Текст книги "Всюду третий лишний"

1 декабря 2000 года

Еще один день в дороге. Мы едем по автостраде 1-20, и сегодня проехали рекордное расстояние – 438 миль.

Удивительно, насколько радиостанции могут отражать специфику штатов и различия между ними. В Южной Калифорнии они постоянно вещают об охоте – дикторы прерываются буквально на полуслове, чтобы начать обсуждения достоинств последней модели капкана на енотов. В Джорджии одержимые евангелисты, последователи преподобного Рода Парсли, рассказывали о праведном пути длиной в десять шагов, ведущего к достойной жизни, жестоко понося гомосексуалистов и черную магию Гарри Поттера. Сегодня, пока мы ехали по Алабаме, радио передало беседу для сельскохозяйственных рабочих о пиве, азартных играх и разнообразных течениях в диксиленде. Сейчас мы находимся в палаточном лагере «Виксборо Балттлфилд» на Миссисипи. Прямо перед нами ослепительно голубая река и сидящие на верандах чернокожие парни жалкого вида, бьющие по струнам и распевающие о том, как много людей тонет в этой реке.

Я уже начинаю уставать от однообразной дороги, по которой мы катим столько дней. Просидев за рулем несколько часов, начинаешь чувствовать боль в лодыжке оттого, что постоянно давишь на педаль газа; можно, конечно, использовать круиз-контроль, но тогда езда становится настолько утомительной, что приходится придумывать разные игры, чтобы не заснуть. При включенном круиз-контроле я постоянно волнуюсь, как бы не выйти за предел установленной скорости, а это чревато большими опасностями, особенно если вы следуете на близком расстоянии от кого-то и ваша скорость на какую-то пару миль в час больше, то вам потребуется невесть сколько времени, чтобы совершить обгон. Это так называемый вопрос бутылки: вы будете давить на педаль газа или пытаться проскользнуть в узкую щель между машиной, которую вы обгоняете, и трейлером, идущим по встречной полосе дороги? Карлос любитель игр такого рода. Он несколько раз создал опасные ситуации, и Доминик три раза за сегодняшний день кричала на него.

Ночевки тоже начали надоедать. Мне до смерти осточертели ежевечерние установки палатки и утренняя борьба со складными опорами, которые никак не хотят залезать в предназначенный для их хранения тонкий тубус. У Доминик, как кажется, нет никаких проблем, и, хотя Карлос встает поздно, они всегда упаковываются и готовы отправиться в путь раньше меня. Я иногда бываю готов первым, но только в тех случаях, когда палатку собирает Карлос, а я предлагаю ему помочь. Колышки палатки вытягиваю я, а они никогда не поддаются. При этом меня тут же посещает чувство собственной ненужности. Я сгибаюсь в три погибели, обливаюсь потом, а они, не обращая на меня никакого внимания, обсуждают маршрут, водя пальцами по карте США в атласе Ренда Макнелли. Со мной никогда не советуются, куда мы можем поехать или насколько там задержаться, – решение всегда преподносится мне де-факто, после того как я, весь взмыленный, запихиваю свои вещи в багажник.

– Как ты относишься к тому, чтобы остановиться на ночь в Виксборо?

А как я могу к этому отнестись? Я не знаю дороги; для того чтобы разобраться в маршруте, потребуется десять минут, а они уже горят желанием скорее поехать так, как наметили. «Согласен. Да какая, в принципе, разница».

А для того, чтобы как-то выпустить накопившийся пар, я только что разругался с Люси. Я сказал, что потерял ее; она сказала, что потеряла меня, и я начал рассказывать ей о том, в каком кошмаре я живу сейчас, но она спросила, почему я звоню ей не по мобильному телефону, и попросила разрешения снять 20 фунтов с моего счета в «Галифакс бенке», чтобы покрыть хотя бы половину стоимости его звонка, оплачивать который придется ей.

Я сказал: «Нет. Я могу позволить себе в день горсть арахиса и ломтик сыра, и сейчас такие расходы мне не по карману», и мы снова, как обычно, начали спорить о том, что будем делать, когда я вернусь, потому что на покупку дома у нас нет средств.

– То, что ты говоришь, совсем не смешно. А ты, похоже, веселишь самого себя? – вдруг сказала она.

– Ты знаешь, все, что сейчас вокруг меня, – просто фантастика. Мы укладываемся спать в восемь часов, потому что Доминик устает, а у меня на теле пятнадцать расчесов от комариных укусов, они красные, воспалились и делают меня похожим на этого телечудака, мистера Блобби. Это все равно что поехать отдыхать с родителями, а в дополнение ко всему мои ногти на ногах медленно, но верно кромсают спальный мешок. Так что, сама понимаешь, жизнь моя сейчас совсем не сладкая.

– А может, ты все-таки вернешься домой на Рождество? – спросила Люси. – Пойми, это же глупо.

Я сказал, что не смогу этого сделать, а затем она вновь завела разговор о замужестве и о том, что пересказала своим подругам наш разговор в аэропорту и что видела во сне себя с ребенком на руках, а у него были зеленые глаза, и волосы такого цвета, как мои. Я-то знал, что она говорит все это лишь для того, чтобы мне стало полегче, но ведь в аэропорту я упомянул о замужестве вскользь, потому что меня неотступно преследовала мысль, что она вновь вернется к этому собачьему парикмахеру, и не сделай я этого тогда, то сейчас чувствовал себя, как помешанный в психбольнице. Ох, если бы она прекратила эти разговоры о детях… Ну у кого такие разговоры могут пробудить желание вернуться домой?

Тема: какие новости?

Кому: Джону Ферли

От: Кита Ферли

Дорогой папа!

Сейчас 9 часов вечера, и мы собираемся отправиться в плавучее казино, пришвартованное у Виксборской пристани на вонючей реке Миссисипи, если, конечно, Доминик успокоится и перестанет стонать. Наверное, Том уже рассказал тебе о том, насколько кошмарной оказалась эта особа. Здесь ее, конечно, ничего не устраивает – душ под открытым небом выводит ее из себя. К тому же с нами рядом обосновались два молодых парня, которые, сидя у костра, играют песни Боба Дилона, периодически прикладываясь к бутылке «Джека Дэниелса». «Бродяги», – категорично изрекла Доминик, хотя по виду они вполне сошли бы за учеников средней школы, находящихся на отдыхе.

Или вот еще пример: когда вечером мы вернулись с экскурсии по городу, то заметили, что наши палатки отсырели. «Наверняка кто-то помочился на наши палатки», – объявила Доминик, хотя это была всего лишь ранняя вечерняя роса.

А во время привала, когда мы остановились, чтобы поесть на воздухе, в Бирмингеме и увидели удивительно красивую ярко-желтую колибри, летающую над нами, она сказала: «Только бы она не нагадила нам на головы».

Доменик стала намного грубее, чем была раньше, и я не могу понять, в чем причина: в ее разводе, в том, что ей не нравится в Америке и она хочет снова вернуться в Австралию, или в моем присутствии, и все больше склоняюсь к мысли, что дело именно во мне.

Во время исторической экскурсии мы сделали остановку в доме Маккревена, генерала, участвовавшего в Гражданской войне. Как только мы туда прибыли, я сразу же поспешил в туалет, предоставив тем самым возможность Карлосу и Доминик побыть какое-то время без меня. Кстати, эту возможность они используют постоянно во время всех наших остановок. «Догоняй нас», – сказал Карлос, и они упорхнули куда-то, чтобы остаться вдвоем, и я так и не видел их до конца экскурсии. Когда мы наконец встретились, Карлос спросил меня, воспользовался ли я аудиотуром, а когда я ответил, что нет, он сказал: «Тебе надо было воспользоваться аудиотуром». И начал действовать мне на нервы, дотошно объясняя преимущества, которые получаешь при таких экскурсиях, притворяясь, что он, воспользовавшись аудиотуром, узнал намного больше, чем я. Такого же рода трюки он проделывает и с едой. Карлос не покупает в супермаркетах ни хлеб, ни сыр – ему нужно нечто более экзотическое и не содержащее жиров, – и он покупает сардины и деликатесные паштеты. И ест их так, как это, по его мнению, принято у гурманов, с таким видом, как будто это по меньшей мере голубой марлин.

– Ты должен отведать это, Кит. Я, между прочим, собираюсь серьезно изменить твои вкусовые пристрастия. Давай-давай, ешь. Я отучу тебя от сыра, арахиса и «Кит-Катов», – изрекая это, он деланно разводит руками.

В Англии я всегда как должное принимал, что Карлос – это глава нашего товарищества. Но сейчас ситуация совсем иная – только если Доменик в настроении, то и он ведет себя как нормальный, приятный в общении человек. В конце концов мне придется решиться на то, чтобы преодолеть притяжение, удерживающее меня внутри их орбиты, и продолжать путешествие в одиночку.

Сегодня вечером Доминик объявила, что на данный момент ее самое большое впечатление от путешествия – это мексиканские салаты в Чарлстоне. Это заявление повергло меня в бешенство. Хотя то, как она ведет себя здесь, и то, что вытворяла в Колумбии, – явления одного порядка.

Такова моя жизнь сейчас, но я по-прежнему поглощен созерцанием прекрасной природы, окружающей меня; помнишь, как в детстве ты именно так заставлял нас нейтрализовать неприятности и забывать о них. И тогда, и сейчас особого облегчения этот способ не приносит.

– Посмотрите, какой закат – это громадное солнце плавится и уходит в коричневую землю, а силуэтные очертания Таскалусы за нашей спиной! А кораллово-красное небо! Как красиво, правда?

– Да-да… Я все думаю, а будет ли в кемпинге мягкая туалетная бумага? Ты не можешь слегка прикрыть окно с твоей стороны, Кит? Разверни его немного. А может, нам выключить кондиционер – что-то, черт возьми, холодно спине? Мы сможем отлить, когда остановимся? Это ведь зона, где нужно ехать со скоростью пятьдесят пять миль? Снижай скорость – у меня нет купона. Кит, у тебя есть сейчас пятьдесят центов, которые ты мне должен? Дайте-ка мне карту. Меня тошнит от этой езды рывками. Может, остановимся у почты? И я хочу круассан.

На сегодня все, что может спровоцировать ругань и скандал, кажется, исчерпано.

Кит Ферли (посланный далеко и надолго в свою палатку с москитной сеткой, увы, не спасающей от насекомых).

P. S. Если тип моего билета позволит, то я, возможно, подумаю, не прилететь ли мне домой на Рождество, как этого хочет Люси. Не подумай, что это намек на то, чтобы ты оплатил эти расходы.

P. P. S. Вы уже назначили день свадьбы? Мне пока еще так и не представилась возможность снять мерку. Прости.

Тема: затрешь это – больше никогда ничего не получишь

Кому: Тому Ферли [email protected]

От: Кита Ферли

Привет, Том!

Сегодня я в первый раз поспорил с Люси. Как только я почувствовал, что тоскую по ней, и подумал, что наши с ней отношения пошли на поправку, так она снова опустила меня и этим вернула к тому моменту, когда я впервые принял решение оставить ее. А чтобы еще больше обострить ситуацию, она рассчитывает, что мы поженимся, как только я вернусь, и уже даже пошла дальше: стала поговаривать о детях.

Что заставило тебя сделать предложение Сузи? Может быть, ты вспомнишь? На тебя внезапно нашло озарение или ты запаниковал из-за того, что у тебя наметилась лысина и что ты уже никогда не сыщешь никого, кто согласится иметь тебя в качестве мужа? По каким-то причинам я тоже испытываю сильный страх из-за подобных вещей. Я представляю себя, как через десять лет сижу на кушетке и остановившимся взглядом, какой бывает у морфинистов, смотрю «Сюрпризы практики», где много внимания уделено вопросам медицины; на коленях у меня «Теле– и радиопрограмма», на ногах шлепанцы и толстые вязаные носки, а в животе легкое покалывание: следующим в программе значится сериал «Полиция Нью-Йорка».

Во всей этой истории нет ничего необычного: Люси уходит от меня, путается с несколькими мужчинами, в том числе и с этим собачьим парикмахером, а затем ждет, что я без единого слова приму ее опять только потому, что она вдруг решила, что хочет иметь ребенка от того-то, с кем чувствует себя уверенно и в безопасности. А я не должен буду даже и вспоминать обо всем случившемся. Иногда на дороге, проезжая через штаты, где службы социальной поддержки работают более успешно, мы видели небольшие центры психологической помощи, в которых, как в секс-шопах, не было окон. Рядом с этими центрами полно автомобилей-универсалов, окна которых закрыты фанерой, для того чтобы их владельцам не пришлось садится в душные и жаркие кабины, когда они выйдут оттуда просветленные, после того как над ними мануально поворожат. Внезапно и я почувствовал непреодолимое желание посетить такой центр, где, возможно, мне помогли бы вернуть Люси. Ты можешь представить себе такое? «Доминик, прости, пожалуйста, я постараюсь управиться как можно скорее – я ведь знаю, что ты хочешь приехать в кемпинг до темноты, но пока вы с Карлосом будете ублажать себя салатами, я бы заскочил на минутку, чтобы помастурбировать».

Суть дела вот в чем: биологические часы Люси установлены на полночь, и сейчас она ощущает зомбированную необходимость родить ребенка. Я всегда говорил ей, что когда-нибудь и сам захочу иметь детей. Если говорить начистоту, я не уверен, что мне действительно захочется их иметь. Когда вы, беседуя, сидите за обеденным столом, разговор сразу обрывается, как только рядом появляется ребенок, и все остальные вынуждены смотреть на то, как ему заталкивают в рот еду. Да сиди с вами за столом хоть сам Иисус, посвящающий вас в тайну своего воскрешения, или сам дьявол, рассказывающий вам о том, сколько времени требуется, чтобы добраться до ада, вы не сможете внимательно слушать их, потому что будете следить за тем, как ваше чадо орудует ложкой, набивая свой рот шоколадным тортом. Я не уверен, что готов к этому, и, хотя Люси говорит о детях как бы между прочим, я уверен, что, как только мы поженимся, она сразу же осчастливит меня отцовством.

А что касается моих биологических часов, они, разумеется, тоже установлены. Да, но только на тачке «феррарит-тестаросса», причем еще до того, как мне стукнет тридцать. Я не ставлю себе это главной целью и не буду стремиться заводить отношения с девушками, которые могли бы помочь мне в ее достижении. Я никогда не тащил Люси в автосалон с такой настойчивостью, с какой она тащит меня проводить время с ее подругами, сестрами и их детьми. «Люси, взгляни, какой миниатюрный руль и какие мощные тормоза. Обещай, что поддержишь мои планы. Обещай, что и ты захочешь иметь такую супермашину».

НЕЧЕСТНЫЙ

Тема: болван

Кому: Киту Ферли

От: Тома Ферли

Привет, Кит!

Знай, я сделал предложение Сузи, потому что любил ее по-настоящему и никогда ни на мгновение не пожалел об этом. Волосы мои в порядке и не вылезают. У меня четкий аристократический пробор, поэтому вообще заткнись об этом, или я прекращу переписываться с тобой и знать тебя не пожелаю.

А если говорить серьезно, то я не знаю, что и сказать тебе в отношении Люси. Возможно, тебе бы лучше было остаться дома и для начала попытаться все уладить, а уж потом отправляться в путешествие. Постарайся осмыслить ситуацию, поставив себя на ее место. Она вынуждена ждать, что ты первым предпримешь какие-то действия.

Том

P. S. Теперь поговорим напрямую без обиняков; я чувствую, ты вдруг перешел на жалостливый тон: мне, конечно же, будет не хватать тебя на Рождество, слезливый ты болван. Вчера я мысленно заглянул в мой календарь важных дат. Тебе, наверное, и в голову не пришло, что это будет первое Рождество, которое мы отметим не вместе?

Тема: письмо?

Кому: Киту Ферли

От: Люси Джонс

Дорогой Кит!

У меня все еще какое-то странное чувство после телефонного разговора. Если я правильно понимаю, то ты изменил свое отношение к тому, о чем сказал мне в аэропорту? Я спрашиваю об этом лишь потому, что мне необходимо иметь хоть какую-то надежду на будущее; именно поэтому я рассказала о том, что видела во сне себя с младенцем на руках, но это отнюдь не значит, что я хочу ребенка. По крайней мере, не сейчас. Мы можем повременить с этим год или два. Тем более что и ты не против детей. Ведь так?

Вот что еще меня заботит: я знаю, тебе эти разговоры надоели, но я постоянно думаю о том, где мы будем жить, когда ты вернешься. Договор на аренду дома, который мы заключили на шестнадцать месяцев, истекает в январе, и у меня нет трех тысяч на первый взнос за дом. Чего я хотела бы меньше всего, так это оказаться бездомной или жить в какой-либо дерьмовой квартире, из-за того что ты не сможешь принять участие в оплате жилья.

Надеюсь, ты хорошо проводишь время, хотя бы потому, что не считаешь нашу разлуку нелепой. Почему бы тебе не приехать на Рождество домой? Это было бы дешевле, чем мне лететь к тебе.

Люси хх

P. S. Когда ты позвонишь снова? Прошу тебя, не заказывай разговор за мой счет. Я сейчас без гроша, да и не вижу причины, почему должна оплачивать твой отдых.

Запись в дневнике № 6

Облицованный ракушечником дом в двух милях от Эйлсбери, на Тринг-роуд, 76; обычный дом, имеющий общую стену с соседним. Карлос, Дэнни я прожили в нем два года. Дом не ремонтировался с 1960-х. Ковры, на которых первоначально были вытканы круговые орнаменты в коричневых тонах, до такой степени истерлись, что толстые нити основы врезались в босые ступни. В доме был электросчетчик, подававший электричество, если в него вставляли пятифунтовую карту, которые мы постоянно забывали покупать, особенно зимой. Диванов в доме не было, а были лишь четыре стула, купленные хозяином на распродаже, устроенной по случаю закрытия находившейся неподалеку начальной школы. Он постоянно обещал заменить эти стулья на новые, но так и не заменил. Однако чуть выше по дороге был паб (под названием «Большая медведица»), в магазинах на Партон-роуд были отделы быстрого питания; на этой же улице располагался магазин и пункт проката видеофильмов, а больше нам ничего и не было нужно.

Мы и пальцем о палец не стукнули, чтобы сделать нашу жизнь в доме хоть немного более удобной и комфортабельной: за все два года, что прожили в нем, мы ни разу не сделали уборку с пылесосом. В холодильнике никогда не было ничего кроме пластмассовых коробок с «Вы никогда не поверите, что это не масло» и банок легкого пива, а газовую плиту мы зажигали лишь в тех случаях, когда Дэнни был необходим хотя бы такой свет, который давали газовые горелки. В кухне всегда воняло протухшей водой, которой мы заливали грязную посуду, и к нам регулярно вторгались огромные коричневые слизняки, величиной с носок. Они пролезали через вентиляционный канал над кухонным шкафом и оставляли на стене блестящие от слизи следы. На ванне была черта из въевшейся грязи, напоминавшая ватерлинию на бортах кораблей; а пепельницу нам заменяла глубокая и вместительная ваза на высокой ножке, преимущество которой состояло в том, что ее не нужно было часто опорожнять.

Я хотя и учился в университете, но никогда не жил настоящей студенческой жизнью. Дня Дэнни, если не считать пребывания в Темз Велли, это тоже было первым в жизни проживанием вне дома, что же касается Карлоса, то он как-никак провел три года в Плимуте. Мы восприняли эту жизнь как данный нам шанс вкусить полную свободу и превратили нашу обитель в такую помойку, что Карлос, приводя в гости девушек, спешил как можно скорее провести их в свою спальню, расположенную на чердаке, пользуясь пожарным выходом второго этажа, так как боялся, что они, испугавшись царящих повсюду хаоса и грязи, убегут прочь. Однажды Джейн, когда приехала нас навестить, устроила скандал, причем из-за того, что разбросанные повсюду гниющие остатки пищи отравляют воздух, которым мы дышим. Дэнни и я однажды подхватили какой-то таинственный вирус, из-за которого вдруг среди ночи у нас отнялись и руки и ноги. Я до сих пор так и не знаю, что это было, но помню, как мы, с трудом доковыляв до комнаты Карлоса и бросившись на его пуховое одеяло, закричали в один голос: «Карлос, Карлос, ну скажи, в какой части дома мы были, а ты не был? Зови скорее доктора – у нас болезнь Паркинсона».

Да, я помню, как мне нравилась такая жизнь, каждая ее минута. Мы получали необъяснимое удовольствие, видя, насколько отталкивающее впечатление производили на других грязь и хаос, в которых мы жили. Эта шутка была придумана нами и заключалась в том, чтобы сознательно делать наши собственные жизни еще более жалкими, чем они были в действительности. В доме существовало неписаное правило, согласно которому телевизор никогда не выключался. Он молотил без остановки по двадцать четыре часа в сутки и из-за проблем с электропитанием часто включался сам по себе среди ночи, и нас часто будил голос диктора, читающего, к примеру, сообщения центра занятости о том, что на бирмингемской фабрике строительных изделий открылось множество вакансий. Было и еще одно неписаное правило, запрещающее нам бывать на кухне. Она была загромождена маленькими школьными стульчиками, и во время приема пищи мы сидели на полу и ели из бумажных тарелок пластмассовыми ложками. Затем мы приняли решение, запрещающее любому из нас выбрасывать мусор. Телевизор пришлось взгромоздить на постамент из оберток и пакетов, в которых мы приносили из магазинов еду, и дом очень скоро заполнился мышами, маленькими коричневыми созданиями, появлявшимися невесть откуда по ночам и пристальным взглядом провожавшими нас на пути в туалет, пищащими и скребущимися под половицами.

Когда мы переехали в этот дом, я работал в винном магазине на Партон-роуд и время от времени готовил бесплатно, практики ради, небольшие материалы для местных газет – «Бакс фри пресс», «Бакс экзаминер», «Темз газетт», – пытаясь проникнуть в мир журналистики. Карлос работал в Лондоне в той же самой фирме по расфасовке и упаковке фруктов, где директором служил его отец. Что касается Дэнни, то ему, до того как его приняли диджеем на радиостанцию британских вооруженных сил в Чалфонте, пришлось поработать в должности главного подавальщика чая в банке у отца, а по субботам – трудиться над своим шоу в больнице в Сток-Мендевиле.

Наше убогое житье и недостойная работа никогда по-настоящему не волновали нас, поскольку мы были вместе, в нашем собственном маленьком мирке, соревнуясь, кто забьет больше голов в ворота, которыми служили растопыренные ножки кофейного столика; полем служил щербатый пол в гостиной, клюшкой – палка с укрепленным на конце куском рыбы, а вместо шайбы использовались объедки, в изобилии валявшиеся на ковре, которые под ударами клюшки, намного чаще, чем в ворота, вылетали в окно и падали на дорогу А41, проходившую рядом с домом, где попадали под колеса проезжавших машин.

Ко всему прочему, нас еще и гордыня обуяла (причем весьма неумеренная, ведь мы никогда и не пытались ее обуздать). Мы мечтали о том, что в один прекрасный день совершим удачное ограбление банка, пошлем к черту Эйлсбери и заживем на крутой лондонский манер в Камдене. Будем ходить по театрам, художественным галереям и моднейшим пабам, в которых чистые, натертые до блеска полы из сосновых досок, а пиво подают в полупинтовых вазах. Или же мы обоснуемся где-нибудь в Брикстоуне или Пекаме, чтобы стать частью местной культурной богемы – станем употреблять наркотики, носить кожаные пиджаки и рубашки от Бена Шермана, сведем знакомство с владельцем местного заштатного ресторана и зеленщиком и обзаведемся крутыми друзьями, у которых будут такие прозвища, как, например, Деньга, Мазила, Гастролер и Верзила. Дэнни, которого тогда увлекли книги, написанные бывшим чернокожим торговцем наркотиками Стивеном Томпсоном, однажды с возмущением натолкнулся на отрывки интервью с ним, помещенные в «Обзервере», оказавшемся у него в руках, когда мы сидели в «Плау Бифитер» на Тринг-роуд, слушая музыкантов небольшой лондонской группы, высмеивая манеры вокалистов цих тексты в перерывах между записями: «А есть электричество в этом загоне?… Овцам ночью захочется блуд почесать?»

– Какого черта мы вообще прозябаем в этой провинции? Вы только послушайте: Томпсонг поперли из школы «Хекни даунс Кемп»[25]25
  Хекни даунс Кемп – школа, известная как самая плохая школа в Англии в годы правления Маргарет Тетчер, по этой причине ею закрытая.


[Закрыть] за то что он курил сигарету с травкой перед носом у учителей. Один из преподавателей приказал ему выйти вон из класса, на что Томпсон ответил: «Может, поможешь мне?», и, когда учитель попытался выставить его силой, Томпсон и Верзила жестоко избили его. Черт подери, ну что общего может быть у нас с типами, которые позволяют себе такое? Мисс Реддинг выгоняла меня с урока музыки за то, что я продолжал играть на металлофоне, когда она призывала всех к тишине. Ведь ты, Кит, если помнишь, сказал мне потихоньку, что мисс Реддинг не в себе, потому что не замечала, как Тим Уолтон также продолжал колотить по треугольнику, но все это едва ли могло спровоцировать меня на то, что сотворил Верзила, чтобы помочь Томпсону. Так давайте переедем в Хекни и станем такими, как йярди.[26]26
  Йярди – член многочисленных преступных группировок, организованных выходцами из Вест-Индии, по преимуществу из Ямайки, занимающихся продажей наркотиков.


[Закрыть] Давайте станем наркоманами. Мне необходимо более звучное имя, которое в одном слове передаст всю мою сущность… Ну что-нибудь типа «Узкий».

Дэнни собирался стать диджеем на Радио-1, что требовало изменения внешнего облика. Он старался стать крутым и спокойным; говорить резким скрипучим голосом, обильно пересыпая речь словечками «да» и «так», произносимыми по-особому, медленно, с придыханием и последующими паузами. Я рассчитывал получить работу в местной газете и в конечном счете занять там свою нишу, став обозревателем по внутренним проблемам, быстро реагирующим на все. Устремления Карлоса были несколько иного рода. Кисти его рук были слишком большими по сравнению с самими руками, уши слишком большими для головы, губы слишком большими для его рта, и, наконец, голова слишком большой для плеч, на которых она сидела, – иными словами, некий набор несоответствий, объясняемых, возможно, происхождением (он был наполовину испанцем, наполовину – англичанином). Еще в школе в его внешности подмечали сходство с персонажами игры «Счастливые семьи», тела которых состояли из неправильно подобранных частей: ноги фермера, туловище почтальона, голова пекаря. И все-таки, вопреки устоявшимся правилам симметрии, три года, проведенные им в университете, явились убедительным свидетельством того, что его физические несоответствия не только уравновешивали друг друга, но еще и придавали ему в среде обитателей Трикг-роуд какую-то необъяснимую привлекательность, которую он в то время только-только начал осознавать. Карлос мечтал сделаться опытным сердцеедом, а в нашем представлении, бабником.

– Как насчет хорошего видеофильма? – это был традиционный каждодневный вопрос, и мы смотрели либо приключенческий фильм, любителем которых был Дэнни, либо фильм с Ричардом Гиром, которые Карлос обожал и смотрел их с таким внимавшем, словно это были учебные фильмы, объясняющие трудный материал.

– Включи стоп-кадр, – беспрестанно кричал он, – посмотри на нее, наверняка у нее уже мокрые трусики там, между ног.

Молча шевеля губами, он не сводил восхищенного взгляда с угодливо-плутовского лица Гира; он многократно крутил пленку взад и вперед, стараясь скопировать его выражение.

– Кит, Дэнни, – вдруг обращался он к нам через несколько дней, медленно поворачивая лицо в нашу сторону, как будто новое, удачно отработанное выражение только что неожиданно появилось на нем и может также неожиданно исчезнуть, – «ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Я хочу знать о тебе все». Ну как? Может, многовато страсти? А если мне слегка сощурить глаза?

В школе национальность Карлоса была его слабым местом, но на Тринг-роуд она стала несомненным преимуществом. В сочетании с его безобразно-привлекательной внешностью, она придавала ему некую экзотичность, и вокруг него постоянно роились девушки-подружки, чем не могли похвастаться ни Дэнни, ни я. Крутая лестница вела на чердак, где помещалась его спальня, которую он в первые четыре месяца превратил в то, что называл лежбище ящера. Установил выключатели, изменяющие яркость свечения ламп, раскрасил стены в розовато-лиловые тона и приобрел мощную стереосистему фирмы «Бенг и Олафсон». Он шутил, что снять с девушки трусики легче всего, когда все в спальне вибрирует от басовых частот при проигрывании «Сафари под луной». Почти всегда Карлос имел дело одновременно с двумя, а иногда и с тремя девушками.

У меня были лишь разовые свидания с парой девушек на Тринг-роуд, но Дэнни з течение двух лет, прожитых нами здесь, лишь однажды провел ночь не один, если не считать Венди, с которой все произошло в конце этого периода нашей жизни. Отношения с девушками, не в пример работе, не были тогда для нас важными. Или, по крайней мере, так нам казалось.

По пятницам у нас традиционно проходило всегда одно и то же мероприятие, которое с небольшими изменениями повторялось на протяжении всего нашего проживания в этом доме. Мы начинали в пабе «Большая медведица», затем шли в «Бифитер», где заказывали ужин из двух блюд за пять фунтов, а затем на такси отправлялись в город, чтобы выпить и поиграть в пул в «Белле», где обычно заканчивали тем, что обсуждали нелепый план Дэнни подмешать наркотики в чай в «Мидланд бенк» в среду утром, когда инкассаторы привозят выручку, и исчезнуть в Боливию, прихватив с собой 100 000 фунтов. После этого мы отправлялись в «Сан Хон» на Кингсбари-сквер отведать картофеля фри с соусом карри, посмеяться и подурачится над старинными китайскими драконами, выставленными в витринах магазина хрусталя, а затем отправиться в ночной клуб «Гейт» в подвальном этаже центра развлечений «Гоблин», где Дэнни обычно занимался тем, что опробывал придуманные им фразы, пресекающие попытки незнакомого человека завести разговор. Каждую неделю у него была заготовлена для этого новая фраза. Мы считали их забавными, но, возможно, они совсем и не были таковыми, а просто мы их тогда так воспринимали. В основе, как правило, лежало какое-либо провокационное и сбивающее с толку заявление Дэнни. Карлос и я обычно заговаривали с парой девушек, а Дэнни, бродивший неподалеку, вдруг изрекал какую-нибудь нелепицу вроде: «Эй, я – картофелина». Если девушки не обращали на него внимания, то считалось, что такие девушки наводят скуку. Если же они вступали в игру и спрашивали, к примеру: «А ты ровная картофелина или у тебя есть какие-либо выступающие части?» или «А ты часом еще и не король Эдуард?», такие девушки считались тем, что надо, и мы пытались уговорить их поехать к нам, где Карлос, выбрав самую симпатичную, сразу же начинал амурную атаку, стараясь приступить к любовным делам прежде, чем девушки обнаружат, что все вокруг усеяно мышиным пометом.

Многим людям, среди которых были и университетские соученики, и члены семьи, пребывание в моем обществе в то время не доставляло большого удовольствия, и, конечно же, оглядываясь назад, в прошлое, я признаю, безо всяких натяжек, что вел себя как полный идиот. Да и все мы были такими. Но идиотами мы были лишь тогда, когда собирались вместе, и это обстоятельство было крайне важным. Ведь недаром говорится, «человек способен превратить ад в рай, и рай в ад»? Некоторым образом именно так мы и поступали: мы превратили в рай место, в котором жили.