Текст книги "Живи рискуя. Обыкновенное просветление для необыкновенного времени"

Как жить, зная, что смерть неизбежна? На самом деле, когда познаешь смерть, жизнь станет гораздо насыщеннее. Ты знаешь: смерть может прийти завтра или уже через мгновенье – так что в твоем распоряжении есть всего один миг. Не растрачивай его. И не живи вяло, ведь, кто знает, следующего мгновенья, возможно, уже не будет. Оно может настать, а может и нет, на это нельзя полагаться. Нельзя откладывать, нельзя жертвовать настоящим ради неопределенного будущего. Если ты примешь смерть, если ты посмотришь ей в лицо, то начнешь жить в настоящем. Смерть – это не проблема, смерть поможет тебе стать живым, более живым, невероятно живым. Ты начнешь жить тотально, потому что на будущее надеяться невозможно. Будущего не существует. Если ты познал смерть, принял ее, то будущее исчезает.

С исчезновением будущего единственное, что остается в твоем распоряжении, – это «сейчас». Тогда ты можешь глубоко погрузиться в это «сейчас» – чем бы ты ни занимался. Можно есть, танцевать, заниматься любовью с женщиной, петь, копать яму – неважно. Это единственное время, которое у тебя есть, тогда почему бы не делать свое дело тотально? Почему бы не праздновать его? Празднование и тотальность означают одно и то же. Ты празднуешь, только когда ты в чем-то тотален, а когда ты в чем-то тотален, ты это празднуешь.

Ты сам этого не замечал? Каждый раз, когда ты в чем-то тотален, ощущается празднование. Например, если, слушая меня, ты целиком отдаешься слушанию, возникает великое празднование. Ты ничего не делаешь, просто сидишь. Но когда ты меня слушаешь – глубоко, тотально, интенсивно, появляется огромная радость. При этом ты ничего не делаешь, ты не создаешь эту радость, эта радость уже есть – ты просто должен быть здесь, здесь и сейчас. «Здесь» – это единственное пространство, а «сейчас» – единственное время, потому что существует смерть.

Воспринимать смерть как проблему значит двигаться в неверном направлении. Тогда ты начинаешь ее избегать. Избегая ее, ты впадаешь в сон. Принять смерть… Да, смерть есть, это часть жизни. Она вошла в тебя в тот самый день, когда ты родился, она вошла вместе с рождением. Рождение и смерть – две стороны одной медали. В тот день, когда ты родился, ты стал уязвим для смерти. Теперь ее невозможно избежать.

Да, я знаю, медицина может помочь человеку жить двести или триста лет, но это ничего не меняет. Неважно, живешь ты тридцать лет или триста. Разница может быть только в одном: как ты живешь, а не сколько. Если ты живешь во сне, то можешь проспать тридцать лет, или триста, или три тысячи – неважно. Празднования все равно не будет. Но если ты проживаешь жизнь тотально, медитативно, тогда может хватить даже трех минут, может хватить даже одной секунды. Одна-единственная секунда полного экстаза дает тебе почувствовать вкус вечности. Этого достаточно, более чем достаточно. Ты не будешь больше ничего желать. Это приносит такое удовлетворение, такое блаженство.

Не избегай, иначе ты так и останешься во сне. Не избегай смерти, не избегай проблем, не избегай тревог – прими их, столкнись с ними, они – часть игры.

Земля подобна кораблю, на котором ты вдруг однажды оказываешься, не зная, откуда ты пришел и куда идешь. Ты видишь, как люди стареют, страдают от болезней, умирают. Ты начинаешь всех спрашивать, но никого твой вопрос не интересует. Более того, каждый раз, когда ты кого-нибудь спрашиваешь: «Что такое смерть?», этот человек начинает беспокоиться. Он хочет избежать этого вопроса, оставить эту тему. Он думает, что ты нездоров или что-то в этом роде. Зачем затрагивать такую ужасную тему? Зачем говорить о смерти?

От одного слова «смерть» у тебя по спине пробегает холодок. Когда кто-то умирает, люди не говорят «умер», они говорят иначе. Чтобы избежать слова «смерть», они говорят: «Он отошел в мир иной», или: «Бог забрал его к себе», или: «Он отправился на тот свет». Хитрые. Ведь смерть может причинить боль. Мысль о том, что ты тоже умрешь, болезненна. И, чтобы избежать одного лишь слова «смерть», чтобы избежать того факта, что кто-то умер, люди говорят: «Он отправился на тот свет. Ему там хорошо, пусть земля ему будет пухом. Наверное, он рад, что встретил Бога». Вот как обстоит дело.

А люди поглощены своими играми. Кто-то играет в политическую игру: хочет стать премьер-министром, президентом или кем-нибудь еще. Он полностью этим поглощен. Кто-то увлечен игрой в деньги: как иметь много денег, как заполучить их побольше. Кто-то поглощен накоплением знаний. Все это игры, и они изобретены человеком для того, чтобы избежать реальных проблем в жизни. Эти игры дают тебе возможность что-то решить. В реальной жизни ты ничего решить не можешь, ничто нельзя решить, потому что реальная жизнь – это тайна, а не проблема. И смерть тоже тайна, не проблема. Ты не можешь ее решить. Это не кроссворд, это тайна. Смерть остается тайной. Ты должен принять ее как есть. Ее невозможно разгадать, но, приняв ее, ты ее преодолеваешь. Через принятие к тебе приходит великая трансформация.

Проблема остается, но это больше не проблема. Ты больше не против нее. Само слово «проблема» говорит о том, что ты против нее, что ты ее боишься, считаешь врагом. А когда ты ее принимаешь, она становится другом. Незащищенность остается, но это больше не проблема. Она тебя даже будоражит.

Если вдруг твоя жена завтра уйдет, не беспокойся об этом. Пусть это будет волнующим событием, приключением. В этом нет ничего плохого. Если твой сын стал хиппи, не переживай. По крайней мере, он сделал то, чего никогда не делал ты сам. Ты упустил возможность, а он не упустит. Пусть живет, как хочет. У него больше жизни. Настоящая жизнь его интересует больше, чем твои игры-фальшивки. Ты хотел, чтобы он стал богачом, а он стал нищим. Ты хотел, чтобы он стал президентом, губернатором или еще каким-нибудь придурком, а он стал санньясином. Не волнуйся, это вовсе не проблема. Ты породил живого человека – будь счастлив, будь благодарен. Это хорошо.

Может быть, из-за того, что он свернул на эти неизведанные пути, в твоем уме тоже откроется какое-то окно, в твое мертвое существо проникнет луч света и ты снова начнешь пульсировать. Кто знает? Ты ведь не по-настоящему мертв, ты лишь омертвел. Ты окружил себя броней, которая с каждым днем становилась все тяжелее, и теперь с ней трудно передвигаться. Увидев, как твой сын доверился неизвестности, ты, может быть, сбросишь свою броню и впервые войдешь в лабиринт таинственной жизни. Впервые осознаешь, что игры, в которые ты играешь, бессмысленны, это всего лишь игры.

Ты не наблюдал, как люди играют в шахматы и как игра их поглощает? И все это фальшиво: король, ферзи, слоны, кони… Все фальшивое, просто символы. Но люди настолько увлекаются символами, что забывают: жизнь реальна, а не символична.

Я слышал такую историю.

Автомобилист проезжал по проселочной дороге и увидел большую табличку «Осторожно, злая собака!». Дальше ему встретилась еще одна табличка, на которой было написано еще крупнее: «Осторожно, злая собака!» Наконец он подъехал к ферме, и перед домом стоял маленький пудель.

– Вы хотите сказать, – спросил автомобилист, – что эта маленькая собака отпугивает посторонних?

– Нет, – ответил фермер, – отпугивают таблички.

Кто обращает внимание на собаку? Люди стали настолько одержимы знаками, символами, словами, языком – им нет дела, есть там собака или нет?

Я знаю, что это работает, потому что сам такое практиковал. Однажды я жил в маленьком городе. Собаки у меня не было, но я повесил табличку. У меня даже пуделя не было, только табличка, большая табличка, висящая на двери: «Осторожно, злая собака!» И люди не входили. Этого было достаточно, чтобы их отпугнуть. Тебе даже не нужна собака. Кому какое дело до реальности?

Люди погрузились в сон, потому что пытаются избегать. А избегать они пытаются потому, что по ошибке приняли тайны за проблемы. Опасность – это тайна. Смерть – это тайна. Любовь – это тайна. Все таинственно. И под словом «таинственно» я имею в виду «нелогично». Все это очень нелогично. Никто не знает наверняка.

Ты знаешь, что происходит, когда влюбляешься в другого человека? Ты можешь сказать, почему это случается? У тебя есть ответ? Это просто случается. Это просто случается, как гром среди ясного неба. Ты встречаешь незнакомку, и вдруг что-то щелкает. Ни ты, ни она не можете ответить, что произошло. Вы вдруг обнаруживаете, что движетесь вместе в одном направлении. Вы вдруг обнаруживаете, что вы на одной волне, что вы подходите друг другу. Но это может исчезнуть так же внезапно, как и возникло. Это тайна. Ты можешь прожить с женщиной двадцать лет, в глубокой любви, со всеми ее радостями – и вдруг та атмосфера исчезает, той вибрации больше нет. Ты есть, та женщина есть, и не то чтобы между вами никогда не было любви – вы любили друг друга на протяжении двадцати лет, – но внезапно это как пришло из ниоткуда, так и исчезает в никуда. Этого больше нет. Теперь вы можете притворяться – как все время делают мужья и жены. Вы можете притворяться. Можете делать вид, что любовь еще есть. Но теперь жизнь станет бременем. Радости больше нет.

Любовь нельзя изображать, любовью нельзя управлять.

Невозможно управлять любовью, она больше тебя. Она из того же источника, откуда рождение и смерть. Любовь приходит оттуда же, откуда и они. Эти три явления – рождение, любовь и смерть – приходят из неизведанного. Они появляются внезапно, как морской бриз, и так же внезапно исчезают.

Ты не можешь решить эти проблемы, но можешь их преодолеть. А преодолеть их можно, признав, что они есть. И не воспринимай их как проблемы, это тайны. Как только ты начинаешь чувствовать, что это тайны, ты внезапно ощущаешь гармонию с жизнью – тогда появляется празднование, доверие.

Это возможно, только если не позволять уму играть в игры. Сердце – это центр, в котором случается и любовь, и рождение, и смерть. Когда случается смерть, сердце останавливается. Когда случается любовь, сердце танцует. Когда случается рождение, сердце начинает биться. Все настоящее случается в сердце, а все ненастоящее – в уме. Ум – это способность к нереальному, к вымышленному, к играм.

Часть III. Идеи для золотого будущего

До сих пор люди говорили только о золотом веке в прошлом. Мы должны выучить язык золотого будущего.

Тебе не нужно менять весь мир. Просто изменись сам и таким образом ты начнешь менять весь мир, ведь ты – его часть. Даже если меняется один человек, это изменение передастся тысячам и тысячам других людей. Он станет началом революции, которая может породить новый вид человека.

Богатство во всех измерениях

Религия – это верх роскоши. Бедняку приходится думать о куске хлеба с маслом – он не может себе позволить даже его. Ему приходится думать о ночлеге, одежде, детях, лекарствах – даже такие мелочи ему не по карману. Его жизнь отягощена пустяками, ему не до Бога. И даже если он идет в церковь или храм, то лишь для того, чтобы попросить о чем-то материальном. Его молитва – не настоящая: в ней нет благодарности, лишь требование, желание. Ему нужно одно, другое, третье – и мы не можем его осуждать, его нужно простить. У него есть потребности, и он постоянно находится под давлением. Где же ему взять несколько часов, чтобы просто тихо посидеть, ничего не делая? Его ум все время думает. Ему нужно думать о завтрашнем дне.

Иисус говорит: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них».

Это правда: лилии не трудятся и не думают о завтрашнем дне. Но попробуйте сказать это бедняку. Если он перестанет думать о завтрашнем дне, это будет означать для него смерть. Он должен быть готов к завтрашнему дню. Он должен думать, где раздобыть еду, где найти работу. У него есть жена, дети, старая мать, старый отец. Он не может жить, как полевая лилия. Как ему не трудиться, не работать? Это будет равносильно самоубийству.

Лилии, конечно, прекрасны, и я полностью согласен с Иисусом, но его утверждение пока еще не применимо к большинству людей. Пока человечество не станет очень богатым, это утверждение останется лишь теорией, никакого практического смысла в нем не будет.

Я хочу, чтобы мир был богаче, чем сейчас. Я возлагаю надежды на нищету и не верю, что она имеет какое-либо отношение к духовности. С давних пор люди считают, что нищета – это нечто духовное, но это всего лишь утешение.

Буквально на днях одна французская пара написала мне письмо. Они здесь, должно быть, совсем недавно и не понимают меня. Должно быть, они приехали с некоторым предубеждением. Они были взволнованы, очень сильно взволнованы. В письме они написали: «Есть вещи, которых мы не понимаем. Почему это место выглядит так роскошно? Это противоречит духовности. Почему ты ездишь на красивой машине? Это противоречит духовности».

Но знаете, последние три-четыре дня я езжу на «Шевроле Импале». Это не очень красивая машина, а в Америке она вообще считается машиной слесарей! Но в каком-то смысле я тоже слесарь: я чиню умы, регулирую гайки и болты. Это машина бедных людей. В Америке есть выражение «район Шевроле» – то есть район бедняков. Так говорят о тех, кто ездит на машинах типа «Шевроле Импала».

Но у этой французской пары, наверное, осталось старое представление, будто в нищете есть что-то духовное. Человек так долго жил в нищете, что ему пришлось утешать себя, иначе жизнь была бы невыносимой. Ему пришлось убедить себя, что быть нищим – это духовно.

В нищете нет ничего духовного, нищета – источник всех преступлений. И я бы хотел сказать той паре: если вам нравится цепляться за свои верования и предубеждения, тогда это место не для вас. Пожалуйста, убирайтесь – и чем скорее, тем лучше, потому что здесь вас могут испортить. Вам опасно меня слушать.

По мне, духовность имеет совершенно другое измерение. Это предельная роскошь – когда у тебя есть все, и вдруг ты видишь, что, несмотря на это, глубоко внутри тебя – вакуум, который нужно заполнить, пустота, которую нужно обратить в изобилие. Человек осознает пустоту внутри, только когда снаружи у него есть все. Такое чудо может сотворить наука. Я люблю науку, потому что она способна создать условия для возникновения религии.

Религия на Западе до сих пор не появилась. Мы говорили о религии, но она не появилась, не затронула сердца миллионов. Лишь изредка кому-то удавалось достичь просветления. Но если в большом саду, где растут миллионы кустов и деревьев, лишь раз в несколько тысяч лет на дереве распускается один цветок, ты не назовешь это садом. Не будешь благодарен садовнику. Ты не скажешь: «Садовник – молодец! Смотрите: за тысячу лет на одном из миллионов деревьев распустился один цветок». Если такое происходит, то скорее вопреки работе садовника! Наверное, он забыл об этом дереве, недоглядел за ним, и дереву удалось вырваться из его рук.

Человек живет не религиозно: конечно, он говорит о Боге, ходит в церковь, в храм, в мечеть, но в его жизни нет вкуса религиозности.

Я вижу религию совершенно по-иному. Она не имеет никакого отношения к нищете. Я хочу, чтобы во всем мире было столько же богатства, сколько в раю, – даже еще больше, чтобы люди перестали думать о рае. Рай придумали бедняки, чтобы утешить самих себя: «Сейчас мы страдаем, но это ненадолго. Еще несколько дней или лет, а потом придет смерть, и нас отправят в рай».

А те, кто сейчас богат, будут брошены в ад – какое утешение! Иисус говорит, что верблюд может пройти сквозь игольное ушко, а богач не может пройти через врата рая. Какое утешение! Бедняки, наверное, были очень довольны, очень рады. «Это всего лишь вопрос нескольких дней: скоро вы будете гореть в аду, а я буду сидеть у Бога на коленях. У меня будут все богатства, все удовольствия, которых я здесь лишен и которыми вы сейчас наслаждаетесь». Такое представление о рае напоминает обычную месть.

Я хочу, чтобы раем был этот мир – а такого не может произойти без науки. Как я могу быть против науки? Я не против нее. Но наука – это еще не все. Наука может создать только периферию, а центр возникнет из религиозности. Наука – это внешнее, религия – внутреннее. И я хочу, чтобы люди были богаты с обеих сторон: и снаружи, и внутри. Наука не может обогатить твой внутренний мир, этого можно достичь только через религию.

Если наука говорит, что внутреннего мира нет, то, конечно, я против таких утверждений – но не против науки в целом, а лишь против этих конкретных утверждений. Говорить подобное – глупо, потому что те, кто утверждает такое, ничего не знают о внутренней стороне.

Карл Маркс говорит, что религия – опиум для народа, но он никогда не медитировал. Он понапрасну растратил жизнь в Британском музее, где думал, читал, конспектировал, готовил свой великий труд «Капитал». И он так усердно старался узнать все больше и больше, что много раз падал в обморок прямо в Британском музее! Его везли домой в бессознательном состоянии. И почти каждый день его приходилось выгонять из музея – ведь музей должен когда-то закрываться, он не работает круглые сутки.

Маркс никогда не слышал о медитации, он умел только думать и думать. Но все же в определенном смысле он прав, говоря, что старая религиозность служила чем-то вроде опиума. Она помогала беднякам оставаться бедными, помогала им довольствоваться тем, что у них есть, и надеяться на лучшее в следующей жизни. В каком-то смысле он прав. Но он неправ, если учитывать Будду, Заратустру, Лао-цзы – тогда он неправ. Это действительно религиозные люди, а не просто массы; массы ничего не знают о религии.

Я хочу, чтобы вас обогащали Ньютон, Эдисон, Эддингтон, Резерфорд, Эйнштейн. Но я также хочу, чтобы вас обогащали и Будда, Кришна, Христос, Мохаммед, чтобы вы стали богаты в обоих измерениях: и снаружи, и внутри. Наука – полезная вещь, но она может не все. Я не говорю, что она может, но не делает – нет. Она не способна проникнуть в ваш внутренний мир. Сама методология не позволяет ей этого сделать. Наука может двигаться только вовне, изучать только с объективной точки зрения. Но она не может проникнуть в субъективность, это задача религиозных исканий.

Обществу нужна наука и нужна религиозность. Если вы спросите меня, что первостепенно, отвечу – первостепенной должна быть наука. Сначала внешнее, периферия, затем внутреннее – потому что внутреннее тоньше, хрупче.

Наука может создать в мире пространство для настоящей религиозности.

Я не сторонник тех, кто в прошлом, во имя религии, становился одержим своим внутренним миром. Это другая крайность. Некоторые люди превращаются в одержимых экстравертов – и, как следствие, другие становятся одержимыми интровертами. И те, и другие превращаются в мертвецов. Жизнь принадлежит гибким людям, которые могут переходить от экстраверсии к интроверсии и обратно так же легко, как вы заходите в дом и выходите из него. Когда в доме слишком холодно, вы выходите на солнце; когда вам становится жарко, вы идете внутрь, в укрытие, в прохладу дома. Все просто, никаких проблем.

Медитировать не означает идти против внешнего мира. Так было в прошлом. Поэтому религия потерпела неудачу и ничего не добилась; она бы в любом случае не смогла ничего добиться. Жизнь принадлежит тем, кто течет, струится. Когда вы становитесь одержимыми, вы превращаетесь в вещь.

Ваши монахи были интровертами, они закрыли глаза на внешний мир. Поэтому мы на Востоке не смогли развить науку, хотя первые шаги были сделаны именно на Востоке. Математика зародилась в Индии. Первые шаги в области технологии были предприняты в Китае. Но все остановилось по той простой причине, что величайшие умы Востока стали одержимыми интровертами, они потеряли интерес к объективной реальности и полностью от нее отгородились. Но ведь это только половина общего потенциала.

А Запад сейчас все делает с точностью до наоборот: он стал абсолютным экстравертом, он не знает, как проникнуть внутрь. Он вообще не верит, что внутри что-то есть, он не верит в существование души. Он верит в поведение человека, а не в его внутренний мир. Он изучает поведение и говорит, что внутри никого нет – все действует механически. Человек превратился в робота. Если человеку неведома душа, он становится роботом. Считается, что он всего лишь красивый механизм, который развивался миллионы лет, прошел долгий-долгий путь эволюции – но все равно остался лишь умной машиной.

Адольф Гитлер смог с такой легкостью убить стольких людей по одной простой причине: если человек – машина, то что плохого в убийстве людей? Ты же не будешь чувствовать себя виноватым, если разобьешь свои наручные часы; каким бы изощренным ни был их механизм, это все равно всего лишь часы. И если ты решил их разбить, это твое личное дело, никто не может тебе возразить. Тебя не потащат в суд как убийцу. Сталин смог убить миллионы людей без зазрения совести по той простой причине, что, согласно марксизму, души не существует. Человек – это просто материя, а сознание – всего лишь побочный ее продукт. Это другая крайность.

На Западе развилась наука, но исчезла религия. На Востоке развилась религия, но исчезла наука. В обоих случаях человек остается бедным, половинчатым.

Я пытаюсь создать целого человека, который сможет быть и научным, и религиозным.

Большая шелудивая собака пыталась наброситься на кошку и ее котят. Она загнала их в угол амбара, но вдруг кошка встала на дыбы, начала лаять и громко рычать. Собака опешила, развернулась и бросилась бежать из амбара, поджав хвост.

Кошка повернулась к котятам, подняла лапу и сказала:

– Теперь вы видите, как полезно владеть двумя языками?

Я хочу, чтобы человек владел двумя языками. Пусть он знает науку так же хорошо и глубоко, как медитацию. Пусть он знает ум так же хорошо, как медитацию. Он должен знать язык объективной реальности – это наука. И также он должен знать язык субъективной реальности – это религия.

Только тот, кто способен объединить в себе объективное и субъективное, Восток и Запад, материалиста и духовного человека, может стать цельным. Мир ждет появления цельного человека. Если он вскоре не придет, человечество лишится будущего. А человек может стать цельным только благодаря мощному, глубокому интеллекту.

Земля – наш дом, и мы должны быть земными. Настоящая духовность должна уходить корнями в «приземленность». Любая духовность, отрицающая земное, отвергающая его, становится абстракцией, фантазией. В ней нет крови, она уже не живая.

Что плохого в том, чтобы иметь деньги? Просто нужно уметь ими пользоваться. Не жадничай и не будь скупым. Деньги нужно создавать, и деньги нужно использовать. Деньги – прекрасное изобретение; это огромное благо, если ими правильно пользоваться. Благодаря им многое становится возможным. Деньги – это явление из области магии.

Если у тебя в кармане лежит стодолларовая купюра, то ты обладаешь тысячей разных вещей. Имея эти сто долларов, ты можешь получить что угодно. Ты можешь превратить их в массаж, уплатив человеку, которые тебе его сделает; ты можешь превратить их в еду, ты можешь превратить их во что угодно! Эта стодолларовая купюра открывает массу возможностей. Если у тебя нет денег, тебе эти возможности недоступны, и твоя жизнь будет очень ограниченной. У тебя может быть человек, который делает массаж, но это будет единственной твоей возможностью. А если тебе вдруг захочется есть или пить, то этот человек не сможет тебе помочь. А стодолларовая купюра может много всего, миллионы разных вещей, ее возможности безграничны. Это одно из величайших изобретений человечества, и нет смысла быть против него. Я не против денег.

Пользуйся ими, только не цепляйся за них: это плохо. Чем больше ты цепляешься за деньги, тем беднее от этого становится мир – потому что если деньги все время переходят из рук в руки, их количество увеличивается.

Деньги должны все время быть в движении, течь как поток (здесь Ошо использует игру слов – в оригинале однокоренные currency (валюта, деньги) и current (течение, поток). – Примеч. перев.). Они должны постоянно перетекать из рук в руки. Чем больше они движутся, тем лучше.

Например, если у меня есть сто долларов и я держу их при себе, тогда в мире есть всего сто долларов. Если же я дам их тебе, а ты – кому-то еще и так далее, то, пройдя через десять рук, сто долларов превратятся в тысячу. Мы получили товаров и услуг на тысячу долларов, количество денег увеличилось в десять раз.

В деньгах нет ничего дурного, если ты умеешь ими пользоваться. Да, жадность – это плохо. Быть жадным значит быть одержимым деньгами, использовать их не как средство, а как цель.

Я не против богатства, я за религиозность. Если ты очень умен, тогда, даже будучи бедным, ты сможешь увидеть бессмысленность богатств. Но тогда ты должен быть очень проницательным: ведь тебе придется думать о том, чего у тебя нет, и признать его бессмысленность. Очень трудно, не имея чего-то, признать, что оно бессмысленно. А вот признать бессмысленность того, что имеешь, – легко.

Я хочу еще раз это повторить: бедняк, становясь религиозным, показывает, что умен, а богач, оставаясь нерелигиозным, показывает, что глуп. Если богатый человек нерелигиозен, это просто означает, что он дурак. Если же бедный человек нерелигиозен, то ему просто нужно сочувствие. Он не дурак, его можно простить. Но нельзя простить богача, если он нерелигиозен. Это говорит о его глупости: у него есть богатства, но при этом он не смог увидеть, что они бессмысленны.

Твоя жадность просто говорит о том, что ты чувствуешь пустоту. Ты можешь заполнять ее вещами, но так она никогда не заполнится. Или же ты можешь начать развивать внутреннюю сознательность, и тогда пустота заполнится.

Люди могут всю жизнь тратить силы на жадность, но такое стремление тебе не поможет.