Текст книги "Граница безмолвия"

6

Двухместный самолетик, доставивший на полуостров барона фон Готтенберга, прибыл с тем небольшим опозданием, которое способен был понять и простить даже придирчиво педантичный вице-адмирал фон Штинген. Получив по телефону сообщение о его прилете, Штинген пожалел о том, что с галереи своей сторожевой башни не мог видеть посадочной полосы местного аэродромчика, однако в кабинет вернулся, только когда адъютант звонким, почти мальчишеским голосом доложил, что оберштурмбаннфюрер прибыл и просит принять его.

Впрочем, «просит принять его» – оказалось чистой условностью. Этот рослый детина в черной кожаной куртке без каких-либо знаков различия вошел в кабинет командующего Стратегическими северными силами, словно в казарму вверенных ему «фридентальцев», и осмотрелся в ней с видом фельдфебеля, твердо решившего разобраться со своими подчиненными, чтобы раз и навсегда приучить их к порядку.

– Вам известно, господин вице-адмирал, что я прибыл сюда по личному приказу фюрера, – хриплым басом пробубнил он, стоя посреди кабинета с широко растопыренными локтями, в такой позе, словно ожидал, что со всех закутков этого замка на него вот-вот ринутся заговорщики. – Как известно и то, с каким заданием я прибыл.

– Фюрер действительно называл ваше имя, – с предельной небрежностью произнес Штинген, усаживаясь в одно из двух кресел, стоящих у камина, и жестом указывая оберштурмбаннфюреру на второе. На стоявшем между ними столике уже красовалась бутылка коньяку из французских запасов адмирала, а еще через минуту появился адъютант с двумя дымящимися чашками кофе. – А что касается задания, то вам известно, что операция «Полярный бастион» будет проводиться Северными силами и проходить под моим командованием. И что группа «Викинг», командование над которой вы завтра примете, является всего лишь одним из небольших подразделений этих сил, – окончательно сбил с него спесь вице-адмирал.

– Мне было сказано, что общее командование операцией осуществляете вы, – признал фон Готтенберг. – Что же касается Стратегических северных сил…

– …В штабе которых вы сейчас находитесь, барон.

– …То о них я слышу впервые.

– Мы не та организация, уведомлять о которой следует красочными вывесками, – холодно заметил фон Штинген. – И мой прием был бы куда сдержаннее, если бы не одно обстоятельство из нашего с вами общего прошлого, барон. Именно нашего с вами.

– Начало интригующее, – удивленно взглянул на него оберштурмбаннфюрер.

Вице-адмирал наполнил коньяком небольшие, только вчера извлеченные из походного чемоданчика серебряные рюмочки и, подняв одну из них, произнес:

– За непотопляемый флагман германской морской разведки крейсер «Комет»!

– Простите? – напряженно поморщился оберштурмбаннфюрер.

– За победу наших войск и за тех, кто содействовал этой победе, находясь в суровой полярной экспедиции на вспомогательном крейсере «Комет». Лучшем крейсере германского флота.

– Том самом, который чуть более года назад прибыл в советский порт Архангельск под русским названием «Семен Дежнев»? – поползли вверх брови барона.

– А затем представал в русских портах и перед капитанами русских судов под названием то «Дунай», то «Донау» и «Доон», а в конечном итоге появился у берегов Южного Сахалина под японским флагом и под претензионным японским названием «Токио Мару»[14]14
  Исторический факт. Речь идет о секретном рейде прекрасно вооруженного германского крейсера-авианосца «Комет», совершившего в августе-сентябре 1940 года научно-разведывательный переход по Севморпути. Этот поход совершался при помощи советских ледоколов, под контролем военной разведки и Главного управления Севморпути, после того как «Комет» был предварительно замаскирован на судостроительном заводе в Гамбурге под советский пароход «Семен Дежнев». На палубе крейсера, в ангарах, находились два гидросамолета типа «Арадо-196». Очевидно, что этот рейд проводился с согласия Сталина, рассчитывавшего, что союзная в то время гитлеровская Германия всю свою мощь нацелит на войну с Англией и Америкой, поэтому для нее важно было освоить кратчайший морской путь из рейха в советские дальневосточные порты и в порты Японии. Понятно, что и до войны, и в течение многих лет после неё, советская пропаганда пыталась скрыть сам факт проведения этого перехода, имевшего в годы войны нежелательные для СССР последствия.


[Закрыть]. Оставаясь при этом все тем же быстроходным германским рейдером «Комет», принадлежавшим компании «Северо-Германский Ллойд».

– Хотите сказать, что вы тоже были на его борту? – не скрывал своего удивления Готтенберг.

– Но, как и все остальные, под чужим именем. Погоны контр-адмирала мне тоже пришлось снять, поскольку по судовой роли я был всего лишь одним из помощников командира крейсера, в чине корветтен-капитана[15]15
  Чин корветтен-капитана приравнивается к званию капитана третьего ранга (майора). Соответственно чин фрегаттен-капитана – к званию капитана второго ранга (подполковника), а капитана цур зее – к капитану первого ранга (полковника).


[Закрыть], правда, отвечавшим за безопасность его команды, группы ученых и пассажиров, цель появления которых на борту «Комета» была известна только командиру.

– Это меняет дело, – едва заметно улыбнулся оберштурмбаннфюрер. – Кстати, теперь я стал припоминать вас.

– Стоит ли удивляться? Все-таки 270 членов экипажа, плюс группа исследователей и разведывательно-диверсионная группа.

– При том, что общение между командой и членами этих групп категорически не поощрялось.

– Кажется, вы были в составе той группы, которую мы высадили возле архипелага Северная Земля? Ошибаюсь?

– Все верно, – признал барон. – Ночью, в районе полуострова Таймыр, крейсеру удалось немного отстать от русского ледокола и спустить на воду две надувные шлюпки с четырьмя десантниками в каждой.

– Помню, помню…

– Так вот, старшим этой группы был я. Мы тогда едва не оказались в ледовом плену, однако все обошлось. Через полчаса нас подобрала германская субмарина, доставившая группу в один из фьордов архипелага, где мы создавали тогда секретную базу и метеостанцию[16]16
  Эта секретная база существовала до конца войны. Судьба её гарнизона не известна, однако остатки базы были обнаружены лишь после войны экипажем известного советского полярного летчика И. Мазурука.


[Закрыть]. Вы же, конечно, дошли до японских берегов.

– Но, признаюсь, тогда мне и в голову не могло прийти, что приказ гросс-адмирала Редера о назначении на борт «Комета» только потому и последовал, что меня готовили к должности командующего Стратегическими северными силами.

– Уверены, что планы Редера заходили столь далеко?

– Судя по всему, да. Если говорить честно, я был недоволен этим рейдом. Не было в нем настоящей диверсионно-пиратской авантюры.

– Прекрасно сказано: «диверсионно-пиратской»!

– Мы спокойно могли захватить сопровождавший нас русский ледокол, получше вооружить его, а затем, присоединив к себе пару германских субмарин из «Норвежской стаи», потопить все русские суда, которые могли оказаться на нашем пути от Архангельска до Камчатки, атаковав при этом все североморские порты.

– Но это уже стало бы началом войны, – деликатно напомнил командующему оберштурмбаннфюрер.

– Ну и черт с ним! Потери русских вполне можно было бы списать на действие англо-американского флота. Тем более, что Кремлю невыгодно было бы раскрывать свое причастие к авантюре с «Кометом». Кстати, наши гидросамолеты были оснащены специальными приспособлениями для обрыва корабельных антенн, лишающих их связи со своими базами еще до нападения германских судов. Причем для безопасности их облета на фюзеляжах и крыльях этих «бакланов» были нарисованы красные звезды.

Готтенберг задумчиво улыбнулся. Ему нетрудно было признаться, что, пребывая на борту крейсера «Комет», он блаженно фантазировал по этому же поводу. Еще бы! Как-никак на борту крейсера находились двадцать четыре торпеды и более полутора тысяч снарядов к шести 150-мм орудиям, которые, как и зенитное орудие, а также шесть зенитных пулеметов, были замаскированы специальными щитами. К тому же он нес четыреста якорных мин и обладал быстроходным катером, который под прикрытием гидросамолетов тоже представлял собой определенную угрозу для встречных судов.

Используя уже имевшиеся секретные базы и полярную стаю субмарин, эта плавучая крепость могла бы контролировать весь Севморпуть до начала войны, приближение которой для всех на борту крейсера-авианосца было очевидным. Пользуясь отсутствием серьезных воинских сил русских в том районе и незаселенностью огромных территорий, эскадра «Комета» могла создавать на побережье Ледовитого океана столько баз, сколько бы понадобилось.

Хотелось бы ему знать, каким образом Сталин станет оправдывать свое столь явное «сотрудничество с нацистами», когда вся эта история всплывет? Впрочем, если коммунистов удастся поставить на колени, необходимость в подобном разоблачении попросту отпадет.

– Тогда мы явно упустили свой шанс, господин вице-адмирал, – согласился барон фон Готтенберг, понимая, что перед ним сидит единомышленник. – Непростительно упустили, хотя вряд ли кто-либо в штабе кригсмарине и люфтваффе осознает это.

– Но-но, нам никогда не дано знать все тайные замыслы командования, барон, – упредил его дальнейшие рассуждения по этому поводу командующий Стратегическими северными силами, давая понять, что и отныне не все замыслы штаба вверенных ему сил будут известны барону, не говоря уже о его подчиненных. – А посему приступим к изучению плана операции «Полярный бастион».

В течение нескольких минут вице-адмирал фон Штинген посвящал барона в тайны этого бастиона, базы которого представали в виде отдельных «редутов» – уже созданных, и тех, которые еще только надлежало создать.

Впрочем, о том, где именно надлежало высаживаться его инженерно-диверсионной группе, Готтенберг имел право узнать только завтра, после того как прибудет на базу «Зет-12», в присутствии её начальника – оберст-лейтенанта Вильгельма Хоффнера. А пока что они согласовывали способы взаимодействия штаба операции с группой, способы её военно-технического оснащения и снабжения продовольствием.

– Гарнизоны наших северных баз не могут быть многочисленными, – молвил фон Штинген, завершая эту встречу, – но каждый из норд-легионеров должен поклясться, что, защищая свою базу, будет сражаться до последней возможности. Однако главная задача гарнизона – делать все возможное, чтобы до конца боевых действий, до конца войны, его база оставалась тайной, никому из русских не известной.

– Не так-то просто это будет сделать, – заметил фон Готтенберг.

– Непросто, согласен. Тем не менее некоторые из баз уже действуют на полярных русских территориях около двух лет.

В знак уважения к этим солдатам фюрера оберст-лейтенант уважительно склонил голову.

– И как часто меняют гарнизоны этих баз?

– Через год, если только не случается что-то чрезвычайное. Их служба приравнивается к полярной зимовке.

– Единственным утешением моим норд-легионерам может служить только то, что в течение года они проведут вдали от фронта.

– И это в самом деле должно служить им утешением, – заверил его вице-адмирал.

7

Из-за восточной оконечности острова медленно, величественно выплывала громадина айсберга, в надводной части своей напоминавшего надстройку огромного, полузатонувшего корабля. По обе стороны от него, прижимаясь к высоким «бортам», дрейфовали льдины помельче, словно стайка шаланд – под бортами крейсера. Издали эти айсберги чем-то напоминали эскадру небольших заледенелых кораблей.

– А ведь продвигаются они к проливу, – заметил Ордаш. – Судя по всему, вблизи острова сильное подводное течение.

– Не настолько сильное, чтобы айсберг способен был преградить нам путь к Фактории. Не успеет.

– К острову мы, понятное дело, проскочим. Но боюсь, чтобы он не запрудил бухту у заставы. Если это произойдет, кораблю к нашему причалу не подойти.

– Перекрестись, старшина! – урезонил его Загревский. – Только не это, не доведи господь. Шлюпками много не перевезешь, да и пробьешься ли ими сквозь паковый лед?

И все трое уставились сначала на айсберг, выплывавший из-за базальтовой черноты островного мыса, затем – на напоминавшую крепостной замок заставу.

– Течение на запад идет, однако, – как всегда рассудительно подытожил Оркан Оленев. – Бот наш тоже на запад сносит, да. Значит, и льдина тоже пойдет на запад, на Архангельск пойдет.

– Хорошо бы и нам сейчас… на Архангельск, – мечтательно прищелкнул языком начальник заставы.

– Нам-то с вами зачем… на Архангельск? – пожал плечами ефрейтор, не обращая никакого внимания на уничижительный взгляд командира. – Нам здесь надо. Охранять надо, да.

Ордаш давно обратил внимание, что их тунгус никогда не ощущал потребности побывать на Материке, его никогда не влекло ни к поселкам, ни тем более – к городам. Тот мир полярной тундры, в котором ефрейтор обитал, всегда казался ему полноценным и самодостаточным; ни к какому иному он не стремился. И то, что сослуживцы порой воспринимали это безразличие к их поселенческому миру как безразличие юродивого, нисколько не интересовало тунгуса.

– Тебе, старшина, не кажется, что еще немного – и эту ледовую гору, и паковый лед нам придется расстреливать из корабельных орудий? – проворчал начальник заставы, чтобы как-то подавить в себе раздражение, которое тунгус способен был вызывать в нем, даже когда по-шамански предавался молчаливому самосозерцанию. – Если, конечно, таковые окажутся на судне, которое придет к нам в этом году.

– В прошлом году одна пушчонка на носу корабля все же стояла, – напомнил ефрейтор.

– Одна пушчонка при трех снарядах, – задумчиво покачивая головой, ухмыльнулся Загревский. – Должно же быть на корабле что-то такое, что успокаивало бы команду, уходящую в суровый океан.

Бот то вырывался на чистую воду, то вновь на какое-то время оказывался в плену у льдин. Во время одного из таких дрейфов глазастый Оленев вдруг начал медленно приподниматься и, что-то нечленораздельно промычав, указал рукой на пространство западнее острова.

– Что ты там увидел, Тунгуса? – насторожился Загревский.

– Это не кит. Не кит это, товарища командира, – взволнованно проговорил тот, едва удерживая равновесие на расшатывающемся боте.

– Что же тогда? – взялся за бинокль старший лейтенант.

– Присаживайся, а то шлюпку перевернешь! – прикрикнул на него старшина, но тоже поднял бинокль.

То, что заметил зоркий Тунгуса, в самом деле было не китом, а рубкой подводной лодки, которую за все время службы здесь Вадиму приходилось видеть впервые. Но дело не в этом. Обнажив рубку, подлодка не оголяла свой корпус, так, чтобы видна была палуба, и не погружалась, а шла прямо на венчавший юго-западную оконечность острова высокий скальный утес, словно командир намеревался таранить его или же решил выбросить свое судно на узкую полоску каменистого берега.

– Странно как-то она ведет себя, – пробормотал Вадим, наблюдая, как на расстоянии в три-четыре корпуса от отмели субмарина вдруг стала погружаться под воду, однако пенный след на поверхности ясно указывал на то, что она не меняла курс, а самоубийственно шла прямо к подножию пространного плато.

По всем законам физики и житейского бытия субмарина уже должна была врезаться в подводную часть скалы, после чего на мелководье должен был бы прозвучать взрыв. Однако ничего этого не произошло. Рубка исчезла, пенный след оказался стертым едва различимым прибоем, а сам остров по-прежнему окаймляла какая-то странная тишина.

Загревский и Ордаш вопросительно переглянулись.

– Хочешь сказать, что у них там подводная база? – неуверенно спросил старший лейтенант.

– У вас появилось какое-то иное объяснение?

– Может, это все-таки был кит?

– Это была подводная лодка, уж поверьте мне, бывшему моряку-пограничнику. И войти она могла только в подводный грот. Очевидно, под этой скальной грядой обнаружилась какая-то пустота, которую руководство подводного флота сумело приспособить для своей секретной базы. Как только прибудет корабль, нужно будет сообщить о ней представителю военной разведки.

– Зачем? Чтобы показать, что мы рассекретили нашу секретную базу подводников?

– А вы уверены, что это база наших подводников?

– Чьих же еще? Американских, что ли? Ты что, старшина?

– Зачем нашему командованию понадобилось иметь здесь базу? Какой в этом смысл?

– Чтобы в случае военного конфликта удобнее было контролировать Севморпуть. Этого объяснения недостаточно?

– Тогда возникает вопрос: как давно она здесь существует? – все еще всматривался в прибрежные воды старшина. – И если давно, то почему на заставе не знали о ней?

– С той поры, когда бы на заставе узнали об этой базе, она перестала бы оставаться секретной.

– Тоже верно, – с некоторой заминкой подтвердил Ордаш. – И все-таки согласитесь: странно как-то выглядит это исчезновение субмарины.

– Кстати, те, кто принимал решение о создании базы, учли, что из наших вышек этот островной залив не просматривается. Так что мой тебе совет, старшина: ты ничего не видел и ничего не знаешь. Тебя, Тунгуса, это тоже касается, – прикрикнул он на ефрейтора, который, воспользовавшись очередной полыньей в ледовом течении, успел развернуть «Беринга» так, чтобы он нацелился на бухту Приюта Эскимосов.

8

…Но теперь-то уже было ясно, что день, которого Хоффнер с таким нетерпением ждал, наконец-то наступил. Оберст-лейтенант понял это, когда радист сообщил, что «Фокке-вульф-200 С-3»[17]17
  Специальная эскадрилья «Норд-Ост» укомплектована была реально существовавшими в Германии дальними четырехмоторными бомбардировщиками «Фокке-вульф-20 °C-3» (ФВ-20 °C 3) с пятью дополнительными бензобаками внутри фюзеляжа, оснащенными высотными моторами Брамо «Фафнир». Это была настоящая летающая крепость – с двумя подфюзеляжными гондолами для стрелков, вооруженная 20-мм пушкой и 4-я пулеметами, с 8-ю членами экипажа (2 пилота, 3 стрелка, стрелок-радист, штурман-бомбардир и бортмеханик). При дальности полета 3500 км. ФВ-20 °C3 использовался на атлантических морских коммуникациях. Военно-транспортный вариант его, вместе с трехмоторным военно-транспортным «Юнкерсом-52», немцы использовали для создания в тылу советских войск секретных аэродромов.


[Закрыть], известный по радиосообщениям под кодовым названием «Черная акула», приближается к южному побережью залива Тана-Фьорд, омывавшего заполярный норвежский полуостров Варангер с северо-запада. И что с момента приземления этой «акулы», он, начальник аэродрома и командир эскадрильи, обязан полностью подчиняться оберштурмбаннфюреру СС фон Готтенбергу, которому поручено общее командование особой инженерно-диверсионной группой «Норд-рейх».

Удивленный тем обстоятельством, что вынужден будет подчиняться равному себе по чину, да к тому же подполковнику из службы безопасности СС, оберст-лейтенант запросил штаб, правильно ли он понял, что как командир эскадрильи и начальник аэродрома он обязан подчиняться подполковнику, не имеющему никакого отношения к люфтваффе. Однако Вент не только подтвердил, что обязан, причем безоговорочно, но и уточнил, что свой чин подполковника СС Готтенберг получил лишь позавчера, специально к выполнению сверхсекретного задания.

– Вот так вот и добываются в наше время эсэсовские чины, – вновь пробрюзжал начальник аэродрома.

– Не грешите, Хоффнер, не грешите. Готтенберг считается одним из лучших инструкторов «Фридентальских курсов» и лучших диверсантов рейха. А парни, которые его сопровождают, – из диверсионного батальона особого назначения «Бранденбург-800»[18]18
  Вскоре батальон абвера «Бранденбург-800» будет развернут в полк, а затем и в дивизию «Бранденбург», значительную часть состава которой будут составлять русские из числа белоэмигрантов и бывших военнопленных, а также представители других народов, прошедших разведывательно-диверсионную подготовку на «Курсах особого назначения Ораниенбург», базировавшихся неподалеку от Берлина, в поместье охотничьего замка Фриденталь. Со временем и курсы, и дивизия, и сам Фриденталь окажутся под опекой начальника Отдела диверсий Управления зарубежной разведки СД Главного управления имперской безопасности Отто Скорцени.


[Закрыть], то есть знаменитые «фридентальские коршуны». Кому, как не вам, разведчику ВВС, знать, кого готовят во Фридентале и кто такие бранденбургские коммандос?

– Согласен, такие парни нам не помешают, – медленно, с какой-то нерешительностью в голосе, признал Хоффнер.

Он-то прекрасно понимал, что «фридентальские коршуны» прибывают сюда не ради эскорта Готтенберга. Значит, намечается нечто такое, что связано со стратегическими замыслами шефа абвера адмирала Канариса.

– Но по существу вы правы, – по-прежнему не щадил его Вент. – Чин свой этот «старый коршун» только потому и получил, что в штабе не захотели, чтобы он смущал вас, Хоффнер, своими майорскими погонами.

– Но поскольку понятно, что прибывают эти «фридентальские коршуны» не для охраны вверенного мне аэродрома, значит, намечается какая-то очень серьезная операция.

– Вы непростительно догадливы, Хоффнер. Правда, единственное, что я пока что могу сообщить вам, что руководит операцией командующий Стратегическими северными силами вице-адмирал фон Штинген, и называться она будет «Полярный бастион».

– Звучит воинственно, – не мог отказать себе в удовольствии начальник аэродрома. – Почти по-наполеоновски.

– Вам бы пора уже было догадаться, что где-то там… идет война. Настоящая война, а не эти фельдфебельские маневры, на которых все вы здесь, в Норвегии и Финляндии, все еще нежитесь! – жестко отрубил Вент, никогда не упускавший случая укорить своих подчиненных в том, в чем ни один из них не провинился, – что их все еще держат в стороне от «настоящей войны».

Причем Вент всегда умел преподносить это обстоятельство так, словно «нежатся» летчики на этих своих «фельдфебельских маневрах» исключительно благодаря его собственному недосмотру. Или малодушию.

– Итак, я понял: операция называется «Полярный бастион», – как ни в чем не бывало напомнил своему командиру фон Хоффнер, считая, что Вент должен был знать свои слабости.

И тот знал…

– До её завершения ваша эскадрилья «Кондор» находится в оперативном подчинении командования этими силами, – сказал он. – Как и подразделение горнострелкового корпуса «Норвегия». Кстати, костяк этого корпуса составляют австрийские горцы, его формировали из числа альпийских стрелков.

– О «норвежцах» тоже слышал, – в своем духе пробубнил Хоффнер.

– Ну а все остальные сведения вы получите из пакета, который будет доставлен вам бароном фон Готтенбергом. И прекратите брюзжать по поводу этих своих фельдфебельских маневров, Хоффнер. – Начальник «Зет-12» мысленно ухмыльнулся, но промолчал. – Главное, что наши войска уже на подходе к Москве.

– Возможно-возможно, только Мурманск пока еще никак добыть не можем, – огрызнулся оберст-лейтенант. – Хотя давно можно было взять его в осаду и штурмовать.

– Штурмовать Мурманск?! Зачем?! У вас никаких проблесков стратегического мышления, Хоффнер, никаких!

– Понимаю, вы, со своим «стратегическим мышлением», предлагаете завтра же штурмовать Архангельск, прорываясь в обход Мурманска, – предался иронии оберст-лейтенант.

– Ни то, ни другое. После падения Ленинграда его гарнизон сам сдастся! На милость победителя! – воинственно прокричал Вент и повесил трубку, считая, что дальнейшие увещевания командира эскадрильи бессмысленны. И только поэтому не услышал, как Хоффнер проворчал:

– Плохо же ты знаешь русских, Вент. Пока мы возьмем этот чертов Мурманск, придется положить на его подступах не одну дивизию. Как, впрочем, и под Ленинградом.

Удрученный и слегка заинтригованный прилетом этого эсэс-диверсанта, Хоффнер заранее вышел из своего штабного бункера и теперь стоял на скальном возвышении, параллельно которому пролегала посадочная полоса аэродрома, и терпеливо смотрел на юго-запад, откуда, с аэродрома острова Сёр-Квалёй, как раз и должен прибыть самолет морской авиации «Черная акула».