Текст книги "Берлин"
Автор книги: Би Сеттон
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
С травой у меня не сложилось. Последний раз я курила за неделю до выпуска, в мае за два года до этого вечера. Я пришла в гости к одному своему приятелю, добродушному итонцу, которого мы прозвали Гугл-Грегом. Он был гением в математике, уже опубликовался в нескольких научных изданиях и большинство своих прорывных идей приписывал вдыханию «Аляскинской громожести». Он принудил меня выкурить целый икеевский мешок травы и стал объяснять суть своей докторской, пока мы передавали друг другу бульбулятор. Помню, как убедительно кивала, будто понимаю, о чем речь. На какой-то стадии он взялся за логику и спросил:
– Что пьет корова? Отвечай быстро!
– Молоко!
– Что вставляют в тостер?
– Тост!
– Хлеб и воду. Смотри, как люди ассимилируют язык…
Я была совершенно изумлена и думала, а не сошла ли я с ума. Казалось, он говорит маниакально высоким голосом, я извинилась и поплелась по коридору в ванную. Зашла и застыла, глядя на себя в зеркало. Лицо было обычным, но сердце колотилось с бешеной скоростью. Подмышки вымокли. Я вернулась к нему, делая вид, что все хорошо, и он продолжил объяснения. Спустя недолгое время меня охватила такая паника, что я вскочила и заявила, что мне надо срочно идти – «встреча с выпускником, я давно обещала, прости, только что вспомнила!». Я перешла улицу и вернулась домой. Экран телефона был странным на ощупь, пальцы онемели и тряслись, я едва могла печатать. «Кому звонить?» – думала я. Точно уж не Себастьяну. К тому времени мы расстались. Не помню его причину – он очень постарался придумать объяснение, от которого мне будет не так больно, – но я понимала, что реальным поводом было то, что я ужасная девушка и все время обманывала его. Я позвонила уже спавшей маме и сказала: «У меня кошмарный приход», – и она посоветовала поджарить кусок хлеба и выпить молока, все в порядке, такое с каждым случается. Я шла и щипала себя, чтобы удостовериться, что физически я все еще жива, то и дело смотрела, сколько времени. Несколько часов спустя мне стало лучше, но я поклялась больше не курить траву.
* * *
Я быстро допила свой коктейль, прикончила вторую порцию и смешала третью. Кэт отправилась еще за выпивкой, мы с Ларсом остались одни. Он прижался ко мне бедрами. Я не подала вида и принялась рассказывать ему историю с разбитым окном. Он пялился на меня, я избегала его взгляда. Я хотела вызвать у него желание. Его связь с красивой, холодной Кэт придала бы мне налет престижа, как будто мы с ней на одном уровне, сделаны из того же теста. Я хотела, чтобы он повернулся и поцеловал меня, но вернулась Кэт. Она села рядом и предложила выпить, и тут я перекинула руку ей на плечи, как бы компенсируя свои злые намерения.
– Итак, малышка Кей, как у тебя дела? – промямлила я.
– Эммм, прекрасно, прекрасно, ты в порядке?
– Да, я супер! Супер. Хочешь по шоту?
– Нет, спасибо!
– Да ладно, давай!
– Нет, прости. – Она сбросила мою руку, я выпила шот водки, лицо загорелось. Было стыдно, несдержанно, пьяно. Она заскучала и стала перебирать пальцы, ковырять кожу у ногтей, которая и так была розовая и ободранная.
– Со мной сегодня такое случилось!
Я рассказала о встрече с Себастьяном в своем стиле – раздувая и приукрашивая.
– А потом пришлось заскочить в этот дерьмовый бар и выпить для успокоения. Мы расстались несколько лет назад, но я всегда знала, что он вернется в мою жизнь. Не знаю, как сказать, но между нами остается это напряжение, будто не все кончено, понимаешь? – Она кивнула. – Я понятия не имела, что он в Берлине, – солгала я, – но да, теперь точно, надо ему написать, в смысле, странно делать вид, будто я его не видела. Скажи, что мне делать?
– Конечно, написать ему!
– Думаешь?
– Ну, это было бы логично. Ты в новом для себя городе, без друзей, можешь написать ему. В худшем случае он ничего не ответит, так ведь?
– Или напишет что-то ужасное…
– Ага, но если так, тогда ты поймешь, что он вообще не стоит внимания.
– Ладно, ладно, ты права. Как насчет «Привет, Себ, как ты? Я теперь живу в Берлине и, кажется, видела тебя в Кройцберге? Дай знать, если это был ты. Надеюсь, у тебя все хорошо».
Я нашла его профиль, нажала на иконку сообщения и отправила это. К тому времени так воняло травой, что аж глаза резало. Кэт что-то рассказывала, и я даже отвечала, но все еще думала о Себастьяне. Сердце ухало, вздохи были частыми и неглубокими. Я взяла еще шот водки успокоиться. Остудить нервы. Ларс принес еще выпивки. Моя на вкус была как моющее средство. Я отпила еще и поняла, что меня вот-вот вырвет. Встала, все еще улыбаясь, челюсти были сжаты до предела. Я успела как-то выбраться из квартиры до того, как меня вырвало на лестничной площадке. Заблевала весь пол, который так старательно вымыл хаусмайстер. Я вышла через главный вход в подъезд, меня снова вырвало. Я стояла крючком несколько минут, рвотные позывы приходили волнами, потом наступило облегчение. Я очищаюсь от прошлого, убеждала я себя. Я вытерла рот тыльной стороной ладони и отправилась в шпэти, где купила пакетик орешков в сахаре, большую упаковку попкорна, M&M’s, бутылку диетической колы и банку «Нутеллы» на всю семью. Продавец все это упаковал, и я поехала домой в темноте, балансируя на велосипеде с двумя шуршащими оранжевыми пакетами на ручках, от шпэти, мимо POST-ANAL-матраса, через мост, к «Алди» и домой.
* * *
Дома я скинула обувь и достала вкусняшки. Стоя на кухне, я съела орехи, слизывая сахар и хрустя кешью, миндалем, слегка влажным пеканом. Пакет с попкорном открылся с характерным хлопком и сладким ароматом кинотеатра, я ела его горстями, перемежая с ложками «Нутеллы» и глотками диетической колы. Шторы были открыты. Интересно, видел ли кто-нибудь, чем я занимаюсь. У меня было ощущение, будто я наблюдаю за собой из двора, смотрю в яркий квадратик окна, чистого, как в освещенной камере. Я чувствовала себя обнаженной, как Daphnia magna под микроскопом, вся редуцированная до желудка, дрожащего кишечника и трепещущего сердца. Довольна и раздавлена одновременно, я жевала совершенно механически, не ощущая вкуса. Пакет – рот, банка – рот. Я перемешала голубые и желтые M&M’s с целой банкой кварка и навалила стевии, сотворив таким образом подобие гранолы. Я бы так хотела что-то сделать, чтобы спасти ее от всего этого, – что угодно – дотянуться и постучать в окно, кинуть камень, испугать ее. Сесть и поесть как нормальный человек. Приготовить себе нормальную еду. Заблокировать Себастьяна, пока он не ответил.
Я проверила телефон. Ответа нет. Пролистала ленту «Фейсбука». Увидела фото Кати с Каталиной, сделанное, возможно, Луисом. Они тусовались без меня. Я выкинула банку с «Нутеллой», пакеты из-под вкусняшек, вытерла стол. Рухнула в кровать с полным ртом шоколада. Липкие руки запачкали постельное белье. Я ждала, что придет сон, но усталость лишь отступала. Лежала и думала, могли бы мы с Кэт и Ларсом подружиться или нет. Странно было, что Кэт не написала мне, когда я ушла не попрощавшись. Хотя она привыкла к моим уходам «по-английски».
Гюнтер, сосед сверху, занимался своим еженедельным громким сексом, а придурок снизу снова включил эту ужасную музыку. Девушка Гюнтера явно имитировала оргазм. Никто не будет так орать, пока воздух не кончится. Но опять же у меня в жизни был только средненький секс, а Гюнтер мог быть первоклассным любовником. Сначала было забавно, но двадцать или где-то так минут спустя стало не на шутку бесить. Зажатая между двумя мужиками, как всегда пассивная, беспомощная мишень их оральных секреций. Надо что-то предпринять, думала я, черт бы побрал мой слабый немецкий. Я вылезла из кровати, надела кроссовки и зависла. Куда идти: вверх или вниз? Гюнтер был дружелюбнее, но я не могла заставить себя прервать его в разгаре процесса и волновалась, что тогда он поймет, что я несколько месяцев слышала его занятия сексом, и подумает, что это давало мне какое-то вуайеристское удовольствие. Так что я решила попросить мужика снизу убавить музыку.
Входная дверь была заперта, я постучала и подождала с минуту, но никто не открыл. Он точно был дома: я слышала, как открываются дверцы шкафчиков в кухне, гремят кастрюли и сковородки. Я постучала снова, уже увереннее, и уловила, как он замер и прислушался. Я сделала небольшой шаг назад, ожидая, что он откроет, но спустя долгую паузу стало ясно, что делать этого он не собирается. Мы затаились по разные стороны двери, и я чувствовала его внимание, как он прислушивается к моему шуму. Я хотела снова постучать, но что-то меня остановило. Мне просто вдруг пришло в голову, что мысли человека по ту сторону двери очень нехорошие. Я медленно отошла от двери, волоча ноги, чтобы было неслышно. Он так и не вернулся к посуде. Я слышала, как он дышит. Мне стало страшно, и я ретировалась к лестнице, стараясь не шуметь, не сводя глаз с его двери. Я закрыла дверь на два оборота ключа и стала вслушиваться в признаки жизни этажом ниже, но Гюнтер так шумел сверху, что ничего не было слышно. После волн враждебности сквозь дверь я даже радовалась этому шуму, радовалась, что кто-то настолько выносливый был в броске камнем от меня, если вдруг что случится. Я снова взглянула в телефон – ответа от Себастьяна не было – и легла спать.
6
Мужчины
Я проснулась, плавясь от жары. Во рту пересохло, челюсть сжало. Я достала телефон и увидела ответ Себастьяна:
Привет. Вряд ли нам нужно встречаться. Я приехал сюда не один, так что, пожалуйста, не пиши мне больше.
Эти слова хлестнули меня, как пощечина. Я удалила сообщение и кинула его в блок, прежде чем он заблокирует меня. Думала, меня снова вырвет, но отправилась на пробежку, из вредности выбрав более длинную дистанцию, разворачивалась, забегала в тупики, лишь бы достичь отметки в восемнадцать километров. Тщетные старания в абсолюте. Интересно, почему Кэт сказала написать ему? Я почуяла коварство. Возможно, она мстила мне за то, что я бросила ее на вечеринке. Или уловила, что между нами с Ларсом что-то почти случилось. Конечно же, я вернула ее расположение, заблевав весь подъезд.
Иногда меня охватывало отчаяние, и я просто останавливалась. Я ничего не пила с ночи, и горло саднило от приступов рвоты. Я задрала шорты и пощипала бедра. Было как минимум 29 градусов Цельсия, от футболки кожа зудела, а на груди остались странные следы, как дырки от вилки в корочке пирога. Я вспомнила все, что съела. Какой стыд, мне хотелось закричать или удариться головой о фонарный столб. Я представила реакцию Себастьяна. Волнующий момент высокой самооценки, возможно, сообщение приятелю: «Угадай, кто мне написал?», – затем раздражение и радость отказа: «Пожалуйста, не пиши мне больше».
По дороге до дома меня охватил настоящий ужас. Я представила, как вхожу во двор, смотрю на свою квартиру и вижу разбитое окно. Или что в квартире кто-то есть. Сосед снизу. Или, что куда хуже, Рихард Граузам. Мой страх перед ним был таким инстинктивным, что даже при мысли о нем хотелось убежать и спрятаться, как добыче охотника. Казалось непостижимым, что когда-то я могла находиться с ним в одном помещении. Но это правда, я могла и порой что-то вспоминала. Как держу его за руку. Целую шею. Делюсь пивом (которое сама же оплатила). Эти флешбэки – они приходили из ниоткуда – куда больше беспокоили меня, чем его навязчивые звонки и имейлы.
Я слишком устала, чтобы закончить пробежку, и последние километры шла до дома пешком. Вошла в квартиру и поразилась бардаку. Не помню, чтобы я оставила все в таком ужасном состоянии – с горой посуды у раковины, простынями на полу, разбросанными всюду обертками. Я запихнула в стиралку пропахшую потом одежду с пятнами рвоты и/или «Нутеллы» и долго стояла у раковины, оттирая коричневые дубильные разводы с кружек Э.Г. с помощью горячей воды и ядовито-неоново-розового мыла, запах которого вдыхала глубоко, будто сидела в турецкой бане. Я слепо таращилась во двор. Даже если я ничего не буду делать, разве что продолжать это скромное существование, думала я, время будет идти мимо. Даже если я стану неподвижной, как пресс-папье, время скопит дни и будет вручать мне счета за них, пока я не очнусь с этой пачкой в руках в сорок лет или с целой стопкой в шестьдесят. Уверена, эти дни прибавятся к чему-то весомому и значительному и что в итоге я буду чувствовать удовлетворение, даже если в действительности проживу довольно пустую жизнь, думала я, вытирая тарелки.
Нужно было отвлечься. Я поехала в кино и посмотрела два фильма подряд. Первый – французская комедия – был ужасен, хотя немцы в зале смеялись, но сам-то фильм был совершенно не смешной. Или был… я не могла сосредоточиться на просмотре. Я застряла в том, что немцы зовут Kopfkino, «копфкино», что буквально переводится как «кино головы», но означает видение или кошмар, который преследует тебя днем: вечер, когда Себастьян дал тебе попробовать агуардьенте, гордость, с какой ты познакомила его с родителями, день, когда он бросил тебя, поймав на лжи. Ко всем этим клишированным моментам у тебя уже иммунитет, но ты остаешься их заложником уже два года, восемь месяцев и сколько-то дней, но кто считает?
* * *
Вторым фильмом был «Назови меня своим именем», он вернул мне желание выкинуть Себастьяна из головы и наслаждаться жизнью в Берлине. Что-то в быту среднестатистической семьи – внимание к еде, приемы пищи из трех блюд, чистые простыни – вся эта цивильность воздействовала на меня, как галлоны кислорода, которые назначали самым безнадежным туберкулезникам в «Волшебной горе». Спустя месяцы дыхания спертым воздухом своего солипсического пузыря я вспомнила, что в мире есть замечательные духовные вещи: воспитанность, энтузиазм, судьба, честь, любовь. Я умудрилась забыть о них и стала нервничать, закупил ли супермаркет мой любимый подсластитель, где было дешевле – в «Реве» или «Алди», надо ли стараться покупать органическое, «политика идентичности» – это хорошо или я заставляю себя думать, что это хорошо, потому что хочу быть хорошей в глазах окружающих, можно ли винить в моих провалах родителей и патриархат или думать так – просто трусость.
В какой-то миг ставки моей жизни пали ужасающе низко: я жила или умирала в зависимости от размера очереди в супермаркете, от волосков в сэндвиче и громкости музыки у соседа снизу. Я создала рудименты моллюскоподобного существования глубоко на дне – такого, где слова воспитанность, энтузиазм, судьба, честь, любовь просто не котируются.
По дороге домой на метро меня охватил душевный подъем и даже заставил улыбнуться. У меня все еще может быть такая жизнь. Правда, в последнее время особых надежд я не подавала, но само начало было неплохим. Я выросла в окружении утонченных особ с безупречным вкусом и незапятнанной моралью – должно быть, моя неряшливость в одежде и мыслях, ужасная сырая еда и постоянное вранье были просто фазой жизни. Зерна всего наилучшего во мне латентно зрели в ожидании дать росток.
Да, во мне еще есть надежда, думала я, отпирая парадную дверь, а потом дверь во двор, поднимаясь по лестнице. Я не могу больше сидеть на диете из немецкой грамматики, раннего отхода ко сну и платонических отношений. Я молода, я в самом расцвете и должна наслаждаться этим, пока могу. Я совершенно неправильно подошла к жизни в Берлине, думала я, ставя чайник. Лишь мне могло прийти в голову извращение принять этот город за санаторий. Каждый вечер я бродила по бесплодным полям «Гугла» и «Реддита» или выслеживала людей, с которыми больше не общаюсь, в «Фейсбуке». Я задолго до полуночи куталась в белые, как лилии, простыни Э.Г., пока остальные гуляли, делились в ночи огоньком для сигарет и сбивались в пары, чтобы уснуть вместе, когда я просыпалась совсем одна.
Я приготовила себе декаф с молоком и стевией. Я была полна душевных сил. С друзьями мне не особо везло – никто из тех, кто мне правда нравился, не был так же одинок. У русской Кати был ее Чоризо, у венесуэльской Каталины был Луис, у Габриэля – Нина, а Олли и Эван из кружка бегунов были с девушками. Настоящие одиночки – Каллум и Кэт – были не лучшей помощью, чем тонущие моряки. Но все эти знакомства никак не отражали мою идею о кучке верных немецких друзей. На втором месте после сплоченной авантюрной компашки закадычных друзей была, на мой взгляд, любовь. Я уже почти три года ни с кем не встречалась.
Я больше не могу позволить своей одержимости Себастьяном мучить меня. А что, если мы снова столкнемся? А что, если я столкнусь с ним и его американкой? Тогда он официально выиграет этот поединок. Мы соревновались с самого расставания. Мы не заявляли открытое соперничество, но все же оба понимали, что к чему. Если вы с первой любовью не женитесь, то надолго застреваете в борьбе, которая проходит где-то в умозрительном пространстве между рассудком и профилями в соцсетях. Возможно, вы просто этого не осознаете, но поверьте, каждый успех будет слаще, потому что это маленькая месть. Каждое повышение, каждая удачная стрижка, яркий оргазм – вы вспоминаете бывшего и ощущаете особое, мстительное, кайфовое счастье. Конечно же, забыть о нем будет лучшим отмщением, но это невозможно из-за интернета и соцсетей. Даже если теперь у вас все под контролем, через пару лет вы поддадитесь зудящему желанию погуглить его[25]25
Это НЕ СТАЛКЕРСТВО. А вполне заурядная ОБЫЧНАЯ ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ДЕТЕКТИВНАЯ РАБОТА.
[Закрыть]. Борьба закончится со смертью вас обоих. Пока что Себастьян вел: степень по экономике в берлинском вузе (8 баллов), девушка (5 баллов), неплохая борода (2 балла), жестокие ответы на мои сообщения (5 баллов). Чтобы сравнять счет, надо поднять ставки. Высокий красавчик-немец будет в самый раз. Такой, кто будет обожать меня и лелеять, как свой шале в Баварии.
«Тиндер» оказался слишком радикальным шагом. Я посчитала его навязчивым: стоило установить приложение, как мою комнату наводнили потенциальные женихи. Я удалила его после пары испуганных свайпов и купила подписку на «Мэтчтайм» за 9,99 евро в месяц. Еще оно понравилось мне больше, потому что было скорее для компьютера, а не телефона, да и общаться с кем-то через ноутбук, сидя за столом, казалось не так вульгарно, как лежать в кровати и свайпать по глянцевому сенсорному экрану.
Профили потенциальных партнеров выводятся на экран веером наподобие карт. По центру находится страничка, которую ты просматриваешь в данный момент. Механика напоминает конвейер в суши-ресторане, где блюда готовятся заранее и ты просто хватаешь то, что приглянулось, когда оно проезжает мимо.
У парня по имени Генрик, двадцать восемь лет, Шёнеберг, был такой профиль:
ОСНОВНОЕ:
Гетеро, мужчина, в поиске, 178 см, подтянут.
Языки:
Немецкий, английский, чуть-чуть французский, чуть-чуть датский, посещал университет, атеист (но это не важно), не курит, иногда выпивает, не принимает наркотики, вегетарианец, детей нет, Скорпион.
Я ДЕЛАЮ ЭТО ЛУЧШЕ ТЕБЯ:
Жим лежа от груди.
В ЛЮДЯХ Я ЦЕНЮ:
Любопытство.
Я ЧАСТО РАЗМЫШЛЯЮ О:
Размышлениях.
КОГДА Я УМРУ, ТО:
Наверное, перестану рисовать.
ЧТО МНЕ НА САМОМ ДЕЛЕ НУЖНО:
Большие попки и тонюсенькие запястья.
Ладно, признаю, ужасный вариант. Но это не было продуманным выбором, я вернулась на главную страницу, чтобы напомнить себе, как это все выглядит, и Генрик с большими попками и тонюсенькими запястьями просто попался первым. Следующий попавшийся профиль принадлежал Фаруку двадцати семи лет из ПренцлауэрБерга, 180 см, «в теле». Другая этничность, знает немецкий, арабский, немного английский, вылетел из университета, иногда курит, иногда пьет, иногда принимает наркотики.
О СЕБЕ:
Если ты расистка, пошла в жопу.
Я очень против расизма, сексизма и гомофобии.
Любовь рулит ❤
МОЕ ЗОЛОТОЕ ПРАВИЛО:
Милые девушки часто обманщицы!
ФИЛЬМ, КОТОРЫЙ Я ЧАСТО ПЕРЕСМАТРИВАЮ:
Только классику!
ЕСЛИ Я ПОПАДУ В ТЮРЬМУ, ТО ЗА ЭТО:
Воспрепятствование правосудию.
ЧТО МНЕ НА САМОМ ДЕЛЕ НУЖНО:
Романтический анал… (шутка) 😁
Не для слабонервных. Вначале я добросовестно просматривала профили, уделяя внимание каждому претенденту, читая о его любимых фильмах и переходя по ссылкам на ютьюб-видео и мемы. По другой причине я так медленно действовала, потому что боялась пропустить свой идеал. Ведь если нажать большой красный крест, отвергнутый профиль исчезнет навсегда (если только у тебя нет подписки за 14,99 евро в месяц). Но спустя несколько часов я наловчилась быстро определять, нужно ли остановиться на профиле или нет. Я стала экспертом, антропологом «Мэтчтайм», если уж на то пошло. Я даже стала категоризировать мужчин. Восемь самых популярных типов такие:
1. Поклонники «Маленького принца»
Раздутые эго, посредственный ум. Этот тип легко узнать по крайне обширному описанию блока «интересов». Таким парням надо, чтобы вы знали, что за фильмы они смотрят (много нуара и «Твин Пикс») и какие книги читают. В этом списке не будет ничего объемнее 250 страниц – только мини-романы для умных мальчиков. Показательны Чарльз Буковски и Милан Кундера; регулярно упоминается Мураками; иногда попадается Гессе («Сиддхартха»), что-то есть из Паланика («Бойцовский клуб» или «Невидимки»), что-то из Брета Истона Эллиса («Американский психопат»), но всегда, всегда по неизвестной мне причине в списке есть «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери. Думаю, все дело в ее «французскости» и в том, что это самая короткая книга об изоляции и одиночестве. Эти парни говорят, что их «мировоззрение витает где-то между Достоевским и Чернышевским, Ницше и Марксом», а еще что они «бесстыднее Буковски!». Они любят «долгие разговоры», пекутся об «аутентичности» и уверяют, что ненавидят соцсети, а в «Мэтчтайм» сидят ради «забавы» или в целях «эксперимента»: «Никогда не сидел в таких приложениях, но решил попробовать. Почему бы и нет?», или «Посмотрим, что из этого выйдет, потому что свиданки – фигня, но хз, мне нравится общение вживую». А еще они обожают поучать. Например, Джеймс, тридцать один год, гетеро, подтянутый моногамный мужчина, великодушно объясняет, что «вопреки распространенному мнению, кофе и техно – это не стиль жизни. Я был бы очень рад, если бы твой круг интересов включал нечто большее». Они терпеть не могут по-настоящему красивых женщин, и этот тайный гнев просачивается в ненависти к «крашеным куклам», особо очевидной в таких комментариях, как «мне не нужна посредственность, никаких селфи, нет, я не подпишусь на твою инстазадницу».
2. Парни с сестрами
Мужчины в этой категории не претендуют на те же интеллектуальные вершины, что поклонники «Маленького принца», потому что им не нужно казаться интеллигентами, но очень хочется, чтобы их воспринимали как эмоционально развитых. Часто у них есть родные сестры, и они постоянно упоминают, что у них есть родные сестры, а если сестры нет, то есть лучшая подруга, с которой они «буквально выросли вместе, она все мне рассказывает, понимаешь?». Их профили полны фотографий женщин, часто с детьми разных возрастов, но они всегда подмечают: «Это моя сестра!» У них есть склонность следить, чтобы в их списке чтения была как минимум одна автор-женщина (чаще всего это белл хукс). Они из тех, кто уверен, что они не расисты, потому что имеют темнокожего друга, из тех, кто думает, будто связь с одной женщиной доказывает их уважение к женскому полу. Они хранят тампоны в ванной и думают, что это делает их святыми.
3. «Антифа»
Они зовут себя «антифа» и ставят приставку «пост-» и глагол «деколонизировать» к самым неподходящим существительным: «Фейсбук», Европа, коллективное сознание, отношения, бездомные, психология, книги. Такие чуваки очень похожи на «парней с сестрами» тем, что верят, будто интерес к политике мешает им быть шовинистами и наделяет аурой необоримой святости. Взгляните на Йонаса двадцати восьми лет, 181 см, нормального телосложения, в качестве образца этого подтипа. Его профиль состоит из следующего:
О СЕБЕ:
Сейчас я работаю над проектами в поддержку посткапиталистических и движимых идей справедливости способов жить и работать. Нам необходимо деколонизировать интернет и свой разум, чтобы научиться думать постструктуралистски.
Я ЧАСТО РАЗМЫШЛЯЮ О:
Каким бы был коллективный/декапитализированный труд.
НАПИШИ МНЕ, ЕСЛИ:
Ты любишь говорить о противлении фашизму, о феминизме, посткапитализме, просто напиши мне.
Я ЦЕНЮ:
Сарказм, критическое мышление и антикапитализм.
4. Конспираторы
Рихард Граузам и прочие сталкеры. Им нравится Джулиан Ассанж, они считают, что обвинения в сексуальном насилии – это США ловит их «на живца». Подобно поклонникам «Маленького принца», они склонны к дидактике вроде: «Вам не нужно быть веганом / фанатом «Гринписа», просто заботьтесь об окружающей среде и помните, что общество потребления – это форма скрытой манипуляции. Желание купить что-нибудь в Черную пятницу, Киберпонедельник, на Рождество, день рождения, годовщину, Пасху лишь усугубляет… пожалуйста, не делайте так».
5. Открытые женоненавистники
Название категории говорит само за себя. Возьмем Тобиаса, тридцать три года, гетеро, мужчина, в поиске, 184 см. Он располагает множеством характерных особенностей типажа:
О СЕБЕ:
мне наплевать на случайность. я ценю свое время и буду ценить твое. тратить его на болтовню ради болтовни не входит в мое представление о существовании. я не играю в игры. если у тебя нет фотки, где видно фигуру, я не напишу.
я очень открыт в том, чего хочу, с кем хочу и с кем совершенно не хочу.
я самозанятый и работаю по большей части с живой музыкой… а остальное время наполняю как мне хочется, потому что я люблю себя, и тебе следует меня полюбить, а то мы не поладим.
если люди не знают меня близко, они думают, что я очень эгоистичный. а когда узнают, начинают считать, что я совсем не эгоистичный. думаю, и то и другое правда.
если я написал это не ради очередного секса на одну ночь, я просто захотел пообщаться.
если ты худая на фотках и толстая в жизни, пока-пока.
Я ЦЕНЮ:
женщин, которые мыслят самостоятельно и не боятся бросить вызов гендерной динамике и написать первыми хоть раз.
6. Вояки
Американцы с большими руками, прямыми носами и стальными глазами. Вояка – это хороший старомодный мужчина в консервативном, бабушкином понимании. Они не позовут тебя «провести вместе время» или «пообщаться» в таких расплывчатых формулировках, которые могут подразумевать не то платонический, не то романтический, а не то чисто сексуальный интерес. Нет, они приглашают на свидание. Они не дадут вам заплатить за себя и проводят до дома, если у них нет машины, чтобы подвезти вас. (Вояки не беспокоятся об окружающей среде.) Конечно, они умеют водить, это даже не обсуждается. Такие мужчины хороши в любом спорте, они смотрят матчи и кричат на телевизор. Они отпускают сальные шутки, едят много мяса, сырных снеков и пьют «Бад Лайт» и ванильную колу.
7. Умные, воспитанные мальчики
Главное отличие этих парней от поклонников «Маленького принца» в том, что: а) они не упоминают «Маленького принца»; б) описание в их профиле куда короче. Они не увиливают с помощью милых эмодзи и не отрицают приверженность культуре потребления. Они любят солнце, бранчи, футбол и музыку The Strokes. Они умны, но, в отличие от поклонников «Маленького принца», не занимаются сублимацией сексуальности за счет интеллекта. У них, как правило, получше с женщинами, и они куда приятнее других подтипов.
8. Милые, прекрасные мужчины
К этим можно отнести, наверное, двадцать пять процентов всех мужских профилей «Мэтчтайм»… Их просто толпы, которые с лихвой компенсируют всех остальных. Они застенчивые, им сложно рассказать что-то о себе, они настаивают, что они просто «нормальные» и «общительные» парни. Часто они признаются, что попросили друзей помочь заполнить свой профиль и эти друзья описали их как «понимающих, оптимистичных, слегка занудных и поддерживающих». «Первое, что в них видят окружающие», – это «всегда улыбчивое лицо» или то, что он «интроверт, но очень добрый». Эти парни склонны говорить о своих недостатках наравне с достоинствами, чтобы не перехвалить себя. Они не напористы, но и не тряпки – у них широкие плечи, успешная карьера, интересная профессия в сфере гуманитарной помощи или, например, инженерии. А еще им нравится готовить: «Любые блюда! Особенно пряные блюда, киш и ризотто. И Kartoffelkloesse, «картоффельклоссе», – восхитительные зразы из картофеля. Они скромные, но с увлечением рассказывают о своих интересах, им нравится вегетарианство, но они на нем не настаивают. Это хорошие парни, на аватарках они широко улыбаются и смотрят прямо в камеру, не строят ироничную позу и не делают вид, что наблюдают за чем-то вне кадра. Это единственный тип мужчин, которые всерьез воспринимают знакомства через «Мэтчтайм». Они не притворяются, что все это для них просто игра, и храбро признают свои надежды встретить кого-нибудь. Мне очень хочется скопировать и вставить сюда пару описаний, просто чтобы доказать, какие они замечательные, – я не буду из уважения к их персональным данным, – но поверьте на слово, они прекрасны. Обнаружив множество таких парней, я воспряла духом; просто понимание того, что все они живут где-то неподалеку, стоило в миллионы раз больше 9,99 евро в месяц.
* * *
Само собой, приведенная выше классификация не является исчерпывающей, и множество парней угождают сразу в несколько категорий. Также надо заметить, что тип, к которому принадлежит мужчина в инкубаторе «Мэтчтайм», не всегда, хотя и часто, совпадает с тем, какой он в жизни. Большинство парней, кому я понравилась, были из категорий один (поклонники «Маленького принца») и четыре (конспирологи), что в принципе логично, ведь я написала про философское образование и, возможно, упомянула Мураками. Приличное внимание я получила от категории шесть (вояки). Большинство из них были не моего уровня и скорее нашли бы свой лакомый кусок в другом городе. Большинство жительниц Берлина – феминистки и не вынесут противоречивых чувств, которые вызывают эти гипермаскулинные мужчины, так что соревнование за шестую категорию довольно слабое.
Мне нравились мужчины из категорий один (поклонники «Маленького принца») и семь (умные, воспитанные мальчики). Я не порывалась к восьмой категории, к «Милым, прекрасным мужчинам». Нет, не потому, что «девочки любят плохих мальчиков», а потому, что я слишком хорошо себя знаю: когда я с кем-то встречаюсь, то отстраняюсь от своих ощущений, приношу в жертву свой суверенитет, передаю бразды правления моей доброй волей в руки спутника. Я становлюсь зеркалом, тем самым вульфианским зеркалом, о котором уже писала. А иногда все еще хуже, и я превращаюсь в Еиналеж из «Гарри Поттера» – какая-то рептильная часть моего мозга распознает, чего от меня ждет собеседник и кем он хочет меня видеть. Тогда я превращаюсь в точное отражение его самых больших желаний. Если ему нужна глупышка, я делаюсь глупой и спрашиваю, каково это – быть инженером. Если ему нужна француженка, я рассыпаюсь в похвалах левому берегу пролива и квартире моей бабули в районе Сорбонны. Если я распознаю в нем скрытого консерватора (всем консерваторам в Берлине приходится это скрывать), то стану жаловаться на мусор и этих ужасных людей, которые только кормятся благами великого государства Германия, а если он коммунист (хотя вот таких я стараюсь избегать), я начну теребить ниточки, вылезшие из свитера, и скажу, что подумываю переехать в коммуну в Панкове, так сильно мое отторжение к джентрификации Кройцберга. Самое безумное, что я делаю, – это искажаю свой внешний вид. Не уверена, что говорила об этом, но я чудовищно высокая, и если рост парня очень близок к моему, то я сутулюсь или весь вечер хожу, чуть согнув ноги, что сильно выматывает. Но это случается довольно редко, потому что я никогда не хожу на свидания с парнями, которые не указывают рост у себя в профиле, и сразу отказываю тем, кто ниже 178 см. Мне не нравится выглядеть рядом с мужчиной как Халк.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?