Текст книги "Сосны. Город в Нигде"

– Правда? – Она указала на стакан. – Не против?

– Валяйте.

Взяв стакан, Беверли отхлебнула и поставила стакан обратно, облизывая пену с верхней губы.

– По мне, так вкус отличный.

– Правда?

– Ага.

– Нет, оно выдохшееся и… не знаю… просто… у него никакого вкуса.

– Странно. Что-то я ничего такого не заметила. Хотите попробовать другой сорт?

– Нет, пожалуй, все равно не буду пить. Возьму просто воды.

Она принесла ему новый стакан, плеснув на лед воды.

* * *

Он поднял исходящий паром горячий чизбургер с тарелки обеими руками.

Беверли вытирала другой конец стойки, когда Итан подозвал ее, держа бургер наизготовку у рта.

– Что-то не так? – осведомилась она.

– Ничего. Пока. Идите сюда.

Она подошла, остановившись перед ним.

– Мой опыт подсказывает, – пояснил Итан, – что примерно в восьмидесяти процентах случаев, когда я заказываю мясо с кровью, как только что, то получаю хорошо прожаренное. Уж и не знаю, почему большинство поваров не способны поджарить его правильно, но так уж водится. И знаете, что я делаю, когда мне дают пережаренное?

– Вы отсылаете его обратно? – Ее это отнюдь не позабавило.

– Именно.

– Вам чертовски невероятно трудно угодить, знаете?

– Я в курсе.

Итан запустил зубы в чизбургер и жевал добрых десять секунд.

– Ну? – не выдержала Беверли.

Положив чизбургер на тарелку, Итан проглотил, вытирая руки льняной салфеткой, и указал на еду:

– Изумительная работа.

Беверли рассмеялась, закатив глаза.

* * *

К моменту, когда Итан подчистил с тарелки всё до крошки, он остался единственным посетителем ресторана.

Унеся его тарелку, барменша вернулась подлить ему воды.

– Как вы сегодня, Итан? Есть где переночевать?

– Ага, я обаял портье в отеле, и она дала мне номер.

– Тоже купилась на вашу туфтовую байку, а? – ухмыльнулась Беверли.

– Со всеми потрохами.

– Что ж, раз уж это за мой счет, можно предложить вам десерт? Наша «Шоколадная смерть» – просто улет.

– Спасибо, но мне, пожалуй, уже пора.

– А что именно вы тут делаете? В смысле, в официальном качестве. Я пойму, если вам нельзя об этом распространяться…

– Расследование дела о пропавших без вести.

– И кто же пропал?

– Два агента Секретной службы.

– Они пропали здесь? В Заплутавших Соснах?

– Около месяца назад агент Билл Эванс и агент Кейт Хьюсон прибыли сюда с секретным расследованием. На сегодняшний вечер от них нет вестей уже десять суток. Полная потеря контакта. Ни электронных писем. Ни телефонных звонков. Умолк даже GPS-трекер их служебного автомобиля.

– И вас отправили их найти?

– Я работал с Кейт. Мы были напарниками, когда она жила в Сиэтле.

– И это всё? – подкинула Беверли.

– Простите?

– Только напарниками?

Итан ощутил, как в груди что-то тренькнуло – печаль, горечь утраты, гнев, – прошив его дрожью.

Но он ловко это скрыл.

– Ага, только напарниками. Впрочем, еще и друзьями. Как бы то ни было, я здесь, чтобы нащупать их след. Выяснить, что произошло. Вернуть их по домам.

– Думаете, случилось что-то дурное?

Он не ответил, просто глядел на нее, но это и было ответом.

– Что ж, надеюсь, вы найдете то, что ищете, Итан. – Вытащив из переднего кармана фартука чек, Беверли подвинула его через стойку.

– Значит, таков мой урон, а?

Итан бросил взгляд на чек. Это оказался вовсе не счет. Беверли от руки написала через все столбцы адрес:

604, 1-я ав.

– Что это? – спросил Итан.

– Это где я живу. Если что понадобится, если попадете в беду, что бы то ни было…

– Что? Теперь вы обо мне беспокоитесь?

– Нет, но без денег, без телефона, без документов вы в уязвимом положении.

– Значит, теперь вы мне верите?

Потянувшись через стойку, Беверли лишь на секунду положила ладонь ему на руку:

– Я всегда вам верила.

* * *

Выйдя из паба, он снял туфли и пошел по тротуару босиком. Бетон холодил ступни, но зато ходьба давалась без боли.

Вместо того чтобы пойти обратно в отель, он свернул в одну из улиц, пересекающихся с Главной, и направился побродить по окрестностям.

Думая о Кейт.

Викторианские дома выстроились по обе стороны квартала, выгодно подчеркнутые сиянием фонарей на верандах.

Безмолвие просто-таки ошеломляло.

В Сиэтле подобных ночей не бывает. Всегда слышится отдаленное улюлюканье какой-нибудь «Скорой», клаксон автомобиля или перестук дождевых капель по улицам.

Здесь же полнейшая, мертвая тишина, нарушаемая лишь негромкими шлепками его ног по мостовой…

Минутку.

Нет, есть и другой звук – одинокий сверчок, стрекочущий в кусте впереди.

Это мысленно вернуло его в детство, проведенное в Теннесси, к тем вечерам в середине октября, когда он сидел на затянутой сеткой веранде с отцом, покуривающим трубку, глядя на соевые поля, а хор сверчков мало-помалу терял исполнителей, пока не оставался лишь одинокий солист.

Не писал ли именно об этом поэт Карл Сэндберг? Итан не мог припомнить это стихотворение наизусть, знал только, что там что-то насчет голоса последнего сверчка вопреки морозу.

Лучинка пенья[8]8
  Речь идет о стихотворении Карла Сэндберга «Splinter» («Лучинка»):
Сверчка последнего голосС первым морозом врозь –Такое уж это прощанье,Тончайшая пенья лучинка.(Пер. А. Филонова)

[Закрыть].

Вот оно – именно эта фраза ему полюбилась.

Лучинка пенья.

Он остановился у куста, почти готовый к тому, что стрекот внезапно оборвется, но тот продолжался в таком ровном ритме, что казался чуть ли не механическим. Итан где-то слыхал, что сверчки издают этот звук, потирая крылышками друг о друга.

Поглядел на куст.

Какая-то разновидность можжевельника.

Сильный, свежий запах.

Уличный фонарь по соседству проливал на ветви довольно света, и Итан наклонился в надежде разглядеть сверчка.

Стрекот продолжался как ни в чем не бывало.

– Где ты, малыш?

Он вытянул шею.

И с прищуром вгляделся во что-то, едва проглядывающее среди ветвей. Вот только не сверчок. Какая-то коробочка, размером примерно с его айфон.

Просунул руку между веток и коснулся поверхности находки.

Стрекот стал тише.

Убрал руку.

Громче.

В чем тут смысл, черт возьми?

Стрекот сверчка раздается из динамика.

* * *

Уже около десяти тридцати он отпер свой номер в отеле и ступил внутрь. Сбросил туфли, разделся донага и плюхнулся на кровать, даже не потрудившись включить свет.

Перед уходом в поисках обеда он чуть приоткрыл одно из окон, и теперь ощутил грудью тонкий, холодный сквознячок, прогоняющий скопившиеся за день духоту и жару.

Через минуту он замерз. Сел, откинул одеяла и простыню и заполз в постель.

* * *

Он сражался за жизнь, проигрывая; навалившаяся бестия неистовствовала, пытаясь вырвать ему горло, и единственное, что удерживало Итана от погибели, была его сокрушительная хватка вокруг глотки чудовища – крепче, крепче, – но тварь воплощала собой чистую, брутальную мощь. Ощущая твердые, перекатывающиеся мышцы, он впивался пальцами в млечно-белую, полупрозрачную кожу. Но не мог удержать – трицепсы свело судорогой, руки начали подламываться, и пасть, зубы все близились…

* * *

Итан подскочил с постели, обливаясь потом, хватая воздух ртом. Сердце так зачастило, что словно и не билось, а непрерывно вибрировало в его груди.

Он даже не представлял, где находился, пока не увидел полотно с ковбоями и костром.

Будильник на прикроватном столике показывал 3.17.

Включил свет, уставился на телефон.

Два… ноль… шесть…

Два… ноль… шесть…

Как мог он позабыть номер собственного домашнего телефона? Или хотя бы мобильника Терезы? Как такое возможно?

Спустив ноги с кровати, он встал и подошел к окну.

Раздвинув жалюзи, сквозь щелку поглядел на тихую улицу внизу.

Темные здания.

Пустые тротуары.

Подумалось: завтра все пойдет на лад.

Он получит обратно свой телефон, свой бумажник, свой пистолет, свой кейс. Позвонит жене, сыну. Позвонит в Сиэтл и поговорит с ответственным оперативным сотрудником Хасслером. Вернется к расследованию, которое и привело его сюда в первую голову.

Глава 03

Он проснулся от головной боли и солнца, бьющего в комнату через зазор жалюзи.

Перекатился на бок, уставился на будильник.

– Блин!

12.21.

Проспал за полдень.

Итан выполз из кровати, и, уже потянувшись к брюкам, комом валявшимся на полу, услышал стук в дверь. Нет, не так – кто-то уже давно стучался к нему в дверь, а он впервые осознал только сейчас, что отдаленный стук не ограничивается лишь пределами его головы.

– Мистер Бёрк! Мистер Бёрк! – кричала сквозь дверь портье Лиза.

– Секундочку! – крикнул он в ответ. Натянул брюки и доковылял до двери. Отпер замок, снял цепочку, распахнул дверь.

– Да?

– Выписка в одиннадцать.

– Извините, я…

– Что случилось с «первым делом»?

– Я и не знал…

– Вам уже удалось вернуть свой бумажник?

– Нет, я только-только проснулся. Уже и в самом деле первый час?

Не ответив, она лишь опалила его взглядом.

– Я иду в офис шерифа прямо сейчас, – проговорил Итан, – и как только получу…

– Мне нужно забрать у вас ключ, и нужно, чтобы вы освободили номер.

– Чтобы я что?

– Освободили номер. Убирайтесь. Я не люблю, когда мне втирают очки, мистер Бёрк.

– Никто не втирает вам очки.

– Я жду.

Итан пристально вгляделся в ее лицо, ища чего-нибудь – мягкости, трещинки в ее решимости, – но не нашел и капли сострадания.

– Только дайте мне одеться. – Он хотел было закрыть дверь, но она подставила ногу.

– А, хотите понаблюдать за мной? Правда? – Он попятился в комнату. – Отлично. Наслаждайтесь представлением.

Чем она и не преминула воспользоваться. Стоя в дверях, смотрела, как он шнурует туфли на своих босых ногах, застегивает свою запятнанную белую рубашку и две мучительные минуты сражается с галстуком.

Наконец сунув руки в рукава своего черного пиджака, он схватил ключ от номера с прикроватного столика и уронил его в подставленную ладонь по пути к выходу.

Бросив: «Вы об этом ужасно пожалеете через два часа», – Итан направился по коридору к лестнице.

* * *

В аптеке на углу Главной и Шестой Итан схватил с полки пузырек аспирина и понес его к кассе.

– Я не могу за это заплатить, – поведал он, поставив его на прилавок. – Но обещаю, что вернусь сюда с бумажником через тридцать минут. Это долгая история, но у меня адская головная боль, и надо принять что-нибудь сейчас же.

Провизор в белом халате был занят отпуском лекарства по рецепту – отсчитывал таблетки на пластиковом подносе. Опустив подбородок, он поглядел на Итана поверх своих прямоугольных очков в металлической оправе.

– Чего именно вы от меня хотите?

Провизор – лысеющий мужчина по депрессивную сторону от сорока. Бледный. Худой. С большими карими глазами, кажущимися еще больше сквозь толстые, как зеркальное стекло, линзы очков.

– Помощи. Я… мне вправду очень больно.

– Так ступайте в больницу. У меня аптека, а не ссудно-кредитная касса.

На долю секунды Итана оглоушило, в глазах раздвоилось, и он почувствовал, что эта ужасная пульсация снова начинает гвоздить его по основанию черепа, с каждым импульсом посылая по хребту волну парализующей боли.

Он не помнил, как вышел из аптеки.

Снова придя в чувство, осознал, что ковыляет по тротуару Главной, чувствуя себя хуже с каждой минутой, гадая, не следует ли вернуться в больницу. Но этого ему хотелось в распоследнюю очередь. Ему просто нужен какой-нибудь треклятый «Адвил», что-нибудь, чтобы утихомирить боль, чтобы он снова мог функционировать.

На следующем пешеходном переходе Итан остановился. Попытался сориентироваться в направлении, необходимом, чтобы попасть в офис шерифа, когда вдруг вспомнил. Сунув руку во внутренний карман пиджака, вытащил полоску бумаги и развернул ее:

604, 1-я ав.

Он застыл в нерешительности. Как быть? Постучать в дверь совершенно чужого человека и попросить лекарство? С другой стороны, идти в больницу не хочется, а показываться в офисе шерифа в корчах умопомрачительной головной боли никак нельзя. Он собрался надрать кому-нибудь задницу, а это обычно проходит лучше, когда тебя не одолевает желание забиться в темный угол и скорчиться калачиком.

Как там ее зовут?

А, верно – Беверли.

Наверное, заведение вчера закрывала она, откуда следует, что велики шансы застать ее сейчас дома. Черт, да она же сама предложила. Прежде чем наведаться к шерифу, можно заскочить, позаимствовать парочку таблеток и взять эту головную боль под контроль.

Перейдя улицу, он оставался на Главной, пока не дошел до Девятой, а затем обогнул квартал и направился на восток.

Улицы пересекают Главную.

Авеню идут параллельно.

Он прикинул, что идти придется кварталов семь.

После третьего почувствовал, что стер ноги до крови, но не остановился. Хоть и боль, зато отвлекающая от буханья в голове.

Целый квартал между Пятой и Шестой авеню занимала школа, и Итану пришлось ковылять вдоль ограды из рабицы вокруг игровой площадки.

У класса восьми– или девятилетних был большой перерыв, и они были заняты замысловатой игрой в салочки; девочка с белокурыми косичками гонялась за всеми, кто попадался на глаза, и между кирпичными зданиями эхом перекатывался целый хор визгов.

Итан понаблюдал за их игрой, пытаясь не думать о крови, начавшей скапливаться в туфлях холодом между пальцев.

Вдруг белокурые косички остановилась посреди группы мальчиков, воззрившись на Итана.

Еще минутку остальные дети продолжали бегать и смеяться, но мало-помалу остановились и они – сначала заметив, что водящая больше не гоняется за ними, а затем – что поглотило ее внимание.

Один за другим все дети до единого повернулись и уставились на Итана – с бездумным видом, за которым, мог бы он присягнуть, притаилась едва завуалированная враждебность.

Улыбнувшись через боль, он сделал им ручкой:

– Привет, дети!

Хоть бы один помахал в ответ или отреагировал хоть как-то. Просто оцепенели все до единого, будто коллекция статуэток, и только головы поворачивались ему вослед, провожая его взглядами, пока он не скрылся из виду за углом спортивного зала.

– Чокнутые мелкие засранцы, – проворчал Итан под нос, когда их смех и визги послышались опять – игра возобновилась.

Миновав Четвертую авеню, он прибавил шагу, и хотя боль от этого усугубилась, он все нажимал, думая: только доберись туда. Улыбайся, терпи и доберись.

Оставив позади Третью авеню, он припустил трусцой; ребра снова заныли. Миновал ряды домов, выглядевших более ветхими. «Неблагополучная сторона Заплутавших Сосен? – гадал он. – Разве может у такого городка быть плохая сторона»?

На Первой авеню он остановился.

Мостовая сменилась грунтовой дорогой – от гравия не осталось и следа, разве что вбитые в землю крупные камни, только усугубляющие рытвины и ухабы. Никакого тротуара, никакой дороги, кроме этой. Он дошел до восточной окраины Заплутавших Сосен, и за домами, вытянувшимися вдоль этой улицы, цивилизация внезапно закончилась. Только крутой склон холма, поросшего соснами, взбегал на несколько сотен футов к основанию горного амфитеатра, обступившего город.

Итан захромал посреди пустой грунтовки.

Слышался птичий щебет с опушки леса – и больше ничего. Полнейшая изоляция от ничтожной толики суеты, которую удается наскрести центру Заплутавших Сосен.

Он уже тащился мимо почтовых ящиков с номерами из шестой сотни, чувствуя забрезжившее в душе облегчение при мысли, что дом Беверли уже в следующем квартале.

Снова подползало головокружение, накатывая волнами, хотя пока что легкое.

Следующий перекресток являл взгляду совершенное запустение.

Ни души вокруг.

Теплый ветерок, сбегая с горы, гнал по улице крохотные пылевые смерчики.

Вон он – 604-й, второй дом справа. Это видно по крохотной стальной пластинке, привинченной к тому, что осталось от почтового ящика, целиком обросшего ржавчиной, не считая зияющих иззубренных дыр. Изнутри ящика доносилось негромкое чириканье, и на миг Итану показалось, что там может быть очередной динамик, но затем он увидел крылышко птицы, угнездившейся внутри.

Посмотрел на сам дом.

Вероятно, когда-то тот был очаровательным двухэтажным «викторианцем» с островерхой крышей и крыльцом, с качелями и каменной дорожкой, ведущей через передний двор ко входу.

Краска давным-давно облупилась. Даже стоя посреди улицы, Итан видел, что не уцелело ни чешуйки. Трухлявые доски обшивки, еще державшиеся на покосившемся остове, выгоревшие на солнце почти до белизны, по большей части пребывали на последних стадиях разрушения. В окнах не сохранилось ни осколка стекла.

Он вытащил из кармана чек за вчерашний обед и сверился с адресом. Почерк вполне разборчивый – 604, 1-я ав., – но, может, Беверли перепутала цифры или написала «ав.», имея в виду «ул.»?

Итан пробился через сорняки по пояс, заполонившие передний двор так, что сквозь заросли лишь местами проглядывали камни дорожки.

Две ступеньки, ведущие к крытому крыльцу, выглядели так, будто прошли через щеподробилку. Подойдя, Итан через них ступил прямо на настил крыльца, издавший под его весом оглушительный скрип.

– Беверли?

Дом будто поглотил его голос.

Осторожно пересек крыльцо, ступил в дверной проем без двери и снова позвал ее по имени. Слышал, как ветер гуляет по дому, заставляя деревянный каркас стенать. Сделав три шага в гостиную, остановился. На полу среди рассыпающегося остова ветхого дивана ржавели пружины. Журнальный столик опутала паутина, а под ним – страницы какого-то журнала, промокшие и сопревшие до неузнаваемости.

Беверли – даже в шутку – не могла желать, чтобы он явился сюда. Должно быть, случайно написала что-то не так…

Донесшийся запах заставил его вскинуть голову. Итан сделал осторожный шажок вперед, чтобы не напороться на тройку гвоздей, торчащих сквозь половицу.

Снова понюхал воздух.

Порыв ветра, тряхнувший дом, принес новую волну запаха, и Итан поспешно спрятал нос в сгибе локтя. Двинулся вперед, мимо полуразвалившейся лестницы, в узкий коридорчик между кухней и столовой, где потоки света заливали расщепленные останки обеденного стола, полупогребенного рухнувшим потолком.

Итан пробирался вперед, осторожно прокладывая путь по минному полю подгнивших половиц и откровенных дыр, зияющих в подпол.

Холодильник, раковина, плита – ржавчина покрыла каждую металлическую поверхность, как лишай; это место напомнило Итану старые постройки, попадавшиеся им с друзьями во время летних вылазок в леса за их фермами. Брошенные амбары и хижины с дырявыми крышами, сквозь которые солнце лило целые столбы света. Однажды он нашел газету полувековой давности в старом письменном столе, сообщавшую о выборах нового президента; хотел взять ее домой, чтобы показать родителям, но та оказалась настолько хрупкой, что рассыпалась в руках хлопьями.

Итан не рисковал дышать через нос уже больше минуты, и все равно чувствовал, что зловоние становится все крепче. Он готов был поклясться, что чувствует его вкус в уголках рта, и одна лишь интенсивность запаха – похуже, чем нашатырный спирт, – вышибала слезы на глазах.

В дальнем конце коридора стало темнее – здесь его пока прикрывал потолок, до сих пор каплющий сыростью после ливня, прошедшего невесть когда.

Дверь в конце коридора была закрыта.

Сморгнув слезы с глаз, Итан хотел было взяться за ручку двери, но не обнаружил ее.

И просто двинул по двери ногой.

Петли заскрежетали.

Дверь грохнула о стену, и Итан переступил порог.

В точности, как в его воспоминаниях об этих строениях, пули света прошивали дыры в дальней стене, искрясь в лабиринте паучьих тенет, прежде чем упасть на единственный предмет мебели в комнате.

Металлическая рама еще стояла, и сквозь осклизлые останки матраса проглядывали пружины, будто свернувшиеся спиралью медноголовые змеи.

Мух он до сих пор не слышал лишь потому, что те собрались у человека во рту – целый метрополис, и их коллективное жужжание билось, как небольшой лодочный мотор.

Ему доводилось видеть и кое-что похуже – в боевых условиях, – но обонять ничего хуже этого еще нет.

Белизна проглядывала повсюду – кости запястий и лодыжек, прикованных наручниками к железным прутьям спинок кровати. Плоть на обнаженной правой ноге висела чуть ли не лохмотьями. Внутренняя архитектура левой стороны лица покойника была как на ладони, вплоть до корней зубов. Живот вспучился – Итан видел, как тот выпирает сквозь лохмотья костюма – черного однобортного костюма.

В точности такого же, как его собственный.

И хотя от лица ничего не осталось, длина и цвет волос вполне соответствовали.

Да и рост тоже.

Попятившись на подгибающихся ногах, Итан привалился к косяку.

Бога душу мать.

Это агент Эванс.

* * *

Снова на переднем крыльце брошенного дома. Итан перегнулся пополам, упершись ладонями в колени, и принялся делать глубокие, до самого донца легких, вдохи через нос, чтобы прогнать прочь зловоние. Но без толку. Смрад смерти прочно обосновался у него в носовых пазухах, будто едкая, тлетворная желчь на мягком нёбе.

Итан снял пиджак, расстегнул рубашку, выпутался из рукавов. Вонь пропитала волокна одежды насквозь.

Без рубашки он пробился сквозь бурьянное буйство на месте бывшего переднего двора и наконец выбрался на грунтовку.

Чувствовал холод стертой кожи на пятках и басовое биение в черепе, но выплеск чистейшего адреналина нивелировал боль.

Итан зашагал широким шагом посреди улицы, а мысли понеслись галопом. Его подмывало обыскать пиджак и брюки покойного в надежде добыть бумажник, какое-нибудь удостоверение личности, но разумнее ничего не трогать. Не прикасаться ни к чему. Пусть на эту комнату накинутся люди в латексных перчатках и масках, вооруженные всеми мыслимыми орудиями судебной экспертизы по последнему слову техники.

И все же это как-то не укладывалось в голове.

Федерального агента убили в этом райском уголке.

Хоть Итан и не коронер, но не сомневался, что лицо Эванса не просто сгнило с одной стороны. Череп проломлен. Зубы выбиты. Одного глаза как не бывало.

Его еще и пытали.

Пролетев шесть кварталов на одном духу, Итан бегом устремился по тротуару ко входу в офис шерифа.

Оставив пиджак и рубашку на скамейке снаружи, он потянул на себя одну из створок двери.

Приемная оказалась комнатой, обшитой деревянными панелями с коричневым ковровым покрытием и головами животных, развешанными везде, где только была свободная вертикальная поверхность этого предмета недвижимости.

За столом шестидесяти-с-чем-то-летняя женщина с длинными серебристыми волосами играла в «Солитер» материальной колодой карт. Отдельно стоящая табличка с именем на ее столе гласила «Белинда Моран».

Подойдя к самому столу, Итан проследил, как она выкладывает еще четыре карты, прежде чем наконец оторваться от игры.

– Могу ли я вам помочь… – Вытаращив глаза, женщина оглядела его с головы до ног и с ног до головы, морща нос от, как он предположил, чудовищного смрада человеческого тлена, должно быть, исходящего от него. И изрекла: – Вы без рубашки.

– Секретная служба Соединенных Штатов, специальный агент Итан Бёрк, пришел повидаться с шерифом. Как его зовут?

– Кого?

– Шерифа.

– А! Поуп. Шериф Арнольд Поуп.

– Он у себя, Белинда?

Вместо ответа на вопрос она взяла трубку со своего телефонного аппарата с дисковым номеронабирателем и набрала трехзначный внутренний номер.

– Привет, Арни, тут тебя человек на повидать. Говорит, он секретный агент или навроде того.

– Специальный агент из…

Она подняла палец.

– Не знаю, Арни. Он без рубашки, а еще он… – развернувшись в своем вертящемся кресле спиной к Итану, она прошептала: – …скверно пахнет. Взаправду скверно… Ладно. Ладно, я ему скажу.

Повернувшись обратно, она повесила трубку.

– Шериф Поуп скоро к вам подойдет.

– Мне нужно видеть его сейчас же.

– Я понимаю. Можете подождать вон там. – Она указала на скопление стульев в соседнем углу.

Мгновение поколебавшись, Итан наконец повернулся и направился к зоне ожидания. Разумнее обставить эту первую встречу цивилизованно. Как показывает его опыт, если федералы начинают переть пузом прямо с порога, местные блюстители правопорядка тотчас встают в оборонительную позицию. А в свете того, что он только что обнаружил в брошенном доме, в обозримом будущем придется работать с этим типом рука об руку. Уж лучше начать с протянутой для пожатия ладони, чем с выставленного среднего пальца.

Итан опустился в одно из четырех мягких кресел сидячей зоны.

Пустившись бегом, он вспотел, но теперь частота пульса вернулась к норме, и пленка пота на коже начала стынуть под холодным дуновением из решетки централизованного кондиционирования воздуха над головой.

Свежего чтива на столике перед его креслом почти что не было – только пара-тройка старых номеров «Нэшнл джиогрэфик» и «Попьюлар сайенс». Так что он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Боль в голове вернулась – пик каждого биения возрастал на каком-то молекулярном уровне, и ощутимым возрастание становилось лишь на протяжении минут. Он физически слышал буханье головной боли в полнейшей тишине офиса шерифа, где не раздавалось ни звука, кроме шлепков карт.

Услышал, как Белинда говорит: «Да!»

Открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как она выкладывает последнюю карту, сумев разложить свой пасьянс. Собрала карты, перетасовала их и начала сызнова.

Прошло еще пять минут.

Еще десять.

Белинда закончила игру и перемешивала колоду снова, когда Итан заметил первый импульс раздражения – тик под левым глазом.

Боль все нарастала, а он ждал уже, по собственному ощущению, минут пятнадцать. И за этот отрезок времени телефон не зазвонил ни разу, и ни одна живая душа не вошла в здание.

Закрыв глаза и ведя обратный отсчет от шестидесяти, Итан помассировал виски. Когда снова открыл их, по-прежнему сидел на том же месте, без рубашки, озябший, Белинда по-прежнему раскладывала карты, а шериф по-прежнему не показывался.

Встав, Итан секунд десять боролся с накатившим приступом дурноты, прежде чем наконец восстановил равновесие. Снова подошел к столу секретаря и подождал, пока Белинда возведет очи горе.

Она выложила пять карт, прежде чем соизволила признать его существование.

– Да?

– Извините, что досаждаю, но я жду уже минут двадцать.

– Шериф сегодня вправду занятой.

– Ничуть не сомневаюсь, но мне нужно поговорить с ним незамедлительно. Так что либо можете снова связаться с ним по телефону и сказать, что больше ждать я не намерен, либо я пойду туда сам и…

Телефон на ее столе зазвонил. Белинда сняла трубку.

– Да? …Ладно, само собой. – Положив трубку на рычаг, она улыбнулась Итану. – Теперь вам добро пожаловать. Пряменько туда по коридору. Его кабинет за дверью в самом конце.

* * *

Итан постучал чуть ниже таблички.

– Айда! – гаркнул низкий голос с той стороны.

Итан повернул ручку, толчком открыл дверь и вошел.

В темном паркетном полу кабинета прошарканы глубокие дорожки. Слева громадная голова лося на стене напротив грандиозного письменного стола в деревенском стиле. Позади стола три антикварных оружейных шкафа, битком набитые винтовками, дробовиками, короткоствольным оружием, и Итан насчитал достаточно коробок с патронами, чтобы перестрелять все население города поголовно три раза подряд.

В кожаном кресле за столом развалился мужчина лет на десять старше его, закинув ноги в ковбойских сапогах на стол. Его волнистые белокурые волосы в ближайший десяток лет, наверное, совсем побелеют, а щетина на подбородке не брита уже пару дней.

Темно-коричневые парусиновые брюки.

Рубашка с длинными рукавами, с планкой на пуговицах – темно-зеленая.

Блеснувшая на свету звезда шерифа, с виду из литой бронзы, с затейливой гравировкой, демонстрировала черные инкрустированные буквы ЗС в центре.

По пути к столу Итану показалось, что шериф украдкой усмехнулся себе под нос.

– Итан Бёрк, Секретная служба.

Он протянул руку через стол, и шериф вдруг замялся, словно вступив в мысленную дискуссию с самим собой, стоит ли шевелиться. Но в конце концов убрал сапоги со стола и подался в кресле вперед.

– Арнольд Поуп. – Они обменялись рукопожатием. – Присаживайтесь, Итан.

Тот опустился на один из деревянных стульев с прямой спинкой.

– Как самочувствие? – справился Поуп.

– Бывало и получше.

– Дык. Наверно, и пахли получшее. – Поуп мельком усмехнулся. – В лихую вы попали аварию пару дней тому. Прям трагедия.

– Ага, я надеялся узнать подробности об этом от вас. Кто в нас врезался?

– Очевидцы говорят, дальнобойщик.

– Водитель под стражей? Ему предъявили обвинения?

– Был бы, кабы я мог его сыскать.

– Вы хотите сказать, что он скрылся с места ДТП?

– Слинял с города, как только вас долбанул, – кивнул Поуп. – Пока я добрался к месту, его и след простыл.

– И никто не запомнил номер или что-нибудь?

Покачав головой, Поуп взял что-то со стола – снежный шар на золотом основании. Начал перекатывать его из ладони в ладонь, и вокруг миниатюрных домиков под стеклом закружила снежная вьюга.

– Какие усилия предприняты по отысканию этого грузовика? – поинтересовался Итан.

– Приставили штат к делу.

– В самом деле?

– Дык.

– Я бы хотел видеть агента Столлингса.

– Его тело держат в морге.

– И где же это?

– В подвале больницы.

И вдруг Итана осенило. Ни с того ни с сего. Будто кто-то на ухо нашептал.

– Можно позаимствовать листок бумаги? – спросил Итан.

Открыв ящик стола, Поуп оторвал листок от верха стопки липкой бумаги для заметок и вручил его Итану вкупе с авторучкой. Тот подвинул стул вперед, положил листочек на стол и чиркнул номер.

– Как я понимаю, мои вещи у вас? – осведомился он, сунув листок в карман.

– Какие вещи?

– Мой мобильник, пистолет, бумажник, жетон, портфель…

– Кто вам это сказал?

– Медсестра в больнице.

– Без понятия, с чего это ей взбрело в голову.

– Погодите. Значит, у вас нет моих вещей?

– Нет.

Итан воззрился на Поупа через стол.

– Так, может, они все еще в машине?

– В какой машине?

Итан уже изо всех сил сдерживался, чтобы не повышать голоса.

– Той, в которую врезался грузовик, когда я был в ней.

– Пожалуй, такое возможно; я почти уверен, что ваши вещи взяла бригада «Скорой помощи».

– Господи.

– Что?

– Ничего. Вы не будете против, если я сделаю парочку телефонных звонков перед уходом? Я не разговаривал с женой уже много дней.

– Я говорил с ней.

– Когда?

– В день происшествия.

– Она выехала сюда?

– Понятия не имею. Я просто дал ей знать о том, что случилось.

– Мне также нужно позвонить своему начальнику…

– Кто это?

– Адам Хасслер.

– Он вас сюда направил?

– Совершенно верно.

– А он вас заодно не проинструктировал не трудиться являться ко мне зараньше, чтобы дать знать, что в мою епархию нагрянут федералы? Или вы это сам по себе?

– Вы что думаете, что я должен…

– Любезность, Итан. Любезность. Опять же ж, будучи федералом, может, вы не знакомы с этим понятием…

– Я бы непременно со временем связался с вами, мистер Поуп. Никто не намеревался оставить вас за бортом.

– А-а. Ну, раз так…

Итан замешкался, желая внести ясность, сообщить только те сведения, которыми хотел поделиться, и ни на йоту более. Но голова просто раскалывалась, а двоение в глазах угрожало разделить шерифа, превратив его лицо в жопу.

– Меня отправили сюда отыскать двоих агентов Секретной службы.

Брови Поупа полезли на лоб.

– Они чего, пропали?

– Уже одиннадцать дней назад.