Текст книги "Зеркало Кассандры"

– Это мы-то невежливые? – возмутилась Рыжая. – Да плевать мне, если она подумала, что я невежливая!

Она отпила большой глоток пива и громко рыгнула.

– Мы у себя дома, и нам не нужны никакие гости, тем более всякая мелюзга. Да еще немая! В общем, Дюймовочка, чеши отсюда. Нечего тебе тут делать. Давай проваливай!

Девушка с большими светло-серыми глазами стояла не шевелясь.

– Ты чего, не понимаешь? Дуй, тебе говорят, отсюда, буржуйское отродье! Нам тут белоручки не нужны! – присоединился к Рыжей кореец.

Старый африканец, ни слова не говоря, взял собаку, положил на колоду, забрызганную уже высохшей кровью, и стал отрубать ей топором сначала голову, потом лапы.

Рыжая не унималась.

– Какого лешего ты привел к нам эту богачку, Барон? С ума сошел? Никто не должен знать, что мы есть на свете! Никто! Понял?

– По-твоему, малявку должны были собаки разорвать, так, что ли? Я тебя насквозь вижу, Герцогиня, ты бессердечная!

– А ты понимаешь, куда твоя девка может нас втянуть?

– Позволю себе попросить тебя, Герцогиня, закрыть свою пасть!

– С твоего позволения, Барон, признаюсь: ты мне осточертел со своими моралями.

– Только наши добрососедские отношения мешают мне сказать тебе, Герцогиня, что ты жирная грязная свинья и я тебя…

Кассандра открыла рот, и перепалка сразу смолкла, – все ждали, что же скажет нежданная гостья.

– Где я?

Все, не сводя глаз, смотрели на Кассандру.

– Видите? Она говорит. Только, видно, слова экономит, – хмыкнул пожилой африканец.

– А может, она представилась? Назвала свое имя, «Гдея», дала понять, что прибыла из далеких стран?

– Как это ты не знаешь, где ты? – сердито спросила Рыжая.

– Ты что, вони не чувствуешь? – осведомился азиат.

– Может, и не чувствует из-за дождя. Когда дождь, так и вони нет, – напомнил пожилой. – Вода, она вроде как пленкой все покрывает.

– Видно так. Иначе не ошибешься. Такая вонища, что сразу сообразишь, куда попал, – подхватил паренек. – Мы тут в вонище! В такой вонище, что трудно себе представить. В мерзопакости. От зловония никуда не скроешься. Оно тут громче громкого, только для носа. Так что желательно, чтобы нос был тренированный. В общем, это… это… сплошная вонь!

– Она имеет право знать, куда попала, – процедил спаситель.

Рыжая бросила на него косой взгляд. Потом гордо запрокинула голову и заявила:

– Вот и расскажи ей, Барон! Ты ее привел, ты и рассказывай!

Кролик на вертеле зашкворчал. Из него закапал в огонь желтый жир. Сквозь тучи пробился лунный свет, и капли жира на кролике заблестели.

15

Я в джунглях.

Среди современных дикарей.

Но с ними, кажется, я смогу договориться.

16

Бородатый викинг прихлопнул на щеке комара, вытащил сигару и закурил. Подошел к костру, подлил немного бензина, и оживший огонь осветил его лицо. Потом он указал девушке на продавленное кресло с торчащей пружиной, приглашая сесть. В кресле оказалось полно воды, и Кассандра сразу промокла.

– Ладно, малявка. Хотела знать, значит, узнаешь. Мы тут в таком месте, какого не найдешь ни на какой карте, ни в каком гиде. Нигде его нет.

– Даже на спутниковой карте Гугла и то его не найдешь. Дикое место, – прибавил азиат.

– Запретное место. О нем и знать никто не хочет. Официально оно называется МСО, что означает «муниципальная свалка отходов».

Мошкара, обрадовавшись небесному затишью, закувыркалась в воздухе, толкаясь и отпихивая друг друга.

– Семь лет назад в столице произошел очередной демографический взрыв. Чиновники парижской мэрии обнаружили, что большая муниципальная свалка, работавшая к тому времени уже лет сорок, не справляется с ежедневным объемом мусора, который производят пять миллионов столичных жителей. И тогда было решено отвести для отходов новую территорию. И отвели, в нескольких десятках километров севернее Парижа.

– На юге они расположили рот: огромный рынок Ранжис, куда со всех сторон везут всевозможную жратву. А на севере у них теперь задница с вонючими отходами и называется она МСО, – уточнил азиат.

– Многие большие города так работают, – согласился Викинг. – На юге продовольствие, на севере отходы.

Старичок африканец повел плечом.

– Прибавлю к вашей географии, что на западе города живут богачи, а на востоке – бедняки. И с утра пораньше работники восточных кварталов отправляются трудиться на запад к богачам.

– К вечеру все, что прибыло на юг, будет переварено в центре и отправится на север отходами и отбросами, – подхватил Викинг и пыхнул сигарой, распространив вокруг себя запах горелого сена. – В общем, власти создали «отбросленд», ультрасовременную свалку люкс, которая стоила бешеных денег, потому что на ней установили печь, способную очень быстро сжигать ежедневные горы мусора.

– Печь последнего поколения, которой даже дали имя Молох. Так звали бога-великана в Карфагене, он сжигал детей в своем животе, – прибавил азиат.

Старичок африканец тихонько покачал головой:

– Люди не любят думать, что делается с их отходами. Нажмут кнопку в клозете и не поинтересуются, куда все поехало.

– Вернемся к Молоху. Представь себе, малявка, неслабый завод, где в чистоте и порядке расправляются со всей городской грязью. Внутри электроника, мигают видеоэкраны, блестит нержавейка. Инженеры в белых халатах сидят и смотрят в мониторы. Процесс идет без шума и запаха. Можно подумать, ты на атомной электростанции или в информационном центре. Налогоплательщики положили зубы на полку, но что поделать? Им объяснили, что Молох – последний писк в борьбе с мусором в больших городах.

Викинг сплюнул на землю.

– В общем, мэры всех столиц Европы приезжали смотреть, как работает наше чудо…

– Лучшая в мире задница, – подхватил азиат, очень довольный своим определением.

– Признай, лет десять Молох работал вполне достойно.

Кассандра внимательно слушала своих новых знакомых.

– А потом началось дело под названием «Черное облако». Дело в том, что из трубы завода-сжигателя выходил дым. Дым был черным и зависал над целым кварталом. Обитатели этого квартала начали понемногу кашлять, потом люди стали болеть астмой, а еще чаще раком. А когда шел дождь, вода была почему-то красноватого цвета.

– Ничего, кроме беды, от современного мира не дождешься, – вздохнул пожилой человек в пестром балахоне.

– До поры до времени все на это плевали. Кому есть дело до бедняков из предместья? Но в один прекрасный день какой-то журналист написал обо всем этом статью для своего еженедельника и вдобавок поместил фотографию на обложке, – продолжал Викинг. – Не нашлось в тот момент у них темы поинтереснее.

– Фотография с коричневым облаком, нависшим над светлыми домишками, навела шороху, – присоединилась к рассказу Викинга Рыжая. Похоже, она тоже хорошо знала историю этой свалки. – И надпись была впечатляющей: «Позор!»

Пожилой африканец недовольно покачал головой:

– Можно подумать, что проблемы зависят от журналистов. Пока в газете не напишут, проблемы нет.

Светлобородый великан сделал несколько глубоких затяжек.

– Первыми откликнулись экологи, сначала городская организация, потом национальная. Пошли доклады, петиции, требования к депутатам, пресс-конференции, словом, поднялась большая шумиха. Но чиновники не сдавались, мол, знать ничего не хотим, ведать не ведаем. Кончилось тем, что кандидат зеленых на региональных выборах объявил, что ликвидация Молоха станет его личным делом, что главным пунктом его программы будет: «Стереть с лица земли Молох, вредоносный завод по уничтожению мусора, который вместе с мусором уничтожает людей!» И вот наш завод, которому недавно завидовала вся Европа, становится по милости газетного писаки национальным позором. У Чернобыля появился достойный продолжатель, и им стал наш Молох.

Викинг сплюнул на землю, взял пластиковую бутылку с вином и отпил из нее. Громко рыгнув – ни дать ни взять взревел олень во время гона, – он пустил бутылку по кругу.

– Попить хочешь, малявка?

Девушка взглянула на заслюнявленную бутылку и отрицательно покачала головой. Викинг еще разок раскатисто рыгнул и продолжил рассказ:

– Кандидат зеленых был избран большинством голосов. Как только он приступил к своим обязанностям, он распорядился закрыть МСО. Печь была погашена, труба перестала дымить, железные двери под аплодисменты толпы наглухо закрыли.

– Люди успели забыть, что в качестве налогоплательщиков сами дали деньги на это сверхсовременное технологическое чудо, – вмешался азиат.

– Беда в том, что город, он живой. Ему задницу не заткнешь, а то кишки разорвет. Страшная печь больше не работала, но люди по-прежнему ели, пили, бросали обертки и объедки, и все это добро по-прежнему увозили от них подальше.

– Парижанин производит каждый день примерно полтора килограмма мусора, – снова вмешался в разговор паренек-кореец. – Умножьте на количество жителей, на дни и получите полтора миллиона тонн в год.

– А торопясь закрыть завод, никто не подумал, чем его заменить, – вставила свое слово рыжая.

– И мусорщики продолжали делать свое дело, они, как привыкли, в назначенный час приезжали сюда и опорожняли грузовики неподалеку от пасти Молоха. Никто не указал им другого места, и они сыпали отходы на большой муниципальный пустырь рядом с закрытым мусороперерабатывающим заводом.

– Антилопы гну тоже всю жизнь ходят какать в одно и то же место, – сообщил пожилой африканец, беря бутылку.

Викинг согласно кивнул головой.

– Стадный инстинкт, это точно. Должно быть, сначала сюда приехал один шофер мусоровоза, а за ним потянулись и остальные. У чиновников из мэрии на этот счет решения не было, замены они не нашли, ну и не стали препятствовать.

– Завод-то закрыли в августе, начальников никаких не было, все в отпуске, – вспомнил кореец.

– Да, подгадили им политики. Им-то что, они ни о чем не думают, лишь бы народ за них проголосовал, и они победили на выборах. А когда поймут, что вместо одной проблемы нажили другие, да еще похлеще первой, не вмешиваются, оставляют все на самотек, – злобно засмеялась Рыжая.

– На этом пустыре, принадлежащем городу, обычно зимовали цыгане, и, само собой, против сбрасывания сюда мусора никто возражать не стал. Не цыганам же это делать! У них нет привычки бегать с жалобами в полицию или в городскую администрацию.

– Это точно, – кивнула головой Рыжая. – Да и вообще свалка поначалу цыган устраивала. Они разживались на ней разным барахлишком.

– Отходы копились, слой за слоем, слой за слоем. Куча росла в вышину, расползалась в ширину.

Викинг раскурил новую сигару и пустил два больших голубых облака дыма.

– Народ не пожелал иметь дым и получил взамен вонючую гору, и дерьма этого с каждым днем становится все больше. Никуда не денешься, грязь, она или газообразная, или жидкая, или твердая.

Паренек-азиат вздохнул с покорным видом.

– Ничто не возникает, ничего не исчезает, все трансформируется, сказал Лавуазье.

– Ох, и раздражаешь ты меня своим умничаньем, Маркиз! Каждой бочке затычка! Запомни, ты меня достал! Ну да ладно, доскажу историю для малявки. Разумеется, свалка никому не нравится. В мэрии сидят социалисты, депутат зеленый, а чиновники санэпидемслужбы из министерства ближе к правым. Как только соберутся вместе, спорят и ругаются. Кто-то непременно вылетает, хлопнув дверью, и накладывает вето на решение остальных. Никак им не удается договориться. Хоть тресни, не могут отважиться на радикальное решение покончить с вонючими отбросами. А мусорщики возят и возят по-прежнему всю эту гадость. Потом к ним присоединились частники. Устроили кладбище машин. Одни бросали разбитые, другие парковали грязные. Людей это устраивало, они не платили за стоянку муниципальным службам.

Кассандра удивилась: тут же все огорожено! Рыжая объяснила:

– Поначалу не было никакого забора. Людей вокруг тоже почти не было, так что свалка росла быстро, как раковая опухоль. А когда стала заметна издалека, муниципалитет принял срочные меры: огородил ее со всех сторон и запретил народу ею пользоваться. В общем, замазал проблему.

– Как в Палермо, – подал голос паренек-азиат. – Там тоже не знают, что делать со своей свалкой, но продолжают ею пользоваться.

– И в Марселе то же самое, – подхватила Рыжая. – Насколько я знаю, груды мусора громоздятся в Мариньяне у Фокейского города[1]1
  Мариньян – пригород Марселя, Фокейский город – другое названия Марселя. (Прим. пер.)


[Закрыть].

– Как не трудно догадаться, ограда мало чему помогла. Все успели привыкнуть, что здесь свалка. Люди продолжали бросать мусор и через ограду. Муниципалитет сделал ограду выше. Не помогло. Тогда поверху пустили колючую проволоку.

– И деревья посадили, чтобы спрятать безобразие, – прибавил пожилой африканец.

Викинг сплюнул на землю.

– В общем, вместо того чтобы остановить процесс, городские власти ему попустительствовали.

– «Ситуация вышла из-под контроля, сделаем вид, что мы этого хотели», – говорил в свое время Талейран, – добавил кореец.

– Заткнись, Маркиз! Твои нафталиновые афоризмы меня бесят!

– Прости, Барон. Мой учитель французского жить без них не мог. И я тоже.

– А я тебе скажу вот что: твои цитаты – лень и ничего больше! Ты не напрягаешь собственные мозги, Маркиз, не можешь сам выдать толковую мысль, вот и пользуешься старьем из кладовки!

– Значит, старьем? А знаешь, какую мысль мне выдали мои мозги, Барон?

С этими словами паренек-азиат встал в угрожающую позу. Барон поднялся ему навстречу.

– Ну и ну, – покачала головой Рыжая. – И у меня нашлась для вас поговорка. Народ говорит: «Когда у тебя такие друзья, никаких врагов не надо».

– И ты туда же, Герцогиня! Значит, не обойтись мне без половника! Сейчас надаю вам по рожам! – заорал викинг, хватая суповую ложку.

Азиат мигом успокоился. Оказавшись перед устрашающей глыбой из жира и мускулов, все снова расселись по местам. И бутылка опять заходила по кругу.

Кассандре вдруг показалось, что из темноты высунулась остренькая мордочка лисенка, который наблюдает за ними. Нет, скорее всего, это все-таки щенок.

Нет, лисенок. В мусорных дебрях, как ни странно, поселились даже дикие звери.

Викинг устроился поудобнее и вернулся к рассказу.

– В конце концов, мэрия решила открыть ворота с северной стороны. Туда приезжают мусорные машины и разгружаются. Вот так и получилась из пустыря огромная свалка под открытым небом. Горы отходов растут, их уже столько, что прирост вроде бы и не особо заметен. Подросли деревья, вторая ограда с густой листвой, из-за них тем более не видно, что здесь делается.

Рыжая пожала плечами.

– Люди всегда так жили: они ничего не налаживают, не исправляют. Просчеты и ошибки замазывают, а потом привыкают к своему дерьму и живут, ни о чем не думая.

– И ты, Герцогиня, как мне кажется, лучше других умеешь приукрасить непоправимое, – съязвил паренек-кореец.

Рыжая сделала вид, что не услышала его слов, и бородатый викинг снова заговорил:

– Ну так вот, нет больше черного дыма. И статей в газетах тоже нет. Никакой проблемы, словно и не бывало. Появилась вонь, она пробивается сквозь деревья, но жилые дома пока далеко. И земля здесь до того дешевая, что никто на эту свалку не жалуется.

Пожилой африканец задумчиво покачал головой:

– Это как сказать, зависит, в какую сторону ветер дует. Иногда воняет возле пятиэтажек, а иногда на противоположном конце предместья. Но до Парижа вонь пока не доходит, а значит, всем на нее наплевать.

Все замолчали, думая об одном. Кассандра воспользовалась их молчанием и снова спросила:

– А вы? Вы кто?

Четверо переглянулись с усмешкой.

– Мы-то? Мы отбросы общества среди отбросов, – сказал азиат. – «Подобное к подобному».

– Общество сочло нас ненужными, вот мы и живем среди мусора, – подтвердил африканец.

– И прекрасно себя чувствуем, – объявила Рыжая. – Так ведь, ребятки?

– Ну, как сказать? Мы, понимаешь, изгои, – объяснил викинг.

Другие поспешили дополнить.

– Беглые.

– Отверженные.

– Парии.

Викинг погасил окурок сигары.

– Объясню ей, ладно? – Он посмотрел на остальных, ища их согласия. – Мы, понимаешь, сломались. Искалеченные животные тоже уходят поглубже в лес. Вот и мы тут спрятались, потому что никому не придет в голову нас здесь искать.

Поняла, они бездомные, поселившиеся на мусорной свалке.

– Свою Бразилию или Австралию мы нашли поблизости от Парижа.

– Живем в жопе мира и называемся геморроидами, – пошутил азиат.

Остальным его соленая шутка очень понравилась, и они одобрительно закивали головами.

– А раз вонь защищает нас от любопытных проходимцев, можно сказать, что мы вонючки.

– Это уж точно, вонь нас защищает. Очень даже хорошо защищает.

Рыжая замахала руками, отгоняя мошкару, которая продолжала кружиться в воздухе.

– Мы хотим и дальше жить спокойно. Поняла теперь, почему нам здесь ни к чему городская девчонка, которую скоро начнут искать? – спросила Рыжая, поправляя волосы. – Говорю тебе прямо, мотай отсюда как можно скорее, не жди ни себе, ни нам неприятностей!

Кассандра сделала вид, что не слышала слов Рыжей. Луна поднялась повыше, вокруг стало светлее, и Кассандра огляделась. Она увидела пять лачужек, примостившихся к горам мусора.

Одно из причудливых жилищ походило на военный каземат с ржавым перископом от подводной лодки на крыше. На крыше второго теснились цветочные горшки с растениями. На крыше третьего поскрипывала маленькая ветряная мельница, как видно, заменявшая эолову арфу. На четвертом красовался шезлонг под зонтиком. Довольно высокая стена из шин окружала поселение. Лачужки были как бы его центром, и к ним вел «проспект»: довольно широкая дорожка, проложенная среди напластований всевозможных отходов.

Викинг обратился к Кассандре:

– Лично я живу здесь уже три года. Меня зовут Орландо. Но мы все заделались здесь аристократами, так что можешь звать меня Бароном. В нашем племени я охотник.

Он тоже напоминает мне кого-то из американских актеров. Вспомнила! Рода Стайгера в фильме «За пригоршню динамита» Серджио Леоне. Только этот Род с длинными светлыми волосами и толстым животом.

– Мы заделались аристократами, потому что нам это нравится, – сказала Рыжая. – И еще, потому что это бесплатно.

Да, я тоже знаю власть и могущество слов.

– Мадам с буферами и оглушительным голосом зовут Эсмеральда, но для нас она Герцогиня. Герцогиня стряпает и чинит одежду. Одежда дело немаловажное. А еще Герцогиня наш вождь. Она огонь-баба, у нее луженая глотка, а мы любим огонь и луженые глотки.

Вышеозначенная персона достала пилочку и принялась подравнивать ноготь на мизинце.

А мадам кто? Она… Мэрил Стрип! Только толще, вульгарнее, и к тому же косит.

– Паренек с узкими глазами и синей прядью, который не любит буржуек-белоручек, – Ким, он же Маркиз, он же мастер на все руки. Спасибо Маркизу, он наладил нам радио, телик и даже компьютер. Этот кустарный гений у нас на должности министра связи. У него тьма недостатков, и самый жуткий, на мой взгляд, его страсть к дурацким афоризмам и поговоркам.

– Кто обзывается, тот сам так называется, – тут же отозвался Маркиз, громко откашлялся и сплюнул на землю.

А это молодой Джеки Чан, который решил стать рокером.

– Ну и печальный сенегалец Напраз, он носит титул Виконт. Лекарь, психоаналитик, травник, умеет выращивать причудливые растения и находить грибы. Он колдун и шаман нашего племени.

Пожилой африканец слегка поклонился и улыбнулся Кассандре, показав ослепительно-белые зубы. Он поднес огонь к своей длинной трубке, раскурил ее и выпустил клуб душистого дыма с запахом чабреца.

Это Морган Фриман, только очень худой.

– В груде отходов мы построили поселок, и не просто поселок, а государство подлинной независимости в стране тоталитарного идиотизма.

– Да, здесь мы свободны, – подтвердил африканец. – Если ты только понимаешь, о чем я.

– Вау! Мы можем плевать, пердеть, ругаться, драться, писать, где захочется, вставать и ложиться спать в любое время дня и ночи, не платить налогов, поливать грязью правительство и даже – смотри не упади! – курить у всех на глазах!

– Мы придумали нашему поселку имя! Можешь прочитать. Название у восточного входа.

Орландо указал на картонку, где крупными расплывшимися буквами было написано: ИСКУПЛЕНИЕ.

– Это Герцогиня придумала, она училась в католическом колледже. И вот что она нам сказала, говорю, как запомнил: «Мы здесь, потому что мы грешили. Но это не ад, это чистилище. Мы здесь, чтобы очистить наши жизни. Здесь место нашего искупления, и мы постараемся спасти наши души…»

Эсмеральда важно кивнула головой и погрузила руку в глубокую впадину между пышных грудей, добывая запропавший там крестик.

– Барон не возражал, он прибавил: «Может, и так. Но я предлагаю к названию еще и девиз».

Рыжая подняла факел и осветила над надписью ИСКУПЛЕНИЕ еще одну, буквами помельче: «Каждому свое дерьмо».

– Наше кредо. Ответ на все вопросы.

– Я не большой любитель девизов, но суть их всех сводится к этому, – вздохнул Викинг.

– Потом к нам присоединился Напраз и вывел главное требование к обитателям: «3 (зачеркнуто), 4 жителя: зануд ноль».

– «3» пришлось зачеркнуть, когда появился Маркиз.

– Я предлагал еще один девиз: «Когда терять нечего, ждут находки», но они не захотели, – пожаловался азиат с синей прядью.

– Если хочешь, можешь запомнить девиз, малявка: «Каждому свое дерьмо».

Барон сплюнул на землю и повернулся к девушке с большими светло-серыми глазами.

– А ты кто такая? – спросил он.

17

Лачуги среди мусорных гор на необъятной свалке. Невероятная затея. Люди укрылись от мира там, где никому и в голову не придет их искать. Когда они хотят, говорят грамотно. Похоже, много чего знают. Они учились, это точно. Не какие-то невежды. Почему же они здесь оказались? А откуда, собственно, взялось мнение, что бедняк – это непременно безграмотный придурок?

Эти люди совсем не глупы. У них своеобразное восприятие жизни. Они интересные. Они споткнулись на жизненной дороге.

Как я.

18

Кассандра Каценберг медленно приоткрыла рот. Ее скупость на слова невольно привлекала к ним особое внимание.

– Я хочу… остаться здесь.

Члены «племени» погрузились в молчание. Заявление было серьезным. Они его обдумывали.

– Ну и дела, – пробормотал Маркиз.

– Нет. Очень жаль, но тебе нельзя здесь остаться, Белоснежка, – объявила Эсмеральда.

– Мама с папой будут беспокоиться, – подтвердил Напраз.

– У меня нет ни мамы, ни папы, – вздохнула девушка.

– Тогда, значит, директор интерната, приюта, школы. Кто-то же станет беспокоиться из-за того, что ты исчезла, – не сдавалась Рыжая и от волнения косила еще больше.

– Я хочу остаться здесь, – повторила Кассандра.

– Ей хоть кол на голове теши, – рассердилась Эсмеральда. – Сказано нет, значит, нет!

– Ты моешь руки, мы не моем. Руки для нас опознавательный знак, – прибавил Ким.

– Грязь защищает нас от грязи, ты чистая, у тебя нет защиты, – посочувствовал Напраз.

Ким презрительно бросил:

– Ты девчонка-буржуйка, ты из богатеньких. Мы таких терпеть не можем.

– Мы верим, что у тебя проблемы. У нас их тоже порядком.

– Ты видела наш девиз: «Каждому свое дерьмо». Этим все сказано, – сухо сказала Эсмеральда.

Орландо похлопал ладонью по бочонку.

– Эй, не гони лошадей, Герцогиня! Мы не можем бросить эту малявку в беде.

Трое остальных глубоко задумались. Наконец Эсмеральда взяла бутылку, отпила глоток вина и объявила:

– Предлагаю проголосовать. Наше «Искупление» – республика. Пусть решает большинство.

Напраз повернулся к пареньку-азиату.

– Маркиз, ты за или против, чтобы Белоснежка осталась с нами?

Ким ответил не задумываясь:

– Ясное дело, против. Я вообще предлагаю ее прикончить. Уверен, стоит ей уйти со свалки, она на нас донесет. А так мы похороним на ее болотце, там, где ее собирались сожрать собаки. Расставим все по своим местам.

Худой африканец понимающе покивал и обратился к Рыжей:

– Ты что скажешь, Герцогиня?

– Против. От девчонки нужно избавиться и как можно скорее. Но хоронить ее в болоте я не согласна. Там часто играют цыганята, они могут наткнуться на труп.

Рыжая подошла к девушке и запустила руку в ее длинные волнистые волосы.

Она нарушила границу моей зоны безопасности, но я не должна на нее нападать.

– Она хорошенькая, предлагаю продать ее албанцам.

– Учтем твое мнение. Что ты скажешь, Барон?

– Я за. Я за то, чтобы малявка осталась с нами. Я против убийства. Речи быть не может, чтобы хоронить ее в болоте или продавать албанцам. Албанцы ее испортят. Мы сами беглые и, значит, должны помогать другим беглым.

– Понятно, теплое сердечко, – скрипнула зубами Герцогиня. – Я знаю, почему ты ее защищаешь. Вау! Мне все ясно!

– О чем это ты, Герцогиня? Что тебе пришло в голову?

– Не наводи тень на плетень, Барон! Мы знаем твою историю. У тебя дочка чуть постарше этой, и ты не можешь с ней видеться. Тебе хочется иметь замену. Отцовский инстинкт…

– Да как ты смеешь упоминать мою дочь, толстая косая уродка! Я запрещаю тебе даже…

Викинг поднял кулак, собираясь хорошенько треснуть рыжую, но она отскочила и мгновенно достала бритву. Они стояли друг напротив друга, готовые сцепиться.

– А ты, Виконт, за что голосуешь? – спросил спокойно Ким, желая разрядить обстановку.

Вопросительные взгляды обратились к высокому темнокожему сенегальцу в пестром балахоне. Он неторопливо принялся раскуривать трубку.

– Барон прав. «Искупление» – прибежище беглецов. Если вы хотите выгнать пришлую девчонку, то не стоит искать у меня поддержки. Думаю, вы понимаете, о чем я. Прости, Герцогиня, но я голосую за то, чтобы она у нас осталась.

– Два голоса «за», два голоса «против». Равенство. Как поступать демократам, если голоса разделились поровну?

– Переголосовать, – предложил Ким.

– Что толку? Получится то же самое, – вздохнула Герцогиня. – Ладно. Раз я президент, то решение остается за мной. И я во имя долга гостеприимства, а главное, чтобы порадовать чувствительное сердце Барона, оставляю Золушку с нами. Но! На ограниченный срок!

– Буржуйку! – возмутился Ким. – Она тут будет мыть руки? Да мы с ней дня не уживемся! Невозможно с такой жить!

– Невозможно, это уж точно, – кивнул головой Напраз. – Она к нашей жизни не привыкла, так что не беспокойся, она окажется в стороне.

Эсмеральда повернулась не к Кассандре, а к Орландо:

– Скажи ей, что она может остаться с нами на три дня. Потом пусть убирается куда подальше. Спит пусть на складе, где у нас консервы. Ей нужно теплое сухое одеяло. У тебя найдется, Виконт?

– Посмотрим, как она выдержит завтрашний сюрприз, – язвительно засмеялся Ким.

Девушка с недоумением посмотрела на азиата.

– Хочешь во что бы то ни стало остаться с нами, приготовься к сюрпризу завтра на рассвете, – насмешливо заключил юноша.

Кассандра собралась поблагодарить Эсмеральду, но та уже поднялась, собираясь отрезать себе кусочек жаркого, которое все еще шипело на вертеле.

– Я чувствую, мы подложили себе большую свинью, – пробормотала себе под нос Эсмеральда. – И уверена: я не ошибаюсь. Оставить у себя несовершеннолетнюю – большой и очень серьезный просчет.

– Эй, малявка, ты так и не сказала нам, как тебя зовут, – обратился к девушке Барон.

Девушка с большими светло-серыми глазами обвела взглядом каждого и медленно выговорила:

– Кассандра…

Ким опять насмешливо скривился:

– Глупее имени придумать не могли.

– Есть хочешь? – спросил Орландо.

Кассандра отрицательно покачала головой.

Снова наползли тяжелые тучи и спрятали луну. Крупные капли дождя, попадая в костер, шипели. Еще немного, и дождь превратится в ливень. Орландо и Напраз отыскали для гостьи сухую одежду, а потом обустроили для нее временное пристанище в кладовке, где хранили припасы: они положили на ящики пачки газет, накрыли их грязной простыней, а под голову приспособили набитый тряпками мешок из-под картошки. На этой постели и устроилась Кассандра. Вокруг нее стояли стеной всевозможные консервные банки, ржавые, вспухшие, без этикеток.

Одеяло, которым укрылась Кассандра, пахло пылью. Но как же она устала! Чего только не свалилось на нее за этот долгий день. Спасаясь от дождя, к ней под крышу, сделанную из рамы парника, залетел комар и зудел, зудел…

Эти странные бездомные меня полюбят. Мне кажется, они уже полюбили меня немного. Конечно, они не слишком приветливые. Но если поставить себя на их место: такую, как я, нелегко полюбить. Так что я их понимаю.

По потолку с громким шорохом ползали полчища тараканов.

Пожалуйста, тараканчики, дайте мне сегодня поспать.

Дождь стучал вовсю по грудам мусора.

Что за неприятность ждет меня завтра утром?

Кассандра положила странные часы на ящик, который служил ей тумбочкой, и прочитала на циферблате: «Вероятность смерти через 5 секунд 88 %».

Отправитель «д».

Директор что мне сказал? Ах да… «От кого-то, кто вас любит». Кто же это?

Кассандра погасила циферблат, цифры исчезли.

Девушка с большими светло-серыми глазами наконец опустила веки и заснула. В ночной темноте бушевала гроза.

19

Кассандре снится сон. Ослепительно светит солнце. Она в большом городе, залитом светом. Она в Древней Греции. Над головой небесная синева. Она медленно поднимается по ступеням, ведущим к ярко расписанному храму.

Кариатиды и коринфские колонны поддерживают фронтон над входом. На барельефе сражаются мечами и копьями воины в туниках. Мускулистые тела искусно вырезаны из мрамора.

Кассандра входит в святилище. Пройдя вдоль длинного ряда зажженных светильников, она приближается к подножию трона, на котором сидит немолодая женщина в белоснежной тоге.

Прекрасное лицо ее, не ведающее следов времени, освещается улыбкой.

– Я Кассандра, – говорит женщина. – И я знаю, кто ты. Ты Кассандра будущих времен.

Девушка узнала жрицу, нарисованную на обложке книги Пападакиса. Античная Кассандра полна царственного величия. Ее пышные каштановые волосы украшены диадемой, на шее у нее ожерелье из бирюзы. А на руке, как живой браслет, извивается змея.

– Ты видишь будущее, а всем вокруг до него нет дела?

Старшая понимающе улыбнулась.

– Следуй за мной, – тихо сказала она и поднялась со своего места.

– Зачем? – спросила Кассандра.

– Я разбужу в тебе женскую интуицию.

Кассандра боязливо последовала за старшей, и вскоре они оказались в чудесном саду, раскинувшемся за храмом. В глубине сада, вцепившись в решетку, множество маленьких детей смотрели на них жадными глазами.

– Кто это? – спросила Кассандра, замедляя шаг.

– Новые поколения. Они хотят знать, что мы делаем. Хотят понять, что их ждет.

Жрица и Кассандра миновали апельсиновую рощу и поднялись на вершину холма. Из складок тоги старшая Кассандра достала семечко, встала на колени и закопала его в землю.

– Следи внимательно за тем, что будет, – прошептала жрица.

Она щелкнула пальцами, из земли показался росток. Он рос в высоту и в ширину очень быстро.

Девушка в испуге хотела убежать, но старшая Кассандра удержала ее за руку.

– Ничего не бойся.

Росток превратился в куст, куст в дерево с синей листвой, и дерево продолжало расти, с шумом высвобождая все новые и новые ветки.