Текст книги "Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Часть 2"

Вы удивитесь, когда узнаете, что любая религия, которая учит своих последователей любого рода воздержанию, всегда помогала своим последователям разбогатеть. В Индии джайны очень богаты: они подавляемы больше всего. Нужно понять кое-что важное относительно их психологии. Их религия проповедует: «Подавляйте секс, следуйте брахмачарье, ваша цель – безбрачие. И второе – не впадайте в ярость». Таким образом, гнев запрещен, секс запрещен. Так куда же направить энергию? Остается только третье – жадность. Поэтому джайны стали самыми жадными людьми в стране. Это небольшое сообщество, очень маленькое сообщество. В такой огромной, бескрайней стране они почти ничто, но они очень могущественны, потому что в их руках сосредоточены почти все деньги. Вы не найдете ни одного нищего джайна, ничего подобного не существует. Они далеко не бедные люди, они не могут быть бедными: их религия обусловила их богатство. Они вынуждены подавлять секс, они вынуждены подавлять гнев. Выход один – жадность.

Вы знаете, английское слово любовь (love) происходит от санскритского корня лобх (lobh). Лобх означает жадность. Это жадность до тела другого человека. Поэтому когда кто-то смотрит на кого-то сексуально, то можно заметить жадность в его глазах: он завладел телом другого человека. Вот почему в культурном обществе позволено смотреть друг на друга только в течение очень короткого времени, иначе это будет считаться оскорбительным. Каким-то образом возникло негласное правило: смотреть на другого человека можно не дольше трех секунд. Если вы смотрите на женщину три секунды, в этом нет ничего оскорбительного, это возможно. Но если вы задерживаете на ней взгляд, она начинает беспокоиться. Если вы продолжаете на нее смотреть, она начинает злиться, – в этом случае вы ведете себя некультурно. Вы смотрите на ее тело, желая им обладать, использовать его, пользоваться им как средством. Естественно, никому не хочется быть средством, становиться вещью, собственностью.

Английское слово жадность (greed) тоже происходит от санскритского слова гридха (griddha). Гридха означает хищник, стервятник. Жадный человек во многом обладает свойствами хищника, он будто хочет съесть другого. Подобное выражение есть во многих языках, в частности во французском.

Я слышал:

Произошло кораблекрушение, но француженке удалось доплыть до ближайшего острова. Она была абсолютно нагой: все ее вещи унесло море. Но берег оказался весьма приятным, и она лежала на песке обнаженная, нежилась на солнышке и размышляла о том, что делать дальше, живет на этом острове кто-нибудь или нет. Никаких признаков жизни вокруг, кажется, не было.

Вдруг она услышала шум: кто-то шел… огромный мужчина, похожий на громадную гориллу. На острове жило очень небольшое племя. Это было племя каннибалов, оттого и малочисленное, ведь племя каннибалов не может быть большим: они постоянно поедают друг друга. Каннибал был просто счастлив, когда увидел новую пищу, настолько аппетитно она выглядела!

Он подошел, посмотрел на нее и сказал:

– Я хочу тебя съесть!

– Тогда чего ты ждешь? – воскликнула француженка.

Каннибал был озадачен. Впервые в жизни ему сказали «Чего ты ждешь? Давай! Начинай!»

А все потому, что на французском «я хочу тебя съесть» значит «я хочу заняться с тобой любовью».

Язык очень показателен. На самом деле, когда вы смотрите на женщину с жадными глазами, будто хотите ее съесть, или женщина смотрит на мужчину… Обычно женщины не смотрят: их веками учили не смотреть на мужчин. Это стало неотъемлемой частью женского кокетства. Когда женщине признаются в любви, она опускает глаза, чтобы быть уверенной, действительно ли ее любят или болтают чепуху. Она не верит словам, она верит телу, она верит в физиологию. Тело никогда не врет.

Когда человек погружается в глубокую медитацию, он обретает ясность. В этой ясности растворяются все три яда, не оставляя и следа. И тогда он ощущает только пустоту.

Первое переживание медитации – пустота. Но помните: это лишь первое переживание, первое сатори; человек переживает пустоту. Но помните: переживание все еще остается, это всего лишь начало, это еще не конец. Вы переживаете пустоту, и пережитая пустота становится чем-то; она не ничто.

Вот почему возникает так много дзенских историй…

Ученик приходит к мастеру и говорит:

– Я пережил ничто.

Мастер бьет его и говорит:

– Иди и медитируй снова! Ты упустил!

– Но, – возражает ученик, – я же пережил ничто! Это же то, о чем вы говорили, что смысл медитации именно в том, чтобы пережить ничто! И я это пережил!

Но мастер настаивает:

– Иди и медитируй снова! Ты упустил!

Потому что если ничто становится вашим переживанием, значит оно стало чем-то. Можно переживать только что-то. Вы пережили ничто, но, как только вы его пережили, оно стало объектом вашего переживания. В этом еще существует деление на познающего и познаваемое. Поэтому это лишь первое сатори.

Сутра Ко Суана невероятно красива. Он говорит:

…он ощущает лишь пустоту, но когда он созерцает пустоту…

Но когда он глубже и глубже погружается в медитацию,

он осознает, что пустота также пуста и стала ничем.

По мере того, как человек погружается в медитацию все глубже и глубже, ему открывается второе сатори. Погружаясь глубже, он исчезает как переживающий. Сначала исчезает объект и возникает пустота, но, по старой привычке, пустота становится объектом. И переживающий тоже ушел. Есть только ничто – некому и нечего переживать. Это второе сатори.

Пустота обратилась в ничто. Он осознает, что ничто, в котором нет ничего, также ничто. И когда он достигает самого дна ничего…

Это последняя возможность зацепиться за переживание. Вы начинаете ликовать: «Я пережил ничто!» В этом случае вы застреваете на первом сатори. Вы можете радоваться, что пережили состояние, когда нет переживания и нет переживающего: «Я пережил, что и то и другое – пустота». Это лучше, чем первое, глубже, чем первое, но, тем не менее, переживающий, хоть и едва уловимый, все еще существует. Он продвинулся немного глубже, теперь он говорит: «Я пережил, что нет переживающего и нет переживаемого». Но тогда он застревает на втором сатори.

Третье сатори случается, когда…

…он осознает, что ничто, в котором нет ничего, также ничто. И когда он достигает самого дна ничего…

И это предельное ничто. Тогда человек ничего не говорит. Тогда, на вопрос «Что ты пережил?», он лишь улыбнется. Он не сможет сказать «Я пережил ничто». Это самадхи – третье сатори, предельное цветение. Теперь не осталось ничего: ни объекта, ни субъекта, ни трансцендентного субъекта, который превзошел и то и то другое. Нет ничего. Будда назвал это анаттой, не-«Я» – состоянием тотального ничто, абсолютного ничто. Что можно сказать об этом?

Когда кто-нибудь спрашивал Будду о его предельном опыте, он говорил: «Не задавайте глупых вопросов, задайте практический вопрос. Спросите, как достичь его, не спрашивайте, что случилось. Это нельзя выразить словами».

Лао-цзы говорит: «Произнесенная истина лжива. Непроизнесенная истина остается истинной. Выраженное словами фальшиво».

В Упанишадах сказано: «Те, кто говорят „Мы знаем“, не знают ничего».

Сократ в конце жизни сказал: «Знаю лишь то, что ничего не знаю». Но Ко Суан говорит, что даже это неверно – это второе сатори, потому что он все еще говорит. «Знаю лишь то, что ничего не знаю». Утверждение все еще здесь, познающий все еще здесь. Согласно Ко Суану, утверждение неверно. Сократ достиг предельного самадхи, но Сократ – грек, он не китаец, он говорит так, чтобы греки могли его понять. Он не может говорить парадоксами, он говорит логично. Поэтому он говорит: «Знаю лишь то, что ничего не знаю».

Ко Суан не сказал бы этого. Будда не сказал бы этого. Лао-цзы не сказал бы этого.

…и когда он достигает самого дна ничего, только там он обретает поистине глубокое неизменное спокойствие.

Впервые воцарилось глубокое неизменное спокойствие. Бесконечность распахнула перед вами свои врата. Падать больше некуда. Вы вышли за пределы запредельного. Вы вышли за пределы даже трансцендентного.

В этом абсолютном спокойствии разве могут родиться желания? Когда желаний больше нет, появляется изначальное неизменное спокойствие.

Истина изначально неизменна.

Все сущее на небесах и на земле изначально неизменно.

Если что-то и меняется, то только внешнее, то, что индийские мистики называют майя. Это только внешнее.

Меняется форма, а суть, истина, остается той же. Меняются волны, океан всегда один. Как только вы это осознаете, вы больше никогда не будете страдать, потому что вы больше не погружаетесь в желания, не погружаетесь в мечты. Как только вы переживете это, вы станете частью единого целого. Вы исчезнете, вы станете самим океаном. Вы больше не волна, вы больше не капелька росы, вы необъятны.

Переживание неизмеримого и есть переживание Дао. И ключ в медитации. Человеку приходится пройти три стадии: первое сатори – переживание пустоты; второе сатори – переживание, что пустота пуста; и третье сатори… здесь заканчиваются слова. Остаются лишь тишина и спокойствие, абсолютные тишина и спокойствие.

Мастер – это тот, кто достиг третьей стадии, кто вышел за пределы трансцендентного, кто вышел за пределы запредельного. Он стал частью целого. И быть созвучным ему значит быть созвучным Богу, Дао, истине. Быть созвучным ему значит быть созвучным блаженству, красоте, благословению.

Достаточно на сегодня.

Глава 4
Просто шутя

Первый вопрос:

Ошо,

Расскажи что-нибудь про невинность и невежество.

Разница между ними колоссальна, она настолько огромна, насколько это возможно. Это как разница между светом и тьмой, жизнью и смертью, осознанностью и бессознательным, адом и раем.

Невежество – это темнота. Это состояние тотального негатива, состояние ваших знаний – самый низкий уровень, нулевой уровень знаний. Но оно ничем не отличается от хорошо осведомленного ума, они принадлежат к одной и той же категории. Невежественный человек и человек информированный качественно ничем друг от друга не отличаются, разница в количестве. Разница в степени: информированный человек знает больше, невежественный человек знает меньше. Вы можете быть развитым по сравнению с одним и необразованным по сравнению с другим. Все относительно. Даже самый безграмотный человек может выглядеть грамотеем по сравнению с кем-то еще, а самый знающий человек может оказаться некомпетентным во всем, кроме своей специальности. Математики невежественны в вопросах физики, физики не разбираются в химии, химики не слишком сведущи в математике, и так далее, и тому подобное. Все специалисты компетентны только в своей области, во всех остальных они абсолютно невежественны.

Это весьма странное явление общеизвестно: люди, обладающие прекрасной логикой, умеющие доказать свою точку зрения, разумные в своей специфической области, оказываются очень доверчивыми и наивными в других областях. Вы можете встретить великого ученого, верящего в Сатью Саи Бабу. Это кажется абсурдным, но это не абсурд. На самом деле, ученый ничего не знает о религии. Он невежественен в этом вопросе, возможно, даже еще более невежественен, чем простой человек. Простой человек знает гораздо больше о религии, чем великий ученый. Великий ученый направил всю свою энергию на одну конкретную область, исключив все остальные.

Вы можете легко обмануть ученого; это гораздо легче, чем провести фермера. Фермер хоть и не отличается великой логикой, зато знает множество самых разнообразных вещей. Он не специалист в определенной области, однако его общие знания гораздо шире, чем у специалиста. Многие великие ученые оказываются жертвами различных предрассудков и суеверий.

Я слышал историю об одном ученом, нобелевском лауреате. В его кабинете на стене висела подкова. Когда к нему зашел другой известный ученый, он не поверил своим глазам: вешать подкову в комнате – это предрассудки! Лишь невежественный народ верит, что это хорошо, что подкова защищает вас, что это своего рода амулет.

– Не верю своим глазам, – воскликнул гость. – Вы ученый, нобелевский лауреат… Неужели вы верите в эту чепуху, в эти предрассудки, что подкова вас защищает?

Ученый рассмеялся.

– Нет, вовсе нет, все это ерунда. Я никогда не верил во все эти глупости!

Теперь его приятель задумался еще больше.

– Но зачем в этом случае вы повесили подкову?

– Тот человек, который мне ее принес, – ответил ученый, – сказал, что неважно, верю я или нет, она все равно защищает!

Считается, что наука – это попытка узнать все больше и больше о все меньшем и меньшем. Именно это называется специализацией. Если следовать этой логике, то в итоге наука будет знать все ни о чем. Это будет логическое завершение. Если наука – это попытка узнавать все больше и больше о все меньшем и меньшем, то чем все закончится? Все закончится знанием всего ни о чем.

Ученые – очень доверчивые люди, и так называемые святые пользуются этим довольно часто. И затем хвастаются: «Посмотрите, великий ученый стал моим последователем!» На самом деле, не ученый стал последователем, это его оставшаяся часть, не являющаяся ученой. И эта часть гораздо больше, чем сам ученый. Ученым стал лишь небольшой фрагмент, возможно, лишь один процент его существа, девяносто девять процентов остались невежественными, иногда даже больше, чем у обычных людей, потому что обычные люди не стремятся познать как можно больше о меньшем, они знают понемногу обо всем. Их не так легко провести.

Невежество означает просто отсутствие образования. Немного поучиться – и ваше невежество превратится в знания. Немного подготовки, немного обучения, и ваше невежество становится знаниями. Нет разницы между невежеством и знаниями, они взаимозаменяемы.

Невинность – это тотально иное явление. Оно не имеет никакого отношения ни к знаниям, ни к невежеству. Это состояние тотальной свободы и от невежества, и от знания. Это состояние восхищения. Это состояние абсолютного благоговения, когда вы переполнены изумлением и трепетом, когда ваше сердце начинает биться в виде каждого прекрасного мгновения, переживаемого вами: в виде роз, бархатцев и лотосов; в виде звезд, солнца и луны; в виде людей; в виде рек и гор; когда вы способны пережить и прочувствовать саму тайну жизни; когда вы настолько восприимчивы, чувствительны, настолько открыты, что чудесное проникает в каждую клеточку вашего существа, – тогда вы невинны.

Много знающий не может быть невинным. Из-за его убеждения, что он знает, чудо умирает. Все его ответы заимствованы. Все, что он знает, на самом деле он не знает, но у него есть множество самых разнообразных ответов, готовых ответов. Из-за этих готовых ответов ничто его не удивляет, совсем ничто. Он может находиться в центре этого прекрасного существования и не ощущать ни радости, ни удивления, ни чуда, никакого трепета, никакого восторга, никакого экстаза. Он глух ко всему этому. Он не слышит музыки птиц, поющих по утрам, не слышит музыки ветра в соснах. Он не замечает жизни деревьев, травы. Он не видит красоты птицы, парящей в бескрайнем безмолвном небе. Он идет, не ощущая великолепия звезд. Он слеп. Ему неведома поэзия. Его сближению с жизнью препятствуют приобретенные знания, готовые ответы. У него есть ответы на все. Прежде чем возникает вопрос, у него уже готов ответ. Вопроса еще нет, а ответ уже готов. Человек, который много знает, никогда не слушает вопрос. Он не пытается понять глубину вопроса. Он слышит вопрос, в нем запускается процесс поиска ответа, и он начинает отвечать.

У невинного человека ответов нет. Он прислушивается к жизни в тишине. Он слушает, он видит, он пробует на вкус, он обоняет, он осязает. Он по-настоящему жив. Человек знающий мертв, полностью закрыт. Он живет в собственной могиле, поэтому он еле движется. На нем лежит огромная тяжесть.

Человек невинный танцует по жизни. Он даже не идет. Он настолько легок. Любые мелочи наполняют его присутствием волшебства. Бабочка и сочетание цветов на ее крыльях, радуга в небе – этого достаточно, чтобы он погрузился в глубокую медитацию. Он не знает ответа, он может лишь наблюдать радугу. Ему нечего сказать, он может только видеть, и его видение ясно. Он может только слышать.

Когда я был ребенком, я был знаком с очень эрудированным человеком. Время от времени он останавливался в нашем доме. Он был большим ученым. Его всегда интересовали детали и подробности. Например, он знал названия всех деревьев в мире. По утрам мы ходили с ним гулять и он рассказывал мне, как называется то или иное дерево. Я никогда не встречал человека, который знал бы названия всех деревьев, кустов и всевозможных растений. Он знал не только их названия, но и их историю, где они появились, откуда были к нам завезены.

Но я заметил одну вещь: он никогда не смотрел на деревья. Он не мог. Как только он видел розу, он говорил: «Эта роза была завезена к нам из Ирана. По-индийски роза будет гулаб. Это слово из персидского языка, и это значит, что ее родина – Персия, а не Индия. На санскрите слова гулаб нет, и это естественно – в ведическую эпоху розы в Индии не росли. Их, должно быть, завезли к нам позднее. Кто их впервые привез? Как это произошло?» И он продолжал рассуждать, не обращая внимания на саму розу. Он думал, что таким образом меня учит.

А я сказал ему:

– Вы разрушаете что-то неизъяснимо прекрасное во мне. Пожалуйста, хватит рассказывать всю эту ерунду!

– Что ты имеешь в виду? – удивился он. – Разве это ерунда? Я учился этому всю мою жизнь!

– Вы потратили жизнь зря. Вы мешаете мне видеть деревья, растения, цветы. Если так будет продолжаться, то с завтрашнего утра я не буду с вами гулять. Гуляйте один и говорите себе все, что хотите. Я не хочу принимать участие в этих глупых беседах. Я совершенно счастлив, просто когда вижу эту розу. Я не хочу знать, откуда она. Какая разница? Меня не интересует ее происхождение. Меня не интересуют слова. Какое это имеет значение, завезли ее к нам из Персии или нет? Роза наслаждается утренним солнцем, утренним бризом, она танцует, а вы говорите о Персии, о языке, о грамматике, о том, как возникло слово, и когда его начали употреблять в индийской литературе, и когда впервые это произошло. Если вы хотите, чтобы я вас сопровождал, вам придется помолчать.

Он, конечно, хотел, чтобы я гулял с ним, потому что был незнаком с местностью, не знал улиц, не знал, как выйти из города. А каждый день он предпочитал ходить в новом направлении.

Я сказал:

– Если вы хотите гулять со мной, вам придется делать это в тишине. Если я вам не нужен, то можете продолжать свои познания, можете делать все что хотите. Ни розе, ни мне это не интересно.

Он был потрясен.

– Твоему сыну, – пожаловался он моему отцу, – похоже, не нужны знания, это плохой знак. В этом возрасте ребенок должен интересоваться всем подряд. Именно в этом возрасте нужно учиться.

– Он трудный ребенок, – признался отец. – Я чувствовал, что у вас возникнет конфликт еще до того, как вы ушли.

– Он поставил мне ультиматум, – сказал он, – либо я гуляю с ним молча, либо он со мной больше не пойдет.

Мой отец сказал ему:

– Сын всегда держит слово. Так что вам решать.

Он знал названия всех птиц и пытался проявить свои знания. А я сказал:

– Прекратите это самолюбование!

Но он сказал:

– Где бы я ни был, я всегда делюсь с людьми своими знаниями, и они благодарны мне за это!

– Они так же глупы, как и вы! – ответил я. – Но я не такой. Мне не интересны названия птиц, я хочу наслаждаться их красотой. Я хочу наблюдать, как они парят на ветру, как они взмывают к солнцу. Какой неизъяснимый восторг! Какая свобода! Если бы у меня были крылья, я бы улетел вместе с ними. Но я не могу вас сопровождать, вы меня разрушаете.

Ему было очень сложно ничего не говорить, но ему пришлось это выдержать потому, что никто другой не ходил с ним, никто не знал наш город так, как я. Я знал каждый сантиметр, потому что постоянно бродил по улицам, пропуская школу. Я знал каждую кочку, я часто ходил гулять вдоль реки настолько далеко, насколько хватало сил. Я облазил все горы в округе. Я был для него лучшим сопровождающим. Даже ночью я мог пойти в любом направлении, куда только захочу. Но я сказал:

– Вам придется сдержать обещание. Мы будем гулять молча.

Через два дня он сказал:

– Ну это слишком! Мне все время хочется тебе что-то рассказать, ведь ты настолько невежественный!

– Оставьте меня таким, каков я есть, – ответил я. – Вам я могу казаться невежественным, но я не невежда, потому что я не стремлюсь к знаниям. Если бы я стремился к знаниям, тогда можно было бы сказать, что я невежественный человек. Но я не стремлюсь к знаниям, меня они нисколько не заботят. Я вполне счастлив в своей невинности и хочу остаться таким.

Невинность – это позитивное состояние восхищения, благоговения. Никакое общество не позволяет сохранить невинность, потому что обществу нужны знания, оно зависит от знаний. И я понимаю, что люди знающие всегда будут нужны: развитие технологий, наук и всего прочего зависит от них. Поэтому хорошо быть знающим на работе, но, уходя, оставляйте ваши знания там. Не носите их с собой двадцать четыре часа в сутки. Люди постоянно носят с собой то, что им не нужно двадцать четыре часа в сутки.

Если вы врач, будьте врачом. Но, уходя из больницы, забудьте о медицине, забудьте обо всем, что знаете, забудьте о своих диссертациях и степенях – обо всем. Будьте невинными, чтобы вновь оказаться в этом неизъяснимо прекрасном состоянии детскости.

Христос сказал: «Блаженны те, кто как дети, потому что для них Царствие Божие».

Никогда, ни на секунду не смешивайте понятия невинность и невежество. Много раз они будут казаться одним и тем же, но они не похожи, они никогда не станут одним и тем же. Невинность – это состояние медитативности. Когда вы безмолвны, осознанны, открыты, соприкасаетесь с целым, созвучны Дао, тогда вы невинны.

Лао-цзы невинен, Будда невинен, Кришна невинен, Христос невинен. Они не были людьми, обладающими многими знаниями. На самом деле, то, что они говорили из своего знания, мы превратили в сведения. То, что они говорили из своего восхищения, мы свели к философии, теологии. Это наших рук дело: мы разрушили все прекрасное, что было в их словах. Мы придали ему определенную форму, нарисовали схему и структурировали. Мы интерпретировали его, откомментировали и многое выкинули. Так бывает всегда.

Буквально на днях я получил записку от Аруп о том, что Сарджано переводит мою книгу на итальянский, но он вносит много изменений. Что-то он выкинул, что-то добавил, исходя из своего собственного знания.

Конечно, он пытается сделать книгу как можно лучше, его намерение благородно! Он хочет сделать ее более логичной, более интеллектуальной, более тонкой. А я представляю несколько дикий тип личности! Он хочет причесать меня здесь и там. Посмотрите на мою бороду! Если бы я позволил, то Сарджано подстриг бы ее и сделал как у Владимира Ленина, но тогда это была бы не моя борода. Он пытается сделать ее более привлекательной. В его намерениях не приходится сомневаться, но именно эти намерения являются разрушительными.

Когда ему передали мою просьбу о том, чтобы он оставил все как есть: «Не пытайся улучшать текст. Оставь все как есть. Сырым, диким, нелогичным, парадоксальным, противоречивым, со множеством повторений, каким бы он ни был, оставь все как есть!» Он не смог смириться с этим и сказал:

– Тогда я не буду переводить. Я лучше пойду подметать улицы.

Видите, как работает ум? Он не готов слушать меня, он лучше пойдет подметать улицы. Иначе мне пришлось бы разрешить ему интерполировать, изменять, окрашивать мои слова в соответствии сего представлениями.

Все, что вы будете делать, все будет неправильно, потому что, когда я говорю, я говорю из тотально иной плоскости, и все, что вы будете делать, будет тотально иным, оно не будет принадлежать моей плоскости, оно не будет принадлежать моему измерению. Оно может выглядеть как учение, но я не ученый. Оно может выглядеть как знание, но я не являюсь знающим человеком.

Знающие люди идут своим путем. Они лишь добавят немного…

Например, я сказал, что Сараха является основателем тибетского буддизма. Ни один ученый не стал бы говорить об этом с такой уверенностью. Только сумасшедший может утверждать подобное, потому что нужно привести доказательства, нужно это обосновать. Придется сделать огромное приложение, в котором привести доказательства. Я никогда ничего не доказываю. Я никогда не даю вам источники, откуда… Я знаю лишь один источник – записи Акаши!

Поэтому, чтобы сделать текст более привлекательным, более легким для понимания, Сарджано чуть-чуть его изменил, совсем немного. Он написал, что «Сараху можно считать основателем тибетской тантры, тибетского буддизма». Можно считать. Это ученый подход, законный, но он уничтожает всю красоту моего высказывания. Он уничтожает уверенность, решительность, чеканность, когда слова бьют, словно молот. Молот, конечно, не слишком приятная штука!

Сарджано, это не спагетти! Он хороший повар и готовит прекрасные спагетти. Я ничего не знаю о спагетти, но я знаю, что Сараха – основатель тибетского буддизма. И я не собираюсь это доказывать, я не верю в доказательства, я просто знаю. Я знаю Сараху, мы давно дружим. Даже если историки докажут обратное, я не стану их слушать. Я не обращу на них никакого внимания, потому что я знаю Сараху.

На днях я прочитал прекрасное донесение, напечатанное протестантской церковью в Германии. Очередное донесение! Кажется, что человек, написавший донесение обо мне и о моей работе, пребывает в совершенном замешательстве. Такое впечатление, что он испытывает ко мне определенную симпатию. И теперь он сомневается. Он не может опровергнуть мои слова – он кажется человеком, обладающим восприимчивостью. Он не может сказать, что я абсолютно неправ, поэтому он выбрал средний путь. Он поддерживает меня во всем кроме того, что я говорю о Христе. О Христе он пишет так: «Все, что Ошо говорит, кажется привлекательным, но взято не из христианских источников».

Кого волнуют христианские источники? Сожгите их все! Мне интересен Христос, а не христианские источники. И я знаю Христа лично. Когда я говорю, что знаю Христа, или Будду, или Сараху лично, я имею в виду, что знаю это состояние существа. Я знаю, что Христос мог сказать только так, потому что, пребывая в состоянии самадхи, невозможно сказать иначе. Это нечто внутреннее, что не требует доказательств, это интуитивно. Моя уверенность возникает внутри меня. Сказал это Христос или нет, дело не в этом. Когда я цитирую Христа… Он говорит, что я цитирую Христа и даю прекрасные толкования его словам, но мои интерпретации совершенно чужды христианской теологии. Естественно, это не может быть иначе. Христос сам чужд христианской теологии, что я могу тут поделать?

Если Христос вернется, он не узнает христианских теологов. Он вообще не поймет, отчего они так суетятся. Он был простым человеком, и говорил он просто, прямо и непосредственно. А эти люди выстраивают вокруг его слов целую философию, целую науку. В течение двух тысяч лет они все ходят и ходят вокруг да около.

Тот человек, который написал статью, обладает ученой степенью и является самым сведущим экспертом в вопросах протестантской теологии во всей Германии, но то, как он написал это донесение… Он точно в меня влюбился! Несмотря на то, что он должен меня опровергать, он, тем не менее, во многом меня поддерживает. Конечно, ему приходится держаться за зарплату и за должность, иначе его немедленно вышвырнут из церкви, поэтому он и говорит, что все хорошо, кроме моих размышлений о Христе. И оправдывает это тем, что, по всей вероятности, они вышли не из христианских источников.

Но Христос никогда не выходил из христианских источников! В то время, когда жил Иисус, не было христианских источников. Он общался со странными людьми; они не были христианами. Он поддерживал связь с эссеями, они были великими мистиками. Он путешествовал по Азии, обошел всю Индию и Тибет, познакомился с восточным подходом.

В воздухе все еще витало присутствие Будды, Будда умер всего за пятьсот лет до этого. А Будда сказал: «Моя религия будет живой в течение пятисот лет». Она все еще была жива; догорали последние искорки. Христос, должно быть, ощутил ее тепло. Он должен был общаться с буддистскими мистиками.

Он отправился в Египет в поисках великих тайн. Именно поэтому в христианских источниках опущены многие годы его жизни. Впервые о нем упоминается, когда ему было двенадцать лет, а потом вдруг он появляется уже в возрасте тридцати. Что случилось с ним за это время? Между двенадцатью и тридцатью – долгий промежуток, а для жизни, которая длилась всего тридцать три года, это почти вся жизнь. Христианские летописи ничего не сообщают об этом времени, но есть другие источники.

В Ладакхе есть буддистские писания, которым две тысячи лет, повествующие о визите Иисуса Христа. И изображают они его более тщательно, потому что люди, писавшие эти тексты, сами были мистиками.

Но так всегда бывает. О невинности обычно повествуют знающие люди и разрушают ее – и все это происходит из самых добрых побуждений. Своими добрыми намерениями они наносят непоправимый вред. Они всегда поступают именно так.

Помните, я не призываю вас оставаться невежественными, я призываю вас освободиться и от невежества, и от знаний. Они ничем не отличаются – две стороны одной медали. Выбросите эту медаль и станьте невинными.

Второй вопрос:

Ошо,

Что такое амбиции? Жизнь без амбиций кажется пугающей. Это как начать всю жизнь с самого начала.

Амбиции – это величайший из существующих ядов. Он порождает все остальные яды: жадность, насилие, соперничество, борьбу, состояние непрекращающейся войны со всеми. Амбиции не оставляют любви никакого пространства для роста, а ваше существо цветет только с любовью. Амбиции противостоят любви. А все, что против любви, также и против вас, и против вашей истинной жизни, против вашего настоящего предназначения. Ничто так не убивает любовь, как амбиции.

Амбиции означают, что вы хотите быть выше всех. Амбиции вырастают из вашего комплекса неполноценности. Он порождает плачевное состояние, что и вызывает к жизни амбиции. Если у вас нет комплекса неполноценности, если он не переполняет вас, амбиции не могут владеть вами.

Каждый ребенок настолько уязвлен, что он начинает чувствовать свою глубокую ущербность: все намного выше него, поэтому нужно превзойти остальных, иначе он так и останется никем. Каждого ребенка учат, что в этом мире важно сделать себе имя, завоевать славу. Каждому ребенку внушают: «Ты живешь неправильно. Ты должен проявить себя, ты должен кем-то стать», – словно вы еще никто!