше, они покрываются трещинами от обезвоживания.

Через несколько часов я разрешаю себе короткую передышку. Я по очереди опускаю ладони в воду, позволяя соли сначала жечь, а потом смягчать бедную кожу, пока не спохватываюсь. Там, внизу, шныряют самые разные твари, которым моя окровавленная плоть может показаться лакомством. Я кляну себя за просчет, но тут замечаю на горизонте корабль.

Поначалу я пугаюсь, но уже через мгновение ругаю себя за ребячество. Приближающееся судно – относительно небольшой бриг всего с одной мачтой, и это явно не «Дева». Возможно, на нем торговцы, что означает наличие на борту провизии. Мне этого достаточно, чтобы решиться. Я все равно что труп, если продолжу болтаться на такой жаре, а потому мне необходимо добраться до судна.

Я встаю, игнорируя качку, и принимаюсь размахивать руками, чтобы привлечь внимание. Уже через мгновение кораблик меняет курс и проворно движется в мою сторону. Кинжалы за поясом придают мне некоторую уверенность, но до успокоения далеко. Я закрываю глаза и концентрируюсь. Если они настроены недружественно, если не позволят мне воспользоваться их гостеприимством, тогда придется забрать суденышко силой.

Я понимаю, какой способ выбрать, как только бриг становится бортом к моей шлюпке. На палубе трое мужчин, все в преклонных летах, кожа обветрена и обтягивает кости. Жизнь обошлась с ними сурово, однако стоит им увидеть меня, как они дружно оживляются подобно Кливу, когда тот слишком долго пялится на мою грудь.

Легких путей не бывает.

При всей очевидности их намерений я знаю, что мне делать, хотя подобная перспектива нисколько мне не улыбается.

– Утро доброе, юная леди, – говорит тот, что с бородой. – Вам требуется помощь?

– Требуется, – отвечаю я и вижу, что кажусь старичкам легкой добычей. – Вы, случаем, не к Четвертому направляетесь?

– Уж и не знаю, право, – усмехается бородач и неприятно косится. – Но нас можно переубедить.

– Спасибо, – говорю я, когда он перебрасывает буксирный трос, который я поспешно привязываю к шлюпке.

Второй человек, у которого не хватает всего верхнего ряда передних зубов, предлагает мне руку. Хотя я прекрасно могу справиться сама, мне хочется заставить их поверить в то, что я беззащитна, и я позволяю ему перетянуть меня к ним на палубу. От его обнаженных в улыбке десен мне становится нехорошо, но тут мой взгляд падает на ящики с продуктами, которые они перевозят. Еда.

– Хорошо, что мы вас нашли, – заявляет бородач. – Одной в здешних водах небезопасно.

– Особенно для такой хорошенькой штучки, как вы, – соглашается беззубый.

Я не сомневаюсь в том, что наедине с собой была в больше безопасности, нежели с ними.

– Я у вас в долгу, – говорю я и не уклоняюсь, когда третий мужчина, с прикрытым заплатой правым глазом, протягивает руку и гладит меня по лицу.

– Мы идем ко Второму острову, – признается бородач. – Так что если вы хотите, чтобы мы сделали круг до Четвертого…

Он позволяет додумать мысль.

– Было бы очень мило.

Бородач прищуривается.

– В таком случае нам бы хотелось увидеть упомянутые аргументы.

– Что вы имеете в виду? – удивляюсь я с тем, что, надеюсь, может сойти за невинность, которая убедила бы этих жалких тварей в том, что я не представляю собой угрозы и они могут подойти поближе. Я поражена тем, насколько отвращение пересиливает всякие страхи.

– Не стоит скромничать, – говорит беззубый, пытаясь ухватить меня за правую руку.

Одноглазый хватает за левую, а бородач вытаскивает из сапога кинжал и угрожающе размахивает им перед моим носом.

– Не сопротивляйтесь, – просит бородач, поднимая клинок. – Я не хочу попортить такое милое личико.

Я сдерживаюсь до последнего момента и, когда он настает, атакую. Используя двух противников в качестве опоры, я отрываюсь ногами от пола и с силой лягаю бородача в челюсть.

Он отшатывается назад и роняет кинжал.

Двое других от удивления ослабляют хватку, и я легко высвобождаюсь. Левой рукой ударяю одноглазого в горло, а правой одновременно выкручиваю запястье беззубого, одним рывком заламывая ему руку за спину. Щелчок, сопровождаемый криком, говорит мне, что рука сломана, и бедняга валится на палубу. Проворный удар коленом в пах посылает одноглазого следом за ним, после чего я выхватываю собственные ножи и направляюсь к бородачу, по пути отбрасывая его кинжал ногой в сторону.

– Похоже, вам всем нужно подучиться хорошим манерам, – заявляю я, а они таращатся на меня, потирая ушибы. – А теперь вскочили и сели вон там!

Мужики – трусы, настолько потрясенные тем, что их атаковала женщина, что больше не сопротивляются и вместо этого послушно садятся кучкой на корме. Я обвязываю их веревкой, и сердце слегка ноет, когда я затягиваю тройной узел, придуманный Бронном. Он говорил, что, если мне когда-нибудь понадобится связать что-то намертво, лучше его не сыскать. Интересно, что бы сказал прежний Бронн, тот, что был моим близким другом, если бы увидел меня сейчас?

Стоны беззубого становятся громче, вероятно, из-за стягивающей его перелом веревки, поэтому я делаю ему одолжение и ударом кулака в рыло отключаю. Разрываю рубаху одноглазого и делаю кляпы и повязки на глаза. Убедившись в том, что старики мне больше не помешают, я, не тратя времени, набрасываюсь на их ящики, которые, оказывается, доверху набиты плодами мангвиана. Твердая кожура долго сохраняет мякоть свежей, делая их идеальным провиантом для моряков, и я ем, пока не чувствую, что сейчас лопну, посмеиваясь над тем, что мне только что удалось осуществить. Возбуждение после боя дает мне не меньше поводов улыбаться, чем легкий ветерок, дующий в нужном направлении.

Подарок Грейс приходится как нельзя кстати. Исследования карт идут впрок, и я точно знаю, насколько далеко на юго-восток я должна проследовать, чтобы добраться до Четвертого острова. При хорошем попутном ветре я окажусь там через два дня – если только не произойдет каких-нибудь новых нежелательных встреч. Возможно, отец направляется в то же место, однако интуиция подсказывает, что его курс ляжет ко Второму острову, принимая во внимание их близость с Третьим. Он такого невысокого обо мне мнения, что наверняка ожидает от меня маршрута попроще.