Текст книги "Память любви"

– Прекрасно! – обрадовался отец Джон. – Рад узнать, что ты так высоко ставишь долг, Ронуин, дочь Ллуэлина. Из тебя, несомненно, получится внимательная и покорная жена. Меня просили провести церемонию после вечерни. Это подходящий час для тебя, дитя мое?

– Мне остается только явиться вовремя, не так ли, добрый отче? – весело осведомилась Ронуин. – Да пребудут с вами мир и благоденствие. Энит, нам пора.

После ухода девушек священник не сумел сдержать улыбки. Похоже, новая госпожа Хейвн-Касла несколько упряма и своевольна. Что ж, ей понадобится немало сил, но она, кажется, пошла в тетку, аббатису Гуинллиан. Лет десять назад он служил мессу в церкви аббатства.

Жениху не полагалось в этот день видеться с невестой, поскольку это считалось дурной приметой, и Ронуин пришлось все время до свадьбы провести в своей комнате. Энит обрядила ее в выбранный теткой для этого случая наряд из кремового шелка с круглым небольшим вырезом и длинными рукавами, поверх которого полагалось надевать длинный котт без рукавов из серебристо-золотой парчи и таким же поясом, расшитым крошечными жемчужинами. Простые чулки были прихвачены подвязками у колен, туфельки украшала роспись. Энит расчесала ей волосы и распустила по плечам, что символизировало невинность, и прикрыла их сеточкой из крученых золотых и серебряных нитей.

В дверь постучали, и на пороге возник Ллуэлин. Служанка почтительно присела.

– Беги, девочка, – велел он. – Я хочу поговорить с дочерью наедине. – Он мягко подтолкнул Энит к выходу и прикрыл дверь.

– Что тебе нужно? – раздраженно бросила Ронуин.

– Хотел напомнить, что, каковы бы ни были твои чувства ко мне, ты по-прежнему остаешься дочерью принца Уэльского и истинной валлийкой. Помни это, Ронуин, дочь Ллуэлина. Я требую, чтобы ты регулярно отправляла мне послания.

– А разве ты умеешь читать? Вот уж не знала! – издевательски фыркнула Ронуин, но тут же сурово добавила: – Я много трудилась, чтобы никто не догадался, как долго ты пренебрегал мной, господин, и смирилась со своей участью. Считай, что этим заплачены все мои долги. Как только священник объявит меня женой Эдварда де Боло, все старые связи разорвутся. Моя верность и преданность всецело принадлежат мужу. Ты понял меня, господин? Я не собираюсь ради тебя шпионить ни за ним, ни за англичанами!

– Но твоя обязанность… – распетушился было принц.

– Повторяю, я сделала все, что от меня ожидалось. Вскоре ты потеряешь права на меня. Они перейдут к моему мужу, и я не предам его. Чего еще ты хочешь, кроме того, что уже получил, Ллуэлин ап-Граффид? У тебя есть Уэльс, твоим сюзереном стал могущественный английский король. Если не станешь обманывать его и будешь верен данному слову, твои беды позади. И как ты смеешь требовать, чтобы я обманывала своего супруга? Моя мать никогда не смотрела ни на одного мужчину, кроме тебя. Как можно ожидать, чтобы я опозорила ее имя? Ах, как же я презираю тебя, Ллуэлин ап-Граффид! А теперь веди меня в церковь, чтобы я наконец навсегда от тебя избавилась!

– Твоя мать любила меня и сделала бы все для моей безопасности и благополучия! – возразил принц.

– Но я-то не люблю тебя, повелитель, – напомнила Ронуин.

– Я дал тебе жизнь, девчонка! – прорычал он.

– И весьма мало сверх того, – отрезала она. – Правда, я благодарна тебе за сегодняшний день, потому что после него вряд ли увижу тебя когда-нибудь.

– Видно, спорить с тобой бесполезно, – неожиданно улыбнулся отец. «Ну истинная Гуинллиан! Как такое могло случиться?»

– Верно, – спокойно кивнула Ронуин. – Поэтому и не стоит больше тратить время. Пора отправляться в церковь, мой повелитель.

Глава 5

Эдвард де Боло, в оливково-зеленой с золотом тунике, ожидал невесту у алтаря и, когда Ллуэлин подвел дочь к нему и вложил ее маленькую ручку в его широкую ладонь, ободряюще улыбнулся невесте. Жених с невольным удовольствием отметил, что нареченная прекрасно говорит по-латыни и не только вразумительно отвечает на вопросы, но и читает молитвы. После того как их провозгласили мужем и женой, он повернул Ронуин лицом к себе и нежно поцеловал в губы. Испуганное выражение огромных глаз удивило его.

– Это поцелуй мира, – пояснил он тихо.

– Меня никто никогда не целовал, – пробормотала она.

Только сейчас Эдвард осознал: его воспитанная в монастыре жена настолько чиста и невинна, что понятия не имеет о грубой реальности отношений между мужчиной и женщиной, а ведь Генрих приказал немедленно осуществить брак, чтобы не дать Ллуэлину возможности для маневра. Что же теперь делать? Ее даже наставить некому! Но если он хочет сохранить верность королю, значит, следует исполнить повеление, хотя он постарается быть с ней помягче.

День выдался довольно ясным и теплым, но к вечеру начали собираться тучи, и казалось, вот-вот брызнет дождь. Новобрачные вернулись в зал, где уже были накрыты столы. Слуги расставляли блюда с олениной и ягнятиной, кухарка успела поджарить жирную утку и подала ее со сладким соусом из винных ягод и изюма. Здесь были даже кусочки цыпленка, смешанные с рисом, сваренным в миндальном молоке с сахаром, и посыпанные миндалем и анисом. Ронуин не доводилось пробовать такое блюдо раньше, и она сразу поняла, что отныне оно станет ее любимым. Стоило ли упоминать о мягком хлебе со свежим маслом и острым сыром! Принесли миску с молодым горошком, и в довершение ко всему кухарка поставила на стол небольшой пирог из цветной миндальной пасты и сахара, с изображением влюбленной пары в морской раковине, запряженной двумя лебедями. Он покоился на серебряном блюде в окружении зеленых листьев, и новобрачные громко им восхищались, прежде чем выпить густого красного вина за здравие друг друга.

За окном сгустились сумерки, и первые капли дождя упали на землю. Ронуин попросила принести мандолу и долго играла и пела для мужа и принца, исполняя на валлийском протяжные грустные баллады, которые отец переводил для зятя, и задорные и живые норманнские песни, развеселившие Эдварда. Он окончательно уверился, что его жена – самое совершенное создание Божье на этой земле, и не мог дождаться, когда окажется с ней в спальне.

Поэтому, когда Ронуин смолкла, он вежливо осведомился:

– Госпожа моя, вы, наверное, устали? Нам пора ко сну.

Ронуин залилась краской, но ап-Граффид весело фыркнул:

– В твою постель не легла бы девушка чище, сын мой, даже если бы сам Спаситель выбрал тебе жену. Помни: она девственница, которая утолит твое вожделение.

– Господин, – резко упрекнула отца Ронуин, – твои слова непристойны и крайне грубы.

– К тому же я сам вижу, какова моя жена, – поддакнул Эдвард, целуя руку Ронуин. – Я приду чуть позже, – тихо заверил он.

Стараясь ничем не выдать страха, она выплыла из зала. Как выигрывает ее муж в сравнении с отцом!

В покоях ее уже ждала Энит, заранее попросившая мужчин принести горячей воды. Высокая дубовая лохань уже стояла у огня. Ронуин заколола волосы черепаховой шпилькой и опустилась в теплую воду.

– Я сама вымоюсь, – сказала она служанке, – а ты пока убери мой наряд. Что это за восхитительный запах? Такой тонкий!

– Вереск, – пояснила Энит. – Моя мать делает эссенцию из масла цветов, которые собирает на холмах каждую весну. Надеюсь, вам понравилось, госпожа.

Служанка захлопотала, перетряхивая платья и пряча в сундук.

– Чудесно, – похвалила Ронуин. – Я впервые купаюсь в такой ароматной воде.

Она взяла тряпочку и мягкое мыло и принялась намыливаться, совсем забыв о времени. Дверь неожиданно распахнулась, и она услышала голос мужа:

– Энит, сегодня ты переночуешь в доме матери.

– Да, милорд, – прошептала девушка.

Дверь снова захлопнулась.

– Наслаждаешься ванной, госпожа? – осведомился Эдвард, подходя ближе. Сейчас на нем была только доходившая до колен рубаха.

Ронуин медленно повернулась, чтобы не расплескать воду.

– Господин! – резко воскликнула она. – Неужели мне не дозволено даже искупаться в уединении?

– Мне всегда нравилось любоваться своими женщинами в ванне, – преспокойно бросил он.

– Твоими женщинами? – ахнула она.

– Не считаешь ли ты и меня девственником? – засмеялся де Боло. – Я здоровый мужчина с ненасытным аппетитом, и у меня было немало любовниц. Теперь, правда, пришлось расстаться с последней. Больше я не посмотрю ни на кого, кроме жены.

Ронуин кивнула. Слова его были разумными, а обещание оставаться верным утешало.

– Ты раскраснелась от жары и стала еще красивее, – заметил он.

Ронуин смущенно промолчала, не зная, что ответить. Как она ненавидела свой непослушный язык! Теперь она чувствовала себя настоящей дурочкой! Но разве можно было предполагать, что она окажется в такой странной ситуации!

– Ты скоро выйдешь из воды, Ронуин? – допытывался муж.

– Но как я могу, когда вы тут стоите, господин! – воскликнула девушка.

– Право супруга – видеть тебя такой, какой создал Господь, – возразил Эдвард. Его серебристо-серые глаза искрились.

– Но я никогда не показывалась в подобном виде перед мужчинами. И сейчас не смогу!

Вместо ответа Эдвард шагнул к лохани, подхватил Ронуин под мышки и, подняв, поставил на пол. Он замер в восхищении. Какие маленькие круглые грудки! Так и молят о ласках!

Ронуин, возмущенно вскрикнув, прикрылась куском полотна.

– Так нечестно, господин! – упрекнула она.

– Неужели никто не объяснил тебе, что в любви и на войне все средства хороши? – обжег ее взглядом муж.

– Но между нами нет любви, господин. Значит, мы в состоянии войны? – усмехнулась она. – Вы скоро поймете, что я опасный враг.

Он молча протянул руку, вынул из ее волос шпильку и, намотав на кулак золотистую массу, привлек жену к себе, глядя в ее очаровательное упрямое личико.

– Ты принадлежишь мне, Ронуин, как мой боевой конь, оружие и замок. Я твой муж и намереваюсь в полной мере осуществить супружеские права. Тебе, разумеется, это известно, – прошептал он, прикоснувшись губами к ее лбу. – Ты еще молода, невинна и застенчива, я понимаю это, но наш брак должен быть осуществлен.

– Я никак не могу взять в толк, чего ты требуешь от меня, господин. Неужели это необходимо сделать сегодня? Нельзя ли нам узнать друг друга получше? Мы ведь только встретились!

– Какая разница – эта ночь или любая другая? Не будь твоим отцом ап-Граффид, я с радостью исполнил бы твою просьбу, но мой король опасается, что принц заберет тебя обратно, если ты не станешь моей женой на деле. В этом случае он расторгнет договор и сделает твоим супругом очередного врага нашего повелителя.

– Верно, господин, – согласилась Ронуин, – такое вполне возможно.

– Я постараюсь быть с тобой помягче, – пообещал де Боло, гладя ее по щеке. Она поспешно отстранилась.

– Моя мать умерла, когда мне было пять, – начала Ронуин. – Я не знаю, чего вы от меня ожидаете. Монахини ничего не говорили об этом. Я видела, как принц лежит на матери, но так и не поняла, что происходило между ними. И теперь сожалею о том, что не догадалась спросить. Но я хочу быть честной с тобой, пусть ты и посчитаешь меня глупой.

– Но это вполне естественно для девушки, воспитанной в аббатстве, Ронуин. Откуда тебе знать, что происходит в постели между мужем и женой, если только супруг не научит? – пошутил Эдвард.

– Господин, я провела в монастыре всего полгода. До этого я жила в Ситроле.

– Давай ляжем в постель, и ты обо всем расскажешь, – предложил он и, отпустив ее руку, принялся вытирать капельки воды, блестевшие на нежной коже. И только потом он повел Ронуин в спальню. Она быстро нырнула под простыню, а ее муж, сбросив рубашку, присоединился к ней. Он так спешил, что у нее не было времени рассмотреть его обнаженное тело.

– А теперь, Ронуин, объясни, что такое Ситрол?

– Крепость на валлийской границе, господин. Ап-Граффид по чистой случайности приехал на следующий день после того, как ма умерла, рожая нам сестренку. Похоронив ее, он увез нас в крепость и оставил на попечении нашего родича, Моргана ап-Оуэна. Там мы и оставались, пока он не приехал за мной.

– Тебя вырастила жена Моргана?

– Нет, – покачала головой Ронуин, – в Ситроле нет ни одной женщины. Если нападут англичане, им придется несладко. Воинам ни к чему лишнее бремя.

– Не было женщин? – поразился де Боло, пытаясь понять, не дурачит ли она его.

– Совсем, – подтвердила она.

– Но что сталось бы с тобой и братом в случае осады?

– Я сражалась бы наравне с остальными. За эти годы я успела стать настоящим воином.

– Воином? – выдохнул Эдвард. Нет, она все-таки смеется над ним… хотя лицо остается серьезным.

– Говорят, я на скаку словно срастаюсь с лошадью, умею орудовать мечом и кинжалом, довольно неплохо обращаюсь с булавой и копьем. Но лучше всего я стреляю из лука. Мне доверяли охотиться на дичь, и даю слово, еда в Ситроле была просто роскошной.

– А твой брат? Он такой же воинственный? – Должно быть, она играет с ним. Из женщины никогда не получится воина!

– Глинн не любит ни войн, ни оружия. Он бард, поет и сочиняет песни, поэтому он ни к чему ап-Граффиду.

– Ронуин, признайся, что ты шутишь, – взмолился Эдвард.

– Но к чему мне это, господин? – удивилась она.

– Ты так… так прекрасна! И хорошо образованна!

– Шесть месяцев назад, приехав в Ситрол, принц обнаружил, что у него два сына, и поэтому отвез меня к тетке. Та поистине совершила чудо, ибо клянусь, что не умела говорить ни на одном языке, кроме родного, не знала ни одной молитвы, ни букв, ни цифр. Принцу Уэльскому понадобилась дочь для выполнения условий договора. Моя тетка, аббатиса, помогла братцу, но за это он выложил немало денег.

– Так вот почему он откладывал свадьбу! – воскликнул де Боло.

– Именно. Ты считаешь меня красивой, господин. Но вряд ли сказал бы это, увидев меня тогда. Конечно, отцу следовало с самого начала отвезти меня в аббатство, но Ситрол был ближе, и ему казалось разумным оставить нас в крепости. К счастью, Морган ап-Оуэн – человек с большим и добрым сердцем. Но кому было наставить меня в обязанностях женщины? Уверена, что, воспитывайся я в обычном хозяйстве, к этому времени уже знала бы достаточно о сущности брака. Однако моя тетка – настоящая святая. Даже если она знает о подобных вещах, то предпочитает не говорить о них.

Де Боло неожиданно рассмеялся. Совершенно абсурдная ситуация! И что же ему теперь делать?

– Значит, ты находишь это смешным, господин? – смутилась девушка.

– Еще бы! Представляю досаду ап-Граффида, когда он тебя увидел! Должно быть, пришел в ужас! – усмехнулся Эдвард.

– Ты его не любишь, – констатировала Ронуин.

– Вовсе нет, – поспешно заверил ее муж.

– Не любишь, – настаивала она. – Как и я. Мы почти не встречались. Я видела его не больше десяти раз. Правда, он не обращался с нами плохо, но словно не замечал. Пылал страстью к нашей матери, а мы всегда оставались для него в тени.

– Но теперь, Ронуин, мы не можем ничего изменить. Брак должен быть осуществлен сегодня, – твердо объявил Эдвард, лаская ее груди.

Ронуин нервно вздрогнула.

– Пожалуйста, не надо!

– Но почему? – рассердился он.

– Я не привыкла к столь… интимным прикосновениям. Это расстраивает меня, господин.

– Привыкнешь, – отмахнулся Эдвард, потирая ее сосок.

– Никогда! Это… так по-хозяйски, господин! Словно ты владеешь мной, моей душой и моим телом! – тихо вскрикнула Ронуин.

– Я уже объяснял, что действительно стал твоим господином и повелителем. Ты в полной моей власти, и я могу сделать с тобой все что заблагорассудится. Я возьму тебя сегодня и, если позволишь, постараюсь сделать это как можно бережнее и даже доставить тебе удовольствие. Я не из тех, кто заботится лишь о собственном наслаждении, забывая про женщину. Хочешь ты того или нет, а будешь моей, прелестная жена.

И он в мгновение ока подмял ее под себя, но тут же пораженно ахнул, почувствовав у горла холодную сталь.

– Неужели ты убьешь меня, чтобы сохранить свою добродетель? Или опасаешься, что я обнаружу ее отсутствие? – процедил он.

– Ты единственный, кому я ее подарю, господин, – заверила Ронуин, – но потребую кое-что взамен.

– Что? – ахнул Эдвард, раздумывая, не лучше ли отобрать у нее клинок.

– Ап-Граффид уедет, как только получит доказательства того, что наш брак свершился, не так ли?

– Совершенно верно. Поэтому он и ждет этой ночи, чтобы получить возможность увезти тебя. Но если завтра я покажу ему окровавленную простыню как свидетельство твоей утраченной девственности, он оставит нас в покое. А чего ты хочешь от меня?

– Завтра перед отъездом попроси его прислать сюда моего брата. Он еще совсем мальчик, и мы до этого никогда не расставались. Теперь я увидела, какой огромный мир расстилается за стенами Ситрола. Глинн – добрая и нежная душа, ему не место среди грубых вояк. Я хотела бы, чтобы он получил возможность увидеть то же, что и я. Там я могла защищать его, потому что ни в чем не уступала другим. Пожалуйста, господин, сделай это для меня, и я без сопротивления уступлю любому твоему желанию, – тихо взмолилась Ронуин. – Пожалуйста!

Эдвард неожиданно сжал ее запястье, обезоружил и швырнул кинжал в другой конец комнаты. Потом он легонько ударил ее по щеке.

– На будущее запомни, Ронуин: если хочешь получить что-то, никогда не угрожай мне оружием. – И, придавив ее всем телом к перине, он рассмеялся при виде гневно сверкающих глаз. – До чего свирепая маленькая девственница! Посмотрим, что у тебя есть для меня!

Он впился в ее рот жестким поцелуем, вынуждая губы раскрыться. Неумолимый язык скользнул внутрь, опалив ее, словно огнем.

Ронуин притихла, не зная, что делать. Его язык мешал ей дышать. Ей было не по себе, но она боялась шевельнуться. Эдвард стал покрывать поцелуями ее шею и лицо, и Ронуин вздрогнула, ощутив влажные губы на грудях и животе. Она едва не вскрикнула, когда его пальцы скользнули в гнездышко светлых завитков и раскрыли сомкнутые створки. Она прикусила губу так, что по подбородку поползла струйка крови, но Эдвард неумолимо пробирался все глубже.

– Здесь наши тела соединятся, – хрипло выдавил он. – Это называется твоими любовными ножнами, в которые, как меч, войдет мое мужское достоинство. Сейчас, Ронуин!

Он ворвался в Ронуин, как в завоеванный город, и она пронзительно вскрикнула, когда его орудие пробило тонкую перегородку.

О господи, как ей ненавистно это! Она стала отбиваться изо всех сил, кусаясь и царапаясь.

– Не нужно! Не нужно! – всхлипывала Ронуин, но муж только стонал от удовольствия, снова и снова вонзаясь в ее тело. Наконец он на секунду застыл и тут же обмяк.

Создатель, как легко удалось этой девчонке возбудить в нем столь жгучее сладострастие! А когда она, вместо того чтобы покориться, принялась драться с ним, похоть усилилась во сто крат. Удивительно, что он не излился раньше! Жаль только, ей пришлось нелегко.

Эдвард осторожно поцеловал ее бледные щеки.

– Ну вот, Ронуин, с этим покончено. Мы оба исполнили долг, и теперь я дам тебе время оправиться и отдохнуть, – сказал он и, отдышавшись, слез с постели.

Ронуин судорожно сглотнула.

– Глинн? – прошептала она.

– Твой отец не покинет Хейвна, не дав мне обещания отправить мальчика к нам, – заверил он. – Что бы ты ни думала обо мне, я хочу только твоего счастья.

– А нам придется…

Она тут же осеклась, но Эдвард все понял.

– Только когда ты сама будешь готова, Ронуин. Мы исполнили повеление короля и принца. Теперь подождем, пока ты привыкнешь ко мне. Спокойной ночи.

Он вышел через смежную дверь и закрыл за собой засов.

Впервые в жизни Ронуин разразилась рыданиями.

Эдвард услышал жалобный плач и грустно покачал головой. Плохо, что она так несчастна. Остается надеяться, что это скоро пройдет, особенно после приезда брата. До сих пор ему не приходилось брать женщин силой: в этом не было необходимости. И теперь совесть не давала ему покоя, и что всего хуже, он насладился женой в полной мере, несмотря на ее явное нежелание принадлежать ему. Почему?

Эдвард постарался выбросить из головы эти мысли. В конце концов, она достаточно умна, а он все ей объяснил. И хотя понимал ее страхи, но упорная решимость и неожиданная угроза, сопровождаемая требованием привезти брата, взбесили его. Она – его жена и принадлежит ему! Ронуин должна беспрекословно повиноваться, и все тут! Однако он обещал ей передышку и сдержит слово. Здравый смысл подсказывал Эдварду: неплохо им поближе узнать друг друга.

Он снова приложил ухо к двери. Все тихо… она успокоилась. Ему стало немного легче.

Наутро Энит осторожно потрясла хозяйку за плечо:

– Просыпайтесь, госпожа. Пора идти к заутрене.

Служанка не знала куда девать глаза, помня о том, что вчера Ронуин потеряла невинность. Она боялась, что застанет господина в постели хозяйки, и обрадовалась, увидев Ронуин одну. Энит заметалась по комнате, собирая вещи.

Молодая хозяйка замка с трудом поднялась, ощутив, что у нее все ноет, заметила лежавший на полу клинок и поспешила поднять его. Она всегда клала его на ночь под подушку, ибо ее учили, что в любую минуту можно ждать нападения врага. И это произошло, но она не сумела никого убить. Неужели ему было так уж необходимо обращаться с ней столь жестоко? Он наслаждался каждой минутой, негодяй! Что ж, по крайней мере некоторое время он ее не побеспокоит. Твердо обещал, а она чувствовала: Эдвард де Боло – человек слова, несмотря на то что случилось прошлой ночью.

Энит помогла госпоже одеться. По дороге в церковь они молчали. Ронуин в каком-то трансе повторяла слова Господни, когда неожиданно увидела рядом мужа. Ап-Граффид не появился. Он вообще ходил в церковь только в случае крайней необходимости. По окончании службы Эдвард взял жену за руку, и они вместе вернулись в зал, где уже накрывали к завтраку. Принц стоял у огня с большим кубком в руке.

– Ты не забыл? – встревожилась она.

– Нет, – заверил де Боло. – Но взамен я хочу получить обещание, что ты будешь называть меня по имени. Сумеешь?

– Да, Эдвард, – отозвалась она.

Ллуэлин, заметив, как де Боло улыбнулся жене, подумал, что этот союз, вполне возможно, окажется счастливым. Хорошо бы… Видит ли Вала, что он сделал для Ронуин все, что мог?

– Доброе утро! – прогремел он.

– И вам, господин мой. Ты покидаешь нас сегодня, – не столько спросил, сколько констатировал Эдвард.

– Возможно, если удостоверюсь, что ты действительно стал мужем моей дочери, Эдвард де Боло. Покажи мне доказательства свершения брака. Хочу видеть невинность моей дочери, запятнавшую простыню вашей брачной постели.

У Ронуин при этих словах загорелись щеки, но ее муж преспокойно повернулся к Энит:

– Принеси простыню, девушка.

– Нет! – воскликнул принц. – Я пойду в спальню и лично удостоверюсь! Надеюсь, никто не станет возражать?

– Иди, – равнодушно бросил Эдвард, взбешенный его бесцеремонностью. Как может отец так унижать собственную дочь!

Вернувшись в зал, ап-Граффид громогласно объявил:

– Вижу, ты не дал ей спуску! Прекрасно! Теперь она твоя жена, и у меня нет на нее никаких прав, кроме тех, которые предполагает родительская привязанность.

– Родительская привязанность?! – взорвалась Ронуин. – Тебе такие чувства не знакомы, ап-Граффид! И ты еще с ханжеской улыбочкой говоришь о любви к детям?! Стыдись!

– Ронуин, – тихо остерег муж.

Она хотела обрушить и на него свое негодование, но, вспомнив кое о чем, поспешно закрыла рот.

– Пойдем, господин мой, пора к столу, – позвал Эдвард. – Кроме того, я хотел просить тебя об одном одолжении.

Они сели за высокий стол. Ронуин устроилась между мужем и отцом. Слуги бегали взад-вперед, принося корки караваев, в которые наливали овсянку, хлеб, подали круг сыра и холодную жареную крольчатину. Кубки наполнялись разбавленным водой вином. Сначала все ели в молчании. Де Боло втайне поражался невероятному аппетиту жены. Интересно, она всегда так ест? Сомнительно, ведь она так стройна.

Когда челядь убирала остатки завтрака, принц спросил:

– Чего ты хотел от меня, зять?

– Ронуин желает видеть своего брата здесь, в Хейвн-Касле. Она тоскует по нему. Если это доставит ей радость, я согласен.

– Значит, англичанин, тебе мало моей дочери? Хочешь и сына заполучить?

– Не я, а его сестра. Тут нет никаких уловок, господин. Неужели не понимаешь, что она тоскует в разлуке с братом?

– Кроме Ронуин и Глинна, у меня нет детей, – пояснил ап-Граффид. – Возможно, Глинн тоже пригодится мне когда-нибудь. Но если он будет в руках англичан, значит, потеряет для меня всю свою ценность.

– Ты все равно рано или поздно женишься, принц, – уговаривал Эдвард, – хотя бы ради того, чтобы иметь наследников. И дети от законного брака будут для тебя куда дороже, чем побочные. Пусть Ронуин будет счастлива рядом с братом, господин. Клянусь, я стану защищать мальчика от любых врагов и немедля отошлю в Ситрол, если кто-нибудь будет ему угрожать тут.

– Я должен подумать, – медленно выговорил ап-Граффид.

– Глинн для тебя ничего не значит! – не сдержавшись, выпалила Ронуин. – Я буду здесь, а ты пойдешь своим путем, не заботясь о собственном сыне! Я хорошо знаю тебя, о принц Уэльский! Гленн – твой сын, но не похож ни на тебя, ни на твоих братьев. Он лишен честолюбия и всей душой предан поэзии и красоте. В глубине души ты сознаешь, что он тебе ни к чему.

– Если я позволю тебе привезти его в Англию, когда-нибудь его смогут использовать против меня, – возразил ап-Граффид.

– А если ты не разрешишь ему приехать, что с ним станется? Собираешься уничтожить его из-за собственных страхов?

В зеленых глазах стояли слезы, и Эдвард де Боло мысленно поклялся, что, если принц не отпустит сына добровольно, он сам отправится в Уэльс и привезет мальчишку.

– Прошу тебя, господин, – молила Ронуин. – Не разлучай меня с братом! Ты сам сказал, что он годится либо в барды, либо в священники. Он не представляет угрозы для тебя.

– Не Глинн беспокоит меня, но англичане, – покачал головой принц.

– Я дал слово защищать его, – вмешался де Боло.

– Ты – подданный короля, зять, его человек, поэтому сюзерен и выбрал тебя в мужья моей дочери. Ты надежен, он тебе доверяет. Но ты не любишь Ронуин и едва ее знаешь. Поэтому я считаю, что твоя преданность королю выше чувств к жене и ее брату.

– Пожалуйста, отец, – продолжала просить Ронуин, перейдя на валлийский.

– Раньше ты никогда не называла меня отцом, – ответил он ей на том же языке.

– И вряд ли еще раз назову, – сухо улыбнулась Ронуин. – Позволь мне воспитывать Глинна. Клянусь честью матери: если мне покажется, будто англичане задумали использовать его против тебя, я либо помогу ему бежать, либо убью собственными руками. Ты понимаешь, я достойна твоего доверия, Ллуэлин ап-Граффид. Тебе известно, как я люблю Глинна, но ты также знаешь, что я исполню свой долг. Прошу тебя.

– Повтори, – велел он.

Немного поколебавшись, Ронуин прошептала:

– Прошу тебя, отец.

– Ты унаследовала от меня гордость, дочка, но чувствуешь, когда надо уступить, совсем как твоя матушка. Родись ты мальчиком, Англии было бы кого бояться, Ронуин, дочь Ллуэлина. – Он кивнул и обратился к Эдварду, уже на норманнском: – Дочь убедила меня, что Глинну будет лучше здесь. И поскольку ты поклялся оберегать его, я пришлю мальчика к тебе.

– Я знал, что ты захочешь порадовать Ронуин, – кивнул Эдвард. – Благодарю, господин мой. Я сдержу слово, даже если придется защищать Глинна от короны. И поскольку не намереваюсь извещать монарха о пребывании здесь твоего сына, вряд ли можно ждать неприятностей.

– Генрих – человек нерешительный, но его сын свиреп и мстителен, – предупредил ап-Граффид. – Скоро он взойдет на трон, и тебе лучше не терять его расположение. Он лучший и в то же время худший из всего своего рода, зять. Не знаю, сколько продлится мир, когда он станет королем. Если нам суждено встретиться на поле брани, Эдвард де Боло, лучше постарайся повернуть коня в другую сторону. Я не хочу убивать мужа дочери и отца моих внуков. – И, поднявшись из-за стола, он объявил: – Что ж, я прогостил тут слишком долго. Пора в дорогу, не то тебя в один прекрасный день объявят заговорщиком.

Де Боло и Ронуин тоже встали и проводили принца во двор, где его ожидали.

Ллуэлин обнял дочь и расцеловал в лоб и щеки:

– Прощай, девочка, да пребудет с тобой Господь.

– Прощай, господин мой. И спасибо тебе.

– За что? – усмехнулся он.

– За мужа и брата, – ответила она, одарив его одной из редких улыбок.

– Сын… – вздохнул принц. – Тебе следовало родиться сыном. Прощай и ты, де Боло. Да подарит Бог твоей жене много здоровых сыновей и дочерей.

– Благодарю, господин мой. Доброго пути.

Ап-Граффид вскочил на своего жеребца и повел за собой отряд. Дочь с мужем следили за ними, пока облако пыли, поднятое копытами лошадей, не рассеялось вдалеке. Только потом они вернулись в зал.

– Как тебе удалось убедить его прислать Глинна сюда? – полюбопытствовал Эдвард.

– Я назвала его отцом. Впервые в жизни. Принц, хоть и сильный человек, все же не лишен сентиментальности. Он был тронут и счел это своей победой. Понял, что мне пришлось сделать то, чего он давно добивался. Но при этом он был вынужден признать: мы оба не проиграли, поскольку получили то, что хотели.

– Что же ты пообещала ему? – удивился он.

– Ничего. А что мне было обещать, господин?

– Скажем, посылать ему определенные сведения, – мягко предположил Эдвард.

– Если сомневаешься во мне или моей преданности, – вспыхнула Ронуин, – лучше не упоминать в моем присутствии о вещах, не требующих огласки! Говорю же, я ничего не обещала ап-Граффиду! Просто назвала его отцом. Он давно жаждал услышать это слово из моих уст. До сегодняшнего дня ему это не удавалось. Вот и все, что произошло, Эдвард.

– Тебе придется заслужить мое доверие, Ронуин, – честно признался он.

– Какая разница, Эдвард, доверяешь ты мне или нет? Я ничего не собираюсь добиваться, поскольку мне абсолютно все равно, – холодно заверила она – Я живу по законам собственной совести.

– Клянусь Богом, ты самая несносная из всех женщин, которых я знавал! – воскликнул де Боло.

– А много их было? – вкрадчиво осведомилась она.

– Жена обязана во всем покоряться мужу, – прошипел он.

– Да, как моя мать. Она была послушной и почтительной, но что это ей дало? Бедняжка так и не получила обручального кольца, а в результате потеряла жизнь. Вряд ли мне захочется следовать ее примеру.

– Но обручальное кольцо – у тебя на пальце, – мягко напомнил Эдвард.

– Мы выполнили условия договора, муж мой, – так же мягко ответила она.

Эдвард спросил, пытаясь скрыть гнев:

– Не хочешь ли проехаться верхом, госпожа супруга? Я покажу тебе свои владения.

– С удовольствием, господин мой, – согласилась она.

Итак, между ними снова воцарилось перемирие. Они спали в разных комнатах, но встречались за обедом и подолгу ездили верхом. Эдвард целыми днями занимался хозяйственными делами, надзирал за полевыми работами, советовался с управляющим и принимал свободных крестьян, обрабатывавших его земли и отдававших ему за это часть своего урожая. Поля его были обширны, стада и отары – огромны. Временами и вздохнуть бывало некогда. Только когда зерно было собрано и свезено в амбары, он мог немного оторваться от дел.