Текст книги "Ганнибал. Кровавые поля"

Ганнон его не узнал, и озадаченный этим, открыл глаза. Вместо офицера-римлянина он увидел наклонившегося над ним смуглого мужчину, который показался ему отдаленно знакомым.

– К-кто ты? – облизнув губы, спросил он.

– Меня зовут Бомилькар.

– Бомилькар? – Ганнон ничего не понимал, но уже в следующее мгновение его снова поглотил мрак.

Очнувшись, он почувствовал, как что-то холодное льется ему в рот. Вода. Ганнон резко раскрыл глаза. Бомилькар наклонился к нему, держа у его губ чашу. Юноша испытывал всепоглощающую жажду, но его охватил ужас, когда он представил, какая боль его ждет, если он попытается сделать глоток.

– Ты должен попить, – настаивал Бомилькар.

Ганнон видел, как умирали люди от жажды жарким летом в Карфагене, и заставил себя сделать маленький глоток. Горло пронзила страшная боль, но удовольствие от утоления жажды заставило ее немного отступить, и он пил, пока уже больше не мог проглотить ни капли. Потом юноша растянулся на холодном камне, не понимая, куда подевались офицер и его солдаты, но он так устал, что его это почти не беспокоило. Ганнон закрыл глаза.

– Проснись, тебе нельзя сейчас спать!

Юноша почувствовал, что кто-то взял его за руку, и его шею окатила новая волна ослепительной боли.

– Боги, как же больно! Оставь меня в покое! – прорычал он.

– Если хочешь жить, ты должен встать.

Ганнон, наконец, уловил напряжение в голосе Бомилькара и искоса на него посмотрел.

– У тебя карфагенское имя.

– Да. Меня привели сюда, чтобы я переводил слова твоего товарища, помнишь?

Медленно, мучительно Ганнон все вспомнил.

– Ты раб?

По лицу Бомилькара пробежала тень.

– Да.

– Тебя прислали сюда, чтобы ты выяснил, что я знаю? – с подозрением спросил Ганнон.

За дверью послышались какие-то звуки. Кричал мужчина.

Бомилькар быстро взглянул на дверь, но через некоторое время шум стих, и он немного расслабился.

– Нет, я здесь, чтобы помочь тебе выбраться.

– Я… я не понимаю.

– Ты можешь сесть? – Бомилькар протянул к нему обе руки.

Пытаясь понять, что происходит, Ганнон помог ему усадить себя и сразу увидел Богу, висевшего на своих путах. Не вызывало ни малейших сомнений, что он мертв. «Доброго тебе пути, увидимся в другом мире», – мимолетно подумал Ганнон. В следующее мгновение он перевел глаза на жаровню, которая уже остыла. Видимо, прошло несколько часов с тех пор, как римский офицер над ним измывался.

– Где римляне?

– Ушли защищать город.

Ганнон испытал потрясение, которое тут же сменила надежда.

– Здесь армия Ганнибала?

– Да. Римляне вышли ему навстречу, но он остановил их на дороге. Сотни легионеров убиты, многие совсем рядом с городом. Армия Ганнибала наступает со всех сторон и значительно превосходит числом гарнизон. Очень скоро наши солдаты займут бастионы.

Наши люди. В голове у Ганнона все перепуталось, в мыслях царил настоящий хаос. Он не сомневался, что его братья Бостар и Сафон будут в авангарде наступления.

– Сколько времени я здесь?

– День и две ночи. Мы должны уходить. Пера поклялся вернуться и убить тебя, когда станет ясно, что город не выстоит.

– Пера?

– Офицер, который тебя пытал.

– Значит, ты действительно пришел сюда, чтобы меня освободить? – прошептал Ганнон.

– Конечно. Ты же карфагенянин, как и я. Но, если мы не поспешим, все будет напрасно.

Сердце молодого человека наполнилось радостью и благодарностью.

– Спасибо тебе.

– Не за что, – ответил Бомилькар, протягивая руку. – Встать можешь?

У Ганнона от страшной боли кружилась голова, но желание жить оказалось сильнее. Он схватился за руку раба и позволил ему поставить себя на ноги. Только сейчас юноша заметил в другой руке Бомилькара гладиус.

– Где ты его добыл?

Бомилькар подмигнул ему с заговорщическим видом.

– Взял у стража, стоявшего около двери – после того, как разбил ему голову амфорой, а потом перерезал горло его же собственным кинжалом. – Он протянул Ганнону меч. – Мне достаточно ножа. Ты умеешь с ним обращаться?

Ганнон быстро протянул руку, и его пальцы сомкнулись на рукояти. Меч оказался тяжелее его собственного, но, боги, как же хорошо было снова держать в руках оружие… Впрочем, он понимал, что в его нынешнем состоянии вряд ли сможет стать достойным противником легионерам. Ганнон уже собрался отдать меч Бомилькару, когда увидел в его глазах восхищение. Для него появление армии Ганнибала у ворот города было даром богов. И Ганнон промолчал. Несмотря на раны, он имел больше шансов в сражении, чем Бомилькар, который, скорее всего, впервые в жизни прикоснулся к такому оружию.

– Давай, покажи мне ублюдка-римлянина.

Бомилькар улыбнулся.

– Если Баал Хаммон на нашей стороне, в этом не будет необходимости.

– Ты что задумал?

– Я принес такой же, как у меня, плащ. Когда ты наденешь его, люди перестанут обращать на нас внимание. – Стараясь не прикасаться к ране, Бомилькар накинул плащ на плечи Ганнона, потом надел капюшон ему на голову, и тот скрыл его шею. – Мы пойдем к главным воротам. Там сосредоточены основные силы Ганнибала. Они пытаются разбить их тараном, а катапульты устроили настоящий хаос среди защитников на стене.

– Но мы же не можем просто стоять на улице и ждать, когда они ворвутся в город.

– Нет, конечно. Рядом с воротами есть конюшня, которая принадлежит постоялому двору. Совсем рядом. Мы спрячемся в сарае, где хранится сено. Как только наши войдут в город, мы выйдем, и ты назовешься.

– Это легче сказать, чем сделать, – ответил Ганнон, вспомнив рассказы Бостара о безумии, которое охватило солдат Ганнибала, когда пал Сагунт в Иберии. Их вполне могли убить в разразившемся хаосе. Он видел, что Бомилькар его не понял, однако объяснять не стал. – Но это лучшее, что мы можем предпринять. Показывай дорогу.

– Я постараюсь идти как можно медленнее, а ты держись поближе ко мне. – Бомилькар осторожно прокрался к распахнутой двери и выглянул наружу. – Никого.

Не веря в то, что ноги ему подчиняются, Ганнон последовал за ним. Острая боль в шее немного отступила, возможно, от того, что его охватило возбуждение, или от страха. Ганнон не знал ответа, но молил богов, чтобы они не оставили его в своей милости, а если придется сражаться, дали силы противостоять врагу.

Стоявшая в алькове снаружи тусклая мерцающая лампа проливала свет на мертвого легионера, который лежал в расползающейся луже крови, и Ганнон испытал мрачное удовлетворение, когда увидел изумление на лице косоглазого триария. Он надеялся, что ему представится возможность поквитаться с Перой и оставшимися легионерами. «Не спеши, – вмешалась более здравомыслящая часть его сознания. – Ты и с ребенком не справишься, не говоря уже о полном сил солдате». Сейчас главная задача состояла в том, чтобы выжить. Отбросив в сторону жажду мести, Ганнон осторожно обошел лужу крови.

Сырой коридор тянулся от его камеры мимо еще нескольких дверей. Юноша остановился около одной из них и прислушался. Через пару мгновений он уловил едва различимый стон. «Какой еще несчастный находится за дверью?» – подумал он.

– У нас нет времени помогать другим узникам, – прошипел Бомилькар.

Постаравшись не думать о судьбе неизвестного пленника, Ганнон пошел дальше. Каждый шаг причинял ему невыносимые страдания, но он упрямо передвигал ноги, заставляя себя не останавливаться. Поспевать за Бомилькаром было трудно, и Ганнон попросил его немного передохнуть в конце коридора. Гладиус оттягивал ему руку, точно был сделан из свинца, но молодой человек продолжал крепко сжимать его в руке.

Наконец, Бомилькар повернул налево и, показав Ганнону, чтобы тот оставался на месте, осторожно поднялся по каменной лестнице. Вскоре он вернулся, и вид у него был довольный.

– Все так же, как когда я сюда вошел. На посту только один стражник, остальных отослали защищать город.

– Почему он тебя пропустил?

– Я сказал, что Пера приказал мне доставить сообщение стражнику у твоей двери. – Он снова подмигнул Ганнону. – Он ничего не заподозрит, пока мой ножичек не перережет ему глотку.

– Я тоже пойду, – запротестовал Ганнон.

– Нет. Лучше я один. Жди здесь, я тебя позову.

Рана Ганнона начала пульсировать с новой силой, и он смог найти в себе силы, только чтобы кивнуть.

Передвигаясь тихо, точно кошка, Бомилькар исчез на лестнице.

Стараясь не обращать внимания на отчаянно бьющееся сердце, Ганнон прислушивался к тому, что происходило наверху. Тихие голоса, оба добродушные, потом приглушенный смех, стук подбитых гвоздями сандалий по полу, вопрос – и крик, который тут же стих. Упало что-то тяжелое, и снова воцарилась тишина.

Кто умер? Не зная, что произошло, Ганнон поднял гладиус и приготовился встретить смерть с оружием в руках. Когда появился Бомилькар, он с облегчением выдохнул.

– У тебя получилось!

– Вонючий пес даже не понял, что его убило, – в голосе Бомилькара слышалось удивление. – Жаль, что я не сделал этого давным-давно.

Ганнон сумел выдавить из себя ободряющую улыбку.

– В армии Ганнибала у тебя будет много возможностей отточить свое мастерство. Такого воина, как ты, там примут с распростертыми объятиями.

Бомилькар с довольным видом посмотрел на него, но сказал:

– Нам нельзя стоять на месте.

На верхней площадке лестницы имелась маленькая квадратная комната стражи. У одной стены стояла пара пустых коек, в очаге тлели толстые поленья, в разных углах были расставлены масляные лампы. Рядом с очагом лежали бронзовые горшки и кухонные принадлежности, буханки плоского хлеба и кусок мяса. Стражник, которого оставили караулить темницу, растянулся на спине перед огнем, будто обнимая ногами табурет. Из глубокой раны на его шее все еще текла кровь.

Они обошли тело и направились к единственной двери, ведущей наружу. Когда Бомилькар собрался ее открыть, внутри у Ганнона все сжалось. Кто знает, что ждет их там? Карфагенянин заметил его сомнения.

– Мы поднимемся еще по одной лестнице и выйдем во двор перед домом, где расквартирован гарнизон. Там никого нет, всех отправили сражаться на стены.

– Но на воротах наверняка стоят стражники?

– Один.

– Нам придется его убить.

– Это слишком опасно. На улице за воротами всегда много народа. Но рядом с тюрьмой находится кладовая. Мы возьмем по амфоре с ацетумом и скажем, что нам приказали отнести их солдатам на передовой.

– Я должен буду снять капюшон. А вдруг он увидит мою шею?

Бомилькар нахмурился и задумался.

– Он стоит справа от входа и ничего не заметит.

Понимая, что другого пути нет, Ганнон кивнул, мысленно умоляя богов о помощи. Потому что она была им очень нужна – любая.

После того как он столько времени провел в подвале без окон, Ганнон почувствовал себя немного странно, когда вышел во двор. Холодный воздух жалил рану, но одновременно заставил боль немного отступить. Юноша окинул взглядом мощеный двор, окруженный по периметру бараками. Нигде никого. Небо у него над головой было окрашено в темно-красные и розовые тона. Уже наступило раннее утро, и солнце, наконец, заняло свое законное место, обещая грядущее кровопролитие. Бомилькар показывал дорогу, и вскоре они оказались в небольшом хранилище, где взяли по маленькой амфоре. Ганнон споткнулся, когда пристраивал свою на плече, и все его тело мгновенно наполнила сильная боль.

– Теперь он не увидит.

Бомилькар с одобрением на него посмотрел.

– Хорошая мысль. Ты сумеешь дойти до первого угла? Там можно отдохнуть.

– Мне придется.

Ганнон напряг колени, чтобы удержаться на ногах. Я должен туда добраться.

Не говоря больше ни слова, они пересекли по диагонали двор и направились к главным воротам. Бомилькар не стал останавливаться, когда они к ним подошли, Ганнон с трудом держался на ногах и смотрел в землю прямо перед собой. С каждым новым шагом гладиус, который он спрятал под туникой, под мышкой, казалось, вот-вот выскользнет из-под руки. Ему оставалось только сильнее прижать его к боку и молить богов о милости.

– Куда собрались? – послышался сердитый голос.

– Мы несем немного ацетума для бойцов на бастионы, господин, – ответил Бомилькар.

– По чьему приказу?

– Одного из центурионов, господин. Я не знаю его имени.

На мгновение стражник погрузился в молчание.

– Тогда поторопитесь! Мои товарищи наверняка умирают от жажды.

Пробормотав слова благодарности, Бомилькар свернул налево; Ганнон, который видел только ноги и калиги стражника, едва поспевал за Бомилькаром, но, несмотря на сильную боль, не осмеливался замедлить шаг. Он чувствовал, как глаза солдата буравят ему спину, и его начала охватывать паника, но он постарался ее прогнать.

– Эй!

Ганнон чуть не уронил амфору.

– Не останавливайся. Делай вид, что ты не слышал! – прошептал Бомилькар, не поворачивая головы. – Он не может оставить пост.

– Эй, ты! Раб!

Они продолжали идти дальше. Десять шагов, потом двадцать. Стражник выругался, но не стал их догонять. Когда Бомилькар свернул направо, на более широкую улицу, Ганнон не сдержал радостный возглас. Его рана и мышцы шеи отчаянно протестовали, и он чувствовал, как что-то течет на тунику. Завернув за угол, он разжал пальцы, державшие амфору, но Бомилькар успел ее подхватить, прежде чем она ударилась о землю.

– Осторожнее! Если она разобьется, ты привлечешь к себе внимание. И твой меч тоже. – Он засунул выскользнувший гладиус обратно под тунику Ганнона.

– Прости.

Молодой человек прислонился к стене, чувствуя, что ему наплевать. Все силы у него уходили лишь на то, чтобы не упасть на землю.

Бомилькар заглянул за угол.

– Нам везет. Стражник стоит на месте.

– Хорошо. Я все равно не смог бы от него убежать. – Несмотря на холод, по лицу Ганнона стекал пот.

– В таком состоянии тебе не добраться до постоялого двора. Я избавлюсь от амфоры, а ты надень капюшон и жди здесь.

Ганнон не спорил, он даже не заметил, как Бомилькар ушел. Он закрыл глаза, сражаясь с приступами тошноты, которые сменяла острая боль, пожиравшая тело. Юноша смутно слышал испуганные голоса людей, проходивших мимо по улице, а еще имя «Ганнибал», произнесенное несколько раз. «Всё так, ублюдки, – подумал Ганнон. – Он скоро за вами придет».

– Готов?

Ганнон вздрогнул от неожиданности, услышав вопрос Бомилькара.

– Что ты сделал с амфорами?

– Оставил в конце переулка, – в голосе Бомилькара прозвучало беспокойство. – Ты сможешь идти дальше?

Ганнон собрал остатки сил и выпрямился.

– Я здесь не останусь.

– Хорошо. – Зубы карфагенянина сверкнули в широкой улыбке. – До постоялого двора двести пятьдесят шагов. Мы пойдем очень медленно. Притворись рабом. Ни на кого не смотри.

Сжав зубы, Ганнон поплелся за своим спасителем. Ему показалось, что они шли целую вечность. По большей части люди спешили оказаться как можно дальше от ворот, мужчины уводили жен и семьи подальше от сражения. Рабы бежали за ними, нагруженные добром своих хозяев, или вели за собой мулов с едой и одеялами. «Куда они все идут?» – промелькнул вопрос в голове Ганнона. Им не спастись. Город наверняка окружен. Несколько солдат быстро шагали в том же направлении, что и они, но были погружены в обсуждение происходящего и не обратили на них внимания. Ганнона это обрадовало; он понимал, что в сражении с ними у него не будет ни единого шанса. Вес амфоры отвлек его от боли в шее, но сейчас она вспыхнула с новой силой, окатывая все тело обжигающими волнами, которые добирались даже до пальцев ног. Перед глазами у него то и дело вспыхивали ослепительные искры, и он изо всех сил старался удерживать рвоту. У него так кружилась голова, что он не слишком отчетливо видел перед собой Бомилькара, и, собрав оставшиеся силы, пытался удерживать в поле зрения спину карфагенянина. Ганнон считал шаги десятками, каждый раз ставя перед собой новую цель, и, когда ему сопутствовал успех, радовался так, будто пробежал милю; но к тому времени, когда Бомилькар остановился, он уже едва держался на ногах.

– Мы почти пришли. Еще пятьдесят шагов, и мы на месте.

Ганнон посмотрел в конец улицы и увидел слева дом с вывеской, изображавшей мужчину с луком и стрелами, и надписью «Приют охотника».

– Это он.

Они уже отчетливо слышали шум сражения, и сердце Ганнона наполнилось ликованием. Глухой грохот говорил о том, что солдаты Ганнибала атакуют ворота при помощи тарана. Более тихие звуки означали, что катапульты осыпают бастионы каменными снарядами. Кричали мужчины. Но самое главное – до них доносился звон оружия. Значит, Ганнибал уже здесь!

– Ты слышишь?

Бомилькар нахмурился.

– Что?

– Звон металла, соприкасающегося с металлом. Это означает, что солдаты Карфагена добрались до бастионов. Нам нужно поспешить. Мы должны где-нибудь спрятаться, пока они не очистили улицы возле ворот.

Бомилькар быстро оглядел улицу, потом взял Ганнона за правую руку и, положив ее себе на плечо, прижал своей правой рукой.

– Я смогу, – запротестовал юноша, но карфагенянин не обратил на его слова ни малейшего внимания.

Благодарный за помощь Ганнон не стал больше возражать. Он почти не помнил конца их путешествия. Мимо, хромая, прошла пара раненых солдат, направлявшихся к лекарю. Ребенок бросил на странных рабов удивленный взгляд. Конюх в конюшне посмотрел с подозрением, но тут же расслабился, когда Бомилькар вложил ему в ладонь несколько монет. Сарай, заполненный сеном. Заржала лошадь. И больше ничего.

Солдаты из фаланги Сафона радостно завопили, когда ворота треснули, а потом упали внутрь. В воздух поднялись тучи пыли от разбитых деревянных планок, галлы бросили таран и с громкими криками, точно одержимые, ворвались в образовавшийся проход. Сотни их соратников, с нетерпением ждавших этого мгновения, последовали за ними. Вооруженные до зубов воины с обнаженной грудью, в туниках или кольчугах промчались за ворота и набросились на поджидавших их римлян. Сафон и его люди одобрительно взревели. Они войдут в город после того, как галлы раздавят потрясенных легионеров.

Сафона наполнило ослепительное чувство гордости. Он был приземистым, с широким носом и черными вьющимися волосами – весь в отца. Он находился здесь, потому что Ганнибал не потерял веры в него. Его фаланга первой из армии Ганнибала войдет в Виктумулу. Им не грозит серьезная опасность, но зато представится прекрасная возможность убить столько римлян, сколько встретится на пути. Ганнибал лишил их права на жизнь. И чем больше врагов умрет, тем веселее. Полководец отдал приказ, и он, Сафон, исполнит его до последней буквы. Как и его братья, он вырос на историях о злодеяниях Рима против Карфагена. Эта война и это сражение давали шанс им отомстить. А если повезет, он сумеет захватить хранилища с зерном и тем заслужит одобрение Ганнибала.

Сафон сомневался, что они найдут Ганнона, но это возможно. Он решил, что нужно проверить все строения гарнизона. Отец будет доволен, если ему удастся отыскать тело брата. Несмотря на ревность к Ганнону, который всегда был любимцем Малха, Сафон считал, что его младший брат заслуживает достойных похорон.

Он бросил презрительный взгляд в сторону фаланги Бостара. Наконец он получил признание Ганнибала и обошел брата. Жаль, что его не видно. Перед тем как войти в город, Сафон хотел бы насладиться несчастным выражением его лица. Неожиданно он почувствовал возбуждение солдат у себя за спиной. Их ряды раскачивались, делая шаг вперед, потом назад. Позади них большой отряд иберийских всадников требовал, чтобы он вел своих людей вперед. Пришла пора действовать. Ведь на него смотрел сам Ганнибал.

– Стройтесь, шеренги по шесть, сомкнуть строй. Первый ряд и на флангах, поднять щиты. Будьте готовы к обстрелу и приготовьте копья.

Встав в центре первой шеренги, Сафон медленным шагом повел копейщиков вперед. Он внимательно изучал бастионы, чтобы не пропустить атаки врага, и с радостью обнаружил, что защитники сосредоточили все силы на галлах, которые спрыгивали на бастионы с полудюжины лестниц. Сафон продолжал смотреть по сторонам, пока они не оказались у стены. Но и здесь он не позволил себе расслабиться. Даже один легионер с дротиком может представлять серьезную опасность.

Они прошли под аркой ворот, наступая на разбитые доски. Еще несколько шагов, и его глазам предстали результаты кровавой бойни: улица, усеянная телами, по большей части римлян, глубокие рваные раны на шеях, груди и конечностях, многие обезглавлены. И все вокруг окрашено в алый цвет крови. Повсюду валялось оружие, брошенное солдатами, которые пытались спастись бегством. Сафон еще больше зауважал галлов, получив подтверждение эффективности их атак на запаниковавшего врага.

– Надеюсь, они оставили и для нас парочку римлян, – крикнул он.

Его солдаты издали в ответ леденящий душу вопль.

Они двинулись по главной улице, а иберийцы рассредоточились по боковым. Сафон не знал, что Ганнон, все еще живой, находится совсем рядом. И что его судьба висит на волоске.

Ганнон очнулся от криков, потом услышал проклятья и стоны. Когда он открыл глаза, боль в шее обожгла его с новой силой, но то, что он увидел, заставило забыть о себе. На одной из балок с веревкой вокруг шеи висел Бомилькар. Кусок ткани, обмотанный вокруг головы, почти не давал ему дышать. Трое иберийских пехотинцев стояли, образовав круг, и пинали Бомилькара ногами, подталкивая его друг к другу. С каждым новым ударом Бомилькар пытался сохранить равновесие и не упасть. Иначе он бы просто задохнулся. Иберийцы по очереди прикладывались к треснутой амфоре, и по их раскрасневшимся лицам Ганнон понял, что они уже достаточно выпили. Скорее всего именно по этой причине Бомилькар был жив. Впрочем, сколько еще он сможет продержаться, Ганнон не знал. Один из солдат вытащил свою фалькату и принялся точить ее оселком для правки.

«Почему они не поступили так же со мной?» – подумал Ганнон и, пошевелив рукой, все понял.

Из сена торчала только его голова. Бомилькар набросил на него сено, как одеяло, и иберийцы попросту его не заметили. С бьющимся сердцем Ганнон снова откинулся на кучу сена. Если он не будет шевелиться, они не найдут его укрытие, которое находилось в пятнадцати шагах от них, в глубине сарая. Завтра утром он спокойно выйдет на улицу и отыщет своих родных.

Но радость тут же испарилась под давлением чувства вины. Чтобы это сделать, ему придется смотреть, как умирает Бомилькар, замученный так же, как его истязал Пера. Ганнон не мог так поступить, как не мог убить Квинта, когда тот попал в засаду. Значит, следовало действовать, и быстро. Ганнон почувствовал, как что-то жесткое упирается ему в бок, и вспомнил про гладиус; но он не сомневался, что если встанет, держа его в руке, умрет сразу и мгновенно. Лучше быть безоружным – тогда он не покажется иберийцам опасным. Ганнона окатила новая волна страха. А что, если они плохо знают карфагенский язык и он не сможет объяснить им, кто он такой? Многие в нижних слоях армии Ганнибала либо вовсе не говорили на его родном языке, либо почти не говорили. Впрочем, в этом не было нужды, потому что у них имелись офицеры, понимавшие карфагенский.

Солдат с фалькатой в руке проверил большим пальцем, достаточно ли остер меч, удовлетворенно оскалился и перевел взгляд на Бомилькара.

Ганнон решил, что ему придется рискнуть. В противном случае будет слишком поздно. Отбросив в сторону сено, он сел, стараясь не касаться гладиуса.

Иберийцы по-прежнему его не замечали, поэтому он встал и откашлялся.

В следующее мгновение к нему повернулись три изумленных лица, иберийцы замерли, но тут же вытащили оружие и бросились к нему.

– ГАННИБАЛ! – выкрикнул Ганнон так громко, как только мог.

Все трое резко остановились.

– Ганнибал и мой командир! – сказал Ганнон на карфагенском языке. – Вы понимаете?

Двое солдат тупо уставились на него, третий нахмурился и быстро что-то спросил на своем языке.

Ганнон не понял ни слова. Он повторял имя Ганнибала снова и снова, но его попытки не принесли успеха. Подняв вверх мечи, иберийцы двинулись к нему, напомнив о том, какими они могут быть опасными на поле боя. «Не получилось, – устало подумал Ганнон. – Я мертвец».

И тут один из них показал на него и задал новый вопрос.

Ганнон, ничего не понимая, посмотрел вниз, потом на их малиновые туники и на свою красную. Сообразив, в чем дело, он, точно маньяк, принялся размахивать краем туники.

– Да, я командир фаланги! Копейщики из Ливии! Ливийцы!

– Фа… ланга? – повторил один из иберийцев и добавил на карфагенском с сильным акцентом: – Ты из Карфагена?

– Да! Да! – вскричал Ганнон. – Я из Карфагена! И он тоже!

Напряжение отступило, и ветер унес запах смерти. Неожиданно иберийцы дружно заулыбались.

– Карфагеняне! – взревели они. – Ганнибал!

Бомилькара развязали под пространные извинения, и обоим тут же предложили вина. Когда они увидели рану Ганнона, все трое возмущенно заворчали, и один из иберийцев протянул Ганнону кусок чистой тряпки, потребовав, чтобы тот обвязал им шею.

– Лекарь, – твердил он. – Тебе к… лекарю.

– Я знаю, – ответил Ганнон. – Но сначала мне нужно найти отца или братьев.

Ибериец не понял, но, уловив волнение в его голосе, приказал:

– Подожди.

Ганнон с радостью повиновался. Сидя рядом с Бомилькаром и чувствуя, как вино согревает тело, он ощущал себя почти человеком.

– Мы справились, – сказал он. – Спасибо тебе.

Бомилькар улыбнулся.

– Поверить не могу. Я свободен после пяти лет рабства.

– Ты получишь щедрое вознаграждение за то, что сделал для меня, – поклялся Ганнон. – И я всегда буду твоим должником.

Они пожали друг другу руки, закрепляя дружбу.

Вскоре вернулся ибериец, который привел офицера, немного говорившего на карфагенском. Услышав историю Ганнона, тот приказал принести носилки и отправил гонца к Малху.

– Мне нужно сначала увидеть отца, – настаивал Ганнон.

– Ты бледен, как призрак. Он найдет тебя у лекарей, – ответил офицер.

– Нет… – Ганнон попытался встать, но у него подкосились ноги.

Это было последним, что он помнил.

Очнувшись, юноша услышал громкие голоса, в голове у него возникли образы иберийцев, мучающих Бомилькара, и он быстро открыл глаза. Но, к своему несказанному удивлению, увидел Бостара, который сердито размахивал руками и что-то говорил кому-то, кто находился за пределами поля зрения Ганнона. Над головой у себя он разглядел потолок палатки, и он лежал на кровати, а не в сене в сарае.

– Где я?

– Благословение богам! Он к нам вернулся! – вскричал Бостар, и выражение его лица смягчилось, когда он спросил: – Как ты себя чувствуешь?

– Наверное, х-х-хорошо. – Ганнон невольно поднес руку к шее и успел нащупать там толстую повязку, прежде чем Бостар положил на его руку ладонь.

– Не трогай. Лекарь сказал, что твоя рана только начала заживать.

Ганнон чувствовал в месте ожога тупую пульсацию.

– Болит уже меньше.

– Это благодаря соку мака, которым лекарь поил тебя три или четыре раза в день.

Перед глазами Ганнона промелькнуло сразу несколько картин, и он смутно вспомнил, как ему в рот кто-то вливает что-то очень горькое.

– Бомилькар рассказал нам многое из того, что произошло, – сказал Бостар, но в его голосе Ганнон уловил вопросительные интонации.

Он сумел сесть и тут же поморщился, когда рана отозвалась волной боли.

– После того, как меня захватили в плен?

– Да, – мягко ответил Бостар. – А Мутт поведал о том, что было до того.

Ганнон заметил, как любимый брат перевел глаза на его шею.

– Там все плохо, да? – спросил он.

Бостар промолчал.

– Что сказал лекарь? – продолжал расспрашивать молодой человек.

– Сначала – что ты умрешь. Но ты пережил первую ночь и день, потом следующие ночь и день. Мы все очень обрадовались. – Бостар посмотрел на Сафона, который кивнул в подтверждение его слов. – Если молитва помогает, тогда к твоему выздоровлению приложили руку боги. Мы почти все это время провели на коленях. Даже отец к нам присоединился.

Ганнону было приятно видеть облегчение на лицах братьев, особенно Бостара.

– Как долго я спал?

– Шесть дней, – ответил Бостар. – Однако опасность миновала только вчера, когда отступила лихорадка. Лекарь говорит, что рана стала суше и начала заживать.

– Это не рана. Это латинская буква «Б», – с горечью в голосе сказал Ганнон. – Первая в слове «беглый».

– Но ты же не раб! – возмущенно вскричали оба брата.

– Я сказал офицеру, который меня допрашивал, что был рабом, – объяснил Ганнон. – Он же захотел поставить на мне клеймо беглого раба, чтобы я прожил с ним те несколько часов, что мне оставались. Метил в самый центр лба, но я успел в последний момент увернуться. Уж лучше пусть клеймо стоит на шее, верно? – Он мрачно улыбнулся.

Однако его братья оставались серьезными.

– И куда подевался тот грязный сукин сын? – в ярости выкрикнул Сафон.

– Думаю, ушел защищать стены города. И это единственная причина, по которой я остался в живых. Бомилькар наверняка рассказал вам, как он пришел и убил стражника, охранявшего меня. Если бы не он… – Ганнон не договорил.

– Да. Он хороший человек, и его заслуги перед нашей семьей не будут забыты, – сказал Бостар. – Жаль, что мы не знали о случившемся, когда вошли в Виктумулу. Хотя искать тебя было все равно что пытаться найти иголку в стоге сена.

– Многим римлянам удалось сбежать? – спросил Ганнон; он понимал, что мерзавец, вроде Перы, смог бы найти способ скрыться даже из захваченного города.

– Только негражданам, но и их мало, – ответил Сафон со злобной усмешкой. – Наши люди не знали имени твоего мучителя, но, можешь не сомневаться, он сейчас не живее облепленного мухами трупа, который провисел на кресте неделю.

– Я бы хотел прикончить его собственными руками, – сказал Ганнон, подумав, что, как это ни странно, ему повезло, что Пера отказался даровать ему быструю смерть. Если бы римлянин выполнил его просьбу, он бы здесь не лежал… Впрочем, молодому человеку очень хотелось, чтобы Пера умер под собственные пронзительные крики.

– У тебя будет достаточно возможностей убить множество таких, как он, – утешил его Сафон. – Нам навстречу идут новые римские армии.

– Это хорошо! – Ганнон мечтал о том, чтобы побыстрее наступил момент, когда он сможет принять участие в сражениях.

Ему отчаянно хотелось отомстить за то, что с ним сделали. Конечно, он бы с радостью отплатил Пере, но и любой другой римлянин подойдет.

– Скоро мы отправляемся на юг. Ганнибал хочет, чтобы мы все, включая тебя, приготовились к переходу.

– Он обо мне спрашивал? – удивился Ганнон.

– Спрашивал? Он навещал тебя, дважды, – провозгласил Сафон.

– Он сказал, что у тебя больше жизней, чем у кошки! – Бостар подмигнул младшему брату. – Даже он слышал разговоры наших копейщиков о том, что ты – нечто вроде их талисмана. «Пусть принесет нам удачу на марше», – так сказал Ганнибал.

Сердце Ганнона наполнилось радостью. Значит, полководец простил его, что было совсем уж неожиданно. Его необдуманный поступок все-таки принес пользу.