Текст книги "Пожар страсти"

Глава 7

Был мягкий, нежаркий день их второй осени в Техасе, которая так отличалась от прохладной, бодрящей погоды Массачусетса, что, разговаривая по телефону с подругой, Гиацинта упомянула об этом:

– Здесь называют прохладной погодой температуру под тридцать. Представляешь? И в футбол тут играют упаси Бог как серьезно! Соперники дерутся так, как Франция против Германии в мировую войну. Но все это очень забавно. Люди здесь непосредственные и дружелюбные, даже в большом городе. Да, вот еще что, я выучила все слова песни «Желтая роза Техаса».

В таком бодром расположении духа Гиа вошла в кабинет доктора. Спустя полчаса она вышла, ошеломленная неожиданной новостью, с блуждающей улыбкой на устах.

– Ни один метод не дает стопроцентной гарантии, – сказал ей доктор. – Июнь – хороший месяц, чтобы родить ребенка, потому что еще не наступит самая удушающая жара.

«Акушерство, – подумала Гиацинта, – счастливая специальность». Она шла упругим шагом, словно на пружинах. Волнение распирало ей грудь, Гиацинте хотелось смеяться.

Было только четыре. Еще целых два часа ей придется сдерживать свое возбуждение до прихода Джеральда домой. Гиа хотелось запеть или, остановив какого-нибудь прохожего, поделиться с ним удивительной новостью. Они не планировали заводить детей, пока не завершится практика Джеральда в клинике. И вот тебе на! Но не стоит беспокоиться, просто младенец сам торопится увидеть мир. И Гиацинта пошла дальше, разглядывая малышей в колясках и едва начинающих ходить карапузов, чего никогда не делала раньше.

Ей нужно что-нибудь купить на память об этом дне. И она бросилась транжирить деньги. Гиацинта вернулась на стоянку, вся обвешанная покупками. Тут были и гигантская плюшевая панда, и букет астр, и бутылка настоящего шампанского, и небольшой торт.

Уже дома Гиацинта вспомнила, что завтра приезжают ее родители. Они только что посетили сыновей и внуков. На следующий год в это время им придется навестить еще одного внука. Нужно приобрести камеру получше. И этот торт маловат. Как она могла позабыть о завтрашнем дне? Утром необходимо выскочить и купить еще один торт. А может, испечь его, если будет время? Домашний торт всегда лучше. И купить еще бутылку шампанского. Эти и другие мысли роились в ее голове, пока она накрывала на стол и ставила в воду астры.

– Что это? – спросил Джеральд, увидев панду в углу дивана.

– Угадай!

– Еще один младенец в семье брата?

– Не совсем. Во всяком случае, не в его семье. – И Гиацинта рассмеялась.

Джеральд внимательно посмотрел на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Я сегодня была у доктора Лилли.

– Лилли? У гинеколога?

– Да, конечно! Дорогой, это должно произойти в июне! Я не была уверена и не хотела тебе ничего говорить, не услышав от него подтверждения. Но это так!

Джеральд снял пиджак и аккуратно, как делал это всегда, повесил его на спинку стула. Некоторое время он молчал.

– Ты настолько ошеломлен, что не в состоянии говорить? Ты напомнил мне эпизод из одного старого фильма, где жена сообщает новость, и муж падает в обморок, и…

– Ошеломлен? Пожалуй. Ведь сейчас такое неподходящее время.

Его губы вытянулись в тонкую линию. Гиацинта была не в силах оторвать взгляд от мужа.

– Ты уверена? – спросил Джеральд. – У Лилли нет сомнений?

– Странный вопрос! Конечно, нет.

У Гиацинты подкосились ноги, и она опустилась на стул, все еще сжимая астры.

– Не понимаю, – проговорила она. – Я думала, ты будешь рад.

– Нет, я не рад. Не здесь и не сейчас. Будь благоразумна, Гиа. Трудно выбрать более неудобное время. Мне предстоит провести здесь еще почти два года. Квартира слишком мала для того, чтобы разместить в ней колыбель и коляску, негде развешивать мокрые пеленки. Давай, Бога ради, что-то сделаем и дождемся более подходящего времени, как мы с тобой и планировали. Ради Бога, прошу тебя.

Сердце у Гиацинты заколотилось с неистовой силой.

– Что-то сделаем? Что это значит?

– Не строй из себя дурочку! Твоя невинность иногда перехлестывает через край, Гиа. Как ты думаешь, что я имею в виду?

У Гиацинты появилось ощущение нереальности происходящего. «Неужели это происходит на самом деле? Не понимаю, как эти слова могут исходить из его уст, – подумала она. – Из уст самого любимого человека на свете».

– Аборт, – прошептала Гиацинта. – Ты хочешь, чтобы я сделала аборт.

– Просто все не ко времени. Мы заведем детей позже. Прояви же благоразумие, Гиа, не будь сентиментальной!

– Сентиментальной? Мой ребенок – наш ребенок. И ты не хочешь его. А я – сентиментальна?

Разрыдавшись, она вскочила со стула и ударилась о стол с такой силой, что бутылка шампанского упала и разбилась.

– Осторожно! Не наступи на разбитое стекло! – крикнул Джеральд.

– Что ты так беспокоишься о разбитом стекле? Ты не любишь меня! Если бы любил, то любил бы и нашего ребенка и не просил бы убивать его! Мы молоды, мы не в концентрационном лагере! Аборт… Боже мой, да тебе должно быть стыдно! Как ты можешь…

Джеральд с шумом захлопнул окно.

– Опять несдержанность! Опять горячность! Совсем ни к чему, чтобы это слышала вся округа!

– Мне наплевать, слышит кто-то или нет! Пусть все знают, что мое сердце разрывается и это ты его разбиваешь! Пусть весь мир знает, что ты собой представляешь!

– Погоди, Гиа, успокойся. Нет никакого смысла…

Однако Гиацинта уже убежала в спальню. Сотрясаясь от рыданий, она бросилась на кровать. Затем к ее горлу внезапно подступила тошнота и Гиацинта побежала в ванную, где ее вырвало. Вернувшись в спальню, она снова бросилась на кровать и некоторое время лежала словно в тумане. Гиацинте казалось, что сердце у нее остановилось.

Когда она проснулась через несколько часов, в комнате было темно. Она лежала в свитере, а Джеральд спал в дальнем конце широкой кровати. Гиацинта посмотрела на него. Вот как бывает – выходишь замуж, веря человеку, а затем в один день, в одну минуту эта вера разрушается и остаются только горечь да гнев. Она тихо вышла и разделась в ванной комнате. Глаза ее опухли от слез. Лицо побледнело. Если бы только можно было позвонить Францине и отцу, чтобы они не приезжали завтра! Но как это сделать и под каким предлогом? Нет, это невозможно.

Хотя ничего невозможного нет. Гиацинта проговорила вслух:

– Просто это ситуация, которую нужно как-то разрешать.

– Поможет тряпка, смоченная в ледяной воде, – сказал Джеральд.

Он стоял в дверях ванной. Наверное, Гиацинта разбудила его или Джеральд притворялся спящим.

– Я скажу тебе, что поможет. Мое возвращение в то место, откуда ты меня так радостно увозил. Как это говорится в стихотворении Роберта Фроста? «Дом там, где тебя примут, когда ты туда направишься». Но это только на время. Я справлюсь и одна. Я и мой ребенок – мы справимся. Мы не нуждаемся в тебе.

– В какое время прибывает завтра их самолет? – спросил Джеральд.

– В десять пятнадцать. Какое это имеет значение?

– Имеет. Недопустимо, чтобы ты выглядела так, как сейчас, и нельзя заставлять их ждать.

– Это не твоя проблема. Они мои родители, и я поеду за ними.

– Смешно. Я сегодня освободил себе утро по случаю их приезда.

– Ах, какую заботу ты о них проявляешь!

– Даю тебе полтора часа, чтобы ты привела лицо в порядок.

– О чем ты говоришь? Полагаешь, весь этот кошмар можно сохранить в тайне?

– Прежде всего это вовсе не кошмар. Это проблема, которую можно обсудить и разумно решить, если только ты попытаешься это сделать. Но мы не должны обрушивать ее на них, едва они откроют дверь. Вот и все, что я хочу сказать.

– Не надо читать мне лекции. Я ненавижу этот суровый тон. Если бы не младенец, который растет в моем чреве, я бы предпочла сегодня умереть либо убить тебя.

– Гиацинта, выслушай меня! И ради Бога, говорю тебе в тысячный раз, выбрось эту проклятую сигарету! Мне надоело это видеть!

– В таком случае не смотри. Оставь меня в покое. Я тебя не знаю. И не желаю знать.

Другого места, кроме кровати, для сна не было. Ночь выдалась прохладной, и, дрожа от сырости и нервного напряжения, Гиацинта долго лежала с открытыми глазами, глядя, как по небу плывут облака, то и дело закрывая луну. Спал ли Джеральд, она не знала.

Вчерашние астры, подобранные с пола, стояли на столе. По бокам от них возвышались хрустальные подсвечники, недавно подаренные Джимом и Франциной. Гиацинта приготовила любимое блюдо отца – цыпленка с креветками. Она охладила шампанское, и Джеральд разлил его по бокалам. Францина рассказала обо всех братьях Гиацинты и их детях. В своей алой блузке и жемчуге она выглядела великолепно. «Мать никогда не испытывала никаких неприятностей, – подумала Гиа. – Все было так знакомо, так уютно. Во всяком случае, наверное, так, если она до сих пор ничего не сообщила».

Разговор шел то о внуках, конечно же, необычайно талантливых, то о переводе Джорджа из Сингапура домой, то о новом доме Поля. В основном говорил Джим. Непривычно молчаливая Францина поглядывала на Гиацинту, пожалуй, чаще, чем нужно.

– Мы тут размышляем о том, – сказал Джим, – что наш дом стал для нас слишком большим и пустым. Разумеется, я люблю свой сад. Мы оба любим. Но если мы найдем дом поменьше с похожим садом и если вы, вернувшись на восток, заинтересуетесь нашим домом, мы могли бы передать его вам.

– Это замечательный дом! – воскликнул Джеральд. – Неслыханный подарок!

– Пока что рано говорить, – заметила практичная Францина, впрочем, спокойным и даже любезным тоном.

– Да, – подхватил Джеральд. – Сейчас я в совершенно ином мире.

И он начал рассказывать о своей повседневной работе, что, судя по всему, очень заинтересовало родителей.

– Этого можно было бы избежать при наличии привязных ремней. Я не стану рассказывать, что произошло с его лицом. Представляете, как меняется все в психологическом плане? Молодой человек, у которого вся жизнь впереди. Поверьте, у меня тряслись колени, когда Грамп, то есть Малкольм Грамбольдт, наш главный, сказал, чтобы я сменил его. Конечно, он стоял, едва не касаясь моего правого локтя, и остановил бы меня немедленно, если бы я что-то сделал не так. Но слава Богу, все прошло хорошо.

– Не могу вообразить, как ты это делаешь, – проговорил Джим, восхищаясь зятем. – Когда это случилось?

– Вчера после полудня. – Джеральд улыбнулся. – Я конвульсивно подергивался, даже придя домой.

«Весьма кстати, – подумала Гиацинта. – Сказать сейчас?»

Францина продолжала разглядывать дочь.

– Что-то случилось с твоими глазами? Они то ли усталые, то ли распухли.

«Нет, не сейчас».

– Похоже, это аллергия. Ничего серьезного. Такое случается и проходит.

– А ты скажи им, – вмешался Джеральд. – Ну ладно, если не хочешь, скажу я. Гиацинта беременна и чувствует себя не слишком хорошо.

Она удивленно уставилась на мужа, не понимая, что скрывается за этим трюком. И тут же последовали восторженные восклицания Францины:

– Дорогая! Почему же ты не говоришь? Ведь это чудесно!

– Вы, женщины, насколько я знаю, обычно скрываете все до тех пор, пока не удостоверитесь окончательно, – заметил Джеральд.

Гиацинта покраснела. Жар залил не только лицо, но даже шею. Что он имеет в виду? Она предполагала, что муж расскажет об их ссоре, но он этого не сделал.

Джим поднялся и поцеловал Гиацинту в лоб. Он был по-настоящему растроган.

– Ребенок дочери – совсем другое, чем дети сыновей. Думаю, твоя мама будет рада еще раз стать бабушкой.

Францина, поцеловав Гиа, поцеловала и Джеральда.

– Счастливый ребенок, – уточнила она. – Не у каждого ребенка в наши дни такие хорошие родители. Гиацинта, ты позволишь мне купить приданое? Я люблю покупать вещи для новорожденных.

«Она любит покупать для новорожденных, черт возьми! Что прикажете, – в смятении подумала Гиа, – сказать ей сейчас?»

– Теперь ты должна бросить курить. – Францина дружелюбно и ласково улыбнулась. Уже давно она не делала замечаний дочери – ни по поводу макияжа, ни по поводу прически или курения. Гиацинта поняла: мать позволила себе эту реплику, радуясь, что брак оказался счастливым.

– Разумеется, я брошу, – ответила Гиа. – Я выкинула сигареты, как только узнала новость. Я проявлю максимум заботы о ребенке, – добавила она, устремив взор на Джеральда.

Затем последовал разговор о том, как найти другую квартиру, о приобретении большей машины вместо маленькой красной, о том, что лучше – купить или взять напрокат. Любящие и внимательные родители задавали массу вопросов.

– У нас еще много времени впереди, – сказал наконец Джеральд, – хотя Гиацинта уже кое-что приобрела. Где панда? Принеси ее, Гиацинта.

И ей пришлось принести эту нелепую игрушку, которую она уже запихнула на верхнюю полку шкафа. Напевая мелодию вальса «Голубой Дунай», Джим закружился с пандой по комнате, и все, кроме Гиацинты, рассмеялись, выпили еще шампанского и говорили, какой это чудесный день. Так все и шло до того момента, пока родителям не пришло время возвращаться на ночь в свой отель.

– Поехали с нами, Гиа. Мы улетаем рано утром и долго потом не увидим тебя, – предложил Джим.

Однако Францина возразила:

– Пусть Гиацинта остается здесь. Думаю, она устала.

– Да, немного, – согласилась Гиа, подумав про себя, что она не устала, а ее раздирают противоречия.

Она ставила торт в холодильник, когда Францина спросила:

– Ты здорова, Гиацинта?

– Конечно.

Как всегда, когда Францина была настроена решительно, на переносице у нее появились две вертикальные морщины.

«Нет, только не сейчас. Лучше написать им».

– Вы с Джеральдом ладите?

Что ж. Такова прерогатива матери – задавать подобные вопросы.

– У нас бывают мелкие недоразумения.

Францина внимательно посмотрела на дочь.

– Ну да, мелкие недоразумения. Я удивилась бы, если бы их не было.

Гиа лежала в постели, когда вернулся Джеральд.

– Что означали все эти разговоры за столом? – Она села.

– Я все обдумал и понял, что был не прав. Мне стыдно, и я хочу извиниться.

– В самом деле? И что заставило тебя так неожиданно изменить мнение?

– Ничего неожиданного в том нет. Неожиданной была моя вчерашняя реакция. У меня был трудный день, как ты слышала. Я устал. Впрочем, это не может служить извинением. Сейчас, поразмыслив обо всем, я понимаю, что не должен был так реагировать. И поэтому приношу извинения.

Кажется, он в самом деле мучился. Как все запуталось! Глаза Гиацинты наполнились слезами, и она досадливо вытерла их.

– Я заставил тебя страдать, – сказал Джеральд.

– Да. – Когда он сделал к ней шаг, Гиацинта остановила его. – Нет, погоди. Ты в самом деле хочешь ребенка? Потому что, если ты не хочешь, я сохраню его все равно. Без тебя.

– Мне стыдно, – повторил Джеральд. – Гиа, пожалуйста, пойми. Прошу тебя. Я запаниковал. Я думал о времени, о деньгах и бог весть о чем еще. А сейчас – да, я хочу ребенка. Возвращаясь из отеля, я думал, как мы будем его выхаживать. В этой комнате есть место для колыбели. Ему… ей будет не больше года, когда мы уедем отсюда, а тогда у нас появится много места. Коляска поместится в зале. Будет немного темновато, но это не столь важно. Ах, Гиацинта, прости и забудь! Умоляю тебя об этом и знаю, что ты сможешь.

«Время лечит, – подумала Гиацинта. – Кровоточащая рана превращается в бледный шрам и делается едва заметной».

Мальчик родился без всяких осложнений на рассвете ясного июньского дня. После благотворного сна Гиацинта проснулась в полдень; ярко светило солнце, и площадки для гольфа в парке через дорогу были полны людей. В одежде весенних тонов они напоминали точки на зеленом фоне, словно на каком-нибудь пейзаже Брейгеля. Неподалеку от окна цвела, благоухая, лилово-белая сирень. А в люльке в зале спал крепенький черноволосый малыш.

– Красивый парень, – сказала няня, внося его в комнату Гиа. – Уже сейчас похож на отца.

– Джеральд Младший, – заметил отец. – Мы можем звать его Джерри, чтобы избежать путаницы.

Имя выбрала не Гиацинта, но разве это так важно? Гораздо важнее то, что Джеральд был в восторге от сына. Он буквально сиял от счастья.

– Ты только посмотри на него! Посмотри на эти длинные ноги! На плечи! А какая красивая форма головы! Уже сейчас просматривается костная структура.

Когда Гиацинта кормила ребенка, Джеральд наблюдал за процессом и качал головой, словно не веря своим глазам.

– Мать и дитя. Какая картина! Самое распространенное зрелище, а всегда смотрится как чудо. Что ж, надеюсь, жизнь у него будет счастливая. Твои родители, похоже, потрясены?

– О да! Францина очень хотела мальчика после всех дочерей моих братьев.

– Думаю, что могу порадовать тебя одной новостью, Гиа. Грамп знает, что мы планируем вернуться на восток, поэтому дал мне рекомендацию, которая мне очень поможет. Речь идет о чрезвычайно преуспевающем человеке, стажировавшемся здесь десять или двенадцать лет назад. У него совершенно несусветное имя. Ты только послушай: Джей Арнольд Риттер-Слоун. Но главное, это, по словам Грампа, замечательный парень, с отличным характером. Очень деловой, высококлассный хирург. Правда, расточительный, но это уже его дело. Короче говоря, умнейший парень. Грамп собирался оставить его при себе, но тот внезапно решил уехать. Сейчас он практикует на востоке, дела у него идут хорошо, и ему нужен помощник и коллега. Но обязательно высокой квалификации. И Грамп считает, что я подойду. – Джеральд помолчал и добавил: – Хотя Грамп не слишком щедр на комплименты.

Гиацинте вспомнился тот день, когда она решила подвезти Джеральда, одиноко стоящего под проливным дождем. «Молодые матери часто бывают слишком эмоциональны», – подумала она, улыбнувшись счастливой улыбкой.

Быстро пролетали месяцы, принося перемены и новости. Джерри смеялся, перекатывался на спинку, садился, ползал, ковылял, спотыкаясь, на ножках. Мальчик, крепкий, живой и милый, рос и расцветал. Когда в его глазах загорались озорные искорки, он очень походил на отца. Часто, наблюдая за ним, Гиацинта пыталась осмыслить, что появление сына принесло его родителям. Кроме мелких недоразумений и нескольких критических часов в прошлом, ее жизнь с Джеральдом протекала в полной гармонии. И эту гармонию внес крохотный карапуз.

Джеральд порой вел себя комично. Он покупал мальчику всевозможные игрушки начиная с тех пор, когда тому исполнилось шесть месяцев. Джеральд приобрел даже голубой трехколесный велосипед, хотя Джерри удастся сесть на него не раньше чем через два года. Он купил сыну ковбойскую шляпу и джинсы. На день рождения Гиа он сделал сюрприз, подарив ей фотографию Джерри в красивой старинной рамке. А в первый день рождения сына пригласил всех докторов, чьи дети начали ходить, на торт и мороженое в парке.

– Я хочу, чтобы у него было все, чего не было у меня, – пояснил Джеральд.

Квартира была заполнена до отказа. Все красивые подарки, начиная от связанных бабушкой ковриков до орнаментов Францины, предусмотрительно убрали. В такой тесноте трудно пошевелить рукой или ногой.

Гиацинта успевала кое-что запечатлеть на холсте, пока Джерри спал после обеда или во время его вечернего сна. Она не чувствовала себя усталой, напротив, испытывала душевный подъем. Гиацинта сделала этюды тополей, стоявших посреди равнины, а также рисунки пером дома, чтобы Джерри мог составить представление о своих первых апартаментах.

Она продала несколько своих картин. Лучшей была копия фотографии, подаренной друзьями из музея и изображающей корабль Эрнеста Шеклтона, севший на мель в Антарктиде.

Это Джеральд побудил Гиацинту отнести картину в галерею, чтобы она, уже не работая, сохранила дружеские связи с коллективом.

– Кто-нибудь непременно купит картину, – сказал он. – Ты очень выразительно изобразила и темный корабль, который накренился и вот-вот опрокинется, и белые барашки волн. Честное слово, Гиа, здорово сделано!

Картина провисела в галерее меньше недели, и какой-то мальчик купил ее на День отца. Цена была незначительная, но Джеральд считал, что это не столь важно.

В начале последнего года практики он слетал на восток, чтобы встретиться с доктором Риттер-Слоуном. Не имело смысла ждать еще почти год: случись так, что они оказались бы несовместимы, Джеральд потерял бы зря много времени.

Вернулся он, полный энтузиазма. Все прошло отлично. Супруги допоздна просидели за ужином.

– Мы сразу почувствовали взаимную симпатию. Арни предложил называть друг друга по имени. Он очень дружелюбен и необычайно скромен. Арни тебе понравится, Гиа. Клиентура у него даже обширнее, чем описывал Грамп. Работает он в красивом здании, которое сам и спроектировал. Это небольшой город всего в двух часах езды от твоего прежнего дома. – Глаза Джеральда блестели от удовольствия. – Подожди, вот увидишь начинку здания, – продолжал он. – Я даже боюсь думать, сколько Арни вложил в оборудование. И сколько денег мне придется потратить – то есть занять, – если я решу открыть собственную практику.

Гиацинта хотела знать и другие подробности. Женат ли Арни?

– Нет, он не был женат. – Джеральд улыбнулся. – Может, ему нравится холостяцкая жизнь. Арни на двенадцать лет старше меня, но, как ни странно, ведет себя так, словно он моложе. Он любит развлечения, роскошь и скачки, путешествует. У него дом во Флориде.

– Он не похож ни на кого из известных мне людей.

– Наверно, но, так или иначе, я думаю, что нам повезло. Арни надеется немного разгрузиться, поэтому хочет работать со мной. Обещает сделать меня полноправным партнером через год, если будет удовлетворен результатами. А он будет удовлетворен, – добавил Джеральд. – Свою работу я знаю. И еще я взял кредит на аренду дома – большого дома всего в двадцати минутах от офиса, с правом выкупа.

– Ах! – воскликнула Гиацинта. – Ты даже не позвонил мне!

– У меня не было времени. Я должен был взять или отказаться. Но тебе понравится, уверен. Он сразу же напомнил мне дом твоих родителей, разве что самую малость поменьше.

– Как мы можем себе такое позволить? – удивилась Гиацинта.

– Ты забываешь, что я стану полноправным партнером. Не сомневайся относительно этого дома. Я знаю твой вкус. Если же он тебе не понравится, то мы его просто-напросто не купим.

Джеральд был явно взволнован новым поворотом жизни. Не меньше была взволнована и Гиацинта.

На сей раз красный автомобиль тащил за собой солидных размеров прицеп. Когда уже собирались завести машину, Гиацинта вспомнила о камере, и один из соседей любезно сфотографировал их на фоне их первого дома. Высокие супруги и маленький мальчик, макушка которого едва достигала отцовского колена, улыбались.

Отъезд взволновал Гиацинту. Сами того не замечая, они сжились с этим местом. Сейчас, в момент отъезда, она заметила, что молодые кусты хурмы, растущей только в Техасе, выросли почти на целый фут. На Западе, где пару лет назад можно было видеть лишь скот, пасущийся на тысячах акров земли, поднялась группа высотных офисов. Даже в эту изнурительную жару в этом месте кипела работа.

Друзья, пришедшие проводить их, окружили машину. Кто-то преподнес Джерри миниатюрное ковбойское сомбреро, с которым он не желал расставаться. Коллеги подарили Джеральду и Гиацинте по паре ковбойских ботинок с ярлыками, на которых было написано: «Вам гарантирован бешеный успех в Массачусетсе».

Наконец наступил момент прощания. Завелся мотор, машина выехала на улицу и затем на дорогу.

– Мы были так счастливы здесь, – сказала Гиацинта, когда они свернули и взяли курс на восток.

Джерри спал или что-то лепетал на своем сиденье, пока его родители под бодрящую музыку проехали через Арканзас, пересекли в Мемфисе Миссисипи и, миновав Теннесси и Пенсильванию, приблизились к Новой Англии и к дому. Когда-то они уезжали в новое и неизведанное – сейчас это было возвращение.

Наконец они оказались на широкой главной улице, обсаженной кленами, с роскошными магазинами с двух сторон, миновали здание школы в готическом стиле, пруд в зеленом парке и впечатляющего вида больницу. За ней виднелись могучие старые деревья и комфортабельные белые дома с веерообразными, в духе колониальной архитектуры, окнами над дверью.

– Вот мы и на месте, – сказал Джеральд. – Как тебе это все нравится?

– Все очень знакомо, – отозвалась Гиацинта. Дом казался дружелюбным, непретенциозным и вместе с тем элегантным. У порога сидели отец, Францина и даже бабушка. Точно рассчитав время, они приехали, чтобы приветствовать их.

– И Арни тоже! – воскликнул Джеральд. – Видишь, как тепло тебя встречают! Уж этого-то я не ожидал! Разве я не говорил, что он тебе понравится?

Арни стоял поодаль, не принимая участия в семейной встрече, объятиях, расспросах и суматохе вокруг Джерри. Когда все это подошло к концу, он шагнул вперед.

– Джеральд, ты не сказал мне, какая у тебя очаровательная жена!

Повеса – таково было первое впечатление Гиацинты. Его густые седеющие волосы были уложены волнами. На нем был лиловый пиджак. Бросив быстрый, внимательный взгляд, Гиацинта заметила, что у него добрые глаза необычного медного оттенка. Этот повеса явно безвреден. Джеральд, когда она позже поделилась с ним своим впечатлением об Арни, удивился.

– Я захватил двух человек, чтобы они помогли тебе сегодня вечером разгрузиться, – сказал Арни. – Они установят кровати, сделают все, что потребуется. И еще. В городе есть превосходный гастроном. Обычно они не доставляют продукты на дом, но сделают это для меня, потому что я у них постоянный клиент. Так что у вас будет чем поужинать.

– Арни, – усмехнулся Джеральд, – твоей любезности нет предела. Если бы у каждого был такой босс, как ты!

Арни отмахнулся.

– Я открыл тебе счет в банке. На нем уже лежит твоя двухнедельная зарплата. По-моему, этой милой леди понадобится много наличных, чтобы обставить дом после трех комнат в Техасе. Пойдемте осмотрим ваши владения. Тебе будет приятно размять ноги, после того как ты провел целый день в машине.

Джиму все очень понравилось.

– Чудесные квадратные комнаты. Мне всегда такие нравились. – Затем он шепнул Джеральду: – Если не хватает денег, я буду рад помочь.

– Спасибо за предложение, но мы обойдемся.

Францина и бабушка сошлись на том, что дом и в самом деле великолепный. Им были очень по душе солнечные комнаты.

– Какой веселый вид! Здесь на окнах целую зиму могут цвести цветы.

– И много места на стенах для картин, – заметил Джеральд. – Скоро мы их завесим полотнами. Я не говорил тебе, Арни, что моя жена – художница? Она продала немало своих работ, и у нее уже есть имя.

Реакция Арни была настолько восторженной, что Гиацинте стало неловко. Не надо бы Джеральду так хвастать.

– Как только устроитесь, приходите навестить меня. Я живу в новом кондоминиуме недалеко от площадки для игры в гольф.

– Так вы еще и любитель гольфа! – удивилась Францина. – Это мой любимый вид спорта.

– Один из любимых, – уточнил Джим.

– Нет, как ни странно, живя рядом с площадкой для гольфа, я ею не пользуюсь. Я держу пару лошадей. Часто посещаю конюшни. Это самый лучший вид спорта. Как только молодому человеку исполнится лет пять, я непременно подарю ему пони. Пусть начинает пораньше. Это удовольствие на всю жизнь.

– Ну и что вы думаете об Арни? – спустя некоторое время спросил Джеральд.

Джим замялся.

– Даже не знаю, как бы это выразить, но у меня есть некоторые сомнения…

– Ты хочешь сказать, – подхватила бабушка, – что он разговаривает не так, как положено доктору. Времена изменились, я понимаю. Изменились манеры и вкусы. Но даже при всем том, я полагаю…

Джеральд, прервав бабушку, попросил высказаться об Арни Францину.

– Мне он понравился. Арни несколько взбалмошный, верно, об этом нужно всегда помнить, но, по-моему, он никогда никого не обидит. А это важнее всего.

Джеральд кивнул.

– Вы очень компетентно судите о людях, Францина.

– Хочу тебе кое-что сообщить, – сказал Джеральд Гиацинте через несколько недель после приезда. – Арни не совсем такой, как я ожидал. Он удивил меня. В медицине произошли большие изменения, с тех пор как Арни пятнадцать лет назад окончил аспирантуру, а он не идет с ними вровень. Например, пусть это и не самая важная вещь, но тем не менее у него все носы одинаковые. Не скажу, что он некомпетентен – это вовсе не так. Но Арни не самый лучший в этой профессии и знает об этом, хотя другие люди не подозревают.

– Интересно, почему же он ничего не предпримет?

– Это его не волнует. Арни тратит половину своей жизни на дело и половину – на удовольствия: на «мерседесы» с открытым верхом и бог знает на что еще. Он уже оставляет наиболее сложные случаи мне. Тем лучше. Мне нравится этот город. Я хотел бы купить этот дом и остаться здесь. Согласна?

Гиацинта приняла решение через неделю после приезда. Развив бурную деятельность, она вскоре составила план, как оборудовать и обставить дом по частям, в соответствии с доходами. Арни предлагал щедрую помощь, почти настаивал на выделении солидного кредита. Однако Гиацинта отказалась.

Она уже обзавелась подругами, проживающими по соседству, и с одной из них вступила в группу любителей музыки, которая собиралась два раза в месяц.

У нее снова появилась просторная студия. Гиацинта работала в ней с истинным наслаждением. И хотя поблизости не было места, где она могла бы продолжить обучение, Гиацинта помнила, что многие величайшие художники мира никогда вообще нигде не учились.

Дорогостоящий дом Арни находился на одной из лучших улиц. Офис, начиненный новейшим медицинским оборудованием и удобной мебелью, занимал два этажа. Впервые увидев там Джеральда в хирургическом халате, Гиацинта испытала гордость. Наконец-то муж там, где заслуживает!

Только глупцы, живя в этом мире, думают, что находятся в райском саду, где благоухают цветущие розы. И все же бывали такие моменты, когда Гиа почти верила в это.

Рождение Эммы Луизы спустя неделю после трехлетия Джерри совпало с одним из таких моментов. Девочка тоже была копией отца, и хотя Джеральд ожидал мальчика, он сразу же всем сердцем полюбил ее.

– Она красива, и ей не придется всю жизнь носить такое нелепое имя, как мое, – сказала Гиацинта матери, предлагавшей свои, весьма характерные, варианты имени.

Маленькая семья благоденствовала и процветала. Часто по воскресеньям после полудня Гиацинта садилась на задней террасе с книгой, а дети в это время играли с Джеральдом, любившим общаться с ними. Гиацинта иногда поднимала глаза от книги, чтобы посмотреть на них.

Малыши щебетали и вскрикивали, командовали и просили.

– Моя очередь, папа! Подними меня первым! Ты ведь обещал! Ой, как здорово! Покачай меня еще, папа! А еще так!

Гиацинте в такие минуты казалось, что жизнь близка к совершенству, которое можно встретить на земле: окруженное оградой, утопающее в зелени владение, яркие красные и синие игрушки и аттракционы, энергичный, умный молодой мужчина с детьми – все надежно и стабильно, если употребить слово, которое они использовали раньше.

Порой внезапно наступает момент, когда становится очевидным, что сад не такой уж цветущий, каким был раньше. Какие-то едва заметные перемены приглушили его цветение. Набежал холод? Опалила жара? Одолел избыток воды или, напротив, сушь?