Текст книги "Идиотентест"

На противоположной части острова расположились рыбаки, по правую руку – какая-то семейка неадекватов с детьми и огромным ротвейлером, но самое интересное, что в центре острова, в непроходимых дебрях на небольшом болоте, обитал дикий кабан или их был даже целый выводок. Мужик божился, что ночью слышал, как звери шарахаются по кустам. Он выпил и ушёл восвояси, но этот кабан никак не шёл из моей головы.

Уха была почти что готова, и я на время забыл о тревожных мыслях. Суп получился наваристый: из трёх ротанов, одного карася и небольшой щуки, а также были добавлены мелко нарезанный картофель, чеснок и репчатый лук в большом количестве. Он-то и придал необычно-сладковатый, пряно-азиатский, остро-приторный вкус, а также обеспечил достаточную, можно даже было бы сказать, слегка избыточную, но не в этом случае, густоту нашей ухи, которая, в свою очередь, являлась практически идеальной закуской. Всем было разлито, а стол сервирован в лучших традициях. Время шло быстро, и вот наступила ночь. Сытые и пьяные, мы безмятежно уснули. Кто в палатках, кто в спальном мешке. Это, кстати, был Андрюха, который старался при каждом удобном случае отстраниться от нас. Ей-богу я так и не понял, на фига он вообще с нами попёрся. Так вот, мы мирно засыпали под пьяные бредни друг друга, не подозревая, какие события ждут нас в недалёком будущем.

Проснулся я далеко за полдень. Выполз из палатки, и моему взору предстала странная, даже по нашим меркам, картина.

Посреди лагеря, метрах в шести от костра, прямо у корней огромной ивы, которая служила нам естественным навесом, защищая от полуденного зноя и, если придётся, то и от дождя, в землю был вбит или врыт, точно я сказать не могу, внушительный кол. О его внушительности говорила толщина торчащей над землёй части. Причём он был установлен таким образом, что верхняя половина утолщалась на конце и не позволяла снять крепко привязанный канат через верх, а развязать морской узел он, конечно же, не мог, в таком-то состоянии. Ах да, самое-то главное. К этому «позорному столбу» был за ногу привязан Лё-шик. Он сидел на корточках и напоминал горлума, только огромного и страшного; лицо его было ярко-красным, я бы даже сказал алым, и вообще в картину солнечного утра он не вписывался. Просто демонический персонаж. Я даже слегка поёжился, хотя на улице было очень тепло, если не сказать – жарко.

– Чё происходит? – обратился я ко всем сразу.

– О, спящая красавица проснулась! Ты в курсе, что, когда спишь, похож на тёлку, – начал подкалывать меня Кир.

– Запал, шоль? А то смотри, потом не отмажемся, – парировал я гейским голосом и добавил, указывая на стреноженного тролля: – Но я не про это, а вот про этот фильм ужасов. – добавил я, указывая на стреноженного тролля.

– А, это, – спокойным голосом произнёс Кира. – Дрыхнуть надо меньше. Я, блин, вообще не понимаю, как ты не проснулся от всего этого кипиша.

Кира в двух словах рассказал мне о событиях этого утра. Оказывается, что Обжора и Лё-шик проснулись раньше всех и решили опохмелиться, но что-то пошло не так, и, видимо, от слишком обильного впрыска топлива, да ещё и на старые дрожжи, парней понесло не на шутку. Вначале они подрались между собой, а, учитывая их габариты, поединок сопровождался сокрушением всего и вся, что попадало в зону поражения. Они наступили на мирно спящего в своём спальнике, ни в чём не повинного Андрюху, затем снесли палатку и, естественно, разбудили всех спящих внутри, чем слегка их расстроили. В скором времени все, кроме меня, были на ногах. К тому моменту драка между колдырями закончилась убедительной победой Лё-шика, что, впрочем, неудивительно. Странно, но Обжора при своих размерах почти всё время проигрывал в бою, даже Тиму бывало, хотя Тим далеко не самый крупный и сильный парень. Обжора обиделся на Лё-шика и пошёл купаться, а вот с триумфатором боя без правил случилось следующее. Он, видимо, воодушевившись своей блестящей победой, решил покорить и остальные вершины, коих на тот момент было три. Тим, Кира и Андрей – парни, в принципе, смелые и к дракам привычные, но серьёзно уступающие в размерах разбушевавшемуся великану. Андрюха был примерно моей комплекции, а Кира и Тим чуть пониже, хотя Кира был весьма плотного телосложения: этакий крепыш-бутус. Они окружили дебошира и, напав одновременно, скрутили-таки сквернослова. Пока двое прижимали его к земле, третий, взяв обгоревшее с одной стороны бревно из кострища, на добрых полметра вколотил его в землю обухом топора и убрать на добрых полметра. Тут под руку подвернулся кусок старого каната, видимо, в прошлом году кто-то вешал тарзанку. Канат был старый, но ещё довольно крепкий. Один его конец привязали к вбитому в землю бревну, а вторым обмотали правую щиколотку нашего друга. Вначале Лё-шик метался словно дикий зверь, требуя немедленно развязать его, чтобы он учинил расправу над его пленителями. Ребята не реагировали на эти противоречащие здравому смыслу призывы. Затем он пытался сорвать свои оковы и даже грыз канат зубами, иногда прерываясь на истерический хохот, что выглядело до ужаса безумным. Но потом, видимо, выбившись из сил, он успокоился или сделал вид, чтобы усыпить бдительность стражей, и уселся на землю в полном молчании. Вот как раз в этот самый момент я и увидел картину в целом.

– Да, времени вы не теряете, – сказал я, в глубине души радуясь, что проспал всё действо. – Пойду отолью.

Я немного углубился в лес, расстегнул ширинку и приготовился опорожнить мочевой пузырь, как вдруг что-то тёмное и довольно-таки крупное метнулось в сторону в двух шагах от меня. Первая мысль была, что это собака. Я заорал, как ошпаренный, и опрометью бросился назад к лагерю. Мой крик, конечно же, услышали, и, когда я выбежал из леса, встретили меня весёлым: «Что, давно член свой не видел?».

– Там кабан, бля буду, кабан, сам видел его, здоровенный, – захлёбывался я в эмоциях.

– Угу, конечно, кабан, лисица и змея, – ехидно отозвался Тим.

– Да я тее говорю. Пойдем поглядим, – не унимался я, слегка расстроившись проявленным недоверием.

– Чувак, да угомонись ты уже. На вот, поправь здоровье, – сказал Тим и протянул мне стаканчик. – Холодненькая, – добавил он, растягивая слоги.

Трудно было устоять перед таким соблазном. И я не устоял.

Денёк выдался просто прелестным. Мы купались, валялись на травке, ловили рыбу и немного выпивали. Жарко было водку пить, а пива не было. Все ждали вечера, ну или хотя бы, чтобы немного спала жара. Лё-шик, слава богу, спал всё это время, и в лагере воцарились гармония и умиротворение. Часов в пять вечера всем как-то стало понятно, что пора готовиться к вечерней пьянке. Надо было засветло запастись дровами, почистить рыбу; сегодня я решил запечь рыбу на вертеле. Днём поймали двух крупных ротанов и одного, тоже большого, окуня. Я уже предвкушал творческий процесс приготовления, как вдруг почувствовал резь в животе.

– Ого, пора личину отложить, – встревоженно произнёс я.

– Да, слушай, с обеда пучит, – высказался Обжора. Он, кстати, пришёл в себя и был бодр и весел, а об утреннем побоище напоминало только несколько ссадин на лице и руках.

– Мне тоже надо, – раздался могильный голос Лё-шика. – Я в порядке, отвязывайте.

Я взял нож и перерезал канат, а узник так с петлёй на ноге и остался. В результате оказалось, что срать хочется абсолютно всем. Мы, в поисках удобного места, поднялись на небольшой холм, который располагался по правую руку от лагеря. На вершине было приятно находиться. Тут были деревья, которые создавали тень, но при этом не закрывали вида на Волгу. И вот, расположившись на расстоянии вытянутой руки друг от друга, мы присели на корточки и начали тужиться. Но как-то дело не шло, всем было немного неловко. Но затем у кого-то случился прорыв, и тут понеслось.

Это больше всего напоминало сход селевого потока, только из задницы, а в нашем случае – из шести задниц. Мы сидели на корточках, взявшись за руки, извергая карамельного цвета жижу, и пели хором «Ом мани падме хум». В этот самый момент на холм взбежала собака – это был чёрный ротвейлер исполинского размера. Он посмотрел на нас с некоторым, как мне показалось, удивлением; даже для собаки такое зрелище было непривычным. За собакой следовала какая-то женщина. Её голова, плавно покачиваясь, выплывала из низины по мере того, как она поднималась на холм. И тут наши взгляды встретились. Это продолжалось лишь секунду, пока её мозг в ужасе анализировал поступающую информацию. Собака начала ужасно громко лаять, что, в принципе, способствовало процессу калометания. С женщиной, по-видимому, были дети, которые подотстали на подъёме, и теперь я видел, как их белобрысые макушки начали вырисовываться на тропинке, ведущей на холм. А женщина всё кричала: «Назад, назад» то ли собаке, то ли детям, но в результате послушались и те, и те. Всё правильно, потому как видеть такое детям ну просто противопоказано, а то ещё травма какая психологическая останется. В общем, собачники ретировались в срочном порядке. Интересно, что она подумала, но, клянусь всеми святыми, когда я смотрел ей в глаза, то не увидел в них отвращения. Скорее это было удивление с ноткой ужаса и лёгким озорным послевкусием, как будто часть её души или сознания понимала и симпатизировала нам. Было что-то бунтарское в её взгляде, что-то, что заставляет человека порой делать то или иное просто из хулиганских побуждений. Думаю все, в ком сидит этот маленький чёртик, понимают, о чём я. Все те, кто, проходя мимо снеговика, первое, о чём думают, так это о том, как бы круто было бы врезать по нему ногой, чтобы эта снежная хреновина разлетелась ко всем чертям. И вот именно это я прочитал в её глазах. Я увидел родственную душу, в каком-то смысле. Хотя, может, и нет, и это всё чушня. Мы посмеялись от души. Потом встали и, подтеревшись листьями лопуха и подорожника, пошли назад в лагерь.

– Надо воду всю кипятить вначале, – резюмировал Кира.

– Да, – согласился я и добавил задумчиво: – А сиськи у неё совсем маленькие.

* * *

Смеркалось. Всё было почти готово. Рыбка на ивовом вертелке уже источала аппетитный аромат, картошечка запекалась в углях, и я кое-что придумал с луком. Я его нашампурил на ивовый же прут и вялил над углями. Выглядело очень пикантно. Хлеб был по традиции наломан, а поджаривать его на огне или нет, решал каждый для себя сам. Оставалось ещё немного маринованных овощей, несколько свежих огурцов и, конечно же, чеснок в ассортименте. Чеснок, кстати, ели все и при этом постоянно.

– Эх, жалко, соли нет и перца тоже, – сказал я с горечью в голосе.

Но, несмотря на отсутствие соли и перца, картина радовала глаз. И думаю, что не только мой.

– Думаю, водка уже охладилась, – деловито засуетился Тимми.

– Так чего же мы ждём, друзья? – дружелюбно произнёс Лё-шик. Он был в отличном расположении духа, много шутил и балагурил – любо-дорого смотреть. И мы сели у костра на удобные брёвна и пеньки примерно в половине восьмого вечера. Веселье быстро набирало ход, и всем это очень нравилось. Ощущения были приятные. Вначале мы вели философские беседы о всяком, затем обсудили женщин. Тут, конечно же, солировал Кира. Его ситуация была, прямо скажем, патовая. Рыбу съели значительно быстрее, чем готовилась, и мы в полной мере налегли на алкоголь, посчитав, что закусили мы уже достаточно. Замечено, что при пьянках на природе интенсивность горения костра напрямую зависит от степени опьянения участников действа, и чем ты пьянее, тем больше хочется огня. Так что костёр полыхал словно инквизиторский, жарче солнца. Незаметно сгустились сумерки, и ночь не заставила себя долго ждать.

Андрюха вдруг куда-то засобирался, объяснив это тем, что хочет забросить донки на ночь и попробовать поставить сеть. Обжора тут же подрядился с ним, хотя вреда от него было явно больше, чем проку. Андрюха на самом деле просто хотел свалить от нас, а это означало, что мы уже не могли адекватно общаться, и, скорее всего, непотребства начнутся с минуты на минуту. Он уже было открыл рот, чтобы выразить своё несогласие с планами Обжоры, но куда там. Пьяница сгрёб в охапку все снасти, которые у нас были, и неровным, но быстрым шагом направился к воде, забирая немного влево. Андрей опустил голову и обречённо последовал за ним.

– И чего он с нами попёрся? – недоумённо произнёс Тим, а после задумчивым голосом добавил: – Не знаю.

Не знаю почему, но я очень злился. Не на кого-то в частности, а просто. Бывает такое. Я огляделся и, увидев наполовину опустошённую бутылку водки, подобрал её и отправился в палатку.

– Э, баклан, ты куда погнал? – крикнул мне в спину Лё-шик.

– Не знаю, может, и спать, а может, и нет, – буркнул я в ответ.

Забравшись в палатку, которая достаточно обширная, правда, не помню, на сколько мест, и даже не знаю, чья она была, я улегся на пол и продолжал злиться. Отхлебнув прямо из горла, я удивился, насколько водка была ужасной на вкус. Мне словно горящего навоза засыпали в рот. Тут по наружной стороне палатки скользнул луч света: кто-то явно приближался, освещая себе путь фонариком. Створки входа раздвинулись, и появилась лысая голова Лё-шика.

– Я закусь принёс. Что случилось-то? Ты чё барагозишь? – затараторил лысый.

– Да ничо! Коряво всё просто как-то, – грустно и злобно произнёс я.

– Да уж. Жизнь, конечно, дерьмо, но это не повод, чтобы расстраиваться, – философски заключил мой полуночный собеседник. Он примотал фонарик какой-то верёвкой, свисающей сверху, так что получилась вполне себе лампочка. С собой у него были стаканчики, кружка с водой, банка с остатками солений и немного жареного хлеба. Он сам налил нам водки и взглядом предложил выпить.

– Ну а теперь говори, что там у тебя за загон такой? – умным голосом сказал он.

– Да, х…й знает, я сам не пойму. Просто понимаешь, вот смотрю я на нас, и как-то мрачно на душе становится. Безысходность, бесцельность, безнадёжность, понимаешь? Что мы себе думаем, будет нам лет по тридцать, что, так и будем сидеть и думать, что ничего нет лучше в жизни? Так и сгниём, не узнав, на что способны, так и не проверив в себя? Я, может быть, хочу сделать что-то такое, на что не каждый решится, что-то из ряда вон. Или умереть, пытаясь сделать это. Словно древний воин, странствующий в поисках новых испытаний. Почему ничего не происходит? Почему мы должны просто жить и ждать соломенную смерть? Какого хрена, что это, б…ять, за х…йня? – я уже почти что кричал, в глубине пьяной души понимая, что полностью утратил контроль над собой. И тут меня словно пронзило молнией. Кабан!

– А! Бля! – завопил я. Лё-шик аж подпрыгнул. – Я добуду его шкуру к утру или сдохну в этой бойне! Я, сука, викинг, я – боевой маг по найму. Ты понял, млять? Это и есть моя судьба!..

С этими словами я выхватил свой огромный охотничий нож.

– Или ты думаешь, что не смогу, а? – спросил я у изрядно напуганного друга, указывая на него острием ножа, а так как мы находились в палатке и пространство вокруг было весьма ограничено, то кончик лезвия почти касался его носа. Лё-шик, к слову сказать, отодвинулся в самый угол и упёрся спиной в стенку палатки.

– Ты не кипятись только, ладно? – сказал он, успокаивающе подняв руки. – Чью шкуру-то собрался добывать? – немного дрожащим голосом спросил он.

– Кабана, млять, кабана! Я – и он. Я найду его на болоте и узнаю, что уготовила мне судьба.

С этими словами я схватил бутылку и, сделав затяжной глоток, с ножом наперевес выпрыгнул из палатки. Меня чуть не вырвало прямо тут же, но каким-то неимоверным усилием воли я затолкал всё обратно. Хотя, возможно, проблюйся я в тот момент, последующих событий и не произошло бы, но, сука, нет. Я быстро подбежал к костру, у которого, кстати, никого не было, и схватил наполовину горящее полено. И вот с горящим факелом в одной руке и обнажённым клинком в другой я двинулся в сторону чащи.

– Один! – воззвал я к древнему скандинавскому богу. – Я иду на пир в Валгаллу, если повезёт.

И это, по сути, последнее, что я запомнил перед тем, как очнуться.

* * *

Мир как-то покачивался вокруг меня. Странное ощущение. Мыслей нет вообще. И небо, бескрайнее сине-лазурное небо. Какая красота! Но не долго длилось это медитативное созерцание. Боль. Боль накатывала на меня словно приливная волна. Она была повсюду. И вместе с болью пришло чувство осознания, которое, в свою очередь, порождало страх. Хотя страх – это слишком мягкое определение того, что я чувствовал. Кататонический ужас – вот более корректный тезис в данной ситуации. Плюс нарастающая паника, поднимавшаяся со дна подсознания, словно оживший, полуразложившийся мертвец с могилы, призванный демоническим некромантом под свои чёрные знамена на погибель всему живому. И тут я всё понял.

Я лежал на дне резиновой лодки, по-видимому двухместной. Сколько времени я был в отключке и насколько далеко уплыл, я, конечно же, не знал. Какое ужасающее пробуждение; на глаза навернулись слёзы. По сути, я был в отчаянии таком сильном, что просто боялся поднять голову и посмотреть, где нахожусь. Но наконец-то собравшись с силами, я приподнялся на локтях и, щуря глаза, огляделся по сторонам. И, к великому сожалению, подтвердились мои худшие предположения. Я плыл посреди Волги в лодке, и у меня было только одно весло. Голова болела ужасно, тело ломило, хотелось пить. Положение было, мягко говоря, незавидным. Но воздадим хвалу молодости, потому как только, будучи молодым и беззаботным, ты, подсознательно осознавая, что впереди у тебя ещё многие лета, воспринимаешь такие ситуации значительно проще. Потому как всё ещё веришь в свои неуязвимость и бессмертие. Вот и я в тот момент встряхнул гривой, словно сбрасывая с себя оковы оцепенения, схватил единственное весло и начал остервенело грести в направлении ближнего ко мне берега. И, несмотря на жуткое похмелье, я довольно-таки скоро причалил к незнакомому побережью. Бросив лодку у воды, направился к домам, которые выглядели весьма непрезентабельно. Действовал я почти интуитивно, так как сознание так и норовило померкнуть. Подойдя к деревянному дому, я по деревенскому обычаю постучал в окно. Через минуту в окне показалась старушка, лязгнула защёлка, и окно, со скрипом, открылось. Бабуля высунула голову и осмотрела меня с ног до головы. Надо сказать, что выглядел я в тот момент весьма неадекватно. Длинные волосы намокли и спутались, резинка, которой я собирал их в хвост на макушке, естественно, потерялась. Старая майка с логотипом группы «Металлика» и выцветшими черепами была изодрана и свисала лохмотьями. Джинсы тоже были очень грязные и мокрые. Довершали картину мешочек с амулетами и пустые ножны, пристёгнутые к ремню. Не осознавая до конца, что происходит, находясь в пограничном состоянии между явью и сном, я почему-то заговорил на английском.

– My boat is broken, and I need help. Any help, please[2]2
  Моя лодка сломалось, я нуждаюсь в помощи. Кто-нибудь, помогите, пожалуйста (англ.).


[Закрыть], – пробормотал я и сам удивился сказанному. Бабушка ещё раз критически меня осмотрела.

– Компотику налить? – сказала она невозмутимо.

Я кивнул, и она на некоторое время исчезла в полумраке избушки. Затем я услышал, как открывается дверь, и старушка вышла на улицу с ковшиком компота. Это был очень вкусный напиток, в меру сладкий, с кислинкой в послевкусии. А самое главное, он был холодный. Я выпил всё залпом и почувствовал, как жизнь возвращается в моё истерзанное тело. Отдавая пустой ковш назад, я случайно взглянул в старушечьи глаза. Пронзительные, но при этом тусклые, смотрящие на тебя с жалостью и осуждением одновременно. Я будто бы провалился в параллельную реальность на какое-то мгновение. Сколько всего можно было прочесть в этом взгляде? Сколько боли и страданий выпало на долю этой женщины, что ей пришлось пережить за эти долгие годы? Одинокая она или нет? Что, интересно, она думает обо мне и будет ли обсуждать с кем-либо моё неожиданное появление, которое, конечно же, было каким-никаким, но событием.

– Спасибо, – как-то хрипло произнёс я. – А Конаково далеко, как думаете?

– Ко-на-ко-во, – повторила она за мной, как-то по-особенному растягивая слоги. – Точно не знаю, километров семь.

– Семь! Блин! Что ж так далеко-то?

Новость была, конечно, не из лучших, но, с другой стороны, семь километров не так уж и много.

– А в какую сторону? – поинтересовался я.

Она уверенно пошла в сторону берега, как бы приглашая меня пройти с ней. На берегу были установлены деревянные стол и две лавочки. Наверное, вечерами мужики собираются здесь и играют в домино, периодически пропуская по стопарику и закусывая яблоками или свежими огурцами. Эта картина очень живо представлялась мне в тот момент. Я бы не отказался ни от стопарика, ни от огурчика. А бабулька тем временем энергично размахивала руками, указывая вероятное нахождение искомого мной места.

– Где-то там, – сказала она и шмыгнула носом. И тут я услышал голоса и, обернувшись на них, увидел двух пожилых мужчин. Они явно направлялись к нам. Бабушка сразу приободрилась и чувствовала себя явно увереннее. Видимо, всё-таки я не внушал ей особого доверия, и со мной рядом без свидетелей она испытывала некий дискомфорт. Мужики подошли к нам, кивнули старухе и уставились на меня. Я же, в свою очередь, попытался дружелюбно улыбнуться, но получилось уж очень мученически.

– Конаково ищет, – нарушила она повисшее молчание.

– А-а, Конаково. Ясно, – подал голос тот, что был постарше. – Трубы видишь?

– Ага. Здоровые вот эти, – я показал рукой в сторону труб.

– Вот, считай, это и есть твоё Конаково, – отметился репликой второй пришедший.

– А водой если? – cпросил я.

– Греби до излучины и там всё налево, – поучительным тоном произнёс первый говоривший.

– Мы на острове там, а потом вот. Типа того, – изложил я вкратце свою историю.

– Понятно, – произнёс старший. – Так даже поменьше выйдет, – добавил он, как бы завершая общение и, соответственно, моё тут пребывание. Я было подумал, что хорошо бы ещё компотику, но решил не злоупотреблять радушием деревенских жителей. И бодро зашагал к лодке, предвкушая путешествие в неизвестность.

Всё оказалось не так страшно, как я думал. Грёб я довольно-таки бодро, несмотря на общую усталость и изнеможение. Несколько часов прошли мучительно быстро. И – о чудо! – мне начало казаться, что я стал узнавать ландшафт. Я приободрился и, стараясь не обращать внимания на жуткий сушняк, от которого кружилась голова, ускорил темп гребков. Неописуемый восторг охватил меня, когда я понял, что это, и в правду, оно. То, что я искал, а точнее он – наш «парадиз айленд».

– Молодец, лодочка, – сказал я. – Надо тебя, как-нибудь назвать.

И уж если была в этот день какая-то тема с английским, то я решил её продолжить и дать лодке имя на английском.

– Нарекаю тебя Green steel! – воскликнул я и поднял весло над головой, словно это какой-нибудь волшебный меч. Я проплыл ещё метров триста и оказался совсем рядом с берегом. Но нашего лагеря я не видел, потому решил обогнуть остров по воде. По-любому своих увижу или услышу. Они ж там орут как дикие кабаны. Кабан! Опять он в моей голове. С него же всё и началось – все мои злоключения. Он словно злой дух, который строит козни и зло подшучивает над смертными. И вчера он выбрал меня. Почему? Может, я сам этого хотел в глубине души? Может, это именно я призвал его из мира духов, чтобы испытать себя? Интересно! Тут мои эзотерические размышления были бессовестно прерваны какими-то дикими воплями.

– Вот он, бля! – завопил кто-то за моей спиной.

Я оглянулся и увидел, как с довольно-таки приличной скоростью ко мне приближаются два очень злых мужика на резиновой лодке, почти такой же, как у меня. Не надо было быть гением, чтобы догадаться, в чём тут дело. Решение надо было принимать быстро. Они находились уже в десяти метрах от меня; я отчётливо различал искажённые злобой лица.

И тогда я резко оттолкнулся от дна лодки и рыбкой прыгнул в воду. При этом лодка отскочила в противоположную от меня сторону. Расчёт был на то, что рыбаки подсознательно отреагируют на движение, и в приоритете у них будет спасение инвентаря, а не моё линчевание. Так оно и произошло. Они резко изменили курс и повернули за пустой уже лодкой. Я же, не помня себя от усталости, бешено колошматил руками по воде, и мне казалось, что плыл на скорости уровня чемпионата Европы.

Наконец-то мои ноги почувствовали дно, и я смог перевести дух. Преодолевая сопротивление воды, я медленно двигался к берегу. И всё же я был рад, уж не знаю почему. Наверное, потому, что в глубине души чувствовал, как мне повезло. Ведь всё это приключение да с такими предпосылками могло закончиться со значительно худшими последствиями. И вот, когда вода едва доходила мне до колен и я уже предвкушал прогулку по твёрдой земле, из кустов, как всегда неожиданно, вылетел огромный ротвейлер. Я интуитивно сделал несколько шагов назад в глубину, что, по-видимому, спасло меня от серьёзных увечий, так как цербер был настроен решительно. Он, судя по всему, хотел взять реванш после поражения в первом раунде нашей встречи. Да-да, знаменитое калометание на холме. Его зубы клацнули в полуметре от моей левой руки, и сын Тифона и Ехидны продолжал угрожающе надвигаться на мои позиции. Но чем глубже я отступал в пучину, тем менее уверенно чувствовал себя пёс. И, зайдя почти по грудь в воду, я был уже в полной безопасности. Собака продолжала ужасно громко лаять, но при этом никого из хозяев не было видно. Хотя, может, оно и к лучшему, потому как к ещё одной встрече с беспокойным семейством я готов не был. Но в этой, казалось бы, хреновой ситуации просматривался и свой огромный плюс. Это означало, что наш лагерь где-то совсем близко, и, стоит мне обогнуть по воде небольшой мыс, как я окажусь в крепких дружеских объятиях моих закадык. Что ж, и снова вплавь.

Первым меня заметил Кира. Он сидел у кромки воды и песком мыл котелок. Нехило удивившись тому, что я выплыл из-за утёса и как ни в чем не бывало, словно плавал ради своего удовольствия, подгребал к берегу.

– О, смотрите, он живой! – радостно завопил он. – А мы уж тут голову сломали, что твоим родителям говорить. Думали, ты – всё… Ну, сдох, короче.

– Хрен вам, – проговорил я уставшим и осипшим голосом.

– Ох, ёптыть! – обрадовался Тим. – Я реально рад, что ты жив, – добавил он и помахал мне рукой.

Честно говоря, у меня не было сил на ответный жест, и я просто уронил голову на грудь, думая только о том, как хочу спать, а ещё пить, жрать, опохмелиться и, может быть, послушать последние сводки наших боевых действий.

– Рассказывай, – обратился я к Кире, параллельно снимая с себя мокрую одежду и усаживаясь на берег рядом с ним – хотелось погреться на солнышке и подсушить вещи. И вот я голышом улёгся на бережке и приготовился слушать.

– Ну, а рассказывать, кстати, особо и нечего, – начал Кира. – С утра поняли, что тебя нет. Лё-шик рассказал, как ночью ты подорвался на болото за шкурой кабана, – хмыкнул он. – Мы пошли тебя искать. Шли прямо по следам, находили твои лежбища через каждые десять метров. Ты, видать, падал постоянно, но, сука, пёр вперёд. Вышли на противоположный берег. А там – рыбаки, злые как черти. Чуть не подрались с ними, пока выясняли, что происходит. Ты у них лодку ночью увёл. А, и да! – тут он уже не мог сдержать смеха. – Ты к дереву ножом приколол какую-то картонку и углём написал на ней «х…йх…й».

Тут и я начал ржать вместе с Кирой.

– В общем, мы поняли, что ты ушёл водой. Слушай, а лодку ты прое…ал или что, а то мужики сказали, что по-любому тебя найдут и отхерачат.

– Да не парься, лодку я им вернул. Ну точнее… не то чтобы прям вот пришёл и, извинившись, отдал, но, в общем-то, она у них.

– О, мля! Боевой маг по найму вернулся из крестового похода, – услышал я бодрый голос Лё-шика у себя за спиной.

Они вместе с Обжорой и Андрюхой как раз вышли из леса с дровами и направлялись к нам, причем на ходу хохотали, что было сил. Так как я лежал совсем голый, то парни подумали, что я в таком виде и явился, поэтому бросили дрова, не доходя до кострища, и подбежали к нам, чтобы послушать мою историю.

Я рассказал всё в мельчайших подробностях: и про то, что пытался на английском говорить с бабкой, и про встречу с хозяевами лодки.

– Да, чувак, ты крут, конечно, – восхищённо сказал Обжора.

– А нож-то мой не забрали? – спросил я.

– Не-не, ты чё. Мужики тоже, в принципе, с юмором оказались. Сказали, что композиция эта должна на века остаться, – засмеялся Тимми.

Кстати, через несколько лет Обжора обмолвился, что этот нож так и торчит воткнутый мной в дерево, заржавевший правда, но место это прям стало культовым, и вновь прибывшие слушают и затем передают из уст в уста прибывшим следом историю этого ножа. Этакий конаковский Экскалибур.

Остаток дня я провёл, отдыхая и приходя в себя после ночного приключения. А парни суетились вовсю, бегая туда-сюда и всё время что-то делая. Когда я поинтересовался у Киры, в чём, собственно дело, он посетовал на то, что в моё отсутствие Лё-шик захватил власть в лагере и заставляет всех что-то делать, при этом не давая им бухать, мотивируя это тем, что водки осталось мало. Странно это было слышать. Можно подумать, что именно моё присутствие вносило хаос и сумятицу в наши неровные ряды. А стоило мне исчезнуть ненадолго – и на тебе, гармония и порядок воцарились в королевстве. Нет, не может быть! Я, конечно, был хаосопоклонником, но чтобы Лё-шик встал во главе порядка и гармонии – да не бывать этому во веки веков! Что-то здесь было не так, и я, похоже, начал догадываться, в чём дело. Я подошёл к Лё-шику и решил узнать, что же происходит.

– Чувак, скажи честно: водки нет?

– Нет, – грустно пробормотал он.

– Как же так получилось? – спросил я наигранно грустным голосом хотя Лё-шик был расстроен на полном серьёзе.

Ведь он, мой мокротный брат, ненавидел реальность всеми фибрами своей инопланетной души. Как-то раз он поделился со мной планами на жизнь. Дословно это звучало так: «Я буду долбить, а потом сдохну». И с тех пор он ни на йоту не отступает от этого тезиса, хотя минуло с тех пор уж лет семнадцать-восемнадцать. Недавно я сказал кому-то: «Прикинь, меня Лё-шик пятнадцать лет назад угостил окси-бутером». А этот кто-то ответил: «Прикинь, а меня вчера». Это я к тому, что реальность и Лё-шик – абсолютно несовместимые вещи, ну, примерно как «мак» и «андроид», чтобы было понятно, насколько это так. Ну ладно, вернёмся в далёкое, неосознанное прошлое.

На парнягу было больно смотреть Казалось, он винил себя в том, что у нас нечем было залиться. Взваливать на себя ответственность за облом тоже входило в его привычки и обязанности. Именно поэтому он и считался нашим верховным жрецом. И да – он настоящая легенда, великий и непримиримый борец с повседневностью, мой любимец и главный экспонат моего бестиария, «слишком дикий, чтобы жить, и слишком редкий, чтобы умереть», наш личный подмосковный доктор Гонзо, только круче. И я вам сейчас это докажу.