Текст книги "Коммунизм в изложении для детей. Краткий рассказ о том, как в конце концов все будет по-другому"

Бини Адамчак
Коммунизм в изложении для детей. Краткий рассказ о том, как в конце концов все будет по-другому

© Unrast Verlag 2004

© Кацура А., перевод, 2019

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2019

Что такое коммунизм?

Коммунизм – это общество, искореняющее все недуги, от которых страдают люди, при капитализме.

Существует множество самых различных представлений о том, каким надлежит быть этому коммунистическому обществу. Но раз уж коммунизм – это общество, искореняющее недуги, от которых страдают люди при капитализме, следовательно, наилучший его вариант предполагает максимальное искоренение этих злосчастных недугов. Это как врачевание болезни. Будь капитализм болезнью, хотя он таковой не является, самым действенным лекарством оказался бы коммунизм, дарующий людям полное – не на треть или, скажем, наполовину – выздоровление. Впрочем, до болезни человек, как правило, пребывает в здравии, и смысл лекарственных препаратов в том, чтобы снова поставить его на ноги, иными словами, вернуть в изначально здоровое состояние. Однако в нашем случае дело обстоит по-другому. Ведь и до капитализма люди страдали, хотя то были недуги совсем иного рода. А потому такое сравнение можно принять лишь с натяжкой. Более того: хотя коммунизм и является довольно действенным средством, но средство это не универсальное, а лишь одно из многих, избавляющих от недугов капитализма. Допустим, когда человек, страдающий от кашля и насморка, принимает лекарство от кашля, то проходит только кашель, а насморк продолжает человека мучить. Коммунизм, таким образом, не избавляет от страданий окончательно, но только от тех, которые вызваны капитализмом.

Дабы понять, что за штука такая коммунизм и какие его варианты наиболее пригодны, хорошо бы разобраться в том, что такое капитализм и почему он причиняет человеку столько страданий.

Что такое капитализм?

Сейчас капитализм распространился уже по всему миру, и называется он так, потому что речь идет о господстве капитала. Это не означает господство капиталистов и капиталисток или же засилье капиталистического класса. В капитализме, это верно, есть люди, коим отведена более важная роль по сравнению со всеми остальными, но больше нет королевы, стоящей во главе общества и повелевающей всеми и вся. Но если людей, повелевающих другими, больше нет, в чьей же власти они находятся тогда? – Во власти вещей.

Разумеется, это нельзя понимать буквально, ведь сами по себе вещи ни на что не способны, и уж тем более не способны повелевать человеком, – они же всего лишь вещи. Но человек не в силах распоряжаться всякой вещью, ему доступны только некоторые из них или, лучше сказать, только определенная их форма. Вещи не являются откуда ни возьмись и не сбрасываются на Землю с летающих тарелок. В большинстве случаев вещи придумываются самим человеком, дабы облегчать ему жизнь, приносить пользу, иными словами – служить. Но со временем люди забывают, что произвели вещи они, и сами начинают под них подстраиваться. Выглядит это примерно так: человек направляется к письменному столу, берет бумагу и пишет: «Выпей стакан воды!» Проходит час-другой, человек снова возвращается к столу и обнаруживает там записку. Он читает написанную в ней фразу, не осознавая, что сам ее написал, и задумывается: хорошо бы сделать то, что там указано. Возможно, поначалу он еще сомневается, идет к подружке и спрашивает: «Мне действительно выпить стакан воды?» Но пить-то совершенно не хочется. Подружка ответит, что, дескать, тоже не в курсе. Секундочку, дай посмотрю. Она возьмет листок и прочтет, что на нем написано. Потом скажет: «Так и есть. Надо выпить стакан воды». Если эта бумажка будет попадаться на глаза человеку слишком часто, то уже очень скоро живот его распухнет от воды и станет болеть. Так человек окажется под властью вещей, что принесет ему много страданий.

Все это представляется довольно странным: с какой стати человек вдруг забудет о том, что написал, и почему он не узнает свой почерк? В жизни все гораздо сложнее, чем в приведенном нами примере, ведь люди живут и работают не одни, а в обществе. И чтобы человек вывел на бумаге подобную фразу, это совершенно не сообразуется с действительностью – в составлении фразы участвуют многие. Вот почему другой пример проиллюстрирует власть вещей гораздо более наглядно (хотя и тут не обойтись без стакана). Речь пойдет о гадании: люди садятся в круг, образованный из букв, в центре круга – стакан. Присутствующие кладут руку или палец на стакан, и, поскольку все они слегка дрожат от волнения, стакан, словно под воздействием невидимой силы, начинает перемещаться от одной буквы к другой. Люди не осознают, что это они приводят стакан в движение – разве такое провернешь, когда у тебя обычный озноб, – и полагают, что это дух, который таким способом пытается сообщить им тайное послание.

На этом примере очень хорошо видно, как складывается жизнь людей при капитализме. Стакан приходит в движение только в результате согласования их действий, то есть коллективного взаимодействия. И согласованность эта такого свойства, что люди по-настоящему ее даже и не замечают. Она дает о себе знать негласно, как будто за их спиной. Если бы люди собрались за одним столом и вместе рассудили, что написать, то получилось бы у них, пожалуй, нечто совсем другое. Но есть и еще один момент: у них не возникло бы неясностей относительно того, кем эта фраза написана. В нашем случае текст якобы создается невидимой рукой, и, поскольку объяснения этому явлению не находится, люди приписывают все неведомой силе, будь то духу или призраку.

Так становится ясно, что не всякая согласованность, не всякая связь или действие наделяют вещи особой властью над людьми, но только особая форма согласованности, связи и действия. Здесь это гадание на стакане, а не написание текста. Точно так же гегемония вещей является отличительной чертой не всякого общества, но только капиталистического. Только особая форма отношений или труда в условиях капитализма сопутствует сотворению вещей в такой форме, какая утверждает их власть над людьми. Мы невольно задаемся вопросом, что же такого особенного во взаимоотношениях людей при капитализме и чем они отличаются от отношений в других обществах.

Попробуем разобраться и понять, что капитализм существовал не всегда – что уже неплохо, – и лучше всего посмотрим, как он вообще возник.

Как зародился капитализм?

Капитализму уже около 500 лет, и появился он в Англии. Тогда еще сохранялось господство феодализма, то есть были королевы, принцессы и тьма-тьмущая придворных дам. Но большинство людей назывались крестьянами.

Крестьяне возделывали землю всей деревней или семьей, и, поскольку машин у них не имелось и изобретатели они тоже были не ахти какие, работали они немало, но, несмотря на это, изрядно бедствовали. К тому же церковь, в те времена еще наделенная большой властью, присваивала себе каждый десятый каравай хлеба, который они производили, а принцессы забирали себе и того больше. Иногда людей призывали ко двору, и те работали там помногу часов, а то и дней. Но вот что интересно: во-первых, люди всегда хорошо знали, сколько присвоят себе господа, во-вторых, жить им особо никто не мешал. Принцессы в работе мало что смыслили и потому не могли диктовать крестьянам, как надо трудиться.

Англия в то время имела славу великой морской державы и вела оживленную морскую торговлю со всем остальным миром. Каждый божий день караваны торговых судов покидали английскую гавань и направлялись в Африку, Европу и даже в Азию и в Америку. Купцы, которые имели достаточно большие корабли и достаточно сильное вооружение, были в те годы наперечет, и потому сделки с ними заключались самые выгодные. К примеру, приплывали купцы в Америку, отбирали у местных жителей обманным путем украшения и сбывали в Европе. Потом они брали курс на Африку. Похищали там людей и продавали в Америке. Купцы сказочно богатели и в скором времени уже позволяли себе такой комфорт, который принцессам даже не снился.

Когда принцессы увидели, как купцы разбогатели, увидели горы сверкающих драгоценностей и красиво украшенных мечей, их охватила черная зависть. Но вслед за ней – страх: а что если купцы, столь преуспевшие в делах экономических, потребуют влияния в политике и попытаются свергнуть принцесс – именно так впоследствии и случилось.

Итак, принцессы лихорадочно думали, как бы и им заняться торговлей. Единственное, чем они владели, была земля, на которой жили крестьяне, вот только на репе, которую те выращивали, еще никто особо не разжился. Другое дело овечьи шкуры – тогда в Европе они пользовались большим спросом. Принцессы призвали к себе вассалов и отдали распоряжение: покончить с выращиванием репы и заняться разведением овец. Правда, одними овцами всех не накормишь, и, кроме того, чтобы за ними присматривать, требуется куда меньше крестьян. Многие оказались не у дел. Но все это нисколько не заботило принцесс – перед глазами у них маячили только умопомрачительные драгоценности и красиво украшенные мечи торговцев, они посылали своих солдат – гонять крестьян с земель, на которых те жили и трудились испокон веков. Солдаты обращались с людьми очень грубо, причиняя много боли, и те безутешно горевали. Горе их сделалось еще бо́льшим, когда они поняли: вернуться обратно на родные земли им не суждено и все их умения теперь бесполезны. Но самое главное – они теперь совершенно не представляли, как добывать пропитание. И не зная, куда податься, потянулись в большие города, где к тому времени уже проживало великое множество бывших крестьян, также изгнанных из родных мест. Не имея надела земли, они не могли ничего обрабатывать, и продавать, естественно, тоже ничего не могли, потому что ничего не имели. Воровать и подавно нельзя – жди возмездия полиции. У них ничего не осталось, кроме самих себя. Те, кто не хотел закончить свои дни в тюрьме, пошли на фабрики, которые строились в то же самое время, и продали себя.

С той самой поры наступил капитализм, и человек, если он, конечно, не владелец фабрики, вынужден себя продавать. В противном случае он останется без денег и не сможет себя прокормить. Есть хочется каждому, и поэтому каждый волей-неволей бредет на работу, какая бы она ни была. И каждый что-то производит – к примеру, оружие, пусть даже это ему совсем не нравится. Так вещи порабощают людей. Ни полиция, ни солдаты для этого уже почти не требуются.

Труд при капитализме является главным фактором. На нем все зиждется. Кто не работает, тот не ест. А тот, кто ест, вызывает неприязнь у других людей, потому как съедает он то, что произведено ими, так, во всяком случае, они рассуждают. Чтобы разобраться, по какому принципу устроен капитализм, рассмотрим внимательнее, что такое труд.

Что такое труд?

Каждое утро, когда занятия в школе еще не начались, люди идут на фабрику или в контору. Некоторые заступают на службу только после обеда или даже ночью, другие сами решают, когда им работать. Есть и такие, кто трудится дома, убирает после завтрака со стола и гладит белье. Не имеет значения, ведь работать нужно так или иначе.

Люди приближаются к воротам фабрики или конторы, где на проходной их встречает человек, который задает им вопрос: «Хочешь работать на нашей фабрике или в конторе?» Ну что тут скажешь? Может, человеку не хочется вовсе, может, ему хочется подольше понежиться в постели, а потом позавтракать с подружками. Но люди предпочитают помалкивать. Они-то знают: завтрак нужно сперва заработать. И потому они отвечают: «Да, я хочу».

– Очень хорошо, – вежливо подытоживает человек на проходной и продолжает: – Фабрика будет выделять тебе достаточно денег, чтобы ты мог есть, пить, платить за жилье и два раза в неделю ходить в кино. За это ты обязан делать все, что тебе скажут.

И люди размышляют: «Кино два раза в неделю – это неплохо, но делать почти все, что фабрика прикажет, пока я здесь работаю… при восьмичасовом рабочем дне, это третья часть суток, то есть половина времени, отпущенного на бодрствование, если еще восемь часов отвести на сон. Цена довольно высокая за два похода в кино. Но что делать, если уже дал согласие и теперь стоишь посреди фабрики или конторы. Двери только закрылись, а тебя уже взяли в оборот».

– Следуй по коридору, – громогласно возвещает фабрика, – а потом сверни в комнату с правой стороны. Увидишь стул, сядь для начала. – Фабрике требуется некоторое время, чтобы подумать, потом она продолжает: – Итак, что у нас по плану? Сегодня надо произвести одну тысячу двести двадцать три утюга. Твоя задача – за час ударить сто раз по этому гвоздю.

– Ради чего я должен тюкать по этому чертовому гвоздю? – возмущается человек. – Ради чего, какой от этого прок, какое отношение это имеет к утюгам и кому они вообще нужны?

Но голос фабрики уже растаял. У фабрики есть дела поважнее, чем отвечать на вопросы рабочих. Да и навряд ли она знала ответ на этот вопрос.

Голоса как такового у фабрики, разумеется, нет. Она ведь просто фабрика из камней, машин и синтетических материалов, и никакого рта, естественно, не имеет. Но говорит она тем не менее своим совершенно особенным голосом. Убедимся на примере – возьмем стул. Человек, ни разу в жизни не видевший стула и совершенно не представляющий, что это такое, навряд ли знал бы, что с ним делать, и, возможно, попытался бы даже развести с его помощью костер. Но, предположим, ему разъяснят, что такое стул и для чего он предназначен, и тогда человеку станет понятен его своеобразный язык. Стул заговорит: «Сядь сюда. Нет, ложиться не следует, иначе ты упадешь. Перестань качаться на стуле, а то сломается задняя ножка». Если стул неудобный, он, чего доброго, зальется злорадным смехом: «Хи-хи. Я делаю тебе больно. Я впиваюсь тебе в спину и делаю тебе больно».

На фабрике и в школе чаще всего обитают стулья-злюки. Жесткие экземпляры, и это так надо – человек должен сидеть в одной позе, – и не в их интересах, чтобы он испытывал комфорт, а то недолго и задремать.

Люди построили очень много фабрик, и фабрики эти очень большие, следовательно, выслушивать от них приходится тоже по полной. Вещают они неизменно о трех одинаковых вещах. В первую очередь, равно как во вторую и в третью, – сколько всего надо произвести. Фабрика наказывает одним работникам каждый вечер собираться группами, обсуждать что-то и обмениваться всякой всячиной. Другим вменяет целый день проводить дома в одиночестве за гладильной доской. А потом фабрика требует, чтобы один заколачивал гвозди, а другой включал и выключал компьютер и писал сочинение на заданную тему. Третьему вменяется собирать пистолеты. Еще фабрика говорит, сколько ей всего нужно. Допустим, за секунду вбить сотню гвоздей, или перегладить все белье в доме, или написать за день пять компьютерных страниц. Кроме того, фабрика утверждает, какую плату получит работник. К примеру, билет в кино за заколачивание гвоздей, никакого билета в кино за стирку и сто билетов в кино за должность начальника.

Но вот находится работник, который не желает бесконечно заколачивать гвозди, куда с большим рвением он готов писать, но не по пять страниц в день, а по четыре. Другой работнице претит утюжить с утра до ночи, ей иногда тоже хочется посидеть в кругу приятельниц, но самое лучшее – всего понемножку: немного погладить, потом поболтать, а вечером предаться сочинительству. Есть и такие, кому ненавистны настоящие пистолеты.

Но если рабочие отправятся на фабрику, чтобы выступить с предложением, та останется глуха к подобного рода просьбам и сделает вид, будто совсем не понимает, о чем речь. Ведь фабрика – это всего лишь здание из камней, оборудования и синтетических материалов и ничего похожего на уши не имеет. Люди тогда вздохнут и разойдутся по своим рабочим местам. И им откроется правда: пусть даже фабрика и построена людьми, но сами люди ее нисколько не интересуют. Ей нет никакого дела до того, счастливы ли они, знают ли, что производят и зачем. Единственное, в чем выказывает она живое участие, так это в том, чтобы производить и сбывать как можно больше. Она готова позаботиться о счастье людей только в том случае, если оно повысит сбыт продукции. Людям навязывают счастье, хотя в действительности они глубоко несчастны. Легче им не становится. Но продажи растут, и это единственное, что идет в счет. Ведь если товар хорошо расходится, значит, можно нанять еще больше работников и работниц. Они будут производить еще больше утюгов, текстиля или пистолетов. А это, в свою очередь, обеспечит еще больший рост продаж.

Если люди должны участвовать в делах фабрики, которой нет дела до людей, которая занята исключительно куплей-продажей, следовательно, купля-продажа – это что-то очень важное.

Чтобы понять, по каким законам работает фабрика, хорошо бы разобраться, что же такое происходит, когда фабрика продает товар, а потом делает новые закупки, после чего опять продает и так далее и так далее. Чтобы продавать и покупать, нужно выйти на рынок. Но не на обычную деревенскую площадь, где торгуют фруктами. Для фабрик устроены гигантские торговые площадки. И сейчас самое время рассмотреть их во всех деталях.

Что такое рынок?

Чтобы продать на рынке товар, нужно сначала его произвести. Чтобы что-то произвести, требуются самые различные ингредиенты.

Это как печь пирог. Чтобы испечь пирог, требуются, во-первых, мука и яйца, во-вторых, духовка и, в-третьих, сам пекарь. Но наша фабрика поставляет не пироги, а утюги. Первым делом она покупает целую гору железа. И в придачу внушительный мешок гвоздей. Чтобы сделать из железа и гвоздей утюги, нужны большие машины по выпечке утюгов. И фабрика обзаводится тремя такими гигантами. Теперь в ее арсенале три гигантские печи для приготовления утюгов, большой мешок гвоздей и гора железа. Но почему-то дело не двигается с места. И тут наступает озарение: нужны же люди, работники. Для этого есть особый рынок, так называемый рынок труда. Люди, предлагающие на этом рынке свои услуги, тоже прошли подготовку в специальных цехах, исключительно для этого предназначенных. Школьные цеха, учебно-образовательные цеха, цеха семейные. Фабрика, таким образом, может отправиться на рынок труда и сделать точный заказ. Она говорит:

– Здравствуйте! Мне требуются двенадцать забойщиков гвоздей, шесть прокатчиков железа и один контролер, который бы проверял, работают ли утюги. Кроме того, нужны два толковых человека, которые бы придумали рецепт, как, имея машины, железо, гвозди и людей, сделать утюги, и, наконец, администратор, следящий за тем, чтобы четко выполнялись все требования.

– Хотите на меня работать? – спрашивает фабрика. И люди отвечают:

– Да, хотим.

Но об этом мы уже говорили.

Первым делом фабрика отправляется домой, каждый день она запирает новоприобретенных людей вместе с железом, машинами и гвоздями на восемь часов в своих стенах. Проходит некоторое время, и из фабричных недр показываются первые свежеиспеченные утюги. Теперь можно опять выйти на рынок, чтобы продать товар. Но на этот раз фабрика держит курс уже не на рынок труда, она отправляется на специальную ярмарку гладильных аппаратов или туда, где торгуют утюгами и всякой всячиной. Продавая утюги, фабрика получает за них деньги. На вырученные деньги приобретаются новое оборудование, железо, гвозди и люди. С новым оборудованием, железом, гвоздями и людьми производство утюгов возобновляется, но только в еще бо́льших масштабах. Новые утюги тоже идут на продажу.

Вот стоит фабрика на всякой-всячинской ярмарке и потихоньку мечтает о том, о чем мечтают все фабрики: о новых машинах, железе, гвоздях и о новых людях, – и тут ее внимание привлекает одна вещь. Ни далеко, ни близко, а точнее, прямо напротив расположилась другая фабрика и тоже продает утюги.

«Надо бы присмотреться внимательнее», – думает наша фабрика и щурит глазки. И пока она так стоит и изучает соседку, взгляд ее падает на ценники.

«Любопытно, что там стоит?» – думает фабрика, всматриваясь в ценник. И что же она видит? А видит она следующее: утюги у ее соседки дешевле. Ненамного, но этого достаточно, чтобы торговля у той шла гораздо живее. «Проклятье!» – вырывается у нашей фабрики: фабрики жутко завистливые. Говоря начистоту, они вообще ничего на дух не переносят. Ни своих рабочих, ни другие фабрики. Продавать и покупать, снова продавать и снова покупать, и так до бесконечности – вот единственная для них отрада. И единственное, о чем они мечтают, это машины, железо, гвозди и изготовители утюгов. Конечно, можно обратиться к другой фабрике: «Скажи, пожалуйста, как тебе удается производить дешевые утюги. Я тоже так хочу». Или: «Ты тоже делаешь утюги, какое совпадение! Давай объединимся. Всем будет выгоднее». Но подобные идеи никогда не приходят в фабричную голову, а если и приходят, то только ради одного: позлить конкурента.

Итак, фабрику не на шутку разозлили. Она возвращается домой, призывает двух толковых людей и спрашивает, что делать.

– Нужно производить еще дешевле, еще быстрее и еще больше. Нужно снизить расходы, тогда цена на твои товары тоже снизится. К примеру, – говорят толковые люди, – зачем тебе двое, когда и одного из нас будет вполне достаточно.

– Отличная идея, – соглашается фабрика и увольняет одного толкового человека.

На следующий день отправляется к изготовителям утюгов (минус одна голова) и заявляет:

– С сегодняшнего дня я буду платить вам столько денег, что вы только раз в неделю сможете ходить в кино. Кроме того, ваш рабочий день увеличивается на один час.

Людям это совсем не нравится, но они уже научены и знают, что фабрика глуха к любого рода просьбам, а потому возвращаются на свои рабочие места.

Долго ли, коротко ли, фабрика снова выходит на рынок и с гордостью демонстрирует свои дешевые утюги.

– Добропорядочная публика, вы только посмотрите, – злорадно призывает она, указуя своим железным перстом на другую фабрику, – мои утюги куда дешевле, чем те, что напротив.

И действительно: расчеты оправдались. Желающие приобрести утюги осаждают теперь наши прилавки, в то время как у соседки дела все хуже и хуже. Фабрика торжествует. Утюги идут нарасхват, и время от времени наша фабрика закрывает широченные, как окна, глаза и грезит о том, сколько всего на вырученные деньги можно купить: машин, железа, гвоздей и людей. Но что происходит вокруг? А вот что: другая фабрика приуныла, сидя на своих утюгах, которые больше не продать, и, приглядевшись внимательнее, мы видим, как бежит из ее трубы жирная закопченная слеза. Дела у бедняжки плохи, вдобавок долги, и без того ее обременявшие. И еще новая неприятность – очевидные проблемы со сбытом, ведь фабрика, что напротив, производит теперь более дешевые утюги. Но когда товар нельзя продать, нельзя купить ни новые машины, ни железо, ни гвозди, ни людей. Положение плачевное, и горемычная фабрика объявляет о своем разорении. Вот так в одночасье все может перемениться. Поскольку фабрика теперь банкрот, она увольняет всех рабочих. И внезапно те, кто раньше делали утюги, оказываются безработными. Работа, надо сказать, не приносила людям удовлетворения, однако их новое положение тоже представляется не слишком-то радостным: денег не будет – и речи о кино, соответственно, тоже.

Итак, если раньше работники обеих фабрик посещали кинематограф два раза в неделю, то теперь эти походы у одних сократились до раза, у других же и вовсе сошли на нет. Кому кино не по карману, тот не покупает утюги. Вот тут и намечается одна проблема.

Чтобы понять, почему вещей (утюгов, например) становится все больше, но купить их никто не может, нужно посмотреть в самый корень проблемы. Люди называют это кризисом.