Текст книги "Охота на орлов"

Глава 2

Вечером следующего после ужасного известия о смерти императора дня легионер Марк Пизон отдыхал в своей палатке, которую делил с еще семью солдатами. Усталость ломила тело, и виноват в этом был центурион Тулл с его бесконечными маршами и учебными боями. Но спать пока не хотелось. Тем не менее, как он хорошо знал, если лежать, не шевелясь, на теплом шерстяном одеяле, при мерцающем свете стоящей на полу масляной лампы, под негромкий разговор товарищей, сон непременно придет.

Пизон уловил легкое похрапывание – по крайней мере один солдат уже спал. Двое ближних к нему легионеров негромко беседовали, то и дело прикладываясь к меху с вином. Пизон поднял светильник с пола, чтобы посмотреть в дальний конец палатки. Вителлий, его ближайший друг, лежал с закрытыми глазами. Еще двое склонились над доской для игры в латрункули. Одного солдата, тоже друга Пизона, на месте не было. Он мог бродить где угодно – пошел в отхожее место, заглянул в другую палатку, отправился на поиски вина и закуски… Единственным возможным партнером для участия в азартной игре был Вителлий.

– Нет желающих сыграть в кости? – бодро вопросил Пизон.

Никто не ответил.

– Как насчет в кости перекинуться? – не унимался он.

Уже уснувший солдат перестал храпеть и, бормоча что-то невнятное, перевернулся на бок, спиной к Пизону.

Вздохнув, тот обратился к пьющим вино:

– Не интересуетесь?

– Ты же знаешь, у меня денег нет, – сказал один.

– Ни за что. Ты всегда выигрываешь, пройдоха, – отрезал второй.

Пизон внимательно посмотрел на играющих в латрункули.

– А у вас деньги есть?

– У нас и без тебя интересно, – услышал он в ответ. – Может быть, позже.

Расстроившись, Пизон уставился на дремавшего Вителлия.

– Пссст! Теллий!

Вителлий замычал во сне.

– Теллий! Просыпайся.

Полное лицо легионера скривилось; потерев кулаками глаза, он раздраженно проворчал:

– На самом интересном месте… Я почти затащил в постель ту рыжую шлюху из «Рощи Бахуса».

– Она тебе не по карману, – фыркнул Пизон. «Роща Бахуса» была одним из лучших борделей в палаточном городке, раскинувшемся рядом с лагерем, а рыжая считалась самой лучшей шлюхой в заведении. Любой солдат в легионе мечтал переспать с ней, но лишь немногие могли позволить себе такое удовольствие.

– Дурень, это же во сне, – возразил Вителлий. – А ты разбудил меня… Что тебе надо?

– Сыграть в кости. Но только не с ними, – он обвел рукой товарищей по палатке. – Придется поискать в другой компании или даже в другой центурии.

– Помнится мне одна ночка, когда ты заигрался в кости, – криво усмехнулся Вителлий. – Кончилась она плохо.

– Давно это было, – бросил Пизон. Он тогда выиграл все деньги у одного солдата, и случилось это незадолго до гибели легионов Вара. Проигравший так разозлился, что напал с группой приятелей на Пизона, Вителлия и еще одного их спутника. Если б не Тулл, синяками они не отделались бы – могли забить до смерти. – Больше ведь такое не повторялось, разве не так?

– Вроде так.

– Так ты идешь? Вообрази, сможешь позволить себе рыжую… Если выигрыша не хватит, добавлю из своих – для друга не жалко. – Пизон подмигнул.

– Ладно-ладно. – Вителлий, кряхтя, поднялся.

Пизон выпрямился во весь рост, пригнув голову, чтобы не упираться в свод палатки, и перешагнул через игроков в латрункули. Задержав дыхание, засунул руку в вонючую кучу сандалий, лежавших у выхода, и вытащил свою пару. Надев сандалии, проверил свой кошель. Там лежали игральные кости, изготовленные из хвостовых позвонков овцы и весившие ровно столько, сколько нужно, а также горсть медных ассов и одинокий серебряный денарий, с которого на Пизона смотрел мясистый профиль Тиберия. «Более чем достаточно для игры», – решил легионер. Шестерки выпадают далеко не всегда – бросать кости искусство далеко не точное, – а следующего жалованья ждать еще целых два месяца.

– Готов? – спросил он Вителлия.

– Я готов с тех пор, как ты меня разбудил, – пробурчал тот и вышел из палатки вслед за Пизоном. – Куда идем?

– Сначала вдоль нашей линии.

– Почему бы не пойти сразу к палаткам Второй центурии? – спросил Вителлий и, понизив голос, добавил: – Слыхал, там будет сходка.

Пизон бросил на друга предупреждающий взгляд; тот пожал плечами. Оба знали, как и все в легионе, что внезапная смерть Августа породила нарастающее брожение в армии; в солдатской среде то и дело заговаривали о размере жалованья и условиях службы. Тайная сходка – не лучшее место для поисков партнеров по игре в кости, но Пизон поговорил с солдатами своей центурии на предмет наличия денег и понял, что компанию для игры сможет найти только в других подразделениях.

– Если мы будем шататься возле того места, где они собираются поговорить сам знаешь о чем, добром это не кончится. Я не хочу, чтобы командир Второй центурии снял мне голову с плеч. Это может сделать и Тулл, если узнает, куда мы попали.

– Мы будем осторожны, – пробормотал Вителлий, обследуя содержимое своего кошеля.

Пизон решил сначала попытать удачи в палатках своей центурии, но всюду, куда он ни совал голову, получал отказ. Не обращая внимания на слова Вителлия «я же говорил тебе», легионер зашагал к палаткам Второй центурии, расположенным недалеко от линии палаток их подразделения. Было еще совсем светло, осенние холода пока не наступили, и многие солдаты проводили досуг на открытом воздухе – болтали, выпивали, чинили снаряжение. Обычная для вечернего лагеря картина, но Пизон чувствовал, что в воздухе висит некое напряжение.

Солдаты хмурились, беседовали вполголоса. Стоило остановиться и задержать взгляд на ком-то, как на тебя бросали косые взгляды. Вскоре Пизон начал понимать, что нынешний вечер – не самый удачный для азартных игр. Вообще-то легионеры охотно играли с ним – Пизон умел смешить людей и даже проигрывать ему было не так уж неприятно. Тем не менее он соблюдал меры предосторожности и воздерживался от вина, если собирался играть.

Пизон обошел стороной палатки командиров Второй центурии. Ничего плохого они с Вителлием не делали, но от начальства всегда лучше держаться подальше. Некоторые центурионы и опционы видят смысл жизни в выискивании всяческих нарушений, совершаемых подчиненными.

Возле двух солдатских палаток, по виду набитых до отказа людьми, прогуливалась пара легионеров. Сначала Пизон не придал этому значения, но, когда они с Вителлием приблизились, легионеры встали у них на пути, как привратники, не допускающие в гостиницу нежелательных клиентов. Пизон узнал в них двух братьев-близнецов, похожих друг на друга как две горошины из одного стручка: волосы цвета воронова крыла, гладкая кожа и крепкие фигуры. Оба пользовались в когорте немалой популярностью.

Сегодня вечером манеры братьев гостеприимством не отличались.

– Чего надо? – спросил один.

Пизон взглянул на Вителлия, который поднял руки в умиротворяющем жесте.

– Слыхали, здесь вроде бы сходка намечается… Хотели узнать, о чем люди говорят.

– Я думал, здесь можно в кости сыграть, – добавил Пизон.

Близнец, задавший вопрос, немного расслабился.

– Вы из какой центурии?

– Наш командир – Тулл, – ответил Пизон и добавил на всякий случай: – Придирчивый сукин сын.

– Все они такие. Ублюдки, – согласился близнец.

– Хренососы, – добавил его брат. – Заходите, если сможете, там народу полно. Да держите рот на завязочке, что бы ни услышали. Понятно?

– Ясно, ясно…

Бормоча слова благодарности, Пизон с Вителлием нырнули в палатку.

Давка внутри была такой, что им пришлось протискиваться и расталкивать всех плечами. В палатке, рассчитанной на восьмерых, Пизон насчитал больше дюжины легионеров. Посреди палатки оставался свободным маленький участок пола с несколькими масляными светильниками, озарявшими собравшихся мерцающим оранжевым светом. Пизон опустился на пол, почти прижавшись к Вителлию щекой к щеке. Он тут же узнал трех солдат из их центурии и приветствовал их кивком; они ответили тем же.

Речь держал легионер с костистым лицом и запавшими щеками. Пизон его не знал. Говорил он четко, делая паузы, чтобы суть сказанного доходила до слушателей. Пизон навострил уши, уже догадываясь, что услышит.

– Повторяю, это не может быть совпадением, – говорил незнакомец. – Такие вещи не происходят сами по себе, без серьезной причины. Последний раз штандарты развевались против ветра незадолго до смерти Друза, да упокоят боги его душу. И потом наступили тяжелые времена, не так ли?

В ответ раздались ропот одобрения и негромкие молитвы.

– Вчера патруль из Первой когорты попал под дождь из небесных камней. Они были красными, как кровь, – продолжал оратор. – Страшные времена настают.

– Похоже, что так, – сообщил солдат, стоявший у самого выхода из палатки. – Я слышал, что парни из Стремительного пошли купаться на Рейн и видели среди деревьев на том берегу крадущиеся тени, но это были не варвары.

Пизон сам не знал, стоит ли верить подобным байкам, но люди вокруг касались амулетов, бормотали молитвы и просили защиты у богов, так что трудно было не поддаться общему настроению. Даже Вителлий, самый здравомыслящий из его друзей, нахмурился.

– Говорю вам, пора что-то делать, – настаивал Костистый. – Август и не собирался давать нам то, что мы заслужили и что наше по праву. Он был слишком занят написанием своей биографии и размышлением о том, как превратиться в бога. – Послышались смешки, но бóльшая часть слушателей напряглись. Оратора, однако, никто не остановил. – Тиберий должен знать, что с солдатами необходимо считаться. Мы имеем право на нормальное обращение, разве не так? На достойное жалованье, на командиров, которые видят в нас не рабов, а людей, на увольнение, когда срок службы закончен. Мы что, хотим слишком многого?

– Нет! – зароптали легионеры.

Оратор, усмехаясь, поднял руки:

– Тише, братья. Держите себя в руках. Не хватало нам центуриона или другого ублюдка, который придет на шум вынюхивать, что здесь происходит.

– Что же нам делать? – спросил солдат с редкими седыми волосами. – Я уже пять лет талдычу своему центуриону, что мой срок службы истек. Но записи утрачены, я ничего не могу доказать, и он смеется мне в лицо.

– Меня призвали после бойни в Тевтобургском лесу, – выступил другой легионер. – Призвали на определенный срок, дольше которого меня не имеют права задерживать даже на день. Но почему-то никаких документов на меня найти не могут. Если центурион меня так и не отпустит, то буду служить до пятидесяти лет.

Похожие истории и жалобы посыпались, перекрывая друг друга, и уже через минуту стало невозможно разобрать ни слова. Оратор слушал и смотрел с явным удовлетворением, дожидаясь, когда люди выскажутся и успокоятся.

– Я вам скажу, что нам следует делать, – наконец сказал он, понизив голос до доверительного шепота.

Пизон посмотрел на лица окружавших его людей; они дышали мрачной решимостью. Неизвестный был хорошим оратором, и это делало его опасным человеком.

– Если мы намерены победить, нам потребуются не только все солдаты в Пятом, но и все солдаты в остальных легионах. Я со своими друзьями, так сказать, проверяю воду каждый день – и, доложу вам, время пришло. Во всем треклятом лагере не найдешь ни одного довольного легионера! У каждого из вас есть знакомые в других легионах. Идите и поговорите с ними так, как мы разговаривали сегодня. Скажите, что всем нам следует держаться вместе.

Люди кивали и улыбались. Им нравилось то, что они слышали. Пизону стало не по себе.

– Предположим, остальные легионы поддержат нас. Что потом? – спросил седой солдат. – У командиров для нас один ответ, и нам он придется не по вкусу.

В глазах легионеров заметалось беспокойство, но оратор, не давая страху завладеть душами людей, торопливо заговорил.

– Для командиров – вот что! – прошипел он, имитируя удар кулаком. – И вот! – Он поднялся и ударил о землю подошвой подкованной сандалии. – А если и тогда не захотят нас слушать, то отведают вот это!

К полному изумлению Пизона, Костистый движением обозначил колющий удар гладием, несколько раз отведя локоть назад и резко выбрасывая руку вперед. Низкий одобрительный звериный рык легионеров сопровождал эту яростную пантомиму. Костистый хищно оскалился. Зрелище было неприятное.

– С осторожностью выбирайте тех, с кем будете говорить, – наставлял оратор. – Если командиры что-то узнают, вас высекут до полусмерти – и это в лучшем случае. И всё же не медлите. Такие вещи невозможно долго хранить в тайне. Кто-нибудь проболтается, и дело будет загублено. – Он окинул взглядом лица легионеров. – Вы со мной?

– Да, – хором ответили все. Пизон присоединился к прочим, дабы не вызвать подозрений. Он заметил, что Вителлий поступил так же.

– Тогда идите, – велел Костистый. – Сейчас самое время, другого не будет. Встретимся завтра, здесь, в этот же час. С помощью богов скоро четыре легиона ответят на наш призыв.

Играть в кости расхотелось, и Пизон не возражал, когда Вителлий предложил вернуться в палатку. Они вышли вместе с остальными на улицу, стараясь не встречаться взглядом с Костистым и близнецами, все еще дежурившими возле палаток. Когда друзья достаточно отошли к расположению своей центурии, Пизон негромко спросил:

– Как думаешь, это серьезно?

– Согласен, жалованье у нас небольшое, хотелось бы прибавки, но затевать мятеж?.. Это же безумие.

– Такие центурионы, как Тулл, – редкость, – ответил Вителлий. – Он один на десять тысяч, Пизон. Есть достойные командиры, их немало, но большинство – отбросы. В большой бочке всегда много гнилых яблок. Ты таких типов знаешь. Септимий, командир когорты, или мерзавец по прозвищу Принеси-мне-другую.

Центурион, имевший обыкновение ломать виноградную палку о спины подчиненных и требовавший, чтобы ему тут же принесли другую, был известен всему лагерю. Пизон благодарил богов, что не у него служит.

– Кажется, его зовут Луцилий?

– Ага. Неудивительно, что солдаты настроены выбить из него демонов преисподней или сделать кое-что похуже.

– Одно дело говорить об этом, и совсем другое – делать, – возразил Пизон.

Вителлий хлопнул его по спине:

– Ты хороший человек, Пизон. Даже иногда слишком хороший. Если б я служил у такого, как этот любитель ломать ветки о солдатскую спину, при случае точно загнал бы клинок ему меж ребер.

Откровения Вителлия ошарашили Пизона не меньше, чем призывы Костистого к открытому мятежу.

– Ты хочешь принять в этом участие? – прошептал он.

– Я этого не говорил, – возразил Вителлий. – Но если б не Тулл был моим центурионом, то, возможно, принял бы. А тебе замысел не понравился?

– Конечно, нет! Тулл спас нас в лесу. Если б не он…

– Успокойся. Я тоже там был, ты забыл? – отрезал Вителлий.

– Не забыл. – Пизон отогнал возникшие перед глазами картины гибели боевых товарищей.

– Я никогда не подниму руки на Тулла, – сказал Вителлий. – Никогда. Хотя бо`льшая часть остальных командиров и взгляда доброго не стоит.

– Но не убивать же их за это!

– Ничем хорошим это кончиться не может. – Вителлий, поджав губы, задумался. – Как бы то ни было, Тулл должен все узнать.

Напряжение, давившее на плечи Пизона, исчезло. Он готов был бежать к командиру прямо из палатки, в которой состоялась сходка, но потом им овладели сомнения – а возможно ли доверять Вителлию? Теперь сомнения рассеялись, и для Пизона это стало огромным облегчением, причем не только потому, что они были старыми друзьями.

Далее им предстояло раскрыть план Костистого перед Туллом, и мысль об этом пугала их больше, чем сам мятеж.

Глава 3

Арминий возвращался домой. Весь день и всю ночь он провел в священной дубовой роще, расположенной возле поселка. Солнце только что взошло. В такое утро, прохладное, ясное и немного сырое, одного лишь глубокого вдоха хватало, чтобы понять – осень близко, до нее рукой подать. В голубом небе носилась, то ныряя, то взмывая вверх, стайка стрижей, и их печальные крики возвещали о скором отлете.

Арминий едва не шатался от недосыпания. Ночью он накачался ячменным пивом, и голова теперь гудела, как барабан. Но гораздо хуже было то, что за всю ночь бдения бог грома Донар так и не явил никакого знамения – ни доброго, ни тревожного. Арминий боролся с разочарованием. С какой стати бог должен являть ему знамение? Такие вещи по заказу не происходят. Да и не был он ревностным почитателем божеств. В отличие от большинства соплеменников, считавших посланием свыше каждый раскат грома или пургу, Арминий относился к таким вещам со скепсисом.

Несмотря на весь свой цинизм, он не забыл ни кровавый обряд, который наблюдал в детстве, ни бешеную бурю, разыгравшуюся пять лет назад в Тевтобургском лесу, когда он заманил римлян в ловушку. Тогда погода сыграла немалую роль в уничтожении врагов. Арминий разработал детальный план, собрал большие силы, и его союзники жаждали римской крови. Он был уверен в успехе, и даже силы природы пришли на помощь, обеспечив ему победу. И последнего римского орла он нашел каким-то сверхъестественным образом. Его конь испугался ворона, рвавшего труп легионера, и сбросил Арминия в грязь, перемешанную с кровью. Там он и наткнулся на золотого орла, завернутого в римский плащ. Вслушиваясь в громкие крики недовольного ворона, Арминий почти верил, что бог грома одобряет его действия. Возможно, падение с лошади было знамением Донара?..

Знамений не было пять долгих лет.

Римляне больше не переходили реку, которую они звали Рейном. Но это скоро случится. У Арминия было много лазутчиков в поселках, раскинувшихся по западному берегу реки, и он получал столько донесений по самым разным случаям, что они не могли не содержать какой-то доли правды. К весне снова придется поднимать племена и убеждать вождей становиться под его команду. Авторитет Арминия среди соплеменников сомнению не подлежал, и он мог бы обойтись без божественного одобрения, но поддержка Донара была бы не лишней.

«Дай мне знак, о Великий, – попросил Арминий. – И поскорее».

За густо покрытыми листвой буками и грабами уже виднелся поселок. Оттуда доносились пронзительные крики играющих детей и мычание перегоняемых на новое пастбище коров. Слева слышался стук топоров – кто-то рубил дрова; справа доносился смех работавших на овощных грядках женщин. В любой момент Арминий мог повстречать родичей; важно было выглядеть достойно, как подобает вождю. Он протер припухшие глаза, стряхнул со штанов комья присохшей грязи и усилием воли придал себе бодрости.

Рослый, крепкий мужчина в самом расцвете сил, Арминий был не то чтобы красив, но производил сильное впечатление внушительной внешностью. Копну черных волос дополняли черная же борода и квадратный подбородок, а пристальный взгляд серых глаз могли выдержать немногие мужчины. Как военный вождь племени херусков, он был одет в темно-красную тунику, штаны, сотканные из наилучшей шерсти, и зеленый плащ, украшенный бахромой. С обшитой золотом перевязи свисал длинный кавалерийский меч, который римляне называли «спата». Клинок сам по себе был настоящим произведением оружейного искусства. Отковали его из лучшей стали, какую только можно купить за деньги, рукоять выточили из палисандрового дерева, а навершие – из слоновой кости. Меч был и гордостью, и радостью вождя. Многих римлян сразил он этим мечом – и сразит еще больше, когда придет время.

Появившись из-за деревьев, как он уже много раз делал за долгие годы, Арминий подобрался и пошел упругим шагом, словно и не бодрствовал всю ночь, а отлично выспался. Его вскоре заметили – из священной рощи вела только одна тропа. Воины, стоявшие у дверей своих длинных домов и группками на улице, засыпали Арминия вопросами. Говорил ли с ним Донар? Означает ли смерть императора Августа, что боги Рима теряют былую силу? Когда легионы начнут наступление?

Успокаивая сородичей уверенной улыбкой, Арминий объяснил, что смерть Августа, несомненно, стала даром богов, что римляне так или иначе по весне перейдут Рейн. Новый император захочет отличиться, наказать германцев.

– Только так он сможет отомстить за то, что мы сделали с глупцом Варом. Но мы проучим их, верно? Устроим римлянам хорошую порку, чтобы они больше не совались сюда!

Воины одобрительно ревели и пропускали Арминия без дальнейших расспросов, за что он был им благодарен. Усталость и похмелье совсем не способствовали красноречию, которым обычно отличался вождь. Ему хотелось лишь добраться до постели и уснуть на несколько часов, забыв обо всем на свете. Если его жена Туснельда окажется дома, он пригласит ее на время присоединиться к нему. Нет для мужчины вернее способа быстро и крепко заснуть, как посеять семя в лоно женщины.

Надежда возлечь на ложе с Туснельдой окрепла, когда он услышал ее пение в их длинном доме, расположенном в центре поселка. Арминий ускорил шаг. У Туснельды были длинные, густые, вьющиеся каштановые волосы и божественно красивое лицо, и все воины-херуски завидовали своему вождю. Арминий возжелал ее, как только увидел в первый раз, а случилось это несколько лет назад на всеобщем собрании союза племен. То обстоятельство, что она была дочерью Сегеста, другого вождя херусков, соперника Арминия, только усилило страсть. К тому времени, когда Сегест узнал об их любовной связи, Туснельде было уже все равно, одобрит отец их союз или нет.

Сегест возражал против их брака, а потому, что неудивительно, отказывал Арминию в совместной борьбе против римлян. Войдя в дом, вождь пожал плечами. Что ж, если цена Туснельды – отказ Сегеста от союза, то он, Арминий, выиграл. Заручиться поддержкой еще одной части народа херусков было бы неплохо, но есть и другие племена, которые помогут бороться с захватчиками. А Туснельда только одна.

Он увидел ее около очага, расположенного в дальнем конце длинного дома, возле постели. Ее глаза засветились от радости, и в жилах Арминия заволновалась кровь.

– Ты вернулся. – Она отошла от очага с кипевшим на нем горшочком тушеного мяса. – Выглядишь усталым.

– Ну, не настолько уж я и устал. – Он заключил жену в объятия, и они слились в поцелуе, долгом и жарком. Его руки отправились в соблазнительное путешествие по ее спине, ягодицам, животу, поднимаясь постепенно к груди. Туснельда не отталкивала его, и Арминий решил, что пора переходить к делу.

– Пойдем в постель, горшки подождут.

– Рабы услышат, – возразила она, смеясь и поглядывая в другой конец дома. За открытыми дверями старик и девушка подбирали вилами сено с земли и складывали его у загона для животных. – И увидят.

– Ну и что? – ответил Арминий. – Они знают достаточно, чтобы не глазеть на нас.

– Здесь светло, – возразила Туснельда, заливаясь румянцем.

– Ты не жаловалась на свет, когда мы занимались этим в лесу или на берегу реки, – мягко уговаривал ее Арминий.

– Тогда поблизости никого не было.

– Идем, – настаивал он, поглаживая ее кончиками пальцев по щеке и, что ей особенно нравилось, нежной шее. Туснельда сдалась еще до следующего поцелуя, и он подвел жену к низкому ложу, устроенному у самой стены.

Она уже собиралась лечь на устланное тканью и одеялами соломенное ложе, когда кто-то вошел в длинный дом твердой, решительной походкой. Арминий сделал вид, что ничего не слышит, но Туснельда мягким движением коснулась пальцем его губ, заставив обернуться. Увидев Мело, своего ближайшего помощника и доверенного заместителя, Арминий воздержался от резкого замечания.

– Что случилось?

– Я звал у дверей, никто не ответил, – сказал в свое оправдание Мело.

На первый взгляд обычный человек – среднего роста и сложения, с длинными каштановыми волосами и привычной для германцев бородой, – он был тверд, как гранит, и являлся одним из искуснейших воинов племени. Меч, висевший на его поясе, отправил к праотцам больше римлян, чем даже клинок Арминия.

– Всё в порядке, – успокоил его Арминий, отступая от Туснельды; та оправила одежду и вернулась к горшку с тушеным мясом. Вождь подошел к Мело. – Без веской причины ты не заявился бы.

– Сегест едет.

Такого Арминий не ожидал.

– К нам в деревню?

– Похоже на то. Воин из соседнего поселка прибежал предупредить нас о его приезде. Сегеста сопровождает почетная стража, больше никого.

Потрясенное лицо Туснельды говорило о том, что даже для нее приезд отца стал неожиданностью.

– И что за игру задумал этот старый козел? – произнес Арминий.

– Кто знает? – вопросом на вопрос ответил Мело.

– Может, просто едет навестить меня, – предположила Туснельда. – Я у него единственная дочь.

– Но приехать без предупреждения?.. Здесь что-то не так. – Арминий посмотрел на Мело. – Собери пятьдесят человек и вышли на разведку: от поселка и до того места, где сейчас находится Сегест. Пусть проверят, не прячется ли кто в лесах. Всем остальным стоит приготовиться к бою.

Туснельда нахмурилась:

– Это необходимо?

– Любовь моя, отец он тебе или нет, доверять ему нельзя, – ответил Арминий. – Не забыла, что именно он пытался предупредить Вара?

– То были только слухи, – не очень уверенно возразила Туснельда.

– Может быть, но подобный поступок вполне в характере твоего отца. У Рима мало столь верных союзников, как Сегест.

В ответ Туснельда тяжело вздохнула.

Мело ушел исполнять приказы, а Арминий умылся и переменил одежду. Появление тестя ничего хорошего не сулило. Может, он и стар, но разум сохранил ясный и коварный.

Сопровождаемый охраной, Сегест прибыл в деревню ближе к полудню. Разведчики Мело не обнаружили ничего подозрительного, и у Арминия было достаточно времени, чтобы подготовиться к приезду гостя. Над кострами под присмотром подростков жарились на вертелах шесть зарезанных поросят. На помост, устроенный в центре площади для собраний, вкатили бочки с пивом. Пришел со своей свитой верховный жрец племени, высокий белобородый старик в темно-зеленом облачении. Собравшиеся здесь же лучшие воины Арминия демонстрировали прекрасные доспехи, похвалялись оружием и расписывали во всех красках свои боевые подвиги, включая в рассказ элементы борьбы. Выставляя напоказ силу своего вождя, они подчеркивали его способность противостоять любой предательской вылазке. Туснельда, одевшись в лучшие наряды, оставалась в длинном доме Арминия, готовая явиться на зов мужа. Сам он играл в кости с Мело за столом, стоявшим у дверей, и делал вид, что ему ни до чего на свете нет дела.

– Ха! Я снова выиграл! – воскликнул Мело. – Ты должен мне две монеты серебром.

Арминий посмотрел на кости; у Мело выпало пять и четыре.

– У меня ведь было десять, нет?

Мело фыркнул:

– Если б это был кто-нибудь другой, я бы назвал его жуликом. У тебя выпало восемь.

– Мне сейчас не до игры.

– Понятно. Мне стоит этим воспользоваться. – Мело подвинул кости к Арминию. – Твоя очередь бросать.

– Неужели он приехал просто навестить дочь? Наверняка нет.

– Может, собирается изъявить тебе верность? – Предположение было настолько маловероятным, что оба невесело усмехнулись, и помощник продолжил: – Старый пес что-то затевает. Но у тебя будет время выведать его намерения.

– Ах, Мело, без тебя моя жизнь была бы намного тяжелее, – сказал Арминий совершенно искренне. – Держи. – Он положил на стол две серебряные римские монеты, с удовлетворением подумав, что только они и есть последний след римского влияния к востоку от реки. – Твой выигрыш. В следующий раз я верну их – и еще твои прихвачу.

– Размечтался, – осклабился Мело.

Они заговорили о германских племенах – какие откликнутся на призыв Арминия бороться с Римом, а какие нет. Удастся ли перетянуть на свою сторону колеблющихся? Сколько копий пришлет каждое племя, останутся ли они под командованием Арминия на весь сезон военных действий? Обескураживало то, что ни на один вопрос не было однозначного ответа. Несмотря на обещание помощи от остальных военных вождей, твердо рассчитывать на нее не приходилось – нарушение клятвы было обычным делом. Нравилось ему это или нет, но до весны Арминию предстояло побывать у каждого своего союзника.

Догадка посетила вождя, когда Сегест со спутниками уже появились в виду деревни.

– А может, старик едет повидаться с Ингломером? – прошептал он.

– Возможно, – согласился Мело, сдвинув брови, – если он уже слышал новости о нем.

– Должен был слышать. – Пять лет назад Ингломер, вождь третьего крупного племени херусков, помог разбить войско Вара, но Арминию пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться его согласия незадолго до сбора урожая. – Молва летит, как птица; сам знаешь, как это бывает.

– Да, вполне возможно. – Мело внимательно рассматривал подъезжающих всадников, которых было около двух десятков человек. Все – воины, в середине – Сегест. – Может, ты и прав. Сегесту не понравится, если Ингломер снова выступит с нами.

– Вот и он. – Арминий поднялся. – Добро пожаловать, Сегест, защитник Рима!

Воины Арминия сопроводили приветствие своего вождя сердитым ворчанием – они не одобряли приверженности Сегеста союзу с Римом.

Лица прибывших с Сегестом воинов побагровели от возмущения. Они расступились, пропуская своего вождя к Арминию. Сегест улыбался, но в его глазах полыхал гнев. Не столь крепкий, как пять лет назад, совсем седой, практически беззубый, он сохранил представительный вид и был одет в тунику и штаны из прекрасного сукна, а его меч на перевязи ничем не уступал клинку Арминия.

Гость остановился в десяти шагах от хозяина и, едва заметно кивнув, громко и отчетливо произнес:

– Приветствую тебя, Арминий, клятвоотступник.

Вождь поднял руку, чтобы унять гневный ропот своих воинов.

– По-моему, клятва, принесенная ненавистному хозяину, не является действительной. Лишь договор, заключенный равными, обязателен для исполнения.

Все поняли, что Арминий обвиняет Сегеста и подобных ему вождей в сделке с завоевателями, в том, что они превратились в послушное орудие в руках римлян. Воины Сегеста заволновались, с трудом сдерживая ярость, но понимая, что любое ложно истолкованное движение обойдется им слишком дорого.

Сегест показал себя игроком более опытным и хитрым.

– Многие согласятся, что клятву, принесенную перед богами, следует неукоснительно соблюдать, независимо от того, кому она принесена. Моя совесть чиста! Я соблюдаю клятву, данную Риму, больше пятнадцати лет и горжусь этим!

– Соблюдаешь и гордишься, – презрительно произнес Арминий и пренебрежительно махнул рукой. – Мы можем играть словами до самого заката, Сегест. Я не глупец и понимаю: ты приехал не за тем, чтобы убеждать меня. Опять же, я не настолько самонадеян, чтобы попытаться перетянуть тебя на свою сторону. Я просто говорю: добро пожаловать. Как отец моей жены ты здесь дорогой гость.

– Благодарю тебя, Арминий. – Сегест наклонил голову немного ниже, чем в первый раз. – Как моя дочь?

– Посмотри сам. – Арминий повернул голову и позвал: – Жена! Покажись.

Когда Туснельда вышла из дома, у всех перехватило дыхание. Ее вид наполнил Арминия гордостью и желанием. Роскошные волосы блестели на солнце; она была прекрасна и заметно превосходила красотой всех женщин племени. Длинное зеленое платье, незатейливое и скромное, не могло скрыть соблазнов обворожительного тела. В ушах и на запястьях сверкало золото, а шею украшало бесценное ожерелье из полированного янтаря.