Текст книги "Идиотентест"

И как же он был прав! Мы вернулись за столик, так как осмотр проводился практически в центре зала к удивлению всех присутствующих, коих становилось с каждым часом всё больше и больше.

– Как-то выпивали мы со Стасом, – рассказывал меж тем пожилой, а затем уточнил: – Садальским. Затем часть истории я прослушал, так как был погружён в собственные мысли. – …И в какой же неописуемый восторг мы пришли утром, когда среди сонма пустых бутылок нам посчастливилось отыскать одну непочатую, – закончил он историю знаменитым театральным жестом.

– Короче, у вас всё отменяется. Ты понял? Волк мне говорил, – это уже любитель югославских сигарет бормотал Митричу на ухо. Оба они стояли, прижавшись к стенке, и находились уже в сильнейшем подпитии.

– Что отменяется? – с трудом переспросил Митрич.

– Всё!

– Ясно.

– Но я в ваши дела не лезу, – продолжал Валерий, видимо приняв моего сокурсника за представителя одной из байкерских тусовок.

В общем, начало казаться, что вечеринка переходит в стадию коллективного бессознательного. Разговоры становились откровенно неадекватными, а участники нашей микрогруппы едва держались на ногах. Я решил, что хорошо бы взять ещё по пиву и выйти хоть на крылечко подышать свежим воздухом. Но не успел я дойти до барной стойки, как дверь с силой распахнулась, и на пороге показалась целая толпа вновь прибывших, среди которых было аж трое моих мокротных братьев. А именно Обжора, Кира и непонятным образом оказавшийся среди них мой одногруппник под ником Бивис, которого некоторые называли пастор Шлак, что было неудивительно, потому как проповеди он загонял порой знатные. Высокий, субтильный и чрезвычайно волосатый юноша, который совсем недавно примкнул к нашему братству и теперь старался не пропускать ни одного сейшена, что, по сути, означало тусоваться без остановки. Кира был в шапке Санта Клауса с мигающими звездочками вокруг помпона, что в совокупности с остальным его прикидом представлялось весьма комичным. Для справки поясню, что выглядел он примерно, как один из персонажей популярного в те годы фильма со странным названием «Ромпер-стомпер». Также в составе вновь прибывших были и те самые местные музыканты, а ещё пара каких-то колдырей. Парни сразу увидели меня и принялись громко приветствовать. Кира, раскрыв объятия, на мгновение остановился на ступеньках, ведущих в зал, и в то же мгновение был безжалостно толкнут в спину одним из двух незнакомых мне алкобастов, и если бы не я, оказавшийся на его пути, то мой братишка просто шлёпнулся бы на пол.

Вообще Кира просто-таки душка, а не человек, но в опьянении иной раз не в меру вспыльчив. Вот и сейчас он, находясь, как писали иногда в милицейских протоколах задержания, «в состоянии, позорящем человеческое достоинство», высвободившись из моих объятий, с силой пихнул в спину проходившего рядом чувака, нисколько не заботясь о том, что как раз этот-то мужик вообще ни при чём. Дальнейшие события напоминали какой-то безумный синий пинбол, где вместо шарика от различных поверхностей отражается бухой олух, причём некоторые из бонусных зон, куда волею инерции залетает оный снаряд, придавали ему дополнительное ускорение и призовые очки в виде увесистых оплеух и пинков под зад. Конечно же, события развивались значительно быстрее, чем я их описываю, и буквально через несколько секунд в это безумие были втянуты почти все посетители данного заведения. Барменши, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, надо отдать им должное, бесстрашно ринулись в самую гущу. В довершение всего в битву неожиданно вступили «резервные полки» под предводительством Митрича и ведомые им наши сегодняшние собутыльники, которые, естественно, не разобравшись в ситуации, а просто видя нас в этой куче-мале, бросились в неё, внеся полную сумятицу в и без того хаотичную картину. В результате сотрудницам, причем заметьте, без чей-либо помощи удалось вытолкнуть на улицу этот людской клубок и тем самым обезопасить вверенное им помещение. В общей сложности на улицу высыпало по меньшей мере человек двадцать. Одна из барменш сразу побежала к метро за милиционерами, а вторая блокировала вход в кабак. Увидев это, я понял, что нужно попробовать предотвратить массовую драку и постараться избежать ареста, ну, или, на крайняк, свалить под шумок.

– Так, пацаны, хорош барагозить! Расход по мастям! – я вклинился между двумя группами разгорячённых граждан. И, на удивление, мужики как-то сразу начали остывать и успокаиваться, судя по всему, никто особенно и не хотел участвовать в побоище, все, кроме одного, который всё ещё жаждал крови и продолжал размахивать руками. Это, конечно же, был Кира. В это самое время подоспел патруль, который привела одна из барменш.

Милиционеров я увидел ещё издалека; их уставшие и недовольные лица отражали их настроение, и перспектива разнимать пьяную драку не добавляла им энтузиазма. Но увидев, что всё само каким-то образом успокаивается, они приободрились, а также смекнули, кто является главным нарушителем спокойствия. Поэтому, подойдя к ещё не затихшей толпе, первым делом схватили за шкирбот сквернословящего Киру. Он продолжал некоторое время трепыхаться в крепких милицейских руках, но через какое-то время сник и сдался на милость представителей власти. Старшина меж тем начал внимательно осматривать остальных участников шоу, видимо решая, кого ещё прихватить с собой. Мы с Митричем находились достаточно далеко от входа во «Второе дыхание», двери в которое к тому моменту уже были разблокированы, и основная часть пьянчуг устремилась обратно в недра любимой клоаки. Но попасть обратно было невозможно, не пройдя милицейского фильтра, который был установлен аккурат перед крыльцом. Бивис с Обжорой уже находились внутри, а я вот опасался, что нам с Митричем заставы не миновать. Ко всему прочему взор милицейского ока уже скользнул по нам, обдав меня казённым холодом.

– Этого в трезвяк сдадим, – донеслись до нас едва уловимые слова. И здесь речь шла явно о Кире. Это послужило для нас сигналом, и мы, не сговариваясь, обнявшись, чтобы поддерживать друг друга и не спалиться нашим в стельку пьяным состоянием, направились в сторону метро, как будто бы тут просто останавливались, чтобы поглазеть на драку, к коей на самом деле не имеем никакого отношения.

– Чем бы себя развлечь? – сказал я, когда мы подошли к входу. При этом я испытывал некое чувство дежавю.

– Можно в «пельмешку»; там, может быть, Кислый с Доктором тусуют, – отозвался Митрич.

– Точно! И девчонки!

Но всему своё время. Вернёмся же на платформу «Конаково ГРЭС».

* * *

– По ходу беременная она, – со спокойствием слона поделился сокровенным Кира.

– Да хорош, ты серьёзно? Ну ты даёшь! Вот попал, охренеть! – я, честно говоря, чуть не выпал в осадок. Ведь это было впервые, ну в смысле, на тот момент из нашей компании это получался первый залёт. Причём девочке, если я не ошибаюсь, ещё нет восемнадцати.

– Восхищаюсь твоим спокойствием, – я приподнял над головой невидимую шляпу. – А родители-то в курсе этих движений?

– Пока никто не в курсе. Это не сто пудов, хотя тест показал две. Надо к врачу теперь сходить; она как раз собиралась на днях.

– А ты с ней – не?

– Не. Она с мамой пойдёт, а заодно и будущую бабушку порадует.

– Ты мой герой, жёсткий перец, – я налил полную и протянул, как в скором времени и выяснится, потенциальному папаше.

– Вот закуси авторским бутером. Поверх тонкого кусочка Бородинского хлебушка два кусочка слабосолёной сельди, которые, в свою очередь, украшены обрамлёнными тонкой полоской майонеза корнишонами.

– О, чувак, это просто прекрасно! – Кира любовался бутербродиком. – Как у тебя всё время так получается?

– Ну, я ж с душой, как брату. За братство! – вскричал я и, встав на ноги, запрокинул с локтя, по-казацки.

– За мокротное братство! – дополнил тост Кира и залил прямо из горла. Закусив, мы, держа друг друга за плечи, начали синхронно прыгать и орать. Забавно было бы всё это видеть стороннему наблюдателю, как два парня, один абсолютно лысый, второй же, наоборот, волосатый, то ли борются, то ли танцуют на едва освещённой платформе и при этом ржут, как кони Пржевальского. Мир сошёл с ума, но это оказалось весело.

Прошло примерно сорок минут, прежде чем мы отправились следом за нашими нетрезвыми братьями. Мы шли, не торопясь, беседовали и наслаждались первозданной природой. И, по сути, если бы не тяжёлые сумки, это можно было бы считать прекрасным времяпрепровождением.

– Слушай, я реально всё ещё в шоке.

– Ты про беременную?

– Да! – кивнул я.

– Бля, ну конечно, меня это парит, причём звиздец, как куёво! – наконец-то проявил эмоции Кира.

– Ну а чё делать-то? Не жениться же тебе, блин? Тебе нельзя жениться, ты же идиот.

– Ну, а я про что? Конечно, нельзя, – он охотно кивал, будто именно от меня зависела его дальнейшая судьба, будто бы это я распределял невзгоды среди смертных, будто бы, если он сейчас докажет мне, что на самом деле ничего такого не хотел и всё как-то само собой получилось, и он, по сути, типа тоже жертва, то произойдёт чудо, и всё как-то ненапряжно разрешится. Да только если все вокруг жертвы, то кто же тогда виновный? Нет, брат, постой, отвечать по полной будешь, и с сего дня это на всю твою оставшуюся жизнь. Так-то вот.

– Выпьем? – подытожил я.

– О, давай! То, что надо. Присесть бы.

– Давай на остановке. Вон, видишь, там какая-то хрень ещё с крыши свисает.

И мы ускорили шаг, тем самым приближая момент дозаправки. То, что я принял за тряпку, свисающую с крыши, на деле оказалось ногами. И не просто ногами, а ногами Обжоры. Это не показалось нам чем-то странным, а скорее, наоборот, очень даже логичным. Просто в какой-то момент Обжора не смог продолжать путь, и Лё-шик закинул его и вещи на козырёк автобусной остановки, а сам, как всегда, отправился на разведку или куда-то там ещё. Не став пока что будить Обжору, мы расположились на лавочке внутри остановки. Кира молча курил и смотрел перед собой. Наверное, парился из-за беременной. Я же достал бутылку, отломил два небольших кусочка хлеба плюс выловил в банке маринованный чесночок и помидорчик черри. Всё ж таки хорошо, что делают соления ассорти, а не только, допустим огурцы или чеснок. Ну, кому нужна целая банка маринованного чеснока? А так – какая красота в одной банке – всё и сразу. За этими мыслями я и не заметил, что Кира уже отлип из своего временного забвения и с нетерпением посматривал на меня.

– Да-да, чувак, я уже, – сказал я и налил ему до краёв. – За Коко Брайза. Коко Брайз – городской парень.

Кира смотря вверх, как он всегда делал, когда выпивал, оттопырив мизинец, залихватски с присядью влил в горло всё содержимое стаканчика. Я принял эстафету и «немедленно выпил». Мы сидели какое-то время молча, а затем услышали странный журчащий звук. Обжора, проснувшись, видимо, решил отлить, не спускаясь на землю. Интересно, он собирается провести там ночь или просто не понимает, где находится? Кира приложил палец к губам и как-то по-дьявольски улыбнулся, став похожим в неярком фонарном освещении на лысого гремлина. Я понял, что он задумал, и начал осторожно приподниматься, стараясь не шуметь. Журчание прекратилось, и Обжора, будучи всё ещё сильно пьяным, стал шарахаться из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит, а точнее произошло, и вследствие чего он оказался в данной ситуации. Логически мысля, мы понимали, что в скором времени он всё же захочет спуститься на грешную, а так как это удобнее всего было сделать спереди, то мы заняли стратегически правильную позицию. И верно, не прошло и двух минут, как те самые знаменитые ноги свесились с козырька. Мы приготовились. Словно львы в засаде, мы ждали удобного момента, собрав предельную по возможности концентрацию, смех уже подкатывал к горлу, но надо было держаться. И вот – настал момент истины! Обжора, повиснув на руках, кое-как, спрыгнул-таки вниз. И в тот самый момент, когда он приземлился на землю, мы с душераздирающими воплями бросились на него из тьмы, царившей в глубине остановки. О, это нужно было видеть! Он завизжал, «как свинья на скотобойне» и попытался было бежать, но, запутавшись в своих длиннющих ногах, повинуясь силе инерции, кубарем полетел прямо на дорогу.

– Мудаки!!! Бля, мудаки! – брызгая слюной, вопил Обжора. А мы просто катались по земле от смеха в прямом смысле этого слова. Отсмеявшись, мы попробовали выяснить, что же произошло и где собственно Лё-шик. Обжора ещё какое-то время посылал нас куда подальше, но с каждым следующим оскорблением улыбался всё шире и шире, пока сам не начал смеяться.

– Круто, – сказал он восхищённым голосом. – И долго вы ждали?

– Так у нас есть с чем ждать хоть до утра, – ответил Кир.

– Так налейте мне немедля! – приказал Обжора.

Я подумал, что это отличная идея и проследовал к месту дислокации.

– Давайте сюда, тут всё и обсудим.

– Да-да уже идём.

Парни в мгновении ока оказались рядом. Мы выпили, и я наконец-то смог задать Обжоре вопрос, который мучил меня уже очень давно.

– Слышь, баклан, ты знаешь, где место?

– Естественно!

– Далеко?

– Звиздец как.

– Сука.

– Пошел на х…

Из нашего содержательного диалога я сделал вывод, что ночевать придётся непонятно где. Но двигаться дальше всё равно было необходимо. Мы все это понимали, даже Обжора. И, преисполненные решимостью, двинулись вперёд, навьюченные, словно ишаки. Но при этом двигались мы довольно-таки прытко, несмотря на обилие вещёй и алкоголя в крови. Часа полтора шагали почти молча, но понемногу, пропорционально отрезвлению, в голову начинали забираться мысли. В основном о правильности действий, предпринимаемых нами в данный момент. И не успел я раскрыть рта, как Обжора сказал, что мы должны выйти на какую-то деревушку. И правда, вдалеке виднелись огни. Ну не совсем деревушка, больше похоже на коттеджный посёлок, а разница в том, что в деревне заборы маленькие и всё хорошо просматривается. В коттеджном посёлке же заборы высокие, и ты, по сути, оказываешься в грёбаном лабиринте, где лают собаки и срабатывают сигнализации машин и того и гляди кто-нибудь пальнёт тебе прямо в задницу из ружья. По словам Обжоры, за деревней начинался небольшой лес, а если пройти его насквозь, то выйдешь аккурат к берегу, затем на лодке на островок и уж там-то прям супер. Причём он уверял, что всё это «вааще быстро»: через деревню минут пятнадцать, по лесу не более двадцати, ну и на лодке столько же примерно.

– Через час максимум будем на месте, наловим рыбы, сварим уху и забухаем по-нормальному, – закончил он совсем заплетающимся языком.

– Ты, шоль, рыбы-то наловишь и всё сваришь!? – ехидно спародировал его Кир. – Ты, кроме манаги[1]1
  Манага – кустарно приготовленный отвар травы конопли дикорастущей в молоке. Употребление смеси сопровождается зрительными и (или) слуховыми галлюцинациями, расслабленностью, заторможенностью, кратковременным снижением памяти и нарушением чувства времени.
  Ист.: https://otravilsya.com/alkonarko/managa/


[Закрыть], вряд ли что-то полезное можешь приготовить.

– Да я тее отвечаю. Давай забьёмся на пузырь, что через два часа мы будем сидеть на острове, бухать и есть самую вкусную уху в твоей жизни.

– Слышь, Обжор, что ты гонишь, бухое животное? Какой, нах, остров, какая, сука, уха, дебил, – Кира в довершение своей речи дал ему смачного пинка. Обжора как-то неестественно подпрыгнул и обиженным взглядом посмотрел на Киру.

В этот момент я решил вмешаться в ситуацию.

– Так, всё. Жопы в руки и вперёд, потом разберёмся. Надо дойти до леса, а там можно расположиться на привал у опушки.

Воодушевившись художественным образом привала на опушке, мы смело ринулись в посёлок. Минут через двадцать, убедившись в том, что сквозной дороги нет, мы решили идти по окружной. Вокруг таких посёлков всегда есть опоясывающая дорога для удобства дачников. Скоро мы такую нашли и, подгоняемые желанием отдохнуть и подкрепиться топливом, всё ускоряли и ускоряли шаг. Пройдя по дороге около километра, мы увидели, что забор, который тянулся по всему периметру посёлка, неожиданно обрывается прямо в поле. Ускорив шаг и выйдя наконец-то на простор, мы в сгустившихся на тот момент сумерках отчётливо увидели и лес, и опушку, и даже более того.

– Костёр, точняк, костёр-костёр! – заорал Кира. И мы побежали через небольшое поле прямо на огонь.

У костра возлежали Тим и Лё-шик. Тим жарил хлеб, а второй упырь дрых. Рядом на пеньке стоял наполовину полный пузырь, а на закуску был подан жареный на огне хлеб с чесноком. Тим поднял на нас тяжёлый взгляд, но ничего не сказал. Конечно же, они были просто в дрища бухие. Мы расположились у очага и принялись выкладывать продукты питания, предвкушая ночную попойку на опушке. В костёр подбросили дров и, расположившись вокруг, приготовились к действу. Я разлил всем по полтинничку и поднял кубок над головой.

– За удачное продолжение банкета!

– И добавить нечего.

– А кстати, где Андрюха, хрен ему в ухо? – говорил Кира, булькая напитком во рту. Забавно вышло, как будто при полоскании горла, но с водкой такое сделать намного сложней, уж поверьте, может стошнить или того хуже.

– Андрюха пошёл на берег. Он должен найти лодку и ждать нас на берегу, но это было давно. Хрен знает, ждёт он ещё или нет. Уже, считай, ночь, – завершил, заплетающимся языком, свою грустную речь Тимми. – Да забухаем, и дело с концом. Аве сатан!

Я поднял стаканчик. К этому времени уже успел разлить всем по второй. Получив на свой призыв мгновенный отклик в массах, я с воодушевлением принялся готовить закусь, параллельно раздавая мелкие поручения в духе «ты поджарь хлеб, а ты открывай банку». Всё пришло в движение, и воцарилась весёлая, пьяная неразбериха. За общим движением мы совсем позабыли о «спящем гиганте», который, в свою очередь, просыпаясь, готовился круто вмешаться в ход событий. Костёр горел намного жарче, и, наверное, жар-то его и разбудил. Надо было оттащить его от огня, и он бы так и проспал всю ночь, но теперь он будет как медведь-шатун. Причём в таком состоянии он мог глушить просто литрами, и всё ему было нипочём; только идеи его становились всё более безумными. О, как часто мы велись на эти его бредни, потому как по пьяни они казались очень прикольными; он ещё так складно их излагает, собака. Вот и сейчас произойдёт нечто подобное. Но не будем забегать вперёд, ибо всему своё время.

– Глянь, глянь, он шевелится, – сказал кто-то мне на ухо.

И правда, я оглянулся к костру и увидел, что Лё-шик уже почти что поднялся на ноги. Говорить он пока не мог, но зато был способен издавать широкий спектр нечленораздельных звуков. Вообще Лё-шик мастер нечленораздельных звуков, и это не столько обыденные мычания, рычания и ворчания, а порой практически нечеловеческие бурчания, сколько звуки техногенного характера, иногда напоминающие шумы, которые издавали модемы в прошлом. Только в исполнении нашего героя это почему-то звучало страшновато. Я понял, что надо срочно реанимировать это тело, пока он не свёл с ума всех присутствующих. Чёрной пантерой я прыгнул к пеньку, что был нам вместо стола, и наполнил стакан ровно наполовину. Сделав «финт Зидана», я обошёл Обжору и резко вставил сосуд с водкой прямо в руку ещё не отпищавшегося Лё-шика. Он мгновенно замолк и взглянул на меня. Губы его искривились. Может быть, он улыбнулся, а может, и совсем наоборот. Но, несмотря ни на что, мгновенно вылил себе в пасть всё содержимое стакана. Потом он несколько раз очень быстро, для своего состояния, мотнул головой.

– Так, млять! Ну-ка на х…й. Ёптыть, – Теперь-то он уж точно улыбался, взирая на нас, вновь обретающим осмысленность взглядом. Все молчали в предвкушении следующей реплики.

– Вы чё? Какого х…я, млять, а? – Смысл пока не угадывался, но становилось интересно, к какому силлогизму он в результате придёт?

– Вы чё тут устроили? Давай, мля, быстро, – он пошатнулся, но смело сделал несколько шагов вперёд. Мы невольно отпрянули, уж больно неадекватно чувак выглядел, и это на фоне всего происходящего.

– Так, парни, я всё понял, – Я поднял руку в индейском приветствии. Все посмотрели на меня в ожидании разгадки, а я уже бойко разливал зелье по бокалам. Улыбки, одобрительные звуки и дружеские кивания – вот что происходило в те мгновения. Все встали в круг и, каждый, положив левую руку на плечо слева стоящего, а правой держа напиток, хором заорали «СКЁЛЬ!». Это знаменитый тост викингов, которому нас научил один крендель из моего универа, небезызвестный Митрич.

– Вернёмся к обсуждению ситуации, – вполне членораздельно произнёс Лё-шик. Он даже попытался сделать серьёзное лицо, но получилось весьма комично. Он – вообще любитель включать типа умника, когда сам и все окружающие уже попрощались с разумом. Видимо, поэтому к нему прислушивались, хотя потом не раз и жалели об этом.

– Всё! Срываемся просто шуриком. Я не шучу, собирайте свои них…я и уё…ываем, – продолжал напирать пьяный гобуль. Он начал подпихивать нас по очереди.

– Куда? Чувак, куда ты нас ведёшь? – спросил я возмущённым голосом. Честно говоря, никуда идти не хотелось. И тут Лё-шик на полном серьёзе начал рассказывать, что он лично и Андрюха договорились с каким-то дедом, что он отвезёт нас на остров, и что они, имеются в виду дед и Андрюха, по-любому ждут нас на берегу.

– Блин. Да ты мог продрыхнуть всю ночь, – привёл я слабый довод, хотя в глубине души знал, что мы сейчас попрёмся через этот поганый лес.

– Нет. Ты что? – искренне удивился Лё-шик. – Я просто прилёг, чтобы дождаться вас.

Да, хрен прикопаешься. К тому же остальные безвольно подчинились и уже почти собрали разбросанные повсюду вещи. Я подумал, что раз так, то надо идти, однако решил всех предупредить, хотя бы ради того, чтобы потом сказать легендарное «я ведь говорил».

– Тогда по пятьдисярику, иначе никто никуда не пойдёт, – начал угрожать я. И не успел я произнёсти эти слова, как все участники действа уже обступили меня со стаканчиками в руках. Я подумал, что путь во тьме предстоит тернистый, несмотря на уверения Обжоры, и налил всем почти по целому. Лё-шик посмотрел на меня, и в его глазах я прочёл немой вопрос: «Ты уверен?». Я лишь едва уловимо кивнул ему. Скорее всего, в том, что происходило дальше, есть и моя косвенная вина, может, и не надо было так много наливать. Но, залив топлива, мы весёлою гурьбою, с песнями и плясками, смело пошли навстречу всё больше обступавшей нас темноте. Ну как вы себе это представляете? Да никак, блин.

Подлесок мы прошли напролом. Сознание всё время так и норовило ускользнуть. Помню, вначале мы шли широким фронтом. Затем зазоры между идущими начали угрожающе увеличиваться. Вроде я какое-то время шёл один, даже не слыша моих сотоварищей. Потом у меня случилось некое подобие пьяной истерики: мне казалось, что меня бросили в этой адской чаще. Я, вооружившись ножом и топориком, метался из стороны в сторону, размахивая холодным оружием, разя невидимых врагов, и это продолжалось достаточно долго, хотя точно сказать я не могу. Наверное, даже хорошо, что мы все потерялись на какое-то время, ибо никто никого не покалечил, случайно налетев в темноте. В какой-то момент я рухнул на колени и начал орать, как не помню в каком фильме. Прекратив кричать, я в бессилии рухнул на землю.

Я не знал, где я и где все. Что дальше делать, я тоже не знал. Но в этот самый пик отчаянья я вдруг осознал, что ко мне начинает возвращаться способность худо-бедно размышлять, и параллельно с этим в ушах начал утихать звон, который всё это время туманил сознание. И как только это произошло, я сразу же различил голоса. Тим что-то кричал где-то метрах в двадцати от меня. Я пошёл на голос и вдруг понял, что понятия не имею, сколько времени я находился в абсолютно психоделическом состоянии, что я делал и мог сделать. Просто помутнение какое-то, которое, скорее всего, было вызвано алкогольной передозировкой и, собственно, качеством напитка. Хорошо, что меня никто не видел в тот момент, а сам я почти ничего не помню. «Белочка». Тим был где-то совсем близко, и так как я различал всё дословно, в основном это была ужасная брань. Я крутился на месте, но никак не мог найти бедолагу. Уже начал даже беспокоиться, как вдруг чуть не скатился с невысокого, но довольно-таки крутого оврага в какую-то ужасно вонючую жижу на его дне. И тут – хоп! – я увидел Тима. И как вы думаете, где? Конечно же, в этой ужасной луже. Он барахтался там и не мог выбраться, видимо, уже долгое время. И тут ещё раз – хоп! – и я вижу Обжору. Он, в свою очередь, мирно спал, положив голову на колени и привалившись спиной к дереву. Хорошо, что начинало светать, и я смог разглядеть хоть что-то. Обжору я пока решил не будить, потому как знал, что это, по сути, утопия. Первым делом надо было вытащить Тима и попробовать при этом не сильно изговняться. Сменной одежды-то нет. Я скинул тяжёлую сумку, отлил и решил наладить вербальный контакт с пострадавшим.

– Чувак, ты там живой ещё?

– О, мля, чувак, – в голосе Тима я услышал радостные нотки. – Дай руку.

– Хватай ветку, – я протянул ему подобранную длинную палку. И начал тащить. На удивление это оказалось не слишком тяжело, и через пару минут передо мной предстал перемазанный с ног до головы каким-то дерьмом Тим. Думаю, что он тоже начал приходить в себя и вполне осознанно смотрел по сторонам.

– Парни, ну где же вы? – громко бормотал Кира, который просто вышел на нас прямо из-за кустов. – На ваши голоса шёл, – добавил он, поравнявшись с нами. – О! И этот здесь! – хрюкнул он, указывая в сторону спящего Обжоры.

– А непутёвый, где, интересно? – задумчиво произнёс я.

– На дереве спит. Неподалёку, я его видел. Давайте поднимем Обжору. Потом снимем горемыку с дерева и идём дальше, – неожиданно проявил инициативу Кира.

Сказано – сделано. И вот апофигоз ночного безумия выглядел так. Мы шли вперёд, положа руки на плечи впереди идущего. И такой вот вереницей, словно гигантская, в хлам пьяная, радиоактивная сороконожка, мы шли и пели:

 
А посуда идёт и идёт
По лесам, по болотам вперёд.
И чайник сказал утюгу:
«Я дальше идти не могу».
Но посуда идёт и идёт,
По лесам, по болотам прёт.
 

После того как мы спели эту песенку раз триста, увидели просвет в деревьях. К тому моменту было уже достаточно светло, по моим ощущениям часов полшестого утра. И я побежал так, как будто за мной гналась вся гопота Балашихи и Люберец, вместе взятых. Все бежали, уже не обращая внимания на преграды. Ситуация казалась безнадежной и – на тебе! – мы вышли к воде. Выбежав на берег, мы, не сговариваясь, скидывая с себя всю одежду на ходу, бросились в волжские прохладные и живительные воды. А что? Просто пятеро голых парней на заре бултыхаются в Волге, – было в этом что-то древнеславянское. Мы были тогда, словно дети: брызгались, визжали и всячески кувыркались в воде. Наплескавшись вдоволь, мы выбрались на берег и подумали, что надо бы разжечь костёр. Но при мысли о том, что придётся вернуться в лес, это тема ушла сама собой. Я огляделся и увидел, что Обжора уже ухитрился уснуть.

– Намаялся, бедняга, – сказал Кира, хитро глядя на Обжору. – Есть тема. Где туалетная бумага? – засуетился он.

Бумага нашлась удивительно быстро.

– Игра называется «Обжора и туалетная бумага». Попадание в туловище – пять очков, в задницу – десять, а в голову – пятнадцать, – просветил он нас.

К слову сказать, Обжора лежал ничком прямо на земле, похоже, он просто вырубился. Лежал он, оттопырив задницу, которая так и просила что-нибудь в неё метнуть. Тим стирал одежду, и его играть не позвали. Мы же устроили настоящий чемпионат. По-моему, выиграл Кира, но зато я больше всех попал по башке долдона. Затем мы тоже кто как устроились подремать.

Я проснулся от шума, который не сразу узнал. Это был шум, издаваемый моторчиком небольшого баркасика. И правда, что это был Андрюха и какой-то дед.

– Я думал, ты не вспомнишь, где мы договаривались, – обратился он к Лё-шику.

– Фирма веников не вяжет, – невозмутимо отозвался Лё-шик так, будто всё это было им спланировано.

– Как у тебя так получается? – изумился Кир.

Лё-шик подмигнул нам, поднялся с земли и начал искать свою одежду, потому как был он абсолютно голый.

Дед смотрел на нас с укоризной, но ничего на всякий случай не говорил.

– Завтракать… – позвал я всех примерно через пятнадцать минут после того, как пришёл в себя. Похмелье было, конечно же, ужасным, но на природе это не так чувствуется. Я откупорил литрушку и приготовил нехитрый завтрак, который состоял из банки кабачковой икры, наломанных кусков хлеба, свежих помидоров и огурцов, яблок и воблы. Икру, свежие овощи и яблоки привёз Андрюха, который, кстати, в отличие от нас спал на нормальной кровати. Он договорился с дедом за небольшое вознаграждение и заодно прикупил немного еды. Продумон. Он, кстати, не очень обрадовался бутылке водки, но поделать с этим, конечно же, ничего не мог, так как народ ждал лекарства. В опохмеле есть, конечно, мазохистская составляющая, но порой она дарит незабываемое наслаждение. Так получилось и в этот раз. Даже Андрюха обалдел, увидев, как мы все преобразились и деловито загружались в баркас. Даже не верилось, что всё это происходило на самом деле, учитывая предшествующие события.

Я удобно расположился на корме и наслаждался прекрасным деньком, который ласкал мне лицо тёплым солнечным светом, но также успевал охлаждать приятно-прохладным, едва уловимым ветерком. В общем, мне было хорошо, и кажется, я даже успел задремать. Сквозь сон слышал, как Обжора спорил с Андрюхой, а дед орал на них обоих и призывал быстрее определяться с выбором места, так как соляра заканчивается. Я проснулся, когда баркас почувствовал песчаное дно. Потянувшись, я критически осмотрел местность. Ничего особенного не увидев, схватил сумки и спрыгнул в воду. До сих пор доподлинно не известно, был ли этот островок тем самым парадизом, который изначально планировался.

С дедом договорились, что он навестит нас через пару дней, чтобы проверить, не закончилась ли у нас случайно водка. Ну и, если нам что-то будет надо, отвезёт наших представителей до деревни, где мы сможем пополнить запасы. И вот мы взялись за дело. Поставили две палатки, запалили большой костёр, забросили сеть, принесли брёвна, чтобы сидеть вокруг костра. Стол ломился от яств, а водка охлаждалась в Волге. М-м-м-м-м-м – вкусняшка!.. Все эти манипуляции были совершены с невероятной скоростью. Всем хотелось поскорее начать пить. И мы начали. Но не оголтело, а потихонечку, комфортно расположившись вокруг большого костра впятером. Андрюха морочился со снастями, пытаясь соорудить удочки. Мы же наслаждались в полной мере. Время тянулось медленно, день начал клониться к закату, и мы, уже изрядно набравшись, решили проверить сеть. Там даже была рыба, что привело нас в неописуемый восторг. Принялись варить уху и даже перестали пить на время приготовления пищи, как прекращают воевать на время проведения Олимпийских игр. Вода начала закипать, и я заправил её всеми имевшимися ингредиентами. В этот самый момент вернулся Андрей; он уходил обследовать остров. Надо сказать, что вернулся он с каким-то мужиком. Мне было не очень интересно, но краем уха я услышал, как этот мужик излагал дислокацию.