Текст книги "Волчья тропа"

Город Генезис

СНЕГА ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО.

То есть он все еще лежал на ветвях, но, судя по всему, снегопадов не было уже давно. Земля растаяла и превратилась в грязь. Да ведь уже весна!

На следующую ночь я пожалела, что не умерла. Боль накатила такая, что всю трясло. Я молила ночное небо даровать мне смерть, и мои вопли подсказали голодным медведям, где меня искать. Волк все время был рядом, грел меня и удерживал на месте. Проснувшись утром, я почуяла его запах – я спала, зарывшись лицом в мохнатую шею.

Мне понадобилось несколько дней, чтобы избавиться от яда, а потом я вновь стала старой доброй Элкой. Немного заторможенной, зато в голове прояснилось. И вернулись слова, о которых я совсем забыла: «Скажи моей малышке, что я ее люблю». Меня как громом ударило. Скоро я увижу маму и папу. Я не хотела больше жить с Охотником, он оказался фальшивкой. А мама и папа, они настоящие и ждут меня на дальнем Севере.

Однако вместе с этими словами вернулись и воспоминания о подвале Мэтью. Я вспомнила ноги того мужчины, швы и багровые пятна на его брюках. Вспомнила, как он положил руку рядом с моей головой. Он что-то говорил тогда, но я ничего не могла разобрать. «Неинтересно убивать дичь, пойманную в чужие силки». В моей голове хранилось еще много глубоко запрятанных слов, запахов и картин. Кто же то был? Больной ублюдок, ненавидевший преподобного, или Крегар? Крегара Лайон наверняка уже поймала. Ледяная и яростная женщина, хранящая закон.

Когда я увидела с вершины холма город, то упала на пузо и прокляла волка. Мне совсем не хотелось встречаться с людьми. А он лежал рядом и молчал. Вроде даже глаза закатил, прям как моя бабка, когда я какую-то глупость делала. Потом я еще раз хорошенько все обдумала и сказала:

– Ну ладно, Волк.

Нужно было узнать, где я сейчас и как далеко от Халвестона. Охотник рассказывал мне истории про дураков, которые стремились на Север за сотни лет до Большой Глупости. Все они шли через Доусон-сити. Доусону, правда, хорошо досталось во время Второго Конфликта, когда чертовы русские попытались зайти с другой стороны. Старики в Риджуэе рассказывали, что мужчины из долины Муссы наваляли им по самое не балуй. У нас-то в то время клоун при власти был, а за океаном всем заправляла та женщина, вот русские и зашли так далеко. Если верить россказням стариков, то мужчины Муссы голыми руками с ними справились. Впрочем, и Большая Глупость, и Второй Конфликт – что было, то прошло, к чему о них думать.

Доусона больше не было, и наверняка на его месте построили другой город. Может, даже Халвестон. Преподобный говорил, что Север большой, и я не знала, по какой дороге сейчас иду.

Город стоял на перекрестке. Одна дорога вела с востока на запад, вторая – с севера на юг. Она была шире, и по ней явно больше ездили. Деревянные арки с каждой стороны обозначали границы города. Я заметила нескольких парней, которые шли на север и тащили с собой сани и громоздкие вьюки. Этот городок, раза в два побольше Долстона, был одним из перевалочных пунктов – путешественники могли купить здесь все, что им требовалось.

– Сунешься туда, тебя пристрелят и шкуру спустят, – предупредила я Волка, и он обиженно фыркнул и отполз назад.

Я положила руку ему на шею.

– Тебя убьют, как только увидят. Оставайся здесь.

Кажись, Волк меня понял, потому что когда я встала на ноги, остался лежать. Вид у него был несчастный. Он несколько раз тявкнул и даже завыл, хотя отлично понимал, что я говорю правду.

По улице слонялись несколько парней, возле магазинов сидели старики, держа на коленях ружья, и жевали табак. Никто не обратил на меня внимания. Я не думала, что улицы будут такими пустынными, зато деревянные дома оказались намного выше, чем выглядели издалека. Меня в первый раз в такой большой город занесло. Аж волосы на затылке дыбом встали. Ничего, нож при мне; зайду и выйду.

Я сразу направилась в магазин. Продавцы обычно в курсе местных сплетен. Они знают все и всех, кто проходил через их город; если мне где и покажут дорогу, то только там.

На окне висел нарисованный углем портрет Крегара. Так странно было видеть его лицо – ведь столько времени прошло. На меня вдруг навалилась тоска, но быстро рассеялась. Интересно, его уже поймали или он все еще в бегах? Ни за что не стану о нем спрашивать.

Когда я толкнула дверь, зазвенел колокольчик. Вдоль помещения тянулись два высоченных стеллажа, забитых разными товарами, а в дальнем конце за прилавком восседала дородная дама, полируя ногти пилочкой.

– Доброе утро, милочка, – сказала она, когда я подошла поближе. – Чем могу помочь?

– Да вот интересно, как ваш город называется?

Женщина отложила пилочку, а ее брови, похожие на огромных волосатых гусениц, сошлись на переносице.

– Ты что, на арке прочитать не смогла?

Я покачала головой.

– Это город Генезис, а ты в универсальном магазине Мод. Назван в честь выдающейся особы – меня.

Она рассмеялась, но я шутку не поняла. Хотя грудь у Мод и правда была выдающаяся.

– Куда направляешься?

Я не стала ей лгать. Что посеешь, то и пожнешь, и если посеешь ложь, то плоды будут горькими. В этой женщине я почувствовала доброту, и хотя она была глубоко спрятана, я не хотела, чтобы после моей лжи доброта ушла еще глубже.

– В Халвестон. Говорят, там есть желтый металл, который делает людей богатыми. Вдруг мне тоже повезет.

Губы Мод расплылись в улыбке, обнажив пожелтевшие от табака зубы.

– Ха-ха! – Ее смех был похож на ослиный рев. – Дорогуша, да полмира на это надеется!

Я скромно потупила глаза, сделав вид, что ее слова оскорбили мои чувства.

– Черт, девочка, я не хотела сказать ничего такого…

Она накрыла мою руку пухлой ладонью, достала с полки карту и расстелила ее на прилавке. У Мэтью была почти такая же.

– Парни, что охотятся за золотом и камушками, идут через Халвестон, поэтому будь осторожна. Ступай на север через перевал, потом через озеро. В тех местах лишь несколько маленьких городишек. Главное, не сходи с дороги глупцов.

Она подмигнула, и во мне шевельнулось беспокойство – женщина вдруг показалась очень знакомой.

Я нашла на карте длинное и узкое озеро, а к северу от него, на расстоянии пальца, обнаружила Халвестон. Настроение поднялось. Теперь у меня были отличные ориентиры, значит, можно не идти по дороге. Горный перевал и озеро. Если их придерживаться, то точно не потеряешься.

– Спасибо, мэм, – поблагодарила я и уже было развернулась, чтобы уйти, когда она меня окликнула:

– Постой.

Из-за прилавка она не встала. Трудно ей было, видать, с таким весом.

– Задержись в городе ненадолго. У нас сегодня повешение. Весь город на площади соберется поглазеть.

– А кого вешать будут?

– Одну женщину. Промолчала, когда ее сынок магазин грабил.

В горле встал большой холодный ком.

– Вы здесь людей за такое вешаете?

– Да в наших краях и за меньшее вешают.

– Правда? – спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.

Мод кивнула.

– Парень застрелился, когда его нашли. Он свое получил. А теперь та, что его прятала, получит.

– Ну и правильно! – заявила я, сама не веря в то, что говорю. Разве мать сделала что-то плохое? Не заслужила она, чтобы ее вешали.

– Точно! – ответила женщина. – Судья Лайон ее арестовала и привезла к нам. На север от Кувер-Сити лучшей виселицы, чем у нас, не сыскать.

Тут она рассмеялась, и ее жиры заходили ходуном.

Тяжелый комок из горла провалился прямо в желудок. Лайон! Здесь! Сейчас! Она меня в лицо знает, и мне совсем не хотелось нарваться на нее еще раз. Но, черт возьми, какая-то темная часть меня мечтала о встрече с ней, так же как я когда-то хотела пойти на медведя. Интересно, Лайон сможет меня поймать? Помнит ли мое лицо после долгой зимы забытья? Эта женщина пугала меня до смерти, но все равно я сгорала от любопытства. Очень хотела узнать, как человек может стать таким холодным?

– Ты в порядке, дорогуша? – спросила Мод.

Я слишком долго стояла столбом.

– Никогда не видела, как людей вешают. Пожалуй, поброжу по округе еще немного.

– Ее на закате повесят.

Я поблагодарила Мод и вышла из магазина.

До заката оставалось всего ничего, потому я последовала за толпой на городскую площадь, в центре которой рос огромный дуб. Веревку перекинули через толстый сук и привязали к паре лошадей. Больше на этом дереве ни ветвей, ни листьев не было. Короля леса ободрали, превратив его в орудие казни. Вроде как поймали огромного гордого гризли, побрили и заставили танцевать. Женщина меня мало волновала, но дуб такого не заслужил.

Лайон я увидела сразу же. Она стояла возле виселицы. С ног до головы в черном, и револьвер на поясе, на виду. По бокам два помощника. Какая она холодная! Наверняка у нее лед вместо крови и сосульки вместо костей.

Толпа оживилась, и вскоре я поняла почему. Два шерифа вели преданную мать. Женщина была истощена. Видать, зима далась ей нелегко. Она ведь ничего плохого не сделала – только попыталась спасти сына. Черт, может, она даже не знала, что он натворил.

Я потом перевела взгляд на Лайон, и ее глаза показались мне черными дырами, потому что в них я не могла уловить даже проблеска чувств.

Могу поспорить на свой нож, что Лайон точно так же бродила по округе и расспрашивала народ о ней, как и тогда обо мне. Разыскивается в связи с убийством. «В связи» – вот что имеет значение в этой забытой богом стране. Попадешь в одну комнату с преступником, а тебя потом Лайон за это повесит. Значит, мне надеяться не на что. Я ведь столько лет бок о бок с Крегаром прожила.

Один из помощников судьи накинул петлю женщине на шею. Лошади храпели и били копытами. Толпа вопила.

Я зажмурилась, когда щелкнул хлыст, и лошади сорвались с места. Вопли толпы заглушили хруст ломающейся шеи. Никогда раньше не видела, как вешают людей, и не хотела, чтобы моим первым повешенным стала любящая мать.

Когда тело упало на землю, я вновь открыла глаза. Лайон не шевельнулась, словно ей было все равно, что рядом умирает женщина.

Мимо проскользнул какой-то малец, и я почувствовала, как в кармане орудуют крошечные пальчики. Вот ворюга! Я схватила его за руку и подтащила поближе. Он был весь покрыт пылью и угольной сажей. Лет десяти.

– Отпусти, – тихонько взвизгнул пацан.

Я опустилась на колени, лицом к лицу.

– Верни!

По моему взгляду он понял, что я с ним шутки шутить не собираюсь, и разжал ладонь. Один из моих силков упал в грязь. Я про них совсем забыла. Взять-то у меня больше нечего – в карманах ни гроша.

– Вокруг столько полиции, а ты воровать пытаешься?

Пацан молчал.

– Сделаешь для меня кое-что, и я тебе дам кусочек серебра. Он подороже сотни силков будет.

Глаза пацана вспыхнули, и он кивнул.

Я ему прошептала на ухо все, что нужно сделать.

– Понял?

– Да, мэм, понял.

Он попытался выдернуть руку, но я держала крепко.

– И не вздумай предать меня, горло перережу!

Я вытащила нож, и мальчишка оцепенел, а потом еще раз кивнул, уже серьезно. Больше никаких шуток – в его глазах я видела страх. А страх, если им правильно пользоваться, действует на людей лучше, чем все деньги мира.

Я отпустила пацана, и он начал проталкиваться сквозь толпу. Я стояла и смотрела, как он идет прямиком к Лайон. Та опустилась на колени, чтобы поговорить с ним, и испачкала в грязи черные брюки. Впрочем, на это она внимания не обращала. Она слушала пацана, а я, затаив дыхание, ожидала ее реакции.

Лайон резко обернулась к своим помощникам и что-то сказала – мне было не разобрать. Потом улыбнулась малышу, дала ему монетку и отпустила. Он вскочил на ноги и сорвался с места.

Вскоре мальчишка подбежал ко мне.

– Я ей все передал.

– Уверен? Повтори, что ты ей сказал.

Пацан набрал в грудь побольше воздуха и затараторил:

– Моя кузина видела того мужчину с татуировками в Мартинсвилле пару дней назад. Он кричал, что законники спалили его дом, и если он кого из них увидит – им мало не покажется. Я сказал ей: думаю, вам стоит об этом знать, мисс Лайон.

– Молодец! – Я почти не соврала – тот мужчина в доме преподобного рядом с Мартинсвиллем вполне мог оказаться Крегаром. Правда, случилось это шесть месяцев назад, а не пару дней. Черт, да мне просто нужно было знать, не сидит ли он в одной из Лайоновских камер или не повесили ли его уже на том бедном дубе. – А что она сделала?

– Сперва серебро! – Пацан протянул руку, нахмурив тонкие брови, словно я уже его обманывала раньше.

Я рыкнула, как Волк, и повторила:

– Что она сделала?

Он обиженно фыркнул.

– Она спросила, была ли с ним девушка.

К горлу подкатил ком.

– А ты ей что сказал?

– Сказал, что про девушку ничего не слышал.

Я облегченно вздохнула, но ком в горле так и не исчез.

– И что потом?

– Она крикнула мужикам, чтобы седлали лошадей. Сказала: «Хочу увидеть, как этого ублюдка повесят за то, что он сделал с моим мальчиком». А потом они ушли.

Меня затрясло.

Я отдала пацану одну из ложек и отпустила его. В голове мутилось – похуже, чем возле того озера. Значит, Крегара еще не поймали, и это он убил сына Лайон. Теперь ясно, отчего она так его ненавидит. Да она всю страну прочешет, и могу поспорить, тот, кто встанет у нее на пути, получит пулю. По спине побежали мурашки. Я перешла ей дорогу, и теперь она охотилась и за мной. Тогда, в Долстоне, я ее обманула, а теперь, когда узнала, что забрал у нее Крегар, мне прям не по себе стало. Наверное, она решила, что мы с ним заодно. Может, она и права. Я столько всего не помнила о жизни с Крегаром; теперь же, вдали от него, воспоминании возвращались все быстрее и быстрее.

Как правильно плевать в корабли

НЕ ЛЮБЛЮ ДОРОГИ. Одни люди их протоптали, а другие идут по ним, не задавая вопросов. Я всю жизнь жила по правилам леса и по своим собственным. И одно из этих правил – никогда не иди по следам другого человека. Люди делают то, что им мамы с папами говорят, и повторяют их жизни: те же ошибки, те же радости и печали. Деревья не могут расти рядом с родителями – им не хватает пространства, света и воды. Они хиреют и умирают. У людей все то же самое, хотя с первого взгляда и не скажешь. Ранчо и магазины передаются от отца к сыну, от мамы к дочери, и выбора не остается. Если сыновья пытаются управлять наследством по-своему, отцам это не нравится, они начинают ссориться, и семья разваливается.

Я всегда выбирала свой собственный путь. Конечно, Крегар меня многому научил, однако идти по его стопам, особенно после того, как я узнала, чем он занимался, – нет уж, ни за что. Когда я жила с ним, то шагала по его тропе, но сейчас хотела просто забыть об этом. Глядя на горящую хижину, я поклялась, что больше никогда не пойду по пути другого человека, и очень надеялась, что боги простят меня за то, что я шла по нему так долго.

Я понятия не имела, что там, на дороге, ведущей к северу от Генезиса. Дороги притягивают воров и всяких сомнительных личностей. Они охотятся за дураками, а я совсем не дура.

Я вернулась туда, где оставила волка. Его там, конечно, не было. Дикий зверь не станет долго сидеть на одном месте. Он знает мой запах и найдет меня, если ему понадобится еда или компания. Я уж было собралась уходить, когда вдруг заметила нечто, отчего мороз пошел по коже.

Отпечатки ботинок на земле.

Прямо там, где я оставила волка, там, где я несколько часов назад лежала на животе, рассматривая город с вершины холма. Они были раза в полтора больше моих. У одного на подметке не хватало куска, а второй стоптан изнутри. Я знала эти ботинки. Сколько раз их мыла, а потом сушила у печки после дождя. Он пробежал здесь – когда идешь спокойным шагом, отпечатки не такие четкие – и сделал это специально. Он хотел оставить мне послание.

Лес вдруг замолчал, и только сердце билось в ушах, заглушая все звуки. Крегар шел за мной, наступая на пятки. Он стоял здесь, глядя на Генезис, и знал, что я там. А вдруг он все еще где-то неподалеку? Прячется за тем стволом или за тем выступом и поджидает меня?.. Я резко обернулась, рассматривая каждую веточку, каждое деревце, – и вдруг увидела на коре бурые потеки. Чья это кровь? Его или новой жертвы? Я чувствовала его запах, видела среди стволов очертания его фигуры, слышала, как он шепчет мое имя.

Я сорвалась с места.

Мчалась, путая следы, старалась держаться дороги, но не выходить из леса. Ближе к ночи отыскала небольшую пещеру и устроилась там на ночлег. Я старалась забыть про те отпечатки – что они значили и кому принадлежали. У входа в пещеру я развела большой костер, чтобы медведи не подумали сунуться в мое укрытие. Потом достала последнюю банку консервов, доставшихся от преподобного, и, положив в рот первый кусочек, поняла, что уже давно ничего не ела. Я запихнула в себя всю банку, как чайка, глотающая рыбу целиком.

Я ужасно устала от страха и беготни по лесу и в ту ночь спала как убитая. На следующее утро проснулась с рассветом и увидела рядом с пещерой медвежьи следы. К счастью, отпечатков ботинок там не было. Наверное, медведь хотел сунуться в пещеру, да костер ему не понравился. Зато теперь я знала, что они уже проснулись и бродят по округе. Два дня я шла на север. Волк так и не появился, и я начала волноваться. Я надеялась, что он не ранен и не голоден, что с ним все в порядке и я его скоро встречу.

Следов Крегара я тоже больше не видела. Наверное, он потерял меня или отпечатки моих ботинок завели его на край какого-нибудь обрыва. Здесь его точно не было – ни за кучей валежника, ни в пещере, ни вон в той ложбине.

Мне казалось, что в каждой тени таятся демоны и призраки. Я шла и шла без остановки, ведь Крегар тоже был где-то в этом лесу, слишком маленьком для нас двоих.

Лиственные деревья сменились елями и соснами. Везде, куда ни глянь, свет закрывали еловые лапы, покрытые густыми иглами. Одуряюще пахло смолой и хвоей, и я жадно вдыхала этот аромат. Мне на хорошие запахи всегда было наплевать – бабка бы вам рассказала, но я научилась воспринимать их как часть леса. Каждый имеет свое назначение. Зверью они подсказывают, какие ягоды не стоит есть, потому что они ядовиты, пчелам и мухам – на каких цветах лучше кормиться. Да и потом, запах хвои намного приятнее, чем вонь перегноя.

Три дня я шла на север. Запутывала следы и старалась не упускать из виду дорогу. Один раз увидела повозку с лошадью, которая ползла медленно, словно большая толстая улитка в гору, потом разглядела группу мужчин, тащивших на спинах огромные рюкзаки.

На четвертый день я взобралась по осыпающемуся глинистому склону и оказалась на плоской вершине хребта. Деревьев здесь не было, зато в тени крупных валунов еще лежали последние лоскуты снега. Дул холодный пронизывающий ветер, и в первый раз за долгое время мне пришлось застегнуть куртку до самого подбородка. Жаль, нет со мной шапки. Вот Охотник никогда не жаловался на отмороженные уши. Я однажды примерила одну из бабкиных модных шляп, ну знаете, с большими полями, и бабка сказала, что я в ней на поганку похожа. Больше я шапок не носила, разве что во время дождя. От свирепого ледяного ветра стыли глаза, но я все равно рассмотрела то, отчего у меня желудок волчком закрутило.

Чертово озеро! Такое огромное, больше похожее на океан – даже с вершины хребта я не могла рассмотреть другой берег. Я сглотнула. Терпеть не могу воду – никаких тебе деревьев, никакой еды, кроме слизкой рыбы. На южном конце озера виднелось что-то вроде пристани. Люди, как муравьи, цепочкой бегали туда-сюда между какой-то квадратной штукой на воде, кораблем, наверное, и рядами приземистых зданий. Я никак не могла разглядеть, что они там носили, было слишком далеко, зато заметила повозку. Интересно, это та же самая, которую я на дороге видела?

Дорога упиралась в озеро и здесь заканчивалась, а с обеих сторон поднимались высоченные горы. Значит, единственный путь – через озеро. Как же я эти корабли ненавижу!

– Вот дерьмо! – завопила я с вершины горы. Я вопила и вопила, да так громко, что кто угодно мог услышать – и Крегар, притаившийся среди деревьев, и те люди на корабле. Мне было все равно. Черт, я даже надеялась, что они услышат.

Я сама на корабле никогда не была, но часто видела их на Муссе. Лентяи, которым пройтись лень, плавали на них из Кларкса в Вайт-Топ, что на полпути до Кувера. Мне хотелось плюнуть в них, что я частенько и делала. У нас с Охотником даже соревнование было – кто дальше плюнет. Он учил меня, как правильно это делать: набрать слюней, податься всем телом и вперед! Пока мне не исполнилось тринадцать, он всегда побеждал. А потом мы перестали соревноваться – Охотник не любил проигрывать. Только однажды он позволил мне взять верх – на последней оленьей охоте, за неделю до того, как я встретила Лайон в Долстоне. Он разрешил мне первой нажать на курок и сказал, что у него в груди такое теплое чувство, вроде он мне наследство передает. Я иногда вспоминала того оленя и отличного вяленое мясо, которое Лайон сожгла в коптильне вместе с хижиной. До сих пор о нем жалею.

Если я хочу добраться до севера и оставить Крегара позади, другого пути у меня нет. Лодки – те же фургоны, только без лошадиного дерьма. Я твердила это себе, пока спускалась с горы. Когда стемнело, я присоединилась к глупцам, бредущим к пристани.

Вдоль воды протянулась шеренга домов – там были и харчевни, и гостиницы, и даже бар, где наливали виски. На пристани стояли груды ящиков, а шустрые пацаны и крепкие мужики перетаскивали их на корабль. Самые тяжелые цепляли к ржавому крану и сгружали в грузовые трюмы под палубой. Потная и распаленная толпа выплеснулась из бара и продолжила веселиться уже снаружи. Между столбами были протянуты гирлянды крошечных электрических лампочек, как светлячки в стеклянных банках, отчего казалось, что над улицей повисло звездное небо. Охотник никогда не доверял электричеству, говорил, что еще до Большой Глупости люди отлично без него обходились. Теперь его получали от генераторов, и многие носы воротили, но как по мне, те лампочки – самое настоящее волшебство.

На меня нахлынули запахи: пот докеров, резкая вонь виски и цветочный аромат женских духов – кто-то с ними перестарался. Пахло водой, гниющими на солнце водорослями и дизельным горючим, вытекавшим из двигателя корабля. И был еще один запах, перекрывающий все остальные, от которого желудок заурчал, как пойманная в капкан росомаха.

Из киоска на середине улицы, битком набитого голодными дураками, шел ароматный дым – вишневое дерево, видать. Я побрела туда, куда вело меня брюхо, лавируя между группками подвыпивших мужчин и женщин, которые во весь голос делились радостью со всем миром. Они выкрикивали нечто вроде: «Мы идем туда, где нас жду несметные сокровища, а через полгода вернемся с полными карманами рубинов!»

Я не обращала на них внимания. Мне жутко захотелось кусочек того вяленого мяса, что делали мы с Охотником. Бывало, он приносил из города свинью, уже разрубленную на куски, чтобы легче тащить, а потом мы ее солили и коптили. Правда, свинина нам редко перепадала – уж очень дорогая, но если везло, то мы устраивали настоящий пир.

Я уставилась на угли. Жир, стекавший со свиной туши, шипел и пузырился, а запах от него шел просто одуряющий. Конечно, до нашей свининки ему далеко, но на голодное брюхо и такое сойдет.

– Будешь брать или просто так глазеешь? – спросил мужчина за прилавком, тощий и сгорбленный, как будто его самого завялили. Кажись, на китайца смахивает, хотя я сомневалась, потому что раньше их никогда не видела. В одной руке он держал мачете, а в другой – вилку с двумя зубцами.

Со свиньи капал жир, а хрустящая золотистая корочка была покрыта красноватой глазурью, которая уже начинала чернеть по краям. Сладковатый запах шел не от углей, а от самой шкурки. Мой желудок заурчал, вымаливая кусочек.

– А сколько стоит? – поинтересовалась я, вдруг вспомнив о том, что в карманах ни гроша.

– Два доллара или грамм золотой пыли. – Мужчина щелкнул зубами, как одна из тех жутких черепах в заболоченных озерах. Он успел обслужить двух посетителей, пока болтал со мной.

– Серебро берете?

Я протянула ему ложку. Мужчина покосился на нее и заржал, визгливо и зло.

– А ну пошла отсюда! Я не подаю!

Меня пихали локтями и плечами. Я поскользнулась на пятне свиного жира и упала в жижу. За спиной раздался хохот и издевательские крики. Было ужасно стыдно, и я чувствовала себя полной дурой. Надо же, решила, что те ложки чего-то стоят!.. Я высыпала их из рюкзака прямо на землю.

Начал накрапывать дождь. К тому времени, как я поднялась и счистила с себя грязь, он уже превратился в ливень. Голодные люди толпились возле киоска, все громче выкрикивая заказы. По улице потекла река грязи, но пьяниц это не испугало. Некоторые поснимали с себя всю одежду и ну танцевать голышом!.. Я подняла воротник и перебежала на другую сторону, чтобы спрятаться на крытом крыльце магазина, где набилась уже куча народу. Я сидела на деревянном полу, привалившись к стене, и наблюдала, как покупатели несут от киоска полные тарелки мяса с жареной картошкой. Рот наполнился слюной, и я не заметила, как ко мне подошел элегантно одетый мужчина с дьявольской улыбочкой. Тем более я не обратила внимания на то, что он держал в руках.