Текст книги "Ржавая Луна. Повести"

– Если ты бросишь жену с ребенком, ты мне больше не сын!

Но пафосными словами его было уже не остановить. Он оставил жене и дочери всё, взяв с собой лишь паспорт со свежим штампом о разводе.

Глава вторая

Своих новых деток отец поселил в каком-то запредельно престижном доме на Соколе, и Рита никогда там не бывала, так что боялась, не придется ли искать адрес с помощью навигатора. Но оказалось, что такой дом видно издалека – от самого выхода из метро. Из-за плотной облачности на улице было темно, как в Мордоре, хотя время близилось к полудню. В первый день ноября и более жизнерадостные люди впадают в осеннюю хандру, а у Риты не было причин радоваться жизни. И без того похоронное настроение подгадили в вагоне: рядом с ней сели закончившие смену медсестры из родильного отделения и всю дорогу громко обсуждали неаппетитные подробности своей работы. «Понятно почему люди побогаче едут рожать за границу», – сам собой сложился вывод у Риты. На выходе из метро путь преградила замешкавшаяся бабка с ходунками, на рюкзаке которой всеми цветами радуги сияла надпись по-английски «везунчик», о чем бабка, по всей видимости, даже не догадывалась. Небольшое расстояние от метро до дома показалось бесконечным не только из-за холодной мороси, но и по причине осмысления увиденного. Позвонив в домофон, она вошла в подъезд, облицованный гранитом и мрамором и, пока озиралась на зеркала и фикусы да раздумывала, где бросить окурок в этом Тадж-Махале, лифт вызвала какая-то поддатая мочалка с размазанным макияжем и в ведьмовской остроконечной шляпе.

– Поедешь? – спросила ведьмушка. Рита кивнула, хотя фамильярности, вообще-то, не терпела. Но у тётки была жуткая стрелка на чулке – смешно требовать от такой лохушки соблюдения этикета.

«Вот богатые люди селятся в престижных домах, чтобы не иметь дела с гопотой, а сами-то не сильно от них отличаются», – думала Рита, пока лифт считал этажи. Потрепанная дама вышла вместе с ней, и оказалось, что на этаже только одна квартира – квартира отца. Ведьма подмигнула, открыла дверь своим ключом и прошмыгнула внутрь, шепнув:

– Заходи. Тебя, наверное, уже ждут.

Отец действительно ее поджидал: подал тапочки, помог снять и повесить на вешалку пальто и повел в большую комнату с огромным овальным столом на дикое количество персон, как догадалась Рита, столовую. Очевидно, эта комната служила своеобразным форумом для всей семьи, так как здесь была и огромная плазменная панель, и стойка с музыкой, и стеллаж с книгами. Рита пробежалась глазами по корешкам книг и компакт-дисков, и ее отец, которого она, можно сказать, почти не знала, стал еще менее понятным. Вкусы его были столь разнообразны, что не представлялось возможным составить хоть мало-мальски достоверный психологический портрет.

От кухни «зону развлечений» отделял большой аквариум – от пола до потолка – с какими-то экзотическими рыбами. Обойти эту красоту можно было и справа, и слева.

«Интересно, как это всё сюда затаскивали? И этот стол с мраморной столешницей – подъемным краном?»

Рита помнила аквариум в их старой квартире в Одинцове, но в ту пору отец разводил простых меченосцев и гуппи. Новые твари были во много раз крупнее и во столько же – наряднее. Не менее нарядная была и его новая жена: вежливая улыбка, безупречный макияж, несмотря на субботнее утро, опасной длины ногти с какими-то стразами, подтянутое тело и никаких следов возраста, никакого намека на взрослых детей. Фотомодель – вот что приходило на ум при виде Надежды. «Готова поспорить, эта никогда не имела дела с теми медсестрами, – подумала Рита. – Эта летала в Швейцарию рожать». У ног хозяйки вертелся маленький пёсик в костюме французского морячка. И пёсик дорогой, и костюмчик.

Упорные труженицы, вроде Ритиной матери, которым удается перед работой уделить часок тренировкам, наивно полагают, что смогут выглядеть так же свежо, как и те, кто приходит в фитнес-царство с утра, потом плавно перетекают в салон красоты и уже после всех процедур выплывают белым лебедем под восхищенные ахи толпы. То, что мать ни разу не отозвалась об отце ни единым добрым словом, возможно, объяснялось элементарной классовой ненавистью – его новое семейство выглядело весьма буржуазно.

Поздоровались, Надежда даже попыталась Риту приобнять, но Рита топорщилась, как засохшая вобла, так что этот маневр не слишком удался. Самовозгорающуюся злобу Рита унаследовала от матери. В объемный реестр тех, кто удостоился ее ненависти, автоматически попадали всякие сквернавцы под радужными флагами, сильно потеющие толстяки, обладатели машин с тонированными стеклами и неоправданных привилегий, двуличные политики, и наши, и забугорные, жертвы пластической хирургии, алчные милитаристы, продавшие душу дьяволу, мэр, затевающий улучшения там, где и так всё нормально, мамаши, плохо следящие за своими детьми или следящие чересчур хорошо, промышленники, отравляющие окружающую среду, и мелкий плебс, по причине своей убогости способный лишь слегка намусорить на опушке леса, Сорос, соседи сверху и т. д. Но проблема злых людей в том, что даже когда им есть что сказать, их никто не хочет слушать. Их даже в соцсетях блокируют и обзывают троллями. Вследствие чего злоба копится. Сегодня в копилку ненависти попали медсестры из метро, но у этой холеной домашней кошечки с богато украшенными коготками были все шансы возглавить рейтинг.

– Садись за стол, сейчас будут оладушки… – Надежда поставила Рите тарелку и в этот самый момент заметила, как ведьма в темном углу прихожей пытается стянуть сапоги.

– Таня?!

– С добрым утром, сестра! Обрати внимание, люди всегда надевают свои лучшие костюмы на праздники, чтобы потом изваляться в них и заблевать. Мне кажется, было бы логично на корпоративы и встречи выпускников одеваться поплоше, в то, что не жалко…

– Господи! Ты в зеркало смотрела?! И чулки драные… Да от тебя перегаром за версту несет!

– Это не перегар, а дух авантюризма.

Из дальней комнаты выглянула малолетняя девица и подлила масла в огонь:

– Мам, ее опять молодой на мотоцикле привез! Без шлема!

– Просто тебе завидно, что он молодой, маленькая дрянь! – огрызнулась Татьяна. – А что без шлема, так это дело принципа. По-моему, гораздо хуже будет, если всё в лепёшку, а голова цела. Если уж суждено расшибиться, то я хотела бы расшибиться быстро и радикально. Насовсем.

Но Надежда не собиралась сворачивать скандал на философские рельсы и продолжала журить сестру, словно была ее опекуншей:

– Весело тебе, бездушная ты тварь! Твои коллеги погибли, у всей страны траур, а у тебя шабаш ведьмовской! Свечку в тыкву воткнули – достойный повод для ликования!..

Татьяна – это было видно и по шляпе, и по макияжу – вернулась с вечеринки по случаю Хэллоуина. Вся общественность в соцсетях с самого утра возмущалась черствостью и цинизмом бездушных авиаторов, которые, наплевав на гибель своих коллег в страшной катастрофе, тем не менее не отменили свой ежегодный сабантуй. Надежда, конечно, уже успела с утра пошарить в сети и теперь особенно распиналась, однако Танька обложила сестру матом, переоделась в спортивный костюм и ушла, хлопнув дверью. Молодой на мотоцикле всё это время ждал у подъезда. Поскольку дверей между кухней и столовой не было, а лишь большой аквариум, Рита слышала, как отец вразумлял свою домашнюю и дремучую (читай – ни черта не понимающую в текущем моменте) жену:

– Не уподобляйся тем, кто, обладая кругозором проктолога, берется судить обо всём! Бездельники бесоёбят в соцсетях, а ты повторяешь за ними все глупости! Поменьше пафоса! С дивана удобно вещать. Ты подумай о том, что ты и завтра останешься на своем диване, а им, тем, которых ты так красноречиво осуждаешь, в том числе и твоей сестре, завтра предстоит надеть свою наглаженную форму, подняться по трапу и взлетать! И им, представь себе, страшно до усрачки! Так что пускай пьют и веселятся, им это нужно.

– Ты всегда ее оправдываешь! Конечно, я дремучая, а Танечка умница, Танечка стюардесса!.. Ты даже членам ГКЧП больше сочувствия выказал, чем мне за все годы брака!..

– Надя, ради Бога, только не сегодня!..

Девочка, которую обозвали маленькой дрянью, села за стол рядом с Ритой и вежливо представилась:

– Маша.

За зыбкой перегородкой полушепотом продолжали препираться родители, думая, что их не слышно. Мелкая собачка тоже участвовала в перепалке. Через минуту к столу присел мальчик с каким-то экзотическим лопоухим котом на руках, такой же вежливый:

– Антон.

– Рита. А кота что же не представишь?

– Мошка. То есть Тутанхамон. Пёс Делошка, то есть Делон.

Тем временем оладьи сгорели, и Надежда, чертыхаясь, начала печь новые, продолжая бубнить о том, что нельзя ездить с пьяными на мотоцикле, да еще и без шлема.

После позднего даже по аристократическим меркам завтрака, который сопровождался лишь дежурными вежливыми фразами, все домочадцы разбрелись по своим комнатам, а Рита осталась с отцом возле аквариума, чтобы обсудить неизбежные печальные хлопоты.

– Надо бы сообщить родственникам в Одинцово, – спохватился Илья.

– Не надо.

– Почему? Я, конечно, понимаю, что отношения никогда не были радужными, но…

– Ты вообще не в курсе? Мать говорила, что ты с ними не общаешься, но чтобы вообще ничего не знать, это даже для тебя слишком! – изумилась Рита. Говорила она медленно, словно с трудом, хотя детское заикание давно преодолела. Тем, кто ее не знал, казалось, будто бы говорить ей не хочется и она себя заставляет, что было не так уж далеко от истины.

– А что я должен знать? – напрягся Илья. И дочка рассказала – без подробностей, конечно, она и сама там не бывала, а всё, что знала, просто подслушала.

Оказывается, при новой власти фирму Лямкина-старшего уличили в особо крупных финансовых махинациях – он каким-то образом присосался к бюджету, привлекли к ответственности, а БЖ, будучи главбухом, пошла как соучастница. Связаться с сыном Лямкин не мог – тот слишком категорично порвал с семьей, да к тому же и следы заметал весьма умело, а вот Глаше адвокат позвонил (именно тогда Рита взяла параллельную трубку). Оказывается, родители хотели бы с ней повидаться. Аглая так долго молчала, прежде, чем ответить, что адвокат даже повторил свой вопрос, но Глаша была сурова:

– У меня там нет родственников.

– Так что ты удачно свинтил и завязал с тем «бизнесом». Ты, кстати, чем занимаешься по жизни? Хата классная, псина дорогая, кошак, наверное, еще дороже…

– Сантехникой, – выдохнул Илья, всё еще переваривая кошмарные новости. Вчера он узнал, что жена погибла, сегодня – что его отец и мачеха шьют тапочки где-то в Мордовии, план перевыполняют. Что еще сулит день грядущий? Но Рита не дала ему сосредоточиться на печальных новостях и продолжала сыпать вопросами. Пришлось отвечать: – В школе у нас шутили, мол, кто будет плохо учиться, тот сможет найти только такую работу, на которой придется иметь дело с унитазами. Можно сказать, так оно и вышло. Я продаю все виды оборудования для санузлов, смесители, ванны, в том числе и джакузи. Как видишь, дела идут неплохо. Хэллоуин прошел. Теперь впереди период распродаж, всяких акций. Например, «Каждому, купившему унитаз до 31 декабря, книга в подарок».

– Круто! А какие книжки будешь дарить?

– Умные. Донцову сами купят, а вот заставить людей читать умные книжки – большое дело. Хочешь ко мне в команду?

– Спасибо, предпочитаю и дальше оставаться свободным художником. Я не коммуникабельна, не стрессоустойчива, не люблю работать в команде и улыбаться неприятным людям.

– Я знаю. Сам такой. Ты на мою маму похожа. Она работала в библиотеке, чтобы спрятаться там от хамов. Но, ты ж понимаешь, они везде найдут. Ума не приложу, как ее угораздило выйти замуж за… за твоего дедушку…

– Который теперь сидит?

– Да, тот самый. Человек, которому желудок с успехом заменил душу. Если бы у него было десять сыновей, то вполне логично было бы воспитывать их по-спартански – пусть выживет сильнейший. Но ведь я у него был один… Не знаю, каков он теперь, но, когда я еще жил в Одинцово, он был редкостным скотом. Оценивал людей по марке автомобиля. Владелец иномарки вполне мог быть уважаемым членом общества, а обладатель дребезжащего жигуля – чмо в ботах. Или по принципу русский – нерусский.

– И как тебе удалось не пропитаться его идеями? Я смотрю, у тебя тут сплошной мультикультурализм, – она кивнула на книжные полки. – Даже Коран.

– А, это! Это Гюльджан оставила, с культурно-просветительскими целями. Няня. Вернее, домработница. У нее сегодня выходной. Ну, не важно, – замялся отец, не в силах определить статус еще одной обитательницы этого дома. – Я же в основном в училище жил, дома бывал лишь по большим праздникам. Как они могли на меня повлиять? Никак! Мачеха поставила себя так, словно не она пришла в нашу семью, а это меня, сиротку, приняли, за стол посадили, обогрели. Она нам с твоей мамой говорила, что мы – счастливые, нам не приходится по чужим углам мыкаться, у нас смолоду квартира есть. Она себе в заслугу ставила, что уступила нам квартиру моей матери, прикинь! Сейчас такие, как бабушка Женя, называются хейтер, абъюзер, а в ту пору я даже слов не мог подобрать для нее. Твоя мама прекратила с ней общаться потому что…

– Знаю, знаю, я же всё слышала! «Само существование умных интеллигентных людей унижает человеческое достоинство всех остальных».

– Да, именно! Человек, которого больно пнули по самолюбию, обязательно найдет того, кого тоже можно пнуть и тем самым восстановить справедливость. Обычно это оказываются собственные дети. Обругать кого-нибудь, оскорбить, унизить – значит сбросить на ближнего груз собственного ничтожества. Обойдемся без них, – Илья убалтывал дочь, то предаваясь воспоминаниям, то строя планы на будущее, единственно ради того, чтобы только не повисла пауза, чтобы не молчать, потому что ему казалось, что в тишине скорбь будет ощущаться больнее. – Домой я тебя не отпущу. С нами поживешь. Машка с Антошкой – почти взрослые, мы им сейчас репетиторов ищем для поступления. Машка умница, а Антон…

Илья запнулся о больную тему: сын возжелал заявить о себе миру, еще даже не успев сформулировать ни одной собственной мысли. Илья мечтал о сыне, который продолжит его дело, а получился блогер под ником «Ильич». Наполеон боялся котов, а я с котом дружу и из одной тарелки ем, следовательно, я круче Наполеона, – такова была его логика. И попробуй ему объясни, что дружба с котом – еще не гарантия успеха. Ну, если, конечно, ты не маркиз Карабас.

– Что – Антон? – дочь поспешила вывести отца из задумчивости.

– Он у нас валявка, типа Обломова… Короче, Антон предпочитает люлюкаться с котом, смешные видосики снимать для блога «Лапочки Ильича», а не учиться… По крайней мере, не дружит с травокурами, хоть на том спасибо. Ну, и помимо кота у нас тут всякое зверьё, рыбки, черепаха где-то тут шарахается… Так что, я думаю, вы найдете, о чем поболтать. Главное, не замыкайся в себе, а то тоска проглотит…

К позднему обеду семья снова собралась в полном составе, и ведьмочка-стюардесса была свежа, как лотос.

– Мы с Юриком в сауну сходили, чтобы вывести токсины, а потом в бассейне поплавали. Завтра в Перу лечу, хотелось бы быть в форме, – пояснила она, почему утром так быстро сбежала. Так сказать, оправдалась. Но Надя уже взяла себя в руки и не брюзжала. Возможно, мужнино внушение сыграло свою умиротворяющую роль.

– Почему ты никогда не пригласишь Юрика на обед? Мы бы хотели с ним познакомиться, – она излучала гостеприимство.

– Потому что я не уверена в серьезности наших отношений. Он ушист. У-шу занимается. В принципе, нормальный парень, но в нем есть что-то мудацкое.

Дети захихикали, даже Рита слегка улыбнулась. Дети, вообще-то, вчера тоже были на вечеринке, тоже безобразничали – курили и пили пиво, но до Татьяниных безобразий им было далеко. Надя начала было что-то вещать о культуре речи, «хотя бы при детях», но потом вспомнила, какие замысловатые словесные конструкции сами дети выдают, и махнула рукой. Слова за слово, вспомнили свою школу, и хозяйка даже рассказала про свое сочинение по пьесе Островского «Гроза», где она страстно осуждала Катерину за адюльтер:

– Учителя больше всего вштырило, что я знаю слово адюльтер! – радовалась она.

– Конечно, с одной стороны, осуждать Катерину – ханжество! – рассудил Илья. – Но, с другой, вряд ли этот учитель хотел бы, чтобы его жена или, не дай Бог, дочь вдруг ощутила себя лучом света в темном царстве и давай ломать мещанские устои!

– Учителя впадают в ступор, сталкиваясь с мыслящими, по-настоящему мыслящими детьми. Именно поэтому они и выводят из программы всё, что способно вызвать в классе дебаты. Потому и «Грозу» убрали, и твое сочинение этому поспособствовало: педагоги такие перлы собирают и министру отправляют, – сказала Татьяна.

– Ой, не говорите мне про этих дебилов! Разгул демократии: каждый некомпетентный, а зачастую и малограмотный человек должен высказать свое плохо обоснованное мнение и отослать его в министерство образования! – взвился Илья. – Как вспомню этот список литературы, ставшей необязательной, хочется купить автомат! Куприн!.. Достоевский!.. Откуда же брать нравственные ориентиры, если не из литературы?!

В ответ на его слишком эмоциональное высказывание о политике образования, сопровождаемое не вполне пристойной жестикуляцией, жена лишь сморщилась, словно он испортил воздух, и сказала:

– В твоем возрасте нельзя так волноваться, Илюша. Сердце побереги. Найдутся на Руси люди с автоматами!

Несмотря на то, что отец был лыс и очкаст, было ему всего-то сорок шесть, и шпилька про возраст показалась Рите оскорбительной. «Не всё ладно в Датском королевстве», – подумала она.

– Опять нравственные ориентиры! Чему детей научит Соня Мармеладова? – задала резонный вопрос Татьяна. Дети лишь переглянулись. Их поколение этого персонажа не знало.

– Ладно, черт с ней, с Соней! – горячился Илья. – Но они и «Войну и мир» из программы убрали! Тургеневских барышень уже сто лет как не делают, так теперь и просто порядочных девушек выпускать перестанут, потому что без русской классики откуда ж взяться порядочным девушкам! Мы живем в эпоху бездуховности!

– Неправда, – спокойно возразила прогрессивная тётушка. – Просто высокодуховные люди на ток-шоу не появляются, они в стол пишут. Может быть через сто лет кто-нибудь оценит, как и прежних мыслителей оценили вовсе не современники, а потомки.

– Я читала «Войну и мир», и многие в нашем классе читали по собственной инициативе, – вставила свои пять копеек ябеда Маша. Больше всего на свете ее интересовало, как нарисовать аккуратные ровные стрелки, но, будучи девочкой из читающей семьи, она старалась соответствовать. Надежда одобрительно похлопала ее по плечу.

– О, эти мечты современных мужчин о тургеневских барышнях! – Татьяна воодушевилась. Видимо, эту тему она обсуждала и за пределами дома. – Вот вы про Юрика спрашивали! Да, Юрик тоже хочет тургеневскую барышню, институтку, и чтобы до брака ни-ни!.. Плесень хороша лишь на сыре, а заскорузлые взгляды надо менять! Я ему говорю: «Право выбора – одна из основополагающих ценностей цивилизованного мира, и было бы несправедливо лишать его женщину только из-за твоих сельских предрассудков». Обижается, не нравится ему!.. Мужчины живут в современном обществе и пользуются всеми его свободами, но каждый из них в душе надеется, что женщина будет руководствоваться принципами общества архаичного, а не современного.

«Ну, да, само собой. Свободы. Именно во множественном числе!» – с досадой думал Лямкин, однако отвечать вслух не решался, так как не было ни сил, ни желания втягиваться в долгий спор с воплями и, не исключено, со слезами. Поэтому он постарался съехать с неудобной темы:

– На самом деле, я не уверен, что литература чему-то их научит. Возьмем, к примеру, сказки. Где там логика?! Принц танцевал с Золушкой весь вечер, а потом не смог вспомнить как она выглядит? Иначе зачем он затеял эту эпопею с примеркой туфельки?

– Если у Золушки было глубокое декольте, он вполне мог и не запомнить ее лица. Никакого противоречия тут нет, – спокойно возразила жена и еще долго говорила о пользе книг. А между тем Рита заметила, что у них на полке Шпенглер рядом с Толкином стоит. Вот уж действительно, где логика?

Рита считала, что родители, глядя на своих детей могут чувствовать лишь злость, досаду и беспомощность. Во всяком случае, именно это она видела в своей матери (а мать – в своей) и всякие другие чувства считала неискренними. И от этих задушевных семейных бесед за большим овальным столом ее слегка мутило. Отец злоупотреблял уменьшительно-ласкательными суффиксами: Машенька, Наденька, Танечка… Тьфу, гадость!..

«Слишком много слов», – постановила она. Имелось в виду – слишком много, чтобы быть правдой. Спектакль под названием «Идеальная семья» утомлял.

После обеда братишка позвал Риту в свои покои, чтобы показать «видосики с котом». Кот был по-настоящему выдающийся, очеловеченный, орудовал руками, как амбидекстер, открывал любые двери, в том числе и дверь микроволновки, и неудивительно, что пацан называл его своим братом, постоянно снимал видеоролики, а иной раз и школу прогуливал, потому что не мог оторваться от своего ненаглядного Мошки.

– Вы с сестрой так похожи! Близнецы? – поинтересовалась гостья у пацана. Дознание было необходимо: хозяйка и ведьма были очень похожи, именно как близнецы. Это гены, следовательно, и дети скорее всего близнецы, но почему водевильная тётя шастает здесь со своими ключами, вот вопрос.

– Машка на полгода меня старше, – пояснил Антон.

– Так не бывает!

– Много ты понимаешь, – сказал он презрительно, словно обладал неким тайным знанием, и почесал Мошку за ушком.

– А сестра твоей мамы – зачетная ведьма! – не унималась Рита.

– Мама Таня – моя мама, а мама Надя – Машкина.

– А папа у вас один? – упавшим голосом спросила Рита, внезапно осознав всё то, на что не раз намекала мать. Когда отец приглашал ее на какие-то детские праздники или на каникулы, мать была категорически против: «Девочке не место в борделе!» Отец, конечно, вскидывался на дыбы, просил ее выбирать выражения, и тогда она с удивительным ехидством добавляла: «Прости, я хотела сказать – в гареме».

– Не у вас, а у нас, у всех троих.

– Капец, – прошептала Рита.

– Все так говорят! – удовлетворенно сказал Антон. – Но со временем ты привыкнешь.