Текст книги "Дети улиц"

21
Цирковой

К полудню большая палатка уже стояла, и на арене насыпали опилки. Мадам Джаглини не было почти целый день, она вернулась на закате, как раз когда вокруг поля зажглись фонари, висевшие на деревьях. Палатку освещал желтый свет от газовой горелки. В сумерках Джим и Антонио стояли у ворот на поле, колотя в барабаны, а цирковая труппа шла вокруг палатки, дудя в охотничьи рога и трубы. Над головами у них сновали летучие мыши, похожие на большие черные тряпки.

На дороге послышался скрип колес. Дети обрадовались.

– Люди идут, люди идут!

У откинутого полога палатки стояла мадам Джаглини и собирала деньги, выкрикивая:

– Заходите! Заходите, и вы увидите величайшее представление на земле! Увидите летающих лошадей Аравии! Увидите мадам Бомбардини, летящую по воздуху! Увидите Самого Сильного Человека в Мире!

Джим и Антонио вбежали в палатку, пробрались под ряды скамеек и сидели там на корточках, под ногами топочущей от нетерпения публики. На них сыпались кусочки апельсиновой кожуры и ореховые скорлупки. Антонио улыбался Джиму.

Теперь все будет хорошо. Все будет хорошо. Сегодня Джим будет спать в зеленом фургоне, где на двери есть медный молоточек, а завтра будет помогать разбирать большую палатку. Будет маршировать в процессии вместе со всеми, со своим барабаном. Собирайтесь! Собирайтесь! Он закрыл глаза, позволяя музыке и голосам окутать его, как коконом.

Антонио слегка толкнул его локтем в бок. Зарокотали барабаны. Заволновалась толпа. Мистер Джаглини вышел на арену и щелкнул кнутом, призывая всех замолчать. Оркестр затрубил, и на арену выбежали красивые лошади, сильные и стремительные, грохочущие копытами и встающие на дыбы. Джаглини снова щелкнул кнутом, и все лошади встали на задние ноги, и в круг галопом влетела еще одна лошадь, на спине у нее стояла женщина в короткой муслиновой юбочке. Толпа возликовала, и она сделала эффектное сальто.

– Раз, два, три! – крикнул Джаглини.

– Четыре! Пять! Шесть! – ревела толпа.

Женщина переворачивалась снова и снова, и каждый раз становилась на ноги, улыбаясь и гордясь собой. Джим кричал от восторга и хлопал в ладоши. Ему хотелось встать и закричать:

– Ура цирку Джаглини!

Именно в тот момент, когда лошади развернулись, взмахнув хвостами и встав на дыбы, демонстрируя красивые длинные ноги, Джим увидел то, что не думал увидеть больше никогда в жизни. Полог шатра вдруг приподнялся. Со своего места мальчик мог разглядеть только лицо мадам Джаглини, на котором читались любопытство и нетерпение. Увидел ее руку, протянутую за монетой. А рядом с ней было другое лицо, похожее на призрак, едва различимое в свете фонаря, – почерневшее квадратное лицо, с волосами, похожими на растрепанный тростник, и выпуклыми, похожими на лампы, глазами.

22
Снова в бегах

Далеко за спиной Джим слышал бой барабанов, звук труб и тромбонов, рев толпы. Мальчик остановился, чтобы оглянуться, и увидел свечение огромной палатки и темные силуэты фургонов, расставленных по краям поля. Но с такого расстояния он уже не мог разглядеть, который из них принадлежит Джаглини.

Он снова повернулся и побежал, пока не понял, что больше у него нет сил. Он добежал до амбара, стоявшего неподалеку от дома фермера. Дверь была открыта. Он заполз внутрь и спрятался в кучу соломы. Последней мыслью, прежде чем сон одолел его, было воспоминание о том, что сказал ему давным-давно Креветка.

«Я лучше буду спать в сарае, полном крыс, как пару раз мне уже доводилось это делать».

Джим прислушался к шорохам, звучавшим вокруг него.

«Что ж, – подумал он, – крысы – очень даже милая компания, братишка. По крайней мере, они знают, где тепло и сухо, вот так-то».

Его разбудил крик жившего на ферме петуха и лучи солнца, пробивавшиеся сквозь крышу сарая. Джим лежал тихо, напряженно прислушиваясь, как фермеры выходят в поля. Когда их голоса стихли вдали, он вышел из амбара. Вокруг него закудахтали куры, а затем разбежались. Пошатывающаяся на ходу старуха вышла из дома, неся два больших ведра. Она прошла мимо сарая, где затаился испуганный Джим, юбками подметая помет столпившихся вокруг нее кур. Направлялась она в коровник. Джим слышал, как она разговаривает с коровами, слышал негромкое мычание животных.

Он снова осмелился вылезти из амбара. Старуха оставила открытой кухонную дверь. Джим заглянул внутрь. Увидел на столе хлеб, оставшийся после того, как позавтракали мужчины, пироги, сыр и большой кувшин молока. Возможно, если бы он попросил женщину, она дала бы ему еды. А может, заперла бы его в дальней комнате и позвала бы Грязного Ника. Джиму казалось, что он больше никогда никому не сможет доверять. Мальчик окинул взглядом двор и, прошмыгнув в кухню, стал запихивать в рот как можно больше еды и набивать ею карманы. Услышав скрип на лестнице, он сделал большой глоток из кувшина и отчаянно схватил последнюю пригоршню сыра. Повернувшись, Джим увидел девочку на ступеньках, прикрывавшую ладошкой рот. Он уронил кувшин и побежал. Девочка с криком бросилась за ним, кувшин покатился по выложенному плиткой полу. Старуха вышла из коровника, залаяли собаки на ферме. Джим бежал, как заяц, за которым гонятся гончие, пытаясь выбраться на дорогу.

Мальчик понятия не имел, где находится. Река была далеко, и он уже не видел никаких признаков деревень. Мимо прогрохотал дилижанс, и он юркнул к росшим вдоль дороги деревьям, отворачивая лицо от пыли и любопытных взглядов пассажиров. Что, если одним из них окажется Грязный Ник, которого раздирает жажда мести?

Мальчик продолжал идти вперед. Поврежденная нога очень сильно болела. Он прошел мимо семьи нищих, которые брели босиком и несли на спинах узелки.

«Что ж, по крайней мере тебе не нужно ничего нести, – сказал он сам себе. – Можешь считать, что тебе повезло, братишка».

Он шлепал по дороге разваливающимися ботинками. Гвозди вывалились, и подошвы теперь походили на высунутые языки.

«Выброси их в канаву», – сказал он сам себе, зная, что не сможет сделать этого. Это были ботинки Лиззи, оставшиеся с давних времен. Они были единственной вещью, которую он мог назвать своей, не считая собственного имени. Мальчик снял их и положил по одному в карман. Теперь он не слышал даже своих шагов. Время от времени во вспаханных полях раздавался крик чибиса. Джиму казалось, что он идет уже целую вечность вдоль тихих дорог, над которыми раскинулось огромное серое небо. Он постоянно прислушивался, поскольку ему казалось, что Грязный Ник выглядывает из-за каждого дерева, а его насмешливый свист чудился ему в пении каждой птицы.

– Иди вперед, братишка, – напомнил он себе. – Дорога обязательно куда-нибудь приведет.

Наконец он подошел к указателю. Это была магическая штука, и мальчик это почувствовал. Он провел пальцем по буквам, читая их одну за другой.

– ГОРОД ЛОНДОН, – произнес он. – Ты возвращаешься домой! – прошептал он. – Рози живет в городе Лондоне, Джим!

Он съел немного еды под этим магическим указателем и снова пустился в путь, на этот раз стараясь идти быстрее. Солнце садилось, заливая окрестные поля красным светом, но воздух становился все более туманным и грязным. Лондон был близко, и мальчик знал об этом.

23
И снова Креветка

Все было вроде как знакомым, но в то же время не таким. Джим шел рядом с рекой, верфью и складами, но домов не было. Повсюду, куда бы он ни взглянул, люди работали молотками или лопатами, взваливали на тележки огромные камни, подносили к воде большие деревянные доски. Остовы домов распадались, превращаясь в горы пыли. А дом Рози и лодочный сарай, где он впервые смотрел на реку, исчезли.

Джим смотрел, не веря своим глазам, на окружавшие его развалины. Ему казалось, что весь город разрушили, чтобы построить новый.

– Что происходит? – спросил он у одной женщины, которая напомнила ему Рози: у нее были полные руки, а голова и плечи были замотаны коричневым платком.

– Строят новый док для всех тех лодок, – ответила она, не отводя взгляда от рабочих. – Чудесно! Говорят, здесь работает более двух тысяч человек. Ты представляешь! Я и не знала, что в целом мире наберется две тысячи человек! – И она рассмеялась хриплым, похожим на скрежет, смехом.

– А что стало со всеми домами? – спросил у нее Джим. – И с людьми, которые здесь жили? И где Рози?

Женщина снова рассмеялась, потирая руки.

– Рози? Я знаю дюжину Рози, и все они потеряли свои дома. Понятия не имею, куда подевалась хотя бы одна из них.

Джим пошел прочь от нее. Она была в таком восторге от строителей, что могла стоять и смотреть на них целый день, мальчик в этом не сомневался.

«Ты сам по себе, братишка, и не ошибись. У тебя никого нет».

Джим, не узнавая ничего вокруг, совершенно растерялся. Он так привык к путешествиям на «Лили» в молчаливой компании Грязного Ника, что забыл, каково это – находиться в городе, с его грязными улицами, постоянной толчеей и зловонием толпы. Он шел вперед в безумной надежде увидеть Рози. Он увидел женщину, продающую морепродукты, подбежал к ней, спросил, не может ли чем помочь.

– Помочь мне? – рассмеялась та. – Чем ты можешь мне помочь, мальчишка?

– Я могу танцевать и кричать: «Креветки! Моллюски!» – сказал он ей. – К тебе придет больше людей, они будут покупать у тебя. Я так делал для Рози.

– А когда они придут, ты обчистишь их карманы, и нам обоим достанется, – сказала женщина. – Нет уж, спасибо. Убирайся.

Джим отошел от нее. Затем начал подпрыгивать, поглядывая на женщину, чтобы удостовериться, что она смотрит на его беспомощный танец. Он был так расстроен, так устал и так голоден… Ему совсем не хотелось плясать. Нога болела. В глубине души он чувствовал себя очень несчастным, и ему казалось, что душа у него почернела от грусти. Женщина покачала головой и пошла прочь.

– Дайте нам немного креветок, леди! – плаксиво кричали ей вслед уличные мальчишки. Она не обращала на них внимания.

Джим сел на корточки, а рядом с ним присел один из мальчишек.

– Ты напоминаешь мне Попрыгунчика Джима, – сказал он. – Он приходил сюда раньше.

Джим поглядел на него.

– Ты, случайно, не знаешь мальчика по имени Креветка, а?

– Конечно, знаю! – рассмеялся мальчик. – Креветку все знают.

Мальчик вскочил и побежал прочь, а Джим изо всех сил пытался поспеть за ним, проскакивая между тележками и ларьками, стоявшими на рыночной площади. Темнело, и на ларьках зажигали красные восковые свечи, освещавшие фрукты и рыбу. Мальчишка схватил несколько яблок, пробегая мимо одного из ларьков, Джим поступил так же. Они похватали еще сыр и пироги, мальчик снял кепку и сложил в нее весь улов. Джим приободрился. Ему даже не верилось, что он снова увидит Креветку, спустя столько времени. И продолжал бежать, понимая, что все это время в голове у него звучал голос Креветки.

«Подожди, я тебе еще расскажу обо всем, что делал, братишка! – думал он на бегу. – Устанешь слушать, точно говорю тебе».

С тыльной стороны рынка было несколько сложенных в кучу деревянных ящиков, в которых раньше лежал индийский чай и пряности из Занзибара, и маленький мальчик стал пробираться между ними. Он остановился рядом с перевернутым ящиком, набитым соломой. На соломе в густой тени лежал тощий, бледный, похожий на призрака мальчик – груда костей, одетая в грязные лохмотья.

– Вот Креветка, – сказал Джиму мальчик. – Только ему плохо сейчас. Очень плохо.

Он высыпал из кепки украденную еду.

– Креветка, – сказал он, – я принес тебе поесть и все такое, как и обещал. Только я не могу остаться, мне нужно еще кое-что сделать. Но тут кое-кто пришел повидаться с тобой. – Он пригласил Джима занять его место, а сам убежал прочь.

Джим с трудом пробрался между ящиками.

– Креветка! – произнес Джим. Он чувствовал себя ужасно неловко. – Это я, Попрыгунчик Джим. Помнишь?

Мальчик не ответил. Джим слышал только его хриплое дыхание.

– Ты в порядке? – Он почти не видел его, только рыжие космы торчали над бледным лбом. Его пальцы затрепетали, словно бледные моли, когда он потянул на себя мешок.

Джим опустился на колени и, разломив апельсин, выдавил сок в рот Креветке.

– Когда тебе станет лучше, – сказал он, – мы будем ходить всюду вместе, как ты и хотел.

Он старался говорить бодро, но в глубине души был ужасно напуган. Мальчик долго сидел, прислушиваясь к тому, как хрипит и булькает в горле у Креветки. Рынок продолжал шуметь до позднего вечера, и задолго до того, как он затих, Джим забрался в ящик из-под чая рядом с Креветкой, чтобы попытаться его согреть.

24
В поисках доктора

На следующее утро Джим начал искать мешки и солому, надеясь устроить Креветку поудобнее. Ему удалось приподнять приятеля, чтобы тому было легче есть. Но мальчик почти не притронулся к еде.

– Креветка, – испытывая некоторую неловкость, произнес Джим, – что с тобой?

– Старость, братишка.

В глубине души Джим опасался, что это может быть холера. Он знал, что от нее многие умирают.

– Что случилось, Креветка?

– Отметелили меня, вот что. Тот старый джентльмен дал мне гинею, честное слово. Наверное, думал, что это фартинг, но дал мне гинею, вот те крест. Думаю, ему понравилось мое милое лицо.

– Я тебе верю.

– И я побежал по улице. Какой-то гаврик сказал, что я обманул старого джентльмена и должен вернуть деньги. Когда я отказался это сделать, они начали пинать меня и бить, словно тряпичную куклу. Но я не собирался отдавать свою гинею, понятно? Мне ее подарили. Я скорее отдал бы ее матери, чем тем гаврикам. Поэтому я сунул ее под мышку. Ну да все равно, побили меня как следует. Когда я пришел в себя, куртки у меня не было, и гинеи вместе с ней. И шнурков тоже. Потом парни притащили меня сюда.

– Тебе надо в госпиталь.

Креветка испугался:

– Не хочу я в госпиталь. Не хочу.

Он был настолько напуган, что попытался выбраться из ящика, перевернув котелок с водой, которую принес ему Джим.

– Я не поведу тебя туда, – пообещал Джим. – Только если ты попросишь.

Вскоре Креветка задремал. Джиму было страшно смотреть на него, все напоминало о тех днях, когда болела мать. Он боялся оставить его одного и боялся остаться с ним. Когда Креветка проснулся, то закашлялся так, что едва не переломился пополам. После приступа он откинулся назад, измотанный и уставший.

– Думаю, я муху проглотил, Джим, – сказал он. – Наверное, спал с открытым ртом, – и он снова начал проваливаться в сон.

Джим рассказал ему о дедушке Рози и Грязном Нике, и о Снайпе тоже. Рассказал ему о той страшной ночи, когда он думал, что убил Грязного Ника, о цирке и о том, как Грязный Ник появился в большой палатке.

– Духи обычно белые и тощие, а не черные, как уголь, с горящими глазами, – фыркнул Креветка.

Когда Креветка снова уснул, Джим отправился на поиски еды и помощи. Один лоточник бросил в него головкой капусты, и мальчик поймал ее прежде, чем она попала в него.

– Спасибо, мистер! – крикнул он.

Джим побежал обратно к ящикам, сломал несколько из них, чтобы использовать их как дрова. Затем он выпросил огня у ночного сторожа и сварил в кастрюле капусту. В ту ночь он поел хорошо, и даже Креветка сумел проглотить немного похожей на суп жидкости.

– Это был настоящий пир, Джим, – произнес он, слегка отрыгнул и откинулся на солому. В отблесках огня по лицу его сновали густые тени. – Я скоро поправлюсь.

Но Креветка не поправился. Он слишком долго голодал. Джим не знал, как ему помочь. Принес свежей соломы, перестелил ему ящик, но все, что он мог сделать, это устроить друга поудобнее. Креветка опасался, что их тайник найдет полиция. Он заставил Джима сложить вокруг еще больше ящиков. Ночью было очень холодно, да и солнце было настолько слабым, что днем было ненамного теплее. Надвигалась зима.

Джим просил помощи у всех уличных торговцев. Некоторые женщины приходили поглазеть на Креветку, лежащего в ящике, но им не приходилось прежде видеть мальчиков в таком состоянии, и они просто пожимали плечами и уходили прочь. Уличные мальчишки приносили еду, но он был слишком болен, чтобы есть.

– Ему нужен доктор, точно, – сказала одна из женщин.

– Он не хочет в больницу, я ему обещал, – ответил Джим. Он был в отчаянии и не знал, что делать. Неужели всем все равно? – Он боится, что его отправят в работный дом.

Женщина кивнула.

– А куда еще его девать? – сказала она, поворачиваясь к ящику спиной и потирая замерзшие руки. – Разве что в общую могилу. И это будет счастье, – добавила она, уже уходя.

Джим пытался просить денег. Он ждал у дверей театров, где Креветка когда-то продавал шнурки богатым людям.

– Пожалуйста, – говорил он леди и джентльменам, выходившим из карет, – мой брат ужасно болен. Прошу, дайте немного денег, чтобы я мог позвать доктора… – Но они отворачивались, словно даже не видели его. Вернувшись к Креветке, он даже не попытался дать ему еды. Он просто смочил ему губы водой. Глаза Креветки распахнулись.

– Отличное пиво, вот что я тебе скажу, – прошептал он и снова уснул.

Однажды вечером Джим снова пошел к очереди, стоявшей перед театром, но на этот раз он не стал просить денег. Вместо этого он стал прыгать перед ними, и когда они увидели, что он не протягивает кепку, выпрашивая монетки, и как легко он танцует, они начали обращать на него внимание. Сквозь рваную штанину брюк у него на ноге виднелся глубокий шрам, но он танцевал так же хорошо, как и раньше. Когда вокруг него собралось достаточно много людей, он остановился и хлопнул в ладоши.

– Пожалуйста, может ли кто-нибудь назвать мне имя доктора? – крикнул он. – Такого, который не попросит денег?

Ему никто не ответил. Двери театра открылись, и люди устремились внутрь, забыв о нем. Женщина с подносом с кофе подозвала его к себе. Она дала Джиму кружку кофе, чтобы он мог согреться.

– Видела, как ты прыгал, – сказала она. – Как там твой друг? Ему все еще плохо?

Джим кивнул. Он жалел, что не может отнести кружку кофе Креветке, но знал, что это все равно не поможет. Джим проглотил кофе.

– Я ищу для него доктора. Вы не знаете доктора, а? Такого, чтобы денег не просил. Я мог бы выполнять для него какую-нибудь работу.

Та пожала плечами:

– Есть некто вроде доктора, неподалеку отсюда. Барни – так его называют. Маленькие дети, которые живут в соседнем доме, ходят в его школу.

– Школу? Не хочу иметь ничего общего со школой. – Джим вспомнил школу в работном доме: комната с высокими потолками, молчаливые и напуганные мальчики, сидящие за партами, расхаживающий взад-вперед по классу учитель.

– Школа оборванцев. Разве ты не слышал о ней? – продолжала женщина. Она остановилась, чтобы продать кому-то вареные яйца и кофе. – Все, что я знаю, – это то, что туда ходят дети, у которых нет денег, чтобы платить за школу. Они много молятся.

Джим снова вспомнил классную комнату с разрисованными арками: Бог добр, Бог свят, Бог справедлив, Бог есть любовь. Он снова услышал тоненькие мальчишечьи голоса, повторяющие это каждый день.

– Нет, – сказал он, отрицательно покачав головой. – Я туда не пойду, миссис. Никогда.

– Поступай, как считаешь нужным, – ответила она. – Это единственный доктор, которого я знаю.

Но в ту ночь Креветке стало хуже. Он был весь горячий, бредил и постоянно кашлял. Джим подложил ладонь под голову другу, чтобы поддержать его, убрал солому, чтобы заменить ее свежей, и увидел, что она забрызгана кровью.

25
Школа оборванцев

На следующее утро, очень рано, он уже ждал, когда придет та женщина, которая продавала кофе. Увидев ее, с трудом бредущую по грязи, он бросился к ней навстречу.

– Ему хуже, – пожаловался он. – Вы можете пойти к нему?

– Я не могу, – ответила женщина. – Если я не продам завтрак идущим на завод рабочим, я потеряю большую часть заработка.

– Если вы скажете мне, где эта школа, я пойду туда.

– Это неподалеку. Где-то на Эрнест-стрит. – Женщина неопределенно махнула рукой. Ей было жаль мальчика, но там, откуда он пришел, было еще много таких. Тощих, беспомощных воробышков. Улицы были полны ими. Если она поможет одному, сбегутся все, а ей нужно было кормить собственных детей. Если она не будет зарабатывать достаточно, чтобы оплачивать аренду, все они окажутся на улице. И окажутся в том же положении, что и Джим. Думать об этом было невыносимо. Нужно было работать.

Джим побежал. Кто-то из мальчишек кричал ему вслед:

– Как там Креветка?

Но Джим не собирался им отвечать. Сейчас Креветке не мог помочь никто из детей.

– Знаешь, где Школа оборванцев? – спросил он одного из них, мальчика-калеку по имени Дейви, который был старше большинства из них.

– Слыхал про нее, – ответил Дейви. – Был тут какой-то человек с ослом, хотел, чтобы мальчики ходили в его школу. Мы в него швырялись помидорами, вот что. Школа! – И он сплюнул, приподняв уголок рта. – Не верю я этим заведениям, вот что я тебе скажу.

Джим ухитрился выпросить немного молока у молочницы и побежал обратно к Креветке, смочил мальчику губы. Волосы у того потемнели от пота, но лоб был холодный.

– Прошу, разреши забрать тебя в госпиталь, Креветка, – сказал он, но Креветка только головой покачал:

– Я в порядке. Этот ящик – отличный маленький дворец, вот что я тебе скажу.

Дейви и несколько мальчишек помладше пришли проведать Креветку, и Джим оставил его с ними, а сам снова побежал на поиски. Наконец, когда было уже почти совсем темно, он наткнулся на группу детей; скорее всего, они были братьями и сестрами – до того были похожи. Они шли по улице, и некоторые из них держали в руках грифельные доски. На них были лохмотья, но, судя по всему, у них был дом, куда можно было вернуться.

– Вы были в Школе оборванцев? – спросил у них Джим.

Один из детей кивнул.

– Там есть доктор?

Дети переглянулись.

– Тот тип, Барни, говорит, что он доктор, верно?

– Точно. Только он дает нам не лекарства, а одни только гимны, да!

Один из детей запел, остальные захихикали.

– Где это?

Мальчик постарше побежал с Джимом и показал ему длинное здание, похожее на сарай.

– Вот здесь, – сказал он. – И вон этот гаврик, Барни, он как раз выходит.

Джим помчался вниз по улице. Мужчина запер дверь сарая и быстро пошел в другую сторону.

– Доктор Барни! – закричал Джим, но его голос потонул в грохоте колес кареты.

Мальчик прижался спиной к стене, пропуская карету. Доктор поднял руку, когда карета приблизилась, и кучер придержал коня. Джим снова побежал.

– Доктор! – кричал он.

Но мужчина не услышал его. Он забрался в карету и уехал прежде, чем Джим успел его догнать. В лицо мальчику брызнула грязь.

Когда он вернулся к ящикам, сложенным позади рынка, оказалось, что мальчики уже ушли. Кто-то поставил в миску маленькую свечу, и ее маленький огонек давал ощущение некоторого уюта в окружающей темноте. Джим забрался в ящик рядом с Креветкой.

– Теперь все будет хорошо, – прошептал он. – Я нашел доктора, и он придет к тебе завтра.

Однако говоря это, он почувствовал, что слова камнем застряли в горле. Джим протянул руку и коснулся друга. Его рука была холодна.