Текст книги "Неотразимый обольститель"

– Ладно. Так где же вы были на самом деле? – спросила она.

Беатрис на мгновение задумалась, и ответ пришел сам собой.

– Я изучала, как живет «другая половина человечества». Элис непонимающе уставилась на нее.

– Какая половина? Беатрис рассмеялась:

– Мужчины, моя дорогая Элис. Мужчины.

Глава 8

– Что, что случилось? – Лицо Джеффри было серым, когда он вошел в тускло освещенную лакейскую.

– Она вернулась, – взволнованно сообщила Присцилла. – Вернулась вчера вечером и сказала, что ее похитили какие-то люди, пытавшиеся ее ограбить.

Джеффри растерянно щурился, переваривая новости.

– И это все? Она ничего не говорила обо мне или о нас с тобой?

Когда Присцилла покачала головой, он простонал:

– О, слава Богу!

– И даже не упомянула о твоем ужасном кузене, который должен был ее найти.

– Какая разница, как она добралась домой? Этот кошмар наконец закончился. Посмотри на меня – я же превратился в развалину! – Он протянул руки, чтобы показать, как они трясутся. – Три дня почти не спал. Мама заметила, что я ничего не ем, и заставляет меня принимать какое-то отвратительное лекарство, в которое она так уверовала.

– Джеффри!

– Ну, твоя тетушка ведь не пострадала, верно? – Он легкомысленно хихикнул. – Все закончилось благополучно.

– Нет, могло было быть и лучше, – с возмущением заявила девушка. – Начать с того, что тебе следовало спасти тетю Беатрис, как мы и планировали. Тогда ей не пришлось бы пережить неизвестно что в лапах подлых и мерзких преступников.

– Ты уверена, что она ничего не сказала о том, кто ее похитил? – Джеффри снова забеспокоился. – Тогда она наверняка ничего не знает. Если бы знала, то уж будь уверена, многие бы головы полетели. Выходит, мы вне подозрений! – Он звонко чмокнул Присциллу и поспешил к двери.

– Ты куда? – спросила девушка, удивленная его внезапным уходом.

– Домой, буду неделю отсыпаться! Разочарованная Присцилла осталась стоять в полумраке, глядя на открытую дверь. Через несколько минут она спешила вверх по лестнице вслед за Ричардсом, который нес тете поднос с завтраком. Девушка проскользнула в двери вслед за дворецким и с удивлением увидела, что тетя Беатрис не только давно проснулась, но уже одета в свою обычную темную юбку и белую блузку с рукавами а-ля «баранья нога».

– Сегодня свежая малина, мадам, – сказал Ричардс, ставя поднос на чайный столик и поднимая серебряную крышку. Его профессиональная невозмутимость уступила место одной из редких улыбок. – Я рано утром сходил на рынок.

– Моя любимая. – Беатрис отошла от письменного стола и радостно улыбнулась при виде ягод. – Ричардс, ты сокровище.

– Как и вы, мадам. – Дворецкий учтиво поклонился и исчез.

– Присцилла. – Тетя заметила племянницу у дверей и пригласила ее к столу. – Что ты хочешь, дорогая?

– Тетя Беатрис, вы хорошо себя чувствуете, все действительно в порядке? – Девушка пытливо вглядывалась в ее лицо.

– Со мной все хорошо. Такое облегчение – оказаться наконец в собственной постели. – Беатрис задумалась, устремив взгляд в пространство. – Наверное, мы привыкли принимать это как должное – уютная кровать, спокойный сон ночью.

– Значит, с вами не произошло ничего ужасного? Они ничего вам не сделали?

– А что, разве похоже? – Тетя вернулась к реальности и принялась разливать кофе. – Было страшно, не стану отрицать. Но я пережила это, и теперь все закончилось. Люди должны учиться преодолевать трудности в жизни, Присцилла. Испытания и лишения приходят ко всем, раньше или позже. А настоящая проверка характера – это как человек их встречает, решает ли он свои проблемы или позволяет проблемам взять верх. – Смягчившись при виде встревоженного лица Присциллы, Беатрис лукаво посмотрела на племянницу, как бы удивляясь, что та проявляет такое беспокойство. – Я многое повидала в жизни и поняла, что иногда столкновение с трудностями – это просто толчок для обнаружения скрытых возможностей. – Она добавила себе сливки и, отпивая кофе, изучающе посмотрела на племянницу поверх края чашки. – Тебе все понятно?

Присцилла была сконфужена тем, что ее тетя проявляет абсолютное спокойствие. И одновременно она чувствовала досаду, потому что, заметив ее нервозный вид, поучающая тетушка тут же прочитала еще одну лекцию. Девушка нахмурилась.

– Я не ребенок, тетя Беатрис. И кое-что знаю о жизни. Она медленно вышла из комнаты и стала спускаться по главной лестнице в холл, где Ричардс встречал кого-то из знакомых. Удивленная, Присцилла остановилась на площадке, чтобы пригладить волосы, а потом сошла вниз поприветствовать детектива Блэквела.

– Доброе утро, детектив, – протягивая руку с апломбом настоящей леди, проговорила она. – Мы никак не ожидали увидеть вас уже сегодня.

С заблестевшими глазами молодой человек пожал ее руку.

– Я и сам не ожидал, что приду так скоро. Но вчера мы с моими людьми провели почти всю ночь, обыскивая таверны и портовые притоны. Похоже, я установил напавших на вашу тетю.

– Правда? – Присцилла резко отдернула руку.

– Боже мой, детектив, вы не только преданный своему делу, но еще и умелый полицейский! – донесся сверху голос Беатрис. Они обернулись и увидели, как она спускается по ступенькам. – Кем они оказались?

– Миссис фон Фюрстенберг, – Блэквел с улыбкой поклонился, – это двое ирландских поденных рабочих, которые подзарабатывают еще и ночньдми делишками. Ваше сообщение нам очень помогло. Один из них – Диппер Молден, а второй, похоже, его сообщник, Шоти О'Ши. Мы их разыскиваем. – Блэквел взглянул на Присциллу, которая изобразила слабую улыбку, и успокоил дам: – Это только вопрос времени.

Через три дня после неудавшегося ужина с Беатрис фон Фюрстенберг в «Восточном дворце» Коннор Барроу все еще был сам не свой. Он вставал поутру в обычное время, съедал обычный завтрак и проводил утро, принимая посетителей в своей юридической конторе на Четырнадцатой улице. Потом он обедал с одним из клиентов, руководителем избирательного участка или городским чиновником, затем до вечера принимал участие в различных собраниях, встречался с избирателями, беседовал на улицах с продавцами, ремесленниками, рабочими, зарегистрированными в Четвертом округе. Ужин заставал его у О'Тула, где он пробовал великолепные блюда Мэри Макматри. Но настойчивая приверженность раз и навсегда установленному распорядку была единственным, что осталось от его прежней жизни. Теперь часто, оказавшись на улице, он ловил себя на том, что прошел мимо назначенного места или упустил конку из-за того, что стоял, уставившись на тротуар или в пространство. Он не доедал то, что было на тарелке, с трудом засыпал по ночам, и ему приходилось постоянно всех переспрашивать. Клерк в его офисе отпустил замечание по поводу нехарактерного для Коннора отсутствия внимания к деталям, и тот слишком бурно отреагировал.

Но только когда с Пятой авеню прибыло послание, написанное женской рукой, – только тогда он понял, что все эти три дня ожидал чего-то подобного. Он еще не закончил дела с Беатрис фон Фюрстенберг, и когда прочитал ее высокомерно-ультимативное приглашение, то уже через минуту спешил на встречу. Он повторял себе, что его гонит только чувство досады из-за того, что их последняя встреча закончилась так враждебно. Его несправедливо обвинили, и презрение на ее лице, когда она указывала ему на дверь, засело в памяти Коннора, словно заноза, не давая ему забыть все дело, послать его к чертовой матери. Теперь Беатрис приглашала его – что ж, прекрасная возможность наконец поставить ее на место.

Кеб грохотал по булыжным мостовым, а в мозгу Коннора невольно всплывали картины: Беатрис в черном корсете и черных чулках, размахивающая плетью при свете факела... Беатрис, завернутая в измятую простыню... широко раскрытые в изумлении зеленые глаза... Беатрис в халате леопардовой расцветки, с полуобнаженной грудью, похожая на отважную охотницу, каковой она, по сути, и была. Каждая картина, казалось, повышала температуру внутри кареты на несколько градусов. У адвоката пересохло во рту. Только когда кеб остановился у величественного особняка на Пятой авеню, Коннор задумался о причинах, побудивших Беатрис приказать ему пожаловать немедленно. Он стоял у дверей, поправляя манжеты и стряхивая с рукавов несуществующие пушинки, а мысли о тех неприятностях, что могут ожидать внутри, одолевали его... включая и предположение, что она каким-то образом узнала правду. Какого черта он здесь делает? Но до того, как Коннор успел спуститься по ступеням, дверь отворилась.

– Мистер Барроу? – Вышколенный дворецкий одной рукой в перчатке пригласил его войти, а другой принял шляпу. – Сюда, сэр. Мадам вас ожидает.

Коннор последовал за ним, одергивая жилет и замечая все вокруг – и холл, выложенный белым мрамором, и хрустальные люстры, и портреты в золоченых рамах над пологой лестницей. Здесь все говорило о богатстве и могуществе и о намерении хозяйки использовать и то и другое для достижения своих целей. Когда дворецкий проводил его в гостиную, адвокат почувствовал растущее внутреннее напряжение.

– Добрый вечер, миссис фон Фюрстенберг.

Она стояла в дальнем конце большой прямоугольной комнаты, оформленной в стиле, который нельзя было назвать иначе как «дворцовый уют». Дубовые панели, оконные проемы в виде арок и огромный средневековый камин уравновешивали стулья с пухлыми плюшевыми сиденьями, диванчики, обитые цветастым дамасским шелком, многочисленные натюрморты и пейзажи, а также восточные вазы, ширмы, мягкие коврики с изображением цветов и море подушечек. Безмятежно покоясь среди всего этого буйства красок и форм, хозяйка в шелковом наряде цвета лесной зелени, с глубоким декольте прекрасно вписывалась в интерьер и хорошо это понимала.

– Прошу, входите, мистер Барроу, – Беатрис царственным жестом указала ему на ближайший диванчик, – и присаживайтесь.

Громадные двери за его спиной с шумом захлопнулись, и Коннор с трудом сдержался, чтобы не развернуться и не убежать прочь.

– Не займет ли это дело, ради которого вы меня пригласили, много времени? – с радушием, которого не ощущал, спросил он.

– Пока трудно.сказать, мистер Барроу.

– А от чего это зависит, миссис фон Фюрстенберг?

– От вас, сэр.

– Вижу, вы намерены сохранять таинственность. – Коннор подошел поближе и сел на предложенное место, решив не выказывать никакого беспокойства или неуверенности в себе.

– Наоборот, мистер Барроу, я намерена раскрыть тайну. Я потратила время и силы, чтобы расследовать собственное похищение. И думаю, вас удивит то, что мне удалось обнаружить.

– Очень мало из того, что вы делаете, способно удивить меня, миссис фон Фюрстенберг.

– Ну что ж, – проговорила она с улыбкой, подходя к тщательно замаскированной двери сбоку от витиевато украшенного камина. Беатрис повернула ручку, и дверь небольшой гостиной отворилась. Там на краешке изящного дивана в цветочек неуклюже примостились двое грязных мужчин: Диппер и Шоти.

Коннор вскочил на ноги, чувствуя, что его желудок не успел последовать за ним и остался где-то на уровне коленей. Как она их нашла, черт побери?

– Мистер Барроу! Господин! – поприветствовала его парочка. В их глазах мелькнула было надежда на избавление, но быстро угасла при виде ужаса на его лице.

– Они рассказывают очень интересную историю. И ваше имя в ней тоже упоминается. – Беатрис сложила руки на груди и искоса посмотрела на горе-похитителей. – Повторите для мистера Барроу то, что уже рассказали мне, джентльмены.

– Ну, – Диппер взволнованно вскочил и вытер потные ладони о свои грубые штаны, – я сказал, что мы очень извиняемся за причиненное не-е-удобство. Мы не должны были вас красть.

– Мы должны были вас вроде как ограбить, – вставил Шоти.

– Вот конгрессмен... сказал нам, что надо помочь одному господину и что тот нам за это хорошо заплатит. А молодой господин приказал нам притвориться, будто мы собираемся ограбить одну старую леди. Говорил, что мы должны ее как следует напугать, а он потом придет и вызволит ее. Только он опоздал, а вместо него появились копы. Мы решили, что нам не заплатят, если вас не «спасут»... и поэтому прихватили вас с собой.

– Мы должны деньги Черному Терренсу... он нам башку разобьет, – пожаловался Шоти. Сердитый взгляд Диппера заставил его замолчать.

– Копы подходили все ближе и ближе... нам надо было спрятать вас в каком-нибудь безопасном месте, и тут я увидел «Восточный дворец». А у меня там двоюродная сестра работает, Мэри Кейт, вот я и решил, что она нам поможет. – Диппер пожал плечами. – Значит, мы оставили там госпожу, а сами залегли на дно, пока этот детектив не принялся вынюхивать. Вот нас и замели. – Диппер сунул руки в карманы и потупился.

– Простите, господин. – Шоти скорчил гримасу раскаяния.

– А кто был тот, который должен был присоединиться к вам, но так и не пришел? – потребовала ответа Беатрис.

– Не знаю, мэм. Мы его видели всего один раз. Молодой парень. И было темно, – ответил Диппер, а Шоти подтвердил его слова энергичным кивком.

– А что он должен был делать, если бы пришел? Диппер пожал плечами и посмотрел на Коннора.

– Спасти вас. Это все, что я знаю.

– Из ваших грязных лап, – дополнила Беатрис.

– Да, мэм, – уныло кивая, подтвердил Шоти.

– Спасибо. Садитесь, джентльмены, – приказала Беатрис.

Парочка бухнулась на диван, Беатрис закрыла двери и повернулась к Коннору.

– Итак, вы – человек, нанявший этих двоих для того, чтобы они ограбили меня и всячески мне угрожали. Не пытайтесь ничего отрицать. Что я еще хочу узнать, так это личность второго сообщника, задумавшего весь план. Кто собирался заплатить негодяям и что они должны были со мной сделать?

– Понятия не имею, – ответил Коннор, скрестив на груди руки и надеясь, что твердость и бравада победят там, где уже проиграли логика и рассудительность.

– Не имеете? – Беатрис, прищурившись, подошла ближе.

– Месть – слишком сомнительное удовольствие, – провозгласил Коннор. – Я вам очень советую забыть об этом и посвятить себя более достойному времяпрепровождению.

Он резко повернулся и направился к дверям. Шипя от ярости, Беатрис обогнала его. Шуршание шелковых юбок стихло, она мгновение что-то делала с замком, а потом повернулась, с победным видом держа железный ключ в руках.

– Что это, по-вашему, вы делаете?

Холодно улыбаясь, она сунула ключ в круглый вырез платья, так, что только небольшой уголок его был виден между полушарий ее грудей. Глядя на этот кусочек металла, Коннор залился краской до самых ушей.

– Вы сможете уйти, только когда у меня будет вся нужная мне информация, – заявила она.

– Не будьте смешной. – Коннор резко отвел взгляд от волнующей картины. – Откройте дверь.

Коннор сделал шаг вперед, так что теперь он нависал над женщиной, которая прислонилась к двери спиной. Беатрис смотрела на него, полная решимости, и он почувствовал какую-то дрожь, вспомнив ощущение ее теплого тела, крепко прижатого к его телу, и наслаждение, которое дарили эти мягкие губы, раскрывающиеся для поцелуя. Неверный ход, подумал он и скованно отступил на шаг, потом еще на один, тщетно пытаясь привести мысли в порядок.

– Послушайте, эти олухи ведь объяснили, что не собирались причинять вам никакого вреда. Кроме того, и они, и я, и Шарлотта Браун утверждали, что ваше пребывание в «Восточном дворце» было случайностью. Почему вы не удовлетворитесь этим?

Беатрис секунду смотрела на него, потом отошла от дверей и прошла на середину комнаты, где остановилась, положив руки на спинку стула.

– Я деловая женщина, мистер Барроу. Не знаю, понимаете ли вы, что это значит – заниматься бизнесом в Нью-Йорке. Я президент Объединенной корпорации и член правления еще нескольких крупных концернов. На рынке товаров я покупаю и продаю, произвожу и доставляю и сама принимаю решения. Я по выгодному курсу покупаю и продаю акции и каждый год провожу сотни финансовых операций. Многие из этих операций оборачиваются потерями для некоторых людей... потеря акций, конфискация имущества, судебный запрет или сделка, которой не суждено состояться... а я редко оказываюсь в числе проигравших. Мне хорошо удается то, чем я занимаюсь, а в деловых кругах многим не нравится проигрывать женщине независимо от того, честная это игра или нет.

Коннору потребовалось несколько мгновений, чтобы связать ее слова с тем, что она говорила в «Восточном дворце». Ее в самом деле беспокоило, не является ли все произошедшее с ней результатом происков какого-нибудь конкурента. Это ставило Коннора в затруднительное положение. Развеять ее сомнения означало раскрыть собственную дурацкую роль в этом похищении... уже не говоря о том, что оно было противозаконным.

– Если вы кого-то покрываете, то я это выясню.

– Я никого не покрываю, – раздосадованно ответил он.

– Кроме себя самого? – Беатрис попала в точку. – Назовите мне имя человека, который приходил к вам, и скажите, почему он хотел меня напугать.

– Не могу себе представить такого полоумного, который решил бы напугать вас, миссис фон Фюрстенберг. Следовательно, вы можете исключить из числа подозреваемых ваших конкурентов. По правде говоря, я и предположить не мог, что он планировал, когда...

– Когда подбирали ему таких тупиц? – закончила за него Беатрис. – Так, уже что-то. Вы признаете, что были замешаны с самого начала.

Адвокат вздрогнул. Она приперла его к стенке, и они оба это понимали.

– Ничего я не признаю. – Коннор отступил на шаг. – Вечером в ресторане О'Тула ко мне подошел парень и сказал, что ему нужна пара ребят для одного дела. Я заметил Диппера и Шоти и направил их к нему. Вот и все мое участие.

– Кто был этот «парень»? – Беатрис не сводила с него глаз.

– Я никогда его до этого не видел.

– Я вам не верю, – сказала Беатрис.

– Это правда.

– Зачем вам оказывать такую услугу незнакомцу? Более того, почему вы до сих пор его выгораживаете?

Коннор задумался. В самом деле, почему? Он мог бы придумать что-нибудь правдоподобное, но его собственная неблаговидная роль в этом предприятии уже была раскрыта. Какой смысл защищать избалованного подростка, которому не приходится принимать решения, брать на себя ответственность и отвечать за последствия... что как раз и помогает мальчику стать мужчиной. Коннор подошел к диванчику и сел, обдумывая свои дальнейшие действия. Раскрытие причин, по которым он помог душке Джеффри, может принести ему пользу... может даже уменьшить вред, нанесенный его участием.

– Хорошо, – глядя на Беатрис, сказал адвокат. – Правда и только правда.

– Самое время, – ответила она, садясь на стул напротив него и впиваясь взглядом в собеседника.

– Тот, кто несет ответственность за ваше похищение... тот, кто все придумал, – это ваша племянница, Присцилла Лунатиччио.

Беатрис несколько мгновений смотрела на него, ничего не понимая, а потом с негодованием сложила руки на груди.

– Во-первых, Люччиано, а не Лунатиччио. Во-вторых, это самая большая нелепица, которую я когда-либо слышала.

Коннор уставился на нее. Ему не приходило в голову, что она может не поверить, будто ее племянница способна разработать такой план.

– Ваша племянница воображает, будто влюблена в молодого человека по имени Джеффри Грэнтон, не правда ли?

– Ну да, – негодование Беатрис частично испарилось, и она выпрямилась на стуле, – но я не понимаю, как...

– Молодой человек, который пришел ко мне тогда вечером... тот, который нанял Диппера и Шоти, чтобы они ограбили вас... был не кто иной, как Джеффри Грэнтон.

Беатрис словно окатили холодной водой. Это «милый Джеффри» Присциллы стоял за всеми теми ужасами, что ей довелось пережить? В списке подозреваемых он Мог бы занимать самое последнее место...

– Что за абсурд! – Она вглядывалась в лицо Кон нора. – Джеффри Грэнтон сам не в состоянии даже правильно одеться. Он не мог придумать ничего подобного.

Беатрис пыталась опровергнуть обвинения Коннора, как вдруг поняла, что факты подтверждают его версию произошедшего. Пара похитителей твердила, будто молодой человек не хотел, чтобы ей причинили вред, а требовал только напугать ее... он должен был присоединиться к ним, но не прибыл вовремя... они упоминали о каком-то «спасении»...

– Думаю, у него есть соавтор. – Адвокат раскинул руки так, что одна лежала на спинке дивана, а вторая на подлокотнике. Настроение у него заметно улучшилось. – Говорят, что успех каждого мужчины разделяет женщина, стоящая за его спиной. И если в данном случае в «успехе» можно усомниться, то женщина за спиной юного Джеффри – без сомнения, ваша племянница. По его словам, именно она выдвинула идею и настояла, чтобы он воплотил ее в жизнь. Требовалось произвести на вас впечатление.

– Ограбить меня, похитить и заключить в публичный дом – все это должно было произвести на меня впечатление?

– Ну, все было бы совсем не так, если бы Джеффри не опоздал. Ожидалось, что Диппер и Шоти будут вас «грабить», а Джеффри, случайно проходя мимо, защитит вас и спасет. Вы, конечно, были бы ему благодарны и настолько потрясены его храбростью, что немедленно позволили бы ухаживать за вашей племянницей.

Как ни противно было Беатрис признавать это, но история с каждой минутой звучала все более правдоподобно. Она уже почти представляла себе, как Присцилла со своими нелепыми романтическими бреднями обдумывает такую затею.

А ее тетя в результате вынашивала мрачные мысли и уже подбирала обвинения, которые она швырнет в лицо конкурентам. Слава Богу, что она не успела обнародовать свои подозрения. С пылающими щеками Беатрис гордо вздернула голову и посмотрела на Коннора. В характерной для нее манере она выбрала неподходящий момент для наступления.

– А вы, конгрессмен... о чем вы думали... соглашаясь помогать незнакомцу, который собирался ограбить и похитить женщину?

– Боюсь, не совсем незнакомцу. – Коннор опустил руки и переменил позу. – Это правда, что я никогда его прежде не встречал, но Джеффри Грэнтон является моим троюродным братом. Он сын Алисии Барроу Грэнтон. Он отыскал меня, потому что я имею «неподобающие связи в ирландской среде». – Коннор улыбнулся, словно извиняясь. – В каждой семье есть своя паршивая овца, а в семействе Барроу шалопаем принято считать меня. В свою собственную защиту могу только добавить, что Джеффри убедил меня, будто ему требуется помощь для того, чтобы сбежать с любимой, а вовсе не для инсценировки ограбления. Я, в конце концов, претендую на место в конгрессе и ни за что не стал бы рисковать будущей политической карьерой, чтобы восемнадцатилетний идиот мог удовлетворить свою жажду любовной интриги. Если бы я знал, что он задумал на самом деле, я вышвырнул бы его из ресторана коленом под изнеженный зад.

– Вы согласились ему помочь, потому что Джеффри собирался сбежать с моей племянницей?

– Я понятия не имел, кто эта молодая леди. – Коннор сдвинулся на край дивана. – Он не желал открывать ее имени, только сказал, что ее семья богата и влиятельна и что они с девушкой безумно любят друг друга. – Коннор посерьезнел. – Джеффри казался очень влюбленным, а настоящая любовь – это такая большая ценность и редкость... Признаюсь, я не смог ему отказать.

– Настоящая любовь. – Беатрис заметила, что насмешка в ее голосе удивила собеседника. Она встала и подошла к окну. – Бога ради! Ему всего восемнадцать лет, а ей шестнадцать. Он вам говорил об этом? – Беатрис не дала ему времени на ответ. – Моя племянница верит в то, что «они жили долго и счастливо» и прочую романтическую чепуху. Она хочет сыграть с ним пышную свадьбу и отбыть на белом коне в лучах заката. – Беатрис резко повернулась. – Она и не представляет себе, что такое жизнь, замужество и мужчины. Ее «милый Джеффри» знает еще меньше. Даже того же белого коня он не узнает, если тот вдруг появится и укусит мальчишку за...

– А вы не очень-то романтичная особа, верно? – Адвокат, криво усмехаясь, поднялся.

– Романтизм – это синоним иллюзии, мистер Барроу. К счастью, у меня нет никаких иллюзий, касающихся отношений между полами.

– Вы не верите в настоящую любовь? Беатрис помолчала, тщательно взвешивая ответ.

– Я считаю, что настоящая любовь – вещь исключительно редкая.

– Ну и как, по-вашему, Присцилла сможет узнать о любви и замужестве, если не будет иметь никакого опыта в этой области?

– Она научится, наблюдая за ошибками других, слушая разумные советы и оставаясь незамужней до тех пор, пока не станет личностью, обладающей всеми правами.

– Ерунда.

– Что?

– Это ерунда, – повторил Коннор более мягким тоном, с теми волнующими ирландскими интонациями, которые заставляли Беатрис прислушиваться и ожидать продолжения. – Любовь – это не тот предмет, которому обучаются, наблюдая за другими. Этому учатся, занимаясь самостоятельно.

– Мистер Барроу, – сверкнув на него глазами, Беатрис отвернулась к окну, – я не желаю слушать о ваших похождениях с этими несчастными созданиями в...

– В самом деле, миссис фон Фюрстенберг. Откуда ваша племянница узнает, что такое замужество, пока не выйдет замуж сама? Сколько бы она ни наблюдала и ни слушала, это не поможет. – Коннор подошел и стал позади нее, и теперь, когда он говорил, Беатрис чувствовала, как его дыхание колышет волоски у нее на шее. – Как она сможет познать блаженство, которое дарит один только любящий взгляд, когда находишься в обществе других людей? Как сможет испытать глубокую, тихую радость, наблюдая за сном любимого в предрассветный час? Откуда узнает, как утешает объятие любимого, когда, кажется, весь мир ополчился против тебя? – Коннор придвинулся ближе, и неясное предчувствие заставило Беатрис ощутить покалывание во всем теле. – Как она сможет испытать наслаждение оттого, что мужское тело прижимается к ее телу?

Спиной и плечами Беатрис почувствовала нежное прикосновение. Она задержала дыхание, его тепло проникало сквозь ее одежду.

– Как узнает; что такое трепет от умелой ласки?

Его рука легла ей на плечо и медленно двинулась по направлению к шее. Когда он дошел до голой кожи, Беатрис едва сдерживала дрожь.

– Как сможет ощутить болезненное желание, такое сильное и глубокое, что оно становится частью тебя, кровью, которая бежит по твоим жилам, так, что невозможно описать это словами?

Он медленно провел рукой по ее шее. Зной и холод одновременно пробежали по ее позвоночнику.

– Как она познает сладкий ужас от того, что отдаешь всего себя в руки другого человека?

Коннор скользнул пальцами по ее уху, по щеке. Беатрис казалось, будто ее кожа тает под его прикосновениями, а все нервы обнажены для его ласки. Это была ласка... предназначенная для того, чтобы дарить наслаждение. Только внутреннее сопротивление женщины создавало напряженность и дискомфорт. Голос Кон нора прошелестел возле самого ее уха:

– Как она сможет открыть для себя блаженство от легких поцелуев, которыми мужчина осыпает твою шею... без всякого повода, только потому, что его переполняет счастье?

Беатрис прерывисто вздохнула и почувствовала нежное, влажное прикосновение к шее. Потом еще одно, и еще. Ее голова склонилась набок, позволяя ему двигаться дальше. Она и не осознавала, что закрыла глаза, до тех пор, пока, открыв их, не обнаружила его темноволосую голову, склонившуюся над ее плечом. Он обнял ее, локтем отодвигая ткань ее турнюра, чтобы плотнее к ней прижаться. Она отвечала на его ласки, словно давно знала, что надо делать, прогибаясь, приникая к нему и чувствуя себя такой защищенной, как никогда прежде. Состояние, испытанное ею в «Восточном дворце», вернулось, но теперь оно было намного сильнее. Ноги Беатрис ослабели, кожа горела там, где Коннор целовал ее. Что-то пробуждалось в ней... что-то мощное, горячее... поднималось из самой глубины ее существа... Ее губы пылали. Она повернула к нему голову как раз в тот момент, когда он оторвался от ее плеча. В глазах Коннора появился темный блеск, а губы, казалось, припухли и стали мягче.

– Как она научится подобным вещам, дорогая Беатрис? А как вы им научились?