Текст книги "Пламя возмездия"

– А я и не спроваживала, во всяком случае, не я сама. Просто дала поручение одному из моих доверенных лиц передать это вам. Не бойтесь, у вас в банке он не работает. Послушайте, Тимоти, это просто трата времени. Какая вам разница, как и кто доставил вам эту записку? Мне передали, что вы меня искали. По какому поводу?

– И вы еще спрашиваете, по какому поводу! Бог ты мой, как вы можете об этом спрашивать? Думаю, что вам известно, по какому поводу.

– Мне известно лишь одно – ровно через неделю Мендоза выпускают облигации нового двухмиллионного займа в пользу Парагвая. Разве не к этому столько времени мы готовились? Разве не этого ждали?

– Лила, знаете, не надо только заговаривать мне зубы.

Он прихлебнул чай и поставил чашку. Она заметила, что его руки дрожали.

– Хватит делать вид, что вам неизвестно о том, что вытворяет ваш порочный сынок.

– Мой сын находится там, где должен находиться и занимается именно тем, чем в данный момент обязан заниматься.

– С моей женой, – выпалил Тимоти.

Лила наклонилась к нему и положила свою руку ему на запястье.

– Тимоти, послушайте меня… Я, конечно, слышала обо всем этом, и, поверьте, очень об этом сожалею. Я еще раньше говорила Майклу, что этот его поступок – вещь недопустимая, что это безрассудство, но он – взрослый мужчина. Я не могу указывать ему, что и как делать, когда речь идет о его личной жизни. А что касается миссис Бэт… Тимоти, простите меня, но эта идея – оставить вас – принадлежала ей. Майкл не имеет к этому никакого отношения. Он просто, – она подбирала слова, – он просто волочился за ней, флиртовал. Не думаю, чтобы это было что-то серьезное с его стороны. – И, прежде чем он раскрыл рот и принялся многословно опровергать ее доводы, Лила продолжала. – Просто она вас не стоит. Вы должны это понять.

– Я собираюсь развестись с ней. А Майкла обвиню в соучастии в адюльтере. И не пытайтесь меня от этого отговаривать.

– А я и не собираюсь. Вы сами решите, как вам в этом случае поступать. Но, дорогой Тимоти, я не сомневаюсь в том, что вы уже сейчас отлично понимаете, что этот скандал с судебным разбирательством на десерт, в который вы, очертя голову, бросаетесь, может и обождать. Не время сейчас плакаться в жилетку стражам закона.

– Я это знаю, – помедлив, ответил он.

Она немного успокоилась. Слава Богу, он хоть не круглый дурак.

– Вот и отлично. Тогда я предлагаю обсудить вещи, действительно заслуживающие самого пристального внимания. И это как раз то, о чем мы с вами столько говорили и…

– Мне необходимо знать, где они, – оборвал ее Тимоти.

– Я не могу вам этого сказать.

– Не можете или просто не хотите?

Лила отпила чаю. Он остыл и был горьким.

– А для вас очень важно знать, где они?

– Важно. Так я могу собрать свидетелей, необходимых для… Другого способа у меня нет.

Тимоти вжился в роль оскорбленной добродетели.

Лила снова наклонилась к нему:

– Тимоти, вы помните, когда мы договаривались о том, как объединить наши усилия и я еще упомянула о том, что располагаю одним тайным оружием?

– Вы сказали тогда, что у вас полно такого оружия. Помню.

– Именно. Значит, помните. Так вот, одно из них – Майкл. И вмешиваться в ход дела вы просто не имеете права. Майкл необходим нам, чтобы в точности сделать так, как предусмотрено планом.

– Он делает это с моей женой, – повторил он.

Лиле нестерпимо захотелось тряхнуть его, обозвать его идиотом, который дальше собственного носа не видит, но она лишь покачала головой.

– Нет, вы неправы. Я не собираюсь отрицать то, что они сейчас вместе, нет. Но дело не в этом. То, что сейчас делает Майкл и для меня, и для вас, и для себя, никак с Бэт не связано. – Она сжала его руку. – Мальчик мой, я понимаю ваши чувства. Но, если вы способны еще чуть-чуть потерпеть, ваше терпение будет вознаграждено, причем именно так, как вы издавна мечтали. Вы станете у руля Мендоза-Бэнк в Англии. Разве ради этого не стоит потерпеть?

– А ваш драгоценный Майкл…

– Встанет во главе Кордовы. Я никогда не отрицала, что это – моя задача. Партнерство лишь тогда партнерство, когда каждый, делая общее дело, отстаивает и свои собственные интересы. Вам следовало бы это знать.

– Я это и так знаю. До сего времени он вполне устроил бы меня в роли главы Банка Мендоза в Кордове, а сейчас положение несколько иное. И изменилось это положение по его милости, как вы понимаете.

– Я этого и не отрицаю. Я просто считаю, что в данный момент это не такая уж большая важность.

Тимоти кипел от возмущения. Конечно, ей легко было оставаться хладнокровной и мыслить четкими категориями. Ей-то что! Это приводило его в еще большее бешенство. Он сидел за столом, сжав кулаки, и с маской холодной ярости на красивом лице. Лила видела и продолжала:

– Тим, я хочу вам сказать еще об одном. В каких бы отношениях они не были, Майкл никогда не сможет жениться на Бэт. У него есть определенные обязательства по отношению к кордовскому дому Мендоза. А в Кордове никогда не пойдут на то, чтобы разведенная женщина стала хозяйкой дворца. И никто в Испании не понял бы такого.

Это было нечто новое, о чем он доселе и не мог задуматься. В своих фантазиях Тимоти был уже, Бог знает, как далеко. Он зримо представлял себе уже пожилую пару, Бэт и Майкла, свившую себе уютное гнездышко в Кордове и души не чаявшую друг в друге. Самому себе он, разумеется, отводил роль одинокого, брошенного мизантропа, отгородившегося от мира и пребывавшего в ненависти к этому миру. И вся запланированная им судебная вакханалия должна была служить тому, чтобы не допустить этого, лишить эту парочку возможности наслаждаться этой пасторалью. Теперь все стало выглядеть по-иному. Если верить Лиле, то, оказывается, ничего подобного и быть не могло. Он молчал довольно долго, обдумывая ее слова, потом заговорил:

– Скажите, а мы не можем заказать еще чаю? Посвежее?

– Разумеется.

Она махнула рукой, подзывая официанта. Тот в мгновение ока был у их столика и Лила попросила его принести им еще чаю. Потом продолжала вполголоса.

– Скажите, существует ли стопроцентная гарантия того, что Мендоза все же приступят к выпуску облигаций парагвайского займа?

Тимоти сидел, подавшись вперед, опустив руки на колени и нервно сцеплял и расцеплял пальцы. Он все еще не мог придти в себя.

– Все говорит о том, что собираются. Мой дядя Генри попытался было пошуметь, но отец, как водится, быстро заткнул ему рот. А теперь ваша очередь рассказать мне кое о чем. Что за оружие есть у вас в руках, кроме вашего поганца-сына.

– Действенное, – тихо сказала она. – Самое действенное.

– Так что же это за «действенное оружие», черт бы вас побрал? Скажите же мне! Объясните мне, непонятливому, что это за оружие. Мне уже опостылело быть в роли слепца с поводырем – вы поводырь, а я – слепец!

– Успокойтесь, вы должны доверять мне, Тимоти. Как вы оцениваете то, с чем вам пришлось ознакомиться в Дублине?

Она прощупывала его, пытаясь уяснить, возникли ли у него сомнения относительно достоверности этой информации. Кроме того, ей было небезынтересно узнать, кого он считал инициатором этой акции – ее или Фергуса. Ведь она не знала, что конкретно содержалось в этом отчете.

Тимоти не мог ответить сразу – официант принес им чай. Лила налила две чашки. Свою Тимоти выпил почти залпом, потом заговорил.

– Я остался доволен тем, что прочел. Действительно, очень доволен, – признался он. – Чего же мне не быть довольным – из всего этого я смог сделать очень полезный для себя вывод – мой отец и его братья вот-вот совершат очень большую оплошность.

Маловато для того, чтобы она могла составить себе вполне определенную картину, но кое-какие ее подозрения подтверждались. «Значит, этот хитрюга Фергус умудрялся все же удерживать этого глупыша в нашем альянсе. Слава Богу».

– Хорошо, ответьте теперь мне на такой вопрос: смогли бы вы получить такую информацию без меня?

– Не знаю.

– Ошибаетесь, Тимоти, знаете. Как бы вы ее получили, скажите мне? До поездки в Дублин вы ведь ни на минуту не сомневались в том, что ситуация в Парагвае благоприятна и стабильна. А этот отчет враз поставил все ваши представления с ног на голову. Что же касается меня, то я, в отличие от вас, знала, что там происходит и именно я сумела раздобыть для вас эти материалы.

Мягко говоря, все было не совсем так, но для нее было лучше, если она это подаст именно так, и теперь Лила ждала, когда он поверит в это, признает, что по-другому и быть не могло… А когда он поверит, она еще туже затянет удавку на его шее.

– Хорошо, я не могу отрицать того, что вы сказали, – он наконец поверил. – Но меня интересует, насколько сильным окажется для них этот, наносимый вами удар? Поймите меня правильно, нет смысла наследовать то, что обесценено, что уничтожено. Ведь банк, место которому на свалке, вряд ли подойдет для того, чтобы возглавить его. – Он смотрел прямо ей в глаза. – Или, может быть, вас именно это устраивает? Ведь в таком случае ваш драгоценный Майкл в Кордове вознесется до небес, ведь в Лондоне ничего уже не останется.

– До этого дело не дойдет, не беспокойтесь. Несмотря на формальное разделение, дом Мендоза – единое целое. И так было всегда. В этом наша сила.

– Наша? Простите, но вы не Мендоза. Вы – вдова Мендоза.

– Мой сын, мой драгоценный Майкл, как вы совершенно справедливо назвали его, такой же Мендоза, как и вы. И, кроме того, у меня имеются и личные мотивы для того, чтобы желать, чтобы… словом, желать того, что я желаю.

– Старая песня, – Тимоти отодвинул от себя пустую чашку. – Значит, по-вашему, я должен уверовать в то, что вы дирижируете всем и вся и что все под вашим неусыпным контролем. Хорошо, а вы в курсе того, что мой отец именно сейчас, когда мы здесь с вами распиваем чаи, встречается с Джоном Барингом? И что Баринг тоже возьмет на себя часть этого займа? И что это, таким образом, снизит возможности оказывать давление на Мендоза.

Лила улыбнулась.

– Я вам обещаю, что бы по этому поводу не решалось, какие бы меры предосторожности не принимались, когда наступит час выложить деньги на бочку, ни Баринг, ни какой-либо другой банк не будут заинтересованы в том, чтобы помогать Мендоза.

– Да как, дьявол вас возьми, вам это удастся? – вскипел Тимоти. – И пусть вы даже тысячу раз правы, вы не должны забывать о том, что общественная кампания подписки на этот заем привлечет массу желающих приобрести облигации. Мне нет необходимости объяснять вам, насколько всемогущим может быть этот пресловутый мелкий вкладчик. И, если Мендоза будет располагать соответствующим количеством наличных денег, то все наши планы…

– Я обещаю вам, что выпуск облигаций этого займа окажется полным провалом.

Лила говорила об этом так, будто это само собой разумелось.

– Как вы можете это знать сейчас? – допытывался Тимоти. – Кто вы? Ведьма, колдунья или ясновидящая?

Ореховые глаза Лилы сузились.

– Однажды ваш кузен Хуан Луис уже задавал мне этот вопрос. Это кончилось для него очень плохо. Нет, я не ведьма и не колдунья.

– Поймите, я не хотел вас оскорбить.

– Все в порядке, я понимаю, что не хотели. Но, как бы то ни было, остается лишь неделя. Подождем – увидим. И вам представится возможность убедиться в том, права я или нет.

– А если вы окажетесь правы, и этот заем действительно рухнет, что тогда? Что будет тогда?

– А вот тогда-то и начнется настоящая игра.

4

Пуэрто-Рико

Десять часов утра

В то время, как Лила и Тимоти вели в Лондоне этот разговор, «Сюзанна Стар» собиралась пристать к берегу на другом конце света.

Это был четырехмачтовый парусник, который, расправив свои могучие паруса общей площадью в полгектара, способен был переместить восемь тысяч тонн груза наперекор океанским волнам и самым быстрым морским течениям.

Сейчас, когда парусники доживали свой век, им постоянно приходилось бороться с постепенно вытеснявшими их паровыми кораблями.

«Сюзанна Стар», гордо рея, победительницей входила в залив Сан-Хуан. На носу парусника стоял двухметровый гигант и напряженно всматривался в приближавшийся берег. Он походил на кряжистый дуб, вросший в палубу. Его белая полотняная рубашка лопалась под напором мощных мускулов. Глядя на этого человека, невозможно было представить себе его в роли побежденного или испугавшегося. Он стоял во весь рост, ветер развевал его темно-рыжие волосы, лучи солнца искрами рассыпались в его синих, как морская вода, глазах. Но каким бы абсурдным это ни казалось, теперь этот великан находился во власти страха.

Впервые за свои двадцать девять лет Майкл Кэррен мучился сомнениями, хватит ли у него сил, мужества и ума совершить то, для чего он сюда был послан. На груди, под рубашкой, он ощущал золотое полукружие, висевшее на кожаном ремешке и сейчас, размышляя об этом, внушавшем ему непокой, будущем, он невольно прикоснулся ладонью к груди в желании еще раз убедиться, что талисман, которому он доверял больше, чем самому себе, оставался при нем. «Если я позабуду тебя, Иерусалим, позабудь меня, десница моя». Нет у тебя иного выхода, кроме как идти на этот риск – в который уж раз повторял он эти слова, ставшие в последние дни для него заклинанием.

Было и еще одно обстоятельство, способное рассеять его страхи, оно успокаивало его, и он далее расценивал его как доброе предзнаменование – «Сюзанна Стар», на борту которой он отправился в Америку, входила в состав небольшой флотилии, владельцем которой были Мендоза. Этот парусник перевозил для них грузы во все концы света. В планы Майкла не входило воспользоваться судном, принадлежавшим Мендоза, и то, что он оказался на «Сюзанне», было просто стечением обстоятельств. Капитан даже и не подозревал, какая важная персона была у него на борту. Майкл был благодарен судьбе за этот подарок, вселявший в него уверенность. Он чувствовал себя участником штурма какого-то замка, мастерским ударом пробившим брешь в его неприступных стенах.

«Сюзанна» подходила к берегу с наветренной стороны, с убранными парусами. Вдали виднелся Сан-Хуан – Майкл мог различить горсточку белых домиков с красными крышами, окруженных каменными стенами и башнями. Все это очень напоминало Майклу Испанию. Ничего удивительного – этот остров, начиная с пятнадцатого века, принадлежал Испании, отсюда эта архитектура.

Глядя во все глаза, он пытался определить, сильно ли пострадал Сан-Хуан от бомбардировки его американцами месяц назад, но никаких разрушений не заметил. Скорее всего, это был обычный вооруженный инцидент, каких были тысячи за сто лет вражды между испанцами и американцами, но и он мог служить доказательством тому, что интерес американцев к этому острову не уменьшился. Обсуждая эту поездку еще в Лондоне, ни он, ни Лила никогда не сбрасывали это со счетов.

Приближались прибрежные скалы. Майклу еще ни разу не приходилось так много путешествовать морем и, едва завидев их, он почувствовал смутную тревогу. Парусник мчался прямо на них с какой-то безрассудной отвагой, как сорвиголова. Майкл не подавал виду, что ему было не по себе, он был готов даже броситься в воду от охватившей его паники. Опасность, казалось, витала в воздухе. Вся команда была наверху и преисполнена ожидания. В течение долгих секунд было слышно только, как свистел ветер в парусах «Сюзанны». Но вот капитан Джадсон Хьюз громовым голосом скомандовал:

– Приготовиться к повороту! По местам стоять!

И все до одного рассыпались по кораблю. Затем последовала целая серия других команд, голос капитана гремел, раздавались трели свистков боцмана.

– Руля к ветру!

И огромное судно стало поворачиваться к ветру.

– Паруса к ветру!

И матросы захлопотали у лебедок и стали тянуть за линь, хором затянув вахтенную песню, не дававшую сбиться с ритма работы.

– Паруса к ветру! – и фок-реи грациозно повернулись, и повисшие было паруса, вновь наполнил ветер.

Майкл не уходил со своего поста на носу, он не мог сдвинуться с места из боязни не устоять на ногах. Лишь когда судно отвратительно накренилось, он почувствовал под собой твердую опору.

Снова раздался свисток боцмана, и матросы устремились вверх, футов на пятьдесят, на паруса и, стоя на реях, принялись быстро, но без суетливой торопливости, сворачивать их. И вот «Сюзанна» уже входила в воды пролива между островом Лас Кабритас и обрывом Пуэнте дель Морро, направляясь в тихую, защищенную от ветров гавань. Майкл был несказанно рад, что его долгое пребывание в океане подходило к концу.

– Вот вы где, мистер Кэррен. Я уж вас обыскался. – Это был Бриггс, который все эти две недели выполнял роль его слуги. – Вы с собой весь багаж забираете на берег, сэр?

– Да, Бриггс, весь.

Бриггс был приземистый, крепкий, весь какой-то квадратный, он очень походил на одну из тех бочек, что были сложены в трюме. Когда он услышал ответ Майкла, на его полудетском лице появилось выражение искреннего разочарования. Бриггс был судовым коком, но на третий день после того, как они покинули Ливерпуль, он упал и сломал себе руку и капитан Хьюз, не зная, куда его пристроить, предложил Майклу использовать его в качестве слуги. Как вскоре выяснилось, это было чрезвычайно удачное решение. Отец Бриггса тоже был в свое время слугой, и Бриггс еще в детстве многому от него научился.

Упавшим голосом бывший кок спросил Майкла:

– Так, стало быть, вы не отправитесь с нами в обратный рейс, сэр?

Майкл покачал головой:

– Нет, хватит с меня океана. Большое спасибо тебе за то, что обеспечивал мне комфорт на борту.

– Для меня было большой честью служить вам, сэр, – Бриггс с сожалением посмотрел на черную повязку, поддерживавшую его сломанную руку. – Конечно, будь у меня две руки, я оказался бы полезнее.

Он стал уходить, понурив голову.

– Сейчас спущусь вниз и все упакую, сэр.

– Погоди-ка, Бриггс, вот что я подумал. Как ты смотришь на то, чтобы сойти сейчас на берег вместе со мной и послужить мне еще?

Обветренное лицо англичанина расплылось в широчайшей улыбке.

– Я так и думал, что вы спросите меня об этом. Даже сам хотел к вам напроситься.

– Значит, решено. Я переговорю с капитаном и все устрою.

Маленькая гостиница Посада де Сан Хуан Баутиста был единственным местом в Сан-Хуане, где можно было рассчитывать на сносный ночлег. Гостиница выглядела довольно невзрачно. Приезжие из других стран были на этом острове явлением нечастым, и услугами Сан Хуан Баутиста пользовались, в основном, приезжавшие в город по делу плантаторы, сталкивавшиеся с необходимостью провести здесь одну-две ночи, а после снова вернуться в свои отдаленные гасиенды. Эти особенно не роскошествовали. Майкл поморщился при виде заросшего травой, запущенного патио и облупившейся розовой штукатурки на стенах, но все же повел Бриггса за собой.

Хозяин пережил небольшой шок, когда этот великан и, судя по виду, иностранец обратился к нему на превосходном испанском.

– Две комнаты, одну для меня, другую – для моего человека, – Майкл кивнул в сторону Бриггса. – И проследи, чтобы в них было чисто, – добавил он.

– Все будет исполнено, кабальеро… Вы только немножечко подождите, и я все устрою, как вы желаете, – засуетился хозяин.

Майкл повернулся к Бриггсу.

– Он обещал мне приготовить две комнаты. Мне сейчас предстоит одна важная встреча и меня до вечера не будет. Я могу положиться на тебя?

– Конечно, сэр, можете. Но, простите великодушно, мистер Кэррен, я и не знал, что вы по-испански говорите.

– С детства, – резким тоном Майкл дал ему понять, что не собирался распространяться на тему своих знаний. – У меня была бабушка-испанка.

Так было на самом деле, и этот ответ вполне мог избавить его от возможных расспросов по поводу его возможного испанского происхождения.

Майкл вышел из гостиницы и, миновав запущенный внутренний дворик, направился к воротам, выходившим на улицу. Перед тем как выйти, он остановился в тени раскидистого олеандра, сплошь покрытого розовыми цветами, источавшими одуряющий аромат, и осмотрелся. Убедившись, что за ним никто не наблюдал, он достал из кармана сложенную до крохотных размеров бумажку.

У Майкла в руках была нарисованная от руки карта, даже не карта, а скорее схема. На ней была обозначена эта гостиница и дорога, шедшая от нее по холмам, возвышавшимся к югу от Сан-Хуана. В правом верхнем углу крестом было помечено место, куда ему надлежало явиться. Карту эту ему вручила Лила еще в Дублине, она назвала и имя человека, изготовившего ее. Он был из местных, и Майклу предстояло его разыскать, но не сегодня. Сегодня следовало направиться в то место, которое скрывалось под этим таинственным крестом на карте.

Он изучал сложные переплетения прямых и извилистых линий, постоянно сверяясь с масштабной линейкой, которой была снабжена схема и даже если она была приблизительно точной, он заключил, что отсюда до нужного места около восьми миль. Далековато. Неплохо бы заказать карету, но у этих кучеров слишком длинные языки, а огласка Майклу ни к чему. Можно было бы попытаться раздобыть лошадь, но и на это могло уйти слишком много времени. Еще раз взглянув на карту, Майкл решил отправиться пешком.

Его маршрут проходил по главной улице Сан-Хуана – Калле Форталеза, там, где располагалось здание Банка Мендоза. Это здание было самым большим из всех на этой улице – три этажа оштукатуренных стен нежно-кремового цвета с красной черепичной крышей и затейливой резьбой на деревянных балконах и дверях.

Майкл стоял на противоположной стороне Калле Форталеза, с интересом рассматривая аванпост империи Мендоза. Это было детище Роберта-Ренегата, основанное его подручным Рикардо де Майя, перекочевавшим из монахов в революционеры, а оттуда – в банкиры. Когда Майя погиб от ножа, воткнутого ему в спину его супругой Марией Ортегой, эта же самая Мария Ортега стала управлять банком. Не умевшая ни читать, ни писать, она, тем не менее, сумела сколотить неплохое состояние, и ко времени ее смерти в 1873 году, этот банк приносил дому Мендоза неплохой доход.

Это здание было его мишенью, именно сюда приехал он, именно поэтому он и был сейчас на этом мрачном острове.

Майкл снова был охвачен сомнениями, преследовавшими его с тех пор, как он покинул берега Англии под парусами «Сюзанны Стар». Он еще раз прикоснулся к висевшему на шее медальону, как бы прося у него совета, затем продолжил путь.

Вскоре Сан-Хуан остался позади, и Майкл шел теперь лесом из пиний, быстро шагая по грязной дороге, которая прорезала этот, густевший с каждым его шагом, лес. Идти оставалось еще довольно много. Самое время было пораскинуть мозгами насчет банка, выработать какой-то план, – размышлял Майкл. Но постепенно его мысли уступили место воспоминаниям, которые ему до сих пор удавалось отгонять от себя. Пока он шел через город, любопытные, зазывные взгляды пуэрториканок взбудоражили его, дремавшую до сих пор плоть, и не оставили следа от его былой самодисциплины, которую, впрочем, нетрудно было сохранять на корабле, где женщин не было.

Он вспоминал сейчас Бэт, оставшуюся дома, ее тонкую талию; с болезненной отчетливостью Майкл ощущал сейчас ее отсутствие, его преследовали ощущения от прикосновения ее маленьких упругих грудей к его обнаженной груди, он чувствовал нежную шелковистость ее волос, рассыпавшихся по подушке, и слышал запах лаванды, всегда исходивший от них…

Он тосковал по женщине, которую он оставил в Англии.

– Кэррен, ты полный идиот, у тебя в голове меньше ума, чем в лошадиной заднице, – произнес он во весь голос.

Ответом была лишь лесная тишина. – Не время для воспоминаний, от которых зудит в паху. Но разве все дело было только в этом? Неужели Бэт так привлекала его лишь потому, что он часами мог не вылезать из ее постели? Или сюда добавлялось еще и сознание собственного превосходства оттого, что он сумел увенчать рогами голову этого высокомерного Тимоти? Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Даже в случае, если Бэт сейчас была бы незамужней, она все равно не могла бы занять места в его будущем. Майкл не был свободен, он заключил сделку со своей матерью и тетей Беатрис, суть которой сводилась к тому, что его женой могла бы стать только иудейка.

Дорога оставалась безлюдной, тишину леса нарушали лишь щебечущие в ветвях пиний птицы и возня каких-то зверьков в кустах. Да, в странное место ты попал, Майкл Кэррен, в поисках своего счастья. И вообще, весь этот план казался ему теперь мрачным, сложным и непонятным, донельзя странным. Большинство из планов Лилы были сложными и непонятными. А вот та женщина, которую он возьмет в жены, странной не будет. Она будет таким же милым, восхитительным созданием, как Бэт, а не какой-нибудь пройдохой, с которой все время нужно быть начеку.

Он добрался до вершины холма и остановился перевести дух. Все его размышления о будущем улетучились при виде раскинувшегося перед ним пейзажа. Ярдах в пятидесяти, внизу на склоне холма, примостился небольшой монастырь. Он был у цели. Майкл узнал его по высокой колокольне. Майкл повторил, правда, в обратном порядке, путь того письма, которое шестнадцать лет назад вызволило его мать и его самого из заточения в стенах дворца Мендоза. Теперь он был здесь, и эта доселе непостижимая загадка должна скоро разрешиться. Он стал спускаться по тропинке и вскоре оказался у каменной арки, увенчанной деревянным крестом. Небольшая табличка на одной из ее колонн сообщала, что он стоял у врат обители Непорочной Девы или, по-испански, Лас Ньевес. Лас Ньевес означало «снега» – символ непорочности, чистоту девственности. Это сравнение здесь, в тропиках, с их изнуряющей жарой, показалось ему не совсем уместным. Взглянув вверх на раскинувшееся над ним синее безоблачное небо, он потянул за шнурок колокольчика, висевшего у ворот.

Колокольчик зазвонил, и звон этот не отдался эхом в полуденном влажном воздухе. Проходила минута за минутой, но выходить никто не спешил. Майкл позвонил еще раз, потом еще и еще. Сколько же ему еще ждать на этом пекле? А вдруг его здесь никто не ждал? Тогда он с полным основанием мог причислить себя к проклятым. В отчаянье, он еще раз потянул за шнурок, грозивший остаться в его могучей руке.

– Добрый вечер, сеньор. Прошу прощения, что заставила вас ждать. Мы были на молитве.

Небольшого роста монахиня в черном одеянии, отпиравшая ворота, была такой маленькой и хрупкой, что Майкл удивился, как у нее хватало сил таскать на себе этот черный балахон. И отодвигать тяжелый засов было для нее тоже тяжеловато, от усердия и полуденной жары у нее выступили бисеринки пота на верхней губе. У Майкла мелькнула мысль, уж не пришлось ли ей бежать бегом, чтобы отпереть ему, и он устыдился своего нетерпения.

– Извините меня, сестра, – сказал он по-испански, – я пришел сюда, чтобы встретиться с…

Монахиня жестом руки остановила его – ей уже было известно, к кому он пришел.

– Позже, сеньор, вы устали, вам жарко, вам нужно присесть в тень, вы напьетесь воды и немного отдохнете.

Пройдя через ворота, он оказался в небольшом, идеально прибранном внутреннем дворике, где цвела герань и кустарник, покрытый фиолетовыми цветками – глициния, которую он не видел с тех пор, как покинул Кордову. В центре дворика был небольшой водоем. Монахиня зачерпнула ведром воду, потом налила из него полную до краев жестяную кружку.

– Меня зовут сестра Палома, – представилась она, подавая ему кружку.

Майкл принял ее, кивнув в знак благодарности. Он вспомнил, что «палома» означало по-испански «голубка» и подумал о том, как это имя подходило ей. Все ее движения напоминали порханье маленькой голубки. Женщина бросала на него украдкой взгляды из-под своей накидки.

Когда жажда была утолена, он снова сделал попытку заговорить о деле: – Я хотел бы видеть…

– Сестру Магдалину, – закончила она за него. – Я знаю.

– Откуда? – спросил пораженный Майкл. – Откуда вы об этом знаете?

– Потому что святая сестра сказала мне об этом.

Монахиня улыбнулась ему чуточку озорной улыбкой.

– Она сказала, что ожидает прибытия великана с огненно-рыжими волосами. Ведь это никто не может быть, кроме вас, верно?

– Все это верно, но откуда она могла…

– На все ваши вопросы вам ответит сама сестра Магдалина, сеньор.

Иронии в ее словах не было. Сестра Палома внезапно посерьезнела, как, впрочем, и полагалось истинной монахине.

– Лучше вам самому спросить у нее. Пожалуйста, подождите минутку. Я скажу ей, что вы уже пришли. Она точно не знала, когда вы появитесь, сегодня или завтра.

Ненадолго Майкл остался один. Когда она вернулась, то ничего ему не сказала, лишь жестом пригласила его следовать за ней. Они шли какими-то странными закоулками, минуя арки, проходили через утопавшие в цветах патио. Было очень тихо и безлюдно – им никто не попался навстречу. Сестра Палома шла впереди, бесшумно скользя по каменным плитам, ее монашеское одеяние развевалось на ходу. Один раз Майкл оступился на какой-то маленькой лестнице и полушепотом чертыхнулся. Монахиня обернулась и приложила палец к губам, призывая его то ли воздержаться от проклятий, то ли просто вести себя тихо. В этой необычной обстановке он чувствовал себя большим, неуклюжим: ни дать, ни взять – слон в посудной лавке.

Они дошли до конца крытого арками перехода и остановились у небольших ворот в другой патио. Сестра Палома достала ключи, отперла их, и они вошли. В отличие от предыдущих, этот дворик был совершенно неухоженным, даже запущенным. Здесь росло единственное дерево, покрытое пыльной листвой. Его корни вылезали из трещин в камне и ветвились понизу. Плитки выглядели грубыми, было видно, что к ним, по меньшей мере, лет сто, не прикасалась рука человека, в образовавшихся между ними щелях виднелась земля. Это место резко контрастировало с тем, что Майкл видел здесь до этого.

– Теперь мы уже вышли за территорию монастыря, – пояснила сестра Палома, – будто знала, о чем он думал. – Это уже не обитель. – Она немного помолчала. – Вы понимаете?

Он отрицательно покачал головой. Он не понимал.

– Наш орден состоит из монахинь, давших обет заточения и молчания, сеньор. Некоторые из нас, – как я, например, – пользуются правом выхода в мир. Но сестра Магдалина такого права не имеет.

Майкла слегка раздражали эти чересчур подробные объяснения. Ему не терпелось встретиться с этой, умудренной опытом, сестрой и побеседовать с ней, а тонкости их заточения в этих стенах его не интересовали. Сестра Магдалина представлялась ему пожилой, умудренной опытом. Но он делал вид, что внимательно слушает сестру Палому. Чему-чему, а терпению и умению скрывать свои мысли Лила его научила.

– Мы не являемся частью какого-либо большого ордена, это всего лишь группа пуэрториканских женщин, решивших посвятить себя Господу. Сам епископ выхлопотал для нас это место. Он же прислал к нам сестру Магдалину.

Майкл понимающе кивнул.