Текст книги "Ещё поэзия жива…"

Бэла Эфроc
Еще поэзия жива…

Посвящаю этот сборник всем, кто меня любил и любит, кто верил в меня и верит

Предисловие

Поэтическая лирика – тонкий источник света. Как важно не дать этим искрам погаснуть, не сделать окружающий мир темнее и прозаичнее, не убить поэзию.

В Библии сказано: «Да будет свет», но ведь это означает и «Да будет поэзия», не так ли?

С уважением, Бэла Эфрос

«Ещё поэзия жива…»

 
Ещё поэзия жива
На этих скомканных страницах
И раствориться на ресницах
Она торопится, дрожа.
 
 
В ней скрыта тайная борьба
Души изменчивой терзаний
С наплывом сумрачных желаний,
В которых спрятана судьба.
 
 
В ней памяти жемчужный след
Оставлен крыльями мечтаний
Средь сладостных воспоминаний,
Средь упоительных побед.
 
 
Чтобы осталось навсегда,
Наперекор смертям и тленью,
То свыше данное прозренье,
Где оживает красота.
 
 
Ещё поэзия жива…
 

«Откуда приходят стихи?..»

 
Откуда приходят стихи?
Из листьев, из пены морской,
Цветов полевых на пути,
Дороги, пройденной мной.
 
 
Ракушек на белом песке,
Из скрипа уключин рыбачьих,
Из плеска тихой волны
И птиц улетающих плача.
 
 
Из облака тяжких седин,
Из неба голубизны,
Пряного духа травы,
Ложащейся на пути.
 
 
Из светлого дня торжества,
Из угасанья его,
Молчания ночи и сердца
Невысказанного моего.
 

«В беседке ливень переждём…»

 
В беседке ливень переждём,
Пускай гроза ещё позлится,
Ведь то, что здесь мы обретём,
Уже вовек не повторится.
 
 
Утихнет вешняя гроза,
Листва омытая трепещет,
И сладкий голос соловья
Былым признанием воскреснет.
 
 
Вновь засияет небa синь
И грозовые клочья ваты
Поросший соснами утёс
Стряхнёт как великан лохматый.
 

«А слова уплывают, как сны…»

 
А слова уплывают, как сны
В бесконечное никуда,
Не остры они, не быстры
И уходят в песок как вода.
 
 
Не цепляются на ветвях,
Не ложатся на клейкой листве,
Рассыпаются словно прах
В переливчатой пустоте.
 
 
Но когда-нибудь, не сейчас,
Перемаявшись в тишине
Они явятся в звёздный час
Чтобы снова присниться мне.
 

Абстракция

 
За солнцем сворачивая на восток
Зелёного ветра и воли глоток
Сливаются в крике безмолвном:
На белом, на красном, на чёрном,
На жёлтом и синем! Пусть все неправы,
И кисть не достанет до той глубины,
До той сияющей вьюги
Морозного неба подруги,
Что сходит на землю порою ночной,
Её припорошив своей сединой,
И пёстрым плащом самозванца
Безмерное ловит пространство.
 

Марк Шагал

 
Всему свету он понятен —
Разве может быть иначе,
Если мир его души
Вечным Витебском захвачен.
 
 
Страны, люди, города,
Пережил – не перечесть,
Пронеся в себе тепла
И любви благую весть.
 
 
Душа рвётся к синеве,
Близко ль, далеко ль от дома
Оставляя на холсте
Память сердца молодого.
 

Кандинский

 
Кандинский! Огненного жала
И ярких красок остриё!
Где ты берёшь своё начало
И продолженье где твоё?..
 
 
За счастье самовыраженья,
Свободы правду без прикрас,
Что чужда рабскому смиренью
И сладко окрыляет нас,
 
 
Не поддающееся тленью
И временем не сметено,
Дал живописи воплощенью
Недостающее звено.
 
 
Стал воплощением простора,
Искусства радостной игры,
Смеющегося небосвода
На грани жизни и мечты.
 
 
Где многоликое пространство
На полотно помещено,
А всё его непостоянство
Сиянием окружено.
 
 
Холмы, под жидким изумрудом,
Кремнистые вершины гор
И нестареющее чудо
Открытий, озарений, снов.
 

«В час полуночи, час прозренья…»

 
В час полуночи, час прозренья
Дальних звёзд настигает свет
И дарует душе вдохновенье,
Юной музы летящий привет.
 
 
Дай и мне бесплотные крылья,
Чтоб разверстой порою ночной
Я сравнялась в минуту всесилья
С седоком колесницы златой.
 

Античная трагедия

 
Кому издревле не было равных,
Олимпийцам они сродни!
В упоеньи побед державных,
Не считавшим счастливые дни.
 
 
И они не избегли напасти,
Что слепая готовит судьба.
Чтоб противиться гибельной страсти
Сила разума слишком слаба.
 
 
Небожителей развлеченья —
Не на равных с людьми игра.
Прихотливые их увлеченья
Месть и ревность мешают, губя.
 
 
Грома яростного раскаты
Оборвут пленительный сон,
Предсказаний жертвенным чадом
Будет жребий навек скреплён.
 
 
Всё закружится в танце манящем,
Хора глас сердца бередит
А возмездие в плаще летящем
У порога незримо стоит.
 
 
Роковое приходит прозренье,
Когда нечего больше терять.
В сладострастии разрушенья
Божества угадана власть.
 
 
Что ж осталось от уходящих,
Кто уснуть не даёт до сих пор,
От героев и дев скорбящих
Как не вечный, сердечный спор?
 
 
Затерялись в сумраке даты,
Занесло песком имена.
На развалинах древних театров
Блеют козы и жухнет трава.
 
 
И не надо в конце многоточий,
Жизнь не даст быть себя мудрей.
Век героев – ночи короче
И обманчивей ласки морей.
 

Весна

 
Весна накрыла, как лавина
Сияньем молодой листвы,
Цветеньем буйным покорила,
Ворвалась в парки и сады.
 
 
Природа, вынырнув из спячки,
Пустилась в радостный загул.
Хмельной и сочный одуванчик
Мне по-приятельски кивнул.
 
 
Сродни своим непостоянством
Сей непоседа золотой
Апрелю – солнечным упрямством,
А маю – милой маетой.
 
 
Расцвёл шиповник у дороги,
Цветы – созвездиям под стать,
А две плакучих недотроги
В реке полощатся опять.
 
 
Тропинки парков, тротуары,
Покрылись лепестков ковром
И даже лекарь-подорожник
Избытком солнца упоён.
 
 
Крадётся вечера истома.
Манящий, ласковый покой
Накрыл уют большого дома,
Где притаился домовой.
 
 
Весной настигнут месяц тает
В зовущей, звёздной вышине
И листья нежные сгорают
В закатном медленном огне.
 
 
Сморит весенняя усталость
На сломе золотого дня,
Как будто враз настигнет старость,
Посмотрит пристальней судьба.
 
 
Но птичий гомон спозаранку
Разбудит рано на заре,
Синицы с дятлом перебранка
На приглянувшейся сосне.
 
 
А новой жизни безоглядность
Росой рассветной крещена,
В бутонах зреет мёда пряность
И терпкость пенного вина.
 
 
И возрождается с рассветом
Опустошённая душа,
Теплом живительным и светом
Дневным наполниться спеша.
 
 
И пусть опять весна обманет,
Другому пусть наворожит
Того, что сердцу обещает,
На что надеяться велит.
 
 
Но утверждает, как и прежде,
Её короткая глава
Земной юдоли постоянство,
И дар живительный добра.
 
 
Святое чудо возрожденья,
Пронзительность голубизны,
Веселье, словно ниоткуда,
И прелесть ласковой листвы.
 
 
И постигая беспредельность,
Какой лишь музыка полна
Мне тихо улыбнется вечность
И вновь поманит вдаль мечта.
 

Зима

 
Ветками стучит в стекло, ветер, ветер,
Закружило, замело всё на свете.
Изгибаются столетние ели,
Заглушает их мольбы шум метели.
 
 
Треск поленьев, что в печи догорают,
Тени страшные по стенам шагают,
И смеются эти тени надо мною,
Пока вьюга ворожит за стеною.
 
 
А наутро тишиной оглушило,
Все дороги, все пути схоронило.
Разлеглась зима в полях снегом чистым,
Расстелилася покровом пушистым.
 
 
Солнце кроткое сквозь тучи взглянуло,
Льдистой корочкою снег подоткнуло.
Он искрится, на деревьях сверкает,
Ели шапки снеговые роняют.
 
 
Ярким холодом закат загорится
И погаснет, как замёрзшая птица.
А ночами будет месяц качаться
И сугробы, как стога серебрятся.
 
 
Дни потянутся невзрачны и строги
Как зарыты в снеговые берлоги.
И окованы хрустящим морозом
Расплескаются тропинок узором.
 

Ландыш

 
В тени, за домом, у колодца,
Обрызган майскою росой,
Мне ландыш весело смеётся
Клонясь головкою резной.
 
 
Приворожить умеет сердце
И нежно манит за собой
Изысканностью безмятежной
И непорочной белизной.
 
 
От ползновений дерзновенных
Скрывается в углу глухом
Где этот скромник драгоценный
Травой высокой защищен.
 
 
От аромата недотроги
Так тяжелеет голова,
Иные видятся итоги,
Иные слышатся слова.
 
 
Но аромат его как прежде
Восторгом юности пьянит,
И легкомыслие надежды
В словах излиться норовит.
 

«Несущим дар любви…»

 
Несущим дар любви,
Дар редкий, драгоценный,
Которым боги избранных дарят,
Чтоб сохранился в душах наших бренных
Бессмертия небесного заряд.
 
 
Их доброта, их искренность и радость,
Их благородства светлого черты,
С которыми короткой жизни сладость
Искрится светом радужной мечты.
 
 
Пусть огрубели руки их в работе,
Пусть милых лиц неправильны черты,
Во имя их благословенной плоти
Поэзии шедевры рождены.
 

«Ночью осень пришла…»

 
Ночью осень пришла
И забавы закончила летние,
Ветер листья срывает
С покорных, усталых берёз,
Припозднился рассвет,
Даже гордые ели столетние
Растворились в тумане,
Не в силах сдержать своих слёз.
 
 
Иней лёг на траву,
Побелели тропинки притихшие,
Изготовилось поле
К объятью седых холодов,
И осыпались за ночь
Переспевшие ягоды лишние,
Приготовив изысканный завтрак
Для леса царьков.
 
 
Детям в школу пора,
Ну кому это может понравиться!
Лес ауканьем полон, —
В разгаре пора грибников.
В паутине тончайшей
Лучами согретой качается
Дуновенье тишайших,
Плывущих на юг облаков.
 
 
Ночи стали длинней.
Старый дом, среди сосен затерянный,
Потемневшими окнами
Сиротливо глядит на восток,
А глазастые астры
В саду опустевшем, растерянном,
Допивают настой
Из опавших осенних плодов.
 
 
Время кроткого умиротворенья
Меж всеми и каждым,
Ожиданий неясных,
Желтеющей, ломкой листвы,
Время свадеб осенних
Под рябиной торжественно-красной
У тепло отдающей,
Укрытой туманом реки.
 
 
Пусть ещё сожаленье о лете
В крови разливается,
И дневное тепло
Не спасает от стылых ночей, —
Мне в осенней прозрачности
Радостный мир открывается,
Что и строже, и глубже, и чище,
Теплей и добрей.
 

Осень

 
Дождь осенний. Листьев пожелтелых
Ветром уводимый хоровод.
Отражённый в лужах черно-серых
Меркнущий, туманный небосвод.
 
 
Ветви, как каракули в тетрадке,
Мокнут, изгибаясь на ветру.
Но кофейной, городской повадке
Лес осенний нынче предпочту.
 
 
Где под плачущим небосводом
Догорают кусты бузины,
Где ели, как стражи у входа,
Суровым покоем полны.
 
 
Под привольное леса дыхание
Я смиренья усладу приму
И невысказанные причитания
Растворятся в осеннем дыму.
 
 
Благодатное утешение
Мне подарят тугие стволы
И нашепчут вослед откровения
Полнозвучной, густой тишины.
 

Зимняя зарисовка

 
Холодный, розовый закат
Подкрасил неба синь,
Коры коралловый оклад
Туманом пригасил.
Как будто из последних сил,
Как будто бы не в срок
Горящий запад осветил
Угаснувший восток.
 
 
Тенистых сумерек лесных
Сгустилась пелена.
И ветер стих, и день притих,
И поднялась луна.
Парит над звёздным торжеством
Таинственна, бледна
И зимней ночи колдовство
Укрыла тишина.
 

Июнь

 
Лентяй, волшебник, лежебока,
К себе берущий на постой
Нас понимает с полуслова
Июнь, распахнутый душой.
 
 
Ещё не выпустила школа
Учеников гудящий рой,
Но с яркой, cолнечной свободой
В крови мешается настой.
 
 
Готовы банки для варений,
Запасы точно учтены,
На грядках будущих солений
Уже топорщатся усы.
 
 
Играют солнечные пятна
На сочной, молодой листве,
И облака плывут обратно,
Скользнувши тенью по земле.
 
 
Дней праздничная бесконечность
С теплом живительным слита,
Вернёт ушедшую беспечность
И одурманит без вина.
 
 
Смолой сосновой, разогретой,
Душицей сладкой, луговой,
Душистой, спелой земляникой
И бархатистою травой.
 
 
И уведёт тропинкой дальней
В сосновый бор беря с собой
Где разливается в молчаньи
Медвяный аромат лесной.
 
 
А после, в поле васильковом,
Спугнёт короткою грозой
И встанет паром невесомым
Над разогретою землёй.
 
 
И дальше, дальше, сквозь орешник,
Мимо сторожки лесника,
Где мхом, пружинящим упруго,
К болотцу выстлана тропа.
 
 
Туда, где ели вековые
Увязли в небе голубом,
Где деловитых пчел жужжанье
Повисло в воздухе густом.
 
 
И где кукушка величаво
Нам отсчитает по сто лет.
Из чащи леса непролазного
Как будто в вечность взят разбег.
 
 
На крыльях лета безоглядного
Лечу мечтой куда хочу.
В июне мир стоит распахнутым
И всё на свете по плечу.
 

«До конца не угаснут желанья…»

 
До конца не угаснут желанья,
Не развеются вовсе мечты,
Лишь безвременные расставания
Обозначат ухода черты.
 
 
Что о вечности нам волноваться,
Будет каждому вечность своя.
Пусть нам разные звёзды снятся
Но земля-то на всех одна.
 
 
Что ж, пора, собирайте камни,
В сердце боль полоснёт как нож,
И седых бастионов останки
Не заметив, пройдёт молодёжь.
 

«Как страшно умереть при жизни…»

Поэт или умирает при жизни, или не умирает никогда.

Б. Пастернак

 
Как страшно умереть при жизни
И участь разделить раба,
Своей забытого отчизной
Под страшной тяжестью ярма.
 
 
Как страшно благосклонной тушей
Давить президиума стол
И стать номенклатурной сушью
С кремлёвским паюсным пайком.
 
 
Когда-то был ты горд и светел
И лиры светлой торжество
Тебя вело на этом свете,
И хорошо-то как вело!
 
 
Талант твоею был бронёю
И под защитою его
Видений, мыслей своевольных
Многообразие цвело.
 
 
Цвело, и пело, и горело,
Восторг и счастие суля.
Скажи, зачем, какого хрена
Ты предал самого себя?
 
 
Молчишь? Какие перемены
В тебе самом или вовне
Сточили каменные стены
И брешь проделали в броне?
 
 
Что низвело тебя с Олимпа?
Где червоточины исток?
Ты знаешь сам, где покорился
И где не сделал то, что мог.
 
 
Поэта дар, такой нежданный,
Как всё, что свыше нам дано
Он был не твой, ты долгожданный
Сосуд был только для него.
 
 
И ты разбил его. Ты пламя
Святой лампады погасил.
Своей рукой живой источник
От сонма жаждущих сокрыл.
 
 
Не страхом смерти был обуян,
Другое время подошло.
Ты, милый, просто разменялся,
Своё продавши мастерство.
 
 
Поездки, тиражи и дача,
Налаженный московский быт,
Участье в телепередачах —
Успеха сладкий реквизит.
 
 
Признанья сладкое юродство
Тебя с свободой развело,
Как будто право первородства
За чечевицу отдано.
 
 
Волнуется седая Лета,
Ей эта тема не нова.
Ты сам убил в себе поэта
И сделал из себя раба.
 
 
Раба толпы, раба сомнений,
Пустых и безотрадных рифм,
И горьких, горьких сожалений,
И, да – заслуженных обид.
 
 
Проклятия тугая сила,
Бесплодья тёмное крыло
Безжалостно, неумолимо
Легло незримо на того,
 
 
Кто, дар свой в землю зарывая,
Нарушил божеский завет,
В ком жизнь не бьётся, замирая,
Как светлый ангелов привет.
 
 
Кто не согреет мир любовью
И разумом не осветит,
И дружескому своеволью
Живой сонет не посвятит.
 

«Мне с тенями куда как вольно…»

 
Мне с тенями куда как вольно,
И, небес наблюдая узор,
Я вступить бы хотела в крамольный,
Переливчатый их разговор.
 
 
Вот бы где поучиться прозрачности,
Лаконизму былых мастеров.
Расточительной женской невнятности
Драгоценный бы вышел покров.
 
 
Но не ладится вот перекличка,
Мы отстали на тысячу лет,
Никакая на свете отмычка
Не откроет утерянный след.
 
 
Мы давно друг другу не рады.
Ускользнули от нас навсегда
Драгоценные дружбы обряды
И губительней стала вражда.
 
 
Вот и делим, что уцелело,
Что сквозь время и тлен прошло,
Побывало в руках неумелых
Чтобы после залечь под стекло.
 

«Мучения снов и открытий…»

 
Мучения снов и открытий
Приходят в назначеный час
Но тяга ускорить событья
От века заложена в нас.
 
 
Гармонии дивная сила
Лишь истиной подкреплена,
Прозренья и тайны вкусила
И вечностью уязвлена.
 
 
И словно убийца наёмный
Тебя караулит в ночи
Чтоб таинства свет преподобный
Увидеть в разжатой горсти.
 
 
И вновь увести за собою
В пустынный людской неуют
Мелодией детски-простою,
Что ангелы тихо поют.
 
 
Сверкая, искрясь и играя,
Навеки пронзая сердца.
Как нету у вечности края, —
Не будет искусству конца.
 

«Ну что же, верь или не верь…»

 
Ну что же, верь или не верь,
Но светлая, благая весть
Тебя крылом своим коснулась
И таинство былых потерь
 
 
К тебе поэзией вернулось.
Как будто трубы протрубили
Весть о поверженной стене,
Ведь перед жизнею растерянность
 
 
Была заложена в тебе.
Того, что долго так искал,
О чём мечтал во мраке ночи,
Не отвернулось от тебя,
 
 
Пустыми клятвами мороча.
Пришла свобода от себя,
Измен себе, в себе сомнений,
И унесли струи дождя
 
 
Всю грязь никчёмных сожалений.
Пей дней искрящихся настой,
Что так легко, так вольно пьётся,
Что после в памяти седой
 
 
Безбрежным счастьем отзовётся.
Теперь не торопись уйти,
Ведь манит и зовёт обратно
Сокрытая в самом пути
Загадка жизни благодатной.
 

Осенний этюд

 
И вот, наступил запоздалый Октябрь.
Листва, что слетела на мокрый асфальт,
Чтоб больше с него не сдвинуться,
Зарделась как именинница.
 
 
А солнце всё реже гостит на земле,
Всё реже играет на пёстром ковре,
Что щедрая выстлала осень,
Хоть кто о том её просит.
 
 
Что ж, в город! И вот запирается дом,
Последней грозы расстекается гром.
И надвое небо расколото
Таинственной кузницы молотом.
 
 
Октябрьской поры золотая печаль!
Под крик журавлей, улетающих вдаль,
Под неба туманную проседь
На землю спускается осень.
 
 
И с нею, покорны её красоте,
На ветре замешаны и на дожде,
Полях опустевших, притихшей траве
Приходят стихи в темноте.
 
 
Сквозь холод и мрак, и в крупе ледяной
Дорогу забытую прямо домой
Проложат сквозь время они
В счастливые, детские сны.
 

«Дня бесконечная лазурь…»

 
Дня бесконечная лазурь,
Беспечный ласковый прибой,
Признанья рая отпускного
Ленивой пишутся рукой.
 
 
Оливами покрытый остров
Меня на время приютил
И двухнедельною свободой
От тягот жизни оградил.
 
 
Здесь шёпот моря голубого,
Неторопливая волна
И то, чем в сладостной истоме
Душа кочевника полна.
 

Санкт-Петербург, белые ночи

 
Заката отгорела медь
Дворцовых статуй смежив очи
И сумрак краткой летней ночи
Ступил на царственную твердь.
 
 
Сей город на века отлит
В барокко, радостный и сочный
И с классицизмом непорочным
Навеки дружбу сохранит.
 
 
Поднявшись из болот как диво,
Костей холопских не щадя,
Он с именем, рукой незримой
Навеки обручён Петра.
 
 
И этот гордый сын Невы
С его душою ледяною
Стать вознамерился главою,
Оставив сердце у Москвы.
 
 
Он успокоит торопливых
Как разойдутся до зари
Мосты, склонившись терпеливо,
Над мерной поступью Невы.
 
 
Быть может ей, реке державной,
В седой оправленной гранит
Стать Летой, что грядущей славой
Поманит или одарит.
 
 
Безлунна ночи тишина,
Пустынна сумерек прохлада,
Лишь Петропавловки громада
С рекой серебряной слита.
 
 
Адмиралтейская игла
Пронзает неба синь тугую
Как будто падшая звезда
Сестру приветствует родную.
 
 
Застыла в камне красота,
Литых оград померкло диво
И ночь, что небо потушила
Неясным шёпотом полна.
 
 
Здесь всё и вся до боли жаль,
Здесь каждым камнем я любуюсь,
Здесь царственную поступь улиц
Пронзает музыки печаль.
 
 
Здесь каждый уголок – родной,
И каждый сфинкс меня морочил,
Здесь растворился за кормой
Прозрачный сумрак белой ночи.
 

Нью-Йорк

 
Углом ложится тень от небоскрёба башни,
Ночная синева сползла с далёких крыш
И провожает ночь, вдруг ставшую вчерашней,
Зажатый в жёлтый кэб заезженный таксист.
 
 
Искрящийся асфальт, рекламное круженье,
Витрин зовущий блеск, подземки гулкий зов
И, кажется, встаёт в огней переплетении
Чудеснейший из всех подлунных городов.
 
 
Могучий исполин, слепящая громада,
Ловушки разложил широких авеню,
Пришедшему к тебе порою жизни мало,
Чтобы сполна принять вневременность твою.
 
 
Себя не потерять в людском водовороте
И не сойти с ума от ярких миражей,
Приблизиться к тебе в стремительном полёте,
Напиться допьяна энергией твоей.
 
 
Но время подошло прощаться понемногу
И наплывает грусть о том, что не вернуть,
А старый чемодан уже готов в дорогу.
Конечно я вернусь, прости, не обессудь.
 

Гамбург

 
Гримасы улиц перекошеных
Где дождь и ветер пополам
И муравейник разворошенный
Милльонным городом предстал.
 
 
Он полон гула корабельного,
Его кормилица – река,
Волною бьющаяся пенной,
Смывающая берега.
 
 
В нём нету стройности, гармонии
И, задыхаясь тяжело,
Как в приступе клаустрофобии
Он всюду громоздит стекло.
 
 
Рук человеческих творенье
С твореньем божьим не сравнить
И таинств благостных виденья
Ему в себе не воплотить.
 
 
Лишь музыка, молясь усердно,
Неприкасаемо горда,
На шпилях патиной столетней
Свои оставит письмена.
 

«Дня бесконечная лазурь…»

 
Гладь океана под луною
Полна живого серебра.
Под любопытною звездою
С волною шепчется волна.
 
 
Мерцают мрамора осколки
На опустевшем берегу,
Какой пленительной богини
Они хранили красоту?
 
 
Причуды каменных извилин
Струятся под моей рукой,
Века и волны их точили
И выбросили на покой.
 
 
А в потускневшую стекляшку,
Отрытую на берегу,
Густого рома вижу фляжку
В далёком выпитой порту.
 
 
Когда же близится рассвета
Неудержимая заря,
С потоком солнечного света
Преображается земля.
 
 
Обломки храмов, царств, событий
Пленительного далека
С восторгом радостных открытий
Поднимет детская рука.
 

Южная гроза

 
С небом сливается море,
Мелкой волною дразня,
Рай для солнцепоклонников
Щедрая эта земля.
 
 
Почва от зноя потрескалась,
Устала, плодя и родя,
И жаждет потопа небесного
Иль грозового дождя.
 
 
Хлынул! Ликует земля
Под громовые раскаты,
Душным туманом полна,
Выстлана стёганой ватой.
 
 
А через час – тишина.
Яростный зной погасив,
Дальше уходит гроза,
Радугу щедро разлив.
 

«Все мы пасынки новому веку…»

 
Все мы пасынки новому веку.
Тщетно ищет опоры рука.
Себя выставили на потеху
Нераскаяного воровства.
 
 
Переломного века осколкам
К невесомости не привыкать.
Привередливым, дерзким потомкам
Разве прошлое можно понять?
 
 
Вновь разорваны времени звенья,
Подтасован истории сказ,
Нам останутся только сомненья,
Если время ушло из-под нас.
 

«Забвение – страдающим во благо…»

 
Забвение – страдающим во благо,
А песня – дар дороге без конца.
Как быстро пожелтевшая бумага
Стирает краску с моего лица.
 
 
Сложилось всё, и всё пришло в движенье,
Не прячась, не волнуясь, не рядясь,
И тень твоя в зеркальном отраженьи
Значительностью тяжкой налилась.
 
 
Ночей бессонных длится перекличка.
И пусть твоя судьба не задалась
Затеряных стихов твоих страничка
В растерянной душе отозвалась.
 
 
Задумаешься или улыбнёшься,
Чужие разбирая письмена,
Иль нехотя на оклик обернёшься,
Чтоб пала нерушимая стена.
 
 
Когда-нибудь, в час синего рассвета,
Под бой суровый башенных часов
Значение пленительного бреда
Мне приоткроет вещий часослов.
 

«Всё о себе, да о себе…»

 
Всё о себе, да о себе,
Что это вдруг во мне очнулось?
Как будто чистота листа
Томящей жаждой обернулась.
 
 
С неверием стремяся в дым
Что о самих себе мы знаем?
Ведь то, что сердцу ворожим
Мы слишком быстро забываем.
 
 
Успевшим много пережить
Пожар души не успокоить.
Длинней, чем Ариадны нить,
Томительная жизни повесть.
 
 
И ускользая, нам она
Ещё так много напророчит,
Как будто с пеленой дождя,
С росой прозрачной слиться хочет.
 
 
Она забудет навсегда
Свое святое первородство
Как будто горького сиротства
Уже тоской обожжена.
 
 
Но почему она меня,
Меня звала, ко мне вернулась,
И подхватила, повела
Как нерастраченная юность?
 
 
Вновь на губах разлуки соль,
Я верю в новое свиданье,
Как корабельная Ассоль,
Что свято верит обещанью.