Текст книги "В сладостном плену"

Блэйн Андерсен
В сладостном плену

Эта книга написана для тех, кто после всякого рода бесконечно-монотонных занятий рабочего дня любит помечтать, попутно занимаясь домашними делами, пока спят дети, и несмотря на то, что уже, кажется, пришел предел человеческому долготерпению, продолжают твердо уповать на магию своей мечты и питают надежду на лучшее…

Глава 1

Нортумбрия, 817 г , от Рождества Христова.

Бретана вся напряглась, когда влажные пальцы Эдуарда скользнули по ее белокурым волосам, а затем начали ласкать ее манящий затылок. Этого ему показалось мало, и он продвинул руку дальше, к краю тонкого шелкового платья, положив ее на бархатную кожу тела. Бретану невольно передернуло.

– Холодно, дорогая?

– Да нет, ничего, просто сквозняк. Бретана сильно опасалась, что такой ответ настроит ее отчима на желание согреть ее. Она не могла отделаться от прискорбного сознания, что даже малейшее прикосновение Эдуарда наполняет ее чувством отвращения и отчаяния.

– Тост! – громко провозгласил Эдуард, поднимаясь из-за стола, уставленного великолепными яствами и вознося свой тяжелый серебряный кубок над головами веселящихся гостей. – За мою прекрасную невесту и тот близкий уже день, когда мы наконец станем мужем и женой!

Эти слова были встречены приветственным гулом голосов из продымленных недр похожего на пещеру зала. Пересилив себя, Бретана тоже осушила свою чашу. Она надеялась, что сладкий хмельной напиток хоть как-то приглушит ее чувства, вызванные близостью Эдуарда, и ей удастся выдавить из себя какое-то подобие улыбки.

Вновь наполнив свой кубок, Эдуард уселся поудобнее, а затем наклонился и, вплотную придвинувшись к девушке, жарко прошептал ей на ухо:

– Сегодня ты просто великолепна. И я почту за честь твое согласие взойти со мной на супружеское ложе.

Бретана оценила его старания соблюсти приличия, однако слишком хорошо знала Эдуарда, чтобы поверить в скромность этого человека.

– Чести тут мало, лучше говорить о торге между нами, – чуть слышно ответила девушка. – Ты отвадил всех моих поклонников и сам решил жениться на мне, чтобы сохранить за собой Глендонвик. Моя мать, будь она жива, с ума бы сошла от того, как ты обошелся со мной. – У нее и в мыслях не было проявлять всю свою ненависть к нему, наоборот, она хотела казаться покладистой и тем самым, по возможности, избежать проявлений гнева будущего супруга. Однако его наглая ложь вынудила Бретану сказать ему все как есть.

– Ах, бедняжка Эйлин. Я так тоскую по ней все эти семь лет, что минули со времени последнего набега. Хотя надо сказать, что близость, которая установилась между нами, Бретана, после того как я стал твоим опекуном, постоянно будит в моей душе самые теплые воспоминания о ней.

– Сомневаюсь, чтобы в твоей памяти сохранилось что-нибудь, кроме ее полного кошелька и доходов, которые приносил Глендонвик, – парировала Бретана.

Эдуард с наигранным удивлением несколько отклонился от Бретаны.

– И почему ты меня так ненавидишь? Разве не я покровительствовал тебе с тех пор, как скандинавские пираты свели в могилу твою мать? И не я ли укрепил Глендонвик новыми стенами? Уж Этельреду-то это понравилось бы.

Одной рукой он погладил Бретану по пряди белокурых волос, которая закрывала ее покрасневшую щеку, и, хотя девушка успела вовремя отпрянуть, все же неприятный осадок от непрошеного прикосновения долго не оставлял ее.

– Ты одурачил короля так же, как и мою мать. Глендонвик очень важен для защиты от набегов скандинавов со стороны побережья. Король Этельред видит только неуязвимость моего родового владения, не подозревая при этом, что оно стало жертвой твоей жадности.

Эдуард знал, что все это правда, однако продолжал куражиться:

– Никто не гонит тебя замуж – выбор за тобой.

– Какой уж тут выбор. Стоит мне отказаться, и я окажусь в изгнании.

– Ну, а раз так, то можно быть и повеселее. Не хочу, чтобы мои гости думали, что ты такая несчастная из-за согласия выйти за меня. – С этими словами Эдуард под столом, накрытым льняной скатертью, ухватил Бретану поверх платья за бедро. Она быстро отдернула ноту, опасаясь как бы не потерять равновесие при этом и не упасть на пол.

Отвернувшись от своего жениха, по лицу которого блуждала хитрая улыбка, Бретана взглядом обвела обширное помещение, гудевшее от голосов многочисленных гостей, языки которых развязало угощение, обильно выставленное Эдуардом. Ему не стоило беспокоиться о соблюдении приличий, поскольку она сильно сомневалась в том, что кто-либо вообще замечал ее присутствие в этом зале. Собравшихся больше занимало само событие, чем повод для него.

Внезапно какая-то пьяная выходка со стороны управителя Эдуарда заставила его обратить свой взор на дальний конец стола. Это дало возможность Бретане незаметно взглянуть на человека, который вскоре должен стать ее мужем. Надо сказать, что решительное выражение лица и мускулистая фигура не производили отталкивающего впечатления, чего нельзя было сказать о самом их обладателе. Основными чертами его характера были коварство и злоба, а жадность этого человека соперничала с его похотью.

И, тем не менее, ее замужество было добровольной уступкой, на которую она согласилась ради того, чтобы остаться здесь, за белыми известняковыми стенами Глендонвика. Никакой муж, даже если бы это был ее избранник, не мог соперничать в ее мыслях с этим гордым наследием, которое завещано ей Эйлин. И если ради этого ей придется выйти замуж за Эдуарда, что ж, видно, так тому и быть. Во всяком случае, она постарается, чтобы этот торг не был уж совсем невыносимым для нее.

Скрип от стула, отодвигаемого Бретаной от дубового, поставленного на козлы стола, привлек внимание Эдуарда. – Я устала, сэр, и хотела бы пройти к себе в комнату. Думаю, что вы можете продолжить и без меня. – Она очень надеялась на то, что ее не будут больше заставлять участвовать в этой фальшивой комедии торжества.

– Как хочешь, все равно, скоро мы с тобой будем делить одну спальню.

Напоминание о предстоящей физической близости, на которую она обрекла себя, вызвало у Бретаны чувства горечи и страдания. «Как я это вынесу?»– подумала она. Затем, кивнув на прощание и миновав свору охотничьих собак Эдуарда, она поспешила к каменному основанию крутой лестницы центральной башни замка.

Перебирая в мыслях то, что внесло бы успокоение в ее смятенную душу, Бретана восстановила в памяти события, которые заставили ее пойти на это тяжелое соглашение.

Глендонвик – вот в чем дело, и важно только это. Она все решила для себя, и назад пути уже нет.

Тяжелая дубовая дверь в спальне Бретаны с грохотом распахнулась, как бы обозначив собой резкую границу между миром сновидений и пока еще туманно воспринимаемой реальностью. Инстинктивно она выпрямилась в постели, раздвинула великолепные складки толстого полога из дамасской ткани и, слегка склонившись, посмотрела в сторону открытой двери. Поджав под себя колени, Бретана голой спиной прислонилась к холодной деревянной панели комнаты, а затем быстрым движением собрала меховые покрывала и завернулась в них, пытаясь защититься от ранней утренней прохлады.

Ее обрамленные темными ресницами глаза цвета аметиста, еще за мгновение до этого сомкнутые в спокойном сне, теперь тревожно расширились и застыли в напряжении, пытаясь лучше разглядеть огромную фигуру, скрытую в тени за массивной дверной рамой. От вида ужасного незнакомца сердце и дыхание Бретаны чуть не остановилось, и, хотя она от страха к тому же почти лишилась дара речи, все же у нее нашлось сил чуть слышно спросить:

– Кто это?

Ответа от рослого посетителя не последовало. Вместо этого он медленно и осторожно прошел из темного коридора в комнату, скупо освещенную отблесками огня не погасшего с ночи очага. Бретана еще больше напрягла зрение и на этот раз смогла различить хоть что-то в незнакомце – его гигантский рост. Наконец она судорожно вздрогнула, поняв, что это был скандинав.

От ужаса дыхание девушки мгновенно участилось, и она широко открытыми глазами впилась в хорошо видный теперь конический шлем и кольчугу незнакомца, частично скрытую под его широким плащом кроваво-красного цвета. Неожиданно вспыхнувшие в очаге угольки высветили на этот раз полированную рукоять меча викинга.

Вид оружия мгновенно вызвал в памяти Бретаны острое воспоминание о последней осаде замка скандинавами, о чем она тщетно старалась забыть в течение целых семи лет. Пока прошлое и настоящее сливалось в одну чудовищную картину, Бретана по-прежнему с отчаянием всматривалась в скандинава.

Едва заметная улыбка скользнула по лицу викинга, который не мог оставаться равнодушным к точеной фигурке девушки и ее голых плеч. Глядя на груди Бретаны, бурно вздымавшиеся от страха, он, видимо, остался очень доволен тем, что увидел.

В ее памяти всплыли отчетливые и давние воспоминания об этих грабителях, и она почувствовала себя как человек, на открытые раны которого сыплют соль. Тот злополучный набег был жестоким и внезапным, а его смертоносными спутниками стали стаи птиц, которые несли под своими крыльями огненное опустошение. Хотя деревянные стены Глендонвика загорались как сухой хворост, его защитники вступили с неприятелем в яростную и обреченную на неудачу битву. Эйлин, мать Бретаны, была лишь одной из тех саксонских жертв, которые в тот день пали под мечами скандинавов. Бретана подумала о том, что ей, может быть, придется сегодня разделить ту же участь.

– Доброе утро, миледи. Прошу одеться потеплее, так как нам предстоит длительное путешествие.

Эти слова оказались для Бретаны полной неожиданностью.

Удивление от того, что незнакомец знает явно чужой для него язык, быстро сменилось пониманием смысла четко произнесенных им слов. Подобно острой стреле они пронзили ее взбудораженный ум – он собирался взять ее с собой.

Бретана хорошо понимала, что любое проявление охватившего ее страха только добавит сил противнику, сводя на нет и без того ничтожный шанс на спасение. «Ему не одолеть меня», – подумала она, отгоняя от себя мысль о столь явной для нее опасности.

С выражением уверенности, скрывавшей ее внутренний трепет, Бретана прижалась обнаженной спиной к холодным дубовым панелям. Взяв себя в руки, она наконец спросила:

– Что тебе от меня надо?

– Поговорим об этом потом, – резко сказал он, Бретана понимала, что это был приказ, а не просьба. Торгуя неторопливо наклонился над украшенным деревянной резьбой сундуком, на котором лежало ее нижнее белье. Он выхватил из кучи вещей рубашку цвета шафрана и бросил ее на колени Бретаны.

Уверенные действия и твердый голос Торгуна явно говорили о том, что уговаривать он никого не собирается, и она была уже готова подчиниться. Внезапно ее пронзила мысль, что в страхе не сделала ни малейшей попытки никого позвать на помощь. Есть же хоть кто-то рядом, чтобы спасти ее?!

Она, конечно, подозревала, что после вчерашней помолвки все присутствовавшие на ней и, прежде всего, Эдуард заснули хмельным сном, однако кто-то может ее и услышать. Комната жениха находилась рядом с ее собственной, а горничная Бретаны занимала крошечный закуток на другом ее конце. Наверняка этот громила и его люди не прошли незамеченными мимо караульных у подъемного моста и башенной охраны.

Бретана собрала всю свою храбрость и пронзительным голосом, о котором она у себя и не подозревала, закричала:

– Эдуард, Бронвин! Это Бретана, на меня напали!

Она с тревогой ожидала, что незнакомец тут же бросится утихомиривать ее, однако ответом на эту попытку была мертвая тишина. Подобно мощной стене, Торгуй перегораживал пространство между ней и дверью. Хоть Бретана и считалась высокой, однако скандинав был выше ее, по крайней мере, на две головы. Нечего было думать о том, чтобы прорваться сквозь такую преграду. Однако если быть попроворней, то можно опередить его и добежать до закрытого ставнями окна.

Как одержимая Бретана мгновенно перебросила свои голые ноги над краем постели, ступив на раскрошенные на полу цветы ромашки. С проворством дикой кошки она выпуталась из тяжелого постельного покрывала и бросилась к высокой каменной арке, откуда она в более спокойные времена столько раз наблюдала за тем, что происходило на травянистом дворе замка.

В своем порывистом желании скорее добраться до закрытого окна она, насколько это было возможно, запахнула ночную рубашку. Однако ее скромность уступала желанию скорее позвать кого-либо на помощь, тем более что рубашка не очень-то скрывала ее формы. В своем порыве Бретана почти не обратила внимание на странное отсутствие у Торгуна интереса к ее намерению.

В мгновение ока добравшись до своей цели, она что есть силы ударила ладонями по ставням и столь же быстро освободила их от щеколды. Она распахнула ставни, впустив в комнату первые лучи утренней зари, которая только-только начала заливать горизонт как раз над высокими валами Глендонвика.

– На помощь! Здесь скандинав! – Ее голос эхом отозвался в холодном утреннем воздухе, который подобно темной мантии пеленал тревожную тишину двора.

Длинные льняные пряди растрепанных волос Бретаны водопадом скатились на ее нежное лицо и обнаженные плечи. Отчаянно пытаясь высмотреть хоть кого-то, кто бы пришел ей на помощь, она так далеко высунулась из окна, что еще одно неосторожное движение, и она бы не удержалась и упала на расположенное двумя этажами ниже караульное помещение у ворот замка.

Не дожидаясь на свой первый призыв, она вновь прокричала:

– Умоляю, помогите же!

И на этот раз ответом на ее отчаянный крик была безнадежно жуткая тишина.

– Твои родичи тебе уже не помогут, – нарушил тишину глухой голос Торгуна.

Его ответ был преисполнен уверенности, которая повергла Бретану в еще больший ужас.

Внезапно вспомнив про свою наготу, Бретана подняла с пола рубашку, валявшуюся на полу у окна. Пытаясь закрыться от дерзкого взгляда викинга, она плотно прижала ее к телу, повернулась к нему лицом и, пораженная его мрачными словами, спросила:

– Ты что их всех убил?

– Они невредимы. А теперь одевайся. – Увидев, что она не шелохнулась, он добавил:

– Или я это сделаю сам.

Что бы ни случилось с Эдуардом и остальными обитателями и гостями замка, было ясно, что ей нечего рассчитывать на них. Никто не отозвался на ее призывы, а каменное спокойствие незнакомца говорило об отсутствии у него и тени страха. Люди в замке или были убиты, или же не могли сделать ни единого движения под острыми мечами викингов.

– Ну что, помочь? – Торгуй подошел ближе к открытому окну, у которого по-прежнему стояла Бретана.

На таком близком расстоянии от него она еще более явственно осознала, как высок викинг. Таких великанов Бретана в своей жизни еще не видела. А уж если говорить об Эдуарде, так он вообще ниже ее ростом. В общем-то это и не удивительно, поскольку в свои семнадцать лет девушка была выше любой женщины в замке. И, тем не менее, никто из воинов Эдуарда не мог соперничать с этим громилой. Из сделанного ей неприятного открытия следовал один очевидный вывод – если этот язычник захочет справиться с ней, то вряд ли она сможет хоть как-то противиться этому.

– Не надо, я сама. – Ее резкий ответ сразу же заставил его остановиться.

Теперь Торгун стоял прямо перед ней, своими спокойными серыми глазами пристально и неподвижно всматриваясь в глаза Бретаны. Она не делала никакой попытки одеваться до тех пор, пока он не отойдет. Девушка внезапно поняла его намерения, у нее перехватило дыхание, и все ее существо переполнилось стыдом и гневом. Так вот оно что! Он хочет наблюдать за тем, как она будет одеваться!

– Подожди за дверью, и я подготовлюсь к своему вынужденному путешествию. – В ее выразительном ответе смешивались негодование и покорность.

На лице Торгуна, до того выражавшем каменное спокойствие, на этот раз промелькнуло нетерпение:

– Дорогая леди, могу уверить, что в данный момент меня мало интересует ваша скромность, и еще меньше удовольствие, которое наверняка может дать ваше тело. У нас мало времени, надо торопиться, – резко произнес он с явным беспокойством.

Бретана почувствовала, как ее переполняет ярость, от которой покраснели щеки.

– Ничего другого и не следовало ожидать от такого нечестивого пирата, – произнесла она.

– Я не привык к таким дерзким словам! – отрезал Торгуй. – И вообще, есть нечто гораздо более важное, чем мое желание уломать тебя. – Затем викинг мгновенно преодолел расстояние, отделявшее их друг от друга, и выхватил мягкую, золотистого цвета рубашку из ее рук. Теперь девушка стояла перед ним совсем обнаженная.

В ужасе от того, что он собирается ее не одевать, а просто-напросто изнасиловать, Бретана с невероятной стремительностью рванулась от него в попытке укрыться за пологом кровати, однако, прежде чем она сделала хотя бы шаг, руки Торгуна обвили и сжали ее. Теперь все ее хрупкое тело оказалось беспомощно стиснутым мощными мускулами викинга, под прессом которых оказались ее голые руки и груди.

До сих пор так с Бретаной еще не обращался никто. Она чувствовала себя в каком-то странно неудобном положении, а ее замешательство быстро сменилось страхом в ожидании следующих действий викинга. Она попыталась вывернуться из его объятий, однако казалось, что каждое такое усилие лишь увеличивало его невероятную энергию. Девушка не могла отделаться от странной мысли, что и обидчик черпал дополнительные силы в ее же сопротивлении.

Широкая грудь викинга тяжело вжималась в голую спину Бретаны. Даже через толстую кольчугу, под которой была скрыта верхняя часть его тела, она, тем не менее, чувствовала тяжелые удары сердца своего обидчика. Его железная хватка не оставляла ей ничего, кроме как неистово, из стороны в сторону, мотать головой.

От внимания Торгуна не могла ускользнуть мягкость ее волос, однако памятуя о главной цели своего прибытия сюда, он и не думал о том, чтобы уделить время тем удовольствиям, которые обычно извлекают воины из тесной близости со своими прекрасными пленницами.

Его люди уже связали Эдуарда и остальных обитателей замка, когда те спали, что было совсем не удивительно, зная, как хорошо они до этого повеселились на помолвке. Однако не вечно же им оставаться в таком положении. Освободившись, саксы немедленно бросятся на освобождение своей госпожи. Склонив голову над мраморным плечом Бретаны, Торгуй прижал губы к ее уху и, пытаясь унять ее истерику, прошептал:

– Ш-ш-ш… Это не поможет.

Как ни покажется странным, однако слова Торгуна несколько успокоили Бретану и, если и не полностью смирили гнев, который бушевал в ней, подобно лесному пожару, то все же несколько приглушили его. Теплое дыхание викинга, которое она почувствовала на своей щеке, чуть-чуть по-иному заставили ее думать о нем.

Теперь, на таком близком расстоянии от Торгуна, ноздри Бретаны уловили терпкий запах моря, который шел от его волос, завитками выбивавшихся из-под стального шлема с вычурными украшениями. Океан с самого детства был для нее родной стихией, однако ее восторг от этого аромата вступал в непримиримое противоречие с его источником – этим страшным чужаком, который неумолимо сковывал все ее движения.

Воспользовавшись тем, что Бретана на какое-то время успокоилась, Торгун освободил одну руку, которой он обхватывал непокорную пленницу, но зато сильней сжал другую. Согнув колени и наклонившись сзади Бретаны, он поднял ее рубашку, которая лежала у ее ног.

– Подними руки, – приказал он, снова выпрямляясь. Его пленница последний раз протестующе повела головой и этим движением полностью исчерпала свои силы. Обессиленная и сломленная, Бретана чувствовала, что ее гнев уступает место покорности. Горькие слезы страдания переполнили ее глаза.

– Ну, прошу тебя, – умоляюще обратилась она к своему мучителю, – не делай этого. Что тебе от меня надо?

Торгун почувствовал, как влажные жемчужины ее слез, подобно крошечным каплям дождя, падают на его сомкнутые кольцом руки. Хотя суровый воин и считал, что его не так-то легко провести всякими там женскими штучками, он все же инстинктивно ослабил хватку.

– Нам надо идти, – сказал он Бретане, которая уже почти безучастно воспринимала его слова и только безудержно рыдала. – Я тебя одену. Ты можешь поднять руки? – Торгуй надеялся избежать повторения изнурительной схватки со своей непокорной пленницей.

Бретана только кивнула, безмолвно признавая свое поражение. Торгуй облегченно разжал свои объятия и начал одевать ее.

Наконец-то свободными руками Бретана выровняла складки на тонкой талии и еще по-детски худых ногах. Затем откинув с лица несколько отбившихся прядей белокурых волос, она повернулась к Торгуну.

Тысячи мыслей вихрем пронеслись у нее в голове. С ужасом она начала понимать, что ее силой увезут из Глендонвика, и, может быть, навсегда. Сокрушаться приходилось не из-за того, что разрушится ее брак с Эдуардом, она потеряет то, ради чего на него пошла, – свой дом. И, что хуже всего, ее ждет судьба, которую ей, наверное, еще только предстоит увидеть как в кошмарном сне.

Бретана стояла вплотную к Торгуну, почти касаясь его груди. Ее большие глаза застыли в напряжении и наполнились жгучими слезами. Если бы ее взор не был так затуманен, она бы увидела тень сочувствия, которая промелькнула по лицу воина, однако влажная пелена на глазах отгородила ее от всего мира; осталась только тупая, ноющая боль, разрывающая тяжело бьющееся сердце.

Внезапно Торгун потянулся к Бретане и молча взял в свою тяжелую руку цвета бронзы подвеску из блестящего черного янтаря, которая была закреплена на тончайшей золотой цепочке, обвивавшей нежную шею девушки.

– Я сохраню это для тебя. – Одним резким движением, от которого шея Бретаны заныла, он сорвал подвеску с цепочки.

Ее страх, обострившийся с приближением неизбежного расставания с родным домом, вновь выплеснулся в припадке гнева.

– Презренный вор!

Ногтями она вцепилась в правую щеку Торгуна, которую в этом месте изогнутые контуры его шлема оставляли открытой, и оставила на ней кровавый след.

Несколько полированных камешков – вот все, что осталось ей в память о матери, причем одна серьга была украдена во время последнего рокового набега викингов. После смерти Эйлин Бретана лелеяла и постоянно носила на себе эту драгоценную реликвию.

Еще несколько мгновений назад она думала, что все силы исчерпаны, а вот теперь ярость ее разгорелась вновь. Забыв обо всем на свете, она неистово ринулась на Торгуна, пытаясь достать его руку с зажатой в ней подвеской. Но напрасно – как она ни старалась, длинные руки викинга пресекали все ее попытки сделать хоть что-то. Сжав руку Бретаны чуть выше локтя, он без всяких усилий удерживал ее перед собой на безопасном расстоянии.

– Нам надо идти. – С этими словами Торгун сунул подвеску в мешочек, плотно прилегающий к верхнему краю его кольчуги.

Затем он ловко схватил Бретану за руку и сжал ее кисть. Его рука сомкнулась в кулак, вот-вот готовый обрушиться на челюсть пленницы, которая несмотря ни на что бесстрашно пыталась освободить руку от железной хватки Торгуна.

– Ну что же, сама напросилась, дорогая. – Торгун обеими руками молниеносно схватил Бретану за плечи и рывком буквально отбросил от себя. Она почувствовала, как тело ее мучителя отклонилось назад и вправо, как будто он что-то поднимал с пола, и Бретана вздрогнула от острой боли: ее запястья оказались крепко связаны пеньковой веревкой. Больше она не могла произнести ни слова, так как почувствовала во рту вкус шерстяной тряпки.

– Думаю, так наше путешествие будет хоть сколько-нибудь спокойным, – невозмутимо произнес Торгун, завязывая сзади грубый шарф на ее белокурой голове, которой Бретана неистово мотала из стороны в сторону.

Связанная и беспомощная, Бретана готова была разорваться изнутри от переполнявшего ее гнева. Эти убийцы отняли у нее мать, а теперь они забирают и Глендонвик. И, в довершение всего, ее связали и заткнули рот, как какому-нибудь животному. Одна эта мысль заставляла гореть ее большие глаза жгучей ненавистью. Даже Торгун, который не мог думать ни о чем другом, как о немедленном возвращении на свою галеру, и тот почувствовал себя очень неуютно под обжигающим пламенем ее глаз.

Он и не ожидал от нее покорности, однако яростное сопротивление застало его врасплох. «Прямо дьяволица какая-то», – подумал он про себя.

Бретана вывела Торгуна из раздумий умело нанесенным резким ударом по ноге ниже колена. Торгун резко вскрикнул, что доставило Бретане большое удовольствие.

– Ну все, хватит! – взревел викинг, теперь уже по-настоящему взбешенный. Обхватив ее снизу одной рукой за бедра, а другой обняв за узкую спину, Торгун как пушинку поднял свою брыкающуюся добычу на руки. Не обращая внимания на ее приглушенные кляпом протесты и неистовые движения, он большими шагами устремился к выходу из спальни.

Несмотря на свой рост и отчаянное сопротивление, Бретана в мощных объятиях Торгуна казалась просто игрушкой. Да и сам скандинав ожидал, что его ценный приз, который должен принести ему то, о чем он так мечтал, будет гораздо тяжелее.

Для такого крупного человека Торгуй двигался поистине стремительно. Воины Торгуна, очевидно, расставленные снаружи и внутри комнат третьего этажа, подобно волнам, сомкнули за ним свои ряды.

В то время как он проходил через пустое караульное помещение у сторожевых ворот и далее во двор замка, перед взором пленницы, как в калейдоскопе, пронеслись и выкрашенные известью стены замка, и покрытый травой внутренний двор. Бретана жадно всматривалась в столь дорогие и знакомые ей приметы обычной жизни Глендонвика. Направо находились помещения для воинов и стойла, а рядом – кузница. Напротив внутреннего двора был виден сад, где она так часто бродила среди фруктовых деревьев и где летом голова кружилась от пьянящего аромата цветущих роз.

Бретана изо всех сил старалась запечатлеть в памяти малейшие подробности из сцен своего детства, проносившихся в ее памяти. Если бы можно отчеканить в сознании все то, что она видела перед собой, то никакая судьба, сколь бы ужасной она ни оказалась и куда бы ее ни забросила, не лишила бы ее этих воспоминаний.

Но чем больше она всматривалась в окружающее, тем быстрее рассеивалось ее внимание и тем меньше ей удавалось сосредоточиться на нем. И хотя эта противная тряпка во рту мешала несчастной девушке выразить свои чувства словами, последнее отчаянное «прощай»! родному дому выражали ее глаза.

Быстрота, с которой действовал Торгун, превзошла самые худшие ожидания Бретаны. Она уже отказалась от бессмысленной борьбы с ним и теперь только часто оборачивалась назад, чтобы как можно дольше видеть высокие башенные стены, за которыми протекала ее жизнь.

Неожиданно Торгун выкрикнул какую-то команду, о смысле которой можно было догадаться по его тону. Как только Бретана снова смогла различать происшедшее вокруг, она увидела огромного, нервно перебирающего ногами боевого коня кремового цвета. Животное по размеру раза в два превосходило ее серую в яблоках лошадку. Открыть рот от изумления при виде такого чудовища Бретане мешал только обвязанный вокруг ее головы шарф.

– Надеюсь, миледи умеет ездить верхом? – произнес Торгун.

Прежде чем Бретана успела хоть как-то отреагировать на эти слова, мощные руки викинга подбросили ее вверх, и она оказалась прямо на широкой спине гарцевавшего от нетерпения жеребца.

Точнее сказать, она плюхнулась на спину животного, причем ноги ее по-мужски свешивались по обеим сторонам седла. Вообще-то ей и раньше приходилось ездить на лошади подобным образом. Для того чтобы удержаться в седле, ей пришлось неуклюже подогнуть ноги назад, а поскольку руки все еще были связаны, то пришлось низко наклониться вперед, оттого голова почти лежала на толстой, темно-коричневой гриве лошади.

Секунда – и Торгуй уже был в седле позади Бретаны.

Лошадь под всадниками уже вся взмокла, как после хорошей пробежки, и нетерпеливо перебирала своими крепкими ногами.

Не имея возможности балансировать руками, Бретана боялась скатиться с лошади. Неожиданно Торгун сомкнул свои руки вокруг девушки и без предупреждения обеими пятками ударил в бока своего боевого коня, который с устрашающей мощью и стремительностью рванулся вперед.

Своими длинными, мускулистыми ногами конь как бы подбирал под себя пространство замкового двора, а его оглушающий топот сливался со звуками громкого, ритмичного дыхания.

Решетка ворот была поднята, а вместе с ней исчезала и последняя граница между надеждами Бретаны и намерениями Торгуна. За пределами замка лошадь, казалось, обрела еще большую стремительность, тем более что извилистая дорога резко шла под уклон в направлении меловых уступов под крутым утесом, на котором возвышался Глендонвик.

Торгун не дал Бретане много времени на размышления по поводу ее судьбы. Да что там, целой вечности не хватило бы на то, чтобы она приготовила себя к тому зрелищу, которое открылось ее взору на берегу моря. Там, как символ смерти, вырисовывались смутные очертания галеры под красными полосатыми парусами. Ее нос был украшен сверкающей золотой головой вздыбленного дракона, а широченный корпус наводил на мысль, что этот самый дракон сожрал всех, кто был на борту.

Пока Бретана пыталась подавить в себе чувства безнадежности, Торгуй необъяснимым образом остановил коня и сказал тяжело дышащему животному несколько успокоительных слов. Бретана знала, что на борту корабля ее судьба будет решена, и ей были непонятны колебания Торгуна. Чего он ждет? Может, он хочет отказаться от мысли взять ее с собой? Хотя ей и было очень неудобно, она все же повернула к нему голову, ловя его взгляд в немом вопросе.

Уже не первый раз Бретана так близко видела викинга, но лишь теперь полностью осознала всю безграничность его силы. Даже если не думать о том, что он хочет обладать пленницей, скандинав уже одними глазами повелевал ею как победитель в безмолвном поединке. Столь твердым и непреклонным был его взгляд, что вначале Бретане даже казалось, что он прожигает ее насквозь. Затем Торгун как бы разорвал связывавшие их нити безмолвного общения, а выражение его изменчивых глаз так резко смягчилось, что казалось, теперь они принадлежат уже другому человеку. В прекрасных глазах самой Бретаны отразилось какое-то смущение, однако скандинав никак не ответил на ее безмолвные вопросы, – лишь губы его разошлись в загадочной улыбке. Откинув назад голову в шлеме, викинг разразился таким раскатистым и оглушительным хохотом, что его, наверное, было слышно в самом Глендонвике. Он с силой вонзил пятки в бока лошади и помчал Бретану дальше, к кораблю и так пугавшей ее новой жизни.