Текст книги "Львиное Сердце"

Бедный ребенок! Девяти лет от роду, в каком-то смысле он был втрое старше.

Узнав много нового о Фиц-Алдельме, я оставался в неведении относительно его раннего визита в конюшню. На следующее утро, до рассвета, я вернулся туда с намерением снова обыскать место. Обнаруженный одним из конюхов, который пришел искать пробойник, я отвел от себя подозрения, притворившись, что делаю то же самое, но предпринимать новую попытку было бы глупо. Один лишь слух о моей склонности бродить без дела мог лишить меня благосклонности графини Ифы, от которого зависела сама моя жизнь.

Я смирился с тем, что так и не узнаю правды. Оставалось довольствоваться тем, что моя каверза с коровьей чесоткой сработала. Красные чешуйчатые болячки покрывали его шею и правое запястье, а однажды поутру, подглядев, как он одевается в большом зале, я понял, что поражено и туловище. По словам Риса, рыцарь навестил в поисках исцеления нескольких знахарей. По счастью, ни одно из снадобий пока не возымело особого действия: всякий раз, когда я видел Фиц-Алдельма, он чесался и скреб себя.

Я сознавал, что́ меня ждет, если бы он узнал о моей причастности, и прятал свое злорадство глубже, чем скряга – золото. Когда-нибудь, говорил я себе, я отплачу ему сильнее, но пока достаточно и этого.

Гонец де Лиль все еще находился в Стригуиле. Задержка с отъездом, если верить болтливому лекарю, объяснялась лихорадкой, но мы, оруженосцы, сошлись во мнении, что она была плодом чрезмерных возлияний. «Бурдюк с вином» – так мы окрестили его про себя. Наши догадки подтвердились, когда я пошел справиться о его здоровье и застал гонца на оконном сиденье. Бледный, но с кубком в руке, он явно наслаждался женским пением, доносившимся из апартаментов Ифы. Де Лиль, человек доброжелательный, вспомнил о моем кувшине, постоянно бывшем наготове во время его рассказа про осаду Тайбура. Когда я спросил про короля, он охотно ответил.

Мне, гордому ирландцу, не было дела до Генриха Анжуйского, но я всегда старался помочь отцу в деле изгнания англичан с нашей земли, и полезно было бы разузнать побольше о человеке, во имя которого сражаются серые чужеземцы. До этой минуты я почти не имел представления о Генрихе. Знал только, что он уже больше четверти века правит Англией, Уэльсом и обширными землями за Узким морем[7]7
  То есть за проливом Ла-Манш.


[Закрыть]. Мой отец описывал его как человека упрямого и хитрого, которого следует опасаться и которому нельзя доверять. Король очень любит охоту и владеет половиной европейских языков. Этим мои сведения исчерпывались. Де Лиль вскоре расширил их, залившись соловьем. Я узнал об уме короля, его образованности, дальновидной политике. Одним из главных достижений Генриха стало то, что он оттеснил на второй план капетингских правителей Франции: сначала Людовика, а затем его сына Филиппа.

Мне вспомнилось, что Генрих выказал еще один свой талант, когда приехал в Ирландию несколько лет назад. Опасаясь, что в руках де Клера и ему подобных скапливается слишком много власти, сознавая угрозу от еще не усмиренных местных королей, он прибыл с сильной армией. И в короткий срок совершил почти невозможное: добился присяги на верность от ирландских вождей и вассальной клятвы от де Клера. Отныне и впредь Дублин и другие крупные города принадлежали Генриху, и, за исключением Ольстера, вся страна признала его законным монархом.

Де Лиль улыбнулся мне. Улыбаясь в ответ, я думал: «Это не мой король. Не король моего отца и моих братьев».

Колокольный звон из близлежащего аббатства позвал к службе шестого часа[8]8
  Здесь и далее время дня указывается по богослужебному календарю, в соответствии с которым отсчет ведется примерно с шести утра.


[Закрыть]. Де Лиль с трудом поднялся.

– Не могу медлить долее, – заявил он. – Немного найдется лордов и дам щедрее графини. Останусь еще на ночь и, ей-богу, напьюсь в стельку.

Я рассмеялся. Потом, поблагодарив де Лиля и пообещав прийти и проводить его, ушел.

Представляя, как добродушный глашатай выедет из ворот и поскачет в другой замок, распространяя весть о прибытии герцога Ричарда, я вдруг застыл как вкопанный. Из оцепенения меня вывело громкое проклятие: позади меня шел повар с пирамидой грязных сковородок – и едва не выронил их. Извинившись и дав ему пройти, я стал обдумывать пришедшую в голову мысль. И очень скоро пришел к ошеломительному выводу.

Униженный де Лилем в вечер рассказа про Тайбур, Фиц-Алдельм отправился ночью в конюшню, чтобы подрезать глашатаю подпругу. Тут у меня не было никаких сомнений. Прихватив Риса, я поспешно пересек двор и разыскал конюха, которому доверили лошадь де Лиля. Из почтения ко мне, занимавшему более высокое положение, он показал сбрую и седло. Моя догадка оказалась верной. По внутренней стороне подпруги шел аккуратный надрез. Слишком незаметный, чтобы броситься в глаза седлающему животное конюху, но достаточно глубокий, чтобы кожа лопнула под весом всадника.

О том, чтобы оставить все как есть, и речи не было. Если я ничего не предприму, ни в чем не повинный де Лиль получит увечье или погибнет. Если я сменю седло, он заметит. Более того, когда его собственное седло осмотрят, подозрение падет на меня самого. Однако выход все-таки был. Приказав молчать перепуганному конюху – а заодно и Рису, – я отправился на поиски де Лиля. Он только-только распрощался с графиней; любезная улыбка сошла с его уст, как только я выложил новость. Мы вместе осмотрели подпругу.

– Подлая работа, – произнес де Лиль, и его дружелюбное лицо сделалось суровым.

– Да, сэр, – ответил я, страшась неизбежного вопроса.

– Кто это сделал?

Скверный из меня был лжец в ту пору. Да и сейчас не лучше. Я кашлянул, с интересом разглядывая носки сапог.

– Адово пламя, парень!

Я покосился на навострившего уши конюха, и де Лиль понял мой намек. Резким движением головы велев парню выйти, он вперил в меня взгляд, более строгий, чем я мог себе представить.

– Говори!

Я шепотом произнес имя Фиц-Алдельма и, когда де Лиль недоуменно уставился на меня, пояснил, о ком идет речь.

– Ты уверен?

Я рассказал, как все было. Про тень, крадущуюся через большой зал. Про уборную. Про то, как, глядя на лестницу, узнал Фиц-Алдельма. Про скрип петель и под конец про случившееся в сарае.

– И это все правда? – спросил де Лиль.

– Клянусь, сэр.

– Увы, но твое слово – не доказательство вины того человека.

«У кого еще нашлась бы причина так поступить?» – подумал я, но вслух сказал:

– Совсем не доказательство, сэр. Вот почему я заклинаю вас ничего не говорить графине.

– Ну, что-то я сказать обязан. Я ведь посланник герцога. – Де Лиль выпятил вперед грудь. – Королевский придворный!

– Я ведь не видел своими глазами, как он режет подпругу, сэр. Доказательств у меня нет, Фиц-Алдельм скажет, что я обознался и видел в замковом дворе кого-то другого. Что это не мог быть он. Будет его слово против моего: помазанный елеем рыцарь против ирландского дикаря. Графиня мне благоволит, но едва ли поверит мне, а не Фиц-Алдельму. Даже если мы поставим перед ней Риса, показания, которые он способен дать, немногого стоят.

– Тут ты прав, – пробормотал де Лиль. – Мне не хотелось бы выглядеть дураком перед графиней.

– А мне еще жить в Стригуиле, сэр, – сказал я, представляя, что сделает Фиц-Алдельм, узнав о выдвинутом мной обвинении. При первой же возможности сцапает ничего не подозревающего Риса. Паренек – твердый орешек, но перед напором Сапоги-Кулаки не устоит. А потом, узнав о моем присутствии в сенном сарае, сукин сын придет по мою душу. – Даже если Фиц-Алдельм не знает о моем участии, он заподозрит, что без меня тут не обошлось. Он хочет моей крови.

Произнося эти слова, я чувствовал холодок внутри себя. Всего через несколько лет я мог бы сразиться с Фиц-Алдельмом на любом оружии, уверенный, что побью его. Но тем летом я был совсем юнцом, еще малоопытным.

– Да не может такого быть! Ты же сам сказал, что он – благородный рыцарь.

Я выдал скорбный рассказ о моем плавании из Ирландии и заточении под большим залом, постаравшись как можно ярче обрисовать зверства Фиц-Алдельма. Я приложил руку к сломанным ребрам, потом задрал верхнюю губу, чтобы де Лиль увидел дырку на месте зуба.

– Это настоящая скотина, сэр. Злодей, – закончил я. – Молю вас, не выдвигайте обвинения.

Де Лиль ничего не ответил, но я чувствовал, что он колеблется.

Я послал осторожность к черту.

– А если, сэр, вы не станете называть в разговоре с графиней имени Фиц-Алдельма? – предположил я. – Это добрая и справедливая госпожа. Будьте уверены, она перетряхнет весь замок в поисках преступника. – Де Лиль кивнул с наполовину удовлетворенным видом, но я продолжил: – Тогда бремя вины неизбежно падет на конюха. – Видя, как омрачилось лицо де Лиля, я надавил еще сильнее. – А уж он-то ни в чем не виноват, я уверен. В жизни не видел такого отчаяния, как у него, когда я обнаружил надрез на подпруге.

Де Лиль хмыкнул, но решимость его таяла.

– Возьмите его на замену, господин. – Я указал на прекрасное седло, висевшее на стене. – Владелец мертв, и за минувшие шесть месяцев никто не заявил на него прав.

Мои слова были не совсем лживыми. Седло принадлежало одному рыцарю, отправившемуся в Крестовый поход. Он не станет нуждаться в нем еще года два, даже если выживет. А ко времени его возвращения меня, как я надеялся, давно уже не будет в Стригуиле.

Я возблагодарил Бога за то, что де Лиль согласился на мое предложение. Говоря по совести, к обмену глашатая мог побудить тот факт, что «новое» седло было куда лучше его собственного, сильно потертого. Для меня это значения не имело. Следующей заботой был конюх, но я доходчиво объяснил ему, что случится, если о порче подпруги станет известно еще кому-нибудь. Перепугавшись, парень поклялся молчать и принял от меня два серебряных пенни, униженно поблагодарив за них.

Делая вид, что хочу разузнать побольше о Генрихе и его сыновьях, а на самом деле – желая убедиться, что намерения де Лиля не переменились, я пробыл в обществе глашатая до самого его отъезда. Со стены над главными воротами я наблюдал, как удаляется посланец. Он обернулся, увидел, как я машу на прощание, и помахал в ответ. Поудобнее устроившись в новом седле, он погладил пальцами фляжку с вином, которую я сунул ему незадолго до отбытия. То был превосходный напиток, украденный Рисом.

Склонность к уловкам – не та черта, которую я приветствую в других, тем более в себе самом. Но если бы я не поступил в ту минуту именно так, моя история могла бы закончиться тогда же, ведь Фиц-Алдельм был кровожадным псом.

Глава 5

Музыка и смех, звучавшие в донжоне, растекались в густом послеполуденном воздухе, долетали до склона близ реки Уай, где был я. Река блестящей серебряной лентой скользила внизу. Там и сям из воды выпрыгивали охотившиеся за мухой рыбины, и зеркальная гладь покрывалась рябью. Хотя день клонился к вечеру и солнце низко стояло над горизонтом, зной был жутким.

Я делал вид, что мне плевать на это веселье, но страстно желал оказаться в замковом дворе, а еще лучше – в большом зале. Незадолго перед тем прибыл герцог Ричард со своими людьми, и весь Стригуил гудел от возбуждения. Мне очень хотелось посмотреть на венценосного гостя, но я воспользовался превосходной возможностью поупражняться со столбом. Кроме Риса, на пологом берегу не было никого. Все рыцари и оруженосцы замка из кожи вон лезли, чтобы поглазеть на Ричарда или послушать его разговор с графиней Ифой и ее дамами.

Даже среди оруженосцев шла яростная борьба за право прислуживать за столом. Я занимал слишком низкое положение, чтобы меня подпустили к герцогу, – и, проглотив разочарование, решил не упускать случая. Я твердо вознамерился изучить английский уклад, чтобы научиться бить серых чужеземцев и Ирландии. Если я хочу постичь рыцарское дело, я должен уметь сражаться в поединке, а мне редко выпадала возможность получить тренировочный снаряд в свое полное распоряжение. Оседлав любимого жеребца, крепкого гнедого, который принадлежал моему другу Уолтеру, я велел недовольно ворчавшему Рису идти со мной.

Он был слишком маленького роста, чтобы достать до перекладины столба, и поэтому пользовался небольшим бочонком, подвешивая на крюк сплетенное из тростника кольцо после того, как я в очередной раз проносился мимо снаряда и нанизывал на копье еще одно кольцо. Их было уже четыре, но на последнее потребовалось несколько попыток, так как каждое кольцо, по моему указанию, было меньше предыдущего.

Заменив кольцо, Рис махнул. Уверенный, что зрителей нет, раздосадованный неудачами, я стиснул ногами бока гнедого, как только малец соскочил с бочонка. Выученный конь сразу пошел в галоп. Неотрывно наблюдая за плетеным кольцом, я приблизился и нацелил на него острие копья. Попытка не удалась: то ли пот залил глаза, то ли расчет оказался неточным, уже не помню. Я пролетел мимо, а кольцо осталось висеть на перекладине.

– Вы почти попали, господин, – пропищал Рис, когда я вернулся.

– Чуть-чуть корову не покроет, – отозвался я раздраженно, вспомнив старинную пастушью поговорку.

Доехав до границы ристалища, я прошептал короткую молитву и развернул коня мордой к столбу. Верный друг, гнедой подчинился с охотой и помчался к цели, взбивая копытами пыль.

Снова промах.

Огорченный, но не обескураженный, я продолжил упражнение. И с четвертой попытки достиг успеха. Ликуя, я вскинул копье, чтобы кольцо соскользнуло по древку, присоединившись к остальным.

– Подвесить еще одно, сэр? – спросил Рис, уже подкатывавший бочонок к месту.

– Давай передохнем.

Мысли мои устремились к меху с водой, лежащему у составленных в козлы копий. Нагревшаяся на солнце вода отдавала кожей и салом сильнее обычного, но мне слишком хотелось пить, чтобы обращать на это внимание.

Подбежавший Рис подхватил поводья с ловкостью заправского оруженосца, и я соскользнул со спины гнедого. Поставив копье рядом со всем прочим, я потрепал парня по голове.

– В горле пересохло небось?

– Ага, господин.

Как верный пес, он ждал, пока я не утолю жажду, потом, запрокинув простроченный двойным швом мех, принялся жадно пить: я даже испугался, что он лопнет.

Почуяв воду, гнедой тихонько заржал.

Ощутив укол совести – наверное, мы упражнялись добрых два часа, – я сказал:

– Давай отведем коня к реке. И ты, должно быть, проголодался.

Глаза у Риса заблестели.

– До смерти, сэр!

– Ты прямо как бездонная яма, – беззлобно укорил его я.

Признаться, я привязался к мальцу, а заодно научился ценить его. Достаточно неприметный, чтобы не привлекать к себе внимания, остроглазый, он был еще и смышлен. Благодаря ему я узнавал все замковые сплетни раньше большинства других.

– Сначала окунемся в Уай, потом возвратимся в донжон. Раз герцог приехал, во вкусных яствах недостатка не будет, так ведь?

Рис не ответил.

Удивившись, я заметил, что взгляд его устремлен мне за спину, и повернулся.

– Что это у нас тут? – процедил знакомый голос.

– Фиц-Алдельм, – сказал я, стараясь сохранять вежливый тон. – Упражняюсь со столбом, только и всего.

– Лошадь украл, так?

Беспочвенное обвинение разозлило меня, но я спокойно ответил:

– Я не крал. Уолтер разрешает мне брать коня.

– Уолтер? Ты хотел сказать, Толстобрюх?

Он издал ехидный смешок.

Мой приятель был не дурак поесть, но будь я проклят, если бы согласился с Фиц-Алдельмом. Я промолчал.

– Как понимаю, ты упражняешься в это время, чтобы никто не увидел, как ты плох?

Сапоги-Кулаки оглянулся на своих спутников, кучку придворных рыцарей, и те послушно загоготали.

– Вроде того, – сказал я, стараясь избежать неприятностей. Но я подозревал, что, вопреки всем стараниям, мне от них не уйти. Решив, что гнедой с таким же успехом напьется в замковом дворе, как из реки, я взял поводья. – Пойдем, Рис.

– Нет нужды прекращать упражнение из-за нас, – сказал Фиц-Алдельм, подъезжая к нам. Он был облачен в гамбезон и длинную кольчугу, а под правой рукой держал шлем. За спиной болтался на длинном ремне маленький круглый щит, а меч служил окончательным доказательством того, что Сапоги-Кулаки, Фиц-Варин и остальные его спутники, вооруженные так же, приехали сюда попрактиковаться.

В голове у меня звенел тревожный набат, помешавший отметить это важное обстоятельство. Мне для занятий доспех не требовался, поэтому я был в одной тунике и в штанах.

– С вашего позволения, – сказал я, стараясь провести гнедого мимо Фиц-Алдельма.

Рыцарь с ухмылкой преградил мне путь. С волосами черными, как вороново крыло, резкими чертами лица, он выглядел весьма внушительно по сравнению со мной.

– С вашего позволения, – повторил я.

Он не удостоил мою просьбу ответом.

– Со столбом, я уверен, ты уже сладил, – произнес он. – Теперь тебе стоит поупражняться с мечом и щитом.

Усталый и проголодавшийся, я прозевал ловушку. Указав на покрытую пятнами пота одежду, я брякнул, не подумав:

– У меня снаряжения нет.

– Это мы быстро исправим, – проворковал Фиц-Алдельм.

Сердце у меня екнуло при виде того, как один из его ухмыляющихся дружков, коренастый детина пяди на две ниже меня, расстегнул пояс, снял кольчугу и гамбезон.

Я не сделал ни шага по направлению к доспеху, а также положенным поверх него шлему, щиту и мечу.

– Облачайся, – приказал Фиц-Алдельм, указав носком ноги.

Я колебался, прекрасно понимая: моего умения не хватит, чтобы побить его.

Спутники рыцаря тут же стали отпускать замечания.

– Трус, – бросил Фиц-Варин.

– Мокрые штанишки, – добавил другой.

Эти слова били, как пощечина. «Не слушай!» – твердил я себе, но кулаки сами собой сжимались.

Рис потянул меня за рукав.

– Пойдемте отсюда, сэр, – прошептал он.

– Ставлю десять серебряных пенни, – объявил Фиц-Алдельм, – что, если мы вскроем этого ирландского пса, печень у него окажется пожелтевшей от испуга.

От грубого смеха, которым встретили эту шутку, глаза мне застил кровавый туман. Вырвавшись из хватки Риса, я оказался на полпути к доспехам коротышки прежде, чем Фиц-Алдельм успел сообразить, что происходит.

– Ага, кое-какой задор в нем есть.

Фиц-Алдельм наблюдал, как я натягиваю через голову потный, вонючий гамбезон, и хохотнул, увидев, что он доходит мне только до пояса.

Заметив ехидные усмешки рыцарей, я сообразил, что таково было их намерение с самого начала. Кольчуга тоже оказалась чересчур короткой, только шлем с надетой под него шапочкой из овчины пришелся впору. Щит был подходящим, меч – вполне пригодным: длинный, прямой, с обоюдоострым клинком и рукоятью, обмотанной ремнем. Поглядев на суровые лица Фиц-Алдельма и его спутников, я решил не спрашивать насчет кожаных чехлов, которые надевали иногда на клинки во время тренировок. Не стыжусь признаться, что внутри у меня все сжалось от страха – я понимал, что едва ли выйду невредимым из этой переделки. Быть может, Господь желает, чтобы я погиб здесь, подумал я, сожалея о том, что не сдержался.

– Готов? – спросил Фиц-Алдельм.

Не глядя на него, я сказал по-валлийски Рису:

– Возвращайся в донжон. Накорми и напои коня, потом иди в кухню. Я сказал повару, чтобы он тебя покормил.

Фиц-Алдельм впервые обратил внимание на Риса. Он явно узнал мальчишку, но и только, слава богу. Не зная о нашей встрече в сенном сарае, рыцарь не мог заподозрить, что наше знакомство началось в то утро, когда он подрезал подпругу на седле де Лиля.

– Проваливай, – буркнул Фиц-Алдельм.

– Ступай, – велел я.

Рис не сдавался, как маленький бойцовый петушок. Не в силах заставить его и опасаясь, как бы кто из рыцарей не обидел его, я крикнул:

– Готов!

Внимание всех переключилось на меня.

Дружки Фиц-Алдельма обступили нас, образовав неровный круг, Рис держался в нескольких шагах поодаль. И мы начали.

Я рос с секирой в руке, этим сокрушительным оружием, перенятым у викингов. Упражнялся я и с мечом, а со времени приезда в Стригуил немало времени проводил в поединках с собратьями-оруженосцами. Но я не был рыцарем. Фиц-Алдельму было лет двадцать пять, и это означало, что он не расстается с мечом по меньшей мере пятнадцать лет. Зная это, я изначально понимал, что меня ждет поражение и, вероятно, серьезные травмы, и решил наступать, двигаясь наподобие тарана. В этом, как я решил, заключалась моя единственная надежда.

Мой натиск застал Фиц-Алдельма врасплох. Устремившись вперед, я обрушил могучий удар на его щит и едва не сбил его с ног. Еще многие годы спустя я готов был отдать все, чем владею, лишь бы победить тогда. Но со временем пришел к мысли, что тогда жизнь моя пошла бы по совсем другому пути, и, осознав это, смирился.

Фиц-Алдельм попятился, пошатнувшись от столкновения, и мне не составило труда нырнуть под его руку, поднявшуюся в неточном ответном замахе. Я снова прыгнул на него и ухитрился довольно неплохо врезать ему по шлему. Рыцарь покачнулся, отступил еще на шаг, и сердце мое запело. Иисус милосердный, каким я был тогда наивным. Сочтя бой выигранным, я бросил ликующий взгляд на Риса. На его лице я увидел не улыбку, но страх. Я повернулся обратно к Фиц-Алдельму – слишком поздно.

Невероятной силы удар обрушился на мой шлем с левой стороны. Все колокола христианского мира разом зазвонили у меня в голове, оглушив напрочь. Зрение затуманилось, челюсть отвисла, колени подогнулись, и земля устремилась навстречу моему лицу с пугающей скоростью. Едва дыша, с идущей кругом головой, я лежал там, беспомощный, как дитя, в ожидании смертной боли, когда Фиц-Алдельм вонзит меч в выбранное им место. Выросший в мире, где поединки велись без правил, и помня прежние побои от Фиц-Алдельма, я полагал, что рыцарь без промедления закончит схватку.

– Поднимайся!

Его глухой голос доносился будто издалека.

Стоило приподнять голову, как накатила тошнота. Фиц-Алдельм стоял примерно в полудюжине шагов, держа щит и меч на изготовку. Ко мне он не приближался. Убежденный, что рыцарь нападет, пока я беззащитен, я потянулся к мечу. Ощущение массивной рукояти под дрожащими пальцами почти не подбодрило меня, но сдаваться я еще не был готов. Шатаясь, подавляя позывы к рвоте, я кое-как поднялся.

Фиц-Алдельм налетел на меня, как волк на ягненка. Надо полагать, он нанес три удара против моего одного – жалкого усилия, не способного остановить и ребенка. Я снова сделал выпад, и рыцарь с презрительным смехом шагнул назад. Я двинулся за ним, но он обогнул меня прежде, чем я успел развернуться, и рубанул сзади по ноге. К счастью, удар был нанесен плашмя, иначе он разрубил бы мне сухожилие. Но все равно боль была сильной – как если бы чокнутый кузнец огрел меня молотом по черепу. Только ослиное упрямство помогло мне устоять на ногах, да еще то обстоятельство, что я упер меч острием в землю.

Фиц-Алдельм нацелил клинок в прорезь моего шлема.

– Сдавайся!

Я зло посмотрел в ответ. Меня тошнило, голова кружилась, в эту минуту я не смог бы одолеть даже Риса.

– Не буду! – процедил я.

– Сдавайся! – рявкнул Фиц-Алдельм, наступая.

– Сдавайтесь, сэр! – послышался умоляющий голос Риса. – Иначе он вас убьет.

Молодой дурак, я решил, что лучше смерть, чем позор поражения. Я вырвал острие из земли и направил меч на Фиц-Алдельма.

– Амадан, – прохрипел я.

Он шагнул вперед с яростным рыком.

Не в силах поднять щит, я приготовился предстать перед Богом.

– Стой!

Я почти не слышал выкрикнутой команды. Удивленный, что еще дышу, я в смятении посмотрел на Фиц-Алдельма. Сжав рукоять меча, он упал на одно колено и склонил голову.

– Сир, – произнес рыцарь.

Я повернулся – слишком стремительно. Голова закружилась, как детская юла. Все заплясало перед глазами, и я повалился, успев заметить высокого мужчину в красной тунике.

Больше я ничего не помню.

Хотел бы я сказать, что первая моя встреча с герцогом Ричардом была торжественным событием. Но нет – я отплевывался и фыркал после того, как меня окатили из бадьи водой, зачерпнутой в реке. Я понял, что лежу на спине. Надо мной сомкнулся круг лиц: озабоченное – Риса, каменное – Фиц-Алдельма, физиономия коротышки, в доспехах которого я сражался, Фиц-Варина и еще нескольких, незнакомых мне. У одного из чужаков, одетого в тунику из дорогой красной материи, были золотисто-рыжие волосы и пронзительные голубые глаза. Это, должно быть, герцог, решил я. Де Лиль часто пускался в излияния относительно львиной гривы Ричарда.

– С возвращением в страну живых.

В тоне герцога сочетались сострадание и веселье.

– Да-а, сир, – протянул я. Напуганный и оробевший вопреки себе, я не знал, что еще сказать, поэтому не сказал ничего.

– Встать можешь?

– Думаю, да, сир.

Он протянул руку и одним мощным движением поднял меня на ноги. Тем жарким летом я уже был выше большинства мужчин, и тем не менее Ричард возвышался надо мной. С длинными руками и ногами, крепко сложенный, это был настоящий великан. Меча при нем не было, но на кожаном поясе болтался кинжал.

Позабыв про наставления отца, я склонил голову и упал на дрожащее колено.

– Сир!

– Поднимайся, – велел герцог. – А то снова на спине растянешься.

Все захохотали, даже Рис.

– Сир.

Я не обиделся: в голосе Ричарда не слышалось издевки.

– Как тебя зовут?

– Руфус, сир.

Уголки его губ приподнялись.

– Подходящее имечко.

– Рожденный как Фердия О Кахойн, сир, – ответил я и добавил в качестве пояснения: – Я ирландец.

– Я заметил, что французский язык для тебя не родной. Как ты оказался в Стригуиле?

– Я заложник, сир.

– А, тот самый дикарь-ирландец! – полунасмешливо воскликнул Ричард.

Я подавил секундный приступ гнева.

– Сир.

– Ирландцы – могучие воины. По крайней мере, такая ходит о них молва.

Я спал с лица.

– Сейчас я показал себя не лучшим образом, сир.

– Это точно. – Внимание герцога переключилось на Фиц-Алдельма, который счел эти слова признанием его победы и хмыкнул. Но улыбка сошла с его лица, когда Ричард рявкнул: – Назови свое имя и титул!

– Фиц-Алдельм, сир. Рыцарь двора графини.

– Этот Фердия… Руфус – твой оруженосец?

– Нет, сир.

– Рад это слышать, ибо недостойно рыцаря облачать своего оруженосца в такой скверный доспех. – Ричард указал на взятые мною взаймы гамбезон и кольчугу. – Они ему слишком малы.

Лицо Фиц-Алдельма, понявшего, что почва под его ногами нетверда, сделалось настороженным.

– В обычае у рыцарей упражняться, сражаясь друг с другом, а не с заложниками. Так чего ради ты устроил схватку с Руфусом?

Ричард уловил, что здесь не все чисто. Руководствуясь острым чутьем на правду и ложь, герцог допрашивал бы Фиц-Алдельма, пока не добрался бы до истины, не ответь рыцарь так, как он ответил:

– Будучи ирландцем, парень не отличается умениями, сир. Я предложил научить его паре приемов, вот и все.

Фиц-Алдельм с деланым безразличием пожал плечами.

– А что скажешь ты? – потребовал от меня ответа Ричард.

Я давно уже принял решение. Фиц-Алдельм – опасный противник, никогда не стоит об этом забывать. Уж лучше ничего не сказать, подумал я, чем выставить себя слабаком перед герцогом.

– Все так, как он говорит, сир, – ответил я, кивком указав на Фиц-Алдельма. – Мы упражнялись и слегка раззадорились. Слава богу, я не слишком пострадал.

Голубые глаза Ричарда переместились с меня на моего врага, потом скользнули по остальным присутствующим. Приятели Фиц-Алдельма энергично кивали. По счастью, взгляд герцога не упал на Риса. Слишком юный для того, чтобы осознать причины моей лжи, он весь пылал от возмущения. Я зыркнул на него, и малец притих.

– Здесь кроется нечто большее, чем видно глазу, но мне недосуг выяснять, – произнес Ричард, глядя на Фиц-Алдельма. – В будущем обращайся с заложниками графини бережнее. Не подойди я вовремя, душа Руфуса была бы уже на полпути к небесам. Представь, что случится, когда эта новость дойдет до Ирландии. Графиня не обрадуется, если неосмотрительность одного из ее людей разожжет там мятеж.

Фиц-Алдельм пробормотал извинения, но я видел, с какой ненавистью смотрел он на меня, когда герцог заговорил снова:

– Ты должен научиться хорошо обращаться с мечом, Руфус, иначе из тебя не выйдет рыцаря.

– Да, сир, – ответил я, краснея, как юнец, пойманный на том, что пялится на женскую грудь, и ненавидя себя за это.

Ричард пошел дальше, хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание.

– Вернемся к нашему делу. Мне сказали, что кое-кто из вас желает присоединиться к моему двору. Покажите, почему мне следует принять у вас клятву верности.

Я повернулся. Здесь были десятка два рыцарей графини, облаченных для боя. Фиц-Алдельм и его дружки пришли пораньше, чтобы поразмяться. Теперь им предстояло сражаться друг с другом на глазах у герцога. Стянув с себя кольчугу и гамбезон, я вернул их коренастому рыцарю. Мне и Рису пора было уходить – нам не подобало оставаться тут.

«Помни про Кайрлинн, – думал я, пока мы топали по пыльной тропе к донжону. – Англичане – враги. Ричард – враг».

Всю дорогу меня раздирало надвое – половина меня жаждала выставить себя в наилучшем свете перед герцогом Аквитанским.