Текст книги "Автобиография духовно неправильного мистика"
Автор книги: Бхагаван Раджниш (Ошо)
Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Со мной было то же самое! Я не мог даже закончить фразу. Я закрывался в своей комнате, ни с кем не разговаривал и сам ничего не говорил, потому что сказать что-либо означало признаться в своем безумии. Так прошел год. Я просто лежал на полу и смотрел в потолок, иногда считал от одного до ста и обратно. Тот факт, что я мог считать, был хорошим признаком. Но снова и снова я обо всем забывал. Мне понадобился целый год, чтобы вновь собраться воедино, снова научиться концентрировать внимание и обрести хоть какую-то точку отсчета.
И это случилось. Это было настоящим чудом. Но рядом со мной не было никого, кто мог бы меня поддержать и рассказать о том, что происходит. Наоборот, все только мешали: учителя, друзья, доброжелатели – все они были против меня. Но они ничего не могли сделать, кроме как меня осуждать и спрашивать, что я такое делаю.
Но я ничего не делал! Это было сильнее меня. Это просто происходило. Конечно, я все-таки что-то сделал. Сам того не подозревая, я постучал в дверь, и она открылась. Я много лет медитировал: сидел молча и ничего не делал. И постепенно я перенесся в пространство чистого существования, где можно быть и ничего не делать. Ты просто есть – чистое присутствие, наблюдатель. Ты даже не наблюдатель, потому что ты не наблюдаешь – ты просто есть. Словами это не выразить, потому что любое слово – это уже действие.
А я ничего не делал. Я просто лежал, сидел, ходил, но там, в глубине, не было никого, кто совершал бы какие-то действия. Я напрочь утратил всякое честолюбие, у меня не было желания кем-то становиться или чего-то достигать. Я просто погрузился в себя и увидел пустоту. Пустота сводит с ума. Ивсе же это единственный путь к богу. Это значит, что просветлеть может только тот, кто готов пройти через безумие.
* * *
Меня часто спрашивают: что со мной происходило в тот момент, когда я просветлел?
Я смеялся. Я хохотал от души, видя всю абсурдность жажды просветления. Это настолько глупо! Мы все рождаемся уже просветленными, а пытаться заполучить то, что у тебя уже есть, – просто смешно. Если у тебя уже что-то есть, это нельзя обрести. Обрести можно только то, чего у тебя нет, что не является неотъемлемой твоей частью. А просветление – это сама наша природа, наша сущность.
Я боролся за него в течение многих жизней, просветление было заветной целью всего моего путешествия. Я делал все, чтобы его достичь, но каждый раз терпел неудачу. Я был обречен на провал, потому что просветления нельзя достичь. Это же ты сам и есть, это твоя природа, как же она может быть твоим достижением? Природу нельзя превратить в честолюбивое желание.
Ум честолюбив. Он жаждет денег, власти, положения в обществе. Но однажды, когда он уже сыт по горло всей этой внешней деятельностью, он начинает стремиться к просветлению, освобождению, к нирване, к богу. Однако желание по-прежнему остается, меняется только цель. Вначале цели были внешние, теперь они стали внутренними. Но твое отношение, сам твой подход ничуть не меняется, ты остаешься прежним, со всеми своими старыми привычками.
Фраза «день, когда я просветлел» означает только одно: в тот день я понял, что нечего достигать, некуда идти, не нужно ничего делать. Мы уже божественны, мы уже совершенны – это все. Не нужно ничего улучшать, вообще ничего не нужно. Бог не создает несовершенных людей. Даже если вам и повстречается несовершенный человек, вы тут же заметите, насколько совершенно его несовершенство. Бог просто не может создать что-то несовершенное.
Я слышал об одном Мастере дзен по имени Бокудзю. Однажды он рассказывал своим ученикам о том, что все в этом мире совершенно. Но тут поднялся один человек, старый горбун. «А как же я? – спросил он. – Я – горбун. Что ты скажешь обо мне?» – «Никогда в жизни я не видел более совершенного горба, чем твой», – ответил ему Бокудзю.
Говоря о том дне, когда я достиг просветления, я использую неверные слова. А других слов в нашем языке и не подобрать, ведь этот язык придуман человеком. В нем есть такие понятия, как «достижение», «обретение», «цель», «совершенствование», «прогресс» и «эволюция». Язык создавали отнюдь не просветленные люди. Даже если бы просветленные и захотели придумать какой-то язык, у них бы ничего не вышло, потому что просветление случается в тишине. Разве можно выразить тишину словами? Как ни старайся, но любые слова непременно нарушают безмолвие.
Лао-цзы сказал: «Изреченная истина есть ложь». Истину невозможно выразить словами. Но нам все же нужно как-то общаться, другого выхода нет. Нам приходится пользоваться словами и при этом помнить, что никакое словесное описание не в состоянии заменить настоящее переживание. Поэтому я и говорю: «В тот день, когда я достиг просветления», – но это было не достижение, и то был не я.
В тот день я смеялся над глупыми, нелепыми попытками просветлеть. Я смеялся над собой и над всем человечеством, потому что каждый пытается чего-то достичь, что-то заполучить, что-то исправить.
Со мной это случилось в состоянии полнейшего расслабления. Так оно всегда и бывает. Я перепробовал все, что только было возможно. Но, видя тщетность любых усилий, я все бросил. Я забыл о своей мечте. Целую неделю я вел совершенно обычный образ жизни.
Люди, у которых я жил, очень удивились, потому что впервые я начал вести нормальный образ жизни. До того вся моя жизнь была подчинена суровой дисциплине.
Я жил в той семье целых два года, и они знали, что я встаю в три часа утра и иду на прогулку или пробежку. Я ходил, а иногда бегал по пять-восемь километров. После этого я шел купаться на реку. Так продолжалось изо дня в день. Простуда или другое недомогание – все это не имело никакого значения, я все равно следовал своему распорядку дня.
Они знали, что я медитировал часами. До того дня я почти ничего не ел, не пил ни чая, ни кофе. Я строго следовал определенным правилам относительно того, что можно есть, а что нельзя. И вдруг на целую неделю я забросил все это и в первый же день проспал до девяти часов. А потом еще и чаю выпил. Хозяева дома были потрясены. «Что-то случилось? – осторожно спросили они. – Ты не заболел?» Они-то считали меня великим йогом.
Я до сих пор помню один случай, произошедший в те дни. Из одежды у меня был один-единственный лоскут ткани: днем я ходил, завернувшись в него, а ночью использовал его как одеяло. Спал я на бамбуковой циновке. Вот и все удобства – одеяло и бамбуковая циновка. Больше у меня не было ничего. В то утро хозяева страшно удивились оттого, что я проснулся в девять.
– Что-то не так? – спросили они. – Ты заболел? Может, ты чем-то расстроен?
– Вовсе нет, – ответил я. – Я не заболел и не расстроен. Наоборот, все эти годы до сегодняшнего дня я был действительно болен, а теперь выздоровел. Отныне я буду просыпаться, когда захочу, и ложиться спать, когда меня начнет клонить ко сну. Я больше не буду рабом времени. И есть я буду только то, что захочет мой организм, и пить тоже. С меня хватит.
За эту неделю я начисто позабыл о своей мечте о просветлении, забыл о ней навсегда.
И на седьмой день оно случилось. Само по себе, безо всякой причины. Я расхохотался, и мой смех услышал садовник. Он и раньше думал, что я немного не в себе, но никогда не слышал, чтобы я вот так смеялся. Он прибежал ко мне и спросил:
– Что-то случилось?
– Не волнуйся, – ответил я. – Ты же знаешь, я всегда был слегка тронутым, теперь же я окончательно сошел с ума. И вот смеюсь над собой. Не обижайся и не сердись. Можешь спокойно спать дальше.
* * *
Я стремился к просветлению в течение многих жизней: я работал над собой, боролся, делал все, что только было можно, – но все напрасно. Теперь я понимаю, почему. Сами усилия стали препятствием, сама лестница мешала мне взойти на вершину, само желание достичь оказалось преградой. Однако это не значит, что человек может достичь просветления без поисков. Конечно, к просветлению нужно стремиться, его необходимо искать. Но в один прекрасный момент нужно отказаться от поисков. Чтобы пересечь реку, нужна лодка, но рано или поздно приходит время вылезти из лодки и оставить ее позади. Усилия нужны, без усилий ничего не получится. Но одних лишь усилий недостаточно.
Перед самым двадцать первым марта 1953 года, буквально за неделю до этого дня, я перестал работать над собой. Наступил момент, когда я ясно понял всю тщетность моих усилий. Я уже сделал все, что было можно, но ничего не принесло плодов. Что еще оставалось? В полном отчаянии я бросил все попытки. И в тот самый день, когда поиск прекратился, когда я уже больше ничего не ждал и ни на что не надеялся – в тот самый день это и началось. Я наполнился совершенно новой энергией, которая взялась из ниоткуда. У нее не было источника. Она пришла из пустоты и распространялась повсюду. Она была в деревьях, в камнях, в небе, солнце и воздухе – везде. Я так долго искал и считал, что цель где-то далеко, – а все оказалось так близко, совсем рядом! Я-то искал где-то там, за горизонтом, и совсем разучился видеть то, что было вблизи.
В тот день, когда исчезли все усилия, исчез и я сам, потому что человек не может существовать без усилий, без желаний и каких-либо стремлений. Эго, ваше «я», – это не статичное явление, это процесс. Это не какая-то внутренняя субстанция, вы сами создаете себя каждую секунду. Это все равно что кататься на велосипеде: вы едете, пока жмете на педали, как только вы перестаете давить, велосипед останавливается. Может быть, он еще и проедет некоторое расстояние по инерции, но потом остановится. У него больше не будет энергии, не будет силы. Он попросту упадет.
Так же и эго существует потому, что мы жмем на педали желаний, стремимся чего-то достичь, постоянно хотим прыгнуть выше себя. В этом и кроется сама сущность эго – в желании перепрыгнуть себя, ворваться в будущее, перемахнуть в завтрашний день. Попытки добраться до того, чего нет, порождают эго. Ведь эго само по себе не существует, это мираж. В нем есть только желания и больше ничего. В нем есть одна лишь жажда.
Эго не существует в настоящем, оно всегда в будущем. Конечно, если вы живете будущим, то эго кажется вам чем-то вполне реальным. Если же вы попадаете в настоящее, то мираж эго постепенно тускнеет, а потом и вовсе исчезает.
В тот день, когда я перестал искать… на самом деле, правильнее было бы сказать не «я перестал искать», а «стремление исчезло». Так будет намного вернее, потому что слова «я перестал искать» означают, что «я» все еще остается, что отказ от попыток достичь просветления был очередным моим усилием, очередным моим желанием, только теперь желание стало едва различимым.
Вы не можете остановить поток желаний, все, что вы можете, – лишь осознавать свои желания и понимать их. Само осознание желания ведет к его исчезновению. Запомните: никто не может перестать желать. Однако реальность начинается лишь тогда, когда желание исчезает.
В этом-то и вся проблема. Что же делать? Внутри есть желание, а будды все время твердят, что нужно перестать желать, и в следующую же секунду заявляют, что перестать желать невозможно. Ну и что теперь? Люди сталкиваются с неразрешимым противоречием. Конечно, у них есть желания. А вы говорите им перестать желать – ну ладно. Но потом вы говорите, что отказаться от желаний невозможно. И как тогда быть?
Желание необходимо понять. И вы на это способны. Вы можете увидеть всю его тщетность, нужно лишь прямое восприятие, непосредственное проникновение в суть вещей.
В тот день, когда мои желания прекратились, я ощутил полнейшую беспомощность и отчаяние. Все… ждать больше нечего – будущего нет. Не на что надеяться – все усилия оказались напрасными. Я понял, что хожу по кругу. Мечта манит за собой, она все время впереди, она зовет: «Давай, беги быстрее, и все получится». Но как бы быстро ты ни бежал, мечта все так же далека. Она отдаляется, словно линия горизонта. Ты его видишь, но никогда не сможешь до него дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдалится ровно на шаг. Чем быстрее побежишь, тем быстрее он станет отодвигаться. А замедлишь шаг, он тут же приостановится. Но совершенно ясно, что расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым. Оно не сократится ни на сантиметр.
Мы не в силах сократить расстояние между собой и мечтой. Надежда – это горизонт. Мы пытаемся дотянуться до горизонта, до надежды, до желания чего-то в будущем. Желание – это мост, но мост воображаемый, потому что сам горизонт – это тоже мираж. Туда нельзя перебросить настоящий мост, его можно только вообразить. Человек не может коснуться того, чего нет.
В тот день, когда исчезли желания, когда я заглянул в их сущность и понял, что они были тщетны, я ощутил себя беспомощным. Все мои надежды рухнули. Но в тот же миг что-то начало происходить. Началось то, к чему я стремился в течение многих жизней и чего никак не мог достичь. Единственная надежда – в ощущении безнадежности, единственное исполнение желаний – в отсутствии желаний. И когда ты ощущаешь эту невероятную беспомощность, существование вдруг начинает тебе помогать.
Вселенная ждет. Она видит, как ты работаешь над собой, и не мешает тебе. Она просто ждет. Она может прождать целую вечность, потому что ей некуда торопиться. Она же бесконечна. И когда ты больше не можешь управлять процессом, когда ты отказываешься от мечты, когда ты исчезаешь, вселенная буквально набрасывается на тебя, она заполняет всего тебя, каждую твою клеточку, каждую твою частичку. И впервые в жизни ты познаешь настоящую реальность.
Семь дней я жил в полной безнадежности, но, несмотря на беспомощность, я все же чувствовал, как что-то происходит. Говоря о безнадежности, я употребляю это слово не в обычном его смысле. У меня просто не было никаких надежд. Я не испытывал никакого горя или смятения. Напротив, я был счастлив – спокоен и собран. Внутри я ощущал тишину и безмятежность. Отсутствие всяких надежд, но в совершенно новом смысле. Для меня перестало существовать само понятие надежды – а следовательно, и безнадежности. Исчезло и то, и другое.
Отсутствие надежды было абсолютным. Исчезла надежда, а вместе с ней и ее обратная сторона – безнадежность. То было совершенно новое ощущение – жизнь без каких-либо надежд. В этом не было ничего плохого. Мне просто приходится употреблять привычные слова, но ничего неприятного в этом состоянии не было. Наоборот, оно было радостным. Это было ощущение не утраты, а появления чего-то нового. Меня переполняло, окутывало нечто незнакомое.
И когда я говорю о «беспомощности», я тоже имею в виду не словарное значение этого слова. Просто у меня пропало ощущение себя. Я просто признал, что меня нет, поэтому я не могу полагаться на собственные силы, не могу существовать самостоятельно. У меня пропала почва под ногами, внизу была только пропасть, бездонная пропасть. Но мне не было страшно, потому что нечего было терять. Страх исчез, потому что некому стало бояться.
В эту неделю со мной произошло невероятное, полнейшее преображение. И в последний день я ощутил присутствие абсолютно новой энергии, нового света и нового восторга. Меня переполняло настолько, что я с трудом это выдерживал. Мне казалось, что я вот-вот взорвусь, сойду с ума от блаженства. На языке современной западной молодежи я «кайфовал», я «дурел от счастья».
Невозможно было отыскать смысл происходящего. Я оказался в мире, где нет вообще никакого смысла, – этот мир нельзя понять или объяснить словами. Любые священные писания бессильны, а слова, которыми мы описываем существование, кажутся мертвенно-бледными по сравнению с той невероятной жизнью, которая там творится. Мои ощущения были похожи на неиссякаемый прилив блаженства.
Весь тот день выдался каким-то странным, ошеломляющим, оглушительным. Прошлое исчезло, как будто у меня его никогда и не было, как будто я читал о нем в книге. Оно становилось похожим на давний забытый сон или на услышанный когда-то рассказ о чужой жизни. Мое прошлое уходило в небытие. Моя история меркла на глазах. Постепенно я терял свою биографию, я становился никем, тем, кого Будда назвал аннаттой. Исчезали границы, пропадали все различия.
Исчезал сам разум, он отдалился от меня на тысячи миль. Было трудно собраться с мыслями, ум с огромной скоростью уносился все дальше и дальше, но у меня не было никакого желания его удерживать. Мне было все равно. Все шло как надо. Больше не нужно было цепляться за прошлое. Однако к вечеру это стало невыносимо больно. Я был похож на женщину, которая вот-вот родит. Начались родовые схватки, и они причиняли острые мучения.
Всю ту неделю я ложился спать около двенадцати или часа, но в этот день я просто не мог высидеть так долго. Глаза слипались, я открывал их с огромным трудом. Я чувствовал, что непременно должно было случиться что-то грандиозное. Было трудно предугадать, что… «Может быть, сегодня я умру?» – но страха не было. Я был готов ко всему. Минувшие семь дней были такими прекрасными, что мне было совсем не жаль умирать, мне нечего было желать. Я испытывал неземное блаженство, невероятное удовлетворение – такое, что если бы наступила смерть, то я и ей был бы рад.
Что-то обязательно должно было случиться, что-то похожее на смерть, некий решительный поворот судьбы, который мог закончиться смертью или новым рождением, распятием или воскресением. Прямо за углом меня поджидало нечто невероятно важное. Но я не мог заставить себя раскрыть глаза, я был будто одурманен.
Я лег спать около восьми. Но то, что со мной происходило, было трудно назвать сном. Теперь я понимаю, что имел в виду Патанджали, говоря о том, что самадхи напоминает сон. С одной только разницей, что, испытывая самадхи, ты и пробужден, и спишь одновременно. Все тело расслабленно, каждая клетка твоего тела пребывает в покое, все твои функции замедляются, и в то же время свет осознанности заполняет всего тебя – чистый свет, у которого нет дыма. Ты пробужден и одновременно расслаблен, не напряжен и в полном сознании. Твое тело покоится в глубоком сне, а сознание возносится на пик активности. Происходит союз вершины осознанности и долины телесного покоя.
Я уснул. Странный это был сон: тело спит, а я бодрствую. Это было так неожиданно – тебя как будто разорвали на две части, растянули в двух направлениях, разнесли по двум измерениям, и в то же время обе полярности действуют одновременно… как будто они, наконец, встретились. Положительное и отрицательное, сон и бодрствование, жизнь и смерть слились воедино. То была встреча создателя с его творением.
Да, состояние было сверхъестественным. В первый раз оно потрясает до самой глубины души. После этого переживания тебе уже никогда не стать прежним. Оно несет с собой совершенно новое ощущение жизни, абсолютно другое качество.
Около полуночи мои глаза открылись вдруг сами собой… во всяком случае, я не прилагал к этому никаких усилий. Что-то нарушило мой сон. Я ощутил рядом с собой, в своей комнате, чье-то грандиозное присутствие. Моя комнатка была маленькой, но я чувствовал повсюду вокруг биение жизни, мощные вибрации. Я словно попал в центр тайфуна и захлебывался в величественной буре света, радости и блаженства.
Это было так реально, что нереальным стало все остальное: стены, дом, мое собственное тело – все отодвинулось на второй план, потому что тогда впервые в жизни я присутствовал в самой что ни на есть настоящей реальности.
Вот почему Будда и Шанкара говорят, что мир – это майя, мираж. Нам трудно это понять, потому что мы знаем лишь один мир, нам попросту не с чем сравнивать. Для нас существует лишь одна-единственная реальность. «О чем это они нам толкуют? О какой-то майе, об иллюзии? Других-то миров нет». Пока вы не знакомы с настоящей реальностью, вы не сможете понять ни Будду, ни Шанкару. Их слова так и останутся для вас теорией, какими-то безликими гипотезами. Может, это просто заумная философия такая: «Весь мир – иллюзия»?
Однажды западный ученый Беркли прогуливался с одним из своих друзей, человеком весьма логичным и полнейшим скептиком. В разговоре Беркли сказал, что мир нереален. Тогда его приятель поднял с дороги камень и больно ударил Беркли по ноге. Беркли вскрикнул. Из раны брызнула кровь, а его друг-скептик сказал: «Ну что, мир по-прежнему нереален? Ты ведь об этом говорил, не так ли? Тогда чего же ты кричишь? Камень-то нереальный. Чего же ты схватился за ногу и корчишься от боли? Ведь все это нереально!»
Такие люди никогда не смогут понять слов Будды о том, что наш мир – это мираж. Будда не говорит, что вы можете проходить сквозь стены или есть камни и вам все равно, камни вы едите или хлеб. Нет, он имеет в виду совершенно другое.
Он говорит, что существует иная действительность, и как только вы ее позна «ете, то эта ваша так называемая реальность попросту померкнет, станет нереальной. И сравнивать вы сможете только после того, как пробудитесь к высшей реальности, не раньше.
Когда вы спите и видите сон, то происходящее кажется явью. Но как только вы просыпаетесь и понимаете, что это был всего лишь сон, вы говорите: «Да, это было не на самом деле». Следующей ночью вам вновь снится сон, и вы вновь ощущаете его реальность. Во сне трудно понять, что спишь, но утром все гораздо проще. Интересно, почему? Вы ведь никак не изменились. Во сне существует всего лишь одна реальность, и вам не с чем сравнивать. Разве можно тогда сказать, что сон нереален? По сравнению с чем? Реальность только одна. Все так же реально или нереально, как и все остальное. Но утром, открывая глаза, вы видите нечто иное. И теперь можете сказать, что сон был нереальным. По сравнению с этой реальностью он был простым миражом.
Но однажды наступит иное пробуждение, и тогда вы поймете, что по сравнению с той реальностью эта – просто сон.
В ту ночь я впервые в жизни постиг смысл понятия майя. Конечно, я и раньше знал это слово, но совершенно не осознавал его смысла. Я воспринимал его так же, как вы сейчас, но никогда прежде не понимал его по-настоящему. Разве можно понять, не ощутив это всем своим существом? Той ночью распахнулись двери иной действительности, совершенно нового измерения. Неожиданно я попал в другую реальность, особую реальность, настоящую реальность – как хотите, так и называйте. Можете назвать ее богом, истиной, дхармой или дао – как угодно. Она не имеет названия. Но она была там, в той комнате, такая прозрачная и в то же время столь осязаемая. Она чуть не задушила меня. Ее было слишком много, я еще не мог вобрать в себя столько всего.
У меня возникло непреодолимое желание выбежать из комнаты на свежий воздух – я задыхался. Эта реальность была чересчур живой, и она убивала меня! Мне казалось, что, если я задержусь тут хоть на секунду, то задохнусь. Я выскочил из дома и помчался во двор. Мне хотелось просто оказаться под открытым небом, увидеть звезды, деревья и землю… быть на воле. Как только я вышел, удушье тут же прошло. Комната оказалась слишком маленькой для такого огромного явления. Да для него даже неба мало. Оно больше чем небо. Небо для него не предел. И все же я почувствовал себя лучше.
Я направился к ближайшему саду. Меня охватывали совершенно новые ощущения. Я шел так, как будто не было никакой силы притяжения. Трудно сказать, то ли я шел, то ли бежал, а может, и вовсе парил над землей. Притяжения не было, я ничего не весил, меня словно толкала изнутри какая-то сила. Я оказался в объятиях неведомой мне энергии.
Впервые в жизни я не был одинок, впервые в жизни я перестал быть отдельной личностью – капля достигла океана. Теперь весь океан был моим. Я сам стал океаном – безграничным, бесконечным океаном. Я ощущал невероятный прилив сил и был способен на все. Да меня там и не было, была лишь одна мощная энергия.
Я подошел к саду, в котором совершал ежедневные прогулки. Он был закрыт на ночь. Было уже поздно, около часа ночи. Люди, работавшие в саду, уже давно спали. И мне пришлось, словно вору, перелезать через ограду. Что-то неумолимо влекло меня внутрь. У меня не было сил сопротивляться, я был захвачен мощным потоком.
Именно это я имею в виду, когда говорю: «Плывите по течению, идите вместе с потоком, не пытайтесь повернуть реку вспять». Я был расслаблен, я доверился тому большему, что теперь управляло мной. Меня как такового больше не было, там было оно, можете называть это богом. Вместо меня был бог. Я бы лучше называл его оно или это, потому что слово «бог» слишком очеловечено, оно отяжелело от частого употребления, в нем слишком много разных идей. Христиане, индуисты, мусульмане, священники и политики – все искажают красоту этого слова. Поэтому позвольте мне называть эту силу – «оно». Оно было там, а меня смыло потоком, как приливной волной.
В тот момент, когда я «вошел» в сад, все преобразилось. Деревья и цветы начали светиться. Неземное блаженство и благословение разливались повсюду. Такими деревья я еще не видел никогда. Я буквально чувствовал их зелень, их жизнь, их соки, бегущие по ветвям. Весь сад спал, и деревья тоже спали. Но я видел жизнь – каждая маленькая травинка была невероятно прекрасной.
Я огляделся. Одно дерево светилось особенно ярко. Оно манило меня к себе, оно притягивало. Я сам ничего не выбирал, его выбрал бог. Я подошел к дереву и сел. И как только я оказался под деревом, все вокруг стало еще прекрасней. Вся вселенная стала благословенной молитвой.
Трудно сказать, сколько времени я провел в саду, но когда вернулся домой, было уже около четырех часов утра. Так что, если опираться на земное время, то я просидел под деревом не меньше трех часов, но для меня времени не существовало. В той реальности попросту нет времени.
Те три часа стали для меня бесконечностью, безбрежным океаном вечности. Не было ощущения, что прошло хоть сколько-нибудь минут. То была девственная реальность – ничем не тронутая, не поддающаяся ни исчислению, ни объяснению.
То, что случилось со мной в тот день, так и не закончилось. Я, конечно, не остался в том состоянии, но я всегда ощущал присутствие той реальности где-то глубоко внутри меня. И каждый раз она всегда новая, она не стоит на месте, с каждым новым мгновением она рождается заново. И каждый миг в ней происходит чудо.
С той поры я уже никогда не был по-настоящему в теле. И теперь я словно парю вокруг него. Я стал невероятно могущественным и в то же время очень хрупким. Я стал сильным, но это не та сила, которой обладал Мухаммед Али и которой обладают скалы. Моя сила похожа на ту, коей обладают прекрасные розы. Их сила в утонченности, хрупкости, нежности.
Скала никуда не денется, а цветок может погибнуть в любую секунду. И все же он сильнее скалы, потому что он живой. Моя сила похожа на каплю росы на траве, сияющую в лучах утреннего солнца. Она изумительна, она неподражаема в своем величии, но налетит легкий ветерок, и через секунду она соскользнет на землю и исчезнет навсегда.
Будда обладал неземной силой. Его сила в абсолютной любви, подобно розе или капельке росы. Их сила хрупка и уязвима. Это сила жизни, а не смерти. Их сила не убивает, она создает. Она соткана не из насилия или агрессии, она состоит из сострадания.
Я уже никогда не возвращался в тело, я лишь парю над ним. Поэтому я и говорю, что это невероятное чудо. Каждый раз я удивляюсь, что все еще здесь, хотя вроде бы не должен быть. Я могу уйти в любой момент, но каждое утро я открываю глаза и поражаюсь: «Надо же, я все еще здесь?» И хотя это кажется невозможным, но чудо продолжается.
Вот только недавно меня спросили: «Ошо, ты становишься все более и более возвышенным и утонченным. Ты стал очень чувствительным к разным ароматам, например, к запаху масла для волос. Кажется, что если мы все не побреемся наголо, ты от нас уйдешь». Кстати, нет ничего плохого в том, чтобы быть лысым, – это даже красиво! Черный цвет – тоже красиво, так что быть лысым – даже здорово. Но вы правы, и вам нужно быть внимательными на этот счет.
Я утончен, хрупок и чувствителен. В этом моя сила. Если вы запустите камнем в цветок, то с камнем ничего не случится, а вот цветок погибнет. Но все же нельзя сказать, кто из них сильнее. Цветок умрет, потому что он живой. А камень останется таким, каким был, потому что он мертв. Цветок не способен что-либо разрушать, он просто исчезнет, уступая дорогу камню. Камень же может уничтожать, потому что сам мертв.
Запомните: с того дня я уже не живу по-настоящему в теле, меня с ним соединяет лишь тончайшая нить. И меня все время удивляет, что Целое почему-то хочет, чтобы я оставался в этом мире, ведь я здесь уже не сам по себе, не по своей воле. Воля Целого держит меня здесь, она позволяет мне еще немного побыть на этом берегу. Возможно, через меня вселенная хочет с вами чем-то поделиться.
С того дня мир стал для меня нереальным. Я познал другую действительность. Но когда я называю этот мир нереальным, я не хочу сказать, что эти деревья ненастоящие. Они абсолютно реальны. Нереально то, что вы видите. Сами по себе деревья существуют, они пребывают в боге, они живут в абсолютной реальности, но ваш взгляд… вы никогда не видели настоящих деревьев. То, что вы видите, – всего лишь мираж.
Вы окружили себя собственными снами, и до тех пор, пока не проснетесь, сновидение не закончится. Мир нереален, потому что вы знаете лишь мир ваших снов. Когда сны рассеются, вы увидите новый мир, настоящий.
Нельзя сказать: есть бог, и есть мир. Бог и есть мир. Но увидеть это можно, только если глаза чисты, если они не запорошены снами, не затянуты дымкой фантазий. Когда взор ясен, когда обострена чувствительность, становится очевидным, что есть только бог.
И тогда в одном месте бог – это зеленое дерево, в другом – сияющая звезда, в третьем – кукушка, или цветок, или ребенок, или река – все есть бог. Как только начинаешь видеть, то понимаешь, что есть только бог.
Но пока все, что вы видите, – это ложь, не истина, а лишь ваши мысли о мире. Это и есть мираж. Но как только увидите… Хотя бы на долю секунды, если бы вы только могли, если бы вы только позволили себе увидеть… Вы бы ощутили невероятное благословение, которым наполнено все сущее – и облака, и солнце, и земля.
Мир прекрасен. Но я говорю не о вашем мире, я говорю о своем. Ваш мир ужасен, потому что сотворен вашим эго, ваш мир – всего лишь проекция. Для вас настоящий мир – это огромный экран, на который вы проецируете свои собственные идеи и представления.
Когда я говорю, что мир реален, что он невероятно красив, что он сияет бесконечностью, что он есть свет и восторг, что это сплошное празднование, я говорю о своем мире. Он может стать и вашим, если вам удастся проснуться.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?