Текст книги "Охота на орлов"

Глава 12

К тому времени, как чрезвычайное собрание у Цецины завершилось, наступила третья стража. Правитель отпустил командиров, на прощание напомнив, что они должны отобрать лучших легионеров и напасть на тех, кто значился в списках, по единому сигналу.

– Боги с нами, – заверил Цецина, когда двери отворились. – Правое дело всегда победит.

Громкие слова да вздорные речи, думал Тулл, ворочаясь в постели. Из его старой центурии в список не попал ни один легионер, но остальные центурионы его когорты составили список из тридцати восьми имен. Само собой, одними из первых в них значились Костистый и его ближайшие сподвижники. Даже общее количество приговоренных оказалось у них меньше, чем в других когортах – кое-где речь шла о пятидесяти и даже шестидесяти подлежащих уничтожению мятежниках, – но это не освобождало от понимания того, что их ждут впереди ужасные и кровавые события. Тулл взвалил на себя обязанность избавить свою центурию – бывшую ранее под началом Септимия – от осужденных на смерть людей.

Остаток ночи он не сомкнул глаз.

День, однако, не принес облегчения. Разбитый, с покрасневшими глазами, Тулл еще раз все обдумал и решил вновь довериться Пизону и другим надежным ветеранам своей старой центурии, переведенным теперь в новую. Полностью положиться на легионеров, которыми прежде командовал Септимий, Тулл не мог. Он не верил, что они смогут быстро и точно исполнить его приказы, а потому рассказал о плане Цецины только старым боевым товарищам, подождал, пока они переварят услышанное, и добавил, что неизбежное должно произойти. Некоторым настолько не понравилась затея Цецины, что Тулл уже хотел было не брать их на задание, но потом решил, что они могут не убивать.

Теперь предстояло дожить до полудня. Есть не хотелось; казалось, если что-то попадет в желудок, то тут же вернется обратно. Похоже, бóльшая часть его людей чувствовала то же самое. Тулл приказал центурии заняться повседневными воинскими упражнениями под руководством нового центуриона и опциона, сменившего Фенестелу, на парадном плацу. Около часа он провел, обходя казармы своей когорты, сторожа, по своему обыкновению, легионеров и переговариваясь со встречными командирами, которые сообщали, что все верные присяге солдаты уже знают о плане Цецины.

Как и боевые товарищи Тулла, в основном они все согласились на выполнение этого отвратительного поручения. Некоторые нервничали – по крайней мере, так показалось Туллу, – но обреченные мятежники как будто ничего не замечали. Что будет, когда прозвучит сигнал Цецины, об этом оставалось только гадать.

Тулл не думал об остальных командирах, которым предстояло то же дело в когортах Пятого и Двадцать первого легионов. У него свои заботы, у центурионов других частей – свои. Убедившись, что все привлеченные им люди готовы действовать, он направился в свою старую когорту.

Время на площадке для воинских упражнений летело быстро. Ничто так не помогало провести его, как скучные монотонные передвижения вперед-назад, формирование боевых построений и учебные тактические бои. Обычно Тулл только наблюдал, но в это утро он сам принял участие в строевых упражнениях. Центурион хотел, чтобы у него не было возможности думать. Истекая потом, чувствуя, как работают мышцы, он маршировал, одновременно выкрикивая приказы, – и забывал о предстоящей кровавой работе. Вверх-вниз, вперед-назад, левой-правой… Все как в годы далекой молодости. Приятно было сознавать, что он еще достаточно крепок, чтобы ни в чем не уступать легионерам. «Со мной еще не все кончено», – с гордостью думал Тулл. Он настолько увлекся, что был слегка удивлен, когда из казарм явился Фенестела и подошел к нему.

– Уже почти полдень.

Тулл взглянул на солнце, показавшееся из-за гряды облаков. Фенестела прав.

– Пора возвращаться. – Приказав солдатам закончить занятия, он прошелся вдоль шеренги, всматриваясь в ждущие лица легионеров. – Вот что, бездельники. Со времени мятежа дела наши изменились к худшему, не так ли? – Солдаты согласно заворчали. – Мне не больше вашего хочется исполнять то, что нам велели. Но исполнить надо. Давайте покончим с этим.

Никто не ответил. Он и не ждал ответа; но никто и не возразил. Его солдаты стояли перед ним и выглядели пусть и напряженными, но готовыми действовать. Тулл хотел приободрить их.

– Вы со мной? – крикнул он.

– Да, старший центурион, – выкрикнул Пизон.

– И я тоже, – сказал Вителлий.

Их поддержал еще десяток голосов, потом еще и еще. Тулл не был уверен, что все ответили, но большинство солдат подали голос. Не время было яростно орать, как перед битвой. Они шли за ним в дни мятежа – и сейчас стояли здесь, готовые к бою, готовые выполнять его приказы. Этого было достаточно.

– Обычное походное построение. Следите за мной и будьте готовы исполнять мои приказы. Я укажу людей, которые должны умереть. Действуйте решительно и быстро. Боги нам помогут. Эти сучьи дети и понять не успеют, что происходит, как будут уже мертвы.

Возвращение в лагерь, обычно сопровождавшееся веселыми шутками, на этот раз проходило в полном молчании. Подбитые железными гвоздями сандалии хрустели по щебню дороги. Скрипели кожаные ремни, на начищенных доспехах играли солнечные лучи. Из-за лагерного вала доносились голоса людей и животных. Кто-то звал товарищей, командир отдавал распоряжения, недовольно кричали мулы – так было всегда. Тулл прислушивался, облизывая пересохшие от волнения губы, но улавливал лишь обычные звуки повседневной суеты большого лагеря.

Они прошли под аркой главных ворот, и Тулл повел солдат к казармам их когорты. Улицы были относительно свободны, но по лагерю бродило много солдат. Общий упадок дисциплины означал, что далеко не все легионеры окажутся на своих квартирах в обеденное время, когда прозвучит сигнал. Многие, конечно, придут, чтобы поесть, но некоторые могут и не появиться, в том числе и те, кто приговорен к смерти.

«Если шлюхиных детей не окажется на месте, будем охотиться за ними», – размышлял Тулл. О том, что мятежники могут сплотиться, осознав угрозу, он старался не думать.

У казармы, занимаемой бывшей центурией Септимия, они разделились. Фенестела повел половину отряда к дальнему концу длинного каменного барака; Тулл со второй половиной остался у ближайшего входа, расположенного рядом с квартирой центуриона. В узком пространстве между казармой когорты Тулла и соседней казармой в хорошую погоду обычно собирались на отдых легионеры. Сегодня было то же самое. Их встретили равнодушными взглядами, но могли проявить и интерес, если б они не разошлись, как обычно, по квартирам. Как правило, легионеры в полном вооружении не топтались возле своих казарм.

Тулл, нервничая, отсчитывал удары сердца – двадцать… тридцать… Его солдаты переминались с ноги на ногу. Фенестела сверлил лицо командира взглядом. Двое легионеров, занятых игрой в кости, перестали играть и принялись рассматривать собравшихся солдат Тулла; они начали хмуриться. «Проклятье, – подумал Тулл. – Сейчас поймут». Он уже открыл рот, готовясь отдать приказ зайти в казарму, но тут зазвучали трубы – громко и призывно. Сигнал повторился многократно; то был не обычный призыв на обед, а боевая песнь, звучавшая, как правило, на парадном плацу или на поле боя.

На лицах легионеров, бродивших возле казарм, отразилась растерянность. Растерянность, а потом страх.

– Растянуться и перекрыть проход. Мечи наголо, щиты на изготовку! – крикнул Тулл.

Он слышал, как Фенестела уводит свой отряд за смежную казарму, видел старого знаменосца Септимия, показавшегося в дверях их квартир; тот рысцой подбежал к Туллу. Потом в дальнем конце коридора, образованного двумя казармами, показался тессерарий, явно поджидавший Фенестелу.

Все разговоры в коридоре прекратились. Кости и стаканчики остались нетронутыми. Солдаты перестали толкаться; те, кто чистил оружие, отложили масляную ветошь.

– Что происходит? – крикнул кто-то за спиной у Тулла.

Тот не обратил внимания на окрик и сурово кивнул сигниферу. Они уже всё обговорили – и прошлой ночью, и на рассвете.

– В твоем списке девять имен, правильно?

– Так точно, старший центурион. – Сигнифер был бледен, но держал себя в руках. – Четверо из них отсутствуют.

Тулл уже понял, о ком идет речь. Ему хотелось закричать.

– А остальные пятеро?

– Трое у меня за спиной, старший центурион. Коренастый и второй, рыжий, который с ним борется, и еще солдат, прислонившийся к стене казармы и хлебающий из кувшина. Остальные в своих комнатах в конце казармы. Думаю, лежат.

– Об этих двух позаботится Фенестела. Мы разберемся с этими тремя снаружи. Возьми на себя придурка с кувшином. – Тулл повернул голову к солдатам: – Восемь человек за мной, восемь остаются с сигнифером. Остальные – следите, чтобы никто не ушел. Никто! Вперед!

Тулл направился прямиком к коренастому легионеру с его рыжим товарищем. Пизон, Вителлий и шестеро остальных легионеров не отставали ни на шаг. Солдаты разбегались перед ними, не смея пикнуть или задать вопрос. До приговоренных оставалось двадцать шагов, когда парочка поняла, что происходит. Оба бросились к дверям казармы, надеясь добраться до оружия.

Тулл догонял врага бессчетное количество раз, когда на поле боя неприятель не выдерживал натиска и бежал. Убивать в таких случаях было легко, и рыжий упал, так и не добежав до двери. Тем временем Пизон с Вителлием закололи коренастого. Стоя над трупами своих жертв, все трое переглянулись. Тулл хотел что-то сказать, потом передумал. Слова были лишними.

Сигнифер тоже справился с заданием. По стене казармы тянулся кровавый след от сползшего мертвого тела. Вскоре из казармы вышел Фенестела с окровавленным мечом в руке и мрачно кивнул Туллу.

– Четверо оставшихся – это Костистый, Толстоносый и близнецы, правильно? – спросил Тулл у опциона.

– Так точно, старший центурион. Они пронырливы, как воры.

– Где они?

– Одним богам известно, старший центурион, – виновато ответил сигнифер. – Знаю, что проводили время с приятелями в Восьмой когорте, но сейчас они могут быть где угодно.

– Во имя преисподней, что вы натворили? По чьему приказу это сделано? – Легионеры из казармы поняли, что на них никто нападать не собирается; вопросы и обвинения посыпались со всех сторон: – Убийцы!

Тулл развернулся, испугав солдат мрачным взглядом. Они разом затихли.

– Эти люди – заводилы недавнего мятежа. Они – изменники! – крикнул он, указывая мечом на мертвые тела. – И вы знаете это. Я знаю. Цецина знает, и Германик тоже. Поймите, с их смертью закончатся беспорядки. Останутся только верные присяге, их наказывать будет не за что. – Тулл надеялся, что последние слова окажутся правдой.

Некоторые легионеры смотрели на него, но большинство понурились. Их подавленное настроение и опущенные плечи говорили о том, что, по крайней мере, с этой когортой неприятностей больше не будет.

– Расходитесь, – приказал Тулл. – И не показывайтесь, пока все не успокоится. Фенестела, собери людей. – Сигниферу он, хмурясь, сказал: – Необходимо немедленно начать поиски.

Тулл не был готов к картинам массового убийства, которые они увидели по всему лагерю. Сразу стало понятно, что не все пошло по плану и не всех главных участников мятежа удалось застать врасплох. Тулл был привычен к боям, его не потрясали поля сражений, покрытые телами и залитые кровью. Он научился не слышать ужасные крики раненых. Но никогда раньше ему не доводилось видеть и слышать такие вещи в стенах римского лагеря.

Трупы лежали всюду: на улицах, в проходах меж казарм, на порогах зданий. Пятна и брызги крови обозначали места, где люди умерли или были ранены. Кровавые следы на камнях улиц и размазанные пятна на стенах говорили о том, что раненые пытались спастись от преследователей и ползли в какое-нибудь место, чтобы там умереть. По лагерю были слышны крики и стоны раненых и умирающих. Кто-то оплакивал друзей, кто-то звал мать.

Мимо промчались три лошади, вырвавшиеся из стойла; копыта громко стучали по мостовой. Группами по два-три человека бегали взад-вперед легионеры, быстро проходили кучки невооруженных полуголых солдат. За некоторыми гнались; другие убегали невесть от кого, поддавшись панике. Во главе небольших отрядов шли командиры; трудно было сказать, куда они ведут солдат и для чего.

Казалось, никто не понимал, что происходит.

Ноздрей Тулла достиг запах горящего дерева, который ни с чем не спутаешь. Он оглянулся в поисках источника дыма и увидел, что клубящиеся столбы поднимаются со стороны принципии. «Неужели какой-то глупец поджег штаб-квартиру?» – подумал Тулл. Некоторое время он колебался, потом решил придерживаться своего плана действий. Вокруг полно людей, чтобы погасить пожар, но, если не выследить Костистого с остальными, они могут уйти.

Тулл пока не знал, как разыщет четырех легионеров в этой неразберихе, но он не мог забыть, с каким наслаждением Костистый убил Септимия. Сын шлюхи должен заплатить за это, и Тулл намеревался осуществить правосудие любой ценой.

В казармах Восьмой когорты беглецов они не нашли; ситуация здесь уже была под контролем командиров. Из зданий выносили тела убитых, было много раненых. Усталый центурион рассказал Туллу, что мятежники вооружились и оказали сопротивление. Небольшая группа прорвалась сквозь ряды его легионеров.

– Мои парни уложили почти всех из списка. Они не горели желанием преследовать их, – сказал центурион, пряча глаза.

Найти Костистого в огромном лагере – надежды мало, и Тулл решил двигаться к принципии, чтобы помочь в тушении пожара. Но когда они вышли на главную улицу лагеря, план центуриона внезапно оказался нарушенным. Он бросил взгляд в сторону главных ворот, расположенных примерно в сотне шагов от отряда Тулла. Там шел яростный бой: бойцы набрасывались друг на друга, мелькало оружие, доносились вопли боли и боевые выкрики, сливаясь в привычный шум сражения. Стражники старались сдержать толпу солдат, рвущуюся из лагеря, сразу понял Тулл; однако стража явно проигрывала схватку.

– К воротам! – взревел центурион. – Они убивают наших братьев у ворот!

К тому времени, когда Тулл с солдатами подоспел к воротам, в живых остались только два стражника. Они упали от изнеможения, когда Тулл с товарищами ударили в спину нападавшим. Некоторые из мятежников услышали их приближение и развернулись, но остальные думали только о том, как оказаться за стенами лагеря. Легионеры Тулла ударили по врагу, сшибая мятежников умбонами щитов и пронзая упавших короткими колющими ударами. Они были взбешены расправой над немногочисленной стражей ворот и не нуждались в понукании.

Тулл тоже разозлился. Он встретил выставленный щит смуглого мятежника мощным ударом своего щита, направив его снизу вверх. Отдача удара прокатилась сквозь дерево и металл, и центурион ощутил боль в руке, но его противнику досталось куда сильнее. Верхняя кромка щита ударила его хозяина в лицо, выбив пару зубов. Он еще выплевывал кровь сквозь разбитые губы, когда Тулл погрузил клинок ему в горло.

Вытаскивая меч из плоти врага, он зажмурил глаза. Из раны ударила кровь, забрызгав верх его щита и щеки, а потом мятежник пропал из поля зрения. Сделав еще шаг вперед, Тулл оказался в гуще боя, окруженный мятежниками.

– Ко мне! – закричал он.

Тут центурион почуял позади себя движение, но он был слишком занят, коля, рубя и сея вокруг себя панику, чтобы посмотреть, кто это. От меча Тулла пал один из близнецов; потом он убил еще одного знакомого легионера. Затем ранил еще двоих – и вдруг увидел, что оказался по другую сторону рукопашной, пройдя ее насквозь. Он посмотрел по сторонам, надеясь увидеть Костистого. Ни его, ни Толстоносого он не увидел и изрыгнул проклятие.

Его внимание привлек топот сандалий на дороге, ведущей из лагеря. По ней бежали два вооруженных человека, удаляясь от места схватки. Тулл знал наверняка, что один из них – Костистый, а второй – либо Толстоносый, либо оставшийся в живых близнец.

– Фенестела! Пизон! Хватайте пилумы! – велел он и, бросив окровавленный меч в ножны, подобрал со щебня брошенное копье и побежал следом за мятежниками. Центурион не надеялся догнать их, но рассчитывал сократить расстояние до дальности прицельного броска, которая составляла около семидесяти шагов.

Он сделал рывок, нагоняя беглецов, и понял, что настало время метнуть пилум. Сейчас или никогда. Тулл резко остановился, принял нужную для броска позу, выставив левую ногу вперед, и отвел правую руку с пилумом назад. Зажмурив левый глаз, поймал цель, отвел правую руку еще дальше и изо всех сил метнул. Копье пошло вверх, набирая высоту. Тулл молил богов, чтобы оно нашло свою цель. «У меня больше нет сил, – думал он. – Пропади оно все пропадом».

Но, к удивлению Тулла, пилум, почти отвесно упав с высоты, вонзился в голень одного из легионеров. Рана была не смертельная, но это не имело значения. Беглец с пронзительным криком упал. Его товарищ оглянулся через плечо, и Тулл узнал Толстоносого. Он молил богов, чтобы упавший оказался Костистым.

Толстоносый что-то крикнул на бегу своему товарищу, но не помог и останавливаться не собирался.

«И этот мерзавец бросит умирать своего раненого товарища?» – подумал Тулл.

Кто-то пробежал мимо центуриона, хрустя сандалиями по щебню, и остановился шагах в двадцати впереди центуриона. Это был Пизон; моментально изготовившись к броску, он, крякнув, запустил свой пилум в небо по крутой дуге. Фенестела пробежал еще дальше и тоже метнул копье.

Бросок Пизона был настолько силен, что копье вонзилось в землю перед Толстоносым. Тот заверещал от ужаса и скакнул в сторону, споткнувшись со страху, и в этот момент пилум Фенестелы, упавший с небес, как удар молнии, поразил его между лопаток. Толстоносый всем телом рухнул на землю.

– Хоть ты и промахнулся, Пизон, твой бросок достоин атлета на Олимпийских играх, – сказал Тулл. – А ты попал случайно, Фенестела!

Опцион по привычке поскреб подбородок:

– А с чего ты взял, что я не брал в расчет бросок Пизона?

– Ха! Что ж, расчет оказался верен. – Тулл с облегчением посмотрел в сторону ворот – бой там уже закончился. – За мной, – скомандовал он, и все трое побежали за раненым легионером. Тот сумел извлечь пилум из голени и теперь изо всех сил хромал по направлению к поселению, видневшемуся вдали. Путь его был отмечен пятнами крови. Он на ходу оглянулся, и преследователи поймали отчаянный взгляд. Это был Костистый. Очень скоро они догнали его, и Тулл зашел спереди, преграждая путь, а Фенестела с Пизоном остались сзади.

Костистый бросил звякнувший меч на камни и поднял руки.

– Я сдаюсь. Не убивайте меня, молю! – Его голос дрожал от страха.

Тулл испытывал глубокое отвращение к этому человеку. Ни о какой пощаде за то, что он натворил, не могло быть и речи.

– Ты хладнокровно убил Септимия, мразь, и ожидаешь для себя милосердия?

Под яростным взглядом Тулла мятежник вздрогнул.

– Прости, центурион. Септимий был хорошим человеком и не заслуживал такой смерти.

– Здесь ты ошибаешься. Септимий был первостатейным дерьмом.

Костистый удивленно заморгал.

– Но в то же время ты прав. Такой смерти он не заслужил. И многие не заслуживали того, чтобы умереть от рук хладнокровных убийц. Это дерьмовая смерть. – Тулл спокойно извлек меч из ножен и коснулся его острием кожи под подбородком Костистого.

– Я… – начал Костистый, но продолжить не смог. Острие меча Тулла прошло сквозь кожу, мышцы, вены и хрящи, легко разрезая все на своем пути. Клинок дрогнул, уперся в позвоночник и остановился.

Тулл смотрел в широко раскрытые, наполненные ужасом глаза Костистого и слышал странные сдавленные звуки, слетавшие с его губ. В отношении других убитых им мятежников он мог бы почувствовать сострадание, но оно не распространялось на этого человека. Тулл был доволен, что причинил ему страдания. Если б не он, то Септимий и многие другие, в том числе и принявшие участие в мятеже, были бы живы.

– Сдохни, мразь. – Тулл держал бунтовщика на клинке, пока тот не испустил дух, а затем ударом ноги швырнул труп на землю. – Что со вторым близнецом? – спросил он. – Его кто-нибудь видел?

– Он мертв. Я видел, как он упал, – ответил Фенестела.

Вся ярость Тулла ушла, как кровь из перерезанного горла Костистого. Тот лежал у ног Тулла – жалкая фигурка, напоминающая сломанную детскую игрушку. Чувствуя, как внутри шевельнулась жалость, центурион подумал, что этот человек не был игрушкой – он просто сошел с правильного пути и жизнью заплатил за свою ошибку.

– Когда-нибудь в бою он мог спасти мне жизнь, – прошептал Тулл. – А я убил его.

– Ты сделал, что должно, – возразил Фенестела.

Центурион быстро взглянул на него.

– Да, клянусь богами. Но на этом лучше остановиться.

«Если мы не остановимся сегодня, – подумал он, – то все превратимся в чудовищ».