Текст книги "Охота на орлов"

Бен Кейн
Охота на орлов

Посвящается Селине Уокер, одной из лучших редакторов. Благодарю!

© Самуйлов С.Н., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Действующие лица[1]1
  Лица, отмеченные звездочкой, упоминаются в исторических хрониках.


[Закрыть]

Римляне и их союзники

Луций Коминий Тулл – ветеран, центурион; ранее служил в Восемнадцатом легионе, ныне – в Пятом

Марк Красс Фенестела – опцион, или заместитель Тулла*

Марк Пизон – один из солдат Тулла

Вителлий – еще один солдат Тулла, друг Пизона

Сакса – солдат Тулла, друг Пизона

Метилий – солдат Тулла, друг Пизона

Амбиорикс – галл, слуга Тулла

Дегмар – из племени марсов, слуга Тулла

Луций Сей Туберон – римский аристократ, ныне легат легиона и враг Тулла*

Септимий – старший центурион Седьмой когорты Пятого легиона, начальник Тулла*

Флаволей Корд – старший центурион, Вторая когорта Пятого легиона

Кастриций Виктор – старший центурион, Третья когорта Пятого легиона

Прокулин – старший центурион, Шестая когорта Пятого легиона

Германик Юлий Цезарь – внучатый племянник Августа, племянник Тиберия, имперский правитель Германии и Трех Галлий*

Тиберий Клавдий Нерон – император, преемник Августа*

Август – некогда звавшийся Гаем Октавием, преемник Юлия Цезаря, первый римский император. Умер в конце 14 года после более чем сорокалетнего правления*

Авл Цецина Север – военный правитель Нижней Германии*

Луций Стертиний – один из военачальников Германика

Калусидий – простой солдат, выступающий против Германика*

Бассий – примипил Пятого легиона

Гай и Марк – солдаты-мятежники

Эмилий, Бенигнус, Гай – солдаты, с которыми Пизон играет в азартные игры

Публий Квинтилий Вар – погибший наместник Германии, которого обманом заманили в западню, закончившуюся для римлян страшным поражением в 9 году*

Германцы и прочие

Арминий – военный вождь германского племени херусков, организатор разгрома легионов Вара, заклятый враг Рима*

Мело – заместитель Арминия

Туснельда – жена Арминия*

Осберт – один из воинов Арминия

Флав (Флавий) – брат Арминия*

Ингломер – дядя и недавний союзник Арминия, военный вождь значительной части племени херусков*

Сегест – отец Туснельды, союзник Рима, военный вождь части племени херусков*

Сегимунд – сын Сегеста, брат Туснельды*

Артио – девочка-сирота, спасенная Туллом в первой книге трилогии

Сирона – женщина из племени галлов, нянька Артио

Скилакс – собака Артио

Пролог

Осень 12 года н. э. Рим

Центурион Луций Коминий Тулл с трудом удержался от ругательства. После случившейся три года назад бойни в лесу жизнь складывалась по-разному, чаще просто отвратительно. Любая мелочь вызывала воспоминания о вопящем хаосе, грязи и крови тех дней, когда германцы, напав из засады, стерли с лица земли три легиона – в том числе и его, Тулла, легион. На этот раз воспоминания вызвал накрывший Рим ливень. Немощеную улицу заливала, проникая в сандалии и пачкая ноги, жидкая грязь.

Тулл закрыл глаза и снова услышал звучные боевые кличи германских воинов, от которых кровь стыла в жилах. ММММММММ! ХУУУУММММММММ! От боевого рева, который издавали спрятавшиеся среди деревьев враги, храбрость его солдат скисала, как молоко на полуденном солнце. Завывания варваров еще можно было выдержать, их Тулл слыхал не раз; но теперь слух терзали еще и пронзительные крики боли, призывания матерей, предсмертные хрипы и кашель. Над головами густо и со свистом летели копья; калеча и убивая, они пронзали щиты и тела. Хлопали кожаные ремни пращей, камни звонко ударяли по шлемам, мулы пронзительно вопили от ужаса. Сам он хриплым от напряжения голосом орал приказы…

Тулл открыл глаза, но продолжал видеть перед собой не суетливую городскую улицу, а залитую грязью лесную дорогу. Она тянулась миля за милей по нескончаемому дремучему лесу, чередующемуся с предательскими болотами. Земля под вековыми деревьями была покрыта брошенным и потерянным оружием, снаряжением и телами людей. Легионеров. Его легионеров. До внезапного нападения он и допустить не мог, что вся его когорта – более четырех сотен солдат – будет уничтожена противником, вооруженным в основном метательными копьями. А если б кто-нибудь предположил, что подобным образом можно истребить три легиона, Тулл счел бы его окончательно спятившим.

Теперь он стал умнее и не судил так опрометчиво.

Жестокий урок и проистекшие из него последствия потрясли и озлобили его. Орел легиона был утерян, так что Восемнадцатый распустили. Такая же судьба постигла Семнадцатый и Девятнадцатый легионы. Его самого и остальных выживших распределили по другим легионам, расквартированным на Рейне. Последним унижением стало его разжалование из старшего центуриона в простые. В свете приближающейся отставки это можно было считать крахом воинской карьеры. Вмешательство Луция Сея Туберона, его личного врага, занимавшего в то время должность сенатского трибуна, и привело к позорному понижению Тулия в чине на закате военной службы. Если б не Туберон, размышлял Тулл, он мог бы еще командовать когортой…

– Тулл!

Он вздрогнул от неожиданности, недоумевая, кто мог узнать его здесь, в сотнях миль от того места, где ему надлежало находиться.

– Тулл!

Улица была заполнена народом, а воздух – обычными повседневными звуками: лавочники наперебой заманивали покупателей, пара дворняжек дралась из-за куска мяса, прохожие добродушно поддразнивали друг друга. Но уличный гомон снова прорезал пронзительный женский крик:

– Тулл!

Потребовалось все самообладание, чтобы никак не среагировать на окрик. «Ни одна живая душа в Риме меня не знает, – сказал он себе в сотый за этот день раз. – Ну, может, и есть такие, но шансы встретить кого-то из них ничтожны. Я – не более чем гражданин в море таких же граждан, спешащих по своим делам. Имперским чиновникам неведомо, кто я; им дела нет, чем я занят в городе. Если остановят стражники, можно что-нибудь соврать. Я – ветеран, ставший торговцем, приехал в Рим со старым товарищем – посмотреть триумф Тиберия, и ничего более».

Крепкий пожилой мужчина с тяжелой челюстью и короткой солдатской стрижкой, Тулл все еще был по-своему красив. Некогда белая туника явно помнила лучшие времена. Украшенный металлическими бляхами пояс выдавал в нем солдата или, что предпочтительнее, бывшего солдата. Марк Красс Фенестела, его рыжеволосый спутник, был в отличие от Тулла достаточно уродлив, худощав и жилист. Его пояс также указывал на человека с военной подготовкой.

– Вот и ты, Тулл, – произнес женский голос. – И где, во имя Гадеса, тебя носило?

Центурион со скучающим видом повернул голову и окинул взглядом прохожих. Тот Тулл, которого окликала, похоже, жена, оказался приземистым увальнем, в два раза моложе его и вдвое шире в обхвате. Женщина была немногим лучше – краснощекая, неряшливого вида толстуха с тяжелой грудью стояла возле прилавка открытой харчевни. Тулл расслабился, а Фенестела прошептал ему на ухо:

– Какая жалость, что она звала не тебя! Набил бы брюхо, а там и взобрался бы на нее, если б повезло…

– Отвяжись, пес. – Тулл, улыбнувшись, оттолкнул своего опциона. Различие в чинах давно стерли долгие годы совместной службы, испытания и ужасы, которые многим и не снились. Фенестела называл его центурионом только в присутствии других солдат либо когда был недоволен Туллом.

Двое товарищей продолжили путь, продвигаясь к центру города. Несмотря на ранний час, узкие улицы были запружены народом. Друзья знали, что жизнь в Риме кипит и днем и ночью, но предстоящий сегодня в честь наследника императора триумф заставил покинуть свои жилища всех, кто мог ходить, хромать и ковылять. Молодежь и старики, бедные и богатые, больные и увечные устремились поглазеть на воинское шествие, получить бесплатные угощение и вино, которые раздавались на подобных зрелищах.

Они прошли по Булочной улице, вдыхая упоительный аромат горячего хлеба, потом – по Плотницкой, где эхом отдавались визжание пил и удары молотков. Тулл задержался у оружейной лавки на Кузнечной улице, жадно разглядывая выставленные напоказ прекрасные мечи. Они не обратили внимания на зазывал со Двора переписчиков, предлагавших услуги грамотеев, мастерски управлявшихся с табличками и стилом. Их взгляды привлекли соблазнительные женские фигуры у борделей на Аллее шлюх, но друзья продолжали путь.

– Мы безумцы, что пришли сюда, – проворчал Фенестела, качая в замешательстве головой перед внушительным входом в большие публичные бани; рядом располагалась громадная раскрашенная статуя Августа. – И все же я рад, что пришли. Место просто чудесное.

– В преисподнюю этот запрет властей, вот что я скажу, – ответил Тулл, подмигивая. – Каждому следует увидеть этот город из мрамора хотя бы раз в жизни – ну и триумф, если есть возможность. После всего, через что мы с тобой прошли, у нас есть право видеть и то и другое.

Он говорил вполголоса; в такой манере они общались с тех пор, как отклонились от официального задания – набрать рекрутов в свой новый Пятый легион Жаворонков в Нарбоннской Галлии, в сотнях миль к северу от Рима. Несколько дней ветераны безрезультатно до хрипоты зазывали добровольцев в разных городках, после чего Тулл предложил совершить путешествие в Рим на триумф Тиберия. Триумф тот получил за свои победы в Иллирике, одержанные несколько лет назад.

Поступая таким образом, товарищи не только пренебрегали полученным заданием, но и нарушали императорский указ о пожизненном запрете для всех выживших посещать Италию. «Но разве кто-то что-то узнает», – сказал Тулл. Уже через месяц они будут в Нарбоннской Галлии и, трудясь денно и нощно, наберут нужное количество рекрутов. А когда вернутся в лагерь своего легиона в Ветере, на Рейне, с требуемым числом новобранцев, никаких вопросов к ним не возникнет.

Соблазнить Фенестелу оказалось легко: как и Тулл, он никогда не бывал в столице империи и не видел триумфа.

– Попробуйте наилучшие в Риме вина! – раздался призыв слева. – Подходите и поднимите тост за Тиберия, героя-завоевателя!

Тулл оглянулся. Владелец постоялого двора, а может, кто-то из его помощников, стоял возле бочки у входа в заведение, призывно размахивая руками.

– Может, выпьем по-быстрому? – спросил Фенестела, задумчиво почесывая рыжую, с седыми клоками, бороденку.

– Нет, – твердо ответил Тулл. – Вино окажется не лучше уксуса, и ты сам это знаешь. Начнем – не остановимся, а потом и заплатить за жилье будет нечем.

Фенестела скорчил унылую гримасу.

– Ну да, а еще с вина постоянно отлить хочется.

Указания, полученные ими от хозяина недорогой гостиницы – безымянного заведения у подножия Авентинского холма, – помогли достаточно быстро добраться к Большому цирку. «Уже там, – сказал хозяин, – они сами решат, откуда им лучше смотреть триумфальное шествие». На Марсовом поле, расположенном вне стен города, можно в полной мере насладиться зрелищем сбора и построением шествия, но сам триумф как таковой будет происходить в пределах городских стен. Главный городской рынок, на котором торговали домашним скотом, оборудовали достаточным количеством временных мест для зрителей, однако желающим сидеть следовало отправиться туда на рассвете. Гораздо больше зрителей вмещал Большой цирк, но он располагался на значительном удалении от того места, где должны были происходить ключевые события триумфа. Кроме того, там часто случались беспорядки. Римский форум или Капитолийский холм выглядели сами по себе предпочтительнее, но на первом существовала опасность попасть в настоящую давку, а на второй допускали только специально приглашенных гостей. «Впрочем, вы ребята крепкие, не то я посоветовал бы поберечь бока да поостеречься буянов и воришек», – быстро добавил хозяин гостиницы.

И Тулл, и Фенестела хотели наблюдать за процессией с возможно более удобного места, поэтому решили отправиться к Римскому форуму, который произвел на них неизгладимое впечатление днем ранее. Однако они быстро поняли, что толпы народа и стражники, перегородившие улицы по пути следования шествия, помешают им добраться до места назначения к нужному времени, до прохождения Тиберия. Им требовался проводник.

Заметив на углу улицы топтавшегося без дела остроглазого мальчишку, Тулл щелкнул пальцами:

– Эй, ты! Хочешь заработать монетку?

В молодые годы Тулл страдал оптимизмом, ему нравилось видеть в людях только хорошее. Те времена давно прошли. Потрясение, вызванное предательством Арминия, коварная ловушка, в которую тот заманил легионы Вара, и позор, пережитый Туллом и его уцелевшими товарищами, заставили его изменить взгляд на мир к худшему. Никому нельзя верить, пока человек не докажет, что достоин доверия. Вот почему, следуя за мальчишкой, центурион держался настороже, готовясь в любой момент отразить нападение городских подонков.

Вопреки ожиданиям проводник не пытался обмануть, а быстро и толково провел друзей по лабиринту переулков и задворков к улице, которая, по его словам, выходила к восточной стороне форума. Гул толпы, крики, звуки фанфар и барабанов, слышные в отдалении, скрип колес повозок и топот тысяч ног подтверждали, что мальчишка не обманул и действительно доставил их, куда требовалось, – и как раз вовремя. Одарив взрослых триумфальным взглядом, он протянул руку ладонью кверху.

– Мои деньги.

Тулл вручил проводнику оговоренную плату и пробормотал скупые слова благодарности, но мальчишка уже исчез – так же быстро, как и появился.

– Он тут все закоулки знает, – сказал Фенестела.

– Денарий мы потратили не зря, – сделал вывод Тулл, продолжая путь. – Давай посмотрим, где сейчас процессия, а потом решим, где разместиться.

По мере того как они продвигались к форуму, толпа густела. Привычные к ближнему бою, Тулл и Фенестела без труда пробирались вперед, работая плечами. Особо усердствовать не приходилось – мало кто отваживался мешать их продвижению. Если таковые все же находились, то, посмотрев Туллу в глаза, они быстро отступали. Вскоре друзья достигли места, откуда открывался вид как на левую сторону форума с въездом на него – головные части триумфального шествия как раз вступали на площадь, – так и на правую, вдоль форума и до самого подножия Капитолийского холма. Вершину Капитолия венчал великолепный, с золоченой крышей храм Юпитера, конечный пункт триумфального шествия Тиберия.

Служители империи, вытянувшись рядами по обе стороны форума, сдерживали напирающую толпу. Мальчишки, вроде недавнего проводника Тулла и Фенестелы, то и дело проскальзывали между ними, выскакивали на улицу и кричали: «Тиберий! Тиберий!» Зрители со смехом наблюдали за тем, как строгие хранители порядка пытаются ловить шустрых голодранцев. В конце концов нарушителей окружили и надавали тумаков, обеспечив на время пристойное с их стороны поведение.

Процессия приближалась, приковывая взгляды зрителей, в том числе и Тулла с Фенестелой. Воздух наполняли приветственные крики, возгласы восторга и восхищения.

– Всю жизнь мечтал увидеть триумф!

– Ты мне мешаешь!

– Ну так подвинься, брехливый ублюдок! Я пришел сюда раньше.

– А что это там на первой повозке?

– Оружие и доспехи.

– А где золото и серебро? Хочу я их видеть.

– Пленники! Где они?

– Тиберий! Покажите нам Тиберия!

Тулл и сам удивился, ощутив нарастающее волнение, хотя удивляться, в общем-то, было нечему. Он провел жизнь в армии, и участие в триумфальном шествии стало бы славным венцом его карьеры. Такая честь вовсе не была чем-то невообразимым, поскольку они с Фенестелой служили некоторое время под командой Германика, внучатого племянника Августа, и принимали участие в войне в Иллирике. Горечь старых обид напомнила о себе. Пониженный в звании и переведенный в другой легион, он не имел никаких шансов на участие в триумфе. Какое падение после той бойни в Германии три года назад… Тулл твердо решил не опускаться до жалости к себе. Забудь, что было. Наслаждайся зрелищем.

На протяжении сотен лет триумфы служили основным развлечением и важнейшим событием, которым возвращающиеся с войны полководцы баловали народ Рима, но в правление Августа эти торжества оказались не в чести. Полный триумф не устраивался уже более трех десятилетий, и даже если б Тулл бывал в Риме, свидетелем этого зрелища он не стал бы. Причина, как все знали, заключалась в том, что на небосводе столицы дозволялось сиять только одной звезде – звезде императора.

Неслучайным было и то, что, когда Август наконец разрешил награждение триумфом, первым этой чести удостоился его преемник, Тиберий. Нельзя сказать, что у Тулла были возражения по поводу выбора Августом. Почти десять лет назад он служил под началом Тиберия в Германии и знал его как настоящего вождя, заботливо относившегося к солдатам. А большего от полководца и требовать нельзя, подумал Тулл, с неприязнью размышляя об Августе и несправедливом указе, запрещавшем им с Фенестелой приезжать в Италию.

С громким металлическим лязганьем появились дюжины запряженных быками повозок; все они были заполнены оружием и доспехами покоренных Тиберием иллирийских племен. Тысячи копий, мечей, кинжалов, несчетное множество шестиугольных щитов, шлемов. Гром рукоплесканий и приветственных криков стихал – демонстрация трофеев проходила довольно монотонно, повозки мало чем отличались одна от другой. Новый всплеск энтузиазма вызвал показ стендов с картами завоеванных земель и макетами укреплений, взятых солдатами Рима; для показа наиболее драматических эпизодов кампании провезли большие живописные полотна.

Неудивительно, что наибольший восторг и интерес вызвала демонстрация серебряных монет и драгоценностей. Одобрительным гулом встретил народ вереницы жертвенных животных – быков, овец и свиней, которых вели жрецы. Их осыпали благословениями, просили молить богов о покровительстве Тиберию. Тулла позабавили негромкие замечания некоторых острословов, рассуждавших о том, какой именно кусок жертвенного мяса они хотели бы заполучить себе.

Возбуждение толпы достигло предела с выходом первых пленных. Из складок туник извлекались гнилые фрукты, куски битой черепицы, осколки горшков и даже ошметки полусухого собачьего дерьма. Когда пленники подошли ближе, на них обрушился залп из всех этих метательных снарядов.

– Они же люди, а не животные, – возмутился Тулл. – И притом храбрецы.

– Мне ли забыть это? – Фенестела оттянул ворот туники, обнажив красный рубец у основания шеи.

– О, боги! – воскликнул Тулл. – Я помню тот день. Копье, да?

– Да. – Фенестела бросил злобный взгляд на ближайшую повозку. В ней везли пленных вражеских воинов; несмотря на обстрел гнилыми фруктами, они сохраняли на лицах гордое выражение, не гнули спины и смотрели на римлян презрительно. – А как по-моему, так подходящее обращение для этих сучьих выродков.

Настроение зрителей изменилось, когда пленных воинов сменили повозки с захваченными женщинами и плачущими детьми. Зрители отводили глаза, просили о снисходительном обращении с несчастными, бормотали молитвы. Тулл почувствовал, что его переполняет презрение к окружающим согражданам. «Эти люди взяты в плен на войне, которая велась от вашего имени, во имя Рима. Смотрите правде в лицо».

Настроение его сменилось при появлении знатнейших пленников, и среди них Батона из рода Дезидиатов, предводителя длившегося три года восстания. Широкоплечий, высокий, облаченный в полные воинские доспехи, Батон в ответ на рев толпы потряс поднятыми вверх кулаками. Опутывавшие его запястья цепи зазвенели.

– А этого казнят? – спросил Тулл у соседа, по виду преуспевающего торговца.

– Тиберий объявил, что он будет жить, потому что позволил нашим войскам уйти из окружения под Андретиумом, и сдался он на почетных условиях.

Тулл постарался скрыть удивление.

– Какой он великодушный, Тиберий…

– Боги благословили и сохранили его. Он решил, что Батон будет жить в Равенне, со всеми возможными удобствами.

– Ты слышал? – негромко спросил Тулл у Фенестелы, когда торговец отвернулся. – С грязным варваром обходятся лучше, чем с нами.

– Я больше ничему не удивляюсь, – скривился опцион.

Огорченный обидным открытием, Тулл, тем не менее, горячо приветствовал Тиберия, когда тот въехал на форум на колеснице, запряженной четверкой великолепных белых жеребцов. Народ разразился приветственными криками, воздух задрожал от рукоплесканий, криков и барабанного боя. Облаченный в пурпурную тунику и тогу полководца-триумфатора, с нарумяненным лицом, Тиберий в одной руке держал скипетр, в другой – лавровую ветвь. Мясистый подбородок и длинный нос не добавляли ему красоты, но в этот поистине принадлежавший ему день он выглядел вполне величественно. Позади Тиберия стоял раб, обязанностью которого было держать лавровый венок над головой триумфатора на протяжении всего праздничного действа.

– Тиберий! Тиберий! Тиберий! – скандировала толпа.

Вероятность того, что Тиберий узнает Тулла – второго когда-то представляли первому – и задастся вопросом, что центурион делает в Риме, была совершенно ничтожна, и все же Тулл опустил глаза, когда преемник императора проезжал мимо. Чего центурион не ожидал, так это того, что племянник Тиберия, Германик, с которым Тулл был тоже знаком, появится верхом на коне сразу за колесницей триумфатора. Лицо у высокого мощного Германика было спокойное, благожелательное; подбородок твердый, волосы густые, каштановые. Даже в обыденной жизни он производил на окружающих сильное впечатление, а в сверкающих позолоченных доспехах казался почти богом.

В какой-то момент Тулл поднял взгляд и обнаружил, что смотрит прямо на Германика, который не сводит с него глаз и хмурится. Мгновение спустя Германик отчетливо произнес:

– Я тебя знаю!

Тулл обомлел, словно новобранец, на которого заорал центурион. К его ужасу, процессия приостановилась по какой-то причине, и вместо того, чтобы проехать мимо, Германик осадил коня как раз напротив. Центурион было хотел пригнуться, развернуться и бежать, но силы оставили его.

Фенестела тоже увидел Германика и, отвернув лицо, вцепился в руку Тулла и прошептал:

– Пора убираться отсюда!

Прикосновение приятеля заставило Тулла очнуться.

– Ты! Центурион!

Он мог сделать вид, что не услышал, отвести взгляд в сторону и ждать, пока Германик с процессией двинется дальше, не успев отдать приказа схватить его. Мог попробовать бежать, бежать как крыса, застигнутая в сточной канаве, спасаться от преследования, но мог и остаться на месте и, как подобает мужчине, приветствовать Германика.

Не отвечая на отчаянный призыв Фенестелы, он расправил плечи и посмотрел в строгие глаза всадника:

– Ты обращаешься ко мне, господин?

– К тебе. Ты служишь на Рейне, ведь так?

– У тебя прекрасная память, господин, – отвечал Тулл, испытывая горячее желание провалиться сквозь землю. Если Германик вспомнит, о чем они с ним беседовали, то есть о ловушке Арминия и уничтожении войска Вара, то ему, Туллу, несдобровать. Нарушение императорского запрета – тяжкое преступление.

– Бежим! – горячо шептал Фенестела.

– Мы встречались там в прошлом году, – сказал Германик.

– Да, господин. Это честь для меня, что ты помнишь. – Краем глаза Тулл заметил, что колесница Тиберия двинулась. Центурион мысленно вознес молитву богам.

– Подойдешь ко мне, когда жертвы будут принесены. Встретимся перед курией.

– Конечно, господин.

Слабая надежда на то, что удастся улизнуть до назначенной встречи, тут же испарилась: Германик кивком головы отдал приказ двум преторианцам, и те сразу же направились сквозь толпу в направлении Тулла. «Вот дерьмо, – подумал центурион. – Он знает, что меня не должно быть ни в Италии, ни тем более в Риме».

– Уходи, – приказал Тулл Фенестеле. – Он тебя не заметил.

– Я от этих павлинов не побегу, – заявил Фенестела, рассматривая начищенные до блеска доспехи и шлемы преторианцев.

– Фенестела…

– Я останусь с тобой, центурион. – Фенестела упрямо выдвинул подбородок.

«Дурак я, – подумал Тулл. – Заносчивый, ограниченный дурак. И Фенестела такой же. Пережить все, что нам устроил Арминий со своими псами, и вот теперь попасться одному из своих же…»

Он уже явственно слышал, как им зачитывают смертный приговор.

Два часа ожидания неподалеку от входа в курию показались Туллу вечностью. Словно во сне, он равнодушно наблюдал за тем, как уводят пленников, которых должны были казнить у подножия Капитолия, как Тиберий поднимается по холму к храму Юпитера, слышал шум толпы, наблюдавшей за церемонией в Храме, смотрел на раздачу хлеба и вина простонародью. Даже прохождение маршем солдат за колесницей Тиберия – та часть празднества, которую он хотел увидеть больше всего, – не подняло настроения. Центурион винил себя в том, что втянул Фенестелу в неприятности, и широкими шагами под бдительными взорами невозмутимых преторианцев мерил пространство перед входом в курию.

В какой-то момент мелькнула мысль убить преторианцев и бежать, но Фенестела, с которым он поделился своими соображениями, моментально образумил товарища.

– Ты думай наперед. Даже если мы с ними справимся, что маловероятно, учитывая отсутствие у нас оружия, за нами погонится весь городской гарнизон. За наши шансы я и гроша ломаного не дам. Сядь, успокойся и молись. Это лучшее, что нам остается.

Фенестела никогда не был горячим приверженцем молитв, и это подсказало Туллу, чего его спутник ожидает от Германика. В конце концов центурион последовал совету товарища и постарался успокоиться. При этом он чувствовал себя убийцей, ожидающим оглашения приговора.

Германик появился внезапно и тихо, застав Тулла врасплох. Сопровождал его всего один всадник, но великолепные доспехи не оставляли сомнений в статусе этого человека. Внешний вид, рост и харизма Германика обличали крупного военачальника и необычайно воздействовали на окружающих его людей. Тулл тут же вскочил и весь обратился во внимание: вытянулся, выпрямил спину и расправил во всю ширь плечи.

– Господин!

– Господин! – Фенестела зеркально повторил позу и приветствие центуриона.

– Имя? – спросил Германик.

– Центурион Луций Коминий Тулл, господин, служу в Седьмой когорте Пятого легиона.

– Кто это? – Не сводя взгляда с Фенестелы, Германик легким движением соскользнул с коня. Сопровождающий принял поводья и повел жеребца к ближайшему источнику.

– Мой опцион, господин. Его имя Фенестела.

Германик окинул Фенестелу беглым взглядом.

– Ну и урод же…

«Это я могу его так называть, а не ты», – подумал Тулл, обидевшись за товарища.

– Так и есть, господин, но он верен и отважен. Лучшего солдата я не встречал.

– Высокая оценка от центуриона с… Сколько лет отслужил?

– Тридцать, господин. – «И сегодня они все пошли прахом», – подумал Тулл.

Германик поднял бровь:

– Почему не ушел в отставку?

– Ты знаешь, как это бывает, господин. Армия – моя жизнь. – Простота обращения Германика заронила в душу Тулла надежду. Может, он не помнит подробностей их беседы, может, забыл, что Тулл участвовал в той битве, стоившей Вару трех легионов…

– Действительно…

Германик молча прошелся. Тулл снова почувствовал тревогу.

– Насколько я понимаю, солдатам, служившим в Семнадцатом, Восемнадцатом и Девятнадцатом легионах, запрещено появляться на земле Италии.

Произнесено это было негромким голосом, но под ногами Тулла словно разверзлась пропасть. Он назвал своим Пятый легион, но Германик все знал.

– Да, господин, я знаю. Им запрещено.

– И все же вы оба здесь. – Голос Германика стал холоден, как лед. Он подошел к Туллу, возвышаясь над ним, как башня.

– Да, господин. – Как ни трудно это далось, Тулл не отвел взгляд от лица Германика.

– Ваша участь предопределена.

– Да, господин, – согласился Тулл.

– Так почему вы в Риме?

– Мы хотели увидеть столицу, господин, но еще больше – стать свидетелями триумфа Тиберия. Мы оба служили в Иллирике, господин; всего год, но мы там служили.

– Слава этого триумфа сотрет позор случившегося в Германии.

– Что-то вроде того, – пробормотал Тулл, до сих пор не вполне отдававший себе отчет в том, какие именно рассуждения стояли за его желанием приехать в столицу.

– Расскажи мне еще раз, как ты и твои люди попали в засаду.

Воспоминания, которые Тулл с радостью бы похоронил, были еще слишком свежи. Горечь утраты боевых соратников, тщательно спрятанная в глубине души, терзала, как кровоточащая рана. Позор потери легионного орла жег раскаленным железом. И вот сейчас ему предстояло рассказать обо всем… Впрочем, ничего другого, как подчиниться, не оставалось – ведь Германик был одним из самых могущественных людей в империи.

Тулл изложил свои подозрения насчет Арминия, впервые появившиеся после разговора, подслушанного его слугой, Дегмаром, и в полной мере подтвердившиеся далее. Рассказ получился невеселый: Вар дважды отказался выслушать его; Арминий солгал о восстании племени ангривариев против Рима; наместник решил выступить против них и приказал войску сойти с торного пути, ведущего в Ветеру, на узкую лесную тропу; первые нападения и непрекращающийся ужас последующих дней.

Тулл описал непрерывные изматывающие атаки противника. Потери римлян росли. От боевого рева врагов кровь стыла в жилах. Дождь не прекращался, и все вокруг лежало в грязи. Боевой дух легионеров мало-помалу таял. Сначала потеряли одного орла, потом второго – его, Тулла, Восемнадцатого легиона. Постепенно становилось ясно, что спасения нет.

Центурион помолчал – от страшных воспоминаний перехватило дух. Потом, сделав над собой усилие, продолжил, рассказав, как умудрился вывести из кровавого кошмара пятнадцать легионеров. Бойня закончилась. С помощью Дегмара они вышли на безопасную тропу к Ализо, римскому форту, и, соединившись с гарнизоном форта, двинулись к Ветере, где располагался лагерь легиона, и благополучно его достигли. Закончив рассказ, Тулл тяжело перевел дыхание. Те дни, худшие дни его жизни, врезались в память центуриона, как буквы эпитафии в надгробный камень римского патриция.

Германик долго молчал. Потом спросил:

– Сколько людей уцелело?

Тулл почесал в затылке.

– Думаю, господин, меньше двух сотен. Не считая тех, кто попал в плен к германцам.

Германик перевел взгляд на Фенестелу. Весь рассказ Тулла опцион прослушал с мрачным лицом.

– Что скажешь? Все произошло так, как изложил твой центурион?

– Так точно, господин, за исключением того, что все было еще страшнее. Гораздо страшнее, – ответил тот, кивая головой.

Вновь наступила тишина. Ни Тулл, ни Фенестела не смели прервать молчание.

Тулл искоса бросил на своего соратника благодарный взгляд и снова пожалел о том, что опцион не выполнил его приказа исчезнуть. В глубине души центурион был рад, что товарищ остался с ним. Фенестела был преданнейшим из друзей и оставался рядом всегда, что бы ни случилось. Встреча с палачом будет их последней битвой.

Но оказалось, что допрос еще не закончен.