Текст книги "Ни воды, ни луны"

Он постепенно стал избавляться от слов внутри себя – только тогда слушание становится возможным. Только тогда вы проникаете в совершенно иное измерение – слушания, покорности, восприимчивости. Вы становитесь лоном. Только тогда вы можете воспринять истину – когда вы не говорите, когда вы не агрессивны. Только тогда Бог проникает в вас, когда вы позволяете ему это. Вскоре Кьеркегор погрузился в абсолютное молчание, а затем перестал ходить в церковь.

Кто-то спросил: «Почему? Почему ты перестал ходить в церковь?»

Он ответил: «Теперь я понял, что такое церковь; смысл в том, чтобы молчать и слушать. Это можно делать где угодно, и лучше делать это где-либо еще, потому что много других людей приходят туда, в церковь, поговорить. Они мешают мне. Гораздо лучше под деревом. Гораздо лучше под открытым небом».

В таком храме больше величия, больше естественности. Если вы молчите, Бог везде. Если вам надо поговорить, идите в церковь. Но если вам надо помолчать, зачем идти куда-то? Он везде, но вы не можете молчать. Все, что вы делаете, вы комментируете. Вы чувствуете голод, и вы говорите: «Я голоден». Разве недостаточно просто чувствовать голод? Пока вы не скажете это, вы не успокоитесь, вот до чего вы привязаны к словам.

Этот странник… Он был образованным, действительно очень образованным человеком.

«Дело было так, – сказал странник, – сначала я поднял один палец как символ Будды. Тогда твой брат поднял два пальца, указывая на Будду и его учение» – дхамму.

Человек, который не может употреблять жесты без слов, и жесты других будет истолковывать словами. А теперь проследите связь. Что происходит? Вы привязываете чужие жесты к словам, которыми вы объясняете свои жесты.

Он подумал: «Вот палец. Один палец символизирует…» Палец ничего не символизирует. Пальцу достаточно быть собой. Палец – это просто палец. Зачем делать из него символ? Он не является символом кого-либо. Палец сам по себе прекрасен, зачем ему что-то символизировать? Но ум обожает символические значения. Только пальца недостаточно, он должен кого-то символизировать.

Если вы смотрите на цветок, вы не сможете смотреть на цветок как на цветок; он обязательно должен символизировать что-либо. Вы скажете: «Он похож на лицо моей жены». Про луну вы скажете: «Похожа на лицо моей возлюбленной». Какая глупость. Луна – это луна. А другой, глядя на лицо возлюбленной, скажет: «Оно похоже на луну». Ни луне не достаточно быть собой, ни лицу возлюбленной не достаточно быть собой. Хотя на самом деле всему достаточно быть собой. Никто не символизирует никого.

Каждый символизирует только себя. Все самобытно, уникально. Ничто не является копией. И когда вы говорите, что палец символизирует Будду, Будда становится оригиналом, а палец – копией. Нет! Будда не может позволить этого. Я не могу позволить этого! Палец прекрасен сам по себе, никого не символизируя. Но если вы решили, что палец символизирует Будду, тогда два пальца будут символизировать Будду и дхамму – его учение. Потому что вы хотите понять другого, слушая не его, а свой ум. Вы перетолковываете другого. Когда я говорю что-то, не заблуждайтесь, что услышали то же самое. Когда я говорю что-то, вы слышите что-то, но это не имеет отношения к моим словам; это относится к течению ваших собственных мыслей.

А его мысли были такими: «Один палец символизирует Будду». Затем, когда другой монах поднял два пальца, он был в полном неведении, что тот имел в виду. Вам не понять другого, пока внутри вас слова, потому что тогда все ассоциируется с вашими словами, с течением ваших мыслей, все окрашивается ими. Странник решил, что два пальца обозначают две вещи, а не одну: Будду и его дхамму – учение, закон.

«Тогда я поднял три пальца» – проследите связь.

Вы вовсе не общаетесь с другим. Вы общаетесь с самим собой. Это и есть умопомешательство. Умопомешательство означает не установление контакта с другими, а погружение внутрь себя и привязывание этого момента к прошлому, нового к старому – перетолковывая, перекрашивая его.

«Тогда я поднял три пальца» – ведь если он говорит: «Будда, дхамма», я скажу: «Будда, дхамма, сангха» – Будда, его учение и его последователи.

Эти три понятия – три убежища буддизма. Когда бхикку хочет получить инициацию, стать бхикку, он говорит: «Буддхам шаранам гаччхами – я принимаю убежище в Будде. Дхаммам шаранам гаччхами – я принимаю убежище в его учении. Сангхам шаранам гаччхами – я принимаю убежище среди его последователей». Это три убежища, три сокровища буддизма.

Но этот человек не смотрит на то, что делает другой, – тотальная разобщенность! Поэтому он показывает три пальца.

«Я поднял три пальца как напоминание о Будде, его учении и последователях. В ответ твой сообразительный брат потряс кулаком перед моим лицом, показывая, что все три проистекают из одного понимания».

На этом странствующий монах удалился.

Через некоторое время появился младший брат. Он выглядел очень огорченным.

«Я так понимаю, ты выиграл спор», – сказал старший брат.

«Да ничего не выиграл, – ответил младший, – этот странник оказался ужасным грубияном».

«Вот как? – удивился старший. – Расскажи мне, о чем вы спорили».

«Было так, – сказал младший брат, – когда он увидел меня, он показал мне один палец, чтобы оскорбить, напомнив, что у меня всего один глаз».

Вы судите по себе: вы читаете книгу и воспринимаете только то, что вы уже знаете. Вы слушаете, но вы связываете с прошлым, ваше прошлое вмешивается. Человек с одним глазом всегда помнит о своей ущербности. Он затаил обиду, он отовсюду ждет нападения. Никому до вас нет дела, но если у вас есть чувство неполноценности, то вы всегда ожидаете нападения с чьей-либо стороны. Вы уверены, что так и будет, и истолкуете соответственно. Возможно, другой говорит: «Будда», но вы увидите, что он указывает на ваш единственный глаз. Никому нет дела до ваших глаз, но мы все истолковываем согласно нашему пониманию.

Один человек пришел к Баязиду, суфийскому мистику, и задал ему вопрос. Тот ответил: «Возвращайся через год, сейчас ты болен. У тебя внутри беспорядок – я не могу открыть тебе истину, потому что ты не поймешь ее, ты обязательно поймешь ее неверно. Поэтому в течение года постарайся вести здоровый образ жизни, молчать, медитировать, а через год возвращайся. Если тогда я почувствую, что ты готов слушать, я скажу. Или же иди к кому-нибудь еще».

Этот человек послушался и ушел. В течение года он прилагал все усилия к выздоровлению, соблюдал тишину, сохранял спокойствие – и никогда больше не вернулся.

Тогда Баязид стал выяснять: «Что случилось с этим искателем?»

Кто-то рассказал ему: «Мы спрашивали его, почему он не приходит к тебе снова. Он ответил: „Теперь мне не нужно никуда идти, потому что я сам знаю то, что скажет мне Баязид“».

Это парадокс: когда вы не готовы, вы спрашиваете, но вам не может быть сказано ничего. Когда вы готовы, вы не спрашиваете, но только тогда вам может быть сказано что-либо.

Если у вас всего один глаз, вы всегда ищете обидчиков, а если вы ищете обидчиков, вы найдете их – вот в чем проблема. Если вы что-то ищете, в этом беда – вы обязательно найдете это. Не кто-то оскорбляет вас – вы сами способствуете этому. Поэтому не ищите проблем, иначе вы найдете их всюду.

Кто-то засмеется – не над вами, потому что кто вы такой? Что заставляет вас считать себя центром мироздания? Это привычка эго. Вы идете по улице, кто-то смеется, и вы думаете, что смеются над вами. Почему над вами? Кто вы такой? Почему вы считаете само собой разумеющимся, что вы – центр мира? Кто-то смеется – смеются над вами; кто-то оскорбляет – оскорбляют вас; кто-то разозлился – разозлились на вас.

За всю жизнь я не встретил ни одного человека, который бы разозлился на меня. Я видел много злых людей, но никто не злился на меня, потому что я не центр мироздания. Почему они должны злиться на меня? Они злятся – это связано с их жизнью, не с моей. Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые хотели применить насилие в отношении меня, но они хотели применить насилие не из-за меня. Это насилие было следствием их собственного прошлого, я не был его причиной. Я мог быть поводом, но не причиной. Просто поводом – если бы меня в тот момент не было рядом, нашелся бы кто-то другой, кто-то другой стал бы жертвой. Я лишь по случайности оказывался там.

Когда жена сердится на вас, вы по случайности оказались рядом. Исчезните! И не думайте всерьез, что она злилась на вас. Она злилась, а вы оказались рядом, вот и все. Она бы злилась на прислугу, на ребенка, на пианино, на все что угодно.

Каждый человек живет своим прошлым. Только будды живут в настоящем. Больше никто не живет в настоящем.

Младший брат подумал: «Ну ладно, он показал, что у меня только один глаз. Он грубиян. Он оскорбляет меня, одноглазого. Но поскольку он странствующий монах, я решил, что буду вежливым».

Но в тот самый миг, когда вы думаете, что должны быть вежливыми, вы невежливы. Как такое возможно? – мысль материализовалась: если вы думаете, что другой грубиян, вы сами становитесь грубияном. Это не вызывает сомнений: сама мысль «он – груб» возникает из вашей собственной грубости. Ваша грубость породила грубость другого человека, вы приклеили ему ярлык. Другой человек показывает вам палец, имея в виду Будду, он даже не смотрит на ваш глаз. Его это не интересует, он всего лишь хочет переночевать.

Будда… а объяснение таково: «Он показывает, что у меня только один глаз. Он грубиян». Когда вы думаете о ком-то, что он грубиян, посмотрите на себя: это вы грубиян. Вот почему вы так это поняли.

Но почему вы грубы? Потому что грубость – способ скрыть свою ущербность. Грубые люди всегда страдают от чувства неполноценности. Если человек не обременен комплексом неполноценности, он не будет грубым. Грубость – это защита. За грубостью скрывается ущербность. Он говорит: «Я не позволю тебе прикоснуться к моей ране! Я не позволю тебе бередить ее».

Он защищается, но защита становится предотвращением ожидаемого нападения. Он думает, что вы грубы, поэтому может быть грубым и он. Это повод быть грубым. Сначала вы должны убедиться, что другой груб, после чего ваше эго говорит: «Я постараюсь быть вежливым».

Когда вы вежливы, ваша вежливость не что иное, как фасад. За ним прячется грубость, которая рано или поздно вырвется наружу.

«Но поскольку он странствующий монах, я решил, что буду вежливым, и показал ему два пальца, поздравляя с тем, что у него оба глаза на месте».

Это лицемерие. Как вы можете поздравлять кого-либо, если чувствуете себя оскорбленным? Если у вас только один глаз, а у другого – два, как вы можете поздравлять его с этим? Глубоко внутри вы завидуете, как вы можете поздравлять? Какие поздравления могут быть из зависти? Но все ваши поздравления именно такие. Это вежливо, это культурно, это этикет. Если вы побеждены кем-то, даже тогда вы поздравляете его с победой. Сколько лицемерия! Если бы вы на самом деле были таким, вы бы не сражались. Когда вы сражались, вы были врагами, а теперь вы побеждены, и вы поздравляете. Но глубоко внутри вы завидуете, вы кипите от гнева, вам хочется убить этого человека. Вы не упустите такой шанс – в будущем, как только подвернется случай!

Но общество нуждается в этикете. Почему общество нуждается в этикете? Потому что все жестоки. Если бы не было этикета, мы бы постоянно хватали друг друга за горло. Общество должно воспрепятствовать этому. Нам нельзя постоянно хватать друг друга за горло, иначе жизнь станет невыносимой.

Но на самом деле мы постоянно хватаем друг друга за горло. Ваш этикет, ваша культура, ваши цивилизованные методы, манеры предназначены для того, чтобы скрыть этот факт. Они препятствуют возникновению настоящей цивилизованности. Сплошное лицемерие – вот почему каждые десять лет необходима большая война, в которой отбрасываются все этикеты, все манеры, вся мораль, и вы можете броситься друг на друга без всякого раскаяния. Тогда убийство становится соревнованием: чем больше вы убиваете, тем вы значительнее. Чем вы безжалостнее, тем более великим воином вы являетесь.

На Родине вас встретят как героев. Вас ждут награды: Пад-махвушан, Махавирчакра, Крест победы. Вас увешают медалями. За что дают эти медали? За варварство, за убийство, за то, что вы стали величайшим убийцей, ваша страна дает вам эти медали. И мы называем эти страны цивилизованными – они приветствуют убийц, они ценят убийц… Но только массовых убийц. Одно убийство – и вы окажетесь в тюрьме, это не дозволено. Лишь время от времени, когда все общество сходит с ума, во время войны, отбрасываются все условности, и возможно проявить свою истинную сущность. Вот почему все счастливы во время войны. Должно быть наоборот – никто не может быть счастлив во время войны. Но все счастливы, потому что теперь вам позволено быть животным. Вам всегда хотелось этого. Ваша культура, ваш этикет, ваши манеры – просто искусные способы скрыть животное начало.

Младший брат сказал:

«Я показал два пальца, поздравляя с тем, что у него оба глаза на месте. После чего этот бессовестный тип поднял три пальца, показывая, что на двоих у нас всего три глаза».

Что бы вы ни делали, ваша душевная боль всегда с вами. Другой человек говорит: «Три сокровища Будды», – но вы чувствуете, что он бередит вашу рану. Вы пытались быть вежливым, вы пытались не быть грубым, вы даже пытались радоваться. Но вы – это вы, ваш ум продолжает свою работу.

Теперь он поднимает три пальца. Ваш ум снова появляется и говорит: «Негодяй! Он говорит, что на двоих у нас всего три глаза». Снова он тычет в ваш единственный глаз. Это уже слишком! Достаточно!

«Я вышел из себя и угрожающе помахал кулаком перед его носом – он и ушел».

Он был вне себя с самого начала. Еще до встречи в нем клокотал гнев, потому что нельзя разгневаться, если гнева нет изначально. Можно воспроизвести лишь то, что уже есть, ничего нельзя воссоздать из ничего. Происходит только то, что скрытое становится явным. Гнев есть, вам не надо вызывать его. Кто-то становится поводом – и он проявляется. Вы злитесь не на него, он не причина. Вы носили в себе гнев – а он лишь стал поводом. Безумие внутри, никто не может свести вас с ума, если вы еще не сумасшедший. Но мы всегда думаем, что кто-то делает нас злыми, кто-то делает нас подавленными, кто-то делает нас такими и этакими.

Никто не делает вас никаким. Даже если вы останетесь один, вы будете помешанным, вы будете злым. Даже если весь мир исчезнет, будут моменты, когда вы будете грустным; будут моменты, когда вы будете счастливым; будут моменты, когда вы будете злым; будут моменты, когда вы будете очень великодушным, хотя никого рядом нет.

Это ваша собственная история, разворачивающаяся страница за страницей. Это то, к чему приходит человек понимания: все – это самораскрытие. Дается возможность, дается ситуация, но самое главное – это раскрытие себя.

Семя падает в землю, прорастает, дерево начинает расти. Почва, воздух, дожди, солнце – все это лишь предоставляет возможности, но дерево спрятано в семечке. Вы носите в себе целое дерево вашего раскрытия, а все остальные становятся возможностями. Всякий раз, когда что-нибудь случается, не смотрите вокруг, смотрите внутрь, потому что все, что ни происходит, связано с вашим прошлым, а не с человеком, который рядом.

«Я вышел из себя и угрожающе помахал кулаком перед его носом – он и ушел».

Старший брат рассмеялся.

Старший брат мог видеть ситуацию в целом. Он знал, что странник разговаривал с его братом совсем о другом, он использовал жесты совсем не так, как тот их толковал. Он видел, что его глупый брат не понял ни одного жеста. Они так и не поняли друг друга – была пропасть, но не было моста. Они спорили, они делали умозаключения. Один проиграл, другой стал победителем, но они так и не повстречались – ни на единое мгновение. Старший брат рассмеялся.

Такой смех может стать просветлением. Такой смех может стать глубинным пониманием, трансформацией. Если этот смех не над глупостью младшего брата или над глупостью странника, если этот смех над ситуацией в целом: как устроен ум, как два ума могут никогда не встретиться, как два прошлых могут никогда не встретиться, как два ума всегда остаются разъединенными, – у них нет возможности встретиться и слиться друг с другом… Если он смеется над ситуацией в целом, а не над своим братом или ученым странником – потому что, если он смеется над братом или над ученым странником, такой смех не может стать просветлением, он останется тем же – но если он смеется над ситуацией в целом: как устроен ум, как ум спорит, как ум продолжает существовать сам в себе, никогда не выходя за пределы, как он всегда остается закрытым, никогда не открывается, он то сокровенная мечта, то кошмар…

Если он понимает это, такой смех станет взрывом. Ведро, полное ведро падает, вода выливается – ни воды, ни луны.

Достаточно на сегодня.

Глава 3
Неужели?

Вся округа почитала мастера дзен Хакуина за целомудренную жизнь.

Но вот однажды выяснилось, что живущая неподалеку от Хакуина прекрасная девушка беременна.

Родители были страшно разгневаны. Поначалу девушка не хотела признаваться, от кого она ждет ребенка, но после длительных расспросов все-таки указала на Хакуина.

Вне себя от возмущения, родители девушки пришли к Хакуину, но он только спросил: «Неужели?»

Когда ребенок родился, его принесли Хакуину, чья репутация на тот момент была подорвана, но казалось, что он не особо сильно взволнован этим обстоятельством.

Хакуин окружил ребенка большой заботой. Он доставал у соседей молоко, еду и все, что нужно было для малыша.

Прошел год, и девушка призналась родителям, что настоящий отец ребенка – молодой мужчина с рыбного рынка. Отец и мать девушки бросились к Хакуину, все ему рассказали, долго извинялись, просили прощения и забрали ребенка.

Мастер охотно отдал им дитя и лишь спросил: «Неужели?»

Что такое целомудренная жизнь? Что вы называете целомудрием? Что бы вы ни называли целомудрием – это не настоящее целомудрие. Ваше целомудрие – просто расчет, моральный расчет. Ваше целомудрие не целомудрие святого. Его целомудрие – это невинность. Ваше целомудрие – это разновидность лукавства, практичность.

Это первое, что нужно понять. Только если вы глубоко осознаете это, вы сможете понять, что такое мудрец, что такое святой, что такое человек знания. Потому что, если ваша система понятий неверна, если сами основы суждения неверны, все пойдет не так.

Подлинное целомудрие – это целомудрие ребенка, простодушие. Простодушие в понимании, что хорошо, что плохо, простодушие в любом распознавании. Подлинная невинность не знает, что есть Бог и что есть Дьявол. Но ваше целомудрие – это выбор. Оно предпочитает Бога Дьяволу, предпочитает хорошее плохому. Вы уже определили различия, вы уже поделили существование. А поделенное существование не может вести к невинности.

Невинность расцветает, только когда существование нераздельно, целостно. Вы принимаете все как есть. Вы не выбираете, не делите, не делаете различий. На самом деле, вы не знаете, что хорошо, а что плохо. Если вы знаете, вы все просчитаете, и целомудрие будет сфабриковано. Оно не будет цветением.

Я расскажу одну историю – Халиль Гибран написал ее. Как-то раз один священник направлялся к храму. На обочине дороги он увидел мужчину на грани смерти – истекающего кровью, умирающего, словно он был очень жестоко избит: везде раны, льется кровь – весь в крови.

Священник спешил, он должен был вовремя прийти в храм, там его ждали люди. Но он был нравственным человеком – я не говорю о целомудрии – он был нравственным. Он стал думать, как ему поступить. Он все взвесил и решил: «Надо помочь этому человеку, он при смерти. Так учил Иисус. Храм и прихожане подождут. А этому человеку нужно помочь немедленно, иначе он умрет».

Он подошел к человеку, но как только увидел его лицо, испугался. Лицо показалось ему давно знакомым, очень злым. Внезапно он вспомнил фреску в храме, на которой был изображен Дьявол, – это был тот самый человек. Сам Дьявол, о Господи! И в ужасе он бросился к храму.

Дьявол крикнул ему вслед: «Послушай, священник! Если я умру, ты будешь раскаиваться до конца своих дней. Если я умру, если зло умрет, что будет с Богом? Если плохое умрет, как ты узнаешь, что такое хорошее? Само твое существование зависит от меня. Подумай об этом!»

Священник остановился. Дьявол был прав: если он умрет, не будет ада. А если не будет страха перед адом, кто будет поклоняться Богу? Все молитвы основаны на страхе. Вы боитесь, ваша любовь к Богу основывается на боязни Дьявола. Мерой вашего добра становится зло. Богу необходим Дьявол.

Дьявол говорил: «Я нужен Богу! Ему не обойтись без меня. Все храмы исчезнут, никто не придет молиться. Ты не встретишь ни одного религиозного человека, если меня не будет. Я искушаю их, благодаря моим искушениям они становятся святыми. Ты когда-нибудь слышал о святых, которых не искушал Дьявол? Ваш Иисус, ваш Заратустра, ваш Будда – все они были искушаемы мной! Это я сделал из них святых. Так что вернись!»

Некоторое время священник колебался, но Дьявол говорил логично – Дьявол всегда логичен, он воплощение логики. Его невозможно переубедить, невозможно спорить с ним. Если вы вступаете в спор, вы побеждены. Вам не победить Дьявола аргументами.

Священник был вынужден уступить и согласиться. Он сказал: «Похоже, ты прав. Как нам без тебя?» Поэтому он взвалил Дьявола на спину и понес его в госпиталь. Он ждал там, пока не убедился, что опасность миновала и Дьявол выживет, – а вместе с Дьяволом выживут все храмы, все священники и все религии.

Этот священник был нравственным человеком, но не целомудренным. Его жизнь – точный расчет, а если вы просчитываете, вы уже побеждены Дьяволом. Вы не просчитаете лучше, чем он. Если вы спорите, если вы делите жизнь, если она становится логической задачей, тогда у вас нет ни единой возможности когда-либо победить его. Игра уже проиграна. Вы вступили в безнадежную схватку.

Невинный человек не знает, кто такой Бог, а кто такой Дьявол. Невинный человек живет своей невинностью, а не расчетами. Он не расчетливый, он простой. Он живет от мгновения к мгновению, ни прошлое, ни будущее не имеют для него значения. Достаточно именно этого мгновения, самого по себе.

Но ваша мораль… ваша мораль придумана тем священником, тем самым священником, который помог Дьяволу. Потому что Дьявол привел доводы, и его доводы были правильными. Ваша мораль не целомудренна. Поэтому, если появляется человек, который ведет себя так, как, по-вашему, должен вести себя целомудренный человек, который способен справляться с собой, вы гордитесь им, вы уважаете его, вы называете его святым. Ваши святые так же фальшивы, как вы сами, потому что вы решаете и рассуждаете, кто святой. Ваша мораль – просто страх, скрытый страх, но спрятанный так искусно, что обнаружить его непросто.

Может расчет быть невинным? И без невинности – невинности, как у деревьев, невинности, как у животных, невинности, как у детей, – как целомудрие может случиться с вами? Это не то, что вы можете контролировать. Если вы контролируете – это подавление. Если вы принимаете обет безбрачия, секс здесь, спрятанный в подсознании, ожидающий момента, чтобы заявить о себе, взбунтоваться. Если отвергаете насилие, насилие все равно здесь. Противоположность не может быть отброшена. Если вы делаете выбор, противоположное всегда подавляется – это все, что вы можете сделать. Только в невинном сознании противоположности исчезают, потому что ничто не выбирается, а противоположное не может существовать без выбора.

Вот почему Кришнамурти постоянно призывает не выбирать, оставаться без выбора – вот основа невинности. Но вы можете обмануть себя, выбирая не-выбирание: «Так как Кришнамурти говорит: „Не выбирай“, – я не буду выбирать». Если вы так решили, ваша воля принялась за дело, а воля лукава. Если вы решили не выбирать, ваше не-выбирание станет частью морали, но не целомудрия.

Просто поймите, не выбирайте – не выбирайте даже не-выбирание. Просто осознайте всю ситуацию в целом: любой выбор, любой поступок будет следствием рассчитывающего ума. Это не может быть настоящим. Ваш ум может производить только мечты, он не может произвести истину. Истину нельзя сотворить, никто не может сотворить ее. Она здесь, ее надо увидеть. Ничего не нужно делать, нужен только взгляд – взгляд без предубеждения, взгляд без всякого выбора, взгляд без всяких различий.

Божий человек, если он подавляет, если он отвергает Дьявола, не настоящий божий человек. Дьявол здесь, за углом. Как только вы начинаете разделять, вы вовлекаетесь в борьбу противоположностей – и вы будете сокрушены. Если вы не решаете – вы не знаете, что есть хорошо, а что есть плохо, – тогда вы просто принимаете все, что бы ни случилось. Это происходит, что с этим можно поделать? Ничего. Вы просто плывете, как белое облако. Вы не знаете, куда и зачем. Ветер дует на север, вы плывете на север, потом ветер начинает нести вас на юг, и вы плывете на юг. Вы плывете вместе с ветром. Вы не говорите: «Я собираюсь на юг, я не могу плыть на север». Вы не боретесь.

Человек целомудрия – не солдат, он святой. А человек морали – солдат, не святой. Конечно, битва происходит внутри, не снаружи. Конечно, битва не с кем-то, а с собой – но это битва.

Вам не нужно быть воином. А если вы воюете, вы проиграете сражение. Как вы можете победить целое? Вы всего лишь малая часть, атом. Как вы можете победить целое? Целомудренный человек не сражается, не капитулирует – потому что капитуляция тоже часть жизни солдата. Сначала он сражается, потом он понимает, что победить невозможно, и капитулирует. Его капитуляция вторична – она вытекает из сражения.

Целомудренный человек просто существует. Он не воин, ему не надо капитулировать. Нечего отдавать в руки врагов, некому сдаваться. Кто будет капитулировать, и что надо уступить? Он никогда не воевал.

Понимание приводит вас к принятию, а принятие дает вам целомудрие. Но такое целомудрие не может быть достоянием других людей, соседей – они не могут его понять. Мораль принадлежит обществу, целомудрие вне общества. Мораль принадлежит эпохе, целомудрие – вневременное явление. Мораль принадлежит тому обществу или этому: в мире столько представлений о морали, сколько обществ. Целомудрие одно – куда бы вы ни отправились, оно как вкус моря: куда бы вы ни отправились, оно везде соленое.

Будда, Иисус, Рамакришна – если вы попробуете их, они все как море – одинаковой солености. Но человек морали другой. Если человек морали мусульманин, он будет другой, если он индуист, он не может быть таким же. Если он христианин, он будет другим. Человек морали должен следовать принципам, законам общества. Обществ много, моралей – миллионы. Общества меняются – меняются и морали. Целомудрие, чистота – вечны, целомудрие – вне времени и пространства. Оно вне стран и национальностей. Оно вне всего, что создано человеком. Целомудрие не создано человеком – мораль создана человеком.

Теперь мы можем приступить к этой чудесной истории – она произошла на самом деле, это исторический факт.

Вся округа почитала мастера дзен Хакуина за целомудренную жизнь.

Они не знали, они не сознавали, что целомудрие в их представлении не могло быть применено к этому человеку. Они не сознавали этого. Они думали: «Он моральный человек», – а он не был моральным человеком. Он был целомудренным человеком, невинным, а не моральным. Он был религиозным человеком – поймите разницу – был частью вечной невинности, он был непорочен. Но люди почитали его, потому что они не осознавали эту разницу между моралью и внеморальным целомудрием.

Они думали, что он святой, но он не был святым в их понимании. Он был святым, но он был не таким святым, которого вы в состоянии оценить. Ваши стандарты тут неприменимы. Вы должны отбросить ваши системы мер и смотреть. Вы должны отбросить ваши суждения и смотреть, только тогда святой, настоящий святой, откроется вам.

Но вот однажды выяснилось, что живущая неподалеку от Хакуина прекрасная девушка беременна.

Родители были страшно разгневаны. Поначалу девушка не хотела признаваться, от кого она ждет ребенка, но после длительных расспросов все-таки указала на Хакуина.

Вне себя от возмущения, родители девушки пришли к Хакуину, но он только спросил: «Неужели?»

Он не отрицал, он не взял вину на себя. Он не проявил никакой заинтересованности. Он не сказал: «Я не виноват». Он не сказал: «Я виноват». Он сказал ни к чему не обязывающую вещь, он сказал: «Неужели?», словно все это его не касалось – так отрешенно, абсолютно безучастно. Он просто спросил: «Неужели я отец ребенка?»

Что это значит? Это значит такое тотальное принятие, что даже принятие не нужно. Потому что, когда вы говорите: «Я признаю», глубоко внутри вы отрицаете. Когда вы говорите «да», подразумевается «нет». Он даже не сказал «да». Кто он был такой, чтобы говорить «да» или «нет»? Поскольку это случилось, поскольку факт был налицо, ему оставалось только свидетельствовать его. Если люди пришли к заключению, что он был отцом, зачем без всякой необходимости тревожить их и говорить что-то так или иначе? Он не выбирал. Вот что такое не-выбирание. Он не был тем или этим, он не защищал себя.

Целомудрие никогда не обороняется. Мораль всегда настороже, вот почему мораль очень легко обижается. Просто посмотрите на моралиста, на пуританина, и он почувствует себя обиженным. Если вы скажете что-нибудь, он почувствует себя обиженным. Он немедленно будет все отрицать и защищаться. Но это один из основных психологических принципов всех ищущих: если вы защищаетесь, значит, вы боитесь.

Если бы Хакуин был обычным святым, он стал бы защищаться – и он также был бы прав в этом желании защитить себя, в этом не было ничего предосудительного: позже было доказано, что ребенок не его, не он отец. Обычный святой, так называемый святой, моральный человек, даже если бы он был отцом ребенка, стал бы защищаться. А Хакуин – хотя он не был отцом – не стал защищаться.

Невинность – это незащищенность, вот почему она невинность. Если вы защищаете ее и делаете защищенной, это не невинность – вмешался расчет.

Что происходило в душе Хакуина? Ничего! Он просто узнал, что люди поверили, будто он отец ребенка, поэтому спросил: «Неужели?» Вот и все, что было, вот и все! Он никак не реагировал – ни так, ни этак. Он не сказал «да», не сказал «нет». Он не защищался, он был открытым и уязвимым. Невинность уязвима, это абсолютная уязвимость, открытость.

Если вы защищаетесь, если вы говорите, что все не так, значит, вы боитесь. Только страх защищается. Бесстрашие не нуждается в защите. Страх всегда вооружен. Если кто-то обвиняет вас в бесчестии, вы немедленно начинаете защищаться. Зачем? Зачем так волноваться? Зачем реагировать? – потому что вы сами знаете, что бесчестны. Вот почему это задевает. Правда сильно задевает, потому что задевает рану. Вы знаете, что бесчестны, и если кто-то говорит, что вы бесчестны, вы не можете смеяться, вы воспринимаете это со всей серьезностью. Вы должны защищаться, иначе это станет общеизвестно. Вы должны бороться, иначе кто-нибудь еще начнет так же думать о вас.