Текст книги "Неотразимый обольститель"

Глава 9

Все, что могла Беатрис, – это повторить его последние слова:

– А как вы им научились?

– Опыт. – Он хитро улыбнулся. – Как же еще?

Адвокат неожиданно отступил, и ей пришлось ухватиться за тяжелую бархатную штору, чтобы не упасть. Она боролась с головокружением, пытаясь вернуться к реальности. Прошла целая минута, прежде чем до нее дошел смысл слов Коннора. Опыт? В семейной жизни? У нее чуть не остановилось сердце.

– Но вы же сказали, что миссис Барроу не существует.

– Не существует. – Его лицо все еще было возбужденным. – Она умерла.

Внезапно все те чувства и ощущения, какие он только что в ней пробудил, показались ей постыдными. Что в нем было такого, что заглушало все доводы рассудка и губило все ее благие намерения? Подлый обольститель! Политическая арена – самое подходящее место для его сладких речей. Это предположение наконец отрезвило ее.

– Сочувствую вам, – проговорила Беатрис, успокоившись. – Это, однако, не имеет никакого отношения к моей взбунтовавшейся племяннице и ее безмозглому избраннику. Ваши аргументы только еще раз доказывают, насколько Присцилла не подготовлена к такому тяжелому и изнурительному испытанию, как замужество.

– Вот что такое для вас замужество? Тяжелое и изнурительное испытание? – Коннор вопросительно посмотрел на нее. – Тогда я бы сказал, что замужество будет самым подходящим наказанием за все ее прегрешения. Почему бы не дать ей то, чего она так просит, и не позволить выйти замуж за ее драгоценного Джеффри?

– Позволить ей выскочить за мальчишку, настолько незрелого и безответственного, что он даже не может вовремя явиться на место преступления, которое сам же организовал?

– Признаю, это не отборный экземпляр. Но в его возрасте мало кто из нас может похвастаться знанием жизни. А вашу племянницу, кажется, не смущают его недостатки.

– Конечно, нет. Ей не с кем его сравнивать. Никаких знакомств среди мужчин, никакого опыта и никакого соображения.

– Постарайтесь отнестись к этому по-другому, ведь молодость – это и очко в его пользу, а не только недостаток. – Он улыбнулся уголком рта. – С возрастом он может стать только лучше.

Что-то зашевелилось у нее в голове... зарождалась какая-то идея. «Стать лучше со временем.» Она принялась быстро ходить по комнате. Джеффри со временем может стать и хуже, по крайней мере в глазах Присциллы. Через несколько секунд она остановилась и повернулась к адвокату.

– Похоже, тут вы правы, мистер Барроу. Лично я вынашивала идею насчет школы при монастыре во Франции, но это даже лучше. Совместное времяпровождение при подходящих обстоятельствах позволит им понять, кто они есть на самом деле и какова будет семейная жизнь, о которой они так мечтают. Если бы мне удалось обеспечить их настоящей работой... чтобы они узнали жизнь за рамками их привилегированного существования... тогда, вероятно, они бы поняли, что собой представляет каждый из них.

Беатрис прижала палец к губам, задумавшись и представляя себе картину, никак не вписывающуюся в ее элегантный салон. Присцилла в фартуке, забрызганном у плиты... Джеффри с засученными рукавами и с покрытыми мозолями руками...

– Труд – самый лучший учитель в школе жизни, – заметила она.

– Вы хотите, чтобы они трудились где-то вместе?

– Где-то, где они были бы рядом, но у них не было бы времени для флирта. Предприятие или большое домашнее хозяйство... чтобы там все кипело и было много разной работы... и чтобы вокруг было много людей. А! Я знаю такое место.

– Не сомневаюсь. – Теперь Коннор улыбался немного удивленно.

– Пансион «Вудхалл». – Ее взгляд блуждал, словно она просматривала резолюцию. – Это большой дом, нечто вроде приюта в Нижнем Ист-Сайде. У них там живут женщины с детьми, есть школа, и работы всегда невпроворот. Директор – моя подруга. – Беатрис не скрывала мстительного предвкушения. – Не могу дождаться, как молодежь отреагирует на мое предложение.

– Ну и зачем же тогда ждать?

Когда он поднял руку, она не сразу поняла, что такое... маленькое, закругленное и металлическое он держит. Ключ! Она опустила глаза, не обнаружила его в вырезе платья и вспыхнула. Пока она стояла у окна... а он нашептывал ей сладкие слова, в это время он... Коннор подошел к двери, распахнул ее и стал, опершись о косяк и небрежно скрестив руки. При этом он еще нагло улыбался.

– Нет ничего лучше настоящего, – самодовольно проговорил он.

В коридоре, появился Ричардс, чтобы узнать, не требуется ли хозяйке чего-нибудь. Вид дворецкого и его обычное «Что прикажете, мадам?» помогло ей выйти из шока, вызванного унизительной ситуацией.

– Пригласи сюда мою племянницу, – приказала она Ричардсу, – и пошли кого-нибудь к Грэнтонам за Джеффри.

Когда дворецкий вышел, она отошла от Коннора подальше, на другой конец комнаты. Как удалось этому мерзавцу всего за несколько дней нарушить плавное течение ее жизни и взбудоражить самые сокровенные чувства? Он только что выкрал ключ у нее из декольте, буквально под самым носом, а она этого даже не заметила! За десять лет, проведенные в окружении деловых мужчин, никто из них и не помышлял о подобных вольностях, не говоря уже о том, чтобы предпринять их. Чтобы удержать дрожь в руках, Беатрис ухватилась за ближайший стул и сжимала его деревянную спинку до тех пор, пока не занемели пальцы. Ее решимость наказать всех, кто так или иначе был замешан в похищении, решимость которую ему удалось было поколебать, теперь окрепла. И больше всего на свете ей захотелось раздавить этого самонадеянного самца.

– Ну вот, мистер Барроу, – Беатрис пришлось откашляться, – и пришло время расплатиться за ту роль, что вы сыграли в этой отвратительной маленькой пьесе.

Ее слова заставили его выпрямиться.

– Расплатиться? – Коннор вошел в комнату, сразу растеряв весь свой апломб. – Я ведь уже объяснил...

– Признался, – поправила его Беатрис. – Мне остается только назвать стоимость издержек, которую я собираюсь взыскать с вас за ваше полное неумение правильно разбираться в ситуации.

– По-моему, я более чем компенсировал любую ошибку со своей стороны.

– Речь адвоката. – Беатрис холодно улыбнулась. – Представьте, как прозвучат эти слова для избирателей. Тем более после того, как они услышат жуткую историю моего похищения и мук в плену.

– Вы спали на бельгийском полотне и пили французское шампанское!

– Меня связали, заткнули рот кляпом, похитили, лишили одежды, держали в «Темнице» публичного дома, унижали и заставляли выносить все виды оскорблений... И все это легко может попасть на первые страницы газет... вместе с обвинением, что вы помогали организовать все это.

Коннор покраснел от ярости и уставился на нее, пытаясь разгадать, что же еще она задумала.

– Или... – поторопил он свою мучительницу.

– Или меня можно убедить забыть об этом гадком случае.

– Убедить? Чем же? – Его глаза сузились, словно Коннор наконец понял, к чему она клонит.

– Вашим соглашением поддержать закон, дающий женщинам право голоса.

– Право голоса для женщин? Да вы суфражистка! – в ужасе воскликнул он.

– Да, суфражистка, благодарю вас. Коннор недоверчиво хмыкнул.

– Вы не можете всерьез рассчитывать на то, что я выдвину свою кандидатуру в конгресс, выступая в поддержку феминисток. Почему бы вам тогда не потребовать, чтобы я поднес к виску револьвер и нажал на курок? Со мной было бы покончено гораздо быстрее и намного аккуратнее! Меня засмеют и не допустят до предвыборной гонки.

– А если моя история попадет в газеты, то вас затравят. Сладкие речи вам не помогут, мистер Барроу. А вот сотрудничество может помочь во всем, даже открыть двери в конгресс. Есть достаточно щедрые люди, которым дороги идеи женского равноправия и которые с удовольствием поддержат вас как нашего кандидата.

– В Четвертом округе? – Коннор скептически рассмеялся.

– Женщины повсюду заслуживают право голоса, – ответила Беатрис, не позволяя его мужскому самомнению взять верх. – Даже в Четвертом округе.

Коннор отвернулся, возмущенно сжимая кулаки. Хитрая ведьма! Теперь ему все было понятно. Он ее недооценивал. Все то время, пока она стенала, жалуясь на плохое обращение, или обдумывала наказание для двоих влюбленных детей, – все это время она втайне планировала политический шантаж. Право голоса для женщин – самое безумное, что она могла от него потребовать! Он повернулся и посмотрел на Беатрис, с победным видом поджавшую губы. Она знала, все это время инстинктом хищницы чувствовала, как много для него значили выборы и место в конгрессе. Она понимала, что он вынужден будет уступить, чтобы уберечь свое имя от скандала. Барроу задумался, почему он испытывал такое непреодолимое желание дразнить ее, искушать и соблазнять... обращаться с ней как с женщиной, невзирая на всю ее резкость и уничижительный тон. Вот в чем была его первая ошибка. Она не просто женщина, она – коварная самка... суфражистка... предательница интересов собственного пола, не привязанная к мужчине домашними узами... холодная, бессердечная участница большой игры с высокими ставками под названием бизнес. Короче говоря, она – живое подтверждение того, что женщинам ни в коем случае нельзя предоставлять право голоса!

– Хорошо, – резко сказал он, отчаянно желая покинуть ее дом, – если вам нужен кандидат, которого придется шантажировать... тогда у вас такой есть.

– Вы пойдете до конца, включая интервью в газетах и прочее, поддерживая право голоса для женщин?

– Только когда не смогу больше избегать этого, – ответил Коннор, с трудом сдерживая гнев.

– Тогда я сделаю все, чтобы вы не смогли избегать этого долго.

Этот триумфально поднятый точеный подбородок, изумрудный блеск в кошачьих глазах и сдержанная, понимающая улыбка на губах – все было полно ехидства. Она знала, что ей удалось поставить его на место. Коннора внезапно затрясло, он был на грани взрыва, чувствуя, что одно малейшее движение – и он кинется к ней, чтобы задушить или зацеловать.

– Ну что ж, значит, мы заключили соглашение.

Ее аккуратно сложенные ручки и спокойная уверенность выводили его из себя.

– С удовольствием поддержим вас, конгрессмен Барроу.

Он открыл рот, но смог издать лишь какое-то невразумительное ворчание. Сладкоголосый обольститель, казалось, растерял все свое красноречие. Как раз в этот момент в дверях появилась Присцилла.

– Вы посылали за мной, тетя Беатрис?

Тетя с той же подчеркнутой невозмутимостью повернулась к племяннице.

– Входи, Присцилла. Мистер Барроу как раз собрался уходить.

Часом позже Джеффри и Присцилла понуро сидели бок о бок на диванчике в гостиной, с несчастным видом уставившись на собственные колени. Девушка всхлипывала и промокала покрасневшие глаза платочком, который ей одолжила тетя, а Джеффри, выпрямившись, побелевшими пальцами вцепился в край дивана.

– Я почти решила передать вас в руки полиции. – Беатрис, уперев руки в бока, нависала над незадачливой парочкой.

– Мы больше не бу-удем, тетя Беатрис. – Плечи Присциллы затряслись, она судорожно всхлипывала. – Мы же не хотели сделать тебе ничего плохого, мы просто мечтали быть вместе.

Беатрис уловила, как Джеффри ободряюще прикоснулся к руке Присциллы. Какое-то раздражающе теплое чувство зародилось в груди Беатрис... нечто похожее она испытывала, когда Коннор Барроу морочил ей голову своими сладкими речами. Затягивающее сентиментальное болотце. Решительно отметая все лишние эмоции, она скрестила руки и продолжала:

– Я могу только молиться, чтобы ваше бессердечие оказалось результатом молодости и неопытности, а не испорченности характера. – Беатрис украдкой взглянула на парочку: те казались достаточно несчастными. – Вместо того, чтобы передать вас в руки правосудия для наказания, которого вы заслуживаете, я решила дать вам шанс искупить свою вину. Вместе.

Последнее слово прозвучало для них как волшебное заклинание. Влюбленные выпрямились и посмотрели друг на друга.

– В-вместе? – переспросил Джеффри, осмеливаясь взглянуть на Беатрис.

– Вместе, тетя? – Лицо Присциллы выражало такую надежду, что на нее было больно смотреть.

– Вы приговариваетесь к месяцу труда и обучения... в пансионе «Вудхалл». Приступать через три дня и продолжать еще тридцать. Вы будете отправляться от наших парадных дверей ровно в шесть часов утра ежедневно. За каждое опоздание вам придется отработать два дня дополнительно, что заставит вас ответственнее относиться к своим обязанностям. Напоминаю, что я милосердно предоставляю вам возможность избежать позора, бесчестья и тюрьмы. Вдвоем вы будете помогать персоналу и проживающим, выполняя то, что от вас потребуется. Приготовление пищи, уборка, закупка продуктов, стирка, преподавание...

– Приготовление пищи? – Сияющее лицо Присциллы потускнело. – Но я не умею готовить. Никто этим не занимается, тетя Беатрис.

– Этим всегда кто-то занимается, Присцилла. И если потребуется, то «кем-то» станешь ты. – Беатрис в своей непоколебимо спокойной, манере обратилась к Джеффри: – Это касается вас обоих. В добавление к переноске тяжестей, ремонту, ведению счетов, уходу за младенцами, обращением за пожертвованиями вы будете делать все, что вас попросят.

– Ведение счетов? – раздраженно переспросил молодой человек. – Но у меня от цифр начинает болеть голова. И вообще... они мне не даются. – Он вынужден был опустить глаза под упорным взглядом Беатрис. – Где находится это место? Я должен объяснить слугам, куда доставлять... Ой, нет. Так не пойдет. – Джеффри сдвинулся на край диванчика. – Мне придется каждый день возвращаться домой к обеду, потому что я всегда обедаю с мамой. А если она скажет, что надо вместе с ней наносить визиты, или ей потребуется четвертый в карточной игре? Я просто не могу...

– Вы будете питаться вместе с проживающими в пансионе и есть будете то же, что и они, и тогда же, когда они. А что касается твоей мамы... у тебя только два пути: собраться с духом и выложить ей всю правду или выдумать очередную ложь. – Беатрис подняла голову и прищурилась. – Закрой рот, Джеффри.

Она на мгновение отступила, оглядывая поникшую пару, перед тем как провозгласить последнее условие наказания.

– И наконец: пока вы будете там, вы должны воздерживаться от любого физического контакта. Разговаривать разрешается, но прикасаться друг к другу строго запрещается. Понятно?

– В самом деле, тетя Беатрис, это... это... – покраснев, проговорила Присцилла.

– Бесчеловечно, – выпалил Джеффри, в отчаянии оборачиваясь к Присцилле.

– Можете называть это как угодно, но таковы мои условия.

– Но ведь это несправедливо! – Присцилле не удалось удержаться от хныканья.

– Вот видите? – Беатрис победно улыбнулась. – Вы уже начинаете понимать. Жизнь полна неприятных, но неизбежных ограничений. И если у вас у обоих голова на плечах, то вы смиритесь с ограничениями и станете делать то, что положено. – Она в упор посмотрела на племянницу. – Без плача. – Перевела взгляд на Джеффри. – И без причитаний. А теперь вставайте. – Парочка заколебалась, не зная, чего ожидать от Беатрис, и тогда она ухватила их за руки и подняла. – У вас две минуты, чтобы сказать друг другу то, что вы хотели.

Когда Беатрис вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, Присцилла бросилась к Джеффри в объятия.

– Ой, Джеффри, – она изо всей силы обняла его, – ты можешь в это поверить? Она разрешает нам быть вместе!

– Нет. Она принуждает нас к рабскому труду на целый месяц. Это преступный замысел – вот что это такое.

Присцилла отодвинулась, изумленно глядя на него.

– Как ты можешь такое говорить? Она могла бы посадить тебя в тюрьму. А вместо этого...

– Она превращает меня в наемного слугу. – Джеффри в негодовании фыркнул. – У меня большое желание объяснить этой старой драконихе, какая ерунда – весь ее метод «труда и обучения».

– Джеффри, не глупи. – Девушка вытерла щеки рукой. – Неужели ты не понимаешь? Она дает нам шанс доказать, что наша любовь сильна, что мы достаточно взрослые, чтобы пожениться.

Юноша насупился, а Присцилла улыбнулась и кокетливо потянула его за рукав.

– Ну же, Джеффри, мы ведь будем вместе. Ты сам говорил, что если мы будем рядом, то все остальное не важно. – Видя, что ее уговоры не производят должного впечатления, она посерьезнела: – Ты что, это просто так говорил?

Он посмотрел на ее мягкую копну волос, пушистые ресницы и губы, как красные ягоды, и почувствовал, что все его негодование растаяло от горячего юношеского желания.

– Конечно, нет. Ты значишь для меня больше, чем... чем...

– Чем партия в карты с глупыми гостями твоей матушки?

Он вспыхнул.

– Больше всего на свете, Присси!

Они обнялись и еще успели поцеловаться до того, как дверь снова отворилась и появилась «дракониха» в окружении клубов дыма и с огнем в глазах.

– До свидания, Джеффри. – Чудовище стояло в дверях, сложив руки, и наблюдало, как молодой человек путался ногами в бахроме ковра. – Поклон от меня твоей бедной матушке.

Вечером Беатрис ужинала в одиночестве, когда в дверях столовой появился Ричардс.

– Простите за беспокойство, мадам, но эти двое мужчин в малой гостиной стучат и спрашивают, когда их выпустят.

– Боже мой, я совсем о них забыла! – Вилка выпала из ее рук и звякнула о тарелку.

Открыв двери комнаты и щелкнув электрическим включателем, Беатрис увидела двух негодяев, которые отодвинулись подальше и прикрывали глаза от яркого света.

– В интересах неразглашения тайны я убедила детектива Блэквела доверить мне ваше исправление.

– А что вы собираетесь с нами делать? – моргая, спросил Диппер.

Действительно, что? Они, без сомнения, были самыми уступчивыми и раскаивающимися преступниками из всех, кого она когда-либо встречала. Не говоря уже о том, что и самыми недееспособными. В них было что-то такое, что порождало в Беатрис желание оттаскать их за уши и отправить спать без ужина. И все же если они могли действовать против нее, то пусть теперь действуют заодно с ней. Она повернулась к Ричардсу, который из дверей с подозрением разглядывал горе-преступников. Может, она сошла с ума, пытаясь...

– Отведи их на третий этаж, пусть вымоются, поедят – и в кровать.

– Мадам? – Ричардс смотрел на нее так, будто она потеряла рассудок.

– Мэм? А? – Пара негодяев, казалось, разделяла мнение дворецкого.

– Похоже, у меня есть для вас работа, джентльмены. Кое-что, идеально подходящее вам по способностям. – Она увидела, как они выпучили глаза. – Но при одном условии.

– Каком, мэм?

Даже не спросили, что за работа! Неудивительно, что они постоянно попадали в переделки.

– Вы никогда больше не будете играть в азартные игры. Приятели с ужасом уставились друг на друга.

– Ой, пожалуйста, мэм... только не это, – взмолился Диппер.

– Игры или виски, – сказала Беатрис, слегка меняя стратегию. – Выбирайте, придется от чего-то одного отказаться.

– Без виски? Навсегда? – Шоти в отчаянии облизнул губы.

– Премного благодарны, мэм, но мы не можем принять ваше предложение, – проговорил Диппер, прижимая к груди свою мятую кепку.

– Прекрасно, – ответила Беатрис, отворачиваясь. – Тогда оставайтесь на месте до прибытия детектива Блэквела и его полицейских. – Она была уверена, что они передумают еще до того, как она подойдет к дверям. Так и случилось.

– Подождите! – Диппер спешил за ней, и Шоти топтался у него за спиной. Диппер сдался за них обоих: – Ладно, без игры.

– Превосходно. – Беатрис посмотрела на Ричардса, с видом великомученика стоявшего рядом: – Добудь им приличную одежду. Завтра утром я объясню им их обязанности.

– Я уже знаю насчет Присциллы. Весь дом так и гудит, обсуждая новость о ее предстоящем рабстве, – заявила Элис Генри, тем же вечером устраиваясь на скамеечке в ногах огромной, затененной балдахином кровати Беатрис. – Пожалуй, в этом году вы можете не выплачивать премии под Рождество, все и так будут счастливы. – Она положила рядом с собой пачку бумаг и кожаных папок и оперлась руками о край скамейки. – Что хотелось бы узнать, так это как все прошло с конгрессменом.

– Лучше, чем я ожидала, – ответила Беатрис, распуская ленты корсета и ощущая, как кровь свободно побежала по всему телу. Потирая поясницу, она набросила шелковый халат кремового цвета и облегченно вздохнула. – Он согласился. Не без борьбы, конечно. Сейчас он, наверное, жалеет, что повстречал меня или своего паршивого родственника.

Проходя мимо столика с подносом, Беатрис подхватила чашку ромашкового чая и направилась к кушетке с простеганной шелковой обивкой. Она погрузилась в мягкие подушки, сбросила туфли и закрыла глаза, наслаждаясь комфортом.

– Когда я была в банке, мне удалось кое-что выяснить, – сказала Элис.

Беатрис приоткрыла один глаз, и секретарша успокаивающе улыбнулась.

– Моя подруга миссис Халигэн, та, вместе с которой я ходила на курсы машинописи, – она работает в офисе банка и многое знает. Вот, например, о старом Херсте Эддингтоне Барроу – дедушке вашего конгрессмена.

– Я об этом знала. – Глаз закрылся.

– А вы знали, что старик лишил его наследства – единственного внука! – потому что тот женился против воли деда?

На этот раз открылись оба глаза. Беатрис вся обратилась в слух.

– Об этом я не знала. На ком он женился? Элис нахмурилась.

– Ее имя мне не известно. Но она была бедна как церковная мышь и ирландка до мозга костей. – Элис замолчала, потом с затуманившимся взором продолжила: – Не повиновался своему старому деду и отказался от всего ради любви к женщине.

– Боже мой! – Беатрис плотно сжала веки и прикрыла глаза рукой. – Снова романтизм. Просто какая-то эпидемия. Элис, ты должна предупредить меня в ту самую минуту, как только тебе покажется, что Ричардс стал по-особому хорош. Я окажу тебе любую помощь.

Голос Элис прозвучал несколько уязвленно:

– Ну, я подумала: не чудо ли это? Редкий мужчина способен отказаться от богатства ради женщины, которую... – когда Беатрис опустила руку и в упор посмотрела на помощницу, та запнулась, – только из-за того, что вы не цените такие отношения...

– Что касается банка, Элис, – строгим тоном произнесла Беатрис, – ты передала бумаги мистеру Чейзу?

– Его не было, поэтому мне пришлось обратиться к мистеру Экльсу, вице-президенту. Этот всегда чувствует себя оскорбленным, если ему приходится изрекать что-либо в моем присутствии, как будто он убежден, что я позабыла все свои мозги в другой сумочке. – Она передернула плечами от возмущения. – Потом было еще хуже, когда я подошла к кассиру, чтобы сделать вклад на свой личный счет, а мерзавец отказался принять деньги.

– Отказался? – Беатрис резко приподнялась, расплескав чай на блюдечко.

– Он уверял меня, будто их банковские счета никогда не начинаются с буквы. Когда я наконец заставила его проверить, то он имел наглость предложить, чтобы я подождала и позволила своему мужу «Генри» вести мои дела.

Беатрис непроизвольно рассмеялась.

– «Генри»?

– Не смейтесь. Мне пришлось целых пять минут объяснять, что «Генри» – это не имя моего мужа, а моя фамилия. Он вызвал старшего кассира, и после проверки мне наконец-то позволили внести деньги на собственный счет. – Секретарша принялась собирать документы и папки, потом остановилась и посмотрела на Беатрис. – Это заставило меня задуматься, через что мне придется пройти, если я попытаюсь забрать деньги из их чертова банка!

Улыбка сползла с лица Беатрис. Слова Элис преследовали ее, когда она легла в кровать и лежала в посеребренной луной тени, отбрасываемой кружевной драпировкой... Это были деньги Элис, они хранились на ее счете, но она не могла контролировать их. Почти как рассказ той девушки из «Восточного дворца», Энни. То, что с ней произошло, просто возмутительно. Беатрис мрачно поклялась самой себе, что и президент Гарольд Чейз, и все служащие Чейз-Дарлингтонского банка услышат историю Элис и обратят на нее внимание. Вот если бы и Коннор Барроу услышал, и все остальные политики штата тоже. Тогда, может быть, и не потребовалось бы пятьдесят лет, чтобы выполнить требования суфражисток и обеспечить женщинам равные права с мужчинами. Пятьдесят лет? Беатрис затаила дыхание. Ну что ж, и до этого прошло сорок. Мысль о всех этих бесплодных годах и работе, что ждала впереди, удручала, заставила ее почувствовать себя выжатой. Даже если Коннор Барроу будет изо всех сил поддерживать суфражистское движение и его завтра же изберут, какая разница? Потребуется сотня Конноров в каждом штате, действующих сообща, чтобы добиться для женщин права голоса. И значит, Элис надо ждать пятьдесят лет, чтобы без мужской поддержки, самой, делать вклады и забирать свои собственные деньги?

Ну уж нет! Имя и богатство фон Фюрстенберг обладают достаточным влиянием, и Беатрис воспользуется ими, чтобы уничтожить оскорбительную политику и практику в одном из ведущих банков Нью-Йорка. А что потом? Еще один банк, со своей отвратительной манерой вести дела? И это ее предназначение? Такое будущее словно лишало ее чего-то, опустошало... пока не наплыли воспоминания о темных волосах и обжигающе-синих глазах Коннора, а в ушах не загудели снова те сладкие слова, что он нашептывал ей в гостиной. Этот шепот поддразнивал, терзал ее. Здесь больше жизни, чем в делах и политике, твердил он. Жизнь – это не только победы и поражения, важно не только быть правым или нести ответственность, главное – не в том, чтобы добиться выгоды или даже оставить свой след на земле. Есть и другое... что можно переживать, изучать, узнавать, чем можно наслаждаться и разделять... Эта покалывающая, томительная теплота, которую дарили его губы...

Беатрис перевернулась на живот, скрутила пышную подушку в маленький твердый комок и опустилась на него щекой, чувствуя, что сон окончательно испарился. Романтизм! Она застонала. Это действительно какая-то инфекция. А сладкоголосый синеглазый Коннор Барроу – ее разносчик.