Текст книги "О детях. Революционный взгляд на воспитание: поощрение Духа Свободы и Любознательности"

Если меня услышат, если то, о чем я говорю, станет когданибудь превалирующим в мире, то тогда дети действительно будут любить своих родителей, они будут на одной волне с родителями, ибо родители будут им не врагами, а друзьями.

(Zen: The Path of Paradox, Vol. 1, Chapter #6)

Во всей Вселенной ребенок – самый слабый из детенышей, но его слабость – это замаскированное благословение.

Однако его можно эксплуатировать, что и происходило веками. Родители всегда противились тому, чтобы слабость, зависимость и беззащитность ребенка превращались в независимость, силу, целостность, индивидуальность; они были довольны тем, что ребенок слушается их. Послушный ребенок не несет с собой никаких проблем. Непослушный ребенок – это постоянная проблема, но только непослушный ребенок является настоящим человеком.

Послушный ребенок – все равно что коровий навоз. Ребенок, который не может сказать «нет», не имеет целостности, даже «да» такого ребенка бессмысленно. «Да» обретает смысл только тогда, когда есть «нет». Тогда он решает своим разумом.

Родителям легче, когда ребенок всегда говорит «да». Его поощряют за послушание, его наказывают за непослушание. То же самое происходит в школах. Учителя хотят, чтобы вы были послушными, так легче контролировать вас, доминировать над вами.

Все мои учителя жаловались моему отцу, а отец отвечал: «А мне кому жаловаться? Думаете, у меня есть какая-то власть? Думаете, он будет слушаться меня? Делайте с ним что хотите: наказывайте, выгоняйте из школы, я буду со всем согласен. Только больше не отвлекайте меня, у меня много других дел. Что, мне только и ходить, слушать, что он сделал этому учителю, тому учителю, этому соседу, тому соседу?»

А мне он сказал:

– Делай, что хочешь, только не мешай моему бизнесу. Приходят люди, я думаю, что это мои клиенты, а это, оказывается, твои клиенты.

Я сделал отцу одно предложение:

– Сделай вот что. В своем большом магазине напиши гдето в углу «ЖАЛОБЫ ПРИНИМАЮТСЯ В КОНЦЕ МАГАЗИНА». Ты будешь спасен… я буду принимать клиентов. Пусть приходят.

– Идея неплоха, но видел ли ты где-нибудь в магазине ящик для жалоб? Покупатели подумают, что эти жалобы связаны с товарами, никто не догадается, что они связаны с тобой. И ты еще больше будешь издеваться над теми несчастными, что будут приходить.

– Я просто предложил свою помощь.

Трудно родителям, трудно учителям, трудно священникам, всем трудно разрешить ребенку не слушаться их. Даже Бог, всемогущий, величайший деспот, величайший диктатор, не может позволить это, даже он не смог выдержать небольшое непослушание Адама и Евы. Их выбросили из Райского Сада, хотя они не совершали греха. Я бы наелся этих яблок вдоволь, если бы мне сказали, что это яблоня. Не вижу ничего греховного в поедании фруктов.

Но дело было не в яблоне. Дело было в непослушании.

Послушание нужно насаждать силой, для этого используется страх. Этот страх, говоря религиозным языком, становится адом. Для послушания в религии используется рай или небеса. Для того чтобы все контролировать, нужна фигура отца – так Бог становится отцом.

Я знаю, почему мать не сделали Богом. Я знаю из своего личного опыта, что, когда отец злился на меня из-за моего непослушания и искал меня, мама всегда прятала меня где-нибудь в доме. Когда отец отказывался дать мне денег, если я делал что-то наперекор ему, то моя мама всегда мне давала. Я знаю, что мама не может быть такой строгой, как отец.

Маму можно легко убедить, ибо она – чистая любовь, открытое сердце. Отец – глава, он руководствуется логикой, смыслом, он дисциплинирует. Отец – мужчина, а общество создано мужчиной. Моей маме даже нравилось, когда я приходил к ней и говорил: «Я натворил кое-что и мне срочно нужна помощь».

Она говорила: «Скажи, что ты натворил. Я спасу тебя. Я все сделаю, но сначала расскажи мне все. Ты такие истории рассказываешь, что я не понимаю, почему отец злится. Они должны ему нравиться».

Священники, отец на небе, родители здесь на земле, учителя, политические вожди – все хотят полного послушания от каждого, чтобы и намека не было на бунт, чтобы ничего не менялось, чтобы не пострадали их интересы. Мы все стали жертвами их интересов. Настало время изменить это.

Послушный ребенок всегда посредствен; для того чтобы быть непослушным, нужно немного ума.

Послушный ребенок становится хорошим гражданином, он ходит в церковь по воскресеньям. А непослушный ребенок ненадежен. Чем он будет заниматься в жизни? Он может стать художником, музыкантом, танцором – а эти профессии не очень солидные – или может стать никем, бродягой, наслаждающимся свободой.

Прошу вас выпрыгнуть из этого круга. Отбросьте весь страх. Бояться нечего. Не надо беспокоиться о несуществующем аде и стремиться к несуществующему раю.

Рай здесь. Если отбросить идею рая после смерти, то можно сделать этот рай в тысячу раз прекрасней.

(Socrates Poisoned Again After 25 Centuries, Chapter #28)

Воспитание нового ребенка

Если посмотреть на детей, когда они появляются на свет, такие свежие, прямо из источника жизни, то можно увидеть некое присутствие того, что не передать словами, – нечто безымянное, неопределенное.

Ребенок живет. Это нельзя определить как живость, но она есть, ее можно почувствовать. Ее так много, что даже слепой не сможет не увидеть. Свежесть. Ее можно почувствовать рядом с ребенком. Постепенно аромат исчезает. И если, к сожалению, ребенок добивается успеха, становится знаменитостью – президентом, премьер-министром, Папой, то тот же ребенок начинает смердеть.

Он появился с чудесным ароматом, неизмеримым, неопределенным, безымянным. Посмотрите в глаза ребенку – вы не найдете ничего глубже. Глаза ребенка – это пропасть, у нее нет дна. К сожалению, после того, что с ним сделает общество, вскоре его глаза станут мелкими; из-за многочисленных слоев обусловленности эта глубина, эта невероятная глубина исчезла. А ведь то было его реальное лицо.

У ребенка нет мыслей. О чем ему думать? Мыслям нужно прошлое, мысли требуют проблем. У него нет пока проблем, он беспроблемный. Нет никакой необходимости ему о чем-то думать. О чем?

Ребенок находится в сознании, но без мыслей. Это реальное лицо ребенка.

Такое же лицо было и у вас, и, хотя вы уже забыли его, оно у вас есть, ожидая, когда оно сможет к вам вернуться. Я говорю о возврате, потому что вам оно было хорошо известно в прошлых жизнях, но вы постоянно забываете о нем.

Наверное, и в этой жизни бывали моменты, когда вы были близки к тому, чтобы узнать его, почувствовать его, быть им. Но мир огромен для нас. Его хватка велика – он тянет вас в тысячах направлений. Он тянет вас в тысячах направлений, и вы разваливаетесь на части. Просто невероятно, как людям удается сохранять себя. Видимо, давление со всех сторон такое сильное, что ваши руки, ноги и голова не могут улететь. На вас давят со всех сторон.

Даже если вы случайно встретитесь со своим реальным лицом, вы не сможете узнать его, это будет незнакомец. Вероятно, вы иногда встречаетесь с ним, совершенно случайно, но вы даже не здороваетесь. Это незнакомец; и глубоко внутри у вас сидит страх, как при встрече с любым незнакомцем.

Вы спрашиваете, как сохранить настоящее лицо ребенка. Вы ничего непосредственно не должны делать. Любое прямое действие станет помехой. Нужно научиться искусству пассивности.

Это очень трудное искусство. Вам не нужно что-то делать, чтобы защитить и сохранить реальное лицо ребенка. Ваши действия только исказят его. Нужно научиться пассивности; нужно научиться не стоять на пути у ребенка, уйти с дороги. Нужно быть очень смелым, чтобы оставить ребенка наедине с собой.

Тысячи лет нас учили, что если оставить ребенка одного, то он превратится в дикаря. Нонсенс. Я сижу перед вами – разве я похож на дикаря? А мне родители не мешали. Да, у них были неприятности, и у вас будут, но игра стоит свеч.

Реальное лицо ребенка настолько ценно, что любая проблема – чепуха. Оно настолько бесценно, что, сколько бы вы за него ни заплатили, это по-прежнему дешево; вам оно достается бесплатно. И однажды вы увидите реальное лицо вашего ребенка, первозданное, такое же красивое, с каким он появился на этот свет, с той же невинностью, ясностью, радостью, весельем, живостью… Чего же вам еще нужно?

Вам нечего дать ребенку, вы можете только взять. Если вы действительно хотите сделать ребенку подарок, то единственным подарком будет невмешательство. Рискните, разрешите ему познавать неизвестное, неизведанное. Это нелегко. Страх сковывает родителей – кто знает, что случится с ребенком?

Из-за этого страха они начинают лепить для ребенка какуюто модель жизни. Из-за страха они начинают вести его определенным путем, к определенной цели, однако они не знают, что своим страхом они убивают ребенка. На него никогда не низойдет благодать. Он никогда не будет вам благодарен; у него всегда будут к вам претензии.

Зигмунд Фрейд глубоко разобрался в этом, он говорил: «В каждой культуре отца уважают. На свете нет культуры, и никогда не было, которая не пропагандировала бы, не выдвигала бы идею об уважении отца. Уважение к отцу появилось еще в доисторические времена, когда отца должны были убивать дети, спасая себя от уродства».

Идея странная, но очень значительная. Он говорит о том, что отца уважали из-за чувства вины, и эту вину пронесли через века. Говорят… правда, это не исторический факт, а скорее разумный миф, что молодежь убивала своих отцов, а затем раскаивалась – ведь это был их отец, однако его методы воспитания унижали их.

Сначала убивали, а затем раскаивались. Потом они стали поклоняться духам предков, отцов, праотцов, из-за страха, что духи начнут мстить. Постепенно уважение к старшим стало обычаем. Но почему? Я бы хотел уважать детей.

Дети заслуживают всяческого уважения, они такие свежие, такие невинные, они так близки божественному духу. Настало время уважать их, а не заставлять их уважать всяких проходимцев, плутов, мошенников, полных дерьма, и только потому, что они пожилые.

Я бы сделал все наоборот: уважайте детей, ибо они ближе к источнику, а вы дальше. Они все еще оригиналы, а вы – копии под копирку. Понимаете ли вы, куда может привести уважение к ребенку? Благодаря любви и уважению вы спасете их от неправильных поступков, не из-за страха, а благодаря любви и уважению.

Мой дед… я не мог лгать ему, потому что он меня очень уважал. Когда вся моя семья восставала против меня, я мог по крайней мере рассчитывать на поддержку старика. Он не прислушивался к обвинениям против меня. Он бы сказал: «Мне все равно, что он там натворил. Если он это сделал, значит, так и должно было быть. Я его знаю, он не может ошибаться».

А когда моя семья видела его поддержку, то все отступали. Я ему все рассказывал, а он отвечал: «Беспокоиться не о чем. Делай так, как чувствуешь. В твоей ситуации, в твоем положении только тебе решать. Делай то, что считаешь нужным, и помни, что я здесь, чтобы поддержать тебя, потому что я не только люблю, но и уважаю тебя».

Его уважение было для меня главным сокровищем. Когда он умирал, я был за восемьдесят миль от него. Он попросил меня срочно приехать, времени было очень мало. Я примчался за два часа.

А он как будто ждал меня. Открыл глаза и сказал: «Я пытался продолжать дышать, чтобы дождаться тебя. Хочу сказать только одно: я не смогу больше поддерживать тебя, а тебе нужна поддержка. Но помни, что, где бы я ни был, моя любовь и уважение останутся с тобой. Не бойся никого, не бойся мира».

Это были его последние слова:

«Не бойся мира».

Уважайте детей. Избавьте их от страха.

Но если вы сами полны страха, то как вы сможете избавить от него их?

Не заставляйте их уважать вас потому, что вы их отец, вы их папочка, их мамочка и так далее.

Измените свое отношение и убедитесь, как уважение повлияет на ваших детей.

Если вы их уважаете, то они будут вас слушать более внимательно. Они будут стараться понимать вас, если вы их уважаете. Они это будут делать. Ни в коем случае ничего не навязывайте им; понимая вас, они поймут, что вы правы, и потянутся к вам, они не потеряют своего настоящего лица.

Настоящее лицо можно потерять одним путем. Оно теряется, если детей принуждать, заставлять против их воли.

Любовь и уважение мягко помогут им понять мир, стать более осознающими, внимательными, ведь жизнь драгоценна, это подарок Вселенной.

Нельзя прожигать ее.

Умирая, мы должны сказать, что оставляем мир более красивый, добрый, изящный.

Это станет возможным только в том случае, когда мы покинем мир с тем же настоящим лицом, с каким пришли сюда.

(From Darkness to Light, Chapter #6)

Запомните, вы сможете детям дать лишь одно – разделить в ними свою жизнь. Скажите им, что вашу жизнь исказили ваши родители, вы жили по определенным меркам, с определенными идеалами, и из-за этих ограничений и идеалов вы пропустили мимо всю свою жизнь, и теперь вы не хотите поломать жизнь своих детей. Вы хотите, чтобы они были полностью свободны – свободны от вас, поскольку для них вы представляете прошлое.

Отцу или матери требуется невероятное мужество и безграничная любовь, чтобы сказать: «Тебе нужно освободиться от нас. Не прислушивайся к нам, поступай по своему разумению. Даже если ты ошибешься, это будет лучше, чем оставаться рабом и всегда быть правым. Лучше делать ошибки самому и учиться на них, чем слушаться других и не делать ошибок. В этом случае ты никогда ничему не научишься, кроме следования за кем-то, а это яд, чистый яд».

Все происходит легче, когда вы любите. Не спрашивайте «как», потому что тогда вы будете искать метод, методологию, технику, а любовь – это не техника.

Любите своих детей, наслаждайтесь их свободой. Пусть они ошибаются, помогайте им разобраться, где они допустили ошибки. Скажите им: «Ошибаться не страшно, делайте побольше ошибок, потому что через ошибки мы учимся. Но не делайте одну и ту же ошибку, потому что это глупо».

Вам нужно рассчитать все, живя с детьми, давая им свободу в мелочах.

Например, меня в детстве учили… а этому учили детей веками: «Рано ложись и рано вставай. Будешь умным».

Я ответил отцу: «Странно это, ты заставляешь меня спать рано вечером, когда я не хочу». В джайнских домах вечер приходит рано, потому что ужин начинается в пять часов, максимум в шесть. Поскольку после этого делать нечего, то дети должны идти спать.

Я сказал ему: «Когда моя энергия не готова ко сну, ты отправляешь меня спать. А когда утром я хочу спать, ты вытягиваешь меня из кровати. Таким странным образом ты хочешь из меня сделать мудрого человека! Я не вижу связи, как можно стать мудрым от того, что тебя заставляют идти спать тогда, когда тебе не хочется? Часами я лежу в постели, в темноте. Когда я мог бы потратить время на что-то творческое, ты заставляешь меня идти спать. Сон не зависит от меня. Нельзя просто закрыть глаза и сразу заснуть. Сон приходит тогда, когда надо, он не подчиняется ни твоим приказам, ни моим; я просто зря трачу время.

А утром, когда я хочу спать, ты насильно заставляешь меня проснуться в пять утра, в такую рань, ты тянешь меня на утреннюю прогулку в лес. Я хочу спать, а ты тянешь меня. Не понимаю, как от этого можно стать мудрым. Пожалуйста, объясни мне!

Сколько человек стало мудрее благодаря этой методике? Покажи мне парочку таких мудрецов, я никого не вижу вокруг. Дедушка сказал, что все это чепуха. Из всей семьи дедушка – самый искренний. Он не прислушивается к тому, что говорят другие, а мне он сказал, что все это чепуха: мудрым не станешь от раннего засыпания. Я все свои семьдесят лет рано ложился, но мудрым я так и не стал, да и не стану уже! Скоро смерть придет, а не мудрость. Эти поговорки только дурачат тебя».

Я сказал отцу: «Подумай и, пожалуйста, будь откровенным и честным. Дай мне свободу идти спать тогда, когда я хочу, и просыпаться тогда, когда я спать уже не хочу».

Он думал целый день, а на другой день сообщил: «Хорошо, может быть, ты и прав. Поступай как хочешь. Слушай свое тело, а не меня».

Это должно стать принципом: детям нужно прислушиваться к своему телу, к своим нуждам. Для родителей главное проследить, чтобы ребенок не упал в канаву. Их метод воспитания – запрет.

Вспомните слово «запрет»… Никакого позитивного побуждения, а только строгое наблюдение – это же дети, они могут поранить себя, покалечить себя. Не приказывайте им строго, а объясните. Не сводите все к послушанию, а дайте им выбирать самим. Просто объясните ситуацию.

Дети очень сообразительны, и если вы уважаете их, то они будут слушать вас с готовностью, захотят понять вас. А затем оставьте их наедине с вашей информацией. Так нужно поступать лишь несколько лет в самом начале, вскоре они сами станут разбираться во всем, и ваши подсказки будут уже не нужны вообще. Вскоре они сами смогут идти дальше.

Я понимаю озабоченность тех родителей, которые боятся, что их дитя пойдет не в ту сторону, куда бы им хотелось, но это ваши проблемы. Ваши дети появились на свет не для того, чтобы выполнять ваши прихоти. У них своя жизнь, и вам нужно радоваться, что они живут своей жизнью, какой бы она ни была.

Когда человек использует свой собственный потенциал, он становится лучшим. Когда человек не использует свой потенциал, он становится посредственностью.

Все общество состоит из серых людей, потому что никто не является тем, кем он был задуман, он вечно кто-то другой. И что бы он ни делал, он не будет лучшим, он не чувствует удовлетворения, не может радоваться.

Работа родителей очень деликатна, она драгоценна, ведь вся жизнь ребенка зависит от нее. Не давайте никакой готовой программы, всячески помогайте ему в том, что он хочет.

Например, я любил карабкаться на деревья. Есть деревья, безопасные для лазания: у них толстые ветви, крепкий ствол. Можно забраться на самый верх без страха свалиться вниз из-за хрустнувшей ветки. Но есть деревья неокрепшие. Так как я любил лазать на фруктовые деревья за манго или джамунами – еще одно прекрасное дерево, – то моя семья очень переживала и всегда посылала кого-нибудь, чтобы увести меня.

Я сказал отцу:

– Вместо того чтобы запрещать мне, лучше бы вы объяснили, какие деревья опасные, чтобы я на них не лез, и какие безопасны для меня.

Если ты запретишь мне лазать, то я могу попасть в беду, залезть не на то дерево, и ты будешь отвечать за это. Я люблю лазать по деревьям и не брошу это.

Одно из самых прекрасных удовольствий – это залезть на верхушку дерева в солнечную ветреную погоду, чтобы дерево танцевало, это очень сильное впечатление.

– Я не брошу своего занятия. Ты должен точно мне сказать, какие деревья опасны, потому что я могу упасть с них, получить переломы, изувечить тело. Только не давай мне строгий приказ: не лазать по деревьям. Я все равно буду продолжать.

И он был вынужден ходить со мной по городу и объяснять, какие деревья опасны. Тогда я задал второй вопрос:

– Знаешь ли ты какого-нибудь опытного верхолаза, кто смог бы меня научить лазать?

Он ответил:

– Ну, это уж слишком. Это заходит очень далеко. Ты попросил меня, я согласился…

– Я буду следовать этому, потому что сам предложил. Но твои опасные деревья безудержно тянут меня к себе, потому что на них растет индийский фрукт джамун. Он такой вкусный, что, когда он созреет, я не смогу избежать соблазна. Ты мой отец, ты должен позаботиться… ты знаешь, кто может мне помочь.

– Если бы я знал, что быть отцом так трудно, я бы им никогда не стал, во всяком случае твоим! Да, я знаю одного человека, – и он познакомил меня с одним стариком, который умел лазать лучше всех.

Он был дровосеком, и он был таким старым, что с трудом верилось, что он может рубить деревья. Он выполнял только особые поручения, какие никто больше не мог делать, например обрезать большие ветви над крышей дома. Он был специалистом, и никогда не вредил ни корням, ни домам. Сначала он стягивал веревкой ветки друг с другом. Затем он обрезал их, а потом оттягивал веревкой их подальше от дома и бросал на землю.

А ведь он был так стар! В подобной ситуации, когда никто не соглашался, он был незаменим. Мой отец сказал ему:

– Научи его чему-либо, особенно об опасных деревьях, которые могут обломиться.

Ветви могут обломиться, я уже падал два-три раза – у меня на ноге остались следы.

Старик посмотрел на меня и сказал:

– Еще никто не приходил с такой просьбой, особенно отец с сыном! Это опасно, но если ему это нравится, я с удовольствием научу его.

Он стал учить меня технике лазания по опасным деревьям. Он показал мне всевозможные стратегии защиты самого себя: если ты хочешь забраться на самую верхушку и не свалиться с нее вниз, то нужно привязать себя там, где ветка выдержит, затем карабкайся. Если ты упадешь, то повиснешь на веревке и не упадешь на землю. Это помогло мне, с тех пор я больше не падал!

Функции матери или отца важны, потому что они способствуют появлению нового гостя на планете – гостя, который ничего не знает, но несет в себе потенциал. Он будет оставаться несчастным, если его потенциал не растет.

Все родители хотят, чтобы их ребенок был счастлив, никто не хочет, чтобы он был несчастлив. Однако их мысли неправильны. Они думают, что если дети станут докторами, профессорами, инженерами, то они будут счастливы. Они не знают! Дети будут счастливы только тогда, когда они становятся тем, кем они были задуманы. Они могут стать только семенем, которое несут в себе.

Всячески предоставляйте им свободу, возможности. Обычно на вопрос малыша мать отвечает отказом, даже не слыша его, не слыша, чего он хочет. «Нет» – это слово авторитета, а «Да» – нет. Никто, ни мать, ни отец, ни кто-либо еще, имеющий власть, не хочет говорить утвердительно относительно даже мелочей.

Ребенку хочется поиграть на улице: «Нет!» Ребенку хочется пойти под дождь и потанцевать под дождем: «Нет!» Ты простудишься. Простуда – это не рак, но ребенок, которому не дали танцевать под дождем, которому не дали танцевать, потерял что-то великое, что-то действительно прекрасное. Может, это и стоит простуды, а может, ее и не было бы. Чем больше вы ему запрещаете, тем болезненнее он становится. Чем больше вы ему разрешаете, тем крепче он становится.

Родителям нужно научиться говорить «Да». В девяноста девяти случаях, когда они говорят «Нет», за этим ничего не стоит, кроме желания поддержать авторитет. Не каждому суждено стать президентом страны, руководить миллионами граждан. Но каждый может стать мужем, иметь власть над женой, каждая жена может стать матерью и иметь власть над детьми, каждый ребенок может иметь плюшевого мишку и иметь власть над ним. Пни его из этого угла в тот, побей по его щекам; а как он хочет дать пощечины матери или отцу… а ниже бедного плюшевого мишки никого нет.

Это общество власти.

Я говорю о том, что авторитарное общество исчезнет, если давать детям свободу, чаще говорить «Да» и редко говорить «Нет». У нас будет более гуманное общество. Это касается не только детей. Эти дети станут завтрашним обществом: ребенок – отец человека.

(Beyond Psychology, Chapter #23)

Семилетние циклы жизни

Вам нужно понять несколько важных ступеней роста.

Жизнь состоит из семилетних циклов, она протекает в семилетних циклах подобно тому, как Земля делает полный оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа. Никто не знает, почему не за двадцать пять или за двадцать три. Ответа не может быть, это просто факт.

Если вы поймете эти семилетние циклы, то вы многое узнаете о человеческом росте.

Первые семь лет наиболее важны, ибо закладывается фундамент жизни. Поэтому все религии так заинтересованы в том, чтобы поскорее заграбастать ребенка.

Евреи делают ему обрезание. Какая чепуха! Они ставят еврейскую печать очень примитивным образом. Здесь так метят рогатый скот, я видел похожие штампы. Каждый хозяин клеймит скот, чтобы отличить его от других. Это жестоко. Раскаленную сталь используют в качестве тавра, она обжигает шкуру. Но зато потом скот становится вашей собственностью, его нельзя украсть, нельзя потерять.

Что такое обрезание? Это маркировка животных. Но эти животные – евреи.

У индуистов есть свои метки. В каждой религии есть свои методы. Нужно знать, какого вида ты животное и кто ваш пастух: Иисус? Моисей? Мохаммед? Ты сам себе не хозяин.

Первые семь лет жизни наполнены условностями, всякого рода идеями, которые будут с вами всю жизнь, будут мешать раскрыться вашему потенциалу, испортят вас, не позволят видеть без искажений. Они будут облаками перед вашими глазами, они будут все смешивать в кучу.

Сквозь толстый слой пыли ваши глаза не видят природы вещей, самого существования.

Вся эта пыль появилась в первые семь лет жизни, когда вы были таким невинным, таким доверчивым, что все, что вам говорили, вы принимали за истину. Вам потом будет нелегко обнаружить у себя чужеродное тело: оно стало частью вашей крови, костей, костного мозга. Вы будете задавать тысячи вопросов, но вы никогда не спросите о природе вашей веры.

Проявлять любовь к ребенку – значит в первые семь лет его жизни, с самого начала помогать ему оставаться невинным, не пичкать его предрассудками; пусть он остается дикарем, язычником.

Если в первые семь лет ребенок остается невинным, никто не навязывает ему чужие идеи, то он не может не раскрыть свой потенциал. Ребенок наиболее впечатлителен в первые семь лет жизни. В эти годы он зависит от учителей, родителей, священников…

Ограждайте своего ребенка от самого себя. Ограждайте ребенка от влияния других, хотя бы в первые семь лет.

Ребенок похож на маленькое, слабое, мягкое растение, сильного ветра достаточно, чтобы уничтожить его, его может съесть любое животное. Поставьте ограждение вокруг него – это не тюрьма, а защита. Когда растение подрастет, заграждение убирается.

Ограждайте ребенка от любого влияния, чтобы он оставался самим собой, это вопрос всего лишь семи лет, ибо тогда заканчивается первая ступень. К семи годам он станет разумным, целостным, сильным.

Вы не знаете, насколько сильным может быть семилетний ребенок, потому что вы не видели необусловленных детей, вы видели только испорченных детей. Они продолжают нести страхи и трусость своих отцов, матерей, семьи. Они себе не хозяева.

Вы будете удивлены… если встретите неиспорченного ребенка. Он будет острым, как сабля. Его глаза будут ясными, его взгляд будет проницательным. Вы увидите в ребенке такую силу, которой позавидует даже семидесятилетний, потому что у старика шаткая основа. По сути дела, чем выше становится здание, тем больше оно шатается.

Как родителю, вам придется набраться храбрости не мешать ребенку. Откройте двери неизвестному, чтобы ребенок занялся исследованием. Он не знает, что у него внутри, никто не знает. Он вынужден брести в темноте. Не пугайте его темнотой, не пугайте его неудачей, не пугайте его неизвестным. Поддержите его. Отправляйте его в неизвестное путешествие с любовью, поддержкой, благословением.

Не навязывайте ему свои страхи.

Держите свои страхи при себе. Не вываливайте эти страхи на ребенка, ибо это будет вмешательством.

Следующие семь лет, от семи до четырнадцати, приносят новый опыт: у ребенка рождается первый сексуальный интерес. Но это только репетиция.

Родители начинают мешать больше всего в это время, потому что им самим мешали когда-то. Они помнят, как их воспитывали, и занимаются тем же. Вплоть до этого века многие страны не разрешали совместное обучение разных полов. Это стали разрешать двадцать-тридцать лет назад, да и то в развитых странах. Сейчас дети учатся вместе. Но в такой стране, как Индия, совместное обучение начинается только в университете.

Семилетний мальчик и семилетняя девочка не могут учиться в одной школе. А ведь это их время – риска беременности нет, у семей тоже проблем нет: в это время им нужно давать вдоволь наиграться.

Да, сексуальный оттенок здесь будет, но ведь это репетиция, а не настоящая драма. Если не позволять им репетиции, то один раз занавес поднимется – и начнется настоящая драма… а люди не знают, что им делать, у них нет даже суфлера. Вы все спутали в их жизни.

Эти семь лет, вторая ступень развития, важны в качестве репетиции. Дети встречаются, играют, общаются, знакомятся. Это поможет избавить человечество от девяноста процентов извращений.

Если детям от семи до четырнадцати разрешают быть вместе: плавать вместе, обнажаться друг перед другом, то девяносто процентов извращений и девяносто процентов порнографии исчезнут. Но кому это нужно?

Когда мальчик видел много обнаженных девочек, то разве его заинтересует такой журнал, как «Плейбой»? Когда девочка видела столько голых мальчиков, то я не думаю, что она будет одержима любопытством, оно просто исчезнет. Они будут расти вместе, а не как два разных вида животных.

Сейчас они так и живут – как два разных вида животных. Они не принадлежат единому человечеству, их держат отдельно. Перед ними устанавливают тысячи барьеров, чтобы они не смогли репетировать свои сексуальные отношения, которые рано или поздно придут.

Воспитание детей напоминает мучение. Семь лет сексуальных репетиций очень важны. Мальчики и девочки должны быть вместе в общежитиях, школах, бассейнах и постелях. Им нужно репетировать будущую жизнь, быть к ней готовыми. Нет никакого риска, никакой проблемы в том, чтобы предоставить детям полную сексуальную свободу, и не отвергать, не подавлять, как это делается сейчас.

Мы живем в странном мире. Мы рождаемся от секса, живем для секса, наши дети рождаются от секса, и при этом секс проклинается больше всего, это – грех. И все религии продолжают забивать вам мозги этим дерьмом.

Люди во всем мире накопили всякую гниль просто потому, что им не разрешали расти в естественной обстановке. Им запрещали принимать себя такими, какими они были. Они все стали духами. Это не настоящие люди, они лишь тени тех, кем они могли бы быть, всего лишь тени.

Этот семилетний цикл очень важен, потому что он вас готовит к следующим семи годам. Если вы сделали домашнее задание, если вы играли со своей сексуальной энергией как спортсмен, а в это время только так и может быть, то вы не станете извращенцем или гомосексуалистом.

Вам не будут приходить в голову странные вещи, потому что вы естественно двигались с противоположным полом, а противоположный пол двигался с вами; нет никаких помех, и вы никому не причиняете вреда. Ваше сознание чисто, ведь никто не влиял на ваше понимание зла и добра, вы просто были самим собой.

С четырнадцати до двадцати одного вы становитесь половозрелым. Важно понять: если репетиция была успешной, то за семь лет сексуальной зрелости происходит то, о чем вы не могли подумать, потому что вам не дали шанса. Я говорил вам, что семь лет, с семи до четырнадцати, вы проходили сексуальную репетицию. Третья семилетка дает понятие благодарности. Вы по-прежнему вместе с девочками и мальчиками, но сейчас начинается новая фаза: вы влюбляетесь.