Текст книги "Путь мистика"

Таким образом, не принимай как должное, что каждая последующая жизнь автоматически будет выше. Это опасно. Ты должен работать над этим, это заработать. Ты должен это заслужить.

Любимый Ошо,

Столько происходит, когда я просто тихо сижу в твоем присутствии. Иногда я улетаю; иногда я чувствую себя как скала. Иногда мой ум так спокоен, а иногда он сходит с ума. Иногда мое сердце переполняют слезы, а иногда страх. Мое тело либо ощущает совершенное расслабление, либо болит все. Целый мир происходит со мной, когда я просто сижу здесь. У меня такое ощущение, что я смотрю в зеркало без всякого искажения. Не мог бы ты что-нибудь сказать об этом?

Все, что происходит, абсолютно правильно. Ты должен просто наблюдать это; не беспокой это. Никаким образом не вмешивайся. Не суди, что иногда это хорошо: когда ты чувствуешь расслабление, это превосходно, а когда все болит, это нехорошо.

Нет, не суди, потому что эти состояния взаимодополняющи. Эта боль может быть просто от того, что тело высвобождает свои напряжения, чтобы лучше расслабиться. И когда оно расслабляется, то приобретает способность высвободить более глубокие напряжения. Поэтому снова наступит стадия, когда все будет болеть, как будто ты чувствуешь страдания всего мира.

Не суди. Все происходит именно так, как и должно быть. Просто и молча наблюдай, как будто это происходит с кем-то другим. Ты только зритель, ты далеко. Мало-помалу вещи изменятся. И вещи, которые прямо сейчас кажутся тебе противо-положностями – иногда ум молчалив, иногда полон шума, – дополняют друг друга. Если ты сможешь просто оставаться отстраненным и наблюдать, все эти вещи исчезнут, и появится совершенно новое спокойствие, у которого нет противоположности. А когда в тебе появляется нечто, чему нет противоположности, ты приближаешься к трансценденции. Это признак, символ: когда ты не чувствуешь никаких противоположностей, это означает, что ты приближаешься к дому.

После просветления нет никаких противоположностей; это простой опыт, в котором нет противоположностей. Это нужно воспринимать как сигнал. Но прежде этого то, что происходит, абсолютно правильно. Это катарсис, и каждый катарсис немедленно вознаграждается.

Если тело ощущает усталость, напряжение, а позднее – абсолютное расслабление, тогда эта усталость не противоположна ему; она создала почву. Ум гудел, и внезапно наступило молчание; этот шум не противоположен молчанию; он был просто подготовкой почвы.

И с твоей стороны ничего не требуется. Просто стой в стороне и наблюдай.

Несомненно, мое присутствие – не что иное как зеркало.

Просто продолжай смотреть в зеркало, и, что бы ни происходило, помни, это происходит с отражением в зеркале, это не твоя реальность. Твоя реальность всегда остается прежней. Ничто никогда не заставляло ничего с ней случиться, и все, что ты видишь или чувствуешь, происходит в своего рода сне. Пусть сон продолжается, но не становись его частью.

Любимый Ошо,

Кажется, безграничное большинство человечества предпочло бы оставаться спящим. Они становятся гневными и враждебными, когда им в лицо выплескивают холодную воду – даже если это делает такой сострадательный человек, как ты. Они скорее предпочли бы замести истину под ковер и избавиться от тебя и твоих людей навсегда. Почему мастер так беспокоит?

Если бы это было чем-то, что можно назвать беспокойством, ни один мастер никогда бы никого не беспокоил. Что касается мастера, это просто его любовь, его сострадание; он не может быть другим. Неважно, что делает человечество. Самое большее, оно иногда дает повод хорошо посмеяться, вот и все.

Только сегодня я получил несколько газетных вырезок из Голландии. Там произошли демонстрации протеста – и не только санньясины, но и не санньясины, очень известные люди в разных сферах объявили правительству протест: не позволять мне въезд в страну – против свободы выражения. Две главных газеты написали передовицы. Обе они были против меня, и они упоминают этот факт: «Мы были против Ошо и всегда старались публиковать материалы против него. Но мы чувствуем, что были неправы. Видя отношение правительства, мы категорически протестуем. Его должны были впустить в страну; это против демократических принципов и человеческих прав».

Были и другие протесты других индивидуальностей, но то, что ответило правительство, просто заставило меня хорошо посмеяться. Их ответ достоин отдельного рассмотрения. Они сказали, что они должны были предотвратить мой въезд в страну, потому что я высказывался против Голландии. На вопрос, что именно я сказал против Голландии, они ответили, что я выступал против католической религии, против Папы, против Матери Терезы и – последнее и самое важное – против гомосексуализма.

Это означает, либо что правительство признает гомосексуализм своим политическим направлением, либо что Голландия – гомосексуальная страна. В этот момент всей Голландии следовало бы протестовать: «Вы нас осуждаете». Может быть, весь этот кабинет министров состоит из гомосексуалистов.

Людям Голландии сейчас же следовало бы выгнать этих гомосексуалистов, которые так бессознательно разоблачили себя… иначе почему они должны обижаться, если я выступаю против гомосексуализма? И каким образом это связано с Голландией? Они говорят так, словно это синонимы. Они говорят… Я выступал против Голландии в четырех вопросах, и один из них – гомосексуализм. Я хотел бы им напомнить, что и католическая религия тоже против гомосексуализма, что и Библия против гомосексуализма.

А я всего лишь говорил! Христианский Бог разрушил два города – Содом и Гоморру – потому что они стали гомосексуальными и впали в другие сексуальные извращения. Поэтому, если они честные люди, католицизм должен быть изгнан из Голландии, Библия запрещена, а все католические церкви переоборудованы в клубы гомосексуалистов – просто следуя здравому смыслу. И Богу, разрушившему Содом и Гоморру, не должны давать даже туристической визы. Это так очевидно.

Тогда я подумал о Папе, потому что они также подчеркивают, что я выступал против Папы. Папа представляет ту же самую Библию и ту же самую католическую религию. Он возглавляет эту религию… он – представитель Бога, который осуждает гомосексуализм. Если бы они были искренними людьми, его не должны были бы впускать в Голландию. А если Папу впускают, это наводит на подозрения. Определенно известно, что предшественник этого Папы был гомосексуалистом. Я не знаю об этом Папе, но если его впускают в Голландию, это один из признаков, что он тоже гомосексуалист. Меня только беспокоит, кто его бой-френд… наверное, какой-то голландец.

И почему их так волнует Мать Тереза? Кажется, это какой-то тайный орден гомосексуалистов и лесбиянок. Наверное, Папа возглавляет тайный орден гомосексуалистов, а Мать Тереза – орден лесбиянок. Теперь все проясняется: это гомосексуальная страна, ее религия – гомосексуализм, ее политика – гомосексуализм, а ее лидеры – гомосексуалисты и лесбиянки!

Каждый в Голландии, кто не принадлежит к этой гомосексуальной идеологии, должен выступить против правительства; это правительство должно быть свергнуто. Если Голландия не поднимется и не отстранит это правительство от власти, это будет ясным и четким указанием на то, что они заодно с правительством, что они признают себя гомосексуальной страной.

Странно, что никто в Голландии не обратил никакого внимание на это заявление правительства. Я хочу, чтобы каждый голландец и каждая голландка обдумали этот факт. Если они гомосексуальны, у меня нет никаких возражений; они могут сохранить это правительство. Если это не так, необходим референдум, чтобы решить, гомосексуальна ли эта страна. И если в референдуме правительство потерпит поражение и не получит большинства голосов, оно должно немедленно уйти в отставку.

Это больше не вопрос моего въезда в эту страну – мне все равно. Это вопрос их собственного престижа, гордости всей страны: что за идиотов они поставили у власти? Даже если все они гомосексуалисты, им следовало бы об этом помалкивать. Но хорошо, что это вышло наружу. Их настоящая мотивация ясна: уникальным фактором является гомосексуализм. Ни католицизм не их монополия, ни Папа, ни Мать Тереза.

И что плохого в моей критике? Католицизм критиковали сотни лет; иначе не было бы протестантской религии. Запрещают ли протестантам въезд в Голландию? И если католицизм можно критиковать, и ни одному протестанту не запрещают въезда, почему его должны запрещать мне?

Когда Папа был в Индии, я мог бы выступить против него, но я поддержал его и осудил людей, которые были против него и хотели отправить его обратно. Я высказывался за него и хотел, чтобы его выслушали. Если он говорит что-то неправильное, его нужно уважительно попросить публично это обсудить, но так нельзя… швырять камни, создавать беспорядки. Это варварство. Но Папа слишком бесхребетен, чтобы сказать голландцам или итальянцам, что они не должны мне препятствовать; фактически, он сам прилагает все усилия, чтобы мне воспрепятствовать во въезде в любую страну, в которой он имеет какое-то влияние в правительстве.

Это простое явление. Религии всегда обсуждали проблемы; иначе религий не было бы так много. Они критиковали друг друга. Это не значит, что они неуважительны; это просто значит, что они не согласны, а несогласие – это одно из основных прав человека. И если им кажется, что я выступал против Матери Терезы… Я готов с ней побеседовать где угодно в мире на публичном подиуме. Что бы я ни сказал, я постою за это. Она слишком бесхребетна; бесхребетен и Папа.

Что касается гомосексуалистов, им не стоит беспокоиться. Гомосексуалисты могут выступать против меня, когда я приеду в Голландию; я готов с ними поспорить. Я дискутировал с гомосексуалистами… почему об этом должно волноваться правительство?

И в этих четырех пунктах нет ничего против самой Голландии! По сути, в своем заявлении они сказали, что я выступал против Голландии, и поэтому меня не впускают. А когда их спросили, что именно я сказал против Голландии, они привели эти четыре пункта. Я никогда не думал, что эти четыре вещи называются Голландией: что Голландия состоит из Матери Терезы, Папы, католической религии и гомосексуализма.

Я знаю, что этот мир ненормальный, но дело ни в каком не в «беспокойстве». Это – моя любовь к человеческим существам, моя надежда, что однажды где-нибудь кто-нибудь да поймет. Даже если несколько человек поймут истину, этого огня будет достаточно. Это пламя может передаваться из поколения в поколение; оно может продолжать расти. В том – моя радость.

Глава 12
Вся проблема – ум

10 мая 1986 года, утро, Пунта-дель-Эсте, Уругвай

Любимый Ошо,

Вчера утром ты говорил о восхождении на разные уровни сознания и привнесении света в соответствующие им части бессознательного. Необходимы ли для этого специальные техники, или наблюдение ума, тела и эмоций просто проведет нас по этим разным уровням?

Наблюдения тела, ума и сердца более чем достаточно. Не нужно никаких других специальных техник, хотя техники есть. Но, насколько я их вижу, они не необходимы; напротив, они усложняют все это явление. А духовный рост – не технологическое явление, и поэтому любая техника может стать препятствием. Ты можешь начать цепляться за эту технику. Именно это случилось с миллионами людей.

В поисках духовного роста они сталкивались с учителями, которые давали им какую-то технику. Техника помогает им стать более молчаливыми, спокойными, тихими, почувствовать себя очень хорошо, но тогда абсолютной сутью становится эта техника. Они не могут отбросить эту технику. Если они отбросят технику, все эти опыты начнут исчезать. Даже если эта техника практиковалась годами, всего за три дня все эти опыты исчезнут. Эти техники на самом деле не дают вам духовного роста, но создают галлюцинацию, которая кажется духовной, потому что вы не знаете, что такое духовный рост.

Однажды случилось так, что ко мне привели одного суфийского мастера. Он был мастером тысяч мусульман; он приходил в город один раз в год. Некоторые мусульмане из его группы заинтересовались мною и захотели увидеть встречу. Они восхищались тем, что их мастер видит Бога везде, во всем и всегда остается радостным: «Мы были с ним двадцать лет и никогда не видели его ни в каком другом состоянии, кроме как в экстазе». Я сказал им:

– Будет хорошо, если он у меня погостит. Оставьте его со мной на три дня. Я позабочусь о вашем мастере.

Это был очень старый, очень хороший человек.

Я спросил его:

– Не использовал ли ты какой-нибудь техники для достижения этого постоянного экстаза, или он пришел сам собой, без всякой техники?

– Я, конечно, использовал определенную технику, – ответил он. – Техника эта состоит в том, чтобы помнить, на что бы ты ни смотрел, что в этом есть Бог. Поначалу это выглядело смехотворным, но мало-помалу ум привык: теперь я вижу Бога везде и во всем.

– Сделай одну вещь… – сказал я. – Сколько ты это практиковал?

– Сорок лет, – наверное, ему было около семидесяти лет.

– Доверяешь ли ты своему опыту экстаза? – спросил я.

– Абсолютно, – сказал он.

Тогда я сказал:

– Сделай одну вещь: на три дня прекрати эту технику… не вспоминай больше, что Бог есть во всем. Три дня смотри на вещи такими, как они есть; не накладывай на них свою идею о Боге. Стол – это стол, стул – это стул, дерево – это дерево, человек – это человек.

– Но какая в этом цель? – спросил он.

– Я скажу тебе через три дня, – ответил я.

Но не понадобилось и трех дней; на следующий же день он уже разозлился на меня, разозлился до бешенства:

– Ты разрушил дисциплину, созданную мною за сорок лет. Ты опасный человек. Мне говорили, что ты мастер, но вместо того чтобы мне помочь… Теперь я вижу, что стул – это не более чем стул, а человек – не более чем человек; Бог исчез, и с исчезновением Бога исчез и мой экстаз оттого, чтобы я окру-жен океаном Бога.

– Это и было конкретной целью, – сказал я. – Я хотел, чтобы ты понял, что эта твоя техника создала галлюцинацию; иначе выработанная за сорок лет дисциплина не смогла бы исчезнуть за один день. Ты должен был продолжать технику, чтобы она продолжала создавать эту иллюзию. Теперь все зависит от тебя: если хочешь прожить остаток жизни в галлюцинационном экстазе, это в твоих силах. Но если ты хочешь проснуться, не нужно никаких техник.

И помни, свидетельствование – это не техника, это твоя природа. Наблюдение – это не техника, потому что ты ничего не навязываешь, и нет никакой возможности создания иллюзии; ты просто наблюдаешь. Даже если сам Бог возникнет перед тобой, ты не должен падать на землю и касаться его ног: ты должен просто наблюдать. Наблюдение – это не техника.

Техника что-то создает; наблюдение просто обнажает то, что есть. Оно ничего не создает; напротив, оно может разрушить многие иллюзии, которые кружились вокруг тебя, потому что ты был недостаточно наблюдателен и никогда не замечал, что это иллюзорные явления.

Иллюзию можно создать так легко, что ум всегда наслаждается техниками. Кто будет использовать технику? Хозяином техники будет ум.

Наблюдение – за пределами ума. Ум не может наблюдать. Это единственная в существовании вещь, которую ум не может делать. Именно поэтому ум не может ее загрязнить, не может заставить ее сбиться с дороги.

Однажды я несколько лет жил с одной из сестер моего отца. Иногда ее навещала одна подруга; они были очень близки. Я обычно читал допоздна, до трех часов ночи, а потом засыпал. И у этой женщины, подруги сестры моего отца, была проблема со сном: она не могла уснуть. И когда весь дом засыпал, она приходила в мой кабинет поговорить со мной или просто по-сидеть. По крайней мере, я не собирался спать до трех часов, и именно в это время ей тоже хотелось спать; она засыпала утром.

Муж сестры моего отца имел обыкновение во сне скрипеть зубами, два или три раза за ночь. У него было что-то не в порядке с желудком, и он скрипел зубами, и звук доносился очень явственно.

Однажды я разговаривал с этой женщиной, и она спросила:

– Ты веришь в привидения?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я живу одна, – сказал она. Она была вдовой и была очень богата. – Я живу одна и всегда думаю о том, что я одна. Если существуют привидения, я в опасности; в моей комнате никого больше нет.

Я сказал:

– Привидения не только существуют; они присутствуют в этой комнате, в этом доме.

– Что ты имеешь в виду? – сказала она.

– Я тебе расскажу. Когда построили этот дом, здесь жил владелец прачечной со своей очень красивой женой, у которой был только один глаз. Ее лицо было очень красиво – плохо было только, что не хватало глаза. Во время первой мировой войны владельца прачечной призвали в армию, и там он погиб. Горе его жены было так велико, что она не могла в это поверить. Она отказывалась верить, что он умер; она продолжала ждать его день за днем. И в этом состоянии, продолжая постоянно ждать его, она стала плохо есть и перестала заботиться о теле. Все пытались ее разубедить:

– Он умер, он не может вернуться. Тебе не стоит целыми днями сидеть у дверей.

Но она не могла и помыслить о том, что он может ее покинуть. Их связывал обет, что они проживут вместе и умрут вместе. Они так любили друг друга. В конце концов она умерла, но из-за этого желания, чтобы муж вернулся и нашел ее, она стала привидением. Она все еще живет здесь.

После ее смерти ее небольшая хижина была разрушена, и было выстроено это здание, но она по-прежнему здесь живет и по-прежнему ждет. Она приходит каждую ночь, и когда она приходит… ты должна понять сигнал: она производит такой звук, словно кто-то скрипит зубами. Не знаю, почему она это делает, – никто не знает, – но это происходит два или три раза за ночь. И если в доме гости, она приходит всегда – думая, надеясь, что, может быть, это ее муж вернулся и гостит в доме.

Она приходит, сдергивает с тебя одеяло и смотрит тебе в лицо. Это очень красивая женщина, но у нее только один глаз.

– Но мне никто об этом не рассказывал, – сказала она.

– Тогда никому не говори, потому что никто не будет приходить в этот дом, и даже продать его будет невозможно. Этот дом хотят продать, поэтому никто из этой семьи не говорит правду. Как только дом будет продан и куплен новый, это будет проблемой кого-то другого; это уже не их дело. Поэтому об этом сохраняется полное молчание. Но тебе я рассказал, потому что ты попросила. У меня ничего нет, я никак не заинтересован в этом доме. Я просто говорю как есть – а так все и есть.

Только если она подойдет к твоей кровати и посмотрит твое лицо, не пугайся, потому что она очень невинная женщина; она никогда никому не причиняла вреда. Она просто смотрит тебе в лицо, и видя, что это не ее муж, снова накрывает тебя одеялом и уходит. И прежде чем она придет, ты услышишь скрип зубов.

– Боже мой! – сказала она. – Это опасный дом – а я столько раз в нем ночевала. Может быть, я спала, когда она приходила. Но теперь я не могу спать.

– Попытайся, – сказал я, – пойди и усни.

Около часу ночи она ушла в свою комнату, и в тот момент, когда она вошла и выключила свет, случилось великое совпадение: она услышала скрип зубов и громко завопила. Я бросился в комнату.

Все проснулись:

– Что случилось?

Она лежала на полу; она не могла даже добраться до постели! Она лежала на полу без сознания.

И мне сказали:

– Мы же просили тебя не рассказывать историй, которые не имеют никаких оснований. Теперь твоя обязанность, твой долг – позаботиться о ней. Прежде всего приведи ее в сознание.

– Я попытаюсь, – сказал я, – но не думаю, что она придет в сознание так легко; на это потребуется время. И даже если она придет в сознание, то тут же снова его лишится.

– Но что ты с ней сделал?

– Завтра утром я расскажу всю историю, когда она придет в себя.

Я сделал что мог. Я побрызгал ей в глаза холодной водой.

Она пришла в сознание и только показала в угол:

– Вон она стоит! – И снова завопила и потеряла сознание.

– Кто стоит в углу? – спросила вся семья.

– Не знаю, – сказал я. – Наверное, кто-то стоит. Я слышал, что здесь есть привидение.

– Мы никогда не слышали ни о каком привидении, – сказали они. – Ты здесь всего два месяца и уже слышал о привидении? Кто тебе сказал?

– Завтра утром… – сказал я. – Сначала нужно привести эту женщину в сознание и уложить спать.

Но это повторялось три или четыре раза: она приходила в себя, только чтобы посмотреть в угол и закричать:

– Вон она стоит… один глаз!

Им пришлось не спать всю ночь – спал только я.

Утром женщина пересказала им историю, рассказанную мной. Они сказали:

– Не слушай его. Он всегда что-то рассказывает людям, и странно, что они верят – даже старики.

Один человек жил по соседству с нами и был постоянным гостем. Он был очень уважаемым – ему было шестьдесят пять лет, он был старше всех в этом доме – и очень любящим человеком. У него был лучший в городе продуктовый магазин. Нигде нельзя было купить еды лучше; у него было лучшее качество. Он был одинок – ни жены, ни детей – и воспринимал свою профессию как служение тысячам людей. Так что это было не только профессией, это было нечто наподобие религиозного долга: продаваться должно было все самое лучшее и с минимальной прибылью.

Я рассказал ему об этой женщине. Он сказал:

– Я не верю в привидения; я – верующий в Бога. Не верю ни в какие привидения.

– Дело не в веровании, – сказал я, – дело в реальности. Можешь просто провести одну ночь в этой комнате.

– Почему я должен спать в этой комнате? – спросил он.

– Все ясно, – сказал я. – Ты, конечно, испугался; иначе, один раз переночевать… Ты же спишь в соседнем доме. Ты один, так что никаких проблем нет; ты можешь переночевать здесь. Я приведу тебе доказательство очевидного.

– Но почему я должен пытаться? – спросил он.

– Ты сказал, что не веришь в привидения, а я сказал, что они есть, и есть женщина, которая приходит, но только к новым гостям, поэтому, если хочешь, можешь попробовать.

И то же самое случилось с этим человеком. Он лег в постель, но не мог уснуть, потому что ожидал, что придет эта женщина – и вдруг услышал скрип зубов. Это было предрешено; можно было гарантировать, что, по крайней мере, три раза за ночь муж моей сестры заскрипит во сне зубами.

И он заскрипел зубами, и этот человек просто сбросил одеяло, прибежал в мою комнату, разбудил меня и сказал:

– Она пришла!

– Кто? – спросил я.

– Женщина, о которой ты говорил. Я верю в привидения; этого достаточно. Но не надо больше об этом! Я слышал звук и не хочу оказаться в той же ситуации, что и та бедная женщина – потому что по всему городу распространился слух, что та женщина… Она перестала останавливаться в нашем доме, потому что боялась. Три или четыре дня у нее был жар; даже когда она пришла в себя и вернулась домой, ее лихорадило, так глубоко проник страх.

И этот старик сказал:

– Я не хочу оказаться в беде, как она. Просто открой дверь и позволь мне пойти домой!

– Но ты же такой верующий в Бога человек, – сказал я. – Это хороший момент, чтобы испытать твоего Бога.

– Я не буду тебя слушать, – сказал он, – ты опасный парень. Бог? Не знаю, есть ли он вообще или нет, но привидение, несомненно, существует! Я только что слышал… она скрипит зубами!

А он был старым и очень религиозным человеком, который каждый день ходил в храм, читал мантры и тому подобное.

Он сказал:

– Я могу сказать… но только открой дверь и позволь мне пойти домой! Я никогда больше не скажу, что Бог существует; я буду всегда говорить, что существуют привидения. Только позволь мне пойти домой! С меня достаточно доказательств. Еще немного, и… Я старый человек. Может быть, у меня что-то случится с сердцем, или…

Собралась вся семья:

– Что происходит?

– Ничего, – сказал я, – только он опять услышал это привидение, а я как раз говорил ему: «Ты такой любящий Бога человек: привидение ничего не может тебе сделать».

– Ты просто… почему ты говоришь все эти вещи? – спросила моя семья.

– Я ничего не говорю… он сам начал. И все свелось к дилемме: Бог или привидения? И я сказал, что не знаю, существует ли Бог, но знаю, что существуют привидения.

И хотя все в моей семье знали, что это только моя выдумка, они и сами начали в это верить:

– Может быть, в этом что-то есть. Один раз еще ничего… та женщина поддалась его влиянию, потому что слушала его одна поздно ночью. Но этот старик – очень религиозный и уважаемый человек, а ведет себя, как ребенок!

Никто не хотел спать в той комнате, где происходили все эти вещи, – даже люди, жившие в доме. Никто не хотел; они говорили:

– Спи там сам, если тебе хочется.

И я говорил:

– У меня же есть своя комната, и та комната ничем не лучше моей, я не хочу ее менять.

Но если ночью им что-то нужно было взять из той комнаты – она превратилась в склад для хранения вещей, потому что никто не хотел там жить, – мне говорили:

– Иди первый, а мы за тобой.

– Вы не понимаете, – говорил я, – даже если там есть привидение, оно меня не испугается.

Они говорили:

– Ничего не хотим слушать. Если мы видим, что ты туда идешь, то можем быть уверены, что опасности нет, поэтому войди первым; возьми факел и иди.

Когда им что-то нужно было взять из этой комнаты ночью или даже днем, они не входили туда поодиночке. Никто не хотел. Даже дети пробегали через эту комнату, не проходили. Эта комната стала такой знаменитой, что когда они решили продать дом, никто не хотел его покупать, и они сказали:

– Теперь ищи покупателя сам. Ты разрушил ценность этого дома. Это прекрасный дом, а люди называют его домом с привидениями.

– Но вы же знаете, что никакого привидения нет.

– Мы знаем, но знать в таких делах недостаточно; все решает чувство. Страх двоих людей… ни один из них больше не вернулся в этот дом. Мы иногда приглашаем старика, но он говорит: «Никогда больше не вернусь в это дом! Я помню ту ночь, когда он не хотел открывать дверь – потому что ключ был у него, – и чувствую себя повинным в том, что из страха мне пришлось признать, что Бога не существует, а привидения существуют. Теперь я молюсь дважды – утром и вечером – убеждая Бога, что я верю в него: «Ты существуешь. Этих привидения и тому подобного нет».

Ум может спроецировать любой опыт. Эта женщина действительно видела жену владельца прачечной, как я ее описал. Утром она описала ее в точности: красивая женщина с длинными волосами и одним глазом, в красном сари с черным краем. Она сказала:

– Если бы я была художницей, то могла бы ее нарисовать. Я могу закрыть глаза и увидеть ее.

Техники, используемые для духовного роста, ничем от этого не отличаются. Этот суфийский мастер не мог оставаться со мной три дня, но, покидая меня, он в конце концов сказал:

– Я благодарен. Я больше не начну то же самое путешествие. Я вижу, что произошло: сначала я стал проецировать. Я знал, что стол – это стол, а стул – стул, но начал проецировать Бога, воображать, что они сияют существованием Бога. И я знал, что это только моя идея. Но… сорок лет! Постепенно это стало реальностью. Но ты показал мне, что эта техника просто создавала галлюцинацию.

Было много людей – много так называемых великих святых, пророков, мессий – которые жили в галлюцинации, которые никогда не знали о простом процессе наблюдения.

Лучше, если ты не будешь вовлекаться ни в какую технику. Наблюдение так чисто; не загрязняй его ничем другим. И оно так полно, так завершено, что не нуждается в поддержке ничего другого. Но ум всегда хочет какую-то технику, потому что ум может контролировать технику. Ум – техник; технология – его стихия. Но наблюдение вне его контроля. Оно за пределами его, над ним, и фактически, для ума это смерть.

Если в тебе растет наблюдение, ум умрет.

И все эти люди, такие как Махариши Махеш Йоги, обучающий трансцендентальной медитации, дают техники, которыми ум совершенно доволен. Ум может их использовать. Но в этом не будет никакого роста. Техника не плоха, но она просто дает тебе иллюзорное чувство хорошего самочувствия – как будто ты эволюционируешь… а ты стоишь там же, где и раньше; нет ни эволюции, ни роста. Все эти люди, эксплуатирующие человечество, давали техники – и это худшая из всех эксплуатаций, потому что она останавливает эволюцию.

Я за простой, естественный метод, который у тебя уже есть и который ты иногда используешь.

Когда ты злишься, как ты узнаешь, что зол? Если бы был только гнев, и его никто не наблюдал, ты не смог бы осознавать гнев. Сам по себе гнев не может осознавать.

И ты осознаешь, когда гневен, когда не гневен, когда тебе хорошо, когда нехорошо. Но ты не использовал этого наблюдения последовательно, научно, глубоко, тотально в каждой фазе ума. Для меня это слово содержит саму сущность медитации.

Любимый Ошо,

На вчерашней вечерней лекции ты сказал, что во время смерти у человека есть только две или три секунды, за время которых душа путешествует из одного тела в другое. Мастер, ты сказал, что твоя последняя жизнь была семьсот лет назад. Где же ты был все эти годы?

Здесь, в Уругвае! Где же еще мне быть? Доступно все существование. Когда ты не в теле, ты просто часть существования, без всякого разделения.

Причина, по которой семьсот лет я оставался… Некоторые люди не оказываются в следующей жизни немедленно. Либо этот человек такой подлый, животный и звероподобный, как Адольф Гитлер… Он еще не переродился, потому что ему нужна особенная утроба, которой может не найтись за тысячи лет: ему приходится ждать. Либо, если ты достиг определенного развития сознания, возникает та же проблема: тебе нужна особенная утроба. Пока она не найдется, ты не можешь получить следующее рождение.

Обычно это две или три секунды, потому что для сонного человечества доступны такие же сонные утробы. Каждый день миллионы людей занимаются любовью, и все они дают возможность новым людям войти в утробу. Для масс никаких проблем нет; им не нужно ждать. Это происходит почти мгновенно: они покидают одно тело, и тотчас же где-то готова какая-то утроба. И они оказываются в ближайшей.

Кстати, если ты родился в Германии, это может значить, что ты рождался в Германии многие жизни, по той простой причине, что если ты остаешься просто частью массы, нет никаких причин ходить далеко, в Китай или Японию, чтобы там родиться. Всюду вокруг тебя достаточно утроб, готовых тебя принять.

В своих экспериментах я увидел, что люди обычно продолжают оставаться в одной и той же среде, пока что-то в них не начинает расти, и они не могут найти подходящей утробы в непосредственной близости. Тогда они меняют место. Тогда они перемещаются в другие страны, в другие национальности, в другие народы.

Но в таких крайностях – когда ты либо слишком проклят, либо слишком благословен – тебе придется ждать, потому что лишь для такого изредка представляется подходящая утроба. У отца должны быть определенные качества, у матери должны быть определенные качества, и определенная душа может войти, только если их качества симметричны с ее собственными. Поэтому вы не только несете кровь и плоть своих родителей, их клетки; есть нечто еще более глубокое. В тебе есть определенные качества, в точности схожие с качествами твоих родителей, но ты не унаследовал их от родителей – они у тебя уже были, и именно поэтому ты получил этих родителей.